Накануне своего юбилея Леонид Максимович почувствовал, как нелегко давалась ему самая простая работа по дому. Что удивительно – чувствовал он себя нормально, а сил не было. Вот и сейчас он понял, как тяжело ему держать молоток, чтобы починить старый массивный стол, стоявший под навесом. Он внимательно осмотрел длинные лавки у стола.
О них когда-то покойница-жена Ольга Сергеевна говорила «сносу не будет». А вот, смотри же, ножки шатаются и снизу кое-где подгнили, хотя и красили лавки и стол каждый год. Леонид Максимович, которого в семье называли батей, вбил молотком по гвоздю в каждое крепление ножки и сделал заключение, что на завтрашнем застолье по случаю его юбилея дорогая ему мебель не развалится, а вот к следующему, бог даст, дню рождения нужно её менять. Хотя, конечно, жалко. Смастерил стол и лавки из толстой сосновой доски, в подарок, Иван Кузьмич, столяр от бога, когда у Леонида Максимовича родилась Анастасия, дочь, - значит, в шестидесятые годы. Как время быстро бежит! Леонид Максимович много помогал семье Кузьмича, инвалида-фронтовика. Потому что они пехотинцы, вместе мерили фронтовые дороги. Батя тоже ведь чудом избежал ампутации ноги. Бог послал хорошего доктора. Раньше Максимыч слегка прихрамывал, но обходился без трости, а теперь без неё уже не передвигается, даже по двору.
Завтра вся семья соберётся за этим столом: двое сыновей и дочь, внуки и правнуки, невестки и зятья. Чтобы всех перечислить – пальцев обеих рук не хватит. Он всех любит. Обещали привезти самых маленьких, его правнуков. Лучший подарок, когда все рядом, вместе. Так у них в роду было заведено: почитать старших и уважать традиции семьи. А этот большой стол скоро будет уставлен едой, такой разной и вкусной, что захочется попробовать из каждой тарелки. Его женщины умеют готовить. Раньше «главным поваром» была Ольга Сергеевна, а невестушки помогали. И блюда стряпали простые, домашние, а теперь жёны его сыновей и любимая дочь могут такое «чудо» поставить на стол, что всем захочется его вкусить, и высказать кулинарам своё удивление.
Сейчас рецепты блюд можно найти в интернете. Интернет – это штука нужная и опасная одновременно. Леонид Максимович знает об этом из собственного опыта. Сыновья подарили ему на День Победы маленький компьютер, который называется IPad. Увлек он его, заинтересовал. Лев, старший сын, сделал закладки на сайты с политической информацией, которые Максимыч всегда читал с интересом. Можно не смотреть телевизор, новости были известны ветерану до вечерних «Вестей». Пока однажды не прочитал, что бойцы Красной армии, освободившие Европу от фашизма, – это оккупанты. Леонид Максимович тогда не смог дочитать до конца интервью какого-то польского деятеля об «оккупации» Польши Красной армией. Выпил лекарство, прилег на диван. А волнение и обида не уходили. Он оккупант? Надо было Красной армии дойти до польской границы и оставить страну под немцами? Понятно, почему в Польше фашисты больше, чем в других оккупированных странах построили концлагерей. Следующими за евреями пошли бы в печи поляки, возить их эшелонами не надо, всё рядом: люди и концлагеря. Советский Союз этого не допустил и «оккупировал» страну. Леонид Максимович знал Польшу в годы войны. По этой стране в сторону Белоруссии он бежал, полз, прятался, - голодный, грязный, оборванный. Не один бежал, с Лёвой Ворониным, своим одноклассником, таким же пятнадцатилетним пацаном, как и он.
