О природе.
Стою как старое дерево в лесу у дороги. Оно уже давно сгнило внутри, выжжена вся сердцевина дерева. Это видно по тому, как у корня появилась большая трещина и из трещины высыпается труха внутренностей. Ветер подует и – «капут». Свалится оно и дорогу перегородит; путники будут перешагивать через него – как не забывают человека, но не обращают внимания уже на его дела, которые он делал при жизни: как дарил красоту всем людям. А всё-таки зеленеют еще веточки, теплится жизнь дерева. Остались после человека его произведения, творения его рук.
И дерево, упавшее, уберут с дороги и оттащат в сторону. И человека забудут, - будут проходить мимо могилы. Как проходят мимо упавших деревьев, лежащих в стороне от дороги.
Есть в советской, послеоктябрьской русской литературе три имени, которые читатели давно ставят рядом. Это имена писателей-природолюбов: Михаил Михайлович Пришвин, Константин Георгиевич Паустовский и Тургенев. Но любовь к природе не только объединяет этих замечательных мастеров, а помогает каждому из них открывать перед читателями свой особый, неповторимый мир, получивший самостоятельную жизнь идей и образов.
На отношении к природе ярче всего проявляются как их общие черты, так и своеобразие взглядов на мир.
Если Пришвин старается остаться наедине с природой, чтобы никто не мешал ему смотреть ей прямо в глаза, допытываясь ответов на коренные вопросы бытия; - то Паустовский ищет в природе подтверждения своих этических воззрений и отражения эстетических идеалов: «как в природе красиво и правильно устроено – вот бы и у людей так».
А Тургенев непосредственно связывает людей с природой, - встречая охотников или рыболовов, крестьян с дровами, людей, пользующихся природными дарами.
______________
Никогда не должно быть пустым и праздным сердце (душа) – это самый тяжкий порок человека. Полнота сердца – это любовь и внимание к близким, к окружающему миру, к природе, — вот, первое условие жизни, право на жизнь.
Конец.
Моховое болото.
От жителей бабушкиной деревни N, где остался дом и куда я наведывался в отпуска и в длинные выходные праздничные, я давно слышал о моховом болоте. Оттуда возили длинный мох, который сушили и складывали между брёвен срубов, забивали в щели домов вместо пеньки.
Среди огромных торфяных болот есть небольшие лесные озёра, каскад озёр. И в лесах посреди этих озёр и болот с давних пор живут люди, существуют небольшие деревни.
Только в сухое, засушливое лето можно добраться до тех озёр. В дождливое и мокрое время осени болота почти непроходимые. Из озер вытекала небольшая, маленькая речка, несущая темную воду. Вода прозрачна и чиста на самом деле, а чёрная она кажется только от того, что течёт по торфянику.
Меня давно привлекали загадочные, почти недоступные озёра с непуганой рыбой. Рассказывали, что озёра специфичны своими обитателями: в одном озере жили одни окуни, было их обилие, хотя карасики и другие рыбы, может быть, тоже водились; другое озеро изобиловало исключительно щучьей породой – щуки донные были тёмные, а щуки поверхностные светло раскрашенные, и окуней нет среди щук вообще. Были карасёвые озерца и озёра с разной рыбой. Почти все озёра связаны были протоками от одного к другому.
Такие загадки могли бы привлечь рыбаков и туристов, но редко удавалось им побывать на тех загадочных озёрах.
_____________
Однажды лето выдалось очень сухое и засушливое, и мы с деревенским моим знакомым собрались побывать-таки в дальних тех местах. С утра пораньше мы тронулись в путь.
Мы прошли смешанным лесом по пробитой стёжке-дорожке до самого края мохового болота, где стёжка незаметно терялась. Приходилось ли вам самим видеть большие моховые болота, заросшие редким мелким сосняком? Идёшь, идёшь по такому болоту, и ничего не меняется. Вот, потеряв узкую стёжку, мы вступили в такое бескрайнее болото, - в котором можно было, кажется, заблудиться, - всё вокруг было одинаково и если потерять направление, то …
На моховых кочках ожерельями румянилась клюква. Иногда, из под наших ног с шумом поднимался выводок белых болотных куропаток и, низко пролетая над землей, исчезал за деревьями.
