Обычно на рыбалку с ночевкой мы с дедом ездим вдвоем, но иногда наша компания увеличивается за счет моих молодых родственников Димки и Тимки. Для ребят, томящихся от летнего бездействия, такая поездка всегда желанна, и они с удовольствием участвуют в наших путешествиях.
После вечернего клева и обычного чаепития мы долго сидим у мерцающего костра и наблюдаем за тем, как природа погружается в сумерки.
Волшебство угасания дня... Еще не зажглись светильники звезд, еще голубеет горизонт, а низины в пойме реки уже заполняются неизвестно откуда берущейся белесой туманной дымкой. Это пока не настоящий туман, а некое легкое, полупрозрачное покрывало, медленно опускающееся на нагретую за день землю. Туманный эфир имеет настолько четкую нижнюю границу, что, присев на корточки, ты видишь ясные очертания кустов, кочек и нижних веток деревьев, а, поднявшись всего на полметра, оказываешься в совершенно ином мире размытых негативов и призраков.
Туманное дымка опускается все ниже и ниже, вот она уже заполнила луговину и замерла. Воздух начинает свежеть, в легком, едва заметном колыхании огромного воздушного массива как солирующие скрипки в оркестре прорываются бодрящие, освежающие потоки.
Западная часть небосвода постепенно темнеет, и в это время заводит свою непритязательную песню вечный странник-коростель. Он как часовой, охраняющий ночные сумерки, всегда на посту, и его скрипение разносится далеко окрест. Но к полуночи умолкает и эта божья птаха.
Тишина стоит необыкновенная. Над нами бушует немой океан мерцающих звезд, этот загадочный мир необъятного пространства гипнотизирует и поглощает тебя целиком. И уже нет усталости, в теле приятная истома, и ничего-то тебе не надобно кроме этого леса, этого костра и этого таинственного неба...
Всколыхнув установившееся спокойствие, где-то невдалеке шумно бьет по воде крупная рыбина, отчего расслабившееся рыбачье сердце нервно вздрагивает и замирает. В далекой деревушке от тоски или со страха вдруг начинает брехать собачонка, но потом, словно устыдившись, замолкает.
Самое время поспать. Ребята укладываются в палатке, которая установлена специально для них, а мы с дедом устраиваемся у костра на телогрейках. Младший наш товарищ засыпает мгновенно, а двенадцатилетнему Димке не спится. Я слышу, как он ворочается за полотняным пологом и замирает всякий раз, когда слишком громко затрещит сырое полено или где-то в лесу хрустнет ветка.
Вот в соседнем ельнике поднимается суета: фырканье, сопенье и визг. Димка стрелой вылетает из палатки и хватается за лежащую у костра дубину. Я успокаиваю его и объясняю, что это еноты или лисы догладывают кости лося, убитого по весне браконьерами.
Некоторое время мы с Димкой сидим у костра и наблюдаем за полетом совы, которая прилетела узнать, что это за существа появились на контролируемой ею территории. Потом слушаем, как невдалеке устраиваются на ночлег в кустах птичья мелкота. Димкины глаза слипаются, он на четвереньках заползает в палатку и затихает.
В той стороне, где спит, укрывшись полиэтиленовым покрывалом дед, слышится утробное, глухое ворчание. За стенкой палатки зашевелился Димка, прислушиваясь к необычным звукам. Ворчание повторяется еще и еще. Не выдерживает димкина душа, и он оказывается у костра рядом с моим плечом.
- Что это? - спрашивает он меня шепотом.
Я молчу, пожимаю плечами. Посидев немного, Митька-рыжий, как называет его в минуты раздоров младший брат, возвращается в палатку, но так как неизвестные звуки продолжают будоражить ночную тьму, он опять выползает к костру.
- Не спится что-то, - подбрасывая ветки в огонь, небрежно говорит мой юный путешественник, - жарища в палатке...
Усмехаюсь про себя - пусть привыкает к лесу, я-то давно разгадал, что необычные звуки, которых боится Димка, имеют достаточно простое объяснение - это после многих кружек выпитого чая бурчит в животе у мирно посапывающего деда.
Едва на востоке начинает светлеть небо, мы поднимаемся, вливаем в себя остатки терпкого, успевшего остыть напитка, и бредем по росистому лугу к реке. Наша одежда сразу становится тяжелой, липкой и неуютной. Постукивая зубами от холода и нетерпения, ребятишки на ходу разматывают удочки и устраиваются на приглянувшихся с вечера местах у берега. Дед начинает колдовать со своими закидушками, а я иду по берегу дальше, перехожу камышовую низину, продираюсь сквозь прибрежные кусты и по пути пробую ловить в проводку. Для меня эта утренняя прогулка вдоль берега то же, что для азартного игрока вращение рулетки - авось, выпадет удачный номер...
