Ганс вышел из ворот, поправив дорогой камзол. Улыбнулся баронессе, снимая треуголку и безмятежно кланяясь. Мощёная камнем городская улица, старая таверна, где он некогда любил пропустить кружку пива. Базар, где можно за пару медяков купить еды. Конечно, не пир, зато и бедняку в радость. А вот и старый сосед, Генрих...
— Доброго утра, Генрих! -
Приятно наблюдать эту рожу. Какая потрясающая гамма чувств!
— Доброго, Ганс. -
— Я должен быть вам благодарен… -
Судя по роже, сосед готов разорвать Ганса в мелкие клочки. И ничего не отвечает.
— Вы написали донос королю, что у меня в доме хранятся подмётные письма от вражеского лазутчика. Помню, как вы обрадовались, когда стража всё вверх дном переворачивала… Но я тогда не знал, почему. Подмётных писем стражники не нашли, зато отыскали ноты, и в толк не могли взять, что это. Отнесли во дворец, и начальник стражи счёл, что это по части капельмейстера. А уж капельмейстер оценил мои дарования по достоинству, и отныне я — музыкант при дворе. Ну скажите, Генрих, если б не ваш донос, кто б узнал о моих музыкальных опытах? Тем более — при дворе? Я вам бесконечно благодарен, слышите!! -
И Ганс поклонился тайному и явному врагу в ноги. Нет. Не растерзал в клочья. Даже не плюнул в лицо. Только стал красен лицом, почти как свекла. Нет большей благодарности и большей мести — с какой стороны взглянуть. Мститель направился дальше, насвистывая мелодию. Знакомая улица, знакомые камни под ногами. А что это за оборванец? О, это же начальник стражи!
— Простите, сударь, не могли бы вы монетку одолжить? -
— Что с вами, Якоб?! -
— Долгая история… -
— Я не тороплюсь. -
— Был у меня один грех в молодости… Тогда я увлекался самой маркизой, той, что сейчас старшая из фрейлин королевы. Мы были молоды, и я уже был в страже, а она ещё никакой фрейлиной не была, но… Она несоизмеримо знатнее меня. И мы понимали, что ничем наша связь не окончится. Расставаясь, дали друг другу слово хранить молчание. Беда в том, что я неплохо рисую… Я нарисовал её обнажённой. И спрятал эту картину от чужих глаз подальше, не в силах уничтожить. Но хорошего тайника так и не сделал. Дома у меня настоящая мастерская, и гости обычно хвалят мои дарования. И вот старший казначей, не спросивши меня, забрал несколько картин, чтобы показать при дворе. И среди них — маркиза. -
— И придворные догадались о вашей связи? — спросил ошарашенный Ганс.
— Тут дураком надо быть, чтоб не догадаться. А хуже всех пришлось казначею. Он-то подслеповат, и маркизу не опознал. После того, как меня прогнали со двора, он слёг в постель и через три дня умер. А мне… Повезло? Не повезло? Теперь скитаюсь по улицам. -
— Слушай… Может, поживёшь пока у меня? Принимать в доме изгнанных не возбраняется. -
— Да нет. Моя участь — улицы. Как-то привык… -
Якоб удалился. Ганс спохватился, что так и не дал нищему золотой. И насколько же наши дела не совпадают с желаниями.