Неприятности начались во время зимних каникул. У школьников появилось больше свободного времени и Глеб, воспользовавшись этим, стал чаще встречаться с Алёной. Ну и, как следствие, довстречался. Сколько верёвочке не виться, а конец будет, и неотвратимо настал тот день, когда их заметили. Чем меньше город, в котором ты живёшь, тем больше у тебя шансов встретить знакомых, гуляя по его улицам с красивой девушкой, было даже удивительно, что этого не произошло гораздо раньше.
Как-то раз их вместе увидела соседка и спросила Ларису Евгеньевну: «А что, ваш Глеб дружит с девочкой?», после чего мама, естественно, устроила допрос с пристрастием. Глеб, от души желая соседке тёте Тане провалиться в пропасть (он понимал, что пожилая женщина вовсе не хотела ничего плохого, просто не к месту проявила свойственное ей любопытство, но могла бы и не совать нос в дела, которые её никак не касаются), вынужден был рассказать матери об Алёне.
Ларисе Евгеньевне понадобилось некоторое время, чтобы осознать тот факт, что её сын встречается с дочерью Анны. Той самой проклятой разлучницы, которая увела у неё когда-то мужа, а Глеба лишила родного отца, женщины, которую она ненавидела без малого уже целых двенадцать лет. Осознать, однако, не значит принять. Звенящим от гнева голосом Лариса Евгеньевна вопрошала:
- И давно это у вас с ней?
- С осени, - честно признался Глеб – а какой теперь уже смысл скрывать?
- И я, твоя мать, узнаю обо всё последней! Очень хорошо получается.
- Почему – последней? И вообще… Я что, о каждом своём шаге должен докладывать?
- Представь себе, да!
Утверждение было спорным, но Глеб счёл за благо промолчать.
- А что, других девушек для тебя не нашлось?
Такой сердитой Глеб маму давно не видел, но сдаваться не собирался и упрямо буркнул:
- Мне не нужны другие.
- Даже так. А её мамаша, она что, не против?
- Я не знаю, я её с тех пор больше ни разу не видел.
- А обо мне ты не подумал?
- А причём тут ты?
- Мать не причём, значит?
- Вообще-то это моя жизнь.
- Конечно, жизнь твоя, но только отвечаю за неё пока что я.
- Мам, Алёна не виновата, что отец женился на её матери.
- Может, скажешь, что и её мамаша тоже ни в чём не виновата?
- Дети не должны отвечать за грехи родителей.
- Ишь, как заговорил. А ты понимаешь, что это, может быть, твоя будущая тёща? Как тебе, нормально, ничего не смущает?
- Никто пока о женитьбе не говорит.
- Слава Богу!
- И вообще, я встречаюсь с Алёной, а не с её матерью.
- И то хорошо. А ты в курсе, что когда парень женится на девушке, то он женится и на всей её родне?
- Да что мы, завтра, что ли, в ЗАГС собираемся?
- А что вы собираетесь делать? И далеко у вас уже зашло?
- Мам, ей всего четырнадцать.
- Господи, а ведь правда! Только не вздумай у меня вляпаться в историю с малолетней…
- Мама!
- Глеб, я серьёзно! И какие же у тебя на неё планы?
- Пока я о далеко идущих планах ещё не думал.
- А вот ты подумай. Как следует подумай. И предупреждаю, мне такая невестка не нужна, я никогда её не приму.
- Мам, ну в чём Алёна-то провинилась? – взвыл Глеб.
- Ни в чём. Я сказала, ноги её вместе с её мамашей в моём доме не будет. Ты меня что, совсем не любишь?
- Вот тебе раз, почему не люблю-то?
- Если бы ты меня любил, то не связался бы с этой семьёй, близко бы к ним не подошёл.
Сражённый непостижимой женской логикой, Глеб не нашёл, что ответить, он только знал, что в любом случае от Алёны никогда не откажется. А семейный конфликт со временим уладится. Ну, а если не уладится… Что ж, тогда они с Алёной окажутся одни против всех, зато вместе. Конечно, ситуация скверная, жаль, что мама так реагирует. Глеб очень не хотел огорчать маму, но жертвовать своей любовью, даже ради неё, не собирался. А мама, тем временем, продолжала капать и капать ему на мозг.
Лариса Евгеньевна даже призвала мужа встать на её сторону и Леониду Михайловичу, хотел он того или нет, пришлось поговорить с Глебом «как мужчина с мужчиной».
