Дядя Петя сидел на скамейке около подъезда, смотрел по сторонам и скучал. Двор как вымер – никто не проходил мимо, никто не подсаживался к нему поговорить. Бабка Самойлова, и та не появляется, хотя обычно её с лавки не выгонишь. От такой тоски с ума сойти недолго. Дядя Петя горестно вздохнул. Давно ли он жаловался на то, что в сутках всего двадцать четыре часа, а вот сейчас не знает, куда себя деть. Беда пришла нежданно-негаданно: возвращаясь с рыбалки, он запнулся о какую-то кочку, упал и сломал лодыжку. Вот и сидит сейчас с загипсованной ногой в гордом одиночестве уважаемый человек, глава и кормилец семьи, пенсионер Пётр Михайлович Кулебякин на этой паршивой скамейке и не знает, как избыть это паршивое настроение.
Пётр Михайлович был не просто тружеником – он был настоящим трудоголиком и гордился этим. Родился он вскоре после войны, и на себе испытал все трудности послевоенной поры. С детских лет понял Петька, что никто и ничего не даст ему за просто так, всё надо заработать. И он старался. Вставал с петухами и бежал с матерью на ферму, чем мог, пытался ей помогать. После утренней дойки мать топила печь, кормила сына, чем Бог послал, и провожала в школу. Учился Петька неважно, но тройки ему всё равно ставили, а большего с него и не спрашивали. Летом Петька Кулебякин пас скотину, а когда ему исполнилось четырнадцать, дядя Иван, старший брат отца, взял мальчишку в свою плотницкую бригаду. Так начиналась его трудовая биография.
В своё первое плотничье лето Петька заработал неплохие деньги. Все их, до единой копеечки, торжественно вручил матери. Евдокия Васильевна крепко обняла сына.
– Помощник ты мой ненаглядный! – прослезилась она.
– Мама, что мы купим? – спросил Петька.
– Купим тебе ботинки и новый костюм к школе. Что останется – прибережём, неизвестно, как жизнь сложится.
– Мам, не надо мне костюм. Не хочу я в школу. Останусь у дяди Вани в бригаде, буду деньги зарабатывать, из нужды выбьемся, заживём не хуже людей.
– Нет, Петруша! В школу ты пойдёшь, и учиться будешь изо всех сил. Ты ведь неглупый парень, ты сможешь. Просто раньше не хотел понять, как тебе это нужно. Если учёбу бросишь, не позволят тебе у Ивана работать – мы ведь колхозники. Отец вон совсем больной, а из последних сил ишачит. И тебя это же ждёт. Ванька-то до войны сумел в город податься, на завод пристроиться. Войну на брони был, хоть и тяжко приходилось – из цеха не вылезал – а всё не под пулями. Правда, три пальца ему оторвало, инвалид теперь, да ведь не пропал, бригаду сколотил, плотничает. А тебе сейчас надо из кожи вон вылезти, но восьмилетку закончить и поступить в техникум. Паспорт в городе получишь – человеком будешь.
– Мама, какой ещё техникум? Я же с двойки на тройку еле перебиваюсь!
– А не будешь с двойки на тройку, постараешься – догонишь остальных, иначе лупить стану, как сидорову козу. Потом спасибо скажешь.
И Евдокия Васильевна своё слово сдержала – ежедневно проверяла сыновний дневник, и поначалу не раз гулял по Петькиной заднице ремень с пряжкой. Когда понял Петруша, что мать не отступится, начал добросовестно готовить все уроки. Хоть и не хватал он с неба звёзд, но как- то вдруг стало ему намного легче учиться. Потихоньку пропали двойки, и всё чаще украшали дневник твёрдые, увесистые четвёрки…
Учебный год пролетел так быстро, что Петька оглянуться не успел, как уже держал в руках Свидетельство об окончании неполной средней школы. Евдокия Васильевна горячо поздравила сына, отец, Михаил Петрович с чувством пожал Петькину руку и сказал:
- Ну, мать, собирай на стол, да и бутылочку выстави, два взрослых мужика в доме.
– Нет, Миша, про это даже не заикайся. Взрослый-то он взрослый, да с бутылки дорога вкось пойдёт, негоже это.
– Ладно, Дусь, тебе видней – согласился отец.
