Эклектика

для тех кто любит криминал любовь секс и все такое...

Глава 1

День с утра задался странный. И даже не сказать, что плохой, но состояние де жа вю, постоянно присутствовало.
Проснулась я, в прекрасном настроении. Сон, может, и желал лучшего, но меня устраивал. Очень люблю животных. Они такие мягкие, теплые и пушистые, что хочется тискать их в объятиях как маленьких детей. Детей, кстати, тоже люблю! И они меня обожают. Вот и сегодня с утра, позвонила моя соседка, попросила прогуляться, коли уж выходная, с ее дочерью на Савеловский купить сотовый телефон. Девчонка первые деньги получила в Макдональдсе, первая работа, шестнадцать лет. Решила потратить себе на хороший мобильник с сенсором и со всеми крутяшками. Да, так и сказала:
– Оль, очень хочу прибамбахи. Память большую, интернет, диктофон, блютуз, навигатор.

Я смотрела на эту малявку, и мысленно уже представляла, какой будет день. Нет, я, конечно, понимаю, огромные желания ребенка, и особенно, когда первая зарплата, никчемная к тому же, а мать денег категорически решила не добавлять. Самостоятельность, так до конца!
– Малыш, память дополнительной флешкой увеличить можно. А навигатор тебе зачем? В Маке туалет искать?
– Взрослая, а не понимаешь! В Москве без навигатора заблудишься!
– Действительно! Как же мы жили раньше без всего этого? И мобильников не было, прикинь! А тебе куда ходить-то?

Я уже смеялась. Кира, оказалась забавной девчонкой. Синяя шапочка, натянутая лишь на макушку, открывала взъерошенные шоколадные волосы средней длины. Куртка красная, с эмблемой кролика из плейбоя. Черные кроссы с разными шнурками. Ядовито салатовый и розовый. Какие-то черные штаны, которые явно ей великоваты, но уникальный стиль этой девчонки, ни за что не опротестовать. Да и не нужно, самовыражение, даже в таких мелочах, я всегда приветствовала.
– Оль, хватит нам денег?
– Сколько у тебя?
– Шесть с половиной, но я бы хотела тысячу себе на вкусняшки оставить.
– Хватит, наверное, –я решила об этом не думать, у меня самой первый выходной за последние десять дней. Так уж получилось, что, устроившись нелегально на вторую работу, она отняла все личное пространство. Но я, ни о чем не жалела. И та, и другая, работа мне нравилась. Собственно, подумала, что добавлю девчонке, чтобы ни она сама, и не тем более, ее мать не догадались. Первая проболтается, вторая, возможно, обвинит в нарушении воспитательного процесса своей дочери. Виноватой мне быть не хотелось.

В метро полно народу, а ведь далеко не восемь утра, что всегда задумывалась: Работает ли вообще кто в Москве, или только и делают, что встречаются? Встречи, встречи. Их увидишь в любом кафе, на площади, у памятников, у арок торговых центров, даже в центре зала любой станции метро. Если, конечно, быть наблюдательным. Ну, и соответственно, если ты едешь не с крайней станции, а тем более кольцевой, то в такие бессрочные часы пик, места будут абсолютно все заняты.

Кира, по сравнению со мной, высокая девочка. Метр шестьдесят два, это не мои метр пятьдесят восемь, именно поэтому я очень люблю ходить на каблуках. Не щупаешь людей, в качестве страховки, до верхнего поручня спокойно достанешь. У меня каждая обувь, не без сего атрибута, даже зимняя, что на работе женщины завидовали. Их вес и телосложение, позволяло приобретать себе обувь только с плоской рифленой подошвой. И, слава богу!

Я однажды одну такую тетечку, поднимала со льда, на своих пятисантиметровых. Она решила меня обогнать, торопилась на службу. Поскользнулись, грохнулись, передо мной, сразу все сто двадцать килограмм. Пройти мимо не могу, все-таки мой сотрудник, а попытавшись поднять, сама чуть не села там же вместе с ней. Я мысленно просила небо, чтобы хоть кто из мужчин, прошел мимо, поднять это тело, охающее у моих ног. Вместе с шапкой слез парик, женщина вместо того, чтобы одернуть задравшееся пальто, оголив серые панталоны, в первую очередь прихорашивала эти искусственные волосы.
– Ольга Александровна, спасибо, спасибо! Только не говорите, что я в таком виде оказалась.

Тогда я, от нагрузки несоответствующей весовой категории, соображала, что она имела в виду? Толи что упала, толи что парик? Хотя, как можно не заметить парик? Они же отличаются от своих настоящих волос? Во всяком случае, этот похож был на причесон гейши.

*****
Метро я никогда не любила, шум и гул, если едешь на длительное расстояние, то первое время раскалывалась голова.  Начинала мечтать, что доживем до момента, когда будут летать флипперы. Из-за дискомфорта метро, предпочитаю верхний транспорт, и не правда, что в метро пробок не бывает. Еще какие. Из людей на эскалаторах. Один раз я засекала, провела ровно восемь минут подъема, потому что работала только одна линия наверх. Я тогда вышла счастливая, что вот оно, мое небо и воздух, наконец. В этот раз ехать до Савеловской совсем ничего от Проспекта Мира, но один поезд пришлось пропустить. Переполненный, как сосиска в тесте, умчался без нас с Кирой.
 – Хочешь, еще один пропустим?
– Ну, нет! Лучше быстрее выйти из подземки, сейчас толпа еще привалит. – ответила я подростку. 

Шестнадцать лет, это в принципе уже девушка, но тот человечек, что стоял рядом, далек от моего представления о девушках. Больше смахивала на мальчишку, только с длинными волосами. Я сама была именно такой в ее возрасте, поэтому прекрасно понимала любое ее поведение, жест, прищуренный взгляд. Им кажется, они божественно симпатичны, и любой парень или девчонка падет у их ног.
Правда, пока падали только у моих. Парень оттолкнул меня, влетел в вагон, дверь перед моим носом закрылась, а стоящая рядом девушка, отшатнувшись от двигающегося состава, упала, схватив меня за ногу как за поручень. Нас подхватили два парня, удерживая, чтобы не улетели вниз на рельсы. Кира уехала в том самом вагоне, где мое место занял тот прыгучий олимпийский резервник.
– Спасибо, ребят!

Девушка, что шлепнулась, хохотала с подружками. Возможно, это шоковая реакция на произошедший инцидент, но меня сейчас волновала моя маленькая соседка. Хоть бы догадалась ожидать меня в зале Савеловского, а не выходить в город!
Подъехал очередной поезд, и как специально, вагон почти свободен. Лучше бы я согласилась на предложение Киры, дождаться его.
Стараясь отвлечься от тревожных мыслей о Кире, я вспоминала сон. Зоопарк, либо заповедник, где я прогуливалась по зеленой аллее, и было желание оттуда уйти. Что должно заставить, покинуть прекрасное место? Вот и я задумалась в этом сне об этом, и, оглядевшись кругом, увидела ее. Черная пантера, лежала спокойно себе под кустами акации, не сводила с меня хищных, почему-то синих глаз, и виляла хвостом. Бежать я не смела, но чувствовала, что сейчас, вот уже, готовится к прыжку. Не просто так же хвостом машет. Впереди решетка на ту самую свободу, улицу, где мое спасение, но перелезть мне нереально. Я нашла выход. Слева построенный загон для зверя, я обогнула его. Увидела калитку. Нормальная такая калитка, и счастье, не заперта. Я спаслась. Мне так показалось.
На траве у калитки, уже за пределами зоосада, трое котят. Рыжие, с чуть обозначившимися пятнами, дитеныши леопарда. Мне не остается ничего, как отдельно каждого занести за калитку внутрь. На меня, из-за загона, который я только недавно прошла, как ни в чем не бывало, смотрел рыжий, их папа.

Двери открылись. Выхожу из вагона. Кира меня увидела, помахала руками. Разглядывала карту метро на рекламном столбе в центре зала.
– Ты меня напугала. Уехала без меня.
– Не я же защитить себя не могу. Но, не переживай! Я этому парню все ноги оттоптала.
– Специально что ли? – засмеялась я на ее мстительную выходку.
– А то!

Толпа поднималась долго по эскалатору, затем разбредясь по выходам вправо-влево, большая часть, как и мы, повернула направо в сторону Савеловского рынка. Если бы непостоянная грязь в этом переходе, он был бы довольно уютным, несмотря на тех подозрительных людей, кто продает единичные телефоны прямо в коридоре тоннеля. Реклама с плакатами Севары, или Гришковца, кажется, меняют лишь даты выступлений. Честно, не сильно заморачивалась, этим вопросом. Со своим графиком, выбрать бы время для нормального графика поесть, что говорить о концертах, хотя понимала, это плохо. Отдыхать нужно.
До поворота на сам рынок, проходя платформу, все услышали крик. Мужской дикий крик, и следом топот не одних ног. Кто-то крикнул из толпы, находясь ближе к платформе:
– Там кровь. Кровь. Скорая нужна.

Я остановилась. Толпа быстро проходила мимо, будто ничего не произошло. Кира заметила, что я отстала.
– Оля?
– Кира, ты будь там, в этом коридоре рынка. Никуда не уходи, без меня ничего не покупай. Просто смотри свои гаджеты. Я сейчас.

Девчонка мне кивнула, для нее было даже в кайф, самостоятельно поискать варианты понравившегося, не имея представления об их стоимости.

Я поднялась на платформу.
Мужчина в светлой рубашке кричал бессвязно. Двое в черном, его под руки, тащили через рельсы уже на очередную платформу.
О, небо! Я поняла, что случилось, но не могла сообразить, чем и как? Штаны у пострадавшего полуспущены и все в крови. Его член огромным синим пятном, свисал на каких-то, еще не оторванных тканях промежности. Помощь моя, ему точно, была не нужна. Его унесли далеко, к огромной желтой машине с синими полосками.
Справа, опять же поднимаясь на платформу с рельс, появляется человек, не ожидая препятствия в виде меня, спотыкается о свой, собственный бутс, падает у моих ног.

Девушка. В черном кожаном жилете, серая футболка. Черные штаны. Короткие черные волосы торчали во все стороны, будто специально так уложены.
Я сразу заметила ее тату в виде пантеры, и глаза. Она смотрела на меня, не отрывая взгляд, даже когда очередные двое омоновца ее уводили, предварительно надев на нее наручники.
Глаза. Большие синие глаза. Этот цвет забыть невозможно. Он не голубой, не приближенный к синему небу, он чисто синий. Такие глаза я видела один раз в жизни, лет в двенадцать.

Глава 2

Странности прошлого дня продолжились и на следующий день. С утра чуть не проспала на электричку. Одна из моих, скажем так, основных работ, была служба в Юстиции. Моя задача, как клинического психолога, состояла в выяснении причин поступков граждан под следствием, и предотвращение суицида внутри изолятора. Иногда приходилось работать на территории ИК, но это не было моей прямой обязанностью, хотя отказ не принимался.
– Ольга Александровна! В первую очередь вы офицер, а уже потом, как вас там, доктор-психолог! – говорил начальник кадрового отдела.

Вообще, странный тип. Я всегда думала, что он такой душка. Тихий, спокойный, от женщин шарахается. Как-то шли по коридору, с нашим бухгалтером Ниной Васильевной, и выходит из кабинета наш Игорь Павлович. Увидел нас и снова спрятался в кабинете. В другой раз, на новогоднем корпоративном вечере. Все без формы, красивые и блестящие, в мишуре. Девчонки с охраны выпили. Шумной толпой, по тому же коридору, вниз на улицу хотели, начальник кадров в коридоре стоит с папками. Видимость создает, что работы много и не до вливания в коллектив, прижался к стене, будто на него не женский пьяный состав охраны идет, а бульдозер неадекватных зеков.
Это уже потом, кто-то проговорился, что дома он тиран, и даже бьет жену и детей. Долго не верила, пока его жена однажды не пришла ко мне на прием, сама, так чтобы муж не знал.
Но надо отдать ему должное. Свои единицы состава пополнения штата выполнял всеми возможными способами. За меня просил докторов пропускной комиссии, чтобы они мне мой рост прибавили хотя бы на три сантиметра. Странная политика не брать на работу с ростом ниже ста шестидесяти. Хорошо, что весовых планок не ставили, а то пришлось бы меня откармливать. Вес еле доходил до пятидесяти.

Я, правда, полгода ходила без формы, потому что моего размера формы не нашлось, а наша служба обеспечения не была такой ответственной, как Игорь Павлович.
Как попала полковнику на глаза, в своем черном коротком пальто, так сразу и форма нашлась. Ушивали для меня девчонки из охраны, так как из меня портниха еще та.
Минусов в моей работе было много, вернее, в службе. В первую очередь я же старлей, но вот внутрь колонии без сопровождения мужчин не зайти. Ты будешь стоять час на контрольном пропускном пункте, ксива при тебе, но пока мужчина, хоть какой-то сержант, прапорщик, не обязательно офицер, даже гражданский мужчина, за тебя не распишется, ты в зону не зайдешь.

Всегда возникал в моей голове вопрос: А, за что он расписывается? Он должен отвечать за меня? Он расписался, вошел, а дальше наши пути расходятся. Он через пять минут может выйти из зоны, а я, или кто другой, из работающих женщин, остались.
К неоправданным внутренним законам колонии если я начинала привыкать, то работа в следственном изоляторе для меня оказалось морально тяжелее. Чаще всего ко мне попадали люди с разбитыми носами, синими лицами, и мне казалось, отбитым мозгом.

*****
Схожу с электрички, наш автобус переполненный, ожидал меня, зная о приходе поезда. Сходу мне, начальник медицинской службы, Вадим Абрамович:
– Ольга Александровна, у нас сегодня поступления. Вы поняли, о чем? Зайдите к Зинаиде Федоровне, прежде чем нас посетить.

Это было грустно. Я сразу представила, что мое стояние на КПП, отнимет у меня время, а так нужно в три уже быть на моей другой работе в Москве. Конечно, я понимала, о чем мне говорит майор Карпович. Всех медицинских работников не так давно, раз аттестовали. Это не значит убрали их квалификации, а просто сменили статус кво. Сделали гражданскими.
Этой участи избежал лишь Вадим Абрамович сам, как начальник, и каким-то образом рентгенолог. Но, так как второй, попивал выписанный для рентгенологического кабинета спирт, причем семидесятиградусный, то наркотические препараты, ответственность, хранение, выдача в МСЧ, оказалась моей привилегией, хотя к медицинской службе прямого отношения я не имела. С точки зрения, а маразм крепчал, всего высшего состава, мне в зоне выделили кабинет в этой самой МСЧ, чтобы хоть не оставаться где-то одной с заключенными мужчинами.
Да. Это мужская колония общего режима, хотя при ней помимо штаба, была небольшая колония поселения и следственный изолятор, где не было ограничения по половому признаку.

Автобус подъехал на территорию штаба. Народ стал вываливаться из пазика, и тут одна из женщин вскрикнула.
Молодой мужчина, около двадцати шести пал перед ней на колени. Собственно, пал на колени этот товарищ перед всеми, но получилось, что эта женщина на пути оказалась доступнее. Схватил ее за края балоньего пальто.
– Пожалуйста! Умоляю! Пустите меня обратно. Я не знаю, что делать на воле.

Наши гражданские женщины, с сожалением, даже одна расплакалась от умиления, обступили мужчину. Парень, хорошенько пропитался вчерашним спиртным.
Вадим Абрамович, растолкал толпу женщин, объяснил всем:
– Расходитесь, товарищи дамы. Вчера выпустили. Пропил все деньги, выданные по выходу из колонии, погулял на воле. Назад просится. Так бывает. Тут же их кормят, одевают, ни о чем думать не надо. Ты же Мчедлешвили?
– Да. Товарищ майор, пожалуйста! Я там внутри пригожусь.
– Значит так, Мудашвили. Иди-ка, ты отсюда. Домой.  Домой к маме езжай.
– Не на что! – парень заплакал.

Я решила быстро свалить с этого шоу, чтобы не дай господи, этого человека не привели ко мне решать его проблемы. Что-то слышала, как майор Карпович распорядился бухгалтерше, чтобы она посмотрела билеты до Сызрани, и стоимость сего. А печальный образ неудачного свободолюбивца, попросил ожидать в штабе, в приемной начальника колонии.

*****
Через пару часов я шла с наркотиками в кармане по территории зоны. Дорога выложена деревянными досками, асфальтом тут и не пахнет, только на пространстве между столовой, церковью и тюрьмой. Да. Внутри зоны имеет место быть тюрьма. Это такое место, куда осужденных закрывают за нарушения, и они находятся в замкнутом пространстве не менее пятнадцати суток, порой больше. Окошек в их камере нет. Удобств нет. На прогулки они не выходят. Душ посещают раз в неделю под конвоем.
Справа от меня большой бетонный забор с колючей проволокой, за которым тот самый периметр, где кинологи прогуливаются с собаками. За периметром, еще один высокий такой же бетонный забор, все с той же колючей проволокой, свернутой в огромные кольца, ограждает этот город запретов от города свободы. А на каждом десятке метров вышка, на котором чаще всего увидишь девочку с винтовкой. Всегда думала, они с автоматами, но один раз, присутствовала на стрельбище, и кроме винтовок оружия нет.

Навстречу попались пару осужденных в черной форме, поздоровались. Тут все друг о друге знают. Даже если ко мне, попадали редкий случай суицидники, что пытались именно здесь, внутри, совершить акт смерти, то все равно я была заметной фигурой для любого населения этого города.

– Ольга Александровна! К вам придут!

Быстро шепотом мне сообщил регистратор Вадим.  Пронесся так же быстро с карточками, как и сообщил новость.  Мне показалось, что маневр с картами, был импровизацией для моего предупреждения, и именно благодаря такой осторожности, я интуитивно поняла о ком речь. На зоне очень не любят, когда информация идет против авторитетов.
Вадим, хоть и регистратор, но тоже осужденный.

Для меня была загадка, почему вдруг он решил меня предупредить о приходе ко мне этих главных, что держат свои законы. Я ни каким образом с регистратором не пересекалась. Я не относилась к медицинской части. Выделение мне кабинета, именно тут, по мнению выше, должно быть моей безопасностью.
Ну, о какой безопасности могла идти речь? В кармане наркотики, в кабинете сейф для их хранения.

Снимая печать с кабинета, и открывая его, я почувствовала, как позади меня остановились. Они закрыли своей тенью мне пространство белой двери.
Я спокойно открыла дверь, кладу ключ, туда же в карман. Оборачиваюсь на мужчин.
– Я знала, что вы придете! Проходите!

Я вошла в кабинет, снимаю пальто, вешаю на спинку стула. Не решилась повесить в шкаф. Сажусь за стол. Смотрю, как в недоумении, от того, что я кем-то предупреждена, а они не в курсе об этом информаторе, топчутся у стола.
– Садитесь, что стоите?
– Мы уже сидим!

Я пожалела, что ранее не навела справки о том, кто является в лагере авторитетом, я не знала, как к ним обращаться.
– Извините, я забыла! Присаживайтесь!

Они сели на два из трех свободных стульев, напротив. И зачем мне столько стульев, посетителей обычно один, все остальные, как майор Карпович, да еще Роза Хафизовна, санитарный врач колонии, обычно зовут пообщаться в свой кабинет. На этот раз стулья пригодились.

Я сидела, молчала. Ждала, что скажут. Они решили меня посетить за полгода моей службы! Вот интересно, зачем им это нужно, и раньше то, что не пришли?
Крепкий, симпатичный такой, лет тридцати, встал и закрыл дверь. Я молчала. Я понимала причину этого, кабинет находится напротив лестничного проема, где стояли по очереди дневальные. Любопытные взоры действия, происходящего в моем кабинете, этим товарищам были не нужны.
– Кто?
– Просто знала!
– Я Андрей! Решили прийти познакомиться и сообщить, что в случае чего, можете спокойно дать знать, если с вами здесь что-то произойдет. – разорвал молчание мужчина, что не двинулся с места.
– Что? – я не верила своим ушам, я поражена их странным предупреждением.
– Всякое может случиться!
– Так. Стоп. Я понимаю ваше желание меня оберегать, но за полгода, я как-то жила без вас здесь, и вполне справляюсь, чтобы цыганской почтой кричать Андрей помоги!
– Ольга Александровна! Вам достаточно сообщить любому дневальному, или санитару, регистратору.

Я не знала, что ответить, на мое счастье, в кабинет постучали, и без ожидания ответа, открылась дверь. Начальник МСЧ, собственной персоной. Значит, уже доложили ему о моих гостях.
Сделал импровизированное удивленное лицо, обращаясь к авторитетам.
– Вы, что здесь? Вас вызывали?
– Мы уже уходим! – мужчины поднялись, медленной походкой вышли из моего кабинета.
– Ольга Александровна, все нормально?
– Да, все отлично!
– Там тебя ждут в СИЗО. Женщина странная, психиатр отклонений не нашел. И, теперь жди сюрпризов.

Майор закрыл дверь. Я осталась одна. По инерции вытащила наркотики, убрала в сейф.
Я понимала, что сегодня в зону уже не пойду, время мое поджимало, а надо еще в СИЗО узнать, что за пациентка такая, в чем странность.
И, вообще, сегодня день одних сюрпризов, а все началось с моего согласия, помочь выбрать гаджет маленькой соседке Кире.

Глава 3

В здание изолятора зайти намного проще, чем в зону. Да, собственно, это было похоже больше на проходной двор. Помимо сотрудников полицейских, здесь постоянно толпились родственники, знакомые, и даже незнакомые тех, кто сюда попал в досудебном порядке. Сам изолятор располагался на цокольном этаже, хотя с улицы, можно запросто сказать, что здание двухэтажное.
Я сразу встретила Зинаиду Федоровну. Местный фармаколог, заведующая аптекой на территории штаба ИК.
– Ольга Александровна, здравствуй еще раз.

Очень пожилая женщина под восемьдесят, маленькая, милая и, слишком добрая. Зная ее полгода, из которых, два месяца приходилось тесно контактировать из-за наркотиков, понимала, что это редкий человек. За все пятьдесят лет службы в колонии, она ни разу не ожесточилась, ни на ту, либо другую сторону существующих в ИК. Это сейчас о заключенных и аттестованных сотрудниках. В данном случае, неизвестно кто опаснее. Пользуясь, своим высоким положением и званием, многие сотрудники могли себе позволить по отношению к младшему составу, той же девочке-охраннику, очень жестокие поступки.
– Рада Вас встретить. Вы уже домой?
– Нет. Нет. Там братия прислала гуманитарку, два мешка. Надо сейчас все распределить. Списков нет. Может, зайдете? Чай вместе выпьем? Поможете мне.
– Зайду, обязательно. Только уже не сегодня. У меня тут еще дела, потом в Москву. Завтра зайду часов в двенадцать.
– О, хорошо! Я тогда вам что-нибудь вкусное приготовлю. – Зинаида Федоровна погладила меня по руке и вышла на улицу.

Я улыбнулась. Помню, как эта женщина впервые увидела меня, и решила, что мне пора поправиться. Как бабушки обычно заботятся о своих внучках, так и она взяла надо мной шефство. Вначале, постоянно привозила мне всякие соленья и варенья, пока я не сказала, что дома еще не открытые ее банки стоят. Тогда она по случаю, начала меня у себя угощать всякими пирожными и пирожками, слава небу, что мне не каждый день приходилось к ней ходить в аптеку.
Аптека, сказано было громко. Отдельно стоящее маленькое здания в две комнаты. Одна отдана под склад.  Чаще лекарства выписываются из Управления Юстиции, и приходят в запечатанных коробках. Реже, но также регулярно, поступает в обычных войлочных мешках, запакованные в салафановые пакеты, разнообразие препаратов, как новогодние подарки, гуманитарная помощь от воров в законе, наслаждающихся свободой. Заботятся о тех, кто в городе запретов.

Однажды в гуманитарке, попалась, пара упаковок противозачаточных гормонов для женщин, так медицинские сестры спихнули это одному глупому осужденному качку, как гормоны для поддержания тонуса. Он был доволен, а я все думала, как на мужчин этот препарат может действовать? Неужели без состояния токсикоза?

– Ольга Александровна, пришли, хорошо! А то мы не знаем, в камеру вести, или оставить пока в кабинете.

Сергей Сергеевич, следователь. Натолкнулся на меня, когда я поднималась по лестнице на второй этаж.

– Добрый день! Так вы ведете это дело?
– Да. Она иностранка.
– А вы, как бы, владеете другими языками?! – вот сейчас было для меня точно удивительно. Сергей Сергеевич и другие языки?

Он засмеялся.
– Да, бог с вами! Я кроме русского не знаю никакой, школьная программа давно забыта. Девушка неплохо общается на русском, но ведет себя как ребенок.
– Давайте сюда «Дело». В каком она кабинете? За что хоть она тут?

Я взяла, переданную мне папку.
– Мы не смели ее сразу закрыть, перевели сегодня с Москвы. Разбойное нападение и нанесение вреда человеку. Психиатр дал заключение, что здоровая, адекватная и нет признаков психических расстройств. Может, состояние аффекта, сейчас причину поступка сложно сказать. Адвоката не предоставила. Показания отказалась давать.
– Вред человеку у нас каждый, ежедневно наносит любому, и они спокойно все живут. Гражданку другой страны арестовали. За то, что наши, российские, вытворяют, причем безнаказанно.
– Швеции. Она из Швеции.
– Куда идти? Где она?
– В двадцать шестом.

Собственно, тут нечему было удивляться. Это был кабинет, который отдавали мне для работы. Я не так часто проводила в нем время, иногда приходилось спускаться в помещения дознавателей, но это видимо был случай особенный.
С одной стороны, хорошо, что предстоящее знакомство будет в двадцать шестом, там все мои инструменты для тестирования, если они будут необходимы.

Остановившись у кабинета, я вначале открыла «дело» моей пациентки. Значит статья 162 УК? Что такое могла сделать, эта Рута Берг, что сразу такую статью? Настолько опасный преступник?
Мое следующее удивление, ни одного сержанта рядом с кабинетом, охранника близко не видно. Ключ торчал снаружи. Я дернула дверь. Заперта. Повернула ключ. Открыла дверь. Вошла в тот момент, когда настольная лампа дневного освещения, полетела в дверь, которую я только что закрыла за собой. Пролетев мимо меня, разбиваясь, падая на пол, рассыпая осколки.
Следующим этапом на полу оказались все бумаги, они же тесты и наблюдения, моих безалаберных ошибок не убрать ранее в ящики металлического сейфового шкафа, а оставлены на нем сверху.

Женщина меня будто не замечала. Я стояла, не могла двинуться с места. Моя реакция самосохранения была всегда на нуле, как маленькая Кира сказала, что не могу защитить себя. Вместо открытия чувства обезопасить себя, на меня будет ехать поезд, я не сдвинусь с места. Этот ступор и сейчас меня подводил. Я ощущала, как струя крови течет по щеке, от осколка порезавший висок. Крепко держала папку с делом этой мадемуазель, либо мадам. В той самой серой футболке, черных штанах и черном жилете, будто это не было вчера, или продолжение вчерашнего миража перенеслось на сегодняшний день.
Рута огляделась, скинуть на пол уже нечего. Все это, она сделала, молча, без ругани и иностранного «Фак ю».
Подошла ближе ко мне и ударила кулаком по дверке вещевого шкафа. Дверка ДСП на моих глазах лопнула, образовав приличную трещину посередине. Только тогда девушка обратила на меня внимание. 
Что сподвигло девушку, сделать то, следующее. Рут пальцем провела по струйке крови, испачкавшую мне щеку и падающую на черный ворот моего пальто. Затем провела этим пальцем по моим губам, окрашивая их красным, и видя, что я не двигаюсь, поцеловала в губы.

Я очнулась от неожиданности, сразу оказалась освобождена от ступора, и отшатнулась от нее.
Девушка отошла. Прошла к окну, где-то секунд пять стояла спиной, затем развернулась ко мне, и как ни в чем не бывало, сказала:
– Ты, что тут делаешь? Меня искала?

Я пыталась вспомнить, есть ли в этом кабинете камеры и жучки. Даже если бы они были, то навряд ли меня об этом оповестили. А пока я осознавала, что все что сейчас произошло не в мою пользу, и компромат продолжает иметь место. Рут провоцирует специально, или по незнанию местных правил Российского Законодательства МинЮста?
Подошла к столу, достав тетрадку для моих заметок, я написала на чистом листе девушке ответ.
«Больше так не делай. Иначе я не смогу помочь!»
– Это уже интересно?! – Рут села напротив меня. – Ты следователь?
– Нет. Я психолог. Совсем не думала, что на сегодня испытаю море впечатлений от службы в этих органах.
– Ты офицер?
– Это не имеет значения. Всего лишь звание.
– Почему же не имеет? Это статус.

Голос Рут был немного высоким, и акцент придавал некий шарм ее произносимым фразам.
– Статус этот не будет иметь значения, если недавняя выходка где-то осталась на камере. Связи с осужденными тоже являются преступлением. У меня отберут ксиву, и я потом тебе точно не смогу помочь.
– Чем ты можешь мне помочь?

Я смотрела в эти синие глаза, вернее тонула в них как в космосе, и сама думала об этом же. Чем я могла помочь? Ну, психиатр вытащил из себя своё заключение о том, что психических отклонений нет, хотя всё, что сейчас было в кабинете, это выпуск огромных отрицательных эмоций. Может иностранцы так расслабляются?
Адвокат? Государственный адвокат, наверняка не возьмется защищать гражданку другой страны, если только обратиться в посольство Швеции?!
– Я пока не знаю, но что-то можно сделать. Послушай, Рут! Что такое можно было натворить, чтобы попасть под сто шестьдесят вторую статью? Ты ограбила банк? Или разбила магазин?
– Я оторвала член одному придурку! – Рут сказала это спокойно, даже улыбнулась. Видно было, как она, на все сто довольна собой.

Я замечала, ее непосредственное уверенное поведение, и оно мне нравилось. Положив ногу на ногу и облокотившись на спинку стула, девушка продолжала ждать от меня реальных предложений по ее спасению.
Значит, оторвала член? Тот полноватый лысый мужчина, который испытал двойную боль, потеряв свое ценное, это дело рук этой женщины?
Теперь я понимала, что никакие тесты мне сейчас не помогут, вывести на откровенный разговор девушку можно лишь одним способом, позволить ей доверять тебе.

Глава 4

Я возвращалась в Москву на свою нелегальную тайную работу. Да, это было именно так, потому что работать помимо там, где я служу не имела права. Все знали, что охрана подрабатывает, и закрывали на это глаза. Я была обязана скрыть вторую работу. Это связано с неразглашением того, что я могу слышать, видеть на территории зоны, и конечно, с доверием. В момент приказа раз аттестовать состав медиков и учителей, сделать всех гражданскими, я не связала это с экономией средств, хотя за звание, тем более звездочки, приличная надбавка к зарплате. Тем не менее, я посчитала, что мерой такого требования явилось то, что спрос с гражданских меньше.
В кармане лежала свернутая бумажка с адресом от Рут. О доверии не могло идти пока речи, я и сама это понимала, но кто же поймет до конца этих иностранцев.
– Рут! Тебе придется пока побыть здесь. Я могу пообещать, что поговорю со следователем о том, чтобы сейчас тебя меньше дергали.
– Дергали? – лицо Берг исказилось в гримасе недоумения.

Возможно Сергей Сергеевич, это и имел в виду, что девушка ведет себя как ребенок. Все отражалось на лице, в поведении, жестах. Все эмоции и ощущения. Непосредственность и естественность не свойственны людям, работающим в таких органах, как Юстиция. Здесь не просто нельзя доверять, везде уши, глаза, ноги, и языки. В Юстиции никто не позволял себе быть настоящим. Надевая непроницаемые маски, чтобы не дай бог, не уличили в измене и не подставили. Последнее происходило на каждом шагу, как специальная манипуляция для шантажа, страха, или «лишь бы не меня». Все друг другу всё докладывали, все об этом знают, и все делают вид что этого нет. И речь не только о работающих сотрудниках, но и тех, кто выживает в городе запретов. 
– Я имела в виду вызывали и требовали показаний. Но, ты же понимаешь, что «Дело» уже заведено, и его нужно закрыть. Для этого нужны сведения, причины и прочая фигня.

Рут засмеялась.
– Фигня? Это ты отлично выразилась.
– Не весело на самом деле. Я здесь для того, чтобы понять причину совершенного тобой поступка. Для всех это сейчас преступление, а оно должно понести наказание. Тут совсем не та тюрьма, как в Европе. Здесь за счастье было бы признать тебя психически нездоровой, и провести срок в психушке. Психиатр дал заключение, что ты здорова.
– Не, психушка не хочу.

Я смотрела на это милое лицо с синими глазами. На пантеру девушка совсем не похожа, хотя кошачье в поведении что-то имелось, возможно плавные движения.
– Почему ты это сделала? Что случилось такого, что ты оторвала член мужчине?
– Мужчина! Он не мужчина! Скот.

Рут сложила руки на груди, прикусила нижнюю губу.
Ну, всё! Закрылась даже от меня, и я смогла только предложить оказать услугу.
– Я могу позвонить твоим родным. Сообщить о тебе. Это я могу сделать прямо сегодня?

Берг только отрицательно покачала головой.
Я встала собрать разбросанные бумаги. Пауза длилась всё это время, но Рут даже не решилась мне помочь.
– Ладно!

Рут смотрела на меня очень уверенным взглядом, видимо стоило трудов решиться на помощь.
– Сходи и проверь мое секретное оружие! Вот адрес.

Быстро черканув на листе чистого листа моей записной тетради, оторвала и скомкав протянула мне.
– Что?
– Так ты сможешь?

Я взяла листок. Как я могла отказаться, если сама предложила свою помощь? Мне важно было заполучить доверие этой женщины, и не только потому, что я за справедливость и всему есть причина оправдывающая поступок. Рут мне понравилась. Этими манерами, своим живым акцентом, даже тем, что судьба нас свела второй раз за сутки, значит это было нужно.
– Да. Я сделаю.

Доверие, то действие и ощущение, что днем с огнем не отыщешь. Возможно, любовь найти проще, чем того человека, кому ты смог бы доверять. Сейчас, взяв на себя ответственность, проверить «секретное оружие», я взвешивала на чаше весов доверия, кто из нас с Рутой рискует больше. Она, доверив некое «секретное»? Или я, кто опрометчиво согласился? Что это за оружие? Опасно ли для меня?
Передав Рут и «Дело» Сергей Сергеевичу, совсем забыла о запекшей крови на лице. Царапина была небольшая, но моя нежная тонкая кожа, все же пострадала. Осколок от стекла лампы повредил капиллярный сосуд.
– Ольга Александровна? Что случилось? – следователь, на то он и следователь, что подозрения сразу пали на Берг, смотрел на нас обеих.
– Все в порядке. Лампа стояла на шкафу, дверь хлопнула сквозняком, и она упала. Немного поранилась. Тоналкой замажу.
– Тоналкой не отделаетесь. Пластырь нужен. Может к нам в медпункт?

Я не стала продолжать дискуссию своей никакой травмы, попросила дать мне все возможные варианты по освобождению девушки до суда. Сергей Сергеевич немного помялся, не знал можно ли говорить все в присутствии заключенной, но тут наконец появился конвой.
– Где вы были, прапорщик Самарин? – переходя на повышенный задал вопрос следователь конвоиру.
– Она же не одна. Она с Ольгой Александровной!

Самарин продолжал дожевывать булку, что никаких сомнений не оставалось, ходил трапезничать. Было желание сказать, что я пришла позже, а Рут нашла запертой снаружи, но не было желание задерживаться и писать рапорты на безответственного товарища.
– Эти ваши приставки к именам меня бесят, - шепнула мне Рут.
– Приставки? Это отчества! – я улыбнулась.
– Да какая разница как они называются. Для чего они? Отличать человека с одинаковым именем? А если таких Олек Александровных еще с тысяча?

Берг была права. Мне пришлось задуматься и над этим, вспоминала, в какой еще европейской стране или материке земного шара есть отчества. В голову не приходил ни один пример. По имени и отчеству мня впервые стали называть только в Юстиции, на моей не менее любимой другой работе, я была просто Оля. И мне это нравилось больше, чем быть Ольгой Александровной.

Когда прапорщик увел Рут, я ждала ответа от следователя.
– Cто шестьдесят вторая статья!
– Я видела. Что с пострадавшим?
– В больнице под стражей.
– Что вы сразу не сказали, что она не бандитка, а мужику член оторвала?
– Это было нападение. Человек сидел в своей точке, торговал планшетами, и никого не трогал. Под подписку о невыезде мы не можем отпустить, Берг гражданка другой страны, задерживать в стране не имеем права.
– А если психиатр дает заключение о нормальности этой женщины Берг, то не думаете ли вы, что она вот просто ни за что взяла и оторвала важный орган. Было за что значит. Его допрашивали?
– Ольга Александровна! Она будет находиться в изоляторе до выяснения всех обстоятельств. Пострадавший после наркоза в реанимации. Жить будет, но функционировать орган врачи не обещают. Чем она это сделала любопытно?

*****
Выйдя с электрички, зашла в метро. На табло время показывало почти шестнадцать. Сегодняшний день после выходного морально оказался тяжелым. Еще эти авторитеты! Что там начальник МСЧ сказал? Жди сюрпризов? Этих сюрпризов уже не хотелось. В чем они эти сюрпризы могут выражаться? Не нападут же на меня в зоне специально, чтобы некий Андрей мог проявить в моих глазах авторитетство!

Глава 5

Рут вошла в камеру, за ней закрылась железная дверь. Десять глаз сразу обратили внимание на Берг. Последняя прошла на свободную койку нижнего яруса, скинула бутсы, и улеглась на матрас.
– Как звать крошка?

Полная женщина, в сером застиранном платье и растянутой вязаной кофтой, пыталась привлечь внимание Рут.
– Я, Рут! И я устал.
– На допросе замучили? За что тут?

Рут только помахала отрицательно руками, дав понять, чтобы не трогали ее сейчас, отвернулась к стене.
Пытаясь уснуть, сквозь затуманенное сознание, она слышала, что две девушки играют между собой в морской бой, кто-то перелистнул страницу читаемой книги, одна закашлялась.
– Ты со своим кашлем не перезаражай нас здесь. Не туберкулез надеюсь?
– Холодно. От сырости это.
– Как на улице сейчас? Май скоро, сирень. Солнышко.
– Мечтай. Тебе до суда еще сидеть, недели три минимум.

Рут слышала эти разговоры женщин и вспоминала Ольгу. Совсем не изменилась с детства, только это уже не ребенок. Помнит ли она о том, единственном жесте, какой Рут позволила себе сделать тогда?

*****
Не успела я войти в лифт подняться на седьмой, где располагался продюсерский центр, как меня догнал наш новый бухгалтер Светлана Васильевна.
– Оль, отчет готовлю, а перед праздниками надо зарплату выдать. Как вы распределяли оклады и гонорары?
– Марина Афанасьевна вела отдельный журнал. Я сейчас по гонорарам новые списки составлю, принесу. Премий там не обещает директор?
– Пока молчит. Я боюсь лишний раз к нему в кабинет идти, вот тебя ждала поэтому.

Я нажала кнопку лифта, тот медленно поехал вверх.
– А Марина, почему ничего не передала? С собой все унесла? Никаких бумаг, инструкций и журналов? – уточнила я, но скорее ничего странного в этом и не было, расстался бывший главбух с директором не очень хорошо. Первая ревновала последнего к новой секретарше.

Откуда Александр Владимирович привел девушку Юлю, назначив своим помощником, история умалчивает. Новый секретарь не сильно оказался загружен работой, и часто проводил в кабинете у главного. Марина Афанасьевна, на тот момент еще главный бухгалтер, и по совместительству любовница начальника, и об этом знали все и никак не скрывалось, не ожидала однажды себе замены в таком вот ключе, как появление девушки Юли. Брюнетка с длинными ногами, постоянно в светлой одежде и бледным лицом. Такая барышня времен девятнадцатого века, не умела пользовать элементарным факсом, зато прекрасно варила кофе.
– Как вы жили без секретаря раньше?

Вопрос Светланы меня отвлек от мыслей о предстоящих делах. Я уже рисовала себе план сегодняшних действий, чтобы закончить к восьми и съездить по адресу Рут.
– Как-то жили!

Дверка лифта открылась. Навстречу менеджеры Сорокина с Павленко.
– Оль, мы за булочкой, пока еще буфет открыт. Тебе что купить?

Предложение прозвучало немного растерянным и виноватым голосом Сорокиной Натальи.
– Ничего не надо. Возвращайтесь, минут на десять всех менеджеров соберу. Будьте в рекламном.