- Слушай, парень, - сказал он, немного смущаясь – я, конечно, не знаю, что у вас там и как, но точно знаю, что девчонок вокруг много, а мать у тебя одна, и другой никогда не будет. Вот и решай сам.
- Дядь Лёнь, ну почему всё должно быть так сложно, а?
- Такая наша жизнь, - глубокомысленно вздохнул отчим. А с бабами, с ними вообще просто никогда не бывает. Ох и угораздило же тебя с этой твоей Алёной… Ну правда, других, что ли, не нашлось?
- Что поделаешь, так уж получилось.
- Ну да, ну да. Иногда в жизни такое случается, что нарочно и не придумаешь, похлеще, чем в любом кино. Только ты это, правда, смотри Глеб, подумай как следует… Мать есть мать, всё-таки.
- Да я разве не понимаю? Только что я могу поделать?
- Тут я за тебя решать не могу, ты уже не маленький мальчик. Главное, мать постарайся не обижать.
- Хорошо, дядя Лёня, я постараюсь.
Неужели они думают, что он нарочно хочет сделать больно матери?
Обстановка в доме так накалилась, что это стало сказываться на всех членах семьи. Даже маленькая Тоня, обычно такая энергичная и шумная, что Глебу иногда казалось, что у них не одна, а несколько девочек, в последнее время как-то притихла и, чувствуя общее настроение, играла сама с собой и часто забивалась куда-нибудь в уголок с книжкой или альбомом для рисования. Это было настолько для неё не характерно, что остальные, вместо того, чтобы радоваться Тониному примерному поведению, становились ещё более подавленными.
Глеб чувствовал себя виноватым, ведь это из-за него мама ходила чернее тучи, но что он мог поделать? Как можно ставить человека перед выбором – мать или любимая девушка? Ведь это всё равно, что сказать – выбирай, какая рука или какая нога тебе нужнее. Они обе ему нужны.
Неужели нельзя забыть прошлое и жить сегодняшним днём? В конце концов, у мамы есть дядя Лёня, у них теперь есть общий ребёнок, Тоня, которая не могла бы родиться, если бы мама и отец Глеба в своё время не развелись. Да ведь если подумать как следует, то оно, может, даже и к лучшему, что отец тогда ушёл. Зачем подогревать старую вражду, если у них сейчас всё хорошо? Но мама так явно не считала, для неё это, как видно, было делом принципа. Она продолжала свою компанию, а Глеб свою.
Однажды мама сказала и вовсе ужасную вещь:
- А вдруг эта Алёна вообще твоя сестра? Такое вполне может быть.
На секунду Глебу стало плохо. Счастье ещё, что Алёны рассказывала ему о своём родном отце, с которым она, в отличие от Глеба, постоянно общалась, это был классический случай «воскресного папы». С Алексеем Юрьевичем, отцом Глеба, у Алёны сложились ровные, даже хорошие отношения, но по-настоящему близки они не были, хотя и жили одной семьёй с тех пор, как девочке исполнилось два года. По отношению к падчерице Алексей Юрьевич с самого начала придерживался тактики невмешательства, точно так же, как и по отношению к собственному сыну. Похоже, дети его вообще интересовали мало, впрочем, ни Глеб, ни Алёна не жаловались. Глебу родительского внимания всегда хватало, а сейчас и вовсе хотелось, чтобы его было гораздо меньше.
От Алёны, конечно, не укрылось, что что-то происходит. Они бродили по торговому центру (на улице было холодно) и она заметила:
- А ты в последнее время стал какой-то не такой.
- Как это – «не такой»?
Алёна провела наманикюренным пальчиком по его щеке, от чего у Глеба по всему телу разлилось тепло, так что стало даже жарко.
- Ты невесёлый, всё время о чем-то думаешь.
Глеб решил быть честным и сказал как есть:
- У меня сейчас дома напряг.
- Что за напряг?
- Мама узнала про нас с тобой и ей, в общем, не очень это нравится, мягко говоря.
- Понятное дело, не нравится. Только мы-то тут при чём?
- Совершенно ни при чём.
- Мало ли что у них там по молодости было, почему мы должны теперь страдать, правда?
- Вот и я то же самое говорю.
- Засада так засада. И что нам теперь делать?