Они по глупости попались при полицейской облаве в их горняцком городке. Лёва предложил пройти в посёлок шахты «Южная», где по пятницам проходили стихийные базары, и где можно было выменять на одежду и обувь продукты, – их приносили из соседних сёл. Мать Лёньки и тётя Лёвки так и не дождались своих «кормильцев» домой: их погрузили в товарный поезд и повезли в немецкий тыл. О побеге думали всю дорогу. Но сбежать удалось только, когда въехали на территорию Польши. Случайность помогла. Леонид Максимович об этом в подробностях никому не рассказывал. На восток шли, как правило, по ночам. А днем искали случая, чтобы чем-то поживиться. Чаще еду искали в огородах. Ходили за провизией по очереди: один воровал, а другой где-нибудь в кустах следил за ситуацией и предупреждал товарища. И тогда тоже так было. Лёва пополз за морковкой, а Максим сразу и не увидел за кустами двух копающихся в огороде поляков: мужчину и женщину.
Пан повалил Лёвку на землю. А полька, увидев темноволосого паренька, заорала: «Жид, мы поймали жида!», и поспешила за полицейской подмогой и, возможно, за фашисткой похвалой. Думать было некогда, Максим и сейчас не понимает, как всё получилось. Но только поляк получил по голове лопатой и они с Лёвкой понеслись через заросли кустарника в ближайший лес. Леве удалось при этом ещё и схватить вырванные из грядки четыре морковки. Это был потом их и обед, и ужин, и завтрак. От погони они ушли, слышали только где-то вдалеке выстрелы.
А уже через пару суток двух пареньков, свернувшихся «в калачик» в небольшой лесной яме, заросшей травой, разбудили вооружённые люди. С поднятыми руками их привели на поляну, где строгий мужчина начал задавать вопросы. Подростки молчали и только кивали головами «да» или «нет». У одного и другого по щекам текли слёзы, которые они размазывали по всему лицу. Плакали от обиды, что так нелепо попались в руки этим «бойцам», возможно помощникам оккупационной власти. И только после того, как их не избили, а покормили, друзья поверили, что вооруженные люди - это свои, партизаны.
Потом началась жизнь с опасными партизанскими вылазками и боями, постоянным недоеданием и зимними холодами. Оптимизм сохраняла молодость, и голод проходил, когда находили под снегом замершие болотные ягоды, или кто-то рассказывал смешной эпизод из мирной жизни. Больше других всегда смеялись Лёнька и Лёвка, старшие даже шикали на них за громкий смех.
Перед приходом наших войск партизаны устроили немцам «рельсовую» войну. На подрыв путей и эшелонов ходили по нескольку раз в неделю. Усталость была невероятной, а ещё больше была радость от каждой удачно проведенной операции. А потом был тот бой с эстонским карательным отрядом СС. Леонид Максимович помнит, как упорно эстонцы наступали, партизаны маневрировали и занимали новые позиции. Тогда-то Лёвку и ранило. Партизаны стали отходить, Лёня тащил друга на спине и полушёпотом твердил «Потерпи, Лёвочка, потерпи. Скоро наши медики перевяжут рану, и тебе сразу станет легче, потерпи». Лев Воронин не дотерпел, умер на спине у друга. Похоронили партизана под огромной сосной. Леонид дал себе слово, что запомнит это место в белорусском лесу и привезёт после Победы на могилу друга его родителей: Алексея Михайловича, директора первой школы и Инну Марковну, врача городской больницы. Больше недели Леонид был сам не свой, несколько раз отходил в сторонку от всех и беззвучно плакал. После войны рассказать о месте захоронения друга он мог только Инне Марковне, майору медицинской службы. Капитан Воронин А.М. погиб смертью храбрых в боях за Прагу. Теперь вот и Инны Марковны нет в живых, умерла в Израиле, куда в девяностые годы уехала к родственникам.
Сценарий поздравления юбиляра-фронтовика придумала дочь. Получилось интересно. Сыновья подарили бате его портрет в красивой раме, написанный маслом известным в области художником. Внуки спели старые песни на сочинённые в честь деда стихи, а правнуки дарили самодельные подарки и говорили пожелания. Рассмешило, когда старший пятилетний правнук попросил дедулю прожить ещё десять лет, потому что он никогда в жизни не видел столетнего дедушку.