Девчонки исчезли в закрытом лифте. Светлана исчезла в бухгалтерии. Я прошла в монтажку.
Виталий, режиссер, готовил студию к записи.
– Ольга! Там спонсор прислал со своего магазина одежду. Кто сегодня пишется на Прогнозе?
– Только пришла. Должна быть Иринка с модельного. Где пакет?
– Пакет в дизайнерском на столе. Иринка? Не знаю, как это будет выглядеть.
– Что именно?!
– Там одежда вся открытая. Посмотришь. Выберете на нее, влезет может.

В дизайнерском отделе, помимо привычных мне дизайнеров Димки и Вадика, в гостях оказался приходящий айтишник Андрей. Полноватый большой молодой человек, вечно в широком мешковатом пиджаке и умным взглядом в очках.
– Привет, ребята! Что нового? Андрей, у нас в системе сбои?
– Оля! Андрюша у нас по Ирке сохнет. Ты не заметила, что он появляется на ее съемку? – засмеялся Дима.

Я заглянула в пакет с одеждой, затем посмотрела на красное лицо Андрея.
– Бедный мальчик! Сегодня будет не сладко. Держись там!

С пакетом уже направилась в менеджерскую.

*****
У окна расположилась Иринка. Невысокая худая девочка, двадцати пяти лет, с модельного агентства. Приходящий визажист Марина, бывшая модель с того же агентства, делала Иринке макияж.
– Короче, Ирин! Тебе надо вот что-то из этого напялить на себя. Постарайся в это влезть. – Я высыпала содержимое пакета на небольшой кожаный диванчик у стены.
– Что это? – Марина уронила кисточку при виде тех маек, что украшали коричневую кожу офисного инвентаря.

Я достала первый и развернула показать всем.
– А без этого нельзя? – Ирина тихо подала свой нежный тонкий голос.
– Желание спонсора закон. Он оплачивает деньги за свою рекламу.

Марина отложила свои инструменты косметики, подошла ближе.
– Ирин, ничего так они. Симпатичные.

Я подошла к другому окну. Апрельский дождь зарядил не к месту, хоть у меня и был в сумке с собой зонт, но я не могла забыть о том, что нужно проверить «секретное оружие».
Иринка разделась по пояс, оставшись в черном не по размеру бюстгалтере. Если Марину я представляла, пусть и бывшей моделью. Плоская, худая, высокая. Длинные рыжие волосы, скулы. Без макияжа немного стареющее лицо, все-таки постоянное нанесение кремов вредят коже, что не говори. А Марине всего-то тридцать четыре. То, Иринка, как попала в модельное поражало! Метр шестьдесят пять от силы, и да, худая и красивая, но проблема в груди. Шестой полный размер, на такой пропорции худенького тела, к которому и лифчик молодежный подобрать невозможно!
Иринка напяливала майку одну за другой. Тонкие лямки растягивались, трикотаж натягивался на бюст с трудом, что со всех сторон грудь выпячивала свои округлости.
– Что мне делать? – Ира в отчаянии натягивала последнюю желтую трикотажную с красными губами на груди.
 – Эту и оставь. За губами сосков не так видно. – Маринка дала свое заключение.
– Зато черный бюстгалтер просвечивается! – у модели начиналась истерика.
– Сними его. Он никак не спасает. – спокойно сказала я.

В кабинет заглянул Виталий.
– Ир, готова?
– Можно и так сказать! – вздохнула девушка, и вместе с Мариной вышли вслед за режиссером.

*****
Мне надо было составить списки для бухгалтера по гонорарам и провести пятиминутку в рекламном. На часах половина шестого, во избежание застать не всех рекламщиков, решила, что вначале пятиминутка.
Девчонки ждали. Кто-то приготовился после собрания свалить домой, кто-то дожевывал булочку, кто за компьютером составлял медиа план. Человек одиннадцать, ярких, разных, далеко не глупых, уставились на меня.

*****
Рут проснулась от холода. По истечении времени находясь в одном неотапливаемом кирпичном помещении, отсыревшим за апрельский период, почувствуешь прохладу. Некто из женщин сверху накрыл тонким одеялом, но ни это, ни то, что в помещении уже семь человек, не спасало.
Женщина неопределенного возраста продолжала кашлять, кто-то чихнул, другая сидела с красными глазами. Конъюктивита, а может от слез?
В камере не было тихо, но никто не разговаривал. Берг села, потянулась расправить мышцы спины и позвоночник. Руки холодные, потерла ладони, и хлопнула в ладоши. Все снова обратили на нее внимание, на этот раз не десять, а четырнадцать глаз.
– Так! Девчонки! Будем греться! – после сна акцент у Рут выражался ярче.

Она встала у железной двери лицом ко всем.
– Поднимемся! Поднимаемся! Повторяем все за мной!

Женщины послушно поднялись, с верхних коек остальные спустились.
Берг хлопнула в ладоши, считая вслух, и запела под движением своего тела.
– Раз. Два. Три. Раз Два Три.  Будь готов летать мы будем очень долго.
Миллионы песен с высоты споём. Мы с тобой закрасим небо в ярко синий.
Чтобы выделяться выгодно на нём.

Все семеро подхватили песню, улыбались и повторяли движения Рут.
– На большом воздушном шаре мандаринового цвета. Мы с тобой проводим это лето.

*****
Я вытерла с пластиковой доски маркер, которым рисовала план на май по программам.
– Наташа! – обратилась к Сорокиной, которая схватила сумку, уже стояла на выходе из кабинета. Жгучая брюнетка, полненькая, с ярко красной помадой на губах остановилась.
– Да, Оля! Я все сделала на сегодня!
– Я не про сегодня. Наташа, если ты после тренинга пишешь себе мотивацию сделать полмиллиона за месяц, хотя план менеджера миллион, и вешаешь этот лист перед собой на стену у своего рабочего места, то я не понимаю, как тогда можно было сразу собраться и уйти, до конца рабочего дня еще часа три оставалось. Поделись секретом, если они сами вдруг появятся, эти полмиллиона, пока ты гуляешь по своим делам. Я тоже так хочу.

Все засмеялись. Наталья стояла смущенная. Пару дней, именно так она и сделала. Нарисовала цифру красным маркером крупно на белом листе формата А4, прикрепила скрепкой над столом, и ушла спокойно домой.
Ответа мы от Сорокиной и не ждали, собственно, не ждали и Виталия, который примчал с бледным лицом.
– Девчонки, у кого нашатырь есть? Андрей, глядя на Иркину грудь, в монтажке в обморок упал. Говорил я, что спонсора другого искать надо.

Глава 6

Дождь не прекращался, из-за туч и воды все дома казались серыми. Сумрак вечера все сгущался, не смотря на весенние длинные дни сегодня оказалось темно и в это время суток. На часах почти девять, хочется домой, съесть уже что-то существенное помимо кофе за целый день, но это тот самый случай, когда дома, дай бог, окажешься к двенадцати ночи, и там уже не до ужина.
Темные дворы Владимирских улиц не освещались совсем, но ориентируясь по карте, которую попыталась запомнить с Яндекс, Вторую Владимирскую я все же нашла. Пятиэтажки все на один фасад, и если бы не было так темно, то как-то еще можно их различать. На мое счастье, из одного дома вышла парочка, для московских дворов безлюдность даже в такую погоду неприемлемо, видимо сегодня исключительный момент, а возможно район не совсем благополучный, что знающие просто сидят дома. Никто не выгуливает животных, мало припаркованных автомашин, фонари не у всех подъездов работают.
Парочка шла навстречу, пересекая двор по асфальтовой дорожке вдоль детской площадки.
– Простите, не подскажете, где шестой по утренней улице?
 
Девушка прижалась ближе к парню, обхватив его плечо, будто я вот прямо сейчас на него начну претендовать, а парень мило ответил:
– В ряд там белые стоят, какой шестой не могу сказать.

Поблагодарив, я отправилась искать белый дом с номером шесть, но эти белые мокрые совсем белыми не были. Одно радует, что я уже у цели.
Мокрые ботинки насквозь пропитались влагой, что начинали мерзнуть ноги. Я пожалела, что переобулась из сапог слишком рано этой весной, но это моя фишка была всегда, сколько я уже взрослая. Таким образом пытаюсь ускорить наступления лета, тем более асфальт вполне свободен от снега и в Москве земля не перемешана с глиной.

О, лето самый любимый мой сезон! Нет, конечно, когда не жара под тридцать или сорок. Я очень с детства не любила одеваться. Была бы моя воля, то ходила бы в одних трусах, а дома обнаженной. Собственно, по возможности, я так дома летом и хожу, но этих возможностей слишком мало.
Очень редко получается остаться одной, даже ночью. Ощущение, что многие ожидают моего возвращения и наблюдают за окнами, не зажегся ли свет. То соседке скучно, поболтать важно, то с первого этажа консъержка поднимется с желанием сочувствия от меня, и рассказать, как ходят посторонние в тринадцатую, погадать к одной недавно заехавшей женщине. Ну, а то, кто из девчонок охраны, в свой выходной, намыливаясь в Москву просят остаться на ночлег. Последних я могла понять, так как проживание в общежитие при ИК, где общие душевая и санузел, а также кухня, скорее надоедали, и желание пожить хоть полдня как человек, для девочки это нормально. Да, это именно девочки, которые многие не перевалили рубеж тридцати лет, и так в жизни бывает, что благодаря стараниям родителей, живущих ранее при коммунизме, настроить ребенка не на получения достойной интересной профессии, а жить так, где обеспечит тебя государство. Форма, стабильный оклад, возможно институт за счет организации, но не все туда идут. Что еще? А…парней много, можно выйти замуж. Вот с этим всегда был у меня спорный вопрос. Сейчас не время гусаров, рыцарей, да и нет романтики выйти замуж за военного. Вспоминая начальника кадров, понимаешь, как сфера деятельности и обстановка меняет людей и не в лучшую сторону. При мне еще ни одна девушка с охраны не вышла замуж, зато парням раздолье выбора любовниц и меняться друг с другом.

На двадцать третье ребята отмечали только свой праздник и девчонки их поздравили, а ребята девчонок нет. Логика оказалась такова, это мужской день и ждите восьмое марта. А на восьмое марта, ребята отмечали день рождение прапорщика Левашкина, девчонки поздравлений так и не дождались. Сидели, накрыли стол, даже испекли торт. В обед отправились искать парней, и застали у Левашкина всех, кто не дежурил, уже готовых заправленных алкоголем. После этого разочарований было много, и каждая прибегала ко мне, чтобы получить совет.
О, небо! Какой совет я могла дать? Их выбор всегда останется на том уровне, какой они когда-то сделали, и только потому, что так привыкли и для них это стабильно. Единицы, кто однажды понимают, что жизнь идет и ничего не меняется, значит это не их жизнь. Меняют профессию, меняют партнеров, меняют полностью на девяносто градусов свою жизнь. Перестраиваться сложно, порой не хватает и средств к существованию, стабильность ушла. Зато потом все наблюдают насколько они получают то, к чему шли. Мужа. Квартиру. Хорошо оплачиваемую работу, даже без высшего образования. Но и такие примеры не все повторяют, из-за страха начать жить по-другому, без стабильности, и не огорчать родителей или своего стабильного любовника. Последнее чаще ассоциируется с предать чуть-ли не Родину.

Собственно, наконец осознаешь, что причина всегда одна, неуверенность в себе. Возможно, такие гадалки, как из тринадцатой, всегда будут востребованы, так как люди желают для уверенности знать, что будет завтра с ними или с их близкими.
А что будет завтра? Никто не сможет дать точного предсказания что будет завтра. Тебе тридцать, да и неважно сколько лет, двадцать, десять, сорок или три года. Ты идешь по городу и на тебя упал с крыши шифер, вот такого дома как на Утренней улице. Все тебя нет. Полетел отдохнуть на Бали, упал самолет. Едешь в метро, взорвали вагон. Купил банку огурцов в супермаркете и тебя сразил Ботулизм. Да все что угодно. В этой жизни точно ничего нельзя предсказать, и только потому, что бог дает тебе возможности, шансы, показывает знаки, а человек либо берет эти шансы и видит знаки, либо продолжает ожидать смену жизни каким-то случаем. Случайностей не бывает. Любая случайность, даже случайная мысль, это и есть знак, и порой человек кидает это в свою глубокую преисподнюю до однажды воспоминания с сожалением, что не услышал, не понял, не воспользовался, а время потеряно.

*****
Дверь в нужном мне подъезде оказалась открыта, из-за сломанного кодового замка. Ничем не привлекательный подъезд, без цветов на площадках и подоконниках, без камер, без консъержки, на удивление чистый и без посторонних запахов. Третий этаж. Рванный кожзаменитель, которым ранее оббивали двери, не обновлялся со времен постройки этих домов. Ромбик с номером квартиры очень напоминал жетон любого военнослужащего. Кнопка звонка отсутствовала, и я постучала. Вначале тихо, чтобы не потревожить соседей. Затем понимая, что меня так не слышат в квартире, стукнула раза три громче. Странная тишина на мои позывные открыть мне дверь, возымело только мои сомнения, что я не по адресу. Хотя адрес на бумажке был написан именно этот, но сомнения оставались.
Почему, гражданка Швеции, остановилась в этом московском доме, а не в каком-то новом и приличном районе, где лифты, где освещаемые дворы, где просто комфортнее и приближаемо к европейским стандартам.
Ну, или в Центре Москвы, недалеко от Кремля, в каких-то пусть недорогих апартаментах?
Да, собственно, почему я решила, что меня обязательно кто-то должен был тут ждать и встречать?

Шорох и поворот замка послышался совсем в другом месте. Соседская на площадке дверь открылась, выглянула старушка лет восьмидесяти.
– Ой! Извините, я вас потревожила. Мне ваши соседи нужны.
– Там Вольдемар живет.
– Кто? Вольдемар?

Бабушка только кивнула.
– А он глухой? Стучу не открывает.
– Глухонемой, ага. Ключ под ковриком возьми, я же говорила в прошлый раз.

Когда это в прошлый? Может она меня за Рут приняла? Было похоже, что у старушки День Сурка.
Серый с выцветшими розовыми цветами коврик лежал у порога перед дверью. Отвернув толстый коврик, действительно лежал ключ. Аккуратно в выемке сломанной плитки, что сразу не догадаешься стоя на коврике.

Все считают в Москве опасно и на каждом углу разбойники, так вот это сомнительное заявление, и сейчас это подтвердилось. Москва. Пятиэтажка в многолюдном месте не так далеко от метро. Темные дворы и плохо освещенные улицы. Открытый неохраняемый подъезд. Ключ под ковриком и соседи об этом в курсе. Москва, один из самых безопасных городов в России, по крайней мере с точки зрения моей позиции и проживания в этом городе.
Ключ повернулся довольно легко, но как только я открыла дверь, мимо меня и дальше, вниз по лестнице, рвануло черное лохматое чудовище почти с меня ростом.

*****
Рут попыталась заснуть, но на этот раз не получалось. Кто-то из соседок храпел. Две мелкие на втором ярусе шептались о прошлой замужней жизни. Для Берг это было неинтересно. Она никогда не пыталась обзавестись мужем, и фактически никогда не имела серьезных отношений, так чтобы жить вместе.
Для нее подобные истории не казались сказочными и не имели смысла, так как одних бабушкиных историй о десяти законных браков, вполне хватило наслушаться в детстве. Снова в мыслях приходила Ольга, больше та маленькая, из того же, насыщенного историями бабушки, детства.
Нашла Ольга «секретное оружие» или может так и не поехала по адресу, испугалась?

Металлическая дверь камеры открылась.
– Берг на выход.

Рут поднялась. Время позднее, и всякие посещения не могли иметь место быть.
– Куда?
– На выход, задержанная Берг! Вещи захвати.

Вещей у Рут не было. Девушка вышла за сержантом из камеры.

Глава 7

Серые коридоры СИЗО, как лабиринты Минотавра, для Рут не представляли выхода, казалось, что они с сержантом идут целую вечность.
– Куда меня?

Берг попыталась разговорить своего конвоира, но он продолжал идти молча позади девушки. Она помнила только, что дорога в камеру была короче, чем, то расстояние, которое уже прошли. Остановились у одной металлической двери без надписи
– К стене. Руки за голову.

Рут повиновалась. Сержант открыл дверь и скомандовал идти вперед. Лестница на первый этаж очень повторяла ту, по которой ранее спустили в подвал. Прошли еще метров десять и вновь остановились у двери, на этот раз коричневая деревянная с надписью. Прочитать Рут не успела, команда «к стене лицом и руки за голову» прозвучала быстрее. Они пришли по месту назначения.
– Подполковник Пронин, доставлена задержанная Берг.

Голос немного глухой, но спокойный, прозвучал из помещения.
– Входите!

Рут опустила руки и вошла в кабинет. Дверь за ней закрылась.

*****
Я не знала, что за чудовище выскочило на улицу, но точно не собиралась его догонять. Сразу вспомнила сказания всякие о домовых, но не очень верила в их существования. Одно дело приснятся во сне, другое чуть некто не сшиб меня с ног. Старушка давно ретировалась в свою квартиру, и я на площадке осталась одна.
Честно, очень надеялась, что мне показалось. Мало ли, сегодня с утра день сюрпризов, одним больше ничего страшного.

Квартира пугала уже своей темнотой, но я все же вошла и нащупав в прихожей нечто похожее на выключатель, повернула кнопку. Да, современный довольно прибор, можно убавить, а также прибавить освещение, которое повиновалось моим пальчикам.
Несмотря на вот такую, со стороны этажной площадки обшарпанную дверь, квартира сверкала изыском дизайнерского шедевра. Не могла сказать, что за стиль, но смесь авангарда с модернизмом прослеживалось, а может и добавление хайтек, особенно кухня. Стальной серый холодильник огромных размеров, столешница из натурального камня, и барная стойка из того же материала. Стены, серо-розовые под металл.

Включаю, по дороге, везде свет, даже в ванной, где не для такого дома находится джакузи, иду в комнату. Огромная кровать с резной металлической спинкой. Цветной горой возвышалось одеяло вместе с покрывалом.
Кого там старушка назвала? Вольдемар? Имя пугало, оно было схоже с Воландемором из детской страшной сказки. Теперь понимала, что, либо сама попала в какую-то сказку загадочной Швеции, вдруг перебазировавшись в Москву, либо от Рут можно ожидать чего угодно, и не только оторванных членов или домовых дома.
– Вольдемар? Вы спите?

Мне казалось, что под ворохом этого цветного сугроба на кровати кто-то действительно есть, но в ответ молчание, поэтому пересилив свой страх я подошла ближе и аккуратно подняла одеяло.
– Вольдемар!

На пороге комнаты появилось чудовище. Черное, лохматое, огромных размеров, что загораживало весь проход, и если оно встанет на задние лапы, то спокойно достанет до висящей под потолком люстры. Это была какая-то смесь сербернара, ньюфаундленда и овчарки.
– Вольдемар, это ты, да? –тихо спросила я песика и села на кровать.

Я, конечно, люблю собак, но огромных размеров звери с детства пугали. Совсем забыла и про «секретное оружие» и про мокрые ноги, мысли были лишь о том, как бы не оказаться лакомством для этого чудовища из сказки «Огниво». Сразу вспомнив о лакомстве, решила поговорить с собакой.
– М…ты, может кушать хочешь? Я не вкусная для тебя, сразу предупреждаю! На кухне сейчас найдем что для твоего голодного желудка.

Пес услышал про кухню, развернулся своим лохматым корпусом и исчез. Я отправилась следом. Надо подружиться с этим кошмаром, иначе придется провести ночь с ним.

*****
Подполковник Пронин сидел за столом без пиджака, в серой форменной рубашке с погонами и полосатым галстуком синего цвета.
– Чай будешь?

Рут в замешательстве стояла у порога, не решаясь сделать шаг ближе. Кивнула соглашаясь.
– Берг, да расслабься. Присаживайся ближе. Не узнаешь?

Девушка прошла на кожаный коричневый диван и приземлилась.
– Максим. Рыжий маленький. Ты дразнила меня Антошкой. Помнишь? – подполковник улыбнулся и протянул кружку с заварочным пакетиком Рут.
– Ты очень изменился с того времени.

Рут взяла кружку с кипятком.
– Сахара нет. Шоколадка есть. Бери.

Максим Игоревич подвинул не вскрытый от обертки шоколад.
– Да уж! Мы все меняемся с возрастом. После армии я вытянулся в два себя. Зато не полысел. Приходится стричься часто, рыжие кудряшки и сейчас бы были.
– У меня теперь привилегия? – осторожно поинтересовалась Берг. Друг детства со двора ее бабушки, к которой часто приезжала на лето, имеет теперь значение в содержании ее, как преступницы, в изоляторе, или не имеет?
– Никаких привилегий. Сведения поступили, что твоя жертва пришла в сознание и отказалась от заявления. По факту дело можно закрыть за, не имением заявления от пострадавшего.
– Я была уверена в этом!

Пронин долил себе еще кипятка в кружку, посмотрел на Рут.
– Ты можешь переночевать у меня здесь, а так, я могу, не дожидаясь утра отпустить тебя домой. Где ты остановилась? В гостинице?
– В Перово. Квартира у матери здесь. 

Рут сделала паузу и продолжила.
– Ольгу видела у вас здесь.

Максим сразу понял о ком речь. Маленькая Рут еще тогда, играя с ними мальчишками в «казаки-разбойники» наблюдала за невзрачной, тогда так казалось, девчонкой. Оля игнорировала пацанов, зато вполне могла начать игру и общение с самыми на тот момент уродливыми девчонками, косящих под мальчишек. Рут была яркой девочкой, и не только потому, что ходила в европейской фирменной стильной одежде, а яркой по жизни. Придумывала новые игры, лидерствовала над всем и во всем. Именно, благодаря Рут, девочке Оле пришлось залезать на деревья, крыши, пройтись по перилам моста над рекой. При этом Оля не знала, что все это подстроено. Цель Берг, тогда еще подростка, позволить Оле не сделать самой, а увидеть смелость Рут. Но Ольга лезла спасать то одного, то другого, совсем не замечая виновника происходящего.
– Ты так и не забыла ее? Мы же были дети. Двадцать лет прошло, если не больше.
– Сложно сказать какие чувства были, но не забыла.

Рут разорвала обертку шоколада. Пронин заметил, что так были вскрыты шоколадки и в детстве.
– В тебе ничего не меняется, Рут!

Девушка пожала плечами, прислонилась к спинке дивана.
– Вокруг достаточно перемен, а я себе не изменяю.
– Это точно! Так чем ты оторвала член этому несчастному?

Берг засмеялась.
– Мне все задают этот вопрос. Он главный на повестке. Ни за что? А чем!
– Ну за что, мне условно лично ясно. Зная твое не изменяю себе, за просто так это не сделала бы. А вот чем? Врачи в шоке. Рваные раны, руками это сделать невозможно, тем более женскими.
– Может у меня когти?
– Как у Россомахи?
– Это кто?
– Люди Икс не смотрела?

Рут поставила пустую кружку на стол.
– Где мои вещи? Домой поеду. Там собака не выгуляна. Вторые сутки терпит.
– Что за пес?
– Леонбергер.

Пронин пытался вспомнить породу, но никаких подобных вспомнить не получилось. Нажал три кнопки на стационарном телефоне.
– Сизов? Посмотрите вещи задержанной Берг. Несите ко мне в кабинет.

Обратившись уже к Рут.
– Пропуск выпишу. Но прошу не уезжай пока из Москвы. Хотя бы пару дней, пока дело в архив официально не уйдет. Следователю утром передам по смене. На такси поедешь?
– Две недели еще в Москве. У меня выставка готовится.
– Что за выставка?
– Черно-белой фотографии. Я фотограф. Приходи. Пришлю приглашение.

Прапорщик Сизов принес ящик с вещами Рут. Портмоне. Ремень. Ключи.

Глава 8

Лето, теплое, как я люблю. Бассейн на открытом воздухе. Лежанки. На одной расположилась Марина визажист. Второй занят Сорокиной. Еще пару девочек из нашего продюсерского расположились на плитках близко к воде. Виталий режиссер с Ириной вылезли из бассейна. У Иринки, как всегда, лифчик меньше размера груди, что проще не надевала бы совсем.
– Оль, ты куда?
– За водой. Со мной пойдешь?

Иринка, схватив полотенце, вся мокрая, с волос капает, решает составить мне компанию.
– Может мороженое кому? – спрашивает Виталий девчонок.

Откуда-то появляется Димка дизайнер с корзинкой мороженого.
– В очереди отстоял, чтобы купить несколько шариков. Кому-то не достанется.
– Я не люблю мороженое! Я за водой. Очередь говоришь там большая? – уточняю я.
– Ага. Но все за мороженым. Воду попробуй взять без очереди.

Я не представляла, как можно влезть сквозь толпу желающих быстро отоварится, поэтому рада была Иркиному присутствию.
– Ирин, полотенце оставь. Будешь как отвлекающий маневр.
– Развлекающий скорее всего. – подала голос Сорокина. Наталью немного раздражала фигура Иры, так как при своей полноте грудь у самой не увеличивалась, а скорее наоборот, расплывалась, и выглядела меньше на фоне жировых складок туловища, что не скажешь про Иринку. Я иногда задумывалась над тем, что если Ира вдруг поправится, то грудь увеличится еще на размер или нет, чаще ведь так и бывает.

В кафе действительно было много народу, не смотря на пустующие столики. Стоять в очереди не хотелось, и мы с Ирой присели за столик ближе к барменам, предварительно заняв очередь…кажется.
К нам подошел официант, я подняла голову и увидела Андрея.
– Нам воды без газа и две бутылки с собой. – сделала заказ Иринка, не заметив своего ярого поклонника.

Через несколько секунд перед нами поставили два больших стакана с логотипом кока-колы, и официант Андрей открыл бутылку с чистой водой, стал заполнять стаканы. Бледный, косящийся на Иринину грудь, не заметил, как вода начала переливаться из стакана на стол. Ира только улыбалась и строила ему глазки.
Тут я осознала, что из-за Иркиной груди, я забыла на пляже кошелек и надо бы вернуться. Извинилась. Оставила парочку вдвоем, вышла из кафе.

Оказалась в многолюдном парке. Водой торговали и мороженым через каждые три метра. В поисках дороги на пляж к ребятам, вышла к зазывалам предлагающие выиграть медведя. Белые огромные медведи ожидали своих победителей, но попытки у кого сбить несколько шаров дротиками или попасть в пять мишеней пневматическим оружием не увенчивались успехом.
– Девушка, вы стрелять умеете? Оружие в руках держали? Даю пять бесплатных попыток, и они засчитаются если попадете сразу в пять мишеней в десятку.

Передо мной снова Андрей, но уже не айтишник с продюсерского, а названный авторитет из колонии общего режима ИК. Стоя за стойкой тира, заряжал ружье, напоминавшее винтовку, из которого я стреляла на стрельбище с охраной. Не знаю, что побудило взять ружье из его рук и попытать счастья в попадании в десятку, возможно как всегда доказать себе, что я смогу, или ему, что я не просто так девушка, а офицер. Первые две попытки оказались неудачными, пульки пролетели мимо мишеней, что хоть бы попали пусть в двойку, но они пролетели мимо.
– Оля, не волнуйтесь. Я вам помогу.

Андрей подошел сзади меня, немного нагнулся, чтобы его руки были на уровне моих и положа свою руку на мою державшую оружие, нацелился на мишень.
– Отошел от нее, пока я тебе эти руки не вырвал.

Голос с акцентом был уверенным и сильным. Андрей и я повернулись на голос. Рут Берг собственной персоной. Стояла в метре. Светлые штаны, белые кроссовки, темная спортивная майка, оголяющая упругий накаченный живот. Смуглая кожа. Такая же, короткая стрижка, уложенная наверх, напоминающая ураган. Синие глаза с пушистыми ресницами.
– Я что не ясно сказал? Руки убрал и отошел на свою территорию.

Андрей поднял парочку валявших на асфальте пулек и зашел за стойку.
– Может выиграете девушке медведя?
– Нет проблем.

Рут взяла ружье из моих рук прицелилась. Затем убрала от мишени ружье и согнула ствол. Как он еще не хрустнул совсем в ее руках? Вновь прицелилась и выстрел пришел прямо в яблочко. Затем еще два раза так же в десятку. Пулек больше не было. Она достала из кармана рогатку. Я помнила эту рогатку. Откуда? Что-то из детства. Да, именно детские воспоминания, и была только одна единственная такая. Деревянная лакированная рукоятка и не черная, а именно светлая резинка. Две мишени от удара слетели со стеллажа, это не пластмассовая пулька, рассчитанная пневматикой. Рут стреляла специальным стальным шариком, и безобидная рогатка оказалась реальным опасным оружием.

*****
Огромный черный медведь сунут мне в руки, и я чихнула от попавшей шерсти мне в нос. Открываю глаза. Лежу, как рядом с горячей печкой. Вольдемар повернувшись ко мне спиной занял большую половины кровати.
– Вольдемар! Иди на место. Там на кухне твоя постель. Кыш!

Я попыталась сдвинуть эту тушу с кровати, похлопала его ладошкой. Одеяло и так было теплым пуховым, а тут еще целый медведь разлегся от скуки.
Собака вяло пошевелилась, слезла с кровати, недовольно глянула на меня и все же растворилась в коридоре. На часах только два ночи. Скинув футболку, которую я перед тем как лечь спать нашла в шифоньере, накрылась снова одеялом и засыпая слышала какие-то стуки и шорох в квартире. Вольдемар видимо хозяйничал, устраиваясь на своем коврике.

Да. Мы подружились, как смогли. Пришлось. Хотя от этого страх перед огромными животными не стал меньше, но Вольдемар показался умным песиком и добродушным. Он сам показал, где стоят пакеты с его кормом, который в результате я насыпала в огромную зеленую собачью миску.
Затем я попыталась вызвать такси, но мне сообщили, что свободных машин нет, и ждать придется около часа. Решила ехать на метро, пусть с мокрыми чулками в мокрых ботинках, но этот песик начал на меня рычать и скалиться, при моей попытке открыть наружную входную дверь.
– Ладно, ладно! Я останусь! Но утром мне на работу.

Вольдемар успокоившись отошел от меня, и обмануть его при обещании остаться, я просто не смогла себе позволить. Может мне это чудовище придется посещать пока Рут в заключении, так он потом меня просто сожрет за предательство и не выполнение обещания остаться. Я осталась. Напихала в ботинки газеты, чтобы высохла к утру. Все одежду, кроме пальто конечно, загрузила в найденную стиральную машинку. Она оказалась на кухне в одном из столов под столешницей. Приняла душ, и найдя эту, для себя огромных размеров футболку, уснула.

*****
– Женщина с оружием. Это не по правилам. Вы разрушили мой тир.

Андрей возмущался и поправлял игрушки, которые слетели все на пол.
– А я вообще не люблю правила, и я же попала в пять мишеней, так что все по чесноку.
– Вы стреляли запрещенным методом!
– Каким запрещенным? У вас все ружья с кривыми стволами. Видали?

Рут показала ружье, которое недавно сама сломала, при этом им же и сразила три мишени в десятку.
– Это ваш косяк. Вы свернули ствол. У нас есть камера. Она все пишет.

Берг подошла к мужчине, так они стояли друг напротив другого, вызывая мое напряжение.
– Где камера? Здесь? – Рут стукнула кулаком по стене тира и в этом месте, как в дверке шкафа в двадцать шестом кабинете СИЗО, образовалась дыра. Я подошла ближе, схватила ее за руку, та выдернула свою руку из моей ладони, и тогда я потянула ее за карман штанов.
– Рут, перестань. Отстань от него.

*****
Я проснулась. Солнце светило в окно. Моя правая ладонь лежала на чем-то упругом и мягком. Оказалось, это ягодица Рут в синих трусах.
Сказать, что я удивилась ее присутствию, не сказать ничего. Последние события меня уже перестали шокировать, но сюрпризы продолжались.
Аккуратно, не разбудив девушку, я подняла руку, но тут же была захвачена рукой Рут за поднятое запястье. Сны менее казались кошмарными, чем резкое движение Берг.
– Полежи еще со мной.
– Что? – не сразу поняв, что все же это реальность, а не продолжение сна.
– С тобой приятно спать!
– Я не спала с тобой!
– А чем ты сейчас занималась?

Рут открыла глаза и смотрела в мои еще сонные.
– Ты, что, сбежала из изолятора?
– Не из сумасшедшего дома же. – Берг засмеялась.

Я не стала обращать внимание на этот юмор, мне он совсем не показался здоровым, прекрасно понимая, чем грозит побег, и я еще здесь замечена, а рядом лежавшая девушка, в отличии от меня хотя бы не нагишом. Оглядев кровать в поисках той самой футболки, что скинула ночью.
– Не переживай так! Меня выпустили. Моя жертва отказалась от обвинения на меня.
– Уже хорошо! А ты не видела мою тут рубашку?

Я закрывалась одеялом, и не потому что я была обнаженной, с детства не стеснялась своего тела, а потому что взгляд Рут был не хуже того взгляда пантеры. Он сканировал, как рентгеновские лучи, от которых желание защититься, чтобы не быть облученной.
– Твои вещи в ванной. Я их вытащила из машинки. Ты всегда засыпаешь, забыв о стирке?
– Я вчера просто устала, и я не знала сколько часов она работает. Я не переключала программу стирки, как стояла, так и включила.

Рут все держала меня за запястье, и честно, мне становилось страшно от того, что я не знаю который час и опоздала ли я на электричку. Часы на телефоне, а телефон тоже где-то в кровати, что его надо еще найти.
– Рут. Мне на работу пора.

Девушка отпустила мою руку. Облокотилась на подушку приподнялась выше к спинке кровати.
– Иди. Я не держу!
– А…тут футболка валялась. Не видела?

Рут только покачала головой отрицательно и смотрела во все свои синие на меня.
Это было снова что-то из детства. Девчонка с шоколадными во все стороны неуправляемыми волосами, в замшевой коричневой куртке с заклепками и по индейски висячей бахромой, шорты, длинные загорелые ноги с белыми кроссовками. В детстве мы все одевались просто, и та девочка выделялась своими нарядами. Я ее специально старалась не замечать, делала вид, что ее нет. Для меня было важно не выделять ту девчонку из толпы, так как она и без меня имела кучу поклонников. Мальчишки не отходили от нее ни на шаг заглядывая в рот. Девчонки ревновали. Я абстрагировалась, даже не спрашивала ни у кого ее имени, чтобы не дай бог, не передали этой задаваке, что я ею интересуюсь. Но, как тогда, в случае непредвиденных обстоятельств, когда кричали достать пятилетнего Петьку с дерева, либо на крышу забрался соседский кот, я шла и делала первой, а вот такая девочка самоуверенная, смотрела во все глаза, как сейчас Рут, на меня, и чего-то хотела.
Я откинула одеяло, встала и прошла в ванну. Мои чулки, платье и нижние белье действительно высохли, и спасибо Рут за это.

*****
На электричку я все же опоздала. Уже войдя в зону и вдоль периметра пройдя в МСЧ, снимая печать с двери, было ощущение, что чего-то не так в моей жизни происходит.
Открываю дверь.
– А вот и первый сюрприз, Ольга Александровна!

Позади меня стоял начальник МСЧ, смотрел туда же, куда и я.
– Ничего себе! – это уже Роза Хафизовна, санитарный врач ИК, поднялась на второй этаж, и конечно, мимо моего кабинета не пройти.

Регистратор Вадим, все дневальные столпились, заглядывая в кабинет.
Я пыталась держать себя спокойно, но то, что все увидели, это были мои проблемы, и мне надо их как-то теперь решить.

Глава 9

Тэд с Мартином встречали Рут у выставочного зала. Берг не собиралась задерживаться на встречу с администраторами выставки, поэтому перескакивая через ступеньки торопилась выйти из тоннеля метро на Красной Пресне.
Тадеуш Алонский, чех с русскими корнями, в отличии от своего «импресарио», так сам называл себя Мартин Сванш, хорошо говорил на русском.
– Учи, Мартин! Учи русский!
– Я могу понять. – коверкая фразы, будто неудачный гугл переводчик отвечал Мартин.
– Как сказал один мой большой знакомый, надо уметь думать на языке врагов.
– Где знакомый? Где враги?

Сванш оглядывался по сторонам. Врагов заметить он не желал, зато увидел Рут.
– Эй, девочка! Не мимо, не мимо! – Мартин помахал желтым шарфом, что снял недавно с шеи, готовый раздеваться, не войдя в выставочное помещение.

Рут подойдя, отдышалась, прежде чем заговорить с ребятами.
 – Ты похожа на кролика, за котором гнались. – Алонский любил шутить.
– Ой! Оставь свой плоский юмор, Рут сама тату на ее плечо.
– Плече, надо говорить плече, а не плечо.
– Хватит спорить! Мартин, русские создают странные фразы, говори, как можешь. Мы поймем. – Рут достала из сумки бумаги для администраторов выставки.
– Ты вообще где была? Так долго знакомилась с договором?
– Тэд, типа того, и лучше тебе не знать. Идем внутрь.

Долго пребывать в прострации я была не намерена, сделала шаг через порог своего кабинета и подойдя к столу, стряхнула пыль и часть штукатурки.
– Вадим, ночью землетрясение не прошло мой кабинет? – поинтересовалась я у регистратора.

Карпович покинул коридор, отправившись на очередную предпраздничную планерку в штаб.
– Сашенька, ты дневалил перед сном и ночью? – Роза Хафизовна, обратилась к своему любимчику дневальному.

Помощники ей были не положены, но хитрая молодая женщина нашла способ себе его создать. По нормам внешности чистокровной татарки, она достаточно красива, но вот умом, к сожалению, ее бог обделил. Очень любила мужчин в форме офицеров, пыталась заигрывать с начальником любого отдела при штабе, не обойдя и начальника МСЧ, но оказался ли хотя бы один шанс успешным я не уточняла.
Порой, Роза Хафизовна Фазлеева, пыталась найти со мной общий язык, приглашая выпить с нею чашечку кофе у нее в кабинете, но я старалась освобождать себя от таких посиделок. Даже не столько потому, что нет времени, оно как раз есть, не так часто самоубийц на самом деле, а потому, что разговоры о мужчинах сотрудниках колонии, или как она страдальчески собирает в баночки палочкой неприятную грязь с ободка унитазов в отрядах, мне были не интересны. Собирать информацию о том, кто какой офицер и с чем его едят, это было по-бабски. А санитарные нормы чистоты туалетов осужденных, при наслаждении, пусть растворимого, кофе, совсем не айс.
Иногда Фазлеева начинала о женских нарядах, но я с детства не любила шопинги, что задумывалась над тем, что я какая-то неправильная женщина.

С медицинскими сестрами контакта Роза так и не нашла, и причина опять же в построении глаз офицерам ИК. Муж, Татьяны Таран, уже переваливший возраст сорока, но выглядевшую на все шестьдесят, медсестры, был заместителем начальника колонии. Статный, высокий, красивый подтянутый мужчина, что не скажешь о Татьяне. А, супруг, Чирковой Натальи, девушка моего возраста, вторая медсестра, служил в охране, офицером не был, но из солидарности к Татьяне, последняя игнорировала санитарного врача. У меня же, мужа не было, свободна от всех служащих мужчин ИК, поэтому оказалась единственным претендентом на дружбу от Розы Хафизовны, каким я старалась не являться.
В непонимании ее, как считала сама Роза, она нашла слушателя в лице дневального Сашеньки. Молодой человек, маленького роста, но крепкого телосложения, имел довольно детское личико и все время улыбался. Наблюдая за ним, я первый месяц считала его неразумным, этаких простым дурачком, потому что он мало говорил, только слушал и, как всегда улыбался, но потом осознала, что его поведение являлось странной защитой самосохранения проживания в колонии. Не удивилась бы, что именно он докладывает все авторитетам, да и Розе Хафизовне, которая в свою очередь сливает всю информацию не в унитаз туалетов осужденных, а тем самым офицерам с кем флиртует. Вполне допустимый факт, так как связи с осужденными в любой форме запрещались, а Фазлеева легко приглашала Сашеньку шептаться за закрытой дверью у себя в кабинете.

– Это Терентьева нужно спросить! – как-то слишком аккуратно выдал Саша.
– Причем тут Олег Васильевич?! – удивленно спросила Роза, - Пошли в кабинет, ты мне нужен.

Через паузу добавила:
– Захвати баночки из ящика.

Роза Хафизовна ушла. Сашенька исчез за баночками, хотя я понимала, что Терентьева приплел не специально, а Роза Хафизовна просто очередной раз тупит, и любопытство, а не эти баночки от личного помощника, ее заставило ретироваться.

Вадим положил мне карту какого-то осужденного на стол. Андрей Валерьевич Таджиков, крупно на карте, обведено несколько раз ручкой, надпись бросилась в глаза.
– Это что? Один по этапу? Поступление?