Хороший вопрос. Глеб сразу почувствовал себя таким жалким, никчёмным. Раньше он не понимал, насколько ещё незрелый, считал себя взрослым. А ведь в их паре он старше и он мужчина, Алёна ждёт решений от него, а он ничего не может решить.
- Не знаю, честное слово, не знаю. Разве что сбежать куда-нибудь вместе.
- И тайно обвенчаться? – задорно улыбнулась Алёна.
- А ты согласилась бы пойти за меня?
Девушка молча, но твёрдо кивнула. Глеб смотрел на неё и в который раз не верил своему счастью. Неужели она и правда его любит?
- Эх, было бы нам сейчас больше лет… - Мечтательно вздохнул Глеб.
- Да, пока ничего с венчанием не получится.
- Дурацкие законы.
- Когда у тебя будут свои дети, ты, наверное, так не скажешь.
- Когда у нас будут свои дети, - поправил он.
Алёна поднялась на носочки и быстро поцеловала его в щёку.
- Ой, Глеб, неужели такое и правда когда-нибудь случиться?
- И может, и случиться.
- На самом деле?
Он взял её обеими руками за шарф и мягко притянул к себе.
- На самом деле.
- Правда-правда?
- Правда.
- Я так хочу, чтобы у нас были дети!
«Можем это хоть сейчас устроить» - подумал он, но вслух произносить не стал, это прозвучало бы слишком цинично. В конце концов, ей всего только четырнадцать лет, она сама ещё ребёнок. Глебу постоянно приходилось напоминать самому себе, что Алёна ещё слишком молода и в отношениях с ней нельзя переходить определённых границ. Вот если бы она была его ровесницей или, допустим, на год или два постарше…
Вариантов нет, им остаётся только одно – ждать. Ждать до Алёниного восемнадцатилетия, которое, он посчитал, наступит аж через три года и два месяца. Раньше пожениться, тем более без согласия родителей, никак не получится. Теперь Глеб был, как никогда, уверен, что хочет, чтобы Алёна стала его женой. Может, девушек вокруг и много, но таких, как она больше нет.
Как знать, вдруг через несколько лет мама и смирится, хотя, зная её характер, на это Глеб не слишком рассчитывал. Ну и пусть! Когда они станут совершеннолетними, тогда, даже если весь мир будет против, уже никто не сможет им помешать быть вместе. Только поскорее бы дожить до этого светлого дня.
Алёна обняла его за талию и уткнулась головой в грудь.
- Всё у нас будет хорошо, - сказал Глеб, убеждая, скорее, сам себя.
- Обещаешь?
- Обещаю, нам только нужно немного времени. А как только закончим школу…
- Какая тоска!
- Куда деваться, надо.
- Это так долго…
- Долго, конечно, но, с другой стороны, вспомни, прошлым летом мы с тобой даже знакомы не были.
- Мне кажется, с тех пор прошла целая жизнь.
- И ещё целая жизнь впереди.
Алёна подняла на него глаза и другим, деловым тоном сказала:
- По-моему нужно всё рассказать моей маме.
- Ты уверена?
- Будет лучше, если она узнает от меня, чем, как твоя, от какой-нибудь соседки. Всё, я прямо сегодня же с ней поговорю.
- Наверное, ты права, - согласился Глеб, хотя, на его взгляд, чем больше времени им удалось бы выиграть, тем лучше, достаточно скверно уже и то, что его мать всё знает. Отчего-то он не мог представить, как Анна Николаевна обнимает его и говорит, что всегда мечтала иметь такого зятя.
Весь вечер тревога не покидала и Глеб не знал, чем себя занять, даже чтение, годами проверенное средство, не помогало отвлечься, он заметил, что по три раза перечитывает один и тот же абзац, не улавливая смысла. Он помог сестре собрать паззл, умудрившись ни разу с ней не поругаться, потом перебрал содержимое ящика своего стола, навёл порядок не только в столе, но и на столе, а время, казалось, тянулось очень медленно. Звонить Алёне он не стал, но около десяти вечера написал сообщение, всего два слова: «Сказала маме?». Чрез несколько минут получил от Алёны ответ: «Да. Завтра поговорим». С тем, промаявшись ещё с полчаса, и лёг спать.