Плотный туман, окутавший реку и всю окрестную долину, расползается, и лишь над поверхностью воды остаются клочья невесомой белой ваты. Побродив по берегу и утолив первое нетерпение десятком пойманных плотиц и голавлишек, я возвращаюсь к тем местам, где сидят ребята.
Прыгая с кочки на кочку, я на мгновение поднимаю голову и останавливаюсь как вкопанный - на моем пути стоят лосиха с теленком. Видимо, раньше я их не заметил из-за тумана. Лоси смотрят на меня и совсем не собираются уступать дорогу. Что делать? Прикидываю расстояние до ближайшего дерева - мало ли что на уме у мамаши-лосихи. Кричать нельзя, звери могут помчаться вдоль берега и напугать ребятишек.
Я вспоминаю, как моя мама обращалась к своей буренке и смиренно произношу:
- Цыля, цыля, цыля...
Сам же осторожненько, прижимаясь к самой кромке травянистого берега, пытаюсь протиснуться между животными и урезом воды. Между нами не более десяти метров - расстояние довольно рискованное. Уши у лосихи как локаторы следят за перемещениями моей фигуры.
- Если что, прыгну в воду, - думаю я, и бочком продолжаю пробираться в предоставленном мне коридоре.
Уф, кажется, обошлось... Проскочив опасное место, я шагаю более уверенно. Только пот почему-то заливает лицо. И совсем не холодно. А лоси как стояли, так и остались стоять на прежнем месте, не сдвинувшись ни на шаг.
Когда встречаешь в лесу сохатого, то это надолго оставляет в душе чувство трепетного восторга. Обычно такие встречи мимолетны - успеваешь только заметить мелькнувшее в лесной чаще огромное тело на длинных ногах-ходулях да вытянутую вперед морду животного. Значительно реже удается долго наблюдать за этим могучим, спокойным и благородным зверем.
Я помню, как то раз мы собирали чернику недалеко от Борисоглеба. Моя жена, человек городской и не очень сведущий в лесных взаимоотношениях, увлеклась сбором ягод настолько, что не заметила стоящего в ольховнике сохатого и все ближе и ближе подходила к нему. Лось без особого страха посматривал на сборщицу ягод, но, сохраняя безопасную дистанцию, шаг за шагом отодвигался в заросли. Кричать в такой ситуации было поздно и не разумно, так как эффект от крика может быть самым непредсказуемым, особенно в августе, когда у лосей начинается гон, поэтому я, стараясь не делать резких движений, на полусогнутых кое-как догнал незадачливую любительницу черничного варенья и незаметно для нее изменил курс, который она выбрала в сборе ягод. Не скажу, что это мне удалось просто, она пыталась возмущаться и все рвалась в ту сторону, где стоял зверь, а я, чтобы не напугать ни ее, ни его, молча плечом оттирал неразумную спутницу мою в безопасную зону. Когда мы, наконец, оказались на приличном расстоянии и я сказал, что рядом бродит лось, она не поверила - какие могут быть лоси в полукилометре от жилых домов? Я не стал ее разубеждать, только пальцем показал на кусты, из которых торчали огромные лопатообразные рога, после чего сборщица ягод сразу заторопилась домой, вспомнив про какие-то неотложные дела.
Был и такой случай. С десятилетним племянником Сашкой мы рыбалили на Алмазихе и ранним, серым утром пробирались вдоль опушки леса к далекому омуту, намереваясь там половить окуней. В просвете между деревьями на открытой луговине я увидел спокойно стоящего лося. Он тоже заметил нас, но особого беспокойства не проявлял, потому что расстояние между нами было достаточно безопасным для обеих сторон. Мы уже расходились с ним, когда зверь вдруг резко развернулся, подобно цирковой лошади, встал на дыбы и бросился в нашу сторону. Я схватил ничего не понимающего племянника и вместе с ним прижался к толстому стволу ближайшей сосны. Сохатый промчался в пяти метрах от нас и с шумом скрылся в лесу.
Когда мы вышли из леса, то выяснилось, что зверя напугали не мы, а трое рыбаков, которые неожиданно для животного вышли из противоположного лесочка, направляясь к тому же омуту, что и мы.