Я ждала объяснений, но огромная дыра в стене вверху зияла как окно, кирпичи и штукатурка валялись на полу разбросанные по всему кабинету.
– Олег Васильевич вчера вечером положил в стационар. Палата за вашей стеной находится.
– А…так это? – я глянула регистратору в глаза, произнести вслух не решилась, чтобы не подставить парня под раздачу авторитета, решившего устроить себе отдых в стационаре.

Вадим только кивнул.
– Иди! Я разберусь.

Отпустив регистратора, взяла карту и закрыла кабинет. Кабинеты врачей располагались на первом этаже рядом с процедурным и лабораторией.
Терентьев нарколог, неудивительно, что у его кабинета очередь больше, чем к терапевту. Пройдя сквозь эту толпу осужденных, бывших наркоманов и дилеров, решительно открыла дверь в кабинет нарколога.
– Я выписал рецепт, вечером к медсестрам зайдешь за феназепамом.

Осужденный посещавший врача вышел. Следом ворвался другой.
– За дверью ждите. Доктор занят. – остановила я парня, что готов был присесть на кушетку. Недовольный вышел, закрыл дверь.
– Что случилось, Ольга Александровна?

Небольшое хрупкое телосложение, азиатская внешность. Откуда такая внешность при абсолютном русском имени? Может от матери!
– Олег! Что за новые поступления в стационар?
– Это о чем?

Я положила карту авторитета Андрея на стол перед Терентьевым.
– Вчера он был совершенно здоров! Даже посетил меня своим присутствием! Он же не твой больной. Он не наркоман, не алкаш какой-то. У него сто пятая и сто тридцать первая статьи! С чем ты его положил? Сколько он тебе отвалил или пообещал?
– Тихо. Тише! – Терентьев оглянулся по сторонам. Иногда мне казалось он сам глотает горстями этот свой фенозепам, что не притворяется совсем, и не стесняется быть тормозом.
– Если ты, не в курсе, то эти две статьи не относятся к наркотикам. Убийство и изнасилование. Какого лешего он у тебя лег в стационар? Ты видел, что сделано по его указке?

Олег оторвал кусочек от листа карты, скомкал бумажку и начал жевать.
– А что он натворил?
– Кувалдой что ли они орудовали. Пробили толстую стену в моем кабинете от своей палаты.
– А! Так он сказал, что ремонт в палате сделает.
– Какой ремонт? Пробить угол моей стены? Там толщина в три кирпича, была… Побелил бы стены. Покрасил. Стену для чего ломать? Поставить камеру из палаты в мой кабинет? Или прослушивать?
– Вирусная инфекция. Обычное ОРЗ. Я дежурил вечером, теперь вести его будет терапевт. – оправдался нарколог.

Сознаться в каких-то заинтересованностях у врача не было желания, а может его просто напугали чем, но что этот тип Андрей, лег с некой целью в больницу, у меня не было сомнений.
– На будущее, Олег! ОРЗ можно лечить амбулаторно.

Не успев выйти из кабинета Терентьева, туда уже влетел очередной недовольный пациент. По факту депрессий в зоне среди осужденных преобладает больше, чем тяга к выздоровлению наркомании.
Авторитету уже доложили о моем присутствии и возмущении, и конечно он не находился до этого в стационаре, так как его вип-палата будет готова к окончательному его прибытию еще дня через два. Во всю стоял запах краски и белил.
Андрей терся у моего кабинета в коридоре со своим оруженосцем, если можно было так назвать того вечно сопровождавшего.
– Ольга Александровна! Пришел посмотреть на проблему.

Мне хотелось сказать, что он сам сплошная проблема, но я не готова была вести с абсолютно здоровым мужиком диалог. Хотя бы для приличия чихнул, если простужен. Нет, не чихнул. Вспомнив сон, как Рут разнесла тир этому несчастному, жалела, что это был только сон.
Дневальные появились с ведром, щеткой и тряпками, убрать мусор в моем кабинете.
– Я все исправлю!
– Сам исправишь? – уточнила у Андрея.
– Пришлю ребят с отряда.
– Срок вам сутки. Пусть шестерки твои начинают, а ты не ходи не заражай здесь здоровых.

Перед носом авторитета я закрыла дверь.

*****
Рут с парнями, довольные вышли из выставочного центра. Мартин жестикулируя стал перечислять перспективы в продвижении выставки.
– Девочка, я договорился на интервью на радио на третье мая. И после девятого с Тэдом, идете на прямой эфир.
– Я же просил в записи. Мне важно собраться к программе. – возмутился Тадеуш.
– Запись тоже есть, но под вопросом на какой канал.
– Прямой я могу присутствовать одна, не переживай Алонский.
– Да нет уж. Я буду. У нас выставка не только с твоими шедеврами.

Алонский потянул носом, учуяв запах свежеиспеченных булок, предложил:
– Предлагаю перекусить.

Поддержав идею, троица вошла в кафе.
За столиком в ожидании официанта, Рут достала фотокамеру. Все интересные фотографии получаются без постановок, спонтанно! Необходимо лишь уловить момент.
На этот раз девушка заметила, как небольшая птичка пролетала под люстрами, щелкнула кадр запечатлев полет в пространстве кафе.
– Дай гляну! – Тэд потянулся к зеркалке Берг.

Сванш тоже заглянул в экран изображения.
– А новое еще покажи.
– Пару фотографий оставлю из новых. – Рут стала перелистывать память фотокамеры.
– Оу! Оу! Ты же не снимаешь постановок. Она спит? Где ты берешь кадры?

На экране Ольга, откинув одеяло в необычной позе, с взъерошенными волосами закрывающие половину щеки, застыла в сновидениях.
– Это не постановка.

Девушка убрала фотокамеру. Ольга не знает, что оказалась неожиданной натурщицей. Рут думала, как признаться в этом Оле. Фотография достойна присутствие на выставке, и желание оставить эту фотографию не просто в коллекции и на память, Берг хотелось воплотить.

Глава 10

– Куда ты? Не ходи. Оля!

Ленка дернула меня за руку, но я не могла смотреть на напуганного воздушного змея. Он свисал с моста в реку зацепившись хвостом. Рядом нервно покрывался пятнами его маленький хозяин, шестилетний Сашка.
– Меня мать убьет. Я не пойду домой.

Ребенка пытались подбодрить и успокоить, но я уважала сейчас этого малыша за то, что не ревет и не бьется в истерике. Старшие мальчишки в окружении той самой в белых кроссовках смотрели в реку. Темные воды с небольшим течением совсем не привлекали. На улице не по-летнему прохладно, плавать никому не хотелось. Да, и середина реки довольно глубокая, от берега не всякий взрослый доплывет. Два года назад, говорят, что тут потонул баркас с рыбаками, и даже писали в газетах об этом. Я, конечно, ни с какими фактами не знакома, приходилось только верить в эти рассказы, но от этого в данный момент легче не было.

Маленького Сашку мне стало жаль, его родители действительно побивали часто ребенка за любой случай. За то, что упал и разбил коленку, за грязную рубашку, за пять копеек, потерявших по дороге с магазина. Воздушный змей был подарком ему на день рождение от дяди, брата его матери. Не смотря, что подарок Сашкин, за такую редкость и диво-дивное могли свернуть родители шею, что не ценит и не уберег.
Хвост зацепился за нижнюю балку моста, в метре от бетонного основания, и рукой дотянуться, даже сквозь щель между ограждением и этим основанием не получится. Мне относительно повезло, что последний раз, оторвала подол юбки у платья залезая на дерево, и наконец впервые в жизни мне купили эти джинсы. Что говорить! После свободных юбок и платьев они оказались не совсем удобные. Обтягивающие мою круглую попу, мне так казалось, они к тому же вызывающе смотрятся. Но сейчас, в самый раз нужны были штаны, чтобы перелезть ограждение и попробовать достать этот хвост печального напуганного змея. Лицо змея смотрело на меня огромными зелеными глазами и алый открытый рот искаженно улыбался, в чем я не видела и близко радости.
– Отпусти. Все будет хорошо.

Ленка отпустила мою руку и доверилась мне. Сказала если «все хорошо», значит «все хорошо»! На тот момент, Лена, девочка из соседнего района, считалась моей лучшей подругой. Именно с ней, я могла говорить на те темы, какие бы ни за что не рассказала сестре, не родителям. Упитанная физически сильная девчонка, была на голову выше меня. Хотя среди всех присутствующих, ниже меня был только Сашка. А единственным с меня ростом был рыжий Максим, но старше на пару лет. Коренастый уже молодой парень с кудряшками нравился Ленке, что в наших с ней разговорах, его имя упоминалось тысяча пятьсот раз в разных интонациях.

Высоты никогда не боялась, такого не сказать о реке. Плавать не умела, и на что меня хватало это на звездочку у берега. Да. Меня кто только, и как не учил плавать, но, если мои ноги не достают дна, моя паника перестает держать меня на воде, и я всегда тону, что доброжелатели оставили затею меня научить быть дельфином.
Перелезая через ограждение, услышала возглас той самой в белых кроссовках.
– Она куда? Сумасшедшая?!
– Я говорил, что плохая идея. Предупреждал. Она полезет.
– О, черт!

Присев на той стороне ограждения рядом с балкой, я поняла, мои руки лишком короткие дотянуться до хвоста. Сандалий соскочил с ноги, пряжка зацепила проволоку, откуда-то торчащую из неровности бетона, полетел вниз.
«О, черт!» – это уже подумала я, на свой потерявшийся сандаль, и стянула второй, отправила туда же следом.

Босиком на шероховатой поверхности стоять оказалась легче, но больно. Зацепившись за трубу, повисла над пропастью реки, я уже не слышала голосов, только течение этих темных вод. По этой трубе перехватывая руками продвинулась ближе к змею. От не профессионализма, отсутствия физических тренировок, грязной и ржавой трубы, руки быстро устали. Мыслями была уже со своим физруком, который мне автоматом ставил трояки, уверенный, что мне и так сойдет, и куда уж мне до сдачи ГТО, школу бы не с двойкой по физкультуре закончить. Сейчас я была с ним солидарна как никогда. Ну, не люблю я физкультуру, никогда не любила! Не понимала я, зачем мне нужно так гробить свое тело и соблюдать, кем-то, зачем-то, придуманные нормативы.
– Руку дай! Оля, дай руку!

Высокий красивый голос с чуть заметным акцентом звал меня, но поднять глаза и повернуть свое висящее под мостом тело, я оказалась не в силах. Наконец я ухватила этот несчастный хвост и змей поднялся в небо. Сверху голоса восторженных мальчишек, а тут в настоящем, силы покинули, я полетела в воду.

*****
Пятница. Сегодня первое мая, наконец-то мой выходной и по желанию могла бы отдыхать все законные установленные выходные. Звонок раздался неожиданно. Телефон издавал мелодию, которая дала информацию о неизвестном мне номере. На каждого, с кем приходилось часто общаться, я давно поставила опознавательный звонок, этот же был тот, кому я по сути не должна бы нужна, но телефон не прекращал звонить.
– Ольга Александровна?
– Я слушаю. Кто вы? – стоя в одной огромной футболке заменяющую ночную сорочку просыпалась, разглядывая в зеркале свою кошку, которая сидя на балконном ограждении наблюдала за птицей.

Я не видела, что за птица, лишь слышала ее чириканье, но никак не ожидала что у моей Машки такая реакция. Дернув лапой, она зацепила бедную птичку, и трепещащуюся в кошачьих клыках, унесла на кухню под скамейку.
– Минутку!

Я бросила трубку на кровать и рванула за кошкой.
 – Быстро выпусти. Бессовестный зверь.

Было поздно. Машка довольная своей охотничьей реакцией отошла от птички, прыгнула на скамейку и наблюдала как я взяла в руки задушенное божье создание. 
 – Только этого мне не хватало.

Разделывать и кушать птицу кошка не собиралась, просто потренировала свой охотничий инстинкт. Я никак не могла знать, что в роду моей мадмуазель серой в тигриную полоску были птицеловы или крысоловы. Что вот теперь делать с птицей? Кинув ее с балкона, вытерев наспех руки, снова взяла трубку, но с мыслями, что может надо было похоронить в коробке с почестями и цветочками. Москва, никаких садовых лопаток дома я не заводила, коробки из-под обуви выбрасываю сразу, не люблю мусор. Сейчас главное, чтобы совесть не мучила за убийство птицы моей кошкой. Хозяин отвечает за агрессивное поведение животного, но милая Машка, как ни в чем не бывало устроилась на кресле и умывала свою довольную морду лапой. Да уж! Машку точно не мучает совесть, да и на собаку-убийцу она далеко не тянет.

– Я вас слушаю!
– Ольга Александровна? У вас там все в порядке?

Голос начальника МСЧ прозвучал с таким недовольством, будто это не он, а я его разбудила в выходной.
– В полном. А у вас?
– А у нас в квартире газ! – засмеялся Карпович.
– У меня электричество. Так чем я обязана в такой хороший день?
– Завтра выйди подежурить.
– Как это подежурить?

Вопрос о дежурствах для меня никогда никем не стоял. В выходные в МСЧ всегда по очереди дежурили врачи, и уже не важно аттестованные или неаттестованные.
– Терентьев с семьей сообщил во Владимир свалил. Фазлеева, как врач опасна. Терапевт и Фтизиатр дежурят третьего и четвертого.
– Дроздов у вас еще есть. Рентгенолог.
– Не вышел сегодня, мне пришлось в зону ехать. Я сейчас вместо него. Что не знаешь, он пьет. Теперь дня на три в запое и отходняк.
– Вадим Абрамович! Я не ваш сотрудник.

Птица вылетела у меня из головы, туда поселились Терентьев с Фазлеевой, да и вся МСЧ уже. Терентьев по ходу струсил, авторитеты явно его чем напугали и торчать одному в МСЧ на втором этаже ему не очень захотелось. Фазлеева? Чем она опасна? Если только, ее связи с осужденными, типа Сашеньки принимают все-таки за флирт, а терять санитарного врача ИК не хочет, и просто закрывает на это глаза, вот и не признали ее квалифицированным дежурантом.
– Оль, ты у нас умная, и в медицине понимаешь побольше Розы Хафизовны. Ты же офицер, скажи спасибо за твои полгода первое дежурство.

Я сделала паузу прежде чем ответить.
«Хорошо бы оно это дежурство было единственным, а не первым!» – думала я. Авторитетов совсем не боялась, после того, как они реально за четыре часа мне заделали дыру, отштукатурили, а вчера даже перед моим уходом покрасили окна, дверь, чтобы запах краски выветрился за мои выходные. Фазлеева даже позавидовала, что это единственный кабинет теперь со свежей косметикой. Ремонта в МСЧ не было лет десять. Красить я не просила, распоряжение Андрея исполнялось не по моим предпочтениям, но я почувствовала, что плохого мне точно никто не сделает из сидящих в зоне, и теперь валяющихся в МСЧ. Правда закралась мысль, что Андрей узнал графики дежурств и потребовал у Терентьева свалить с вычислением того, что мне могут отдать дежурство, может и оплатил ему этот день, у авторитетов имелись полномочия, принятые ими самими. Внутренних законов внутри зоны, среди проживающих там, я не знала, но интуитивно, и как психолог, уже понимала, где, что, и у кого какие возможности.
– Хорошо! Только можно меня не будут задерживать на КПП, я дежурить, а не прохлаждаться два три часа в ожидании какого-то сотрудника мужского пола.
– Я предупрежу, тебя встретит какой-нибудь из отряда начальник, кто дежурит. Можешь к десяти приехать и до пяти вечера останешься в Ординаторской. От твоего кабинета селитрой несет, но дверь я потрогал, высохла.
– С праздником, Вадим Абрамович!

Я отключилась, не дождавшись ответного поздравления, чтобы не вызвать еще ряд диалогов по другим темам. Посмотрела на Машку. Последняя разлеглась пузом кверху в ожидании, что ее по нему погладят.
– Ты наказана! – утвердила я вердикт кошке и отправилась в душ.

*****
Рут с Вольдемаром зашли в квартиру после прогулки. Берг не видела Ольгу три дня, и надеялась, что та, зная адрес придет за это время, но та так и не появилась. Вчера в разговоре с Максимом Прониным по телефону, решилась узнать телефон.
– Рут! Адрес не у меня, в кадрах. Телефон в СИЗО имеется. Сейчас скину. Ты можешь спокойно передвигаться по городу, но твою жертву держать в больнице долго не будут. Крепкий парень. Не думаешь, если тебе отомстит?
– Не-а…Пусть попробует.
– Наверное ты права. Стороной тебя будет обходить. Ты больше свои когти не выпускай. В России находишься.

Рут засмеялась.
– Четырнадцатого мая открытие выставки. Приглашения после пятого из печати выйдут, передам.
– Не обещаю. Но приглашения не пропадут. Присылай.

Сейчас Берг просматривала все сообщения, которые наплывом пришли от друзей из Швеции и других стран, где достаточно она как фотограф побывала. Сообщение Максима было коротким, но важным для Рут. Десять цифр номера телефона. На часах девять утра, Сванш возможно просннулся, в отличии от Тэда. Девушка набрала Мартина.
– Привет, золотко! Какие планы на сегодня?

Голос Мартина как всегда бодр, но от этого нового понравившегося Сваншу слова «золотко», где-то услышанного, не иначе в гей клубе Москвы, Рут передернуло, как от слишком приторного пирожного. Из сладкого она любит только шоколад, и тот предпочитала горький.
– Мартин, не называй меня только «золоткой», умоляю.
– Хорошо, хорошо, девочка! Так что там у тебя?
– Ммм… Ты мне скажи, как подружка или друг, как заинтересовать девчонку так, чтобы она провела с тобой выходные?
– Ну, не знаю, не знаю! Маленькая что ли девчонка?
– Красивая!
– Это не та самая спящая красавица в твоей камере?
– Ты экстрасенс Сванш? Я тебя совет прошу, а не угадыванию по звездам.
– Я угадал значит?! Интересно!

Пауза длилась секунды. Рут знала, что Мартин даст дельный совет, поэтому ожидала с терпением.
– А как ты ее тогда сняла?
– Черт! Она не в курсе, и сейчас не об этом.
– Ну, Ок! Какие у нее слабые стороны? Ты что о ней знаешь?

Берг задумалась. Какие у Ольги слабые стороны? Альтруистка с рождения, всех и все пытается спасти и привести в движение. Может, если бы не это ее качество, то и не встретила бы на платформе в момент задержания. Рут до сих пор не могла понять, Ольга узнала ее или нет? Ведет себя слишком по-свойски, даже слишком просто, но со слов Пронина, это ее нормальное поведение ко всем абсолютно.
– Она бросается всех спасать!
– Оо!.. Тогда слушай!

Глава 11

За уборкой не заметила, как прошло время. Маленькая соседка Кира периодически забегала за последние три часа и задавала вопросы, которые к первому мая не особо имели отношения.
– Чем отличается ВИЧ А от ВИЧ В?
– Тем же, что и Грипп А от Гриппа В.
– Это чем?
– Клеткой.

Затем, проходило минут десять, снова появлялась и спрашивала.
– Оль, а какой врач лечит сосуды?
– Терапевт, сосудистый хирург, флеболог.
– Ага.

Исчезла опять минут на пятнадцать и прибежала с новым вопросом, что я уже отказалась закрывать входную дверь на замок.
– Оль, а верблюд без горба, как называется?
– Я не поняла, ты биологом собралась быть, врачом, или кроссворд отгадываете?
– Ну, кто это?
– Если это кроссворд, то скорее всего лама, вигонь, или окапи.

Кира не объяснив, чем она занимается, снова свалила на улицу.
Вешая белье на балкон, слышу снизу кричит:
– Оль, а как презерватив по-другому называется? Гандон, да?!

Я чуть не упала от неожиданности, бабульки на скамейке открыли рты, одна стала косынку на голове поправлять, будто сейчас какой-нибудь мужичок мимо пройдет, и надо хорошо выглядеть. Если была бы помада, то глядишь и губы накрасила.
– Я с третьего этажа таких слов орать не буду. – крикнула я подростку.

Через минуту Кира стояла у меня дома в прихожей, пила воды из кувшина.
– Ты сумасшедшая. Разве можно такие слова кричать?
– А чего тут такого?
– Бабки сидят слушают, а если у кого оргазм случится?
– Не инфаркт же. Пусть просвещаются.

Пустой кувшин поставлен на тумбочку, руками вытерла губы и спросила меня:
– Ну, и? Я угадала?
– Кондом он называется, а не то, чем ты там всем день сделала.
– Отлично!

Девчонка открыла входную дверь, выскочила на площадку. Из открытого балкона слышу на всю улицу, чтобы бабульки слышали, кричит:
– КОНДОМ!..

Моя Машка от крика Киры слетела с подоконника балкона и уронила фиалку. Пластиковый горшок перевернулся, вся земля высыпалась на пол и подоконник вместе с корнями, и расцветающими сиреневыми цветами.
– У тебя чего дверь не закрытая? В селе живешь что ли?

Соседка, мать Киры, Наталья стояла на пороге комнаты. За грохотом созданным кошкой, совсем не слышно оказалось, как в квартиру кто вошел.
– Привет! Твоя бегает, не в курсе чем они там заняты? Что за викторина вопрос-ответ?

Я собирала в цветочный горшок землю, пыталась спасти фиалку.
– К этой из тринадцатой парень приехал, умник. Вот он там вроде устроил какие-то игры в «Что? Где? Когда?»
– Представляю если такие вопросы знатокам в программе задавали бы! – я засмеялась.
– А что за вопросы? Я только про резинку слышала. Кстати, с бабой Варей пару дней назад поспорили, на счет нашей колдуньи. Думали тебя на разведку отправить, а ты дома не ночевала.

Цветок был мной спасен. Я умыла руки.
– Два дня назад я дома ночевала.
– Значит раньше. Не было дома один раз тебя. Нашла кого-то? Ночевала у него?

Разговор мне не особо нравился, но если не общаться с соседями, то слухов будет куда больше.
– Наташ, я одной женщине помогала. Дождь был и поздно возвращаться домой опасно. Никаких любовников не завела, да и времени на них нет.
– С этим согласна! Ты слишком загрузила себя. Может устроим завтра пикник? В парке расположимся. Тепло. Я смотрела дождя не будет. Мясо замариную на шашлык.
– Мне дежурство поставили. С зоны часа два добираться. Дома дай бог в восемь вечера буду.
– Тогда третьего. Ты не против? Позовем эту с тринадцатой, и ее сына или племянника, кто девчонкам мозг сейчас склеивает вопросами.

Не успела я ответить, с улицы кричит Кира:
– Оль, а что такое «петтинг»?

Я выглянула с балкона, Кира стояла не одна. С ней еще пару малолетних девчонок. У соседнего дома на недостроенной детской площадке сидят парни, с тем самым понтующим умником. Он выделялся на фоне всех наличием темной синего цвета банданы и черной кожаной курткой. Бабульки снизу смотрели на меня, тоже ждали ответа.
– Оль, ну скажи?! – умоляюще просила девчонка.
– А ты в гугл не пыталась заглянуть? Тебе крутой телефон зачем нужен был?
– Пыталась. Не выдает. Выдает какую-то контору Петёринг. Сельскохозяйственная техника.
– Не правильно забиваешь. В слове «петтинг» две буквы «т».
– Ааа…

Я прикрыла балконную дверь, чтобы снова Машка не дернулась от очередного крика Киры, и не заставила меня опять сажать цветы.
– Мальчик явно девчонок соблазняет! И бабулек в придачу!
– А что такое «петтинг»? – Наталья в недоумении задала тот же вопрос, что и до этого ее дочь.
– Наташа, знаешь! А давай, третьего устроим пикник. Посмотрю я на этого умника, пока он тут малолетним девчонкам башню не снес.

*****
Сванш разбавлял гипс в воде. Тэд ходил взад-вперед в большой комнате, гостиной у Рут.
– Что за идиотская идея. Кому пришла в голову такая мысль?
– Алонский, да успокойся уже. Ольга точно на это поведется. Она с детства такая, что по мне, так идея Мартина идеальна.

Берг в бриджах цвета хаки сидела на диване, закинула ноги на пуф. От прозвучавшего имени своего «импресарио» Тадеуш, и без того розового оттенка от неодобрения наложить Рут гипс, порозовел сильнее.
– Мартин? Мартин? Ты где Мартин вчера гулял?
– Тихо. Я не твой мальчик! Я прекрасно провел вечер, мы были в ресторане, ездили по ночной Москве на байке, встречали рассвет. Рут, ты готова?
– Давай! – девушка приподняла штанину над коленом правой ноги.

Алонский остановился, посмотрел на Мартина.
– Какой байк? Ты боишься быстрой езды, высоты, ты всего движущего боишься!
– Ладно! Ладно! Приукрасил немного. Не было байка. Но рассвет мы встречали.

Сванш поднес влажный бинт к правой голени Рут и стал наматывать.
– Рассвет в Москве смотрели с Останкинской башни?
– Апартаменты в Сити, ты просто завидуешь. Девочка, не больно?

Берг улыбнулась.
– Я же не сломала ногу, приятно даже.
– Вот лучше приятно, а Тэд не любит приятно. Тэд любит женщин.

Рут на этот раз засмеялась.
– Слышишь, Алонский? Мартин прекрасно адаптируется в России. Ты сам вчера чем занимался?

Алонский, немного полноватый мужчина, присел рядом с Рут на диван.
– Чем я занимался? Я ходил туда-сюда. Туда-сюда. Туда-сюда. Думал его избили, обокрали, изнасиловали, а он трубки скидывает.

Рут смотрела на своих двух друзей, и пыталась понять, что между ними происходит. Тэд не мог долго без Мартина, но когда они вместе, то постоянно тот его раздражал, при этом всем. Сванш терпеливо сносил все шутки, сарказмы, обвинения и недовольство Алонского в свой адрес, хотя Рут давно бы Алонского послала за это в ее сторону далеко и надолго.
Может не такой уж натурал Алонский? Эти терки между друзьями, как искры от молний напоминали страсть, только до постели у них так и не доходило. Тадеуш продолжал рьяно считать себя джентельменом и натуралом, Мартин продолжал провоцировать и вызывать эмоции у Алонского. По-своему она любила их двоих. Мартина за ум, отзывчивость, хорошие идеи и советы, он был сразу всем, другом и подружкой. Тэда! За творчество, за заботу, за знакомство с Мартином.
В комнату заглянул Вольдемар. Мартин в этот момент увлеченно намазывал раствором гипса бинты, и рычание огромной собаки его напугало.
– Ой! Да не трону я Рут. Не трону. Не ревнуй.

Пес развернулся и исчез из видимости.
– Тэд, подай телефон, пожалуйста! На столе на кухне.

Алонский неохотно поднялся и вышел в след за Вольдемаром.
– Сванш, мне показалось, или Тэд тебя ревнует?

Мартин улыбнулся и наклонившись к уху Рут, тихо сказал:
– Не показалось. Однажды сдастся.

Алонский вернулся, протянул телефон девушке. Рут набрала номер из текста сообщений.
– Привет!

*****
Неожиданности и сюрпризы продолжались. Проводив Наталью, готовая наконец почитать книгу, вновь телефонный звонок не определяющий постоянных контактеров. Моему удивлению не было предела, это оказалась Рут. Нет, я не забыла о ней, но и в мыслях не думала еще раз встретиться. Берг имела свою личную жизнь, у меня своя, и встречи общие в мои графики и проекции не входили. Сообщив, что сломала ногу катаясь на доске, попросила приехать и помочь с Вольдемаром. Я не смогла ей отказать, мой выходной оказался таким же, как и предыдущие, принадлежал не мне любимой.
Проходила мимо наших местных бабушек у подъезда, меня остановили.
– Оля, а что такое «петтинг»?
– Мм… это секс теть Лиза!

После этого я быстро удалилась, чтобы следом не дай бог, не прозвучал вопрос: Чего такое странное название у секса, или вообще, что такое «секс»?

Глава 12

«Бедная Рут!» – сочувствовала я, глядя на загипсованную ногу. Берг сидела, облокотившись на спинку кресла и нога ровной толстой клюшкой распласталась, загораживая проход между столом и самой Рут. Гипс застыл неровными пластами образовав горы, реки и буераки, что хотелось разукрасить этот гипсовый район выделив на нем поля, холмы и даже деревни.
– Какой коновал тебе гипс накладывал?
– А…Э…в травме.

Рут странно бледнела и покрывалась пятнами, что я перестала ее допрашивать, где и при каких обстоятельствах все это случилось. Да и первого мая вполне мог быть пьяным этот лечащий врач наложивший гипс, а может чувство юмора у него не занимать.
– Спасибо, что пришла. Не отказала в помощи.

Я присела на диван. В ногах расположился самый огромный по мне и самый лохматый пес в мире.
– Да не за что. Я ничего и не сделала. Может ты есть хочешь? Приготовить что-нибудь?
– М…ты вино будешь? – осторожно поинтересовалась хозяйка этого шикарного дома, и добавила. – Праздник все же!
– Ну хорошо! В холодильнике?
– Там закуски всякие есть. Салат. Принесешь?

Я не заставила себя ждать и отправилась на кухню. Холодильник действительно завален овощами и фруктами. Колбасу и сыр в нарезке я выложила на найденное в столе большое блюдо, пока нарезала овощи для салата, слышала, как в комнате звенели фужеры и громыхнула дверка скрытого бара. Нисколько не сомневалась, что в гостиной имелся собственный бар, его просто не могло не быть в такой дизайнерской удивительной квартире.
На кухню заглянул Вольдемар, будто спрашивая: «Ты скоро?» А я нервничала. Какой-то внутренний голос меня останавливал и оповещал, что что-то не так. Что не так? Было не ясно! Вроде ничего такого, и у меня дома точно все выключено, закрыто, и Машка не успеет соскучиться.

В комнате зашторены окна, что конечно не могло заменить вечернюю обстановку из-за хорошего солнечного денька. Сегодня не тот дождливый день, когда я первый раз ступила в эту квартиру. На столе стояла откупоренная бутылка итальянского красного вина и два широких стеклянных бокала на тонкой ножке.
– Давай за тебя?

Рут разлила вино в бокалы и подала мне один.
– Мы же за первое мая!
– Вначале за тебя, а потом за первое мая. Я хочу выпить за встречу.

Берг стукнула своим стеклом по моему фужеру. Звон колокольчиком мгновенно разнесся нежным эхом в пространстве, странно передавая отголоском в моем уже и без того частом пульсе. Эти ранее вопросы себе о том, что что-то не так, перестали досаждать после глотка сухого красного.
– Так чем ты занималась все это время?

Акцент после вина у передо мной сидящей девушки настолько стал выраженным, что я сразу вспомнила Литвинову с её «красной шапочкой». В данном случае этой «красной шапкой» из присутствующих являлась я.
– Убиралась, спасала цветок. – еще хотела добавить, что спасала Киру от одного умника и просвещала бабулек на лавочке в плане новых интимных словечек, но вовремя опомнилась. Сейчас я считала себя ответственным человеком рядом с больной женщиной, и откровенничать означало довериться. Я не вдавалась в анализ, какую роль в настоящее время играю, родителя, врача, сиделки, либо все-таки друга, но ответственность за Рут ощущалась.
– Кто бы мне убрался. Вот на люстре паутина. Я как приехала, так и не бралась за тряпку.

Паутина действительно откидывала тень на стену, не так чтобы ее было много, сразу и не заметишь, но тонкие клейкие нити, запылившиеся свисали рваными клочками. Я посмотрела на Рут и на ее несчастную ногу, и конечно не могла допустить, чтобы девушка проживала под сводом этой начинающей меня раздражать паутины. Любить порядок и чистоту научила меня еще бабушка, которая от нечего делать каждый день протирала пыль и полы влажной тряпкой. Убираться у Берг в квартире я не собиралась, но паутина меня раздражать начала конкретно, лучше бы Рут мне ее не показывала.
– Сейчас её не будет.

Я вскочила и отправилась за тряпкой в ванную. Швабры так и не нашла, зато нашла довольно чистую бывшую наволочку, приспособленную Рут вытирать ноги. Намочила, выжала, вернулась в комнату. Рут, как-то странно резко откинулась спиной на диван, будто чего натворила, тут же сделала беспечное лицо, что прочитать по нему что-то достаточно сложно. Как клинический психолог, проходящая практику и с детьми в том числе, именно это меня насторожило. Рут сейчас вела себя как нашкодивший ребенок, скрывающий улики, во благо избежать наказания.
«Надеюсь ошибаюсь!» – подумала я, но на всякий случай взглянула на стол и в радиусе от этой синеглазой девушки, где только могла достать Рут своими щупальцами. По моей зрительной памяти никаких изменений не найдя, залезла на стул. Потолки в этом доме не очень высокие, не сталинская постройка, а люстра крепилась на длинной металлической цепи, что достать паутину оказалось просто.
– Стой! Не двигайся. Не шевелись даже.

Голос Рут прозвучал угрожающе неожиданно, я замерла с тряпкой. Опускаю осторожно взгляд на Берг.
 – Что?
– Паук! Он опустился тебе на плечо.

Я закричала, пытаясь смахнуть с себя то, чего сама не видела. До ужаса боюсь насекомых, особенно пауков. Они конечно маленькие твари, но неприятность что по тебе кто-то передвигает своими членистоногими шестью-восьми лапами, было сравнимо с самой кошмарной моей фантазией.
Бросив тряпку, слетев со стула, чуть не наступив на наблюдавшего за мной своими черными глазищами Вольдемара, рванула к Рут.
– Убери, убери скорее с меня этого…этого.

У меня реально началась паника, и бедная Рут должна была бы пожалеть о том, что напугала меня, но она как ни в чём не бывало спокойно сидела и улыбалась. Нет. Она конечно подвинулась ближе и осмотрела меня, но кроме как вручить мне вновь бокал с вином ничего не предприняла.
– Ты его смахнула, наверное. Ничего, Вольдемар найдет его бегающего по комнате и раздавит своей лохматой лапой. Выпей вина и успокойся.

Я еле сдерживала слезы, поджала ноги, чтобы этот паучище не забрался с пола мне по ногам, и сделала глоток.
– Так не пойдет! Пей все. До дна. Так ты не успокоишься.

Рут рукой придерживала бокал, вино в котором мне пришлось выпить всё как лимонад. Мне полегчало. На какой-то миг действительно я расслабилась и стало приятно, хорошо и спокойно.
А дальше, я перестала контролировать. Захотелось поцеловать Рут. Последняя сидела на опасном для меня расстоянии и невероятное желание исходило от нее. Берг как-то смело схватила меня за запястье и посадила себе на колени. Мне совсем не до ее несчастной ноги, да и ей похоже тоже. Я забыла про этот гипс, ответила ей поцелуем. Глубоким, нежным, сладким, и в тоже время приятным кисловатым винным вкусом винограда и граната.

– Оля. Олечка. Ты такая вкусная. – шептала Рут, целуя меня уже в шею и поднимая мне джемпер, оголяя живот. Освободив меня от красного теплого джемпера, продолжала покрывать меня поцелуями.

Желание обладать ею стало настолько сильным, что я расстегнула ее рубашку, этот ненадежный лифчик не оказался мне преградой, в отличии от Рут, которая пыталась справиться одной рукой с моим замком. Рубашка Берг упала на пол и из кармана выпал блистер дженерика.
«О, черт!» – выругалась я про себя, заметив название и поняв, что это было добавлено скорее всего в мой бокал вина, но решила, что разберусь с этим потом, и не останавливаясь отдалась во власть этой сумасшедшей страсти здесь и сейчас.

*****
Старинные улицы города, деревянные двухэтажные здания, которые проще назвать домами. Такие улицы сейчас называют переулками, а дома имеют историческую ценность и красивый статус особняков. Множество людей располагались на втором этаже, шумели дети, слышались мелодии живой игры на пианино и флейте. Спускаюсь вниз по деревянной лестнице на улицу. В огромном чугунном корыте лежит девушка с закрытыми глазами, до боли знакомая, и осознаю, что за семь лет она совсем не изменилась. Я не знала о ней все эти семь лет и по правде не хотела бы ее видеть столько же, но вот она лежит вся покрытая льдом в этот майский теплый день. Короткие реснички сверкают кристаллами снежинок на солнце.
– Все уже. Сколько она тут пролежала? Замерзла за ночь. Грузить в машину и констатировать смерть.

Несколько человек в белых халатах стоят и рассуждают на тему, что делать с этой девушкой. Мое сердце растаяло вместе с этими снежинками на лице несчастной. Я села и накрыла девчонку курткой. Моя рука легла сверху, я очень хотела почувствовать, как грудная клетка вздымается от дыхания этой девушки. Мое желание было настолько сильным, что я озвучила его:
– Вы что? Какая машина. Она дышит. Смотрите она дышит.

Действительно все увидели, как появилось шевеление куртки, и легкие девушки заработали.
– Куда ты её? Зачем она здесь? Нужна она тебе, бери! Нам тут делать нечего.

Люди в белых халатах, в основном это были мужчины, развернулись и покинули двор возле дома. Я не думала о том, что девушка тяжелая. Она всегда была крепкого телосложения, и на фоне неё я казалась маленькой, но смогла поднять девушку на руки, и уже на руках на второй этаж. Кто-то открыл мне дверь в одну из менее людных помещений и в маленькой полупустой комнате я опустила девушку на тахту. Еще совсем ледяная она открыла глаза, увидела меня и попросила не уходить и согреть ее.
– Я так скучала. Так скучала.

Голос, глаза, совсем не изменились. Слезы подкатывали к горлу комом, но я пересилила и легла рядом с ней. Обняла, и не только, чтобы согреть, а потому что я тоже ужасно скучала по ней. А теперь, когда она тут рядом, поняла насколько сильно скучала. Закрыв глаза уткнулась ей в плечо, чтобы эти слезы не вылезли предательски и не покатились по щекам.
Я чувствовала, как ее пальчик проводит по моему виску и опускается на мою щеку, а затем убирает выбившийся локон из моего маленького хвостика за ухо.

*****
Проснулась от того, что Рут поцеловала меня в тот самый шрам на виске, который случился благодаря разбитой лампы в изоляторе.
– Что с твоей ногой? – вспомнила я, еще продолжая находиться в своем сновидении и в тоже время вспоминая событие, после которого я вырубилась в этот сон.
– Ай, фигня!

Рут улыбалась, прижимала меня к своему плечу. Мы лежали на узком диване совершенно обнаженные, а Вольдемар стыдливо заглядывал из коридора в комнату, вероятно услышав наш разговор. Из-за неразложенного узкого дивана я находилась сверху, и похоже Берг это нравилось.
«О, небо! Что я натворила? Виной ли всему дженерик вперемешку с вином?» –думала я, но совсем не хотелось вставать. В руках Рут было тепло и безопасно, желание снова просыпалось, как и окончательно проснулась я. Спала ли Рут?
– Оля, откуда ты все это можешь?

Я поняла, о чем спрашивает Берг, хотя я все-таки надеялась, что как раз от нее этот вопрос не последует.
– Ты действительно хочешь это знать?
– Да!

Это её «да» прозвучало слишком требовательно, даже с нотками ревности, для меня не составляло труда читать эту непосредственную девушку, которая выставляла открыто свои эмоции. Я посмотрела в эти синие глаза, улыбнулась.
«Нет, все-таки где-то я ее видела!»
– Если ты мне признаешься, чем ты там, и зачем мужику член оторвала, так и быть расскажу свою тайну!

Глава 13

До изолятора и колонии я добиралась самостоятельно. Автобус к электричке всегда приходил вовремя, но сегодня совсем никто не был оповещен о моем дежурстве, и начальство МСЧ озвучило мне ранее, что могу прибыть к одиннадцати. Общественный транспорт даже в праздник ходил в этом районе не плохо, расстояние от остановки необходимо пройти километра два вдоль огромного бетонного забора с колючей проволокой, что я сейчас и делала.
Я шагала по неровной дороге в своих черных туфлях на пятисантиметровом каблуке, что старалась смотреть лишь на эту дорогу, дабы не сломать каблук и ноги. Не удивилась бы, если бы видела, как девчонки с вышек машут руками в приветствии или удивлении, что я, да еще в выходной иду в зону, но я не видела совсем даже то, кто там на этих вышках сегодня.
– Здравствуйте, Ольга Александровна!

Две женщины, осужденные с поселения, попались на встречу, как раз в тот момент, когда я в очередной раз чуть не подвернула ногу наступив на камень.
– Да, здравствуйте!

Девчонок я не знала. С поселения редко попадали мне на прием, но вся территория зоны как большая деревня, знала и интересовалась о всех заметных и новеньких лицах, будь сотрудник, будь прибывший по этапу. Этой участи может быть, в чем я не уверена, могли избежать такие залетные птицы как Рут, попавшие в СИЗО.
– Будьте, осторожны!