Во сне он увидел, как идёт по пустынной улице, солнце светит еле-еле, пахнет сыростью, а на душе такая невыносимая тоска… Глеб чувствует, что лоб горит огнём, а рукам, наоборот, зябко, в груди не хватает воздуха, ещё чуть-чуть и его совсем накроет отчаяние. Так хочется поскорее уйти с этой жутковатой, и, похоже, необитаемой улицы, но он не знает, как. Продолжая с трудом передвигать ставшие тяжёлыми и непослушными ноги, он подходит к дереву, на ветвях которого есть несколько зелёных листиков – единственный здесь признак живого. Но не успел Глеб им обрадоваться, как листья начали опадать. И тут в среди давящей на уши тишины раздался крик: «Глеб! Глеб!». Голос был женский и очень знакомый, вот только он никак не мог вспомнить, где и когда его слышал раньше. Глеб принялся оглядываться по сторонам, чтобы узнать, кто его завёт. Какая-то доля секунды и он увидит… И тут Глеб проснулся.
В школе он весь день считал ворон, едва мог дождаться конца уроков, чтобы встретиться с Алёной. Он снова ждал её в торговом центре, наконец, увидел, как она идёт, на ходу отпивая из банки с колой. Когда Алёна посмотрела на него, то Глеб заметил, что взгляд её был необычайно серьёзным, да и вообще выглядела не такой, как всегда. Он бросился ей навстречу.
- Привет! Как всё вчера прошло?
Глебу не терпелось узнать, чем закончился разговор Алёны с матерью.
- Глеб, нам надо поговорить, - сказала она без всякого выражения.
- Да, конечно, я тебя внимательно слушаю…
- Мне больше нельзя с тобой встречаться.
- Как это? – не понял Глеб.
- Мы больше не сможем встречаться. Мне очень жаль, что так получилось.
- Тебе мама запретила, - дошло до него.
- Ну, можно сказать, что так. Да, запретила.
- Алёна, мы же об этом уже говорили – это наша жизнь, никто не имеет права…
- Мы должны думать не только о себе.
- Ну ладно, если всё так туго, то давай сделаем паузу, на какое-то время не будем никуда вместе выходить, только звонить и писать, пусть они немного успокоятся…
Глеб сам не верил, что это говорит, но ему нужно было любыми способами сохранить хоть какую-то ниточку, не дать Алёне уйти безвозвратно.
Она грустно посмотрела на него и так же грустно сказала:
- Нет, если отрубают хвост, то сразу.
- Так зачем рубить-то?! Алёна…
- Не кричи, люди кругом. И вообще, это будет не честно.
- А заставлять нас расплачиваться за то, что было у них в молодости, это что, честно?
Он пытался переубедить её, но безуспешно. Она так и ушла, Глебу не верилось в происходящее, но не мог же он удерживать её силой, да ещё на виду у всех. Да и вообще, насильно мил не будешь. Значит, Алёна его не любит.
Дома Глеб с порога бросил матери:
- Можешь быть довольна, она меня бросила.
Он скрылся в своей комнате, а Лариса Евгеньевна так и осталась стоять с раскрытым ртом. Немного погодя она потихоньку приоткрыла дверь и заглянула в комнату сына. Глеб лежал ничком на кровати, и мать увидела, как трясутся его плечи.
Глеб продолжал жить как бы по инерции, словно превратился в зомби. Ложился и вставал, потому что менялись день и ночь, ел, потому что мама ставила перед ним тарелку, ходил в школу, скорее, по привычке. Он то злился – на мать, на Анну Николаевну, на Алёну, на себя, даже на покойного отца, а то вдруг накатывала волна полнейшей апатии.
В голове не укладывалось, как Алёна могла вот так взять и отказаться от него, пусть хоть десять матерей будут против. Разве любовь не стоит того, чтобы за неё бороться? Пусть с родными бороться гораздо тяжелее, чем с любым врагом, но ради Алёны Глеб был на это готов. Да, скорее всего, она просто с самого начала его не любила. Или, во всяком случае, даже если когда-то и любила, то далеко не так сильно, как он её.
А возможно, она просто ещё слишком юна, вот и не может ослушаться матери. Ну конечно, Алёна ещё ребёнок, совсем малышка, в этом всё и дело. Эта мысль немного успокаивала, ровно на столько, чтобы оставалась хоть какая-то надежда, что не всё потеряно. Может быть, когда пройдёт какое-то время, они смогут снова встретиться и начать всё сначала.
Он старался забыть её, а потом снова принимался строить планы, как в один прекрасный день, как только «встанет на ноги», он придёт за ней и тогда уже повзрослевшая, самостоятельная Алёна не скажет ему «нет». Только бы она дождалась!