Леонид Максимович чувствовал, как усталость, словно огромная бетонная плита, давит на него и оттого ему всё труднее и труднее дышать. Сердце как будто останавливается и не может от тяжести груза стучать в груди. Юбиляр попросил принести лекарства, а потом и сам отправился в дом «немного полежать».
А через час дочь, навещавшая отца каждые пятнадцать минут, остановилась в проёме двери дома и со слезами в голосе сообщила: «Папа…папа умер».
После отъезда врача «скорой» начались похоронные хлопоты, которые завершились следующим днём поминальным обедом с пирожками, куриной лапшой, котлетами и компотом. За длинный стол с лавками садились в несколько очередей люди, много людей, потому что покойного знали и уважали в городе. А уже ближе к вечеру женщины накрыли стол для родных Леонида Максимовича. Поминали и вспоминали:
- Меня отец назвал Львом в честь своего друга. К друзьям он относился с уважением и вниманием. Всегда спешил оказать помощь, если кто-то в ней нуждался. Отец после войны работал шофёром. Помогал всем: подвести, перевести. Ему тоже не отказывали в помощи. Папа умел дружить. В нашем доме постоянно были гости. Он и нас учил дорожить дружбой. Мама рассказывала, что этот дом отец строил не один. Каждое воскресенье друзья приходили и вместе с отцом клали кирпичи до поздней ночи. А ещё отец был целеустремлённым человеком. Надо построить дом – построил, надо получить образование – значит надо. Днём работал, а по вечерам бежал в вечернюю школу, чтобы получить аттестат. Вот здесь, где стоит стол, была саманная хата моего деда, в ней жили родители. После войны в ней уже невозможно было жить. В построенном доме к зиме отец оборудовал одну комнату для жилья, сейчас там кухня. Пола не было, стояла печка-буржуйка, железная кровать, кроватка, где спал я и маленький кухонный столик. Вот за этим столиком отец и готовился к экзаменам в школе. Мама ему говорила: «Да что ты просиживаешь все ночи за подготовкой, неужели фронтовику не поставят положительную оценку?». «Вот этого я и не хочу, чтобы мне за мои фронтовые заслуги ставили пятёрки, - отвечал батя, - мне знания нужны. И они у меня будут».
- Месяца два назад я пришла к свёкру, чтобы приготовить обед и прибраться. Сделала всё, собралась уходить, а он мне и говорит: «Присядь, Таня, рядом». А он вот за этим столом и сидел со своим «планшетником». Присела, приготовилась слушать. А он и говорит: «Мне, Таня, жить осталось недолго, всё-таки возраст. Я хотел тебя попросить, поминальный обед по мою душу сделайте вот здесь, дома. Я слышал, что душа после смерти ещё несколько дней находится там, где человек умер. Я думаю, что я богу душу отдам здесь, в своём доме. Так вот, я не хотел бы, чтобы вы поминали меня в какой-нибудь столовой шахты «Комсомольская», а душа моя находилась здесь. Я хотел бы послушать у себя дома, что обо мне будут гутарить. Говорят, чем больше добрых слов скажут о покойнике, тем проще будет ему попасть в рай». Посмотрел на меня своими хитрющими глазами и засмеялся. А я ему стала говорить, чтобы он и не думал о смерти, мы будем о нем заботиться, и он проживет ещё долго. А он как будто и не слышит меня. Говорит: «Я хочу, чтобы меня поминали тем, что вы все вместе дома приготовите. Для меня это будет последней земной радостью. Готовить, как мои невестушки, никто не умеет». Мы сегодня уже в пять часов утра стояли у плиты. Все мои пирожки слезами политы. Леплю я их и плачу. Вспоминаю его слова и чувствую, что он рядом.
- Скоро душа папы встретится с душой мамы. Они вместе прожили не один десяток лет. Воспитали троих детей, дали нам образование. Я не помню, чтобы они ссорились, а если и возникало между ними непонимание, дети об этом не знали. Только однажды, как мне рассказала мама, она разрыдалась, приревновав отца. А получилось так. Пришла одна соседка и по секрету рассказала, что видела, что грузовик Максимыча стоял у двора Верки. В другой день вторая соседка доложила, что видела отца у ворот Машкиного дома. А когда сообщили, что видели, как отец на машине подъехал к дому Евдокии, мама не выдержала. И как только в дверях появился папа, решила всё ему высказать. А он спокойно сел на табурет и сказал: «Оля, ты у меня одна и люблю я только тебя. Да, я заезжал на этой неделе и к Вере, и к Марии, и к Евдокии. Однажды я поклялся, что буду помогать вдовам, и я им помогаю. Привозил дрова, уголь, помидоры и огурцы с поля. Клятву себе дал, когда выжил. Бойцы нашего партизанского отряда вошли в состав Первого Белорусского фронта. В окоп, где я находился, попал снаряд. Погибли мои товарищи. Мне оторвало ногу и контузило, присыпало землёй. Наши потом собирали трупы и увидели, как я пошевелил указательным пальцем руки, которая виднелась из-под земли. Вытащили из окопа, отправили в госпиталь. Правая нога чуть ниже колена была перебита, держалась на коже. Хирург решил её ампутировать, а потом увидел моё мальчишечье лицо и пожалел. Говорит: «Отрезать успеем». И сложил все косточки на раненой ноге. Когда я пришел в себя, я понял, что Бог дал мне жизнь для того, чтобы я помогал тем жёнам, чьи мужья остались в окопах. Я тогда поклялся сам себе, а может быть дал слово Богу».
- Я буду помнить деда всегда. У меня был замечательный старший товарищ, друг. Перед окончанием школы он спросил меня, кем я собираюсь стать. Я сказал ему, что меня интересуют государственная служба, таможенное дело, а ещё юриспруденция. Он внимательно меня выслушал и говорит: «Я не думал о выборе вуза, давно решил, - это будет автодорожный институт. Учиться было нелегко, когда у тебя семья, но я никогда не пожалел о выбранной профессии. Для карьерного роста были другие условия. Пришел человек на производство – вот тебе ПТУ, потом техникум, а можно и в институт. И у меня был рост – сначала мастер, потом инженер, а уже скоро стал начальником автоколонны. И проработал в этой должности двадцать лет. А ты вот хочешь идти по государственной службе. Надо получить диплом, а потом пройти конкурс на замещение какой-то должности в каком-то аппарате. Я слышал, что всё это фикция. Конкурс устраивают для «галочки», понятно, что его пройдет «свой» человек. Даже если ты отбор пройдёшь, работа твоя может завершиться после смены руководителя аппарата. Это тебя может сломать, разозлишься на весь мир, зародится в тебе недоверие, даже ненависть. Я не хочу, чтобы мой внук был таким человеком. И не настраивай себя «по-современному», что тебе «надо сейчас и сразу много». Так поступают дельцы, а их карьера, как правило, коротка. Человек создан для созидания. Выбирай то, что перспективно, например, дороги. Их у нас много и они плохие, надо строить хорошие. Поступай на дорожное строительство. Всегда будет работа и зарплата». Спасибо, дед. Я так и поступил и не жалею о своем поступке.
Поминальный обед с воспоминаниями, грустью и слезами затянулся до позднего вечера. А когда женщины убрали со стола, вымыли посуду – было уже за полночь. А потом мужчины обошли комнаты дома, выключили лампочки, зашторили окна, закрыли входную дверь и калитку на ключ. Установилась пугающая тишина. Дом опустел.