На этом и порешили. Попили чаю с пирогами, поговорили о том, о сём и улеглись спать. На улице всю ночь гуляла молодёжь, слышались песни под гармошку, но Петька заставил себя уснуть – завтра его ждала дорога в новую жизнь, и откладывать её в долгий ящик было незачем.
Евдокия разбудила сына ни свет ни заря.
– Петруша, вставай, дядя Коля едет в город. С ним и отправляйся. Я всё тебе собрала, езжай с Богом.
Петька быстро вскочил, умылся, выпил молока с пирогом, поцеловал мать и помчался к дому колхозного шофёра Николая. Через полчаса они уже пылили по просёлочной дороге.
– Что, Петруха, и погулять тебе не дали? – спросил, ухмыляясь, дядя Коля.
– А нечего зря время терять, оно дорого – по-взрослому ответил Петька.
К обеду он уже сидел за столом в доме дяди Ивана. Хлопотливая тётя Нюра накормила гостя и мужа вкусным рассольником, котлетами с пюре, подала холодный домашний квас.
– Ну, Петя, куда дальше шагать собрался? – спросил дядя Иван.
– В техникум поступлю, дядь Вань. Не знаю только, в какой.
– Иди в текстильный. Там парней охотно берут, и общежитие есть. Пойми, мог бы у нас жить, да из общаги потом и на работе быстрей жильё получишь, а у нас всегда будешь гостем дорогим.
На другой день Петька уже подал документы в техникум. Вступительные экзамены начинались в августе, и месяц он опять отработал с бригадой «шабашников». Экзамены сдал на четвёрки, чему и сам удивился. Учился Пётр старательно, пьющих друзей не заводил, по танцулькам не болтался, общественную работу выполнял только в случае острой необходимости. Когда началась производственная практика, исполнительный и физически сильный подросток пришёлся в цехе ко двору. Подписывая ему документы, начальник цеха Фаина Семёновна сказала:
- Пётр, оставайся-ка ты у нас. Переведёшься на вечернее отделение. Общежитие мы тебе дадим, работать будешь пока слесарем, потом помощником мастера поставим. И Петька с радостью принял это предложение, о чём никогда не жалел. Работал, учился, писал родителям подробные длинные письма. В выходные помогал по дому бездетным дяде с тёткой. В Армию Петьку не взяли – оказалось у него какое-то немыслимое плоскостопие, о котором он даже не подозревал. Сначала Пётр очень расстроился – что это за мужик, если не служил? Потом успокоился и женился. Приглянулась ему совсем неприметная девчонка из приготовительного цеха. Петя, не мудрствуя лукаво, пригласил её в кино раз-другой и сделал предложение. Тася посмотрела удивлённо, засмеялась и… согласилась. Она была сиротой, и больших подарков от судьбы не ждала. Молодым дали комнату в коммуналке, а после рождения сыновей-двойняшек семья получила отдельную квартиру. Пацанов назвали Мишка и Ванька – в честь отца и дяди.
Ребятишки росли дружные, здоровенькие. Ходили в ясли, потом в детский сад. Лето проводили в деревне у бабки с дедом. Таисья незаметно превратилась в дородную красавицу, чего от неё в юности никто не ожидал. Тяжёлая фабричная работа не сказывалась на её внешности и самочувствии – добрая и спокойная обстановка в семье компенсировала всё.
Шли годы. Всё у Кулебякиных было хорошо. Пришёл достаток, выросли сыновья. Были живы родители Петра и дядя Иван с тётей Нюрой. Несмотря на преклонный возраст, все они крепко стояли на ногах. Дедушка Михаил пережил послевоенные болячки, и уже далеко за восемьдесят, чувствовал себя молодцом. Дядя Иван справил девяностолетний юбилей. Выпив «соточку», хвастался горделиво:
- Даст Бог, и сто лет проживу, даром что беспалый!
Даже перестроечные передряги коснулись этой семьи почти безболезненно. Сыновья Петра и Таисьи работали водителями такси, без копейки не бывали и родным помогали, как могли. Пётр Михайлович с женой вышли на пенсию, на своих шести сотках выращивали славные урожаи овощей и ягод. В общем, не ленились и не скучали.