Глеб пытался связаться с Алёной, но она удалила свою страничку в сети, и, более того, сменила номер телефона. Вот так. Значит, она решила окончательно вычеркнуть его из своей жизни. Как дальше быть, Глеб не знал. Он понимал, что нужно продолжать жить дальше, но жизнь потеряла для него всякое удовольствие. Его ничего не радовало, ничего не хотелось – зачем? Он просто продолжал механическое существование
Ларису Евгеньевну всё больше беспокоило душевное состояние сына. Она попыталась уговорить его сходить к школьному психологу, но Глеб отказался. Не хотел он выворачивать перед кем-то душу, и без того было тошно. Тогда Лариса Евгеньевна сходила посоветоваться к психологу сама. Она обрисовала ситуацию и спросила, чем теперь может помочь сыну. Психолог Ирина Викторовна, очень приятная женщина лет тридцати с небольшим, прониклась ситуацией и искренне хотела помочь Подумав, она сказала:
- Главное, будьте с ним рядом, не позволяйте замкнуться в себе. Ему сейчас особенно нужен кто-то из взрослых, кому он доверял бы и за кем мог пойти. Постепенно нужно постараться переключить его на что-то другое – учёба, спорт.
Совет был хороший, но только Глеб был сейчас на всех обижен, никому не доверял и не хотел ни на что переключаться.
Глеб видел, что мама за него переживает и хочет ему помочь, но её попытки отвлечь его, как маленького, только раздражали, хуже были только неловкие попытки дяди Лёни поговорить «за жизнь». Глеб очень любил маму, но на контакт идти даже с ней желания не испытывал. Ему всё опротивело. А ведь ещё совсем недавно он так мечтал о лете, о том, как они с Алёной будут вместе ходить на пляж, купаться, кормить чаек, любоваться на Бердский залив. Гулять по берегу, взявшись за руки, и целоваться… Он и сам не ожидал, что окажется таким сопливым романтиком, вот ведь что делает любовь с нормальным вроде бы человеком.
Да что там лето, он мечтал провести с Алёной всю свою жизнь, строил планы на будущее. А какое будущее ждёт его теперь, без неё? Глеб, как человек рациональный, умом понимал, что жизнь не кончилась, что в шестнадцать лет всё только начинается, вот только такому горькому началу он не был готов. Со словами дяди Лёни том, что девчонок вокруг много, не поспоришь, и в последнее время Глеб даже не раз замечал на себе заинтересованные взгляды одноклассниц, но у них был один общий недостаток – все они не Алёна.
Внутренняя дисциплина не позволяла забросить учёбу, даже сейчас Глеб продолжал получать хорошие отметки. Дома он больше времени стал уделять младшей сестре, помогал что-то мастерить, читал Тоне вслух детские книжки, иногда даже смотрел вместе с ней мультики – как ни странно, но он чувствовал, что это помогает не думать о плохом. В такие минуты мама их старалась не трогать, даже если не все уроки у Тони были сделаны (Глеба в этом отношении контролировать давно уже не было надобности). Что угодно, лишь бы Глеб выглядел хоть чуть-чуть повеселее.
Молодость очень действенное лекарство, хотя, как все лекарственные средства, не лишено побочных эффектов, иногда смертельно опасных. Настал день, когда Глеб, впервые за много недель засмеялся. Они с Тоней смотрели кино и девочка так заразительно хохотала над смешным эпизодом, что он не выдержал и присоединился к ней. В душе как будто что-то лопнуло и он почувствовал, что снова может свободно дышать. Лариса Евгеньевна возилась на кухне с тестом и, не поверив своим ушам, сразу, как была с испачканными в муке руками, прибежала в комнату. Глеб увидел, что мама улыбается, а у самой в глазах стоят слёзы, и ему стало стыдно за то, как вёл себя с ней всё последнее время.
Когда были готовы пирожки, Глеб, тоже впервые за долгое время, смог оценить их вкус по достоинству, а не просто жевал, потому что нужно чем-то наполнить пустой желудок.
С тех пор жизнь вошла в привычную калию. Тоска по Алёне никуда не ушла, она мутью осела в душе, осталась тенью в глубине глаз. Глеб знал, что до конца от неё никогда не избавится, нужно просто продолжать двигаться дальше.