Предупреждение не выглядело угрожающе, но я обернулась на девушек, хотела связать это предупреждение все-таки с тем, что я могла упасть и подвернуть ногу, а не с каким-то событием, о чем я не знала, что могло меня сегодня за забором с колючей проволокой ожидать. Все же это девушки, поэтому очень хотелось верить, что авторитетские законы в мужской колонии не распространялись на колонию поселения.
Блондинка с чуть заметным шрамом на лице мне как-то странно улыбнулась краем губ, и кроме любопытного взгляда более не выдала эмоций. Красивые черные, что отличить зрачок от радужки невозможно, подведены стрелочкой черным карандашом, наблюдали за мной считывая. Вторая, по пацански держала руки в карманах штанов, просто не отрывала глаз, разглядывая меня с ног до головы. Обе меня смутили настолько, что без благодарности «спасибо» направилась дальше больше не оглядываясь, хотя на себе испытывала прожигающий взгляд обеих.

О, черт! Этот дженерик еще присутствовал во мне, и знала бы Рут, что мне противопоказан любой афродизиак, так как я сама по себе имела свойство им быть. Это замечали абсолютно все, и чаще плохие мальчики и девочки, их еще с института притягивало магнитом, что после пару-тройки раз моего такого выноса мозга, как зависимость от иного, я зареклась иметь отношения с кем-либо. Ревность, следом ощущение «собственничества», могло привести к очень тяжелым последствиям для меня, но каждый раз я выходила сухой из этого болота, и порядком продолжительной ненавистью к себе, из-за того, что делала больно тотальным зависимым. Да, к сожалению, что в жизни считается редким случаем, лично меня преследовало на протяжении всего времени, с тех моментов как моя сексуальная активность стала проявляться во всех своих экспромтах.

Сейчас, после встречи девчонок, я понимала, что этот афродизиак снова излучает свои флюиды и я иду в мужскую колонию в выходной день, где голодные мужчины не могут не заметить этот аромат вперемешку с запахом недавнего секса с Рут. По факту он не имеет никакого запаха, но этот аромат представлял собой энергию электрического напряжения в двести двадцать, и все, кто попадает в радиус этой энергии на любом расстоянии могли почувствовать желание на себе. Совсем не ощущала усталости, хотя мышечная боль чувствовалась, как после приличной тренировки на тренажерах либо в фитнесс зале. Спать хотелось, несмотря на то, что Рут все-таки дала мне пару часов отдыха, или я ей.

Вспомнив о Рут, я сейчас и злилась, и ощущала неловкость от своего поступка. Злилась на ложь, раскрывшуюся после того, как моя сексуальная партнерша бесцеремонно поднялась на обе ноги, после уже второго страстного секса решила выгулять песика. Поцеловала меня в губы, что вызвала вновь желание, поднялась.
– Вольдемар заслужил сделать свои дела. Ты же не обидишься, если меня минут пятнадцать не будет?
– Что? Я в шоке! Ты ходишь? Ты заманила меня в своё логово и так просто говоришь о том, что я же не обижусь? Вот ты сучка Рут!

Я замахнулась в Берг маленькой диванной подушкой, которая полетела следом в меня и задела светильник. Рут оделась, а я пыталась прийти в себя от осознания, что меня могли так вот провести с этим гипсом.
– А это что? – сразу вспомнив о выпавшем блистере, я подняла его и показала своей девушке.

Рут улыбнулась, надела куртку и с гордым Вольдемаром вышла из квартиры. Это лохматое чудовище не меньше своей хозяйки оценило меня свойским взглядом и молча вильнуло хвостом. Вообще Вольдемар никогда не разговаривал, не лаял, не рычал, не тявкал, правда иногда храпел во время своего сна. Именно из-за этого соседи предположили, что пес глухой-немой, в чем я сомневалась не меньше. Лохматое чудовище хорошо слышало и все понимало.
Теперь я домой не собиралась, что устраивало мою девушку и собаку моей девушки. Последний даже по приходу лег перед входной дверью, предоставив мне не делать выбор. А я и не собиралась, потому что так хотелось выяснить все тайны Рут начиная от этого несчастного мужичка с пришитой писькой и заканчивая желанием получить ответ, кто сообщники, наложившие гипс, и конечно желание обладать этой несносной синеглазой пантерой. Не скажу, что это была месть, но оставила я ее утром с жестокими мыслями, от чего самой теперь было неловко и я боролась с чувством позвонить и признаться в том, что Машка с кем я живу, это не девушка, а серый полосатый охотник на птиц.

О, боже! Недавно только о Рут думала, как о залетной птице СИЗО, и это означает, что моя кошка вся в свою хозяйку. Одна свернула голову воробью, другая снесла мозг пантере. С мыслью: «Бедная моя Рут», я подходила к пропускному пункту. Карпович не обманул, меня не просто ждали, а в охране специально задерживался один из отрядных начальников, чтобы за меня расписаться.

*****
Кира с утра сбегала за двумя пакетами майонеза для мяса и пару килограммов овощей. Наталья нарезала мясо кусочками и укладывала в глубокую чашку.
– Дочь, ты еще бабу Варю позови, завтра хотим с Ольгой пикник по-соседски устроить.
– Шашлык давно не ела! А можно я девчонок позову? – девочка облизнулась и причмокнула.
– Зови, только не толпу, а то будем вас вылавливать по парку.

Кира немного надулась, из-за того, что мать продолжает считать ее и ее подруг детьми, но недолго. Наталья достала другую чашку и выложила из сумки овощи.
– Не хочешь к бабе Варе сбегать, вот помой, я сама схожу. И лук кольцами нарежь.
– Я лучше за бабкой Варей!

Наталья вздохнула, дочери и след простыл, поставила чашку с овощами в раковину. Не сказать, что Кира растет лентяйкой, но когда мать дома, то и делать по дому особо не хочет. Если Наташа на работе или уезжала в командировку, на дочь вполне можно было оставить хозяйство, которое по сути не маленькое.
Трехкомнатная московская квартира, супруг погиб, когда дочке было десять лет, и чтобы как-то отвлечь ребенка, Наталья на свою голову завела две лысые кошки, потом в гости им принесли черепаху Дуньку, так и осталась. Позже Кира приволокла кролика, тот скучал и пришлось найти ему пару, так с тех пор каждые три месяца они плодятся. Хорошо, что в соседях есть баба Варя, она же одна из консьержек. Разрешила объявление повесить о продаже кроликов, и если первых раскупили по пятьдесят рублей, то следующую партию пришлось уже раздавать бесплатно, а там и на ВДНХ везти раздавать. Единственное что хорошо, так последние партии уже появились на свет в штучном количестве, и не раз в три месяца, а с интервалом в пять.

«Кролики они и есть кролики!» – успокаивала себя Наталья и вспоминала юмористическую телевизионную миниатюру: «Кролики, это не только ценный мех, а …». Вот на мясо, конечно, рука не поднималась этих кроликов использовать. Во-первых, они карликовые, а во-вторых уже как бы стали членом семьи, а кто же своих на мясо!
– Мам! Баба Варя скоро придет. А она говорит Ольга дома не ночевала, с ней все в порядке? А то завтра шашлык, а если не объявится?

Голос встревоженной Киры разбудил от мыслей о кроликах. Наталья в этот момент отбирала лук для нарезки в маринад к шашлыку.
– Взрослая девочка, и она сегодня на дежурстве.
– Она же не с вечера на дежурстве. Может на балкон залезть?
– На балкон зачем? Белье снять хочешь? Дома не поможешь, зато соседям белье решила снять?
– А вдруг она дома и ей плохо? Ну, мам! Это же Оля! Она же всегда найдет приключения.

Наталья вытерла руки о полотенце, посмотрела на дочь. Кира в чем-то была права, но ведь живет же Ольга со своим азартным альтруизмом до сих пор, ничего же не случилось.
– У тебя телефон. Есть номер Ольги? Для чего тебе телефон купили? Позвони ей.

Кира достала из кармана джинсовой куртки телефон, она действительно обычно списывалась по аське с девчонками и зависала в игрушках, но номер Оли появился в первый же день приобретения телефона. Гудки длились долго. Наконец на том конце ответили, но это была не Оля.

*****
Я сидела в ординаторской просматривала стопку карточек, прибывших по этапу. Запах краски в моем кабинете оказался еще сильным, но с одной стороны хорошо, что я дежурила, смогла открыть окно, и пока я в МСЧ, кабинет проветривался.
Расслабилась, потому что уже пару часов меня особо никто не трогал и ничего не спрашивал, даже дневальные, и я просто периодами поглядывала на время. Оно тянулось невообразимо долго, а делать было нечего и еще я осознала, что посеяла где-то телефон. В зону я вошла уже без него, так как на пропускном пункте проверяют сумку и карманы, тогда и обнаружилось, что мобильника нет.

Могла ли я телефон забыть у Рут? По сути могла, с одним «но»! Я мобильник не вытаскивала из кармана пальто, мне не звонил никто более вчера, и кроме секса никаких инцидентов не было, если только не вновь удивление от наручников на железной узорной спинке огромной кровати. Обнаружила я их случайно, когда ждала Рут из ванны, где девушка отмывала ногу от гипса. Да, не подумав, что гипс приклеится к волосикам, пусть еще не выросшим, но после разрезания гипса, отодрать безболезненно и не лишившись волос на ногах было нереально.
 – Так тебе и надо! Нечего было придумывать всякую хрень и пичкать меня дженериком.

Я лежала на животе и рассматривала альбом с предыдущих выставок Берг.
– Я боялась, что ты не придешь! – девушка пальчиком водила мне по спине рисуя узоры и сердечки.
– Ты серьезно? Я думала ты ничего не боишься!

Отложив альбом, повернулась на спину и посмотрела на Рут. Она вновь прильнула к моим губам в длинном поцелуе, я обняла ее и села сверху. Теперь моя партнерша уже лежала на спине, в ожидании продолжения.
– Наказать тебя что ли? – вздохнула я с нежностью глядя в эти синие глаза.
 – Это как?
– Пока ты мылась, я тут кое-что обнаружила. Вытяни руки.

Рут мне повиновалась, и я пристегнула ее правое запястье.
– О, нет! Я не знала, что мама таким балуется.
– То есть, ты не знала о наручниках, висящих на спинке у окна?! – теперь пришло время удивляться мне, но я уже вошла в азарт и пристегнула ее вторую руку.

*****
Внутренняя связь в зоне была налажена хорошо. На столе зазвонил телефон. Я подняла трубку.
– Ольга Александровна! – голос женский с дежурной части охраны. – У вас там тревожная кнопка сработала.
– Где именно? И почему дежурных от вас нет?
– Не могу найти никого. Сейчас кто подойдет, сразу отправлю. А вы проверьте, может ничего страшного.

Я знала, что медицинские сестры закрыты в процедурном кабинете с той стороны, и через окошечко выдают таблетки на день и сразу вечер. После этого их смена считается закончилась, и они свободны. Моя смена должна была закончиться через четыре часа.
– Девушка! А вы представляете себе, что я сейчас одна пойду на первый этаж в толпу осужденных принимающие фенозепам и всякую подобную жуть? Что из этого может быть?
– У меня нету сейчас никого, кого бы я могла вот сейчас отправить.
– Ищите!

Я положила трубку, но все же осознавала, что мне нужно спуститься на первый этаж. Если что и сделают, они поднимутся на второй, ординаторская открытое пространство зальной площади без дверей, а сейчас нужно уметь разговаривать с этими преступниками, коли пошла однажды на этот контракт.
Я вышла из ординаторской.

Глава 14

Рут сидела за ноутбуком, просматривала и обрабатывала фотографии. Ей хотелось дополнить уже готовую выставочную коллекцию художественными фотографиями из России, преобразовать в черно-белый, создать документальный колорит. Мысли об Ольге не уходили и мешали работе. Расстались не совсем хорошо, и вину за это полностью Рут переложила на себя, хотя злилась именно на свою сексапильную партнершу.
«Все же было хорошо! Все хорошо! Что пошло не так и почему?» 

Берг не находила себе спокойствия. Она помнила этот крайний час до ухода Ольги, и началось все с того, что последней нужно было исчезнуть. Рут понимала, что работа всегда работа, но все не нравилось, и в первую очередь, из-за такого несвободного графика.
Почему? Ну почему, Оля работает хрен знает где? Отнимается время, постоянно электричка, не имеет свободного графика, как сама Рут, а значит не имеет возможности делать что хочешь и по сути наслаждаться жизнью.

Вот она, Рут Берг, нашла себя в фотографии. Дизайнерские навыки, а также художественная школа не прошли даром. За это можно поблагодарить родителей, предоставили большую свободу для собственного развития девочки, не препятствовали ни одному детскому порыву создать что-то из своих детских и юношеских фантазий, пробовать новое, и рассказывали ребенку истории из далеко забытого старого. Как говорят: «За любой кипиш!».
Вспомнить родителям, не просто было о чём, родовая ветка не терялась, сохранялась в специальных альбомах, где помимо черно-белых фотокарточек предков Берг и Канковских, хранились письма, вырезки из газет о ком-то из родни, старинные грамоты и векселя, даже вольная грамота пра-пра-бабушки по маминой линии, которая, в то еще далекое время, слыла художницей. Да, именно так, при этом не заканчивала никаких художественных школ, и имеющий талант, передавать свои видения и чувства на холсты, считался от Бога.

Ни одна картина, конечно, в коллекции родословной не сохранилась. Женщина, считавшаяся крепостной, рисовала картины для удовольствия и гордости своих хозяев, которые в результате преподносили шедевры в качестве подарков, презентов и прочее, своим друзьям и выше поставленным чиновникам. Последние картины оказались распроданы с молотка в период разорения барского гнезда, и возможно еще позже уничтожены революционерами.
Вероятность наследования таланта художника у Рут сохранилась, но рисовала девушка реже, чем чувствовала кадр, чему завидовал Алонский.

Алонский! Берг вспомнила о своем партнере по выставке, и конечно о Сванше. Завтра интервью на радио, Мартин постарался сделать по возможности доступный пиар, как он это организовывал Рут могла только догадываться. Геи, практически все, сами по себе творческие люди, даже если сами не фотографы, не художники, не актеры. Только поэтому среди стилистов, творцов моды, танцоров, они встречаются чаще, чем среди финансистов или каких-либо лиц точечных профессий, хотя это не означает что их нет и там.
За две недели в Москве, Мартин приобрел себе поклонников со всех посещаемых им голубых клубов, тусуясь по ночам, и проводя время уж точно не с Тэдом. Последний выбивался из сил, нервничал, начинал попивать валерьянку, и Рут не удивилась бы, если бы заметила за Алонским поход в церковь, с просьбой о том, чтобы высшее существо избавило его от искушения. В Бога правда Алонский не верил, но навряд ли нашел другой способ избавиться от навязчивых чувств к другу.

Надо отдать должное, что сопротивлялся своим желаниям Тадеуш неплохо, но при этом не мог без Мартина. Если Мартин долго не брал трубки, или не появлялся на глаза Алонскому, тот нервничал, и ходил, как постоянно обозначал: «туда-сюда, туда-сюда!». Вот это «туда-сюда» говорило больше о не безразличии Алонского к Сваншу, чем признание в чувствах кого-то другого. А что уж говорить, в Мартина влюблялись! Стройный, ухоженный, яркий, любая одежда на нём смотрелась стильно, даже старый дедушкин шарф, а раритетные вещи Сванш обожал.
Рут взяла свой телефон со стола в гостиной, набрала Алонского.
– Привет! Тэд, тебе Мартин не давал примерный сценарий и вопросы для завтрашнего интервью?
– А оно завтра? О, май гад! Я забыл.
– Так он предоставил тебе вопросы и ответы? Ты забыл, что третье число, или что интервью завтра? – Рут улыбнулась, она представила себе эту картину растерянного, как всегда бледного от страха перед выходом на люди, молодого человека.
– Я забыл куда сунул этот лист бумаги. Мартин мне вытащил его из кармана своих клетчатых зеленых стиляжных штанов в том виде, будто в туалете перепутал с салфетками! Это было ужасно!

Алонский возмущался, и на том конце трубки это чувствовалось. Рут рассмеялась. Тэд снова сопротивлялся при вручении ему сей шпаргалки. Наверняка, брезгливо выбросил в угол гостиничного номера или под кровать, где горничная давно смела как мусор.
«Несчастный Тадеуш!» – вздохнула наконец девушка, понимая, что так могло напугать, в тот самый момент, парня. Нет, Мартин не специально держал этот листок в кармане своих узких брюк, который слишком тесно находился возле гульфика штанов, но именно это привело Тэда в ужас.

Сванш был таким, непосредственным, нестеснительным, веселым компанейским своим для всех, что впечатлял своей харизмой даже обычных натуральных серьезных мужчин. Если внешний стиль говорил о культуре, обладании неплохим вкусом, доброжелательности и артистичности, то все, что попадало в карманы или сумку, превращалось в одну знакомую всем фразу «творческий беспорядок».
– Рут! Пожалуйста! Позвони ему и спроси для меня еще сценарий интервью. – Алонский на том конце трубки вздохнул.
– А сам чего?
– Я не могу. Я буду представлять, что это тот же помятый лист.
– Хорошо, сейчас спрошу. Если у него был дубликат. А иначе будешь сочинять на месте.
– О, нет! Импровизация? Я не смогу!

Берг положила трубку. Собственно, она звонила не ради этого сценария. Ей необходимо сейчас отвлечься от мыслей об Ольге, и некой Маше, с кем её девочка делит квартиру. После вчерашнего дня, и уже считай суток, Рут не хотела верить своим мыслям, что, Маша для Оли больше, чем просто соседка по квартире. Берг ругала себя за то, что пыталась задавать личные вопросы, которые в результате создали проблему.
«Зачем? Зачем я спросила ее о том, одна ли она или нет? Спала со мной, значит свободна и теперь моя!»
– Я не бываю одна. Я с Машкой.

Оля ответила спокойно, натягивая джинсы на красивую попу, на которую еще в том далеком детстве Рут обратила внимание. Первый раз, когда Ольга сорвалась с дерева зацепив подолом юбки белого в мелкий цветочек платья, кусок от старенького хлопчатобумажного оторвался почти ровно, оголив полностью бедра и ту самую в голубых трусиках. Девчонка, не обращая внимания на смех пацанов, сделала вид, что ничего не произошло, сунула рыжего котенка в руки какой-то там Ленки, с кем проводила больше времени, чем в тусовке дворового коллектива, который сопровождал Рут, затем вздернула свой носик и ушла домой. В тот вечер Рут также не находила себе места, и также чувствовала себя виноватой. За порванное платье Ольги, за этого котенка, которого она туда загнала специально, подсадив на достающую вначале самой ветку, и за ободранные девчачьи бедра. Вечером Оля больше не вышла на улицу, что мысли о том, что еще и наказали, и о той большой царапине на бедре, добавляли мучений совести.
А, когда Ольга вышла в джинсах, игнорируя команду Рут, то больше ничего не оставалось, как придумать махинацию со змеем. Берг повезло, что ветер был не сильным, и никак не думала, что эта мелкая идиотка полезет на эти трубы на мост. Воздушный змей легко снимался с оборотной части моста, с дорожной, именно так его крепила, обмазав немного обувным клеем. Клей дал опору для того, чтобы змей не сорвался и не взлетел вдруг сам, тогда идея Рут оказалась бы бесполезной. Она до последнего надеялась, что снимет змея сама и ничего страшного не произойдет. Ольга же, неожиданно для всех, рванула спасать бумажного клоуна.

Звонок раздался со странной мелодией детской песенки: «Ты меня любишь? Ага!». Рут вздрогнула. Это не был ее мобильный, что держала в руках. Телефон звонил в кухне, там, где утром Берг варила кофе для себя и своей девушки.
– О, май гад! Я забыла!

Рут поняла, что один в один повторяет сейчас Тадеуша, но что делать, если так и случилось?! Пока Оля принимала душ, Берг вытащила мобильник из кармана пальто. Если бы его там не было, она конечно бы не полезла в сумку, но Рут знала, что телефон в кармане пальто. Еще в изоляторе, когда этот психолог при ней беседовал со следователем и появившимся конвойным, та положила телефон в карман, а значит он обычно всегда там.
Что хотела найти Рут в мобильнике? Контакты той самой Маши. Их не оказалось. Вообще никаких Маш близко не оказалось в списке контактов. Большинство контактов обозначались фамилиями, и Рут не сразу решила положить телефон обратно в карман пальто, а еще по обследовать, кто мог быть этой загадочной Марией.

Может Сорокина? Или Краснухина? А может Малышка? Времени на это вовсе не оказалось, а телефон остался на кухне на высоком холодильнике, где конечно же был забыт, а маленькая низкорослая Ольга не достала бы даже на каблуках.
Рут в последний момент включила телефон, где определялась та самая «Малышка». Внутри все закипало, Ольгу ненавидела сейчас сильнее, эту «малышку» хотелось послать, но выдохнув и досчитав до трех, Рут ответила.

*****
На первом этаже, перед окошечком выдачи лекарств, толпились около пятнадцати осужденных. Один мужчина неопределенного возраста, небритый, тормозной, возмущался что-то в тихую, что выглядело очень странно. Агрессии среди находившихся осужденных не наблюдалось, больше агрессивной казалась медсестра Татьяна Таран.
Я встала рядом с окошечком, для выяснения обеих точек зрения сторон.
– Что происходит?

Осужденный мямлил нечто невразумительное, и мне казалось он боится меня, правда до тех пор, пока я не увидела Андрея с оруженосцем.
– Ольга Александровна, я могу журнал показать. Он брал утром сразу три дозировки, расписался за обеденную и вечернюю. Вот зайдите к нам. – попросила Таран, в оправдании своего негодующего поведения.

В процедурном кабинете я почувствовала себя более безопасно. Проверив отчетность журнала выдачи фенозепама, где и без того ясно, нарколог перегружает дозировки подобным осужденным, поэтому совсем неудивительно какой тормознутый вид имеет этот, либо там в коридоре еще пятеро таких мужчин стоят.
– Тревожную кнопку вы специально включали? – уточнила я.
– Он буянил и требовал.
– Татьяна Сергеевна! Ну не может он буянить. Он накачан этими препаратами, это же видно. Могли бы меня позвать спокойно, через любого дневального или регистратор позвал бы меня, находится через стенку от вас. А сейчас, вместо офицеров, авторитеты появились в МСЧ.

Таран недовольная отключила тревожную кнопку и уже молча продолжила выдавать таблетки.
Толпа поредела. Рядом с мычащим под нос обиженным мужчиной стоял Андрей, и что-то говорил. Я не вслушивалась, разговор настолько тихий, что среди других голосов, это нереально. Андрей замолчал, как только я подошла к несчастному. На кармане тюремной черной рубашки пришита бирка с фамилией и инициалами, и номером отряда.
– Колесников. Вы же брали с утра все лекарства. Все выпили?
– Я не брал.
– Брали Колесников. Вы расписались за них. Я видела журнал сейчас с вашим автографом. В следующий раз утром никому не дадут лекарства сразу на сутки, передозировка могла сказаться по-другому, не только пробелом в памяти. Идите в отряд,

Колесников еле передвигая ноги, в сонном состоянии спустился с крыльца. В коридоре осталась только я и двое авторитетов, все остальные, как-то быстро получили свои антибиотики, не создавая подобных инцидентов, разошлись
Не обращая внимание на этих двоих, я повернулась к выходу на лестничную площадку. Не успела. Андрей схватил мою руку за запястье. Я, без резких движений, освободила свою руку.
– Вы тут что делаете?
– Я лежу в МСЧ. – Андрей усмехнулся и смотрел мне в глаза.
– Значит идите в палату. Сейчас послеобеденный сон.

На этот раз он не посмел меня остановить, я поднялась в ординаторскую. Через пять минут появился один из дежурных охраны.
– Ольга Александровна, передали, что тревожная кнопка была включена.
– Проверка. Вы ее не прошли, увы!
– У нас же обед был, как только, то сразу пришли.

Передо мной стоял вроде нормальный такой мужик, в полевой камуфляжной форме, и я решила, что не буду я заморачиваться тем, как построена внутренняя политика зоны. Одни обедают антидепрессантами и седативными, другие просто обедают, не оставляя, хотя бы одно свободное для экстренной реакции лицо. Собственно, в выходные и праздничные дни, не осужденные, не служащие, в колонии ничем друг от друга не отличались, кроме формы.
Андрей никуда не делся, не ушел в отряд, не закрылся в палате, он вошел в ординаторскую один без своего «Санчо Панса» сразу, как удалился дежурный лейтенант.

Я спокойно сидела за столом в ординаторской, ждала, что авторитет предпримет далее. Тревожных кнопок в ординаторской нет, и это я знала точно. Эти кнопки присутствовали только на первом этаже в процедурном, лаборатории, и у врача фтизиатра.
– Что, Андрей?

Авторитет прошел к столу уверенным шагом, присел в кресло, напротив.
– За что вы меня так ненавидите, Ольга Александровна?

Я не могла ответить на этот странный вопрос, потому что в настоящее время, появившееся, в связи с эмоциональной усталостью, безразличие, мне помогало. Рабочий день дежурства еще не закончен, и концентрироваться на опасностях только создавать панику, я держалась сейчас очень уверено, и даже увереннее этого сидящего передо мной грозой колонии.
– Если бы я не убил, убили бы меня!

Эта фраза напомнила о его статьях, и я, не ожидая смелости от себя, спросила:
– А если бы ты не изнасиловал, то изнасиловали бы тебя?

Глава 15

Проснулась я в одиннадцатом часу утра и то, только потому что Машка как сумасшедшая металась по комнате, из угла в угол, затем сшибая лбом дверь. выскочила в коридор. Слышу, как на коньках своими мягкими лапами с острыми когтями прокатилась по ламинату на кухне, опять снесла себе голову о металлические ножки стола, с таким же разбегом вернулась в комнату с криком: «Мяу!».
Да, мне пришлось встать с уютной постельки и побольше открыть дверь в туалет. Поведение своей Марии Сергеевны я выучила давно от и до, кроме конечно того, что она птицелов, но теперь и это знаю. Такой спортивный марафон моя кошка устраивала только в одном случае, когда нужно сходить в туалет, и не просто пописать. Так, порой делают маленькие дошкольного возраста дети, начинают капризничать, хулиганить, не находят себе места, и именно «де факто».

Почему Сергеевны? От слова «серый». Серая, полосатая, но красивая кошка, была еще той чистюлей с детства. Ходила только в свой лоток, только в чистый, и не дай бог там нет свежего песка. Так было и есть всегда, с того самого появления Машки у меня дома.
Настенные часы показывали стрелку, перевалившую за цифрой одиннадцать, и я вспомнила, почему такая тишина. Нет звонков, нет сигнала сообщений, будильник если кому и помешал, то точно не моему сонному мозгу. Телефон я посеяла, это стало моим осознанным фактом! Где, когда, и при каких обстоятельствах? Я не хотела думать об этом! Сегодня третье мая, и пусть мой выходной останется моим выходным, а с телефоном и восстановлением сим-карты займусь завтра. Я помнила о сегодняшнем пикнике в ботаническом саду, как не вспомнить! Ещё вечером, консьержка баба Варя, можно сказать подкараулила у подъезда, сидела на скамейке одна, принимала вечерние воздушные ванны, остановила:
– Сегодня дома ночуешь? И как он?
– Кто?!

От такого вопроса о ком-то, я даже растерялась. Вот они соседи и тем более консьержки, все про всех знают и все замечают, будто не в Москве живем, а в каком-то маленьком селе.
– Ну, хоть классный?
– Откуда таких словечек набрались, баб Варь?!

Я улыбнулась и присела на скамейку рядом.
– Откуда, откуда! Все так говорят сейчас. Так он ничего? Или так себе?
– Кто он?
– С кем ночуешь!

Баба Варя протянула кулек с орешками, я взяла парочку. Очень хотелось есть, а еще больше спать. Эмоционально я была истощена и пополнить энергию благодаря орехам, пусть и в форме арахиса, сейчас явно не мешало.
– Сойдет! 

Я улыбалась, а сама подумала к кому отнести эту фразу, к Рут или Вольдемару. Одна дикая пантера, такая же мудрая как в сказке «Маугли», другой не менее хорош собой, но очень домашний. Одна опасна уже тем, что живет без запретов, видимо с детства так приучили «делай что хочешь, главное, чтобы тебе было хорошо!». Другому запреты и не нужны, он с рождения знает, что можно, а что нельзя!
Баба Варя придвинулась ближе и тихо мне на ухо:
– А чего так? Расскажи. Все так примитивно, да? Без этого самого? Петринга?
– Петтинга, а не как вы там назвали! Почему, плохо-то? Нормально всё!

Баба Варя высыпала мне в ладонь остатки орехов, выбросила пакетик в стоящую рядом урну.
– Пусть петтинга. Все у вас молодежи не так! Секс он и в Африке секс, как говорится! Вот у меня с моим было…

Очень не хотелось слушать как там было с бабой Варей, за сегодня достаточно мне эротических чужих эмоций, со своими бы разобраться, и я поднялась со скамейки.
– Баб Варь! Я спать, очень устала. А то сейчас расскажешь тут ужасов и не засну совсем.
– Ничего не ужасов! Ладно, ладно, не буду! Вам до нас далеко все равно, по на придумали всяких этих, куниглинусов, и мастер-класс не расскажешь! – обиделась на меня консьержка.
– Кунилингусов? А это вы откуда знаете?

«О, небо! Я-то, думала она мне мемуары начнет сейчас вещать, а в планах преподать мастер-класс!»
– Всё мы знаем! Это вы думаете, что в СССР секса не было! Завтра ты никуда не смоешься? А то, Наташка с тридцать первой мясо замариновала. Сказала пикник устраиваете.
– Вот завтра, баба Варя, и проведете всем нам мастер-класс. А то что я за всех отдуваюсь здесь! Спокойной ночи!

Наша консьержка успокоилась, смягчила свой гнев, это почувствовалось в голосе, когда желала мне хорошего отдыха, и я ушла с мыслями, что завтра мы услышим не импровизированный мастер-класс, а подготовленный. Поднимаясь в лифте на свой третий, я закрыла глаза и просила Всевышнего, чтобы баба Варя ночью спала, а не писала план и конспект этого тренинга.
Убрав за кошкой, я снова плюхнулась в постель и решила, что пару часов останутся моими.

*****
Андрей стоял перед начальником своего отряда в ожидании телефона. Капитан Краснов шарил по карманам своей куртки в поисках самсунга.
– Ты лежишь в больнице. Что тебе не хватает?
– Надо мне. С ребятами связаться. Давай быстрей.

Наконец из внутреннего кармана рубашки офицер достал черный мобильник.
– Вот держи. У тебя пять минут. И не так просто в зону носить телефон. Почему ты через дежурку по общему не воспользуешься, ты же не наркотики просишь с воли?
– Капитан уймись. Сам понимаешь, девчонку подставлять не хочется. Охрану хочу к ней приставить.
– Охрану или наблюдение?

Андрей посмотрел на Краснова и отошел на метр в сторону.
– Витамин, привет! Да, Дрон! Слушай, да я не за гуманитаркой, хотя пришли мне духи какие-нибудь. Хорошие, французские. Не влюбился!

Андрей пытался быть осторожным и понимал, что скрыть симпатию к Ольге уже не получится. Она ему нравилась. Тем сильным характером, смелостью, вперемешку детской наивностью, но после последнего диалога Андрей понял, что Оля далеко не дура. Совсем не думал, что вот так в зоне придется оправдываться перед какой-то девчонкой о своих прошлых поступках. Статьи конечно сильные, но они лишь среди своих могли поднять авторитет. Да. Насильников в авторитеты не берут, но Андрей только соучастник, да и девка сама лезла в их компашку, считая себя чем-то вроде королевой воров.
Романтика! Какая к черту романтика?! Теперь стыдно смотреть в глаза Ольге, которая совсем не видит в этих статьях и поступках хорошего и крутого. Мир перевернулся в голове у Андрея, все что имело ранее смысл, перестало быть ценным и важным. Возможно ли исправить ту жизнь прошлую теперь? Конечно же нет! К понравившейся девушке нужен другой подход, другое внимание, другие поступки.

Андрей ничего не смог предпринять, как просить Витамина организовать наблюдение за Ольгой. Вычислить адрес для главного вора в законе не будет проблемой, все данные необходимые хранятся в отделе кадров, достаточно заплатить кому следует, а цепочка связи имелась очень крепкая. Вопрос, как это сделают, чтобы не скомпрометировать Ольгу Александровну. Начальство колонии не должно знать о том, что во всем этом ажиотаже в центре находится девушка офицер, которая сама не догадывается к чему вся эта перемена. Или догадывается? Андрей закончил слушать Витамина и удалив номер вызова передал капитану Краснову аппарат.
– Наговорился? Так кто эта твоя муза? Роза Хафизовна? Или фтизиатр Наталья Павловна?
– Почему они? За ними уже следят?

Андрей достал из кармана черной куртки сигарету, прикурил.
– Слышал, были какие-то намеки. Надо за дневальными присмотреть коли ты там лежишь в больничке.
– Сделаем. Спасибо за звонок. Что нужно скажи, в долгу не останусь.

Краснов посмотрел на часы и отправился в дежурную часть, оставив мужчину в раздумьях.
Да, женщины как-то быстро ведутся на любые виды внимания от мужского пола, и неважно офицер или осужденный. Ольга странная. Однозначно странная женщина.

Глава 16

В ботаническом саду нас в компании собралось к семи вечера, около пятнадцати любителей шашлыка, и это благодаря Кире. Маленькая соседка приперла с собой двух малолетних подружек и еще столько же парней с нашего района. Нет, считать я их и не собиралась, по мне хоть еще пусть с десяток придут. Я заняла в некотором роде наблюдательную позицию, интересовал тот самый умник, он оказался сын новоявленной гадалки, а также наши пенсионеры. Первый вел себя среди старшего поколения вполне скромно и даже ухаживал за мелкими девчонками, то газетку подстелет на пенек под попку той же Киры, то поднесет пластиковый стаканчик с водой мелкой с синими волосами Марте. Марта сама по себе девочка почти прозрачного бледного цвета и синие волосы придавали некую определенность образу чуть ли не вампирчика. Я как-то Киру однажды спросила по поводу образа Марты, не болеет ли та чем таким типа анемии.
– Может ей крови дать?
– Оль, с ума сошла? Она же не вурдалак! – Кира смешно скривила нос и небрежно махнула рукой.
– О, небо! Я про это и не думала. Странная бледность кожи не вызвана анемией?
– Да не съест она никого, не бойся!
– Уже спасибо!

Разговор на этом был окончен, но как взрослый человек я все-таки не могла отпустить из своей головы состояние ребенка. По крайней мере для меня эта девочка являлась таковой, и в мыслях не было подумать, что бледность создана макияжем, например, специальным белым тоником или очень светлой пудрой. К «готам» или черно-розовым «эмо», я никогда бы тоже девочку не отнесла, так как в черном одеянии Марта не ходила. Обычная зеленая замшевая куртка, кеды, также как у Киры, с разными шнурками, желтый и красный, джинсы как джинсы, и волосы синие. Вновь приняв во внимание то, что это самовыражение девчонки-подростка, я оставила на время наблюдение за детьми, хотя Кира мне казалась не менее странной. Ощущение, что вот хочется ей что-то мне рассказать и чем-то удивить, но кроме ёрзания вокруг меня, не на что не решалась. Может о мальчике поведать хотела, а тут много ушей?

Третья девочка среди подростков ничем не самовыражалась, обычная семиклассница или может из девятого? Сложно последнее время определять возраст людей, особенно женского пола. Начиная от восемнадцати некоторые такие акселераты, что порой им дашь все тридцать, или наоборот. Молодость не определяет инфантильность, скорее состоянии души и самого человека к восприятию жизни. Вот взять наших пенсионерок, а их с нами тут помимо бабы Вари, от которой я теперь жду тренинг по теме: «В СССР секс был круче чем в новой РОССИИ!», тоже собралось человека четыре.
Дядя Вася с четырнадцатой, семидесяти пяти лет примерно, спровоцировал старушек сыграть в карты, и вот сидят кружком на огромном покрывале счастливые наши тетки, глазки ему строят. На улице было еще светло, поэтому мы с Наташкой не стали отвлекать старшее поколение от азартных игр, в сумраке масть крести с пики перепутать можно и в очках.

Я нарезала салат из свежих овощей, мытые вытаскивая из пакетов, в большие две чашки. Наташка с Ниной, той самой колдуньей возле мангала смотрели за шашлыком. Лиза, мать одного из ребят среди подростков накрывала на стол, нарезала хлеб и раскладывала бутерброды.
Кира снова подскочила ко мне, то с одной стороны сядет, то с другой.
– Редиску будешь? Морковку?
– Я не кролик, я мясо подожду.
– Говори тогда, что-то тебе от меня нужно?! Нет? – осторожно поинтересовалась я у маленькой соседки.

Я знала, что в мои свободные часы, когда я дома, она всегда прибегала делиться тем, что матери никогда не скажет, вот и сейчас думаю, что могло произойти? Я конечно сама виновата, проспала до четырех дня и потом еще час, не вставая с постели дочитывала книгу, предварительно надев наушники и включив релаксирующую музыку природы. Иногда прибегаю к такому методу медитации, не отрываясь так сказать от других дел, как в данном случае книга. Не так давно мне подарили книгу на том старорусском, зная о моей любви ко всему историческому, «Дневник Екатерины Второй» маленькой, до возведения на трон, и не смотря на эти невозмутимые «ять» написана довольно простым легко читаемым «языком», и вот я наконец позволила себе ее сегодня дочитать, чем была довольна. Зато Кире это доставило ряд неудобств, если бы ранее она поделилась со мной своим секретом, то может сейчас не чувствовала себя мучеником.
– Помочь хочешь?
– А…нет! – с этим возгласом девчонка исчезла с моего поля в сторону молодежи.

Старой себя я, конечно, не считала, но все же наша команда делилась по возрастным группкам, что может и хорошо. Со стороны наших пенсионеров раздался шум и смех.
– Раздевайся, или проиграл мне колбасу! – громким возгласом заявляла баба Шура из двадцать седьмой, подруга бабы Вари, вешая тузы погонами на дядю Васю.

Ко мне подошла Наталья, помогая заправлять салат сметаной.
– Вот до сих пор не понимаю почему дядю Васю мы зовем дядей Васей, а старушек бабами?!
– Не бабками же мы их называем, так что все в норме! Мне вчера баба Варя мастер-класс вечером по сексу хотела преподать. – улыбнулась я Наташке.
– Да ладно?
– Да! Не веришь? Спроси вот у неё.

Наталья посмотрела на зону «казино» и воскликнула.
 – Ты смотри что делают! Они так точно сейчас раздеваться начнут и в одних трусах останутся.

Дядя Вася снял штаны и сидел в семейных теплых трусах, правда в куртке, чтобы не замерзнуть. Довольные наши старушки со стороны выглядели мадоннами, глаза горели, у бабы Шуры вообще появился румянец, никак давление подскочило, и все время хихикала, будто смущалась. Каждая пыталась сидеть ровно, выставив грудь вперед, которую явно дядя Вася должен бы оценить. Нужно ли это дяде Васе?
– Оль, я такой в их возрасте не буду! – сказала Наташка, как заручившись передо мной на будущее.
– Шашлык готов? Нужно звать к столу, а то скоро лицезреть будем бабы Варину грудь.

На этот раз баба Варя осталась в отстающих, а дядя Вася потирал руки о свои голые колени и отбирал штаны из рук бабы Зои.

*****
Рут с Тэдом вышли из студии на радио. Девушка была довольна интервью, неплохие вопросы, хороший пиар, и неважно что пришлось импровизировать, что не скажешь о бледном Тадеуше.
– Он мне не те вопросы дал, он издевается Рут! Как всегда, издевается!

Конечно разговор зашел о Мартине и Берг понимала, что Сванш поступил с Алонским из тех самых соображений небрежного отношения к предоставленному первому источнику сценария.
– Перестань! Все классно прошло и весело. Не ожидала я такой поддержки аудитории, а вопросы больше интересны были от звонков, их Мартин не мог знать.

К парочке подошел директор радио.
– Ребят! Все здорово, у нас программа рейтинг подняла за ваш эфир. Может как-нибудь еще перед выставкой или сразу после нее в эфир выйдете?

Мужчина среднего роста с темными густыми волосами, чуть сбритых на висках, пожал руку вначале Алонскому, затем Рут. Тэд успокоился, внимание, проявленное ему первому и не на публике, пусть закрытой за звонками и эфиром радиостанции, его расслабило.
– Разумеется. Я скажу своему импресарио. Пригласительные на выставку вам подвезут.
– Импресарио это кто?
– Мартин Сванш. Господин Алонский так называет своего друга. – объяснила Рут и расписалась на предъявленном ей альбоме с ее же фотографиями предыдущих выставок.
– Ну друг что, не может быть импресарио? – надулся Тэд на заявление Рут.
– Альбом я вам дарю. Рады будем видеть вас на выставке как информационных партнеров. Спасибо за предоставленный эфир!

«Все же Алонский латентный гей, или какой-то скрытый бисексуал! Ведет себя как девчонка, капризная обиженная девчонка!» 
Рут наблюдала за поведением Алонского, последний действительно стеснительно убрал волосы за ухо дернув при этом головой, чтобы челка съехала сразу назад, и стал неторопливо застегивать пиджак. Со стороны все действия Тэда больше напоминали флирт, чем настоящие управляемые будничные жесты.

Рут позвонила Мартину.
– Сванш, дорогой, ты где? У нас эфир закончился!
– О, мы с Вольдемаром только что были у моего Антонио. Я тебе рассказывал? Он очень классный стилист. Мы с Вольдиком ждем вас в парке. Не волнуйся, пакет у нас с собой. А своего песика ты не узнаешь!
– Господи, что значит не узнаю? Что ты с ним сделал?
– О, девочка! Не паникуй, ничего особенного. Краска смывается, и вообще, это всего лишь на сегодняшний вечер. Перед твоей Олей, он должен блистать!

Берг рассмеялась, положила трубку. Алонский, что-то нервно писал в блокноте директора радиостанции, последний деликатно поправлял галстук на своей красной рубашке. Да, а Рут мыслями была готова встречи с Ольгой. Малышка Кира проговорилась про пикник в Ботаническом саду, даже прислала недавно точные координаты и время. Что там с Вольдемаром? Берг надеялась, что ничего ужасного с этим Вольдиком, и надо же дать ему эту короткую кличку, бред какой-то, не произошло, а если произошло, то в разумных пределах хорошего вкуса Мартина и этого стилиста Антонио.

Глава 17

Парк преображался к девятому мая, окрашивались скамейки, облагораживали деревья, но для прогулок и отдыха не закрывался. Рут с Тадеушем прошли уже приличное расстояние вглубь Таганского, впереди показался работающий фонтан, и Алонский, который до этого долгое время всю дорогу молчал, вновь начал раздражаться.
– Рут, ну скажи! Где этот клоун? Он что не мог ближе к выходу из парка устроиться? Это точно тот фонтан?
– Я вообще не понимаю, как ты его терпишь все это время? – улыбнулась Берг.

Мартин был собой, и кому-кому, но ему девушка доверяла. Если сказал ждите у фонтана, значит у фонтана. В настоящее время в парке работал только этот фонтан, и её больше волновало в каком виде собака.
– Сам не понимаю, так и живу с этим. Терплю, терплю.
– А директор радио тебе понравился?
– Ничего такой! Стильный.

Тэд от внезапного вопроса Рут засмущался, снова побледнел, а щеки вместе с шеей покрылись розовыми пятнами.
– Стильный, это у нас Мартин. Но мне показалось, мужчина тебя увлек. Ты не адрес ему свой случаем писал? Рандеву не назначил?
– Фу, Рут! Как не стыдно так шутить? Ты же знаешь, я не такой.

Алонский смахнул руками с себя нечто прозрачное, которое, по его мнению, со словами Берг могло остаться на нём и приклеиться, зато перестал нервничать по поводу Сванша.
Друга они заметили благодаря огромной лохматой туши «медведя». Вольдемар валялся на зеленом газоне, даже не повел бровями, когда к ним с Мартином присоединилась Рут с Тэдом.
– Эй, ты не рад что ли меня видеть? – девушка потрепала густую шерсть собаки. Вольдемар взглянул на хозяйку своими добрыми глазами и зевнул.

Бурая шерсть блестела на солнце, которое прошло уже дневной пик и практически, запутавшись в кронах дальних деревьев, находилось низко.
– Я не поняла. Вы его брюнетом сделали? Это краска цвета темный шоколад?!
– Он никогда не был блондином, девочка! Всего лишь оттеночный спрей. Не зеленым же его украшать.
– Спасибо, что не зеленым.

Рут посмотрела на разноцветные волосы Мартина. С утра еще ходил блондином, сейчас форсил всеми цветами радуги: голубой, рыжий, фиолетовый, кое-где красные перья.
– А что сам зеленый себе не добавил? – с сарказмом уточнил Тэд.
– Был бы зеленый, то добавил вот сюда, или сюда. – Мартин опустил вначале голову вниз, тряхнув стильной длинной челкой, показывая синий затылок, затем поднял голову и обеими руками приподнял волосы показывая светлые виски.

Рут легла на траву, устроившись на Вольдемаре как на подушке, закрыла глаза. День прекрасный, и вечер предстоял быть необычным. Сегодня увидит Ольгу, выяснит ее местоположение, и если повезет, то докажет, что лучше каких-то Машек.
Вот что далась эта Маша? С Ольгой все было прекрасно. Легко отдаться, раздеться, тот самый незабываемый и неповторимый секс, простое общение на любую тему, юмор. Ни один секс с Олей, действительно, не оказался похожим друг на друга близко. Некая существующая Маша портила Берг настроение, несмотря на то, что никогда не страдала неуверенностью, ревность змеёй закрадывалась внутри и пила кровь под ребрами. Рут сейчас жалела, что не спросила малышку Киру про Машу, но звонить уточнять считала неправильным, сюрприз пусть остаётся сюрпризом для Ольги. Кире она пообещала сделать подарок, если не проболтается, и рассчитывала на то, что маленькая девчонка сможет сдержать тайну. То, что Кира маленькая, по телефону оказалось понятно сразу, неуверенный еще несформировавшийся детский голос, схожий с мальчишеским, но высокими нотами выдающих девочку.

*****
Сумрак становился гуще, наши азартные игроки убрали карты, оставив напоследок дядю Васю без «штанов». Нет, штаны с него никто не снял, но его подружки, напарницы по игре в «дурака», потребовали каждая исполнения своих желаний. Озвучивать свои задания пока никто не удосужился, но я надеялась, что это не будут хитрые задачки для дяди Васи. Всё-таки дед, а не рыцарь на белом мерседесе!
Устроившись удобнее за металлическим столом, налетев на аппетитный шашлык, все подшучивали над несчастным дедом. Хотя, чего это он несчастный? Еще какой счастливый! Он довольный сидел улыбался напротив бабы Шуры, с обеих сторон зажатым бабой Зоей и нашей, всем подъездом любимой, бабой Варей.
– Не везет в картах, везет в любви! – процитировал дядя Вася неизвестно чью фразу, но слышала я это не только впервые и не только от него. Знать бы кто на самом деле первый ее произнес и спросить, действительно ли работает именно так?

Каким-то заядлым игроком ни в чем я не была, и за собой не замечала. Есть футбольные фанаты, или любой спортивной игры, это нормально, и это тоже своего рода участие в игре. Если сам не играешь, то фанат тот же игрок, и болея за кого-то, мои наблюдения приводили к тому, что проявляли сильнее эмоции. Ну конечно, если игроки выматываются на спортивных площадках, в залах, любых инвентарях, полях, других предназначенных для спорта и игр пространствах, то фанату свои эмоции можно выразить лишь в воздух, либо во всё тебя окружающее. Не зря же, то там фонарный столб сломают, то разрушат кафе, то огромные массовые драки между собой. Я не дралась, не играла, не болела!
Собственно, я была никакой фанаткой, совсем не понимала этих азартов в любых играх, даже карточных, хотя знаю правила игры в покер и могу играть в шахматы. Сейчас я думала о фразе дяди Васи, принимая к сведению, что моя нелюбовь к играм идет как раз оттуда, с проигрышей. Никто не любит проигрывать, я умела.

Начиная с тех самых еще детских и юношеских лет, проигрывала всегда, а физкультура самый нелюбимый мой предмет. Везет ли мне в любви? Тоже на этот вопрос для меня оказалось сложно ответить, так как я никогда не боролась за какого-то человека, даже если очень хотелось быть только с ним и любить его как в сказке «они жили долго и счастливо, и умерли в один день!». Вот не считала я своим принципом за кого-то воевать, бороться, если это не касалось выбора жизни и смерти в реальном значении. Если человек хочет быть только со мной, и я его люблю, то он, по моим взглядам, может себе это позволить. Если есть еще кто-то и он выбирает, и выбрал не меня, то это его выбор! Хотя в последнем я всегда осознавала, это кто-то как раз борется, всеми правдами и неправдами, но борется и что-то доказывает, а я остаюсь одна. Так что это значит? «Не везет в картах, везет в любви!», это означает, что цитата не работает, по крайней мере для меня.
Тетки смеялись над каким-то высказанным анекдотом про кошку, анекдот рассказала Нина, новоиспеченная гадалка. Жгучая брюнетка, типичная грузинка, что не оспорить, оказалась компанейской и вписалась в дружный дворовый подъездный коллектив нашего дома. Её сын, Артурчик, в сторонке рассказывал девчонкам и двум присоединившимся ребятам, для чего строили коллайдер и какие они существуют. Девчонки внимательно слушали, в глазах восхищение и вера в будущего физика-ядерщика, но не факт, что поняли суть его изъяснения этой совсем не детской темы.
– Пива надо побольше было взять, последний бочонок, а ни в одном глазу! – воскликнула баба Варя, разливая в пластиковые стаканы остатки светлого пива.

Наташка, перехватывая у неё пустую баклажку, кинула в пакет для мусора.
– Темно уже, хватит и этого.
– Кому в голову, а кому в мочевой пузырь! – проронил очередную цитату дед и осушил как водку свой стакан.
– Вот что ты за чёрт! Теперь надо точно искать кусты! – баба Шура, расталкивая Нину и Лизу, поднялась со скамейки.
– Иди, где темнее, а то все видать будет! – пошутил вслед дядя Вася и довольный своей шуткой хмыкнул.

Не прошло пяти минут, как следом встала баба Варя.
– Пойду проверю тоже, где речка течет.
– Тут нет речки, далеко идти надо! – пропищала Марта, и все засмеялись. 

Через несколько секунд раздался дикий крик наших теток. Мы с Наташкой рванули в сторону крика. Кира с ребятами за нами. В темноте по аллее, навстречу нам, шёл стройный силуэт человека. Впереди человека, огромных размеров чудовище, светящееся местами, что кроме этих фосфорических движущих рисунков, сложно выделить собаку.
– Привет! Не ждала?

Рут остановилась в метре от нас с Наташкой. Бабки с криками вернулись к столу. Вольдемар, в костюме «собаки Баскервилей» кружился вокруг Рут, как всегда молчал, вилял хвостом.
Сквозь шок слышу напуганный голос Наташи, схватившая меня за руку.
– Оль, это кто?

Глава 18

Кира кружилась возле Рут, не хуже Вольдемара, но он хотя бы это проделывал как спутник на орбите, девчонка же в свою очередь постоянно дергала вопросами:
– Рут у вас имя что означает? Или в Швеции нет значения имен? А в гороскопы вы верите? Фамилия у вас тоже такая загадочная!

Я неловко себя чувствовала из-за назойливой малышки, но Берг кажется нравилось внимание. Она вообще легко влилась в компанию нашего возрастного ассорти, охотно отвечала, и что интересно, это ей удавалось просто и непринужденно.
– Отстань от гостя, дитё малолетнее! Еще и не такие фамилии бывают. Вот у меня друг, на флоте служили вместе, носил фамилию Лобков.
– И чё? Лобков, Иванов, Сидоров! Простая фамилия!

Кира сморщила по-детски нос, а сама, то одежду у Рут потрогает, то Вольдемара за уши.
– Чё, чё! Не понимаешь ты! С девушкой три года встречался, с армии ждала, а как жениться решил, она кричит: «Не возьму твою фамилию!». Он жаловался все-время на её эти заявления. Говорил, что ей, типа не стыдно со своей ходить, а его носить стыдно.

На «поляне» создалась тишина, все задумались над ребусом дяди Васи. Рут не выдержала, спросила:
– А у неё то, какая фамилия была?

Дед хмыкнул, довольный, созданной им интригой, и выдал:
– Членова.

Дядя Вася, чувствовал себя в коллективе главным мужчиной из тех, кто присутствовал мужского пола. А их, действительно, было-то, одни юные молодые создания. Вольдемара, я бы тоже могла отнести в нашем окружении к мужчинам, причём, с хорошим характером, довольно уравновешенного, спокойного, воспитанного, если бы его знало население нашей «поляны» ранее. Сейчас, благородных кровей пёс походил больше на стилягу, Берг сама не предполагала, что этот оттеночный спрей в сумраке начнет сверкать, видимо содержание фосфора не исключалось в краске, да еще и в хорошем высоком процентном соотношении.
– Фамилия, как фамилия. Была Членова, стала Лобкова. Вот у нас Тихонова за Громова замуж вышла на работе.
– А у нас Голубкова за Воронова.
– Ой, а я девичью носила Папенко, мужа взяла и стала Бабенко.

Наши бабки наперебой подхватили тему про фамилии, и возможно для какой-то диссертации по социалке, она вполне могла бы стать интересной. Я всегда ранее рассуждала, существует ли судьба? То, вот, по таким простым фактам встречи одного простого человека с другим, с неким жизненным анекдотом согласно совместимости фамилий, ответ однозначно положительный.
– А у нас препод по физике Дуракова. – встряла Кира, ребята засмеялись, Марта залилась как колокольчик своим очень тонким писклявым голоском.
– Не такая уж Дуракова, раз физику преподает! Женщина и физика, это респект! А это ее фамилия или мужнина? – уточнил дядя Вася.
– Я не в курсе, но муж имеется.

Дальше тему пытались развить, вспоминая еще какие случаи фамильного характера, я отошла, так как за столько времени наконец услышала телефонный звонок. Рут вернула мне телефон, и я совсем не могла вспомнить, когда и при каких обстоятельствах оставила телефон в её доме, делая скидку на побочный эффект дженерика, но однозначно моя благодарность не имела границ, так как теперь освобождена от восстановления сим-карты и затрат на новый мобильник.
Я отошла от нашей группы. На том конце трубки режиссер Виталий:
– Ольга! Добрый вечер! Ты как?
– Да прекрасно всё. Ты почему звонишь?

Виталий никогда не беспокоил внерабочие дни, и сейчас не менее удивительно услышать его голос.
– А что, я не могу позвонить просто так?

Я засмеялась.
– Ты никогда не звонишь просто так!
– Всегда говорил, что у женщин развита интуиция лучше. Все сегодня только это и спрашивают.
– А кто, все-то? Что произошло?
– Ну, Петрова там. Еще Селезневой звонил. Ты весь день недоступна.
– Так вышло, но у меня выходной, если что!
– Заказчик улетает куда-то там на Сеншилы. Не туда, конечно, но суть в том, что на завтра перенесли запись программы. Петрова в Питере, Селезнева оторвалась и еле языком ворочает, праздники отмечает на даче, ее в эфир выпускать помятую никак. Тебе выруливать ситуацию.
– Во сколько завтра запись?
– К одиннадцати все подтянутся. Пока камеры выставим, студию. Только визажистов сама прозвони, если они нужны.
– Я отправлю сообщение Маринке, надеюсь она в Москве. А ты мне скинь тему и этого товарища, чтобы я о компании и об этом человеке что-то просмотрела в интернете, и как всегда экспромт достаётся мне.
– Ты же у нас золотая, Оля! Сам не понимаю, как до нас с тобой работал продюсерский.
 – Не преувеличивай, пожалуйста! Что за фон студии? Что надеть, чтобы не сливалась на хромаке?
– Классика. Темное-белое. Желтое не надевай.

Положив трубку, я развернулась, в темноте не сразу заметила Рут. Она стояла возле кустов акации, нервно курила.
– Это Маша? Ты так весело общалась, вежливо. Домой зовёт?
– Рут! Вот что за…

Я хотела вначале даже возмутиться, но поняла, что очень по ней скучала за последние сутки, поэтому сделала паузу.
– Может домой пойдем? Или ты к себе на другой конец Москвы поедешь?
– А что, Маша скажет?
– Может понервничает немного при виде огромного лохматого чудовища, но с тобой точно общий язык найдет.
– Даже так? Чтобы эту Марию мой Вольдик слопал, не жуя!
– Марию Сергеевну! И Вольдемару как бы самому от неё спасаться не пришлось.

Берг выбросила сигарету на асфальт и потушила ногой.
– Пошли. Посмотрим.

Попрощавшись со всеми, мы возвращались в цивилизацию. Я, Рут, и светящийся «медведь». Народ с любопытством на остановке и во дворах разглядывал нашу троицу, понятное дело, что Вольдемар производил фурор, как если бы на улицу привели слона.
У подъезда Берг остановилась.
– Ты чего? Машу боишься? Не такая она и стерва!
– Я ничего не боюсь. Не с такими справлялась.

Рут улыбнулась, притянула меня за руку, что я оказалась в плену ее рук и при людно, при всех, кто еще занимался чем-то во дворе, поцеловала. Машин припаркованных довольно много, у соседнего подъезда на скамейке кто-то сидел, а эта крутая девчонка целовалась долго и страстно, утверждая своё право на меня.

*****
Витамин с Кедром сидели в чёрном Лексусе на парковке по адресу, который не без труда нашли по своим каналам из штаба исправительной колонии, порядком не двигались с места около двух часов. В квартиру никто подниматься не собирался, но местная подростковая братия, при виде черного новенького блестящего автомобиля, и двух, в кожаных куртках парней, легко показали Ольгины окна и балкон. В окнах темно, дома никого или она спит, но мужчины до последнего решили вести наблюдение.
Одиннадцатый час ночи, взгляд упал на парочку, приближающуюся к подъезду вместе с огромным фосфорисцирующим псом.
– Вот люди праздник отмечают, даже пса украсили иллюминацией! – воскликнул Кедр. Коренастый молодой человек лет двадцати шести, светлые волосы, считавший ему очень повезло в жизни попасть в братву Витамина, и не то, что главное деньги, которыми не плохо обеспечивались «сотрудники», а в смысле жизни. Кедр всегда искал этот смысл жизни, и вот именно с Витамином он его осознал, как сейчас, наблюдение и охрана неизвестной ему женщины, но главное, по его мнению, дело благородное и важное ему нравилось.

Витамин смотрел на парочку, по описанию и фото, хотя вечер выдался темным, но у подъезда и во дворе горели фонари, освещая пространство, схожесть с Ольгой Александровной имелась. Парочка подошла к подъеду, тот человек, что повыше из двоих, в бриджах, такой же кожаной куртке как у него, притянул мелкую девушку, и приник к губам.
– Скажи, Кедр, что ты видишь?
– Как две телки целуются, и пса.
– Вот и я об этом.

Девчонки целовались около двух минут, потом Ольга вошла в подъезд, девушка с собакой следом, и еще минуты через две зажегся свет в Ольгиных окнах.
– Все поехали!
– Куда?
– Давай в кафе у Палыча, перекусим. Затем домой. На сегодня закончили, завтра с утра в девять за мной приедешь, вернемся сюда.

Кедр завел машину и чёрный Лексус медленно вырулил со двора.

*****
До двух ночи я не могла заснуть, независимо от того, что последние двое суток мне слишком эмоционально дались. Рут спала на моем плече, закинув свою красивую ногу на моё бедро, сладко посапывала.
Я, видимо, настолько достала эту девушку, что она начала разговаривать во сне.
 – Сумасшедшая. Оля, ты куда?
– Чёрт, она что плавать реально не умеет?
– Где? Пацаны смотрите.
– Не до змея. Оля. Вижу. Сейчас.

Я лежала и слушала все эти диалоги, почему-то казалось, что это не просто сон. Рукой, на плече которого спала моя девочка, погладила её волосы. Лохматые, торчащие во все стороны, падающие на глаза. Рут только теснее прижала меня к себе, будто проснулась от моего жеста. С ней в постели хорошо, тепло, спокойно, но я помнила, она гражданка Швеции, а я России.

Глава 19

Этот график распределения рабочих дней и майских праздников для кого-то долгожданный период почувствовать отпуск. С моим графиком работы он не так заметен, благодаря тому, что второго я дежурила в медсанчасти колонии, а четвертого полный день провела в продюсерском центре.
Рут постоянно высказывала своё недовольство по поводу вечеров, что единственный компромисс, на который я согласилась, все остальные три выходных проведу с ней, надеясь, что моя Машка меня простит. Конечно моё право было не идти на этот компромисс, но что-то в Рут есть. Может этот интересный акцент «литвиновой», может мой альтруизм, начиная от случайной неслучайной встречи с этой «пантерой», я не смогла отказаться от неё. В любом случае, её виза заканчивалась, скоро выставка, и Берг придется вернуться на Родину. Не хотела в неё влюбляться, я боялась этого, только потому, что понимала провальность отношений. Из России мне выезжать запрещено, правда, пока идет служба в Юстиции.

До новых, посвященных Дню Победы выходных, оставалось два дня, но не это меня волновало. Вначале я заметила подозрительную черную машину возле здания, где располагался продюсерский центр. Машина как машина, мало ли на парковке автомобилей, но она стояла не на парковке, а за шлагбаумом перед въездом на территорию. Моя наблюдательность иногда просит смотреть вообще не туда, что было бы мне важно. Вот и на этот раз бросились в глаза иностранные номера «k098», черный лексус аж блестел на майском почти летнем солнце.
Высокий красивый молодой мужчина о чем-то беседовал по телефону возле автомобиля, а я в этот момент вышла из Бизнес Центра собираясь ехать домой. Не сказать, что он меня не заметил, как-то быстро глянув на меня отвернулся, скопировав неудачного шпиона из мультика «Бременские музыканты». Если бы это оказалось так, я бы посмеялась, но тогда и не подумала о том, что некто за мной шпионит. Зачем и кому это нужно? Иностранные номера, не Рут же слежку приставила, хотя от этой женщины можно ожидать чего угодно. Бред какой-то!

Съемка прошла довольно неплохо, на монтаж и сбор программы задерживаться не хотелось, с утра нужно ехать в СИЗО, а ночь, проведенная с Рут, опять была жаркой, желание выспаться оказалось сильнее.
Этот же лексус я увидела у супермаркета, куда зашла за продуктами выйдя из автобуса. Верхний транспорт я предпочитаю больше, да и от метро всё равно нужно поехать остановок семь, чтобы доехать домой, но в тот момент наличие повторного совпадения стало подозрительно. Что за судьба второй раз встретить черный лексус с иностранными номерами, да еще и теми же самыми?
«Интересно, если бы я спустилась в метро, и часть дороги проехала в подземке, то этот лексус был бы возле супермаркета?!»

Вернувшись домой, вышла на балкон. Небольшая парковка возле подъезда наполовину заставлена автомобилями, и медленно с парковки выехал черный лексус, на этот раз номеров разглядеть оказалось невозможно, но сомнений, что это другой лексус не появилось.
В дверь постучали. На пороге Наталья с Кирой. В руках домашний тортик с прослоенным заварным кремом.
– Девчонки, такая вкусняшка. Обожаю домашние тортики!

Переключившись на соседок с их сюрпризом, настроение поднялось. Я давно сама ничего не готовила из сладкого, а вот этот тортик напомнил мне моё детство. На праздники, дни рождения готовился именно такой песочный из восьми коржей. Сверху обсыпался крошкой на заварной крем и еще заливался кремом, ради которого приходилось держать торт в холодильнике не менее двух часов.
Наташа прошла в комнату, Кира по-хозяйски побежала ставить чайник, я наконец могла расслабиться и устроилась в кресле за журнальным столиком. 
– Оль, а Рут не приедет?
– Нет, Наташ! Мы договорились встретиться в выходной. У неё же выставка.

Кира принесла чашки и заварочный чайник.
– Да, да, да, мам! Она мне пообещала на выставку нам пригласительные. Бесплатно пойдем. Оль, а где ты таких крутых девчонок находишь?

Я засмеялась над вопросом маленькой смешной соседки.
– Что значит нахожу? Это же не ягоды в лесу, чтобы их искать.
– Хм…она лучше ягод! – воскликнула Кира и сбежала за чайником, который дал о себе знать.

Наташа наклонилась ко мне и шепотом спросила:
– А ты с ней что, встречаешься?
– Она скоро уедет в Швецию. С чего ты это взяла?
– Ну, тут у нас как в деревне, всё про всех знают. Видели, как целовались у подъезда вчера.
– Взасос! – воскликнула появившаяся Кира, став свидетелем последней фразы матери.
– Кто бы сомневался! Тут, если домой ночевать не придешь, сразу слухи о любовниках. А может еще новости есть?

Наташа с Кирой переглянулись, посмотрели снова обе на меня.
– Как тебе сказать! Какие-то парни вчера спрашивали про твои окна. Теперь наши бабки на чеку, вдруг воровать залезут.
– А это информация откуда?

Кира гордо, разлив чай по чашкам, ответила:
– Пацаны с ними общались. Наши местные. Ты их не знаешь.
– Эти «воры» не на черном лексусе катаются?
– Сказали тачка крутая, нерусская. Двое красавчиков в кожаных черных куртках. У одного кепи еще.
– Кепка?
– Не кепка. Кепи. Ну, такое знаешь моднячее.

Я пыталась представить это «моднячее» кепи на том красавчике, получалось слабо.
– То есть, я теперь окружена со всех сторон. Одни за мной следят хотят обворовать, другие следят, чтобы не обокрали. Какая тут личная жизнь!

Мы с Натальей засмеялись, понимая, насколько это смешно смотрится со стороны. Шаг влево, шаг вправо, все будут знать, когда я что делаю и чем занимаюсь.
Торт оказался обалденно вкусным. Маленькая Кира облизывала пальцы с таким удовольствием, что Машка решила, её обделили вниманием, забралась к девчонке на колени.
– А Рут у тебя ночевала?
– Кира, как не стыдно спрашивать о таких вещах? – пристыдила девчонку Наталья.
– Я же не спрашиваю про секс! Я про, Вольдемара с Машей.

Логика у Киры была еще та, но этой непосредственностью она и нравилась, этакая взрослая маленькая девочка.
– Машка забилась под диван. Вольдемар спал у двери в коридоре, я спала с Рут. Теперь всё равно все в курсе.

На этот раз Кира наклонилась и шепотом, приставив сладкий пальчик к губам.
– Бабкам не скажем.
– Думаешь, осудят? Или не станут охранять мои окна от бандитов?
– Станут втройне охранять, вот увидишь! – Наташа взяла еще один кусочек разрезанного торта.

Кира смешно, как в ботаническом саду, сморщила нос, сказала:
– Секс для них всё. Повторят.
– В смысле? Друг с другом?!

Я уже веселилась, что расхотелось спать. Наташка подавилась тортом, хлебнула чай.
– Ну, не с дедом Андреем же!

*****
Рут нервничала, возможно от нечего делать, может потому что друзья снова перессорились, но ей хотелось услышать Ольгу. Была бы воля, то требовала от Оли отчет, где, с кем, что делает? Берг согласна с тем, что еще та собственница, поэтому расстались с бывшей девчонкой, так как от той требовалось говорить о каждом шаге, а самой Рут позволялось всё. Да, бывает перекрывает девушкам своим кислород, но это лишь для своего спокойствия и уверенности.
А что хорошего, что Сванш делает что хочет, а Алонский на это бесится? Всё же неравнодушен Тэд к Мартину, это заметил бы даже ребенок. Снова их ссора немного разрушила планы на вечер, собирались все вместе съездить на Воробьевы горы, говорят выставили новую коллекцию старинных русских игрушек в самом метро. Эта станция интересна еще и видом, где как художнику можно уловить отличные кадры. Теперь Мартин уехал к своему Антонио, Алонский наверняка прохаживается «туда-сюда» в номере отеля. Рут отложив обработку новых фотографий для нового альбома, валялась на кровати и смотрела на наручники.

Почему? Почему Ольга так засела в памяти? Всё это длится с того самого детства, и нужно было пережить смерть этой мелкой девчонки, кидающуюся на любую амбразуру. Берг до сих пор ощущает свою вину, хотя прошло столько времени и Олю реанимировали.
Да, на самом деле было страшно. Сама Рут хорошо плавала, мать рожала в воде и с грудного возраста девочка познала воду, но всё равно, прохладная темная вода реки навевала ужас. Когда Ольга упала в воду, мальчишки кричали, что девчонка не умеет плавать, Рут скинув кроссовки прыгнула с моста.
Повезло, что Оля была легкой, её вынесло наверх, и течение плавно уносило девочку в светлой кофте, как белое перышко. Берг плыть по течению было проще, поэтому имела скорость большую, чем уплывающая девочка. Схватив за кофту, потом за шею, осознала, что Ольга не дышит.

Вертолет МЧС, вызванный взрослыми, из каких-то автомашин, которые стали свидетелями паники мальчишек, зовущих на помощь, прибыл довольно быстро. Рут сама начинала терять силы и сознание, но только потому, что испугалась мертвой девочки. Отпустить она Ольгу не могла, а покойников боялась до ужаса.
Там же в вертолете, после реанимационных манипуляций завести сердце, Ольга задышала. Рут сидела дрожала завернутая, в кем-то выданный плед, смотрела как на грудь мертвой девочки падают два огромных «утюга».
– Ты молодец! Герой вырос. Если бы не ты, подружка захлебнулась. С тобой она не наглоталась воды, сердце остановилось.

Рут только качала положительно головой, не понимая, в чем ее геройство. Она чуть не убила Ольгу своими шутками со змеем. Тогда Ольгу увезли в больницу, Рут забрали родители и через неделю МЧС вручили медаль, которая валяется тут в квартире в вазе в серванте. Берг не захотела свою награду забрать в Швецию, у бабушки так и хранилась, а теперь в этой квартире мамы. Ольгу она тогда больше не видела, та еще лежала в больнице, когда Рут пришлось уехать в Швецию, а потом началась учеба в колледже и летних каникул более в России не совершалось.

*****
Я проводила соседок, увидела пропущенный звонок от Рут. На съемках отключила звук и забыла снова включить. Прошло с момента звонка не так много, я набрала свою девочку.
– Ты не берешь трубки! Я испугалась!
– Рут! Ты же говорила, что ничего не боишься?

Я улыбалась, приятно услышать человека, кто о тебе переживает, тем более да, похоже от влюбленности не уйти. Берг перевела разговор, чтобы не оправдывать свой страх.
– Оль, может вызовешь такси и приедешь?
– Нет, мы же договорились на счет выходных. Кстати, тебе ни о чем не говорит черный лексус с номерами «k098»? Иностранные номера.
– Нет. А что за машина?
– Да так просто спросила. Видела такую сегодня. Машина как машина.

На том конце трубки, чувствую, мне не совсем поверили. Тревожность Берг ощущалась на расстоянии.

Глава 20

Утром проснулась намного раньше, чем зазвонил будильник. Сны снились из далекого детства, что казалось моя жизнь не просто разделилась на до взросления и после, а на прошлое и настоящее. При этом мое прошлое, закованное в моем подсознании, пыталось для чего-то вырваться наружу. Опять снился змей с клоунской мордочкой, будто смеялся надо мной. Снова котенка снимала с дерева, куда реально тогда было сложно залезть, и не смотря на детские пацанские смешки, видимо уже просыпающегося интереса к интимным девчоночьим местам, важнее для меня было успокоить малыша и спасти ему животное-ребенка. Да, как-то устроен мой мозг или что там ещё может быть, где для меня любое невзрослое существо является ребенком, даже если это нечеловеческий детёныш. Моя бабушка, с которой я провела больше времени, чем с родителями, оценивала своими взглядами и говорила часто:
– Оля, если ты встретишься с дьяволом, он потеряет себя!
– Бабушка, это как?

Почему-то бабушку, я называла никак иначе, как бабушка. Да, не бабуля, не баба, а бабушка. В детстве я говорила много, и в произношении слова «бабушка» терялся слог «бу», кто слышал смеялся, а кто не знал о ком я, то думал я говорю слово «башка».
– Это так, что его начнет мучить совесть за его проделки, а его сущность добра не делает.
– Он станет другим?

Я не знала, существует ли дьявол на самом деле, но после такого всегда ждала, когда же я его встречу. Дьявола, конечно встречать не приходилось, но если слушать мою бабушку, то все те люди, которые совершают очень плохие вещи, как например те же проживающие в колониях, либо спившиеся и наркоманы, помечены дьяволом.
Судьба порой совершает повороты, что даже если ты не планировал не быть скажем сотрудником Юстиции, ты им станешь. Вот сама не понимаю, что меня привело в этот отдел кадров, где, как тот же дьявол, заправлял Игорь Павлович. Возможно, мои детские мысли о встрече с дьяволом материализовались, или желание хотя бы немного работать по специальности, но вот я здесь, в этом «городе в городе» помеченных дьяволом. Изменить этих людей? Совершенно считаю, это мне не под силу.

*****
Витамин, он же Виталий Павлович Витебский, юрист по образованию, имея собственную юридическую немаленькую контору в Можайском районе Москвы, вошел в свой кабинет. Телефон разрывался голосом Кати Огонек.
Мужчина, сам не понимал, почему этот жребий пал на него и сделал авторитетом, этаким бароном среди «воров в законе». Встреча с предшественником и его командой произошла год назад, первый пришел на консультацию и сразу предложил внедриться в такую незамысловатую «преступную» группировку. Витебский ни разу не был осужден ни по одной статье, но знал воровские законы.
– Ты не дрейфь. Ты умный, рисковый, и мы давно за тобой наблюдаем. Дело такое, что твоя фирма не закроется и крышу обеспечим, а мне нужен приемник. Общаг держать, законы соблюсти, всем нужна дисциплина и контроль, даже ворам. А сам знаешь, умных и образованных среди нашего брата по пальцам посчитать. Меня уважают. Боятся тоже, но уважают больше.
– Ты умирать что ли собрался Канцлер?
– Умирать не умирать, но конфликт у меня с одним из таких как я, авторитетом. Оттуда с юга. Опасный тип, несколько убийств за ним, осудить не могут.
– Угрожал?
– Не угрожал. Чувствую. Передали по «почте» метку.

Тогда Витамин представил, что это, как в «Острове Сокровищ», кто из мальчишек не читал книги о пиратах и сокровищах. Теперь он сам стоит в линейке таких вот «романтических» типов, и пока справляется.
В должность «авторитета воров в законе» вступил четыре месяца назад, сразу после того, как погиб Канцлер. Все ожидали, ждали, и никто не думал, что будет по-другому. Канцлера обнаружили утром возле холодного камина, в его огромном особняке за городом, и на тот момент распустил всех своих «слуг». Полиция записала несчастный случай, но на самом деле все знали, яд был сильнейшего действия и одна капля могла убить муравья. Канцлер не муравей, дозировка в крови зашкаливала раз в пять, если для яда можно было бы рассчитать по весу человеческую норму.
На том конце телефонной трубы Кедр.
– Полчаса назад Ольга села в электричку. В зону поехала.
– Хорошо. Девчонок никаких рядом не ошивалось?
– Нет, я один. С ними делов не сделать.
– Кедр, речь об Ольге Александровне, а не твоих телках.

Витамина немного бесило непонимание при разговорах, но что поделать, если в его рядах стоит не та интеллигенция репрессированных со времен Сталина.
– А…извини, не понял сразу. Нет. Одна. Я не светился. В зону ехать?
– Не надо в зону. Нужно в парфюмерный. Дрон просил духи женские. Через аптеку передадим.
– Не разбираюсь я в женских.
– Через час за мной заезжай. А пока свои дела делай.
– Слушаюсь!

Своих дел у Кедра не было, другой работы он не искал, всё устраивало, также устраивало, что такие окна встречались часто, поэтому можно заняться личной жизнью. К Наденьке, официантке кафе, она и кофе угостит и сексом в машине можно заняться. Наденька не откажет, Кедр завел лексус, этот час он проведет для себя любимого.
Витамин поднес руки к лицу, посидел так минут пять, мысли рознились, но мужчина не давал им путаться между собой. В офисе бывает не полный день, лишь для проведения пятиминуток, либо подписать документы. Собрал за два года с момента существования фирмы хороший состав сотрудников, практически все ребята выходцы из МГУ, этим и гордился.

Витебский был спокоен, но сегодня обратился странный тип, который искал встречу только с ним, Виталием Павловичем. Причина обращения личной встречи, как раз наличие тайного статуса Витамина, известного лишь среди преступного мира.
Объявившийся инкогнито не так давно пострадал от рук иностранного гражданина, имя держит в тайне, но заявил, что женщина. Так вот, та самая женщина, оторвала самый важный орган, осудить ее обратившийся не может, иначе вскроется поступок, совершенный им. Человек, ищет повод мщения и желания уничтожить дамочку, готов платить хорошие деньги, просит собственную защиту. Сейчас Виталий пытался распределить возможности справедливости ради.
«За что может баба оторвать важное «мужское достоинство»? Изнасилование? Таких и сами не уважают, опускают на зоне. Имя женщины не раскрывается по какой причине? Известная личность? Публичная?»

Витамин следил за ходом своих мыслей, которая привела его к мыслям об Ольге. Дрону, однозначно, девушка нравится! Витебский, за пару суток слежки и поднятого им досье девчонки из кадров колонии, не прочь пообщаться с ней лично. Девушка сильно отличалась от тех, с кем он когда-то был знаком и продолжал отношения. Отличалась жизнью, внешне, какой-то привлекательностью, притягивающей на расстоянии!
Виталий осознавал, что начинает желать Ольгу, пусть в плане и спортивного интереса, но это как абсолютно новую неизвестную конфету, проверить на вкус. Витамина смущало одно, поцелуй, там у подъезда, с некой девушкой в такой же куртке как у него. Судьба даёт самые разнообразные совпадения, их необходимо принимать, либо не принимать, в последнем случае все равно подведет в итоге к тому, что ты должен бы сделать. Либо это знаки?!
«Знаки?»

Вот эти знаки привели к решению Витамина о проверке. Ольгу Александровну, лейтенанта Юстиции, необходимо проверить на наличие отношений с женщинами. Как? Колония поселений. Витебский принял решение, уверенный в том, что три человека из поселения точно справятся с заданием, но для себя делал ставку только на одну.

*****
Я вспомнила о своих преследователях только по возвращению в Москву. День прошел довольно спокойно, Андрей не давал на этот раз о себе знать, что я подумала, что его выписали из МСЧ.
«Надо было ли делать ремонт в палате, чтобы провести три выходных дня в ней?»

На самом деле за целый день о нем тоже не вспомнила, и полдня провела в СИЗО. Трое в истериках, новых тестировала. На этот раз, после Рут в моем кабинете был идеальный порядок и все анкеты убирались в сейф.
Звонок с продюсерского. Режиссер Виталий.
– Знаю, знаю! Сегодня не должна появиться. Но у нас аврал.
– Землетрясения вроде бы не было! Крышу не снесло ветром?

Приятно слышать Виталия, впрочем, я всегда люблю быть кому-то нужной и полезной, что кажется мой мир рухнет если однажды будет по-другому. Я стояла на верхней ступеньке лестницы схода с перрона, мимо меня сновали люди, а я улыбалась представив, как ветром сносит крышу здания, в котором находится наш продюсерский.
Ветер действительно сегодня сильный, теперь на голове причесон не лучше, чем у той тетечки носящий парик стиля «Я неотразимая Гейша», и которую я зимой пыталась оторвать от обледенелой дороги. Всё-таки, я тогда дамочку подняла, не с помощью подъемного крана конечно, но сказала, что если не поднимется сейчас, то обещаю, все узнают об этом. Что это «об этом» так и остается для меня ненужной загадкой, но моей целью было поставить мадам на ноги, а что имела в виду сама мадам не столь волновало, важное для меня возымело действие.
– Снесло, Оля! Снесло. У этого нашего позапрошлого заказчика. Он просмотрел программу, сказал готов еще оплатить пару сеансов, только чтобы ты была с ним в студии.
– Сеансов? Так он что? На сеншилы не улетел?
– Прикинь! Отложил свои полеты.

Слово «прикинь» напомнило мою мелкую соседку Киру, и я подумала, что то, о чем говорит мне наш режиссер, это поверхностная информация. Если Виталий заговорил как подросток, скорее всего у него переизбыток эмоций.
– Сегодня приехать?
– Прямо сейчас. Надо обсудить все моменты, иначе он уничтожить нашу компанию.

Я ничего не понимала, кроме ощущений пере эмоциональности заказчика, нашего режиссера, Сорокина скорее всего также паникует, этого клиента принесла она.
– В течении часа не умрите все там. Я в течении часа буду.

Убрав телефон в карман, мой взгляд упал на стоянку возле вокзала. Сверху прекрасная видимость. Черный лексус не сильно выделялся среди парковавших машин, но нисколько не сомневалась, что по мою душу.
«Вот и хорошо! Вы меня и довезете!»

Спустилась с лестницы, направилась напрямую сразу к моим «телохранителям».

Глава 21

Витамин с Кедром сидели наблюдали за Ольгой. Девушка в черном пальто, наконец, перестала общаться по телефону и положила трубку в карман. Оглядела территорию сверху с немаленькой лестницы выхода с перрона, как-то остановила взгляд на парковке, где стоял лексус, начала спускаться. Витамину, даже показалось, что Оля посмотрела именно ему в глаза. Зрением Виталий Павлович мог гордиться, никогда не носил очков, а четкость фокусировки плюс наблюдательность играли в его жизни не плохую роль, что в те моменты еще со школы и универа, в том числе начавшейся карьеры, если с чем не знаком, можно всегда вытащить из подсознания то, что сканировалось при наличии двух составляющих.
«У тебя дар, Виталий! Тебе бы детективом быть, а ты обычным юристом!» – утвердил преподаватель по высшей математике в Университете.

Детективом, конечно, Витебский не стал, даже наоборот занял оборотную сторону, обходя виртуозно законы, но действуя во благо, как собственно считал, справедливости. Приняв общаг и статус «короля воров в законе» этим и руководствовался, если бы его понимание оказалось другим, то изначально не стал вникать в службу Канцлера.
Канцлер, с той колокольни, всё же не считался сильным игроком, с одной стороны его ненавидели такие же, как он сам, пытаясь захватить территорию контроля, с другой свои же мелкие сотрудники, и кстати, с той же целью, что и «короли», но уже для того, чтобы подняться в статусе, считая несправедливым быть в подчинении такого «минотавра» и имея свои взгляды на управление, с третьей, велся контроль правоохранительных органов. 

Витамин до сих пор пытался разобраться в системе, с точек зрения этих трех положений, и если первая и вторая ему была ясна как дважды два, то связь с правоохранительными органами неизвестно на чем заключалась. Канцлер был абсолютно жестоким типом, и как руководитель своей структуры воров, и как человек. Связано ли это с какой детской травмой в психике, либо наследственностью, отследить на сегодня невозможно. Никто, из знающих близких Канцлеру, не знал имени при рождении, родословную, и настоящие родственные связи. Были ли на самом деле жена и дети? Родители? Где родился и учился? Слухи ходили о трех женах в настоящем времени, но на похороны прибыли лишь авторитеты других «станиц», свой воровской состав, несколько единиц из УВД и Юстиции.
– Ольга идет сюда?!

Кедр выкинул сигарету на асфальт через открытое окно и наблюдал приближение Ольги Александровны.
– Очень похоже.
– Может все-таки мимо? – с надеждой в голосе спросил Кедр Витамина, но сомнений уже не оставалось.

Девушка подошла к машине, на секунды какие-то остановилась, на этот раз глаза Витамина на все сто, встретились с Ольгиными серыми, уверено открыла заднюю дверь лексуса и села в черный кожаный салон. Мужчины оба молчали, Кедр ждал действий от Витамина, последний продолжал смотреть в глаза Ольги, но уже не через стекло. Поразила решительность девушки усесться в посторонний автомобиль с тонированными стеклами и неизвестными для неё, на данный момент, людьми.
– Меня представлять не надо? Вы следите за мной не первый день. Если я вам чем-то обязана, то хотя бы окажите услугу.

Виталий Павлович протянул руку для пожатия девушке, но в последний момент, когда она протянула свою, вместо пожатия, поцеловал ей пальчики.
– Витамин.

*****
Стоцкая вернулась в комнату барачного поселка колонии поселения. Домики напоминали барачные построения, только из кирпичного материала, образовывали всего пару улиц и около двенадцати дворов. Как сейчас обычно называют дома на три, либо шесть квартир? Триплексы, таунхаусы? Вот, именно, в таком общежитии одного из таунхауса проживала Стоцкая Вероника Сергеевна, когда-то «убившая» своего бывшего мужа за несоблюдение условий дистанции и нападение. Проведя три года в реальных тюремных условиях, а до этого полгода в СИЗО в ожидании судебного решения и защиты адвоката, что мало помогло, эта жизнь казалась достаточно свободной. Защита за нападение и по неосторожности происшедшей гибели экс-супруга, Ника назвала бы судьбоносным предназначением. Глеб угрожал, ненавидел, требовал возвращения, сколько раз писались заявления в полицию на эти угрозы и преследования, но реагирование произошло только после той самой трагедии, которую Стоцкая не планировала.
– Вообще, зачем вы рветесь замуж, если в любовницы себе предполагаете девушек? Ты же не стала такой, а родилась. – говорила Настя Цукерко, девушка, попадающая чаще в напарницы, чем кто-либо другой из поселения. Настя, ничем не примечательная среди женщин колонии, этакая пацанка, что стригла самостоятельно себе волосы, укорачивая «под ёжика» с одной стороны, оставляя челку-каре с другой.
– Все выходят, и я вышла. Родителям приятное сделать.

Нике, сколько себя помнила, как и Насте, нравились всегда женщины. В детском саду, школе, колледже. В институт так и не пошла, хотя школа прекрасно давалась, и Ника тянула на лучший результат, но частые влюбленности в девушек не позволили дальше получать образование. Впрочем, о неполученном высшем образовании девушка не жалела. Жалела об измене себе.
Действительно, зачем было выходить замуж за человека, кто да, любил ее со школьной скамьи, при этом знал, что Ника уже повстречалась не с одной дамой сердца, и разбив очередное, просто тупо согласилась на быстро сделанное предложение. Этот порыв был для того, чтобы дать понять последней пассии «Всё закончилось, детка!».
И почему, бывшие не могут остановиться и продолжают возвращать то, что остается в воспоминаниях? Всё! Нет уже этого, нет! Нет тех ухаживаний, тех эмоций, тех моментов, на то они и моменты, что способны меняться и уходить. Не исчезать конечно, оставаясь в памяти, но никак не возвращаться. В этом бывшие очень схожи, что мужчины, что женщины. Супруг, совсем оказался больным от своей любви зависимости по отношению к Веронике, что, зная о предпочтениях последней, на тот момент, будущей жены, пошел на брак.
– У тебя просто нормального мужчины не было, поэтому на подружек тянет. Они тебе не годятся в партнерши. Ты яркая, глаза жгучие, черные. Кто они? Ни женщина, не парень. Оно. Ты женщина. Моя женщина.

Ника, не соглашаясь с мнением Глеба о том, что те женщины в ее окружении, это «оно», а мужчин, просто не испробовала хороших, все-таки согласилась стать женой. Ошибка, глубокая ошибка, последствия которой сейчас испытывает на себе, пройдя смерть экс-мужа, СИЗО, колонию общего режима и два года колонии поселения. Шрам, испортившее красивое лицо, как визуальная память того злополучного вечера. Убивать Глеба? Кто мог предположить, что сосуды слабые? Экс-супруг несколько месяцев после официального развода продолжал досаждать своим вниманием, маньяческой попыткой вернуть первые месяцы брака, считая, что примирение обязательно вернет страсть, хотя Ника не считала те месяцы страстью, так, удовольствие, скорее связанное с любопытством сравнения любовь с женщиной, и попробовать все же мужчину.

Да. Глеб, единственный мужчина с кем Ника допустила связь, но осознав, что это точно не её и отвращение от мужской плоти остается, даже не старалась скрыть появление очередной любовницы, из-за которой Глеб согласился на официальный развод, в надежде, что жена одумается. По мнению Глеба Стоцкого, все женщины мечтают быть за мужем, не замужем, а именно «За Мужем»!
Свой акт, который решил исполнить в день своей гибели, тоже не считал агрессивным вандалическим по отношению к бывшей супруги. Насиловать? Что вы! Разве можно назвать «изнасилованием», желание поиметь, пусть бывшую, супругу? Глеб дождался у подъезда Веронику, которая возвращалась со свидания от очередной «любимой», ключ от квартиры, еще после суда и деления имущества, пришлось вернуть, да и замок жена сменила. Девушка входила в подъезд, когда мужчина на последнем моменте, автоматически закрывающейся двери, вошел следом.
– Не слишком поздно, ты возвращаешься домой?

Вероника оглянулась, на площадке между первым и вторым этажом, увидела бывшего, уверено ответила.
– Что хочу, то и делаю. Я свободный человек. Ты, что тут опять делаешь?
– Вещи забрать.
– Ты, два месяца назад забрал последние свои вещи, и даже я тебе машину отдала, хотя мне покупалась.
– Правильно. А ты хотела своих баб на ней возить?

Нике не нравился разговор, на часах двенадцатый час ночи, устраивать скандал в подъезде совсем не было желания, и приглашать экс-супруга в квартиру тоже.
– Это у вас мужиков бабы, а у нас девочки. Иди домой. Проспись. Ты пьян?

Глеб, конечно, выпил пару бутылок легкого пива, но не считал себя пьяным, тем более сюда приехал за рулем, на своей уже машине красного цвета.
– Девочки? Так ты с девочкой была? И как они тебя трахают? Или ты их?

Мужчина обнял сзади, задрал подол светлого платья Ники. От тяжести и давления девушка чуть не упала, подвернув каблук, туфля слетела с ноги.
– Отпусти. Отстань!

Стоцкая пыталась вырваться, но все еще переживала за создание шума перед соседями.
– Так? Так? Тебе нравится пальцами?

Глеб ладонью сжал ягодицу Ники, и затем, резко вошел двумя грубыми пальцами в задний проход женщины, ловко убирая тонкую полоску стринги. От острой боли потемнело в глазах, но и при этом откуда-то появилась сила, что Ника развернулась и ударила сумкой по лицу мужчину. Он отмахнулся той рукой, что до этого держал Веронику, металлическая пряжка задела её щеку и оказала глубокий порез. Кровь струйкой потекла по щеке, шее, ниже.
Ника толкнула бывшего супруга, который от неожиданности, увидев кровь на лице девушки, побледнел. Глеб, отшатнувшись в растерянности полетел с лестницы и ударился головой. Смерть наступила почему-то мгновенно, вскрытие потом выявило не черепно-мозговую травму, а кровоизлияние в мозг, но убийство по неосторожности было повешено на Веронику Стоцкую. Тогда Ника подумала только об одном, что лучше бы не гонялась за дорогими аксессуарами, была бы сумка попроще, не было бы такой острой серебряной пряжки, сохранила бы лицо. Ну, и встречи с любовницами также потом не состоялись, ждать и поддерживать осужденную никто не собирался.

Что имеет теперь Вероника Стоцкая? Шрам на лице, пусть и не сильно портивший внешность. Несколько месяцев до освобождения. Задание от Витамина. 

Глава 22

Рут нервничала. Ольга снова не брала трубку и до сих пор не позвонила, а обещала сделать это еще днем по прибытию в Москву. Время восемь вечера, общая договоренность, что её девочка проведет сегодня ночь в квартире Рут, срывалась. Вольдемар также скучал и периодически шлялся по коридору, только и делал, что заглядывал на кухню, затем пройдя снова полутораметровую дорогу до комнаты, где девушка пыталась занять себя чем-нибудь, смотрел печальными глазами, разве что не скулил, разворачивался и снова шел в другой конец коридора. В очередной раз, когда «чудовище» этими грустными глазами посмотрел на Рут, будто спрашивая и требуя: «Где девочка? Сделай что-нибудь!», Берг не выдержала:
– Ну, что так смотришь? Что маячишь, как Алонский туда-сюда? Я, и без вас всех, места не нахожу.

Думать, о том, что Ольга специально не берет трубки, не звонит сама, и до сих пор не появилась на горизонте во дворе со стороны метро, не хотелось. Мысли о дворе и метро вызвали желание прогуляться.
– Ладно! Пошли на свежий воздух. Как на это смотришь?

Вольдемар развернулся, через секунду уже стоял у входной двери, держа в зубах поводок. Девушка накинула куртку, прицепила поводок к ошейнику, проверила мобильный в кармане брюк.

*****
Тадеуш развалившись в кресле, закинув ногу на ногу, в руках держал стакан с мартини, сидел в кафе в ожидании директора радио. Да, тот самый брутальный красавец мужчина, который сегодня внезапно позвонил днем и предложил встретиться на нейтральной территории. Не ожидая, в этом же кафе увидеть Мартина Сванша, Алонский уронил стакан, расплескав на себя ароматную жидкость, когда знакомый силуэт вошел в зал и повернул налево к дальнему столику. Тэд выдернул салфетку из вазочки, стал промокать образовавшиеся пятна на брюках и жилете. Официант подошел с полотенцем, поднял не разбившийся стакан с пробкового пола.
– Вы можете пройти в санитарную. Повторить вам мартини?
– Спасибо, я разберусь. Принесите водки.
– Виски еще есть!

Официант, как его обучали, старался максимально угодить странному нервному мужчине, предлагая на выбор крепкие напитки.
– Лучше водки. Русской. Я русский, черт возьми!

Последний возглас довольно громко был сказан, хотя Тэд хотел бы не вызывать внимания к своей персоне, но его раздражало всё, от появления Сванша в этом же кафе, до чрезмерной активности официанта, благодаря которому посетители могут заметить скромного Алонского.
Для Тадеуша не было каким-то секретом встретиться с директором радио, особенно с которым у них начались довольно деловые отношения. «Только деловые!» – успокаивал себя Алонский, но какая-то сила заставляла себя вести жеманничая и повторяя порой жесты, которые для Мартина были буднично свободными.

Зачем пригласил директор радио, Артур Ростовченко? Тэд так и не стал выяснять причину по телефону, просто согласился и всё! Но, до появления Сванша выглядело это не так «пугающе», даже некоторая эйфория появилась после звонка Андрея и предложения встретиться, опять же, успокаивая себя, или скорее обманывая, что согласие вызвано всего лишь тем, что Тадеушу скучно.
Алонского, действительно, было скучно! Рут занималась своими делами, любимыми фотографиями и составлением нового альбома, и некой Ольгой, которую Тэд видел лишь на фотографии, и ту, спящей. Мартин не ночует в гостинице, шляется по своим клубам и любовникам.
«Брр…»

Алонского передернуло от слова «любовник», как резинкой ударившую по мозгам. Кто вообще придумал это слово? Оно, как-то отодвигает все семейные ценности, и быстро стирает грань целомудрия и разврата. С последним нужно еще бы разобраться, думал Тадеуш наблюдая за Сваншем.
Мартин сел за столик в дальнем углу у окна, где уже прохлаждался мужчина с ярко красными волосами залаченными наверх, создав прическу «ирокез». Затем уверенно открыл меню на столе, что-то спросил этого «попугая». Алонский не мог услышать и слова, даже прочесть по губам, так как Сванш сидел не лицом к Тэду, и может, слава небу, что так.
«Вот кто из них девочка?»

Неприятные мысли перебил появившийся в зале Артур Ростовченко, вошедший, скажем так, совсем не бесшумно, волочил с собой сумку похожую на саквояж, задел столик у прохода.
– Извините! – с сожалением пробормотал мужчина, пошатнувшемуся с приборами столику, но на этом дальнейшее его бесшумное появление не остановилось. Протиснувшись сквозь узкий проход к Алонскому, Артур с грохотом поставил свой саквояж, с не меньшей неуклюжестью присел на металлический стул, который ударился ножкой о металлическую ножку столика.
– Господин Тадеуш, ради всего святого, извините за задержку. Ожидал для вас сюрприз, машина только привезла.
– Что-то сегодня слишком много сюрпризов! – сказал Алонский, но очаровательный профиль Ростовченко, с этими бритыми висками темных густых волос, вновь заставил смутиться, и как-то сама собой рука потянулась поправить свой воротник рубашки, который расслабившись мог упасть на ворот жилета.

Официант появился с графином водки и рюмкой.
– Вы будете водку…Артур? – последнее имя, будто задержалось в паузе у Алонского на языке, но не предложить составить компанию в трапезе настоящей русской водки не мог.
– А давайте! Надо расслабиться. – махнул Ростовченко и официанта отправил еще за одной рюмкой.
– Ну, тогда может и закуски? По-русски так, погуляем с вами!
– А можно! – Артур открыл графин и налил в рюмку водки, как раз на столе появилась вторая, с рисунком короны русского императора и изображением орла.

«За знакомство!» - хотел сказать Артур, но Алонский опрокинул рюмку себе внутрь, совсем забыв об отсутствии закуски.

*****
Мартин с Антонио на этот раз культурно отдыхали, изображая давно создавшуюся пару, решили отметить недельные стабильные отношения. Яркие огненные волосы не заметить оказалось невозможно, стильный Сванш любил разные перемены во внешности, и может, именно это, до сих пор держит рядом с Антонио, который сам, как стилист, каждый раз менялся. Менялось всё! От образа и стиля костюма, до аксессуаров, поэтому волосы приобретали постоянно разный оттенок. Сегодня, к красному кожаному поясу и сумке, темным коричневым штанам и песочного цвета пиджаку, по мнению Антонио, подходили красные волосы.
– Ты такой душка! Как всегда, неотразим!

Мартин сел за столик, чмокнул в воздухе губами, изображая поцелуй, в сторону друга, открыл меню.
– Не утруждайся, я уже сделал заказ. Осталось тебе выбрать только вино. Тут нет твоего любимого, поэтому я не стал брать на себя ответственность!

Телефон в сумке у Сванша зазвонил знакомой мелодией. Рут.
– Прости! Подруга звонит. Рут. Помнишь Вольдика? Мы его украшали краской.

Мартин вытащил золотистый мобильный аппарат внушительных размеров со знаком яблока.
– Да, девочка!

*****
Рут прижалась к стене дома. На улице стемнело быстро. Телефон Ольги стал недоступен. Если бы не эта договоренность, что Ольга ночует сегодня у Рут, то давно бы взяла такси и отправилась к той на район. Берг решила позвонить Мартину, кто еще может сказать, что в таких случаях делать и дать ценный совет? Каким бы голубым не был Сванш, он был настоящим мужчиной! Только Мартин мог найти решение любой задачи, превратившись либо в друга, либо подружку, смотря по ситуации.
– Мартин! С Ольгой, что-то произошло! Она пропала. C пяти часов вечера не отвечала на звонки, а теперь совсем, вне зоны доступа.

Глава 23

Мартин внимательно слушал Рут и оглядывал посетителей кафе. Его взор остановился на столике возле окна. Покрасневший, возможно от смущения, а может от водки, уже довольно раскрепощенный, вальяжно восседал на диванчике Алонский, а на стуле напротив коренастый брюнет нечто разъяснял ярко жестикулируя.
 – Рут! Ты не паникуй. Звони на работу ей, может же быть так, что задержалась Зарядка села. Все что угодно! И…

Тут Сванш задержал дыхание заметив, как Тадеуш улыбнулся и поправил воротник на рубашке. Воротник, этот воротник! С воротником, конечно, было всё в порядке, но эти жесты, которые от взора такого проницательного человека, как Мартин, не могли ускользнуть.
– О, mein gott! Рут, девочка, действуй…я перезвоню.

Мартин положил трубку и неспешными шагами направился к столику, где до этого в уединении сидел Алонский с Ростовченко.

*****
Рут с Вольдемаром вошли в квартиру, освободив ошейник от поводка, не раздеваясь прошла в гостиную. На часах еще только девять вечера и в надежде, что еще не поздно обзвонить всё знающее окружение Ольги, начала искать телефоны в записной книжке. На глаза попала маленькая Кира, телефон сохранила еще тогда, когда необходимо было получать ценные указания местоположение зоны пикника в ботаническом. На звонок ответил ребенок быстро, вероятно не так часто получала звонки и любой поступающий пропустить просто не могла. 
– Рут! Ой, вы звоните мне. Мне! – на том конце трубки яркие, не умеющие скрываться, эмоциональные возгласы.

Берг улыбнулась впервые за последние пять часов слушая этот всплеск восхищения.
– Жду не дождусь дня выставки. И может дадите на время погулять с Вольдемаром? Я очень люблю животных, а он такой…такой…шикарный!

На слово «шикарный» Берг расхохоталась, что этот шикарный пес заглянул в комнату, в надежде, что все волнения позади. Рут заметила состояние собаки раньше, чем стала волноваться сама. Возможно животные ощущают нечто большее на каком-то уровне, конечно не все, а такие умные рассудительные, как Вольдемар. Да, именно умные и рассудительные, и если бы Вольдемар умел говорить, то вполне мог сказать разумные вещи, в этом не сомневался никто, кто хоть раз был знаком с этим «чудовищем». К сожалению, Вольдемар, с того маленького возраста, как щеночком попал в семью Рут, не говорил даже на собачьем языке. Ветеринары не смогли дать никакого вразумительного ответа и лечения, дело в том, что со слухом у собаки оказалось все в порядке. Тогда еще живая бабушка, махнула рукой и заявила:
– Не мучайте бедное зверьё! Что вы к нему пристали с этим голосом? Оно вам надо? Умен, здоров, слышит, прекрасно воспитан, не говорит и хорошо! Дурак не заметит, умный промолчит.

Последняя фраза, как никогда, подходила. Вольдемар замечал всё, наблюдал, видел и слышал, но молчал. Что чувствовал или ощущал сейчас пёс? Может то, что нечто случилось с одним близким ему человеком Ольгой, а он для себя уже осознал, что эту маленькую надо взять под контроль и опекать по-своему «по-пёсьи»! А возможно, ощущал тревогу Рут, начиная с той самой пред тревоги, когда его сегодняшней хозяйке еще только предстояло. С воспитанием тоже все было достаточно понятно, дрессировать пса и в голову никому не пришло. По сути, если бы не пугались люди присутствия больших животных на улице, то и поводок мог не пригодиться. Поводок являлся больше неким атрибутом спокойствием посторонних людей. Ночами, когда порой некогда выгулять пса, Вольдемара отпускали одного сделать свои дела, при этом просто не запирая подъездную дверь, а для соседей Вольдемар являлся таким же законопослушным жителем дома, что всегда уверенные отпускали детей на улицу, если там это «чудовище», оно присмотрит.
– Кира, малыш, скажи, пожалуйста! Оля дома? Ты видела ее вечером?
– Мм…сейчас посмотрю!

Не кладя трубку, Рут слышала, что Кира вышла в подъезд. Хлопнула входная дверь и некто прошелся по лестнице встречая девочку, поздоровался. Затем Кира нажала кнопку звонка, где-то проехал лифт и двери эхом открылись и закрылись, снова шаги. Малышка уже не звонила, а стучала в Ольгину дверь. Берг понимала, что это могло означать.
– Рут.
– Я слышу. Нет дома, да?! – это был даже не вопрос, а утвердительный факт.
– А может она к вам поехала?

Рут промолчала. Ей очень бы хотелось, что так и было бы.
– Рут. Я могу у бабы Вари спросить, приходила ли Оля домой. Хотите?
– Спроси!
– Я вам перезвоню. Пять минут.

Рут сидела в тишине, думала о том, что иногда является плюсом, когда все-таки соседи наблюдательны и присматривают за одинокими молодыми женщинами, и как не суди, Ольге с соседями повезло. Одинока ли Оля? Берг сейчас задалась этим вопросом, вспоминая, как ревновала к Машке, которая оказалась кошкой, даже самой смешно, но так и не узнала до сих пор, почему Оля одна, и может есть некто, о ком она, Рут Берг, не знает. Так же может быть? Почему нет? Эмоции тревоги добавились эмоциями злости, не понятно правда было, на себя за неизвестную информацию, или на того «парня». Тайны никакой Ольга в прошлый раз и не открыла, и только потому, что Берг сама закрыла тему человека с железнодорожного перрона Савеловского вокзала, а потом и разговоров на эти темы не возобновлялись.

О, черт! Если тот чел, таки решил отомстить, возможно даже следил за передвижением и связями её, Рут!
Мысли Берг разорвал звонок. Кира.
– Рут. Оля не приходила.

Пауза.
– А с ней могло что случиться? Да?

Рут слышала тревогу теперь в голосе подростка, понимала, нужно успокоить, как-нибудь успокоить.
– Да нет, ты чего? Что может с Олей произойти? Она должна скоро приехать, просто телефон недоступен, в метро или зарядка села. Мы договорились, что с работы приедет сразу ко мне.
– Мм…время почти десять вечера, Рут!
– Малыш, все хорошо! Это же Оля! Успокойся. Хочешь, я пришлю сообщение, как только Оля придет?

Фраза «это же Оля!» скорее возымела успокоительное действие, кому, как не соседям знать, тем более Кире, что «это же Оля!».
– Согласна, Оля такая. Если не забудете, то пришлите сообщение, даже если я буду спать.

Рут снова улыбнулась.
– Спокойной ночи, ребенок.

«Кто следующий? Кто?»
Берг порылась снова в записной книжке телефона. Подполковник Пронин, Максим Игоревич, тот самый рыжий мальчик из их общего с Олей детства.

*****
Алонский слушал Артура, и ему казалось, что совсем не слышит слов, во всяком случае спроси его, о чем говорил секунду назад брутальный красавчик, не ответил бы. Эти жесты, тенорный голос, красивые глаза с пушистыми ресницами, завораживали больше, чем какие-то рассказы о музейных и выставочных экспонатах. Водка в графине как-то быстро закончилась, Ростовченко заказал еще одну, а к закускам почти Тэд не притрагивался. Ему все казалось, что он будет выглядеть непристойно, жуя перед брюнетом с бритыми висками, поэтому на эти салатные листья и принесенный бифштекс практически не налегал, изредка, как сам Артур насаживал на вилку очередной кусок мяса, Алонский быстро проглатывал свой.
– Представьте, Тадеуш! Это неплохой шедевр, просто восторг, там надо побывать. Я вас свожу. Завтра можем и прогуляться, если вы не против! Вы же не против?

Тэд с заплывшими от алкоголя глазами, заморгал, и с улыбкой покачал головой, означающий жест, что совсем не против. К столику подошел знакомый силуэт, но как в тумане, либо под гипнозом удава Каа, Алонский не замечал изменений в окружающем пространстве.
– Конечно, мой друг совсем не против. А что вы предлагаете?

Ростовченко посмотрел на присевшего рядом с Тадеушем мужчину в стильном шарфике и осветленной челкой.
– А…вы...?
– Мартин Сванш! Вы разве забыли обо мне? Три года назад. Клуб. Белый медведь. Красные фонари. Мцыри.

Артур покраснел, видимо вспомнил тот год и какой-то случай.
– А…это мой импресарио. Я вам говорил о нём. Мартин, это директор радио, на котором у нас была программа, ты организовал.

Алонский оправдывался, только не понятно было перед кем, перед Артуром или перед Сваншем, его пространство начало собираться в единую картинку из разбросанных пазлов, но всё равно казалось пьяному мачо, что никаких подвохов или «вывихов» не происходило вокруг. Мужчины, Ростовченко и Мартин, молчали. Один смотрел на другого, другой покрасневший не знал куда смотреть.
– Артур мне что-то принес, Мартин. Может ты оценишь, как всепознающий человек? Рут только к тебе за советом и обращается.

Мартин сразу вспомнил и о Рут, надо бы позже ее пере набрать и узнать, что там с Ольгой, есть ли информация. Тадэуш, ему казался сейчас не тем человеком, что он знал ранее, но именно ситуация происшедшая в настоящее время за столиком была «на руку». Сванш видел, что к столику подходил и Антонио, что может к лучшему.
– Конечно, я бы очень хотел посмотреть. Артур Николаевич, что за сюрприз? Показывайте.

Ростовченко, наконец, расслабился, понимая, что никаких инцидентов собственно происходить не собирается, и открыл саквояж.

Глава 24

Стояли ли вы когда-нибудь перед выбором? Кто не стоял? По-моему, выбор всегда присутствует в жизни, как каждого отдельного человека, так и целого общества людей. Выбор делается перед любым действием, даже сходить или не сходить сейчас в туалет, или что сегодня надеть, выбрать отношения или свободу. Выбор делается перед каждым словом и фразой, правда, в этом случае, многие забывают сделать выбор и выбирают эмоцию. Опять же, выбирают эмоцию! Словом, или фразой можно обидеть, поощрить, принять решение, восхититься, задать вопрос, да всё что угодно! Что касается меня, то для меня выбор стоял всегда реже, чем у любого смертного человека. Да, именно, как-то так складывалось, что я не думала сделать то или иное. Не хочу сказать, что я какой-то другой человек, но именно потому, что я никогда не делала выбора, просто поддавалась своим порывам сделать то, что считала необходимым, все мои соседи, родные и знакомые поэтому говорят: «Это же Оля!»
Моё воспитание не позволяло мне обижать людей, и выбор «что сказать», никогда не стоял. Как-то само собой получалось прислушиваться к собеседнику или людям, и всего лишь делать выводы. С делами выходило также, я будто плыла по течению и, абсолютно считала необходимостью, только сделать шаг вперед, как я это называю войти в зону турбулентности, пройти флаттер, разбить стену. Что там за этой стеной, или за туманной будущей секундой, не столь волновало. Так и тогда, когда мозг сделал шаг ферзём, а это по-другому не назвать, я оказалась в салоне черного лексуса. Другой человек на моём месте сто раз бы подумал и сделал выбор: стоит или не стоит, идти или нет, нужно ли ему это или не нужно! Я шагнула.

Сколько себя помню с детства, сколько знает любой человек меня, я шагаю! И никак не назад, где все знакомо и стабильно, поэтому безопасно, а вперед. Всё бы ничего, если бы это вперед было хотя бы призрачно понятно и предсказуемо, но моя жизнь всегда состояла из каких-то частей пазлов, при этом не одного пазла, а нескольких сразу, этакая эклектика жизни, судьбы.
Пазл? Что там нам, как психологам, особенно клиническим психологам вдалбливали? Не помню, кто это определение дал, но с ним я согласна! «Собирание пазлов способствует развитию образного и логического мышления, произвольного внимания, восприятия, в частности, различению отдельных элементов по цвету, форме, размеру и т.д.; учит правильно воспринимать связь между частью и целым!»

Сейчас здесь, я, оглядывая помещение, в котором совсем неслучайно оказалась, пыталась мысленно собрать все части двух, даже трех пазлов своей жизни в один общий. Первый, это Рут, пантера, синие глаза из моего детства, которое стало сниться практически каждую ночь вместе с клоунской мордой воздушного змея, мужик с оторванным членом, почему-то туда причастен Витамин, который частью является и второго пазла моей жизни. Второй пазл состоял из Витамина, местного авторитета колонии общего режима Андрея, начальника медицинской части и, собственно еще из кусочков мелких частей, даже тех, кого еще не определила, что они от этого пазла, но знала точно, что этот самый огромный. Третий, это все части картинок продюсерского центра, съемок, тот самый заказчик, что не улетел на «Сеншилы», и снова Витамин.

Витамин, оказался неким связующим звеном, не будь которого, наверное, никогда бы не подумала, что всё происходящее в моей жизни имеет не случайность. Довольно приятный молодой мужчина по-джентельменски вышел из машины первым, открыл дверь и подал руку помогая мне выйти. Лексус припарковали там же, перед шлагбаумом, где я первый раз заметила за собой наблюдение.
– Ольга, мы вас подождем и отвезем домой! – произнес Виталий, поставив перед фактом, а не интересуясь о моих дальнейших планах. За время поездки я ближе познакомилась со своими «охранниками», в результате поняла, что к Рут они не имеют никакого отношения.
– Витамин. Кедр. Это же не имена, а…! – договорить не успела, так как Витамин практически прочитал мои мысли и успел сказать раньше конца моего предложения.
– Ольга…можно же по имени?

Я кивнула соглашаясь.
– В мире воров не принято по имени отчеству, свои законы, свои «ники-погоняла», другая жизнь.
 – Воры в законе? Вы никак работаете на кого-то, какого-то авторитета? Андрея?

Витамин посмотрел на Ольгу и понял, что про неё говорили правду. Она не так проста, не по-женски умна или, наоборот, мудра по-женски, хорошо владела собой, и если это, не благодаря дедуктивному мышлению, то имела отличное логическое.
– Виталий Павлович сам является авторитетом! – встрял в разговор Кедр, видимо решил выделиться перед своим «работодателем».
– Виталий Павлович, значит?!

Витамин улыбнулся в зеркало, где отчетливо видел Ольгины глаза.
«Красивые. Сама красивая. Цвет глаз не определить. Хамелеоны.»

У девушки, действительно, от цвета или стиля одежды, от настроения, от ракурса и попадания света, глаза быстро меняли цвет, от серого до голубого, могли стать зелеными. Виталий заметил и тёмный оттенок в тени задумчивого лица Ольги.
«Знать бы что и о чём она думает!».
– Можете просто Виталий, но при моих сотрудниках, – Витамин посмотрел на Кедра, как бы недовольно, что тот назвал его настоящее имя. – лучше Витамин.

Ольга промолчала, как-то уверенно вызывающе одарила взглядом мужчину, и всю дорогу потом ехала молча смотрела в окно.

*****
Я теперь понимала, что без Андрея из колонии не обошлось. Поднимаясь на лифте в продюсерский, строила планы на вечер, не вспомнив о переживаниях режиссера и менеджера. Думала, позволю ворам довезти до дома, а там свалят и на такси поеду к Рут, или не на такси, если не будет много времени, хотя бы Машка меня увидит вечером, это уже плюс.
Режиссер Виталий, что-то на Виталиях мне просто везёт, встретил меня на седьмом у лифта.
– В окно наблюдали?
– Типа того. Менеджеры видели. Оль, спасай. Витебский устраивает внезапно вместо своего отпуска мероприятие у себя в особняке. Сорокину слышать и видеть не желает, ожидает только тебя. Тему не знаем. Опять тебе нужно импровизировать. Прайс главное обсудить.
– Виталь, ну что, прямо так и сказал, что никого кроме меня видеть не желает?
\
Я уже возмущалась, этот пожар мне не казался настолько серьезно невыполнимым, и по сути легко можно было обсудить всё по телефону.
– Оль! Это проблема. Наши, – Виталий пальцем показал вверх, что могло означать «наши учредители», – не должны об этом знать. Это раз. Два, мы можем пасть в опалу среди других компаний, и плюс потерять рейтинг среди других телекомпаний, если откажем Витебскому. Потеряем больше половина наших постоянных заказчиков.
–  Так! Идем ко мне в кабинет, там обсудим. Всё расскажешь.

Сейчас, четыре часа спустя, я сидела закрытая в практически пустом помещении, где лицезрела ярко белого цвета стены, освещаемые дневными лампами, и всего два кожаных кресла, такого же белого цвета, стоящих напротив друг друга. Уже час ожидая не понимая, чего, ругала себя за то, что никак не сделала выбор еще там, у себя в кабинете продюсерского. Надо так надо! 
– Виталий, хорошо, я согласна съездить к Витебскому и обсудить детали. Может уговорю, что репортаж буду проводить не я, не журналист все-таки. Просто пообещаю личное присутствие и контроль.
– Интервью.
– Окай! Интервью тоже. Звони, узнаю, чего хочет.

Режиссер набрал на своем мобильном Павла Андреевича Витебского. Голос уже со стороны слышался у заказчика недовольный. Осознавая, что до этого сам Виталий и все общающиеся с Витебским слышали в свой адрес ряд угроз, вплоть до банкротства компании, было неудивительно слышать холодный тон последнего.
– Павел Андреевич! Я передаю трубку Ольге.

Приняв трубку, пытаясь соблюдать спокойствие, я ответила Витебскому:
– Павел Андреевич, мне передали, что вы хотели сотрудничать на определенных условиях. Согласна их обсудить.
– Оля. Там на парковке моя машина. Имя водителя Геннадий. Фольсваген Терамонт, черного цвета. Садитесь, он вас доставит. Я вас жду.

У меня был выбор. Я могла отказаться, поехать домой с Витамином, потом ехать к Рут. Я его не сделала.
Машина стояла на парковке совсем с другого края, где не видно было от шлагбаума черному лексусу. Проезжая мимо Витамина, заметила, как он проводил нас глазами, но меня, да и кого-либо, увидеть через эти тонированные стекла было нереально. То, что я оказалась некой заложницей еще и из-за какой-то «ошибки» учредителей продюсерского центра, которых я даже в глаза не видела за пять месяцев работы с начала моей карьеры на сей должности, я осознала только, когда меня охрана особняка провела в это помещение. Полтора часа дороги, телефон по просьбе Геннадия был выключен, на въезде в особняк через личный пропускной пункт Витебского пришлось оставить мобильник на охране. Рут, я так и не смогла позвонить. На часах пошел второй час моего заточения в белом пространстве. Витебского, тоже так и не увидела. Только подумав о том, что я заложник, белая дверь открылась.

 
Глава 25

Рут еще раз набрала на мобильном, Ольгу. Телефон недоступен, и это привычное «Абонент недоступен или находится вне зоны действия сети» приятным женским голосом начинало раздражать. Берг сейчас всё бы отдала за нежный мягкий голос своей девчонки, но кто бы сказал кому дать эту цену.
Пронин. Нужно позвонить старому знакомому с детства, не зря судьба начала сводить с людьми из прошлого, значит, что-то не доделано, либо как говорят «ты можешь свернуть, но от судьбы не уйти».
Кто могла быть судьбой? Ольга? Чёрт, с такой девчонкой встречаться нельзя, с ней либо сразу жить, либо не начинать вообще, чтобы потом не трахать себе мозг, как сейчас! Где, с кем, почему, когда? Это неоспоримо являлось так, как доказательный факт теоремы Пифагора, или как значение три четырнадцатых сотых знака безвозвратной бесконечности.
– Максима Игоревича, можно к телефону?

Рут позвонила на мобильный, когда-то рыжему мальчишке, но трубку взяла женщина. Кто жена у Максима? Лена, кажется! Та самая неуклюжая девчонка, что крутилась возле маленькой Ольги.
– Кто его спрашивает?

Такой же низкий, как в детстве, голос Елены с ревностными нотками задал стандартный вопрос любопытной супруги.
– Рут. Рут Берг.
– Рут?!

Рут поняла, что Максим скорее всего поделился встречей с ней в СИЗО, напомнил Лене о той девчонке из детства.
«Надеюсь Макс не выдал детские тайны Ленке, не сказал про эти провокации для Ольги. Общается ли Оля с Леной до сих пор? Знает ли, что та самая девочка из детства является женой рыжего Максима Игоревича Пронина?!»
Берг слышала, как голос Лены с каким-то восхищением и осторожностью произнес еще раз её имя, и трубка была передана супругу.
– Рут? Удивила. Я не дежурю сегодня. Что-то случилось?
– Надеюсь ничего серьезного, но Ольга пропала.
– Как пропала? Она была сегодня на службе. В СИЗО у нас часа три провела после зоны.
– С семи часов телефон не отвечает. Мы договорились, что приедет ко мне.

Пауза на том конце трубки была недолгой.
– Так ты всё-таки своего добилась? Ольга встречается с тобой?
– Макс, надеюсь это никак не повлияет на её репутацию в вашей жандармерии.
– У нас Юстиция. Жандармерия это у вас во Франции. – Пронин рассмеялся.
– Я из Швеции. Так что делать? Надо подать на розыск.

Максим Игоревич стал серьезнее.
– Розыск рано. Обычно ждут дня три, если человек не появляется, только тогда полиция действовать начинает по заявлению об исчезновении. Что может быть? Подумай? Твоя жертва не могла отомстить тебе за оторванный орган? Вы открыто встречались в общественных местах?
– Я не знаю! Я боюсь далеко уйти от дома, вдруг Ольга появится все-таки. Дома ее нет, соседская девчонка сообщила, что не приезжала после работы, но время почти десять вечера. Так ты сможешь мне помочь?
Пронин снова сделал паузу.
 – Десять вечера, это еще детское время. Если завтра на работе не объявится, то запущу своих ребят индивидуально проверить все ее местонахождения. Слухи ходят, что имеет вторую работу, но учитывая то, что замены клиника у нас нет, не афишируют, закрывают глаза. Но…
– Что?
– По требованию Юстиции не положено. Откроется, то Ольгу отстранят от должности. За вашу связь в том числе.
– Я уже не осужденная.
– Ориентация, Рут! Это много значит для службы в Юстиции. Как говорится неправомерные действия.
– Хорошо! По мне хоть без работы останется, я буду даже рада. Главное жива. И постарайся не нанести сам ей вред. Пожалуйста.

Рут положила трубку, но внутри всё закипало от этой дикой страны, диких законов влезания в личное пространство, в нарушении прав человека, которое в рамках страны является закономерным. Как так-то? Россия, великая держава, а допускается нарушить человеческие права иметь ту особенность человека, которую по сути не выбирают, с этим рождаются.
На столик с графином водки и закусками, водрузилась статуя. Небольшая такая гипсовая фигура мужчины, не прикрывающая листочком свою интимную часть, похожий на гороховый стручок, и если приглядеться внимательно, то сходство с рядом сидящим оригиналом Тадэушем Алонским очень впечатляющее.

*****
Подошедший Антонио так и застыл с открытым ртом, вначале желающий устроить небольшой скандальчик своему другу Мартину, но увидел Алонского в обществе жгучего импозантного мужчины, да еще с таким шедевром.
– Слов нет, Артур Николаевич! А сходство просто восхитительно! – вставил Мартин, и как бы невзначай положил руку на бедро Алонского.
– Спасибо, спасибо! Можно просто по имени. Артур.

Артур поднялся, пожал руку Антонио, как бы заодно знакомясь, затем протянул руку Мартину. Сванш сделал вид, что не заметил, и свободной рукой развернул лицом к себе фигуру статуи.
– Простите, а где вы наблюдали обнаженный вид моего друга?
– Вы хотите все же сказать, что это копия слеплена с господина Тадэуша? – переспросил Ростовченко и пересел на соседний стул, позволив присесть на свой стоящему Антонио.
– Антонио, ты знаешь такого Апполона? Может это Геракл? – Мартин уже обращался к Антонио, но только ему самому лично были понятны свои действия отвлекающего маневра от самого важного. Ему удалось. Антонио развернул статую к себе, стал присматриваться к чертам лица, хотел понять чья работа и, что за существующее божество. Ростовченко, в беспокойстве, что фигура упадет от верчения туда-сюда, взялся обеими руками за бедра статуи, удерживая от внезапного падения.

Сванш продвинул руку, лежащую на бедре Алонского, выше, что последний практически перестал дышать, голова и без того кружилась от водки и того шока, что предстало перед взором нечто личное «мемориальное».
– Убери! – прошептал Тэд так, чтобы только услышал Сванш.

Мартин сжал ладонью упругое бедро мужчины, так же прошептал.
– Ты какого…тут, с этим типом?
– Тебе то что? Я свободный человек! Убери руку.

Алонский под столиком пытался отодрать руку Мартина, но тот намного оказался сильнее и сжал бедро так, что Тэд вскрикнул. Все повернули головы на Тэда.
– Простите, я хотел сказать, что, это Меркурий. Да, мне всегда говорили, что я похож на бога Меркурия.
– Да?

Сванш наконец убрал руку с бедра Тэда и взглянул в глаза своего пьяного «мачо».
– Да, Мартин! Мне так все говорят.

Ростовченко покраснел, видимо от того, что оказалось стыдно признаться, что фигура была сделана на заказ, и этот жест подарка в образе обнаженного Алонского, было ничто иное, как шагом проявить внимание с проверкой ориентации.
– Давайте вещи называть своими именами! – воскликнул Сванш и теперь смотрел на покрасневшего Ростовченко.

Да, только он, Мартин Сванш, знал, что за человек Артур Николаевич Ростовченко, и каким образом тот, может начать и вести игру.
Мартин положил руку теперь на плечо Тадэуша, обнял его, прижал к себе, что на этот раз покраснел Тэд, а Антонио пытался сдерживаться от нарастающих эмоций, и не самых лучших.
– Мой друг, Тадэуш, не гей, друзья мои!

*****
До этого прохаживаясь по пространству с белыми стенами и белым антуражем, я остановилась в ожидании появления хоть кого-нибудь. Страх отсутствовал, больше волновала неопределенность. Дверь открылась полностью, скорее всего на автомате. Появился охранник особняка, тот самый начальник службы безопасности Витебского, кому пришлось передать свой мобильник.
– Ольга! Господин Витебский не может сейчас вас принять, обстоятельства. Но младший Витебский подъехал, ожидает в гостиной. Пройдите за мной.

Мне сказать было нечего, я прикусила нижнюю губу, представляя дальнейшие события.
«Может младший будет готов меня отпустить уже, раз обсуждения с Павлом Андреевичем так и не состоится?»

Я отправилась следом за крупным в сером костюме мужчиной, подумала, что однозначно вся охрана не без оружия.
Мы прошли по темной, освещенной лишь фонариками улице, красивый такой двор с обрезанными деревьями и кустарниками, украшенными гирляндами. Поднялись на крыльцо. Вошли в парадные двери особняка. Ощущать себя заложницей, конечно, перестала, но теперь появилась усталость. Эти сюрпризы и тайны, и криминальное общество, а по-другому последнее свое окружение я назвать не решилась бы, меня вывели из равновесия.
– Оля! Я не думал, что в качестве секретной мессии у отца окажетесь вы. Может и хорошо, что не успел. Час назад его задушили у себя в офисе.

Передо мной стоял Витамин.
«Виталий Павлович! Витебский?»

Глава 26

«Виталий Павлович Витебский!»
Надо же, как судьба порой сводит в одном из самых больших городов мира, если точнее, столице России. Правильно, кто-то назвал Москву очень большой деревней, по теории вероятности встреча может произойти с одним и тем же человеком в этом городе не менее чаще, чем в селе или небольшом поселке городского типа. Иногда живешь на одной улице, даже в одном многоквартирном доме, и не видишься месяцами, иногда, встречи случаются в разных местах и при разных обстоятельствах в течении нескольких дней столько раз, сколько вероятно нужно. Кому нужно? Кто или что управляет тобой, либо дергает за ниточки, играя в тебя как в куклу, или создает эти ситуации?
Смотря на Витамина, вспоминала моменты знаков, которые вылезали из подсознания такими образами, как книги, фильмы и просто людьми на улице. Когда я начинала служить в Юстиции, конечно ранее представляла, что все под конвоем и в самой колонии никто просто так без службы безопасности не прохаживается, и это оказалось чисто моим утопическим представлением. Все гуляют по территории свободно, столовая, библиотека, клуб, школа, училище, больница, церковь. Всё, как в обычном мире, ничего другого из серии «Побег из Шоушенка». Я начинала видеть этот преступный мир, как включала телевизор, интернет, открывала книгу, либо в реалии на улице, далеко от места моей службы.

Или, когда друг погиб, я также полгода наблюдала за подобными реалистичными сюжетами из вне. Например, по телевизору похороны, переключишь канал, там фильм, и тоже обязательно гибель чья-то. Откроешь книгу, и на глаза попадается фраза о смерти. Едешь в электричке, две бабульки ведут обсуждение о том человеке, которого недавно похоронили и, будто больше нет тем. Это могло свести с ума, что я, возвращаясь домой, занималась медитацией, пыталась переключить собственное сознание на более интересные позитивные темы.
Здесь нечто другое. Пазлы сами давали подсказки и показывали части целого, которое я еще не разгадала, но и соответственно делать выводы. Что в моей жизни идёт не так? Или всё так, как должно быть, но необходимо познать некий опыт, либо измениться, родиться заново? Вот это родиться заново уже пугало! Сколько можно? Столько, сколько требует с тебя жизнь? Тогда что я должна жизни?
– Ты удивлена, что я оказался сыном Павла Андреевича?

Виталий сидел в круглом кожаном кресле, предложил присесть на рядом стоящее, чем я воспользовалась.
– Скорее всего я удивлена, какой маленький город Москва. Что случилось с господином Витебским?
– Я же ответил, что отца задушили у себя в офисе час назад. Там сейчас оперативная служба.

Витамин сделал паузу, так как я все равно молчала, только вызывающе смотрела ему в глаза. На самом деле, это моя защитная реакция. На какое-то мгновение мне показалось, мой взгляд его смутил, но тут, он слегка улыбнулся, его взгляд стал более выраженным и открытым, будто ответно сделал вызов.
– Вначале мы думали, что покушение хотели сделать на меня. Несколько дней назад, вместе с отцом завтракали в ресторане. Мне стало нехорошо после глотка кофе. Отец пьёт залпом, я кофе растягиваю. Экспертиза показала яд, у отца были подозрения, ресторан принадлежит ему, и служба безопасности отца проверяет до сих пор всех сотрудников. Это отложило его планы на отпуск.
– Яд похоже был не очень сильным?
– Меня капля цианида убить не сможет. Я еще до того, как получить статус Канцлера, принял решение поступить, как некоторые персонажи известных классиков.
 – Ты про Шерлока Холмса?
 – Или Де Пейрак!

Я не знала, кто такой Канцлер, но логическая цепочка связи яда на организм этого современного «маркиза де Пейрака» у меня складывалась. Именно, про этих двух персонажей, я читала, начинали принимать каждодневно яд, чтобы организм привык к нему и отравление ядом не вызвало тех последствий. Видимо Канцлер плохо кончил, что совсем неудивительно имея такое окружение.
– Какую мессию или миссию я должна была принести Витебскому?
– Ты хорошо знакома с учредителями той компании, где работаешь? Я не про изолятор.
– Я ни разу не встречалась с ними. Директор тоже появляется только с утра. С утра я в зоне.

Виталий усмехнулся и сложил руки на груди. Кажется, не совсем мне поверил.
– Ольга. Ты смелая.

Да уж! По мне, так это не смелость, а именно означало «не делать выбор». Я его и не делала, пришло самой, сделала шаг, не думая и не предполагая последствия. Совсем не ожидала вот такого исхода моей службы в Юстиции с одновременной работой в Продюсерском Центре.
– Пусть так! Может вы меня отвезете домой, или вызовешь такси? Я зачем вам здесь? Твоего отца я не знала, один раз с ним в студии импровизировано провела программу, всего лишь. Чем занимаются учредители Продюсерского, помимо имея этот центр, тоже не в курсе.
 – Я бы хотел, чтобы ты выяснила связь учредителей с моим отцом. Вот мой телефон.

Витамин протянул мне визитку своей юридической конторы, где черным по белому было написано, он директор. Прочитав, я с не меньшим удивлением посмотрела на него. Честно, я о нем также утопически представляла по-другому. Кто интересно сейчас сидит передо мной? Витамин или директор юридической фирмы «Ю-проф» Виталий Павлович Витебский?
– Вы, я так понимаю, теперь будете продолжать за мной следить с большим рвением? Для чего? Послушай, меня. Я, я никогда не выдавала ни чьих секретов, да и не мой принцип следить, проверять или искать какие-то подлости.
– Стоп!

Виталий остановил мою речь, которую я не готовила, но возмущений в голове накопилось, что я собиралась сразу поставить все точки.
– Ольга! Это ты меня послушай! Это мой отец! В моей жизни уже закрутилась карусель, и я не только юрист своей компании, которую я создал три года назад, но и Витамин. Я не прошу и не требую следить, выяснять, рыться в грязном белье своего отца и твоих работодателей. Я готов предложить тебе работу у себя, если ты потеряешь обе. Я готов тебе заплатить за то, что ты поможешь выяснить, что твои учредители не причастны к убийству моего отца.

Почему-то мне стало даже жаль Витамина, а может, это снова мой альтруизм, и я не смогла отказать в помощи, но дело никак не в предложении о работе; меня, обе мои пока устраивали; и не в деньгах, о которых я не имела представления.
– Хорошо! Обещать ничего не буду.

Виталий Павлович поднялся с кресла и протянул мне руку.
– Я сам тебя отвезу. Тебя домой?
– Я скажу адрес.

*****
Сванш поднял за руку пьяного Алонского. Тэд невнятно мычал:
– Я не хочу домой. Тут интереснее. Ну, Мартин!
– Господа, извините! Но мне своего друга Алонского нужно доставить в гостиницу, поэтому мы прощаемся. Не зря же, я его «импресарио». Я отвечаю за девственность Тадэуша.

Ростовченко, не менее пьяный, чем Алонский поднялся:
 – Мартин, я и сам могу отвезти вашего друга. Я пригласил на встречу и должен её закончить. А у вас еще вечер с господином Антонио.
– И правда, милый! Пусть Артур поедет с Тэдом. Мы же отмечаем наш юбилей.

Антонио привстал следом за Ростовченко, что случайно задел плечом Артура, тот снова упал на стул.
– Нет. Никаких изменений. Я везу Тэда. Ты можешь поехать домой, я позже может приеду к тебе…если Тадеушу не станет плохо от выпитого. А вы, господин Ростовченко, дайте сюда Бога Меркурия. Вы же это в подарок?

Сванш одной рукой схватил статую, другой Алонского, поплелся к выходу. Такси уже ожидало.
– Мартин, да не тащи меня как мешок с яйцами.
– Боже! Какие слова ты знаешь! Трезвым ты бы вспомнил, что яйца не кладут в мешок.
– Кладут! Ты просто не знаком с русской традицией. Крашенные яйца кладут в мешки вместе с конфетами на пасху детям.
– Странные у русских традиции.

Мартину статуя мешала тащить Тадеуша, который постоянно спотыкался, и Сванш разбил гипсовую копию друга о металлическую урну рядом с парадным входом в ресторан. Гипс рассыпался на кусочки, что-то упало в урну, что-то мимо.
– Да, как ты посмел. Как? Это бог Меркурий. Он так похож на меня. Это был мне подарок, чёрт побери. А ты…ты!..

Алонский с возмущением упал на заднее сиденье такси, постоянно повторяя слова негодования. Мартин опустился рядом.
Женщина таксист, приняв от Сванша адрес, завела машину, но видимо усталость сказывалась, а вопли Алонского не всякий бы сейчас выдержал, попросила трезвого красавчика.
– Успокойте вашего друга! Заткните уже ему рот чем-нибудь!

Сванш, до этого игнорируя слова Алонского, сказал:
– Хорошая идея, мэм.

Мартин обнял за плечи Тэда, притянул к себе…
– Отстань, не хочу тебя знать! Ты жестокий! Моего бога Меркурия убил, надо же! Представьте, мадам, этот изверг его головой об урну! О, несчастный мой бог…

Алонский не успел ничего дальше сказать, Мартин впился поцелуем в губы друга. Тэд замахал руками, будто задыхаясь, но сопротивление оказалось бесполезным.

Глава 27

Рут казалось время идет слишком медленно. После звонка Максиму Пронину прошел только час, а для неё этот час стал вечностью. Девушка не могла встать с кресла в гостиной, просиживая в темноте с мыслями опять же о детстве и маленькой той Оле, и этой, что сейчас не выходит на связь.
Кто-то там сказал: «Утро вечера мудренее!». Хорошо, если бы можно так взять и уснуть спокойно, но как это сделать? Рут представляла всякие наихудшие варианты, от измены, что уже считала действенным, так как само собой Ольга стала её девушкой без обоюдных обсуждений и согласий, до мучений Ольги, где-нибудь в заброшенной лесополосе, связанную и раненую.
– Так больше продолжаться не может.

Взяв себя в руки, а это стоило сейчас больших сил, Берг поднялась и вышла из комнаты, затем дальше по коридору, к выходу. Все же необходимо проверить этого, теперь уже евнуха.

*****
Савицкий Ростислав Георгиевич, имеющий в своей крови гены грузинского папы, но при получении паспорта взял фамилию матери, ходил из одного угла своей холостяцкой квартиры в другой, нервничал. Да, уже окончательно холостяцкой, потому что теперь он понимал, ни одна женщина не переступит порог этого дома. Совсем не замечая, что от отца передалось это властное отношение к бабам, как обычно тот произносил, крича на мать «проститутки все бабы и дети у вас всех, выродки, нормальных рожать разучились», сам был именно таким же. Мать он жалел, но не уважал, и причиной было унижение последней перед отцом. Отца ненавидел, за отношение к матери, но при этом сам Ростислав Георгиевич ко всем женщинам относился не лучше, чем его отец. И всё же, отец Георгий Даниэлович мать любил, любил так, что избил однажды, переломав ребра и отбив правую почку. Ростислав видел это своими глазами, когда ему исполнилось тринадцать.
– Чего смотришь? Видишь мать подыхает. Все бабы твари. Они созданы чтобы слушаться и прислуживать нам, мужикам. Не будь тряпкой. Что за нюни распустил.

Мать лежала на полу, с синяками на лице, из носа и по губам шла кровь, пыталась встать или доползти до кровати. Отец спокойно закурил на табуретке у окна, под которым валялась перевернутая с борщом кастрюля. Старый линолеум на кухне покрылся красным от свеклы. Мать даже не стонала.
Подростку, привычному к подобным инцидентам дома, было неинтересно смотреть на беспорядок. Думал, как всегда, взрослые без него разберутся; мать, как всегда оклемается, отдастся отцу; а отец, как всегда после такого, ходить с гордой мужской осанкой, грудь вперед, и считать себя полноправным хозяином. Нюни? Ну так, может быть чуть-чуть, глаза первое время прятал, потом уже кроме жалости к матери испытывал неуважение, но отца все-таки ненавидел.
Мать так и не оклемалась. Кровоизлияние в легких от повреждения сломанными ребрами. Умерла через несколько часов. Врачам сказала, что упала. Они, конечно, слабо поверили и вызвали в больницу наряд полиции, где уже остывал труп женщины, но претензий нет, улик нет, семья считалась неблагополучной. Дальнейшую свою юность Ростислав провел с отцом, тот пытался сделать из него «мужчину». Положение дома похоже было на казарменную любой военной части, скорее больше стройбата, и за каждое неисполнение приказа вовремя, назначался наряд вне очереди, хотя любому было бы понятно, что очереди не было. Так, сегодняшний Савицкий Ростислав, тогда еще носящий фамилию отца, научился готовить, убираться, стирать на руках, и при этом унаследовал все характерные принципиальные позиции отца.

Долго проходить службу в индивидуальной «армии» парню особо не пришлось, как он сам считал, ему явно повезло, всего-то три года. Отец не прожил долго после смерти матери, скучал. Не это ли говорит о том, что отец все же любил мать? Ростиславу пришлось думать о хлебе насущном, подался на рынок торговать мобильными. Училище никакое заканчивать не стал, хотя опека привлекала его в ПТУ, но семнадцатилетнему парню, имеющего паспорт, не в праве никто не мог указывать и решать за него его судьбу. За семь лет заработал и смелость, практику, связи, открыл собственную точку на Савеловском рынке. Так прошло еще лет десять. Жениться? Семью? Не видел смысла, считал женщина нужна, чтобы её иметь, когда хочешь ты, а остальное он умеет все сам. Спасибо, папочке!

Женщины! Женщины были всегда. Молодой, хотя и полноватого телосложения, мужчина, имел свои кровно заработанные деньги, своё свободное время, независимость от социума и от посторонних лиц, для кого те имели статус «работодателя». Женщины вешались на шею, только помани и угости кофе, или что покрепче. Это покрепче переносилось и на секс. Секс для Ростислава значил много, особенно жесткий. Он обожал, когда «она» привязанная к спинке кровати или пристегнутая к турнику в дверном проёме комнаты, плакала или стонала от его «геройских» подвигов. Кричать не смела, иначе наказание будет еще жестким. Обычно женщины после этого более не появлялись, но и не смели куда заявлять; Кто смелый, чтобы выставлять «стыд» и унижение на всеобщее, когда ты сама пришла добровольно и добровольно согласилась, да еще и большинство не свободных?
Савицкий ходил по комнате, давно не получающий удовольствие от жестокости по отношению к женщине, строил планы по его водворению в жизнь. Конечно, если бы он был женат, как отец, то возможно жизнь не казалась бы такой жестокой по отношению к нему сейчас, но никто не мог предугадать это несчастье, приключившееся с ним. Откуда взялась та пантера? Месть тоже не могла не возникнуть в голове лысого Ростислава, но сидеть в тюрьме совсем не хотелось. Про Витамина сказали ребята с рынка, некоторые находясь в тесной связи с местными ворами, кто приносит мобильники на реализацию, сообщили, что есть один авторитет с юридическим образованием, и всё сделает так, что комар носа не подточит. Единственное, Савицкий не решился открыть причину, по которой странная иностранная девица произвела кастрацию.

Рут. Её имя Рут Берг. Поданная Швеции. Если бы Ростислав, прежде чем трахнуть женщину, собирал анкеты на свои жертвы, этого могло не случиться. Он же не знал, что среди его жертв присутствовала мать этой самой, пантеры. Всё также было по согласию той женщины, даже цепи и фалос с шипами. Хороший страпон привезен из Германии, правда, про шипы Ростислав не предупредил. Они выходят при усилении вибрации переключения темпа. Женщина была первой, на ком он испытал работу подобной игрушки.
«Пожаловалась, сука! А говорила одинока! Тварь! А дочь её еще большая мразь!»

В дверь позвонили. Савицкий остановился. Немного поразмыслив кто мог быть, его вроде менты давно оставили в покое, он из-за этого и с больницы попросился раньше, чтобы не наблюдали и не охраняли. Решив, что это Витамин, вполне мог выяснить детали сотрудничества за пределами своего юридического офиса, Ростислав открыл дверь.
Женщина, стоящая на пороге, Савицкого напугала. Он тут же попытался закрыть дверь, но тяжелый бутс спортивной ноги женщины только открыл дверь сильнее и ударил Ростислава по колену. Мужчина заорал от сильной боли в чашечке, и отпрянул от двери. Рут! Рут Берг!
– Ты один?
– Что тебе надо? Сука заморская! – Савицкий выругался.
– Я вопрос задала. Ты один, мать твою?

Берг достала из кармана куртки зубную нить. Необычная катушка золотой нити, тоньше лески и прочнее любого каната, в России такую не найти. Глаза Савицкого расширились от ужаса, он побледнел. Голова кружилась теперь не только от боли, которая начала отпускать и уже не столько беспокоила. Рут заметила, что этот лысый тип легко сейчас мог упасть в обморок, поэтому решила задать конкретный вопрос.
«Не хватало его еще в чувства приводить, чтобы выяснить где Ольга!»
– За последние сутки была у тебя встреча с женщиной?

Заторможено Савицкий ответил:
– Какие женщины, когда я…я…

Берг оттолкнула от входа в комнату мужчину, оглядела пространство взглядом, усмехнулась глядя тому в глаза. В них стоял страх, даже ужас от воспоминаний. Эта нить в руках пантеры была очень похожа на орудие, чем его лишили достоинства. Рваная резаная рана, кровь, острая боль и унижение всплывали из подсознания, как будто все это случилось вчера, или сейчас снова повторится.
– Ладно, живи.

Рут вышла из квартиры садиста своей матери.

Савицкий опустился на пол приходя в сознание. Страх отступал и сменялся гневом, и еще сильным желанием отомстить, причём всем женщинам, кто когда-либо был или не был с ним в соитиях. Через пять минут он поднялся на ноги, прекрасно знал район. Он помнил, та женщина, чья дочь так вандалически сделала ему дальнейшую судьбу, кажется проживала в тех пятиэтажках недалеко от метро. Ростислав с ней и встретился тогда, проходя от метро срезая через дворы, где последняя выгуливала собаку. Нет, от Рут он избавится либо сейчас, либо жизнь его так и останется в его собственном плену желаний. Кто будет искать иностранную гражданку?
Савицкий взял из морозильника пистолет. Зарядил, взял заглушку. Оружие он прикупил так, по случаю в лес, разрядить напряжение, если оно будет запредельным. Стрелять ранее ни в кого не собирался.

*****
Я с Витамином подъезжали к Утренней улице. Дворы, как всегда освещались слабо, пятиэтажки имели тот же серый и грустный вид.
– Я провожу до подъезда? – спросил Виталий.

Мужчина смотрел на чем-то расстроенную Ольгу, и смерть отца даже ушла на второй план.
– Не надо! Лучше я сама.

Я очень волновалась за Рут. Телефонный аппарат разрядился до нуля, а наизусть номер своей девочки я так и не знала. Собственно, на цифры всегда была не очень идеальная память, как говорится «гуманитарий рулит». Очень рассчитывала, что Рут не паникует, не злится, не глотает таблетки, с чем я сталкиваюсь часто на своей работе и не только с пациентами, но и вся творческая составляющая довольно эмоциональные создания.
Рут. Слава небу! Я увидела ее сразу, она пересекала двор, который в это время был темным и пустынным. Её походку, уверенность, даже решительность и жесткость, я не могла не узнать.
– Рут!

Я закричала, радость меня переполнила до уже моих сильных эмоций. Я скучала по ней. Я так скучала по своей девчонке-пантере.
Берг услышала крик Ольги и остановилась. Оля на своих каблуках старалась бежать к ней, но Рут стояла не шевелилась. Не побежала навстречу, собиралась высказать всё, что думает о происходящем последних часов. Зачем заставила так переживать? Зачем так с ней?
Между домами стоял черный «ягуар», рядом с машиной высокий мужчина, и не заметить, как он провожал глазами Ольгу было невозможно.
«Еще и мужчина?!»
– Рут…

Оля подошла ближе, очень близко.
– Прости меня!

Её нежный тихий голос чуть не вызвал слезы на глазах Рут, но Берг держалась.
Раздался глухой хлопок и… Оля побледнела и стала опускаться на землю. Из уголка губ потекла струйка крови.

Глава 28

Полдень. Медсанчасть. Осужденные все столпились, кто у окошка процедурного, кто у кабинетов врачей. Медсестры в ожидании вышестоящего руководства. Ольги Александровны тоже до сих пор никто не видел, впрочем, как и ни одного врача.
Андрей постоянно выглядывал из палаты, выходил на улицу, отправлял дневальных к дежурке выяснить. Что-то затянулся развод у офицеров. Новостей не было. Сейчас бы телефон и позвонить Витамину, но палиться ни один офицер не станет.

К часу медицинская часть стала похожа на пчелиный улей или осиное гнездо, где возмущений о беспределе отсутствия врачебного приема и выдачи медикаментов нашло свой выхлоп. Медицинские сестры, во главе с Татьяной Таран только поддерживали в этом «пациентов», самой отправной точкой являлось отсутствие Ольги, так как если врачи медицинским сестрам были не нужны, то важные медикаменты находились в сейфе кабинета Никольской, и выдача должна была произвестись в процедурный, уже пару часов назад.
Наконец в зоне появилось шевеление, от дежурки начали расходиться офицеры, кто в отряд, кто в промзону, кто в столовую, и потянулись врачи во главе с Вадимом Абрамовичем в МСЧ. Врачи разбрелись молча по кабинетам, шеф к себе, Роза Хафизовна замыкала шествие, видимо сама только смогла пройти в зону при первом появлении мужчины-офицера на КПП.
– Вадим Абрамович, а Никольская сегодня появится? У нас антидепрессанты закончились. – Наталья Чиркова по просьбе Татьяны, пришла выяснить на счет лейтенанта Никольской.
– Зинаида Федоровна придет и выдаст вам медикаменты. О Никольской все забыли, и больше не вспоминать.
– Ну, хорошо! А что случилось?
– Наталья, идите работать, в процедурном нет работы?

Наталья вышла и натолкнулась на Розу Хафизовну.
– Поосторожнее, вы чуть не наступили на мои туфли.
– О, боже! Роза Хафизовна, извините! Вас не заметила. А вы не в курсе, что с Ольгой Александровной?
– А что с ней?

Роза Хафизовна не заметив сарказма во фразе на счет неё самой, сразу заинтересовалась вопросом о Никольской.
– Да сами не знаем. Зинаида Федоровна вместо неё нам придет выдаст лекарства. Шеф попросил забыть об Ольге Александровне.

Наталья спустилась мимо ординаторской вниз, а Роза мимо своего кабинета прошла к главному. Вошла без стука.
– Майор Карпович, извините, но что за новости распространяются в МСЧ с утра?
– Только в МСЧ, Роза Хафизовна?

Фазлеева без приглашения присела на диван в кабинете главного врача, закинула ногу на ногу и улыбнулась. Она себя всегда считала красавицей и, вот, именно в этой позе, чувствовала себя в том самом ракурсе, где юбка невзначай сама открывала красивые бедра.
– Я еще не ходила по всей колонии, но тут уже ходят странные слухи. Расскажите правду, чтобы можно было предотвратить лишние разговоры.

Вадим Абрамович смотрел на Фазлееву, знал, что она самая большая сплетница, поэтому действительно этой дамочке лучше рассказать, как есть, во избежание различных теорий, и дальнейших расспросов.
– Ольгу Александровну убили. Теперь этим будет заниматься не Юстиция. Связь с авторитетами до добра не доводит. Я вас предупреждаю тоже, Роза Хафизовна. Вы служите в тюрьме. Перестаньте привечать дневальных и прочих осужденных в помощники.

У Розы Хафизовны исчезла с лица улыбка, если бы не нанесенная пудра и румяна, то можно было бы заметить и натуральную бледность лица, немного заикаясь, тихо произнесла:
– Когда убили?
– Вчера поздно вечером. В обычном московском дворе. И никаких выдумок на счет тридцати ножевых ранений и изнасилования маньяком, один выстрел из «браунинга». Всего один. Проследите, чтобы потом дверь в кабинет Никольской, после Зинаиды Федоровны, также опечатали.
 – Хорошо!

Санитарный врач Фазлеева поднялась с дивана и вышла из кабинета, через пять минут вся МСЧ, и минут через десять вся зона, знала о смерти лейтенанта Никольской.

*****
Алонский проснулся с сильной головной болью. Пытаясь вспомнить вчерашний вечер, только делал себе мучительно еще больнее. Из душевой слышно, как льется вода.
«Неужели горничная посмела в момент, когда в номере спят, пойти сделать уборку душевой?»

Тадэуш привстал с постели, протянул руку за халатом, а того на месте не оказалось. Вещи разбросаны по комнате, и на Алонском только трусы от «гуччи», как бы выразился Мартин, увидев шедевр черных спортивного стиля трусы с изображением белых амурчиков со стрелами.
«Мартин? О, майн гад!» - как всегда, воскликнув в панике фразу о боге на русском, Алонский вспомнил, что Сванш целовал его. Целовал в губы при таксистке, потом в лифте гостиницы, потом в номере, потом…что было потом Тэд не помнил. Еще одна бутылка мартини вырубила его сознание.

Дверь ванной открылась и из неё вышел Сванш в халате Алонского. Худые, но стройные ноги довольно мило смотрелись из-под юбки халата и на ногах, синие с помпонами тапочки Тэда.
– Ты проснулся, милый? Я не знал, что у тебя такой же размер ноги, как у меня. Тапочки просто отпад. Теплые и с помпоном, шикарный вкус.
– Это стёб? Тролль? Или ты в серьез?

Алонский с трудом справлялся с головной болью, что сейчас было не до выяснения отношений, хотя внутри закипало возмущение из-за того, что Мартин нагло пользуется его вещами.
– Я всегда к тебе в серьез. Это ты думаешь иначе.

Мартин достал из бара бутылочку минералки и налил в стакан.
– И мне можно? – спросил аккуратно Тадэуш.
– Ты такой вежливый бываешь, после спиртного. Может тебе спаивать почаще? – улыбнулся Сванш и протянул прохладную газированную водичку.
– Голова раскалывается! Ммм… – Тэд сделал глоток и рухнул на подушку держась за голову руками.

Мартин подошел к своей сумочке-портмоне, достал серебряный блистер с обезболивающим.
– Так и знал. Не надо мешать было водку с пивом, вином и еще мартини в придачу. Ты же не алкоголик. Прими одну.

Алонский послушно раскрыл блистер, достал одну капсулу и проглотил, запивая водой.
– У нас вчера что-то было? – осторожно поинтересовался Тэд.
– Ты про поцелуи? Или чего большее?
– Да, про большее…

Сванш уселся в кресло. Выдерживал паузу. Мартин наблюдал, как нервничает Тэд, и тянул с ответом.
– Значит было? Я теперь гей?
– Дурак, ты, а не гей, Алонский! Если бы было, ты бы запомнил на всю жизнь. А так! Я пьяных бессознательных мужчин не трахаю.

Вздох облегчения, или сожаления издал Тадэуш, произнес тихо так:
– Жаль!

Сванш серьезно посмотрел на мучающееся лицо друга, улыбнулся одним уголком рта, больше похожую на усмешку:
– Жаль? Тебе жаль, что я тебя не трахнул, или, о чем ты жалеешь? Может ты хотел отдаться этой ночью господину Артуру? Каково чёрта, ты вообще поперся на это свидание с этим уродом? Чего ты хотел от этой встречи?

Алонский прикрыл глаза, вот сейчас ему точно не хотелось скандалов с Мартином. Сейчас будто мир перевернулся и всё встало на свои места, даже независимо, что Сванш не взял его этой ночью. Раньше Алонский ревновал Сванша, сейчас наоборот, как еще назвать причину вот этого вот всего и реакции Мартина? То, чего Алонский и хотел. Вызвать ревность Мартина как есть, а не вот того самого, что было ранее. Голова начала проходить, и Тэд понял, что всё это на самом деле даже смешно, и рассмеялся.
Сванш замолчал. Перед глазами любимый красивый мужчина, не кричит, не отвечает агрессией на его претензии по поводу некоего вчерашнего свидания, а смеётся. Приятно так, соблазнительно, желанно. Мартин тоже рассмеялся и перебазировался на постель к Алонскому, поцеловал того в губы. Тэд не сопротивлялся.

*****
Андрей услышал новость о гибели Ольги находясь в этот момент на территории отряда, как раз сообщили о передачи того самого парфюма от Витамина для самой, по его мнению, красивой девушки колонии. В этом на самом деле не сомневался никто, но именно с мнением авторитета, что тот завоюет сердце лейтенанта Никольской, спорить не собирался, да и вставать на пути тоже. Французских Каролина Херрера, овальной формы флакон лежал в кармане зоновских черных штанов, мужчина «на крыльях» собирался вернуться в МСЧ, и эта страшная информация обрушилась огромной тяжелой ношей. Он, даже не помнил, кто первый донес эту весть, казалось все, каждый, повторял эту фразу, что молоточком отдавалась внутри мозга и гвоздями вонзалась в сердце.
– Ольгу убили. Ольгу убили. Ольгу убили. Ольга погибла.

Кто? Что? Как? Чем?
Оттуда с воли не было вестей кроме парфюма, но и вот сейчас найти мобильный и сделать самому звонок… Куда? Кому? А если это Витамин? Он, Андрей, получается, сам кинул Ольгу на амбразуру авторитетам. Сам!
Андрей ненавидел сейчас весь мир, и тот, что окружал его здесь, и там, за колючей проволокой. Кто бы знал, что именно какая-то девчонка из зоны, позволит так затуманить мозг, и мир рухнет не после тех проступков, за что несет наказание, а сам себя наказал, подставив Ольгу авторитетам.
– Ааааа…–  закричал Андрей диким голосом, вытащил флакон и ударил о бетонную стену барака. Он видел, как на крик сбежалась толпа таких же, как он сам, кто-то побежал за помощью. Флакон отскочил, треснул, но не разбился. Андрей поднял доску, что в слякотную погоду заменяла дорожку вместо асфальта и начал крошить о стену.

Трое офицеров с охраны, четвертый кинолог с овчаркой, надели на Андрея наручники.
– В изолятор его. Пока до выяснения на пятнадцать суток.

*****
Рут лежала дома на диване, на том самом, где был первый их секс с Олей. Так и не смогла уснуть, сил не было даже позвонить Сваншу, и в тайне была благодарна, что тот не звонит сам. Ольгу увезла реанимационная, она лежала маленькая бледная, в такой же кислородной маске, как тогда в вертолете МЧС, когда маленькая двенадцатилетняя девочка спаслась только потому, что у неё остановилось сердце. Странное совпадение, странные обстоятельства, и в каждом из этих обстоятельств замешана она, Рут Берг. Почему судьба сталкивает Ольгу, именно, с такими событиями? С ней, Рут? Спасти? От чего-то спасти саму Рут? Вместо неё уйти самой? Для чего, зачем?
В больницу Рут не пустили, сказали только родственникам сообщат, а она посторонний человек, и не имеет даже Российского гражданства. После трех проведенных пустых часов в приемной, Рут всё-таки оставив свой номер мобильника, уехала домой.
И сейчас, полдень…уже больше…и тишина! Русские обычно выражаются в таких случаях: «Мент умер!»


ЧАСТЬ 2
Глава 1

Осень. Вы когда-нибудь видели осень во всех её проявлениях? Это единственный сезон, в котором встречаются все четыре времени года, когда краски природы ярче, чем весной и летом. Зеленый, голубой, розовый, желтый, добавляется золотой, бордовый, даже классика из белого и черного.
И ни о каком шабаше двенадцати месяцев в канун Рождества, он самый происходит как раз осенью.
Рут прогуливалась в парке Коломенском, делая периодически кадры на свою профессиональную новенькую камеру. Вчера только с аэропорта, вернулась в Москву в прохладную одинокую квартиру. Сегодня надо забрать Вольдемара от Алонского.

Мартин жаловался на плохое самочувствие собаки, именно поэтому мать не смогла оформить на пса допуск на перелет в Швецию. Ветеринары сообщили, что Вольдик может не выдержать, сердце изношено. В человеческих случаях, как у Вольдемара, надо бы ставить кардиостимулятор. В России, как выяснилось, такое не практикуется. Вылечить от простуды, глистов, произвести кастрацию, или любая операция, связанная с детородными органами животного, усыпить, но сделать операцию на сердце! Смотрят, как на сумасшедшего.
Вольдемар, конечно стар, но Берг заметила изменения в его самочувствии после смерти Ольги. Он скучал. Он каждый день в течении еще двух недель, пока Рут оставалась в России ждал, что маленькая девушка, о которой решил позаботиться, придет, появится на пороге. Вольдемар дергался от любого звонка Рут, к двери уже не подходил, кто приходил, те договаривались заранее и дверь всегда была открыта для гостей.

После выставки, гостей оказалось, действительно много. Берг впервые выставила на оценку зрителей и любителей документальной фотографии портрет. Для неё, Рут, впервые. Природа со своими явлениями, движением в пространстве, в том числе дуновение ветра или вроде обычная капля, но запечатленная в воздухе, это то, чем отличало фотографический почерк девушки от других картин фотохудожников. На этой выставке представлен документальный портрет спящей красавицы, с застывшим на ресницах сном, похожим на тонкое ледяное кружево.
Маленькая Кира с матерью Натальей, и какие-то еще, из числа Ольгиных знакомых, соседей, смутились глядя на портрет и, почему-то даже не подошли ближе. Рут пыталась заговорить с Натальей, хотя так тесно и не успела познакомиться в тот вечер в ботаническом, но последняя с извинениями ретировалась, что попыток заговорить о музе на картине больше не сделала.
Пронин с семьей посетил выставку в самом конце открытого первого дня. Открытия официального Максим Игоревич с женой не увидел, зато Рут повезло лицезреть Елену, которая с детства особо не изменилась. Стрижка «солдат Джейн», фигура бочонком, в такой же, мешковатого фасона одежде, которая по сути должна бы скрыть изъяны нестандартной полноты, но явно больше подчеркивала.
– Рут! Честно, я восхищалась вами в детстве. Так хотелось быть похожей на вас, но даже сейчас, видите… Вы стройная и красивая, а я…!

Елена вздохнула, пытаясь найти тему для разговора, которую по-видимому откладывала из того далекого детства.
– Что вы, Лена! Вы добились в жизни чего хотели. Максим, например. Он же вам нравился еще с тех времен. У вас семья. Дети есть?
– Да. Мальчик, и еще мальчик!
– Два сына. Это же здорово!

Берг обняла необъятное тело Елены, которая тут же отстранилась.
– Рут! Вы что? Не надо. Вы же эта…

Рут не составило труда догадаться, о чём недоговорила Елена Пронина. Лесбиянка. Да, чёрт возьми, она лесбиянка! Но, не прокаженная же! В чём виновата? В том, что родилась такой?
– Иностранка! – добавила Елена вновь смутившись.

Мимо провезли столик с фужерами шампанского. Пронина взяла два фужера, один передала Берг.
– Давайте! За ваш успех, Рут!

К женщинам подошел Максим Игоревич, и отобрал у супруги фужер.
– Тебе нежелательно пить, Леночка!
– Ну, Макс! Я только один глоток. Вот успех Рут празднуем, неужели это навредит? А если у нас дочка родится? Пусть она будет такой же талантливой!

Пронин смягчился, за талант будущей дочери, позволить сделать жене глоток игристого вина можно, но тем не менее вздохнул, произнес:
– Ну, если только талантливой! А то хватит нам одного… «мцыри».

Елена сделала глоток шампанского, по традиции русских стукнув краем бокала о бокал в руках Берг, и отдала фужер супругу. Максим отошел, найти место поставить бокал с недопитым напитком, предпочитая остаться за рулем не в состоянии даже слабой дозы алкоголя. Елена снова смутилась от неотрывного взгляда Рут, объяснила:
– Третьего ждем. Надеюсь девочка. Первого нашего Сашку муж «мцыри» называет.
– Почему? Узник что ли? Он болен чем-то? Или осужден?
– Ой, да нет! Макса сразу бы поперли из органов, если бы сын еще преступником вырос. Восемнадцать ему. Он…как девчонка что ли. Всё пол хочет сменить. Как шестнадцать стало, так и говорит всё об этом. Думали возраст трудный, переходный. Нет. Он, как вы…только наоборот! Вы же понимаете?

Да. Рут понимала. Также понимала, как сложно мальчику адаптироваться в той семье, где родители всеми силами не готовы принять ориентацию собственного сына. С этим, Рут повезло неимоверно. А мальчик, действительно, как точно определил Макс «мцыри»! С одной стороны, узник в своем теле с душой девчонки, с другой, узник в семье, в которой не признают человеком.
Сложно это! Не зря же Алонский так долго сопротивлялся скрытой своей природе, только чтобы не родные, не близкие, не узнали. Но, в том, что против природы Тадеушу всю жизнь не пришлось идти, в этом заслуга той самой провидящей судьбы, в данном случае любовь к Мартину. Даже из-за этого, Алонский решил обосноваться в России, корни каких-то далеких предков, как он выразился, позвали его на Родину. Сванш тогда смеялся и говорил:
– Тэд, ты идиот! Россия самая гомофобная страна, а ты решил, именно здесь пустить свои корни.
– Корни уже давно погребены, а я росток. Росток, который наконец расцвел.

Мартин любовался своим другом, улыбался, и возносил руки к небу.
– Господи, вразуми ты его, пока тут белые медведи не сожрали и не выбросили косточки замерзать в российские морозы.
– Морозы в России уже не те, мой дорогой! Да и медведи добрые. Вспомни Умку.

Богу, наверное, оказалось всё равно, лишь бы любовь, поэтому позволил удачно Тадеушу приобрести неплохой коттедж в одном из Подмосковных поселков, куда Рут собралась сейчас ехать за Вольдемаром.
Планы. Какие еще планы были на сегодня? Да вроде бы не было. Берг наслаждалась осенним московским днем в парке, природа в России на самом деле сильно отличается от природы западной Европы, и такие кадры, как падающий золотой листочек, в своём танце осеннего вальса, в Европе точно не запечатлеть. Танец золотого листа на западе будет совершенно иным.
Девчонка на роликах пронеслась мимо, задев нечаянно Рут своим рюкзаком, как раз в тот момент, когда кадр танцующего листа ловился в самом подходящем режиме и ракурсе.
– Извините! – на ходу пропела девочка.

Голос. Знакомый голос малышки. Кира. Рут забыла про испорченный кадр, крикнула:
– Кира!

Девочка остановилась в семи метрах, развернулась на роликах. Хвостик выбивался из-под кепки, вроде не изменилась, но чуть-чуть, всё-таки стала похожа на девушку. Взгляд более уверенный, повзрослела, что-то было знакомое. Стиль одежды, от, самой Рут.
– Рут!

Кира улыбаясь подъехала к женщине.
– Вы совсем пропали. Я о вас думала. А, Оля переехала. Вы не в курсе? Как ваша собака? Хотела бы иметь такого пса!

Маленькая болтушка без умолку начала задавать вопросы.
– Всё хорошо! Я уезжала. Остановись.
– Я стою! Ай! – Кира пошатнулась на колесиках и схватилась за Рут.
– Что значит Оля переехала?

Девочка пожала плечами.
– Переехала. Два месяца в больнице. Квартиру хозяева сдали. Ей пришлось переехать. Вещи у нас лежали дома, пока из больницы не выписали.
– Когда это было?
– Да в июле же. Так вы не знали?

Берг, растерянная стояла и слушала Киру. Не снится ли это всё? Рут, через неделю после того выстрела в Ольгу, сообщили, что Никольская Ольга Александровна умерла. Похороны не в Москве, но присутствовать на похоронах Берг не смела. Она винила себя в случившемся. Кто сообщил? Кто?
Рут сейчас пыталась вспомнить. Пронин? Нет, кажется не он. Кто-то позвонил и сказал, мужской голос. Берг помнила, что была как в тумане; затем, как зомби готовилась к выставке, до которой оставалось три дня; затем, эта выставка со странным отношением к ней других знакомых людей. Может, им тоже сообщили о смерти Ольги, поэтому они прятали глаза, когда увидели портрет? Не хотели открывать эту тему? Кто, чёрт возьми?

Глава 2

Витебский Виталий появился в палате за неделю перед моей выпиской. В руках держал огромный букет желтых с красной окантовкой роз, не менее двадцати пяти цветков, что нянечка забегала в поисках посуды, во что их поставить.
Обычная общая палата, в которой я проживала после реанимации, и именно проживала, иначе никак не сказать о временном промежутке двух месяцев; без того переполненная женщинами, каждая со своими запахами, проблемами и болячками, а тут еще огромный букет, что казалось заполнил всё пространство. Наконец, появилась санитарка с прозрачным пластиковым ведром, чаще в таких продают маринованное мясо для шашлыков в крупных супермаркетах, с улыбкой вежливо передала Витамину.
– Вот, пожалуйста! Для вашей девушки, всё что угодно.

Я молча наблюдала за действиями Виталия Павловича, прибывшего в элегантном сером отглаженном костюме с красным в синюю тонкую полоску галстуком. Он, чуть не поцеловал руку нянечке, если бы та была в перчатке, точно так бы сделал, а так; сморщенная от воды и возраста тыльная сторона ладони рука пожилой санитарки, Витамина не впечатлила. Взяв руку женщины, по-джентельменски обеими руками, наклонил свой корпус, как к иконе для прикосновения губами, мужчина тут же снова вытянулся и принял ведерко.
– Благодарю!

Нянечка ретировалась, а Виталий вышел в поисках воды с этим же букетом и ведром.
– Жених, да? А где он раньше-то был?
– Оль, красавчик! Прямо с обложки журнала!
– И богатый! Костюмы такие около сотни стоят.
– Ну, прям сотни! Тысяч пятнадцать.
– Пятнадцать, это качество другое. Бери в три раза больше. Вот у меня любовник был…

Наперебой женщины между собой стали оценивать моего вдруг откуда-то явившегося «жениха», которого я сама видела впервые после того, как он подвез меня к дому Рут.
Рут. Очень скучала по ней, но это был её выбор уехать.

*****
Пролежав больше недели в реанимации, пуля застряла в каких-то пяти миллиметрах от сердечной мышцы, и как всегда меня спасла остановка сердца, которая привела к сокращению всех мышц и сосудов, не позволивших пуле пройти дальше, разорвать сердечный орган. О, да, моя особенность с детства принималась то, за атриовентрикулярную блокаду, то пролапс митрального клапана, то подростковое, и вырастет девочка, сердце шалить не станет. Так диагнозов точных никогда не было. Я, как клинический психолог, к тому же верующий в бога, благодаря своей бабушке, считала сердце обычным органом, прогоняющего кровь сквозь себя, выполняющую функцию не менее важную чем у печени, и, если однажды смерть настигнет, это точно провидение судьбы; поэтому от потребления препаратов пыталась уклониться всякими способами. От системы, конечно, особо не сбежать, но таблетки, выписанные кардиологом, я аккуратненько выбрасывала вместе с мусором.
Я шла на поправку, сердце работало в обычном для меня учащенном ритме; доктора дивились моей выживаемости, и та случившаяся фибрилляция желудочков, позволило консилиуму врачей, созданного специально ради меня при переводе из реанимации в отделение, запихнуть в кардиологию, а не хирургию. Хирурги с облегчением согласились посещать меня самостоятельно, только чтобы в их отделении смерти от остановки сердца не случилось.
Телефона Рут я не знала, да и мобильный аппарат свой после реанимации так и не видела. Я помнила номер домашнего телефона Наташи с Кирой. Звонила со стационарного больницы из кардиологии, но про Рут ни одна из них не сообщила, «моя девушка» не появилась и не звонила, а после выставки, о которой я видела лишь репортаж, Берг вернулась в Швецию; кажется, выставка должна была пройти еще в Париже и Риме, но об этом в России узнать не реально. 
– Оль, так это жених, да?

Снова повторный вопрос от соседки по палате, прозвучал довольно громко, я в это время смотрела в окно, как горячее летнее солнышко переливается в луже после недавнего дождика. В палате появился Виталий, с уже обрезанными розами в «вазе», поставил рядом с тумбочкой на пол, иначе они бы заняли всё пространство.
– Дорогая, как ты себя чувствуешь?

«Ну, так и знала! Услышал вопрос о женихе и решил подыграть?»
– Всё хорошо. А что не в малиновом пиджаке?
– Я не какой-то там фарцовщик, и между прочим, те времена с малиновыми пиджаками остались в прошлом.
– Ну, извините, Виталий Павлович, историю фраеров, я еще не успела изучить!

Витебский покачал неодобрительно головой, но улыбнулся, произнес:
– Что за женщины, их боготворишь, стихи посвящаешь, романтические свидания устраиваешь, а им вечно всё не так. То пиджаки не того цвета, то носки в клеточку.

Я рассмеялась.
– У тебя что, носки в клеточку?
– Нет, это я так! Клеточка просто преследует по жизни. Ольга, Ольга!

Витамин вздохнул, сделал серьезное лицо, продолжил.
– Разговор серьезный. Тебя выписывают на следующей неделе, знаешь?
– Да. Я бы давно ушла, теперь много задач придется решать.

Витебский заметил, в палате стало менее шумно, женщины делая вид, что заняты своими делами, прислушивались к разговору.
– Нет не решаемых задач. Давай выйдем. Лучше на улицу. 

Кардиология, одно из самых современных отделений больницы, стены в спокойных желтых тонах, в коридоре плакаты, какие я рисовала в школе на любой, но чаще новогодний праздник, и они назывались в то время стенгазетами. Собственно, мне скорее несказанно повезло оказаться в этом отделении, а ни в каком другом. Мы прошли до лифтовой шахты, вызвали, но пока ожидали, медицинские сестры, да и лечащиеся в отделении женщины, стреляли глазами в нашу сторону. Виталий Павлович прекрасно производил впечатления джентльмена и солидного господина, о котором скорее всего, мечтала каждая из них. Да, только не я!

Витамин вытащил из кармана мой мобильный телефон, с той же разряженной батареей, протянул мне.
– Он, всё это время был у тебя?
– Да. Ты забыла его в машине. Возможно выпал из кармана твоего пальто, ты так нервничала.

Вспоминая тот злополучный вечер, своё похищение Витебским Павлом Андреевичем, а по-другому я не могла обозначить те самые два-три часа заточения, из-за которого я опоздала к Рут. Впрочем, сейчас какая была разница, всё в прошлом, Рут уехала, и всё равно бы уехала; что обманывать сейчас себя, если я изначально понимала, мы из разных стран, миров, жизни у нас общей не может быть, пусть это грустно. Я не винила девчонку ни в чём, даже оставалась благодарность в подарке тех эмоций, что у нас были, но хотя бы оставила письмо, маленькую записку или открытку, ни одной прощальной весточки. От Рут остались лишь воспоминания коротких свиданий, встречи в СИЗО, крутого секса, да…и любовь. Маленькая теплившаяся в моей душе любовь, к принадлежавшей мне когда-то пантере с синими глазами.
– Спасибо! Так ты мне снова предлагаешь работу? Из-за своего отца?

Лифт быстро опускался на первый этаж, в обеденный тихий час на удивление не было потока желающих прокатываться туда-сюда на лифте, и мы спускались в одиночестве.
– Я тебе еще тогда сказал, что ты умная девушка. Ольга, в продюсерском ты еще числишься, я узнавал. В тюрьме…
– Я в курсе, не продолжай!

Лифтовая шахта остановилась, дверь автоматически открылась, и мы вышли. Я чувствовала, как Витамин наблюдает за мной, каждое движение, любая моя интонация в голосе, обкусывание губы, не уходило от его взгляда, и это заставляло меня нервничать; но скорее потому, что я в отличии от него, не была одета в какой-то костюм от Гуччи, а в простом женском халате на голое тело.

*****
Настя Цукерко провожала свою подругу на свободу. Колония поселения практически вся дышала этими амнистиями, и Стоцкой Веронике повезло попасть под неё.
– Я же говорила, что всё будет хорошо! Ты же меня не слушала. Теперь главное, жизнь начать без всяких этих мужчин. Понимаешь?
– Да, понимаю я всё. Отстань. Теперь только работу найти проблема с этой справкой.

Ника собирала в сумку по мелочи какую-то свою бижутерию, пару футболок, штаны.
– Слушай, это не моё дело конечно! Но, кажется из тюрьмы ничего нельзя брать на волю. Примета плохая!

Цукерко помогала складывать вещи блондинке, и где-то внутри было сожаление о расставании с единственной девушкой, которая фактически пришла не натуралкой, а своя, та самая, с кем не надо было притворяться и играть в «желания».
– Мы же не за забором, и не верю я в эти приметы. В себя верю. Вот ты говоришь про справедливость много, а где она?
– Кто?

Анастасия присела на бревно возле барачного «таунхауса», вытащила сигарету и зажигалку, закурила.
– Справедливость эта, Насть! Я два с лишним года отсидела за что? Он сам не справился. Сам умер. Вина в чем?
– Пошла против природы своей, вот и поплатилась. Не надо было замуж. Себя несчастной сделала, его тоже!
– Ой! – Вероника махнула рукой засовывая куртку в рюкзак, когда-то имевший яркий оранжевый цвет, а теперь блеклый ржавый.

Паузу делали обе. Одна пускала колечки, втягивая сигаретный никотин, затем выдувала дым изо рта. Другая смотрела на свои упакованные вещи и думала. Собственно, думать было о чём; не так давно от Витамина снова пришло послание о работе. Опять связанное с Ольгой. Та самая красотка, лейтенант из СИЗО, Никольская Ольга Александровна. В тот раз не вышло исполнить задание, Никольская странно исчезла с поля зрения осужденных, да и оперативников. Что, как, почему? Им не доложили. Слухи ходили, что девушка убита. Недолго ходили, дня три. Затем запретили совсем об этом говорить, но тут в колонии поселения Никольскую вообще не знали, поэтому и Ника о задании совсем забыла. Первое время, правда, расстраивалась, денег так и не заработала; но, что было грустить, жить продолжалась, и Стоцкая смотреть стала на это, как на лотерею. Не было, не было, не миллионы проиграла, а проиграла, то их всё равно не имелось до проигрыша!
– Знаешь, он не был бы счастлив! Никогда!

Цукерко потушила окурок ботинком, посмотрела на Нику, ответила вопросом:
– С чего так решила?
– Он любил меня со школьной скамьи, кроме меня никого не видел, не слышал, не желал!

Настя усмехнулась.
– А…ну, пожалей его ещё! Особенно, после того, как он тебе пальцами прямую кишку чуть не разорвал.

Стоцкая понимала, что Настя права, но жалость к бывшему покойному мужу все равно имелась. К девушкам подошла прапорщик, очень худая женщина с округлым лицом, утиным носом, с низким, ближе к мужскому, голосом.
– Стоцкая! Идём. Свобода, дождалась.

Вероника Сергеевна Стоцкая взвалила на плечо рюкзак, сумку оставила у крыльца.
– Ника, сумку? – напомнила Цукерко.
– Не возьму. Забирай. Что у меня дома, маек что ли нет.

Глава 3

Соглашаясь на предложение Витебского Виталия, я отталкивалась вначале лишь от тех аргументов, что, того пособия, которое мне перечислила моя обожаемая Юстиция по случаю увольнения, мне не хватит снять квартиру. Да, меня уволили без точного объяснения, хотя я понимала причину, а также за два месяца я потеряла жильё. Каким бы не было теплым лето, для меня оно стало совсем не светлым моим сезоном. Собственники решили, что не желают терять время и лето не особо хороший сезон сдать квартиру, нужно это сделать уже сейчас весной; а я, так и так не выживу, а если выживу, то не факт, что смогу себя обеспечивать с моим-то сердцем; очень даже смогли поинтересоваться у врачей моим прогнозом, о котором сами доктора не ведали, но врачебная этика не позволила обнадежить тех, кто спрашивал о моём самочувствии.
О самочувствии и прогнозе спрашивали моих докторов практически все, кто меня хоть капельку знал. Первые дни больницу атаковали звонками, через неделю всё стихло, после перевода в кардиологию я видела только Киру с Наташей. С кем, кем, а с этими друзьями мне повезло. Бабульки из подъезда, со слов Киры тоже меня вспоминают, но больше, когда обсуждают новых жильцов в «моей» квартире. Сравнение со мной, как соседкой, или солидарность в сожалении, что мне отказали собственники в дальнейшей аренде, являлось главной темой вечеров пожилого поколения нашего дома на скамейках.
– Оля, не бери во внимание! Тебе сейчас об этом совсем не стоит думать. Вещи и Машка побудут у нас, выпишешься и сразу к нам. Там решим, что делать.

Наташа в том самом еще начале наступившей моей не светлой жизненной полосы, пыталась меня успокаивать.
– Только, извини! Я вещи просто в сумки покидала, не складывала. Но, цветы твои я им не оставила. Тоже у нас. Кролики одну фиалку уже сожрали, Кира не доглядела.
– Спасибо, Наташ! Ничего страшного. Да и не переживаю я. Не первый раз с нуля что-то начинать.

Следом за известием о потери жилья, появился в кардиологии Игорь Павлович, начальник отдела кадров СИЗО и ИК вместе взятых.
– Ольга Александровна, вот подпишите тут и тут. По состоянию здоровья вам нельзя проходить дальнейшую службу в Юстиции. Да и натворили вы дел. Ой, натворили.

Я не хотела дальнейших обсуждений с кадровиком, и осуждений тоже, поэтому не стала спорить и выяснять конкретные причины моего увольнения, приняла документы и расписалась.
В результате я умудрилась в одно время потерять жильё, работу, девушку. Рут исчезла. Не приходила, не звонила, не давала о себе знать. Вначале я ещё спрашивала у медсестер и врача, не приходила ли девчонка с синими глазами и взъерошенной прической на голове.
– Ты так описываешь, будто у твоей подружки на голове воронье гнездо. Нет, подобных не появлялось в больнице. Фото есть? – уточнял мой кардиолог.

Фото не было. Как-то вот даже не догадалась сделать фотографию для себя любимой, да и, если бы она осталась в телефоне, то свой мобильник я не знала где до тех пор, пока мне его не принес Витамин. Говорить о том, что это пусть не очень популярный, но тот самый человек, которого легко найти в интернете, было опрометчиво; вдруг, самой Рут это совсем не нужно, а её обида на моё опоздание явилась той точкой нашего разрыва навсегда.
– Савицкого посадили. Там с ним наши разберутся.
– Кто такой Савицкий?

Я осознавала, что совсем не знала свою жизнь последние месяцы. Кто такой Савицкий? Какое отношение он имел ко мне? Зачем стрелял? Вопросы росли, но цепочку собрать, даже с ответов Витебского Виталия, не могла. Мой огромный жизненный пазл, который почти сложила стабильной работой и службой в Юстиции, распался, вытеснив уже не актуальные фигуры.
– Савицкий Ростислав Георгиевич, семьдесят первого года рождения, жил один, мать умерла рано, подростковая жизнь прошла с отцом тираном.
– Не знаю такого. Такого клиента у меня не было на практике. Я всех помню.
– Он стрелял в тебя.
– Ну, мало ли. Может я ему дорогу перешла. Был бы маньяком, то вначале бы изнасиловал, а потом убил и следов не оставил.
– Логично, только скажи спасибо, что не изнасиловал.

Виталий смотрел на Ольгу, представил её висящей на этих цепях в прихожей Савицкого, и стало больно. Больно, от того, что вот она такая маленькая и хрупкая перед ним, а он не в силах её уберечь от этого криминального мира, да и вынужден просить о помощи. Отец должен быть отомщен, найти «кто и за что». То, что связь с учредителями продюсерского у отца имелась, об этом знали все, знали о последних конфликтах, связи отца распространялись на половина СМИ Москвы и области, но улик нет. Детективы работают весьма сносно и открыто, необходимость в умном человеке, который уже вхож в эти круги, но при этом скрыта от подозрений получить информацию, имелась в Ольге. Может ли он довериться этой молодой женщине? Отец не зря пригласил Ольгу, служба безопасности подтвердила факт, что кроме этой девушки он не хотел с телевидения никого видеть. Значит Витебский Павел Андреевич мог довериться ей, только ей.
– Все равно впервые слышу о нём. Что с ним будет?
– Его отправили уже этапом в строгач. Там его встретят. Увлекался БДСМ. Вся квартира его оборудована цепями и крюками. Найдут доказательства по изнасилованию и увечью, слов соседей недостаточно, убьют на зоне.
– А что суд был? Меня не оповещали.

Витамин оглядел наивную девчонку, которая под его взглядом поправила халат на красивой груди и там же сложила руки, закрылась. Мужчина улыбнулся.
– Есть такое, без суда и следствия называется. Суд прошел в закрытых условиях, без тебя. Ты не свидетель, пострадавшая. Из кардиологии везти на очную ставку тебя нельзя. Он кричал, что не хотел тебя убивать. Вообще никого не хотел, так случилось. Психически больным не признали. Могла сказаться недавняя травма. Его одна женщина лишила детородного органа.

 «Ну, понятно! Попала на женоненавистника!» – подумала тогда я, и была удовлетворена тем, что оказалась первой и единственной жертвой мести женщинам, а сколько он бы мог в тот вечер еще убить, если его месть оказала бы масштабнее.
Спасибо, Витамину, что не уехал в тот вечер. Однозначно, я теперь должна ему, если не жизнью, то помочь.
 – Хорошо! Доверяешь, говори проблему. Я же должна быть в курсе событий и дел твоего отца с учредителями продюсерского. Кто они?

*****
Стоцкая Вероника убралась в своей двухкомнатной квартире, соседей по площадке еще не видела, но, когда выносила мусор, неприятные воспоминания о трупе экс-супруга на площадке привели женщину в уныние. Наверняка ходят легенды в доме о некой миссис и мистера Смит, идеальной паре, где трагически один убил другого. Продать к чертям эту квартиру, но сможет ли сейчас? Повлияет ли срок осуждения и проведения в колонии, на репутацию собственника и квартиры?
На журнальном столике завибрировал мобильный. Настя Цукерко.
– Привет, подруга! Ну, ты как там? Устроилась уже?
– Настюш, всё нормально. Не верится, что дома. Воздух другой.
– Трупный у тебя там воздух, дорогая. Что-то голос твой грустный. Воспоминания, да? Или не знаешь, как жить дальше? Разучились мы жить на свободе.

Ника уселась на диван, поджала под себя одну ногу, вздохнула.
– Есть такое, но первый день только. Зато ванну приняла, как богиня лежала в пене. Срок годности еще не прошел, розами пахнет.
– Оставь мне. Приеду, как выйду, тоже хочу почувствовать себя божественно.

Стоцкая рада слышать свою подругу по несчастью, но сейчас понимала, назад не хочет. Не хочет она и возвращаться к той жизни, а порвать сложно. Сколько нужно времени, чтобы забыть вот этот потерянный промежуток жизни, два с половиной года!? Нет, теперь как клеймо на всю жизнь, если не сменить город и страну, и окружение. От себя не убежать, в этом проблема.
– А ко мне вместо тебя девчонку дали. Смазливая такая, тихая. Пока не поняла, что за штучка, но пару ночей и моя будет.
– Ох, Насть! У тебя только секс на уме! – засмеялась Ника.
– Почему секс сразу. Человеку нужен человек, стихи такие есть. А мы что? Не люди что ли? Если уживаться, то с удовольствиями. Я не права?
– Права. Конечно ты права.

Вероника сделала паузу, слышала, как там на том конце трубки Цукерко кому-то что-то сказала, предложила:
– Если тебе что нужно будет, ты сообщай. Я привезу. Мне аванс Витамин обещал.
– Аванс? Это за что?

В дверь постучали. Стоцкая совсем забыла, что звонок отключала до изоляции, первое время после развода экс-муж часто появлялся, трезвонил в дверь.
– Ой, давай потом. В дверь стучат. Пока.

Ника поднялась с дивана, прошла по коридору к входной двери, посмотрела в зрачок. Невысокий коренастый мужчина в серой майке ожидал, что на его стук отреагируют. Стоцкая его не знала, но дверь отворила. Мужчина, переминаясь с ноги на ногу в сланцах, протянул конверт.
– От Витамина. Ждите звонка.

Развернулся и в развалку стал спускаться по лестнице. Ника заглянула в конверт. Сколько здесь? Даже мечтать об этом не могла. Это оценка её предстоящей службы на Витамина, или жизни Никольской Ольги Александровны?

 Глава 4

Наталья встречала из больницы с букетом ромашек, помнила о том, что я люблю цветы попроще, больше лесные, а не садовые. В светлом с голубым горохом платье стояла в тенечке больничной аллеи, и не знала куда сунуть этот букет.
– Слава богу! На держи, а то я выгляжу как лесбиянка на свидании.

Вручив мне букет сразу, как только я подошла, полезла обниматься.
– Ну, ну! Раздавишь. Обниматься прилюдно тебя не смущает, а букет смущает? Чего ты, вообще его притащила?
– С рождением всё-таки! С роддома забирают всегда с цветами.
– Наташка, то роддом, а это больница.

Наконец оторвавшись от меня, отошла на шаг и оглядела с ног до головы.
– Ой, какая разница. Тебя похоронили кстати, ты в курсе?
– В смысле похоронили?!

Тут уже моё замешательство теплого приёма подруги, сменилось на удивление.
– Так и похоронили. Как положено. В области. Могилу хочешь проведать?
– И могила есть?
– Конечно! И гроб, и венки, говорю же, как положено.

Мы шли к автобусной остановке, Наталья периодически дотрагивалась до моей руки, будто пыталась убедиться, я живая и теплая, или правда с того света.
– И что в гробу? – поинтересовалась я.
– Не переживай, ничего из твоего гардероба. Нина организовала сию процессию. Бабки с пенсии насобирали на похороны. Даже посидели потом хорошо.

Автобус подошел почти пустой, для середины лета в Москве, когда народ разъезжается по югам и родинам, вполне нормальное явление. Наталья тут же нашла уютное место, пропустив меня к окну.
– Для чего всё это? Как я сейчас на площадке во дворе покажусь? Представь их всех инфаркт шарахнет, или испуг похлеще оргазма.
– Ой, а то они трупов ни разу не видали. Бабка Варя подсела на Милу Йовович. То «Голубую лагуну» смотрела, теперь всем во дворе рассказывает, как та с зомби сражается.
– Очень смешно. Приезжаю, а она на меня с палкой, иначе мозги сожру.
– Как сказала бы Кира, круто на это посмотреть.

Мы с Наташей рассмеялись, а наша фантазия вполне нарисовала здоровую картину борьбы пожилых теток с вампирами.
– Короче, не парься! Они в курсе, что ты сегодня возвращаешься. Ритуал похорон устроили для того, чтобы обмануть смерть!
– И это двадцать первый век! Ты сама слышишь, что ты говоришь?

Я посмотрела в окно. Теплый летний день, в этом году море теперь не увидеть, в прочем, и без того на море не была несколько лет, всё откладывала. Одним годом позже, какая разница?
Интересно, Витамин со своими сотрудниками продолжает следить за мной? Он знал, что я выписываюсь сегодня! Нигде его автомобиль на горизонте пока не промелькнул, да и тот тоже, что тогда за мной следил по просьбе Андрея. Что там с осужденным Андреем, меня, конечно, совсем не интересовало, больше интересовал сейчас Виталий Витебский. Никак не могла сложить пазл той задачи, исполнения которой хотел от меня Витамин. Учредителей продюсерского я не знала, не была с ними знакома, и не понимала каким образом свести всё к производной.
– Оль, Оля! Нам выходить. Ты, о чем задумалась?

Наташка схватила меня за руку и потянула к выходу.
– Двадцать первый век, не двадцать первый, но ты же вышла из больницы, и где последствия? Никаких. Может это и спасло тебя. Я в это верю.
– А кто такая эта Нина?
– Ты совсем не помнишь? Та колдунья, что с нами в Ботаническом отдыхала. И, кстати, она мне жениха напророчила, красавчика богатого. Правда еще не встретила. Осенью сказала встречу. А Киру вообще не узнать. Они же с её Артурчиком теперь друзья. Вместе в Грузию поехали.
– Помню. Это тот умник, что соблазнял весь старушечий состав на скамейке.
– Этот старушечий состав сегодня весь будет у нас. Все тебя ждут. А с Ниной, ты обязательно ближе познакомься, может и тебе напророчит любовника.
– О, боже, Наташка! Ты не исправима.

Мы приближались к уже не моему двору и дому, но я представляла сегодняшние посиделки. Жаль было, что не увижу Киру, но зато будет время к её приезду сделать девчонке подарок, а пока надо решать проблему с жильём. Да и, в компании ждут ли меня еще? По факту лето не самый сезон загруженности в продюсерском, но я давно никого не видела и скучала даже по Сорокиной. Так как моя служба в Юстиции была на тот момент официальной работой и подработки запрещались, на телевидении я находилась в подвешенном состоянии, и уволить меня априори не могли. Может тоже считают, что я умерла?

*****
Ника ехала по трассе к бывшему своему месту жительства. Небольшое красное шевроле днем забрала со стоянки, пришлось заплатить немаленький штраф, но денег, что не пожалел Витамин, вполне хватило и осталось прилично.
«Если экономить, то три месяца безбедно прожить хватит!» – рассуждала Стоцкая.

Ближе к поселку высокие фонарные столбы стали иметь между собой более широкий промежуток, из-за этого район казался зловещим. Серые бетонные стены с колючей проволокой по периметру мужской колонии общего режима, за забором пространство огромной площадки штаба и СИЗО, дальше сам поселок поселения, а еще дальше лес и промзона. Вероника осознавала теперь, что как мирная гражданка, она никогда бы не решилась в вечернее время посетить столь отдаленную местность, но по факту, последние полгода это был её дом, и если бы не машина, то она здесь своя.
Контрольный пункт поселения представлял собой небольшой домик с невысокими воротами, без ужасающей колючей проволоки, скорее всего потому, что поселенцам было больше доверия.
– Смысл тратить на вас арматуру, если вам хорошо вольготно живется? Вы практически свободны, теоретически нет. Убежите, срок продлят, еще и за решетку. Куда вам идти? – сказал однажды один из прапорщиков, часто дежуривший вечерами на контрольно-пропускном.

Действительно, куда? Вероника Сергеевна даже сейчас ощущала себя больше в клетке на свободе, чем там, за этими воротами. На свободе надо думать и решать проблемы, тут за воротами исполнять свою работу и, ещё правда ждать этой свободы. Машина подъехала к проходной. Стоцкая набрала по мобильному Цукерко.
– Настя, я у ворот. Не волнуйся, я угощу тут ребят сигаретами.
– А мне сигарет привезла? Мои любимые.

Ника улыбнулась, первое что ей хотелось сделать для подруги, так это порадовать теми вещами, которые в радиусе зоны не сыщешь.
– Иди сюда уже. Я жду.

Стоцкая вышла из машины, на встречу из контрольного пункта вышел тот самый разговорчивый прапорщик, как бессменный страж порядка и уверенный в солидарности отбывающих наказание в поселении.
– Стоцкая? Крутая тачка. А ты что соскучилась? Тебя же только позавчера освободили.
– Три дня как. Петр, держи. – Ника протянула бумажный пакет охраннику.
– Что это?
– Там увидишь. Я ненадолго.

К воротам подошла Цукерко. Шорты из обрезанных джинс сидели как на парне, чуть спущены в ширинке, будто нечто может мешаться в штанах. На загорелом торсе Вероникина кремовая майка с изображением голубя.
– Ладно. Воркуйте. Только недолго, нарушение режима. – сообщил прапорщик, заглянул в пакет, в котором лежала маленькая бутылочка презентационного коньяка и блок Винстона, исчез в пропускном.

Стоцкая передала пакет, перекинув через трубу ограждения рядом с воротами.
– Там еще шоколадка и шампунь.
– О, будет чем угостить мою принцессу. А, ты говорила машина супругу досталась.

Цукерко сплюнула пару раз, в желтую от бетонной и дорожной пыли траву, откупорила свой блок сигарет и достала пачку.
– Ему она теперь без надобности. Машина на самом деле моя, не успела переписать. Он ездил.
– Ну, круто, чё! Поздравляю!

Ника заметила некоторое движение со стороны ближайшего барака. Анастасия оглянулась, услышав шорох, закурила сигарету.
– А что там Витамин хочет?
– Тсс! – Вероника прислонила палец к губам.

Шорох от шагов прекратился, но Стоцкой было неспокойно. Кажется, одна Цукерко понимала, что происходит за спиной.
– Не двигайся. – тихо произнесла Настя, в одной руке держала прогоравшую сигарету, а другой притянула за воротник рубашки Нику, прильнула к губам.

Стоцкая почувствовала этот дым от сигарет на губах Цукерко, неожиданный поцелуй в губы напугал. Девушка оттолкнула подругу в тот самый момент, когда некто позади Насти рванул назад к баракам.
– Что ты делаешь? Тут пропускной пункт.
– А то никто не знает, что мы с тобой спали.

Вероника вытерла губы, поправила воротник рубашки.
– Уже ничего не будет, Насть! Ты же знаешь, что наш союз был вынужденным, мы остались друзьями.

Цукерко усмехнулась, спокойно посмотрела на Нику.
– Это был стратегический шаг. Я свою принцессу дрессирую. Не переживай ты так. Ну, и, что хочет Витамин? Ты ему может приглянулась? Решила стать натуралкой?

Стоцкая сунула руки в карман штанов.
– Да, не дождется. Рак на горе быстрее засвистит, чем я превращусь в обычную бабу.

Сделала паузу, в размышлении сказать или не сказать о своих подозрениях подруге, а с другой стороны, кто еще выслушает и поддержит, когда старые друзья все отвернулись до суда, а новых еще нет.
– Думаю, он в Никольскую влюбился. Моё задание состоит в том, чтобы Никольская возненавидела женщин. Мне нужно завести с Ольгой Александровной отношения.

Цукерко присвистнула. Окурок был брошен на землю и придавлен ногой в сланце.
– Ого! Это, та самая красотка, что мы встретили на периметре? Так она не умерла?

Ника только молча кивнула головой. Вот поделилась тем, что скребло на сердце, а почему-то легче не стало, наоборот ощущалась еще большая теперь тревожность.

Глава 5

Август начался дождливым, даже не ливни с грозами, а мелкий проливной дождь напоминал тот день, когда я впервые ехала на встречу с Вольдемаром. Вторая неделя пошла, как проживала у Натальи, и стая разнообразных животных с моей Машкой вместе, напоминала об огромном добром чудовище.
– А помнишь, твоя Рут такая шла с собакой Баскервили, напугала наших тёток?

Наталья напоминала мне не только о Вольдемаре, но и той моей судьбоносной девчонке, которую я в последнее время начинала видеть с воздушным змеем в руках. Рут протягивала мне ромбовидную морду клоуна, и он громко хохотал, отчего я просыпалась в поту тяжело дыша. Чего-то я недоделала, что-то не выяснила, где-то потеряла фигурку своего пазла, думала я в этих случаях. Наташка заглядывала в комнату со стаканом воды и начинала уговаривать не уезжать.
– Ну, вот зачем тебе уходить. Это, однозначно, панические атаки. Кто рядом с тобой будет? У тебя сердце больное, Оля!
– Здоровое у меня сердце. Всего лишь приснился кошмар. Всего лишь! – отвечала я, отпивала глоток воды и задумывалась, почему сон повторяется.

Кошмар? Почему кошмар? Кто из них мой кошмар? Рут или этот воздушный змей с клоунской рожей?
– Кира будет только рада. Оставайся.

Я не то, что не хотела стеснять девчонок, хотя у них и без меня зайцев развелось, но считала, что если мне жизнь выдала снова начать жить с нуля, то менять надо всё, даже дислокацию. Этот дом и двор, мои дорогие обожаемые соседи, они всё равно останутся, но пусть новая жизнь начнется и с новых знакомств.
– Наташ, почему она не искала меня? Не пришла в больницу?

Наталья вздыхала и пожимала плечами.
– А Нина что говорила?

Тут уже я пожимала плечами. Что говорила Нина? Противоречивые фразы о том, что в моей жизни никогда нет мужчин и не будет, о чём она сожалеет, но быстро переключалась на то, что у меня есть покровитель мужчина на букву «А», благодаря которому я получу неплохую работу и прочее.
– Бред какой-то она мне напророчила. Даже не помню.

Наташка снова вздыхала, скорее потому, что ей хотелось верить в провидение соседки-колдуньи, что скоро встретит того самого принца на белом «мерседесе».
– Точно на мерседесе? – смеялась я на очередные вслух высказанные мечты подруги.
– Да пусть хоть на индийском слоне, главное красивый и богатый! – восхищенно восклицала Наташка и закрывала в мечтах глаза, представляла своего долгожданного суженного.
– Богатство разное бывает. Я тоже богата, по-своему.
– Ой, понятное дело, ты умная и красивая, а это самое большое богатство для девушки. Грудь бы тебе еще, так, размерчика на два побольше, и попы, а то мужики на кости не бросаются.
– Меня главное все устраивает. И Рут тоже…

Я сделала паузу, продолжила:
– Устраивало во всяком случае.

Наталья отпила из этого же стакана, посмотрела в воду, будто там что могла увидеть, сказала:
– А что ты теряешь? Сходи сама по тому адресу. Может она думает, что ты умерла. А тут ты заявишься. Нет так нет, а сделать шаг самой, это великодушие, и чтобы не произошло, ты попыталась.

Она очень даже права, тогда подумала я, и вот в очередной свой выходной еду на встречу своему недалекому прошлому. Как в тот день, небо заволокло тучами, и не смотря не позднее время, день оказался таким же серым. Из метро я выходила уже с открытым мокрым зонтом в светлом летнем плаще. Август не ожидал быть теплым.

*****
Цукерко держала на расстоянии маленькую Полину. Молодая девушка, которая сменила Нику в небольшой, гостиничного типа квартирке «поселенского» барака, вначале оказалась очень болтливой. Настя наблюдала за девчонкой, которая рассказывала обо всём на свете, только не о той причине, по которой отбывает наказание.
– Факты проверенные?
– Какие факты? – переспрашивала Полинка, при очередной остановке её болтовни.
– Как какие? Ты говоришь, что там кто-то кого-то убил.
– Кто кого убил?
– Пушкина Ленский. Какой срок дали? Из какого калибра стреляли?
– Не Ленский, это вообще литературный персонаж Пушкина. Дантес стрелял.

Только потом понимала, что Настя просто издевается и замолкала на длительный период. Сейчас Цукерко игнорировала девчонку, старалась не замечать, но периодами наблюдала, как та нервничает.
– А можно мне сегодня свет подольше не выключать?

Анастасия молчала, не подняла головы, точила нож.
Мелкая Полина вышла на вечернее крыльцо, слышала, где-то веселились девчонки играя в карты или рассказывали истории из жизни, а она и почитать книгу не может. Соседка по небольшой комнате, для неё казалась взрослой, повидавшей на свете намного больше, женщиной, но чем-то привлекала внешне и внутренне, что заставляла теряться в себе. Краснова Полина до сих пор не осознавала, как получила это наказание. Любимый молодой человек попробовал вести бизнес, при этом все бумаги записал на Полину, которая в итоге в связи с этим, получила иск о долгах и каких-то отмывания денег, как мошенницу упрятали в СИЗО, а после суда сюда.
– Зай, не получилось вести бизнес. Это не преступление. Начну заново. Отсидишь полгодика, вернешься, а у меня для нас уже коттедж свой и на Кипр полетим отдохнем.
– Правда?
– Правда, зайка! Ты же у меня умная и хорошая девочка. Всё будет отлично.

Он обнимал её провожая на суд, что она согласилась на всё, как в тумане признавая не свою вину и выходила из зала с мечтой о том, что эти полгодика пролетят быстро.
– Ты еще легко отделалась, девочка. Могли и три года дать. Да и, не в поселении, в колонии за забором.

Про это Полина слышала, и не только от адвоката, но совсем не ожидала, что Васечка больше не появится и совсем не раскаивается в содеянном.
– Я заплатил баснословные суммы тебе на адвоката. Оплатил все расходы на тебя, как исполняющего директора фирмы. Что ты еще хочешь? Мне важна сейчас репутация, я в таких кругах кружусь, не надо им знать, что моя бывшая девушка зэчка.
– Что? Бывшая? Ты же говорил, что…
– Мало ли, что я говорил! Обстоятельства другие были, ты на суд шла. Сказал бы я такое тогда, ты бы не согласилась не с одним обвинением. И эти полгода у меня никакой жизни бы не было, расследование бы продолжалось.
– Значит, твои полгода тебе важны, а мне мои нет? Да ты…ты…!

Полина хотела замахнуться на него и ударить, но только расплакалась на том своем единственном свидании с бывшим своим кавалером. Ей всего двадцать, двадцать лет, и по сути всё впереди. Главное пройти эти полгода и забыть прