- Ну, что, больше не боишься?
- Нет, не боюсь. Я же знаю, что ты меня защитишь, а я тебя защищу или защитю. Как правильнее сказать? – поинтересовался домовой.
- Правильнее сказать – защищу. Но это слово какое-то неуклюжее. И поэтому обычно говорят – встану на защиту или не дам в обиду.
- Вот, я тебя тоже не дам в обиду и встану на защиту.
- Спасибо!
Мы помолчали.
Впереди был павильон автобусной остановки. Рядом стоял старый двухэтажный дом. Маленький и очень уютный.
«Хорошо, что остановка – можно будет посидеть, если Мофонька устал» - подумала я.
А он шел и смотрел вниз – на наши ноги. Мы шли в ногу.
- Раз-два, раз-два, - отсчитывала я.
- Хорошо, что ты нашлась!
- Нет, хорошо, что мы нашлись, - поправила я Мофоню.
- Ой, а я знаю этот дом, - вдруг сказал домовой и, дернув меня за руку, остановился.
- Какой дом? Вот этот? И что? – удивилась я, тому, что он встал и не хотел идти дальше.
- Это очень нехороший дом. Пойдем обратно, - он повернул обратно и потянул меня за руку.
- Да ладно тебе. Чего ты испугался? - я оглянулась на дом. Дом, как дом. Ничего особенного.
Но Мофоня с силой тянул меня обратно.
- Да куда ты так разогнался?
- Домой! Пойдем скорее. Я устал, - попросил он.
- Так вот же, на остановке, можно посидеть. Нет? Да не тяни ты меня так. Я же уже иду.
Домовой шел впереди и тянул меня за руку, как упрямую козу на веревке.
- Ну, хорошо, хорошо, только не беги так. За нами же никто не гонится, - улыбнулась я. Мне было смешно, что вот только пообещал встать на мою защиту и уже драпает без оглядки.
«Эх, ты, защитничек», - хотелось поддразнить мне его.
Но у него был такой встревоженный вид, что мне расхотелось смеяться, и я невольно ускорила свой шаг.
К подъезду нашего дома мы примчались, как две взмыленные лошади.
Открыв подъезд, мы опять тихонько прошли мимо спящего консьержа и не вызывая лифт, поднялись на свой этаж.
- Ты можешь объяснить, чего мы так драпанули? – поинтересовалась я у домового, пока мы переобувались.
- Могу, но ты только не смейся, - попросил он меня.
- Не буду. Давай рассказывай, а я пока чайник поставлю. Ты кушать будешь? – я открыла холодильник.
Мофоня побрызгав на руки водой, вытер их и забрался на свой стул:
- Буду! Тащи все сюда, - сказал он и подвинул к себе забытую тарелку со своей недоеденной яичницей. – Вкуснятина, какая. Жаль, что так мало осталось.
- Еще сделать?
- Да нет, не надо! Что-то я так перенервничал, что просто ужас! – он старательно вытирал тарелочку корочкой хлеба.
- Ты ведь даже не знаешь, куда мы пришли! Это же самый страшный дом на всей нашей улице! – Мофоня зябко повел плечами. – Его даже называют «проклятым домом». И именно все, что произошло в этом доме, вдохновило Михаила Булгакова рассказать о «нехорошей квартире» на Садовой в книге «Мастер и Маргарита».
- Ха! Ты и Булгакова читал? – хмыкнула недоверчиво я.
- А чего это ты смеешься? Как я мог не читать, если он писал о моих улицах. Это же моя Родина! Вот ты стала бы читать о родном доме и родной Москве? Так почему я не могу этого сделать? Сейчас обижусь, - насупился домовой.
- Прости, если обидела. Но я никак не могу привыкнуть к тому, что домовые вообще существуют, а уж то, что они такие умные и образованные, вообще фантастика! Не обижайся, - я честно извинялась и как лиса подлизывалась к этому маленькому необыкновенному существу. Никогда бы не поверила, что такое возможно – я и какой-то домовой...
- Ну, ладно. Ну, что ждем? Кому стоим? Чай-то наливай!
Две тоненькие чашечки, с толщиной стенок, как у яичной скорлупы, стояли перед нами и дышали вкусным и душистым чаем. На тарелочках лежал сыр и колбаска, масло желтым брусочком лежало и согревалось в масленке. Хлеб, подогретый в тостере, золотился на серебряной подставке. Салфетки и столовые приборы дополняли красивый натюрморт.
- Давай свечи зажжем, - предложила я.
- Давай, - легко согласился Домовой.
Я нашла маленькие чайные свечи и зажгла их. Потом принесла тюльпан в вазочке и тоже поставила его на стол.
- Это, чтобы ему не скучно было стоять там одному, - улыбнулась я.
- Романтический ужин – кажется, сейчас это так называется? – ответил на мою улыбку, своей улыбкой Мофоня.
- Ну, ты слушать-то будешь, сорока-белобока? Экая ты непоседа! – спохватился и попенял он мне и начал намазывать масло на хлеб.
Я хотела было возмутиться, но тактично промолчала.
- Итак, - начал он, размахивая бутербродом. Он явно не был лишен артистичности.
- Это только сейчас может показаться, что это маленький уютный домик и он совсем ничем не примечателен. Но кто бы знал, что за страшные и странные события происходили здесь более ста лет назад.
В начале прошлого века самую большую и дорогую квартиру в доме на Большой Ордынке No 36 снимал С.С.Арзамасов – присяжный поверенный.
- Ты хоть знаешь, кто такой был – присяжный поверенный? – отвлекся он от своего повествования.
- Не знаю. Давай дальше. Не отвлекайся, - попросила я его.
- Ну, уж нет! Ничего-то ты не знаешь.
Присяжный поверенный – это адвокат, по-вашему.
Адвокат в Российской империи при окружном суде или судебной палате должен был быть не моложе двадцати пяти лет, иметь юридическое образование, быть российским подданым и иметь выслугу лет по судебному ведомству более пяти лет или эти же пять лет быть помощником присяжного поверенного, то есть помощником адвоката. И только потом претендент на присяжного поверенного мог получить свидетельство и принять присягу.
Ну так вот... Этот самый Арзамасов был совершенно неприметным гражданином. Платил за снимаемую квартиру вовремя, аккуратно ходил на службу и вообще был очень замкнутым.
Семьи у него не было, гостей он к себе никогда не приглашал. Мало того, он вообще никогда не посещал церковь, что в то время, это было большой странностью и считалось предосудительным. А еще что смущало живущих рядом с ним людей, так это то, что он покупал так много еды, что одинокому человеку, такое съесть было бы просто не под силу.
А дома...
Дома-то как раньше строили, знаешь? Дома были с толстыми стенами, чтобы в квартирах было тихо и соседи не мешали друг другу. Не то что сейчас. Сейчас чихнуть нельзя, чтобы соседи не услышали, а тогда... - он поднял глазки вверх, - тихо было в квартирах.
Но, тем не менее, соседи, жившие рядом с этим Арзамасовым, иногда, чаще всего ночами, слышали, что за стенкой этот самый господин с кем-то очень громко разговаривает. А иногда даже слышался топот, как будто множества ног. А как такое могло быть, если к нему никто и никогда не приходил? – Домовой отхлебнул остывающий чай.
О своем чае, я напрочь забыла.
- А иногда случалось совсем уж удивительное! Дом замерзал! Даже летом, дом, промерзал так, что в квартирах замерзала вода в стакане. И холод шел именно от той «нехорошей квартиры».
Соседи жаловались хозяину того дома на происходящую чертовщину, но, сама понимаешь, присяжный поверенный – адвокат, по-вашему, был с законом «на ты» и отказывался пускать в свою квартиру кого бы то ни было, даже и самого хозяина дома.
Аргументы у него были убедительные - за квартиру он платит исправно и без задержек, и никакого права, вторгаться в его жилье ни у кого нет. Да и квартира была самой дорогой в этом доме. Вот и боялся хозяин дома, что выселить-то он выселит господина Арзамасова, а вдруг нового жильца не найдет. Ведь он тогда в деньгах-то потеряет.
Многие жильцы жаловались на головную боль, головокружение и плохое самочувствие. Не выдержав такого неприятного соседства, многие жильцы съезжали со своих квартир, но приезжали другие и все повторялось.
Особенно упорные жильцы пытались как-то жить в этом нехорошем доме и даже специально караулили С.С.Арзамасова, чтобы поговорить. Спрашивали, уж не опыты, ли он какие, ставит дома? Но присяжный поверенный, просил не лезть в его дела и никаких опытов он не ставит, а если спрашивающий себя плохо чувствует, то ему нужно обращаться к врачу, а не лезть к нему со своими глупыми вопросами и жалобами. Адрес врача, он даже готов хоть сейчас предоставить. В общем нехороший и неприятный человек был этот Арзамасов.
И долго бы еще мучились жители этого дома с таким гадким соседом, если бы не случилось совсем уж странное происшествие.
Так получилось, что С.С.Арзамасов перестал приходить на работу.
День, второй, третий, а присяжный поверенный так и не выходит – хватились его на работе и выяснили, что из дома присяжный поверенный все эти дни не выходил. Пригласили хозяина, тот позвал слесаря и городового.
Вскрыли квартиру, и нашли господина Арзамасова в самой дальней комнате, повешенным на собственных подтяжках.
Предсмертная записка, написанная им лично, лежала на столе.
- Самоубийство! – вынес вердикт городовой.
Но предсмертная записка, после того, как ее зачитали вслух, повергла всех присутствующих в шок, - Мофоня поежился.
Мне тоже вдруг стало холодно и пламя на чайных свечах затрепетало, как будто пронесся холодный ветерок.
Домовой помолчал и продолжил:
- Там было написано – «Сегодня ночью они опять придут за мной. Больше я не выдержу. Не смогу выдержать. Я не знаю, кто эти карлики, но каждый день они появляются из стены, как к себе домой. Я покупаю и приношу им еду. Терплю их невыносимые крики и визг. Даже терплю их злющего огромного черного кота и все для того, чтобы они не трогали меня. Но с каждым днем они подходят все ближе и ближе. А вчера... Вчера кто-то дотронулся до меня. Чем? Рукой ли?.. Не знаю! Я осознаю свой грех, но надеюсь все же на прощение... Нужно было...» - дальше все было зачеркнуто.
Вот так и закончил свои дни господин присяжный поверенный. Следствие было закрыто.
Соседи поохав, успокоились, решив, что неприятный старик втихую пил, допился до чертиков и сошел с ума от одиночества и собственной злости.
Через некоторое время в эту квартиру въехали новые жильцы и попытались избавиться от старой мебели. Но оказалось, что мебель в комнатах квартиры была такой громоздкой, что ее невозможно было вынести.
Комнаты, для которых могла подойти эта огромная мебель, должны были быть намного больше. Всем, кто видел эту странную мебель, казалось, что она просто выросла там сама по себе, прямо по месту.
Новые жильцы съехали из этой странной квартиры очень быстро, несмотря на то, что хозяин дома существенно снизил им плату.
Все поняли, что, скорее всего, их спугнули те самые «жильцы» что погубили господина Арзамасова.
А еще через какое-то время недалеко от дома No36 по Большой Ордынке была возведен храм Марфо-Мариинской святой обители сестер милосердия. И вот это-то соседство и спасло тот странный и нехороший дом.
Жильцы того дома перестали жаловаться на плохое самочувствие. Перестали промораживаться стены и все зажили тихой и спокойной жизнью.
Вот к какому дому мы сегодня с тобой пришли.
Но, знаешь, там до сих пор, как-то неспокойно и нехорошо. Какой-то темной силой от него веет.
Вот поэтому я и испугался. Поэтому и тебя увел оттуда.
Я же сказал, что не дам тебя в обиду никому и защищу, - закончил свой странный рассказ Мофоня.
Мы молчали. Тикали часы. Трепетали свечи на столе.
В моей чашке остался нетронутым остывший чай.
Бом-бом-бом-бом- бом, - проворчали старые часы.
- Вот уже и утро, - сказала я.
- Да, утро, - проговорил Мофоня. - Ты иди спать, а я пока посуду помою. Ты не бойся, я никого сюда не пущу, - заверил он меня.
- С тобой я никого и ничего не боюсь! Мофонь, а как ты думаешь, кто это был? Ну, те, существа маленького роста...
- Мне кажется, - Домовой помолчал, - это были, как и я, домовые. Но... что-то с ними случилось. Или этот Арзамасов что-то нехорошее сделал и, они ему мстили, или... он что-то попросил у них и не сдержал своего обещания. Не могут так просто, без причины, домовые ополчиться на человека. Что-то там было не так.
Но, спрашивать и узнавать мне, честно говоря, совсем не хотелось. Давай спать! Спокойной ночи, тебе!
- Спокойной ночи, Мофонюшка.
Я легла, но заснуть удалось не сразу. Было слышно, как тихонько моет посуду Мофоня, как звякают ложечки, которые он моет и вытирает.
Потом что-то тихонько стукнуло на моем маленьком столе, и я почувствовала восхитительный запах.
«Это Мофоня принес и поставил вазу с тюльпаном», - осенила меня догадка.
- Мофонь, спасибо! Ты самый-самый лучший домовой, - пробормотала я и заснула.
(продолжение http://www.proza.ru/2019/03/24/1813)