- И угораздило же меня переться на эту несчастную рыбалку! – сокрушался Пётр. Потосковав ещё минут пятнадцать, он с помощью костылей добрался до квартиры, плюхнулся в кресло и включил телевизор. Посмотрел местные новости, пощёлкал пультом по другим каналам. Ничего для себя интересного не нашёл и выключил «ящик». Дядя Петя с грустью подумал, что так вот люди и спиваются, и не выпить ли ему водочки на самом деле, благо в запасе она всегда была. Но тут прибежала внучка, открыв дверь своим ключом. В их семьях ключи имелись от квартир близких «на всякий случай». Ксюшка училась в колледже рядом с дедовым домом и заходила ежедневно.
– Дедуль, как ты тут? – с порога закричала девушка.
– А, Ксения Михална! Здравствуй, внучка. Всё у меня путём.
– Почему на звонки не отвечаешь?
- Да гулял я, во дворе сидел.
- Ну почему ты мобильник не хочешь? Мы бы тебе самый простенький подарили, без заморочек.
– Не хочу, и всё. С ним, как собака на привязи.
Ксения переобулась в тапки и подбежала к деду. Поцеловала в колючую щёку, подвинула к креслу сервировочный столик и умчалась на кухню. Не прошло пяти минут, как перед Петром стоял дымящийся чай, сахар и разогретые в микроволновке пирожки.
– Ой, Ксюня, ты как электровеник. Раз – и стол накрыт!
– Элементарно, дед! – засмеялась внучка – пей чай да рассказывай, что у тебя нового.
– Что у меня может быть нового? Нога пока болит. Вот и маюсь бездельем. Скоро жиром обрасту, как Хавронья. Скучно!
- Дед, какая скука может быть? Книги читай, сейчас на любой вкус найти нетрудно.
– Не привык я к чтению, Ксюша. К этому с малолетства привязываются, а мне не до книг было.
– Ну, телик смотри.
– Надоело. То шоу с придурками, то боевики с трупами да мелодрамы с золушками. Работать надо, а не «Ура!» кричать. Кстати, бабка вам не звонила?
Таисья уже месяц, как уехала к старшему внуку, Сергею. Тот окончил военное училище, завёл семью и жил теперь на Дальнем Востоке.
– Ну, как же, дед. Вчера разговаривали.
– Не сказали про мою травму?
– Деда, ты не велел – мы слушаемся.
– Вот и молодцы. Она ведь растревожится, ко мне помчится. А там Петюнька маленький.
– Не бойся, дед, молчим, как партизаны. Лишь бы соседям вашим не позвонила.
– Нет, на домашний она не будет – дорого. Ты мне вот что скажи – нет ли у вас валенок худых? Я бы подшил.
– Да откуда, дед?
- Да, дела! Хоть крестиком вышивать начинай.
– Деда, я придумала! Макраме – вот что тебе нужно.
– Это что ещё за зверь?
- Сейчас узнаешь – Ксюша достала из сумки планшет, нашла нужный сайт и показала Петру Михайловичу красивые панно – вот такие ты и будешь плести!
- Да что я, баба что ли?
- Дед, эту технику моряки придумали. Во времена парусников морские походы продолжались очень долго. Вот они в свободное время и плели из всяких канатных обрывков. Женщины к этому искусству позднее приобщились.
– Знаешь, тогда я бы не против. Только нет у меня обрывков канатов.
– Деда, у меня дома всё есть, и шпагат, и книга. Жди, часа через два всё тебе предоставлю! – и Ксения умчалась.
Конечно, ничего этого у Ксюши не было. Она пошла в магазин «Садовод», накупила шпагату, оборвала наклейки, положила клубки в пакет и посыпала туда пыли с дорожки. Потом в книжном приобрела «Макраме», обернула книгу в бесплатную газету и через пару часов уже вручала деду всё «найденное в закромах». Пётр Михайлович поворчал, что хранить надо бережней, похвалил за обложенную книгу, и довольная Ксюха отправилась домой.
Сыновья, невестки и внучка навещали деда каждый день. Ни тени грусти не видели они на его лице. Вот уже и гипс сняли, и трость вместо костылей. Сутки опять стали невозможно короткими. Однажды, придя к деду, Ксения увидела на диване томик Чехова.
– Дед, да ты никак читать пристрастился?
– Да вот, пока это макраме осваивал, вдруг и на чтение потянуло, – улыбнулся Пётр Михайлович – и достал из-под подушки плетёную сову.
– А это тебе , Ксюшенька, подарок!
Глаза деда сияли таким счастьем творческого успеха, что у Ксении невольно навернулись слёзы. Она обняла старика, и с радостью подумала: «Перелом позади..."