Мы шли почти наугад. Изредка на мху попадались человеческие следы. Трудно представить себе что-нибудь унылее мохового болота, - всё однообразно, те же растут низкорослые тоненькие сосенки, без края, без конца виднеются мохнатые круглые кочки. Несколько часов – 2 или 3, или 4, как казалось, долго-долго пробирались мы по мягкому однообразному болоту, пока за поредевшими сосенками не показалась тёмная гладь первого из озёр.
Были мокры, неприветливы берега этого озера, заросшего осокой. К нему нельзя было и подойти, болото под нами ближе к берегу начинало качаться. Его мы решили пропустить, чтобы выйти с болота в сосняк и хотя бы вступить на твёрдую землю. На твёрдой земле, в лесу, как ни странно, было темнее, чем на местности открытой, болотной. Высокие сосны своими кронами закрывали небо и солнце нещадно светившее, они давали тень.
И вот, - лесное озеро встретило нас своей небольшой прохладой. Озеро обрамлено было соснами по берегу, как частоколом. Оно было довольно большое круглое, и это было окунёвое озеро.
Тут мы организовали стоянку, и с первого улова стали варить уху, дело близилось к вечернему клёву. И тут же решили и ночевать первую ночь. Карасье озеро с окунёвым не связанное было вообще, в стороне и далековато. Возможно, поэтому, что через протоки никак не контактировавшие хищники и не проникли к карасям. А мы дошли и до карасей на вечерний клёв, к озеру поближе к тому же болоту, назад и в сторону. На ночь вернулись к окуням в сумерках. Стемнело быстро, и хорошо, что дров заранее заготовили, костер и добрый летний теплый вечер скрасили наше долгое хождение.
_________________________
На следующий день мы прошли ещё дальше, на другое озеро – щучье. Вот, удивительное дело, действительно, там были одни только щуки, щучки и щурята. И ловились они на любую приманку. Рыбы к вечеру у нас набралось столько достаточно, что (она вся была нами засолена и упакована в рюкзаки так, притом мы брали только крупные экземпляры) нести её уже было тяжело.
Возвращаться прежним путём нам не хотелось. А пошли мы вперёд, и, преодолев ещё одно клюквенно-моховое болото неожиданно вышли в небольшое село, стоящее на возвышенности среди леса. Из него была грунтовая дорога, подходящая с другого конца и ведущая в район, в райцентр, - сначала по лесам на трассу, километров несколько (много).
Тут в селе было уже «благоустроенное» озеро, - большое и с разными рыбными запасами: рыбами всех пород. Это отдельное, никак не связанное с лесными озерами, озеро-пруд.
Нас встретили в знакомом моему провожатому доме пожилые женщины, и усердно принялись угощать. Тут же мы разобрались с рыбой, отделив часть её и гостеприимным хозяйкам. В поданные тазы я переложил из рюкзака, из пакетов, щук отдельно от окуней, и, просолив ещё раз прикрыл рыбу крышками от кастрюль, а поленья дровяные послужили гнётом.
В селе, оказывается, праздновалась свадьба, (а то мы слышали звуки музыки баяна), выше по улице. После отдыха небольшого, после обеда, нас пригласили на свадьбу. Узнали по деревенскому «радио», что городские гости пришли из леса. – Как самых почётных гостей усадили нас за широкий свадебный стол.
За столом сидели жених и невеста, а рядом с ними бородатый мужик всем командовавший, которого в шутку называли «Царём». Мы узнали старинный обычай проведения свадьбы, увидели часть его, так как начало пропустили.
Уже вечером в центре деревни на площадке веселилась и гуляла местная молодёжь, не отличавшаяся ничем, вроде бы, от любой колхозной молодёжи. Играл музыку баянист, девушки пели и все плясали.
Близко к полуночи, когда заканчивалась деревенская гулянка, мы оказались свидетелями странного, ещё не виданного нами никогда обычая. Девушки и парни, участвовавшие в гулянке, с подушками в руках, видимо заранее приготовленными, парами стали расходиться по сенным сараям. Нет, это не было непристойным развратом. Мой провожатый рассказал, что слышал от знакомых: этот обычай в той деревне лесной с давних пор. После летних гулянок парни и девушки выбирают друг друга и по сараям идут. Ночуя в сараях на сеновалах, парень не смеет трогать девушку. Во время ночёвок таких, парни и девушки как бы «приглядываются» и узнают друг друга ближе. И ни одна девушка не выйдет замуж, не узнав хорошо своего жениха. Кто знает, быть может, этот древний народный обычай, сохранившийся с языческих времён, охраняет молодых от поспешных и несчастливых браков.
Мы подивились на старинный обычай и отправились ночевать на сеновал к своим знакомым женщинам в крайний дом у озера.
Еще целый день мы рыбачили на озере-пруду деревенском, обойдя его по всему берегу, познакомились с местным рыбаком, который рыбачил на своем прикормленном месте. От него мы узнали о деревне оторванной от цивилизации.
Местные жители занимаются, кроме сельского хозяйства и рыболовством, но более всего – сбором клюквы, которая в великом множестве растёт на близких моховых болотах. Клюкву начинают собирать с ранней осени. На сбор клюквы идут все и взрослые и дети. Собранную клюкву держат в сараях, где она краснеет-дозревает, в зимнее время по санному пути, на санях, вывозят клюкву в посёлок и далее в другие города. На клюкве зарабатывают хорошие деньги.
Но цивилизация приходит и сюда, в лесной болотный и озёрный край: дома строят и перестраивают новыми материалами, крыши многих домов уже покрыты железом, профнастилом. Девушки одеваются в городские одежды, и туфли-сапожки носят на высоких каблуках.
Уезжали мы из гостей дальним кружным путём. Сосед пожилых женщин, по их просьбе, согласился подвезти нас на своей машине внедорожнике. Ехали мы долго по лесной болотистой дороге, даже в самую засушливую пору проезжали мы такие места, где дорога в низинах была сырой от заболоченности. Наконец, - выбрались на трассу и благополучно доехали до райцентра. Там снова к нам, к нашей деревне, через лес и овраги в свою бабушкину деревню. Есть ещё у нас «медвежьи углы» до сего дня.
Конец.
Рассуждения.
Обычай осуждает нас (буквально принуждает) на многие глупости (кажущиеся глупостью), на поступки исключительные. И тут последнее слово всегда остаётся за общественным мнением, - человек должен (вынужден) подчиняться своему (со) обществу или выйти из него – нравы очень медленно меняются.
Привычки могут быть полезны. Какова бы ни была деятельность, но привычка и приобретённое через неё умение действовать – большое дело для жизни. Кто не сидел сложа руки и тогда, когда ему нечего было делать, тот сумеет действовать, когда настанет для этого время.
Из всех дурных привычек, обличающих недостаток образования и излишества добродушного невежества, самая дурная привычка называть вещи не своими, не настоящими именами. И мы, многие, подчиняясь общественному давлению подвержены…
Ещё Пушкин заметил в одном из стихов: «Привычка свыше нам дана\ Замена счастию она» - вряд ли это сказано только для рифмы или мимоходом. Так же в другом стихе: «Обычай – деспот меж людей» - уверен Пушкин.
Хорошее и даже самое лучшее быстро приедается человеку, если оно становится повседневным, - и мы хотим и меняем свои привычки, принимаем новое, как те люди деревенские – принимают и стройматериалы для крыш вместо привычного леса и одежду из городов: вместо свободного сарафана девушки одевают тесные джинсы в обтяжку, в которых ходить явно неудобно, а в туфлях по земле так вообще трудно.
Приверженность любой системе воззрений не что иное. Как результат привычки. Но желание (желание изменений) есть движущая сила души человека. Нужно человеку желать, чтобы действовать, и действовать, чтобы быть счастливым.
Люди никогда не испытывают угрызений совести от поступков, ставших обычаем. Человек предположительно ожидает, что и будущее его будет похоже на прошлое, - не основывая свое предположение на каких-либо аргументах, но исключительно из привычки, которая принуждает сознание наше ожидать в будущем той же последовательности действий объектов, к которой мы привыкли.
Привычка прочнее всего, - когда берёт начало в юные годы; это называем мы воспитанием, которое, в сущности, не что иное, как рано сложившиеся привычки.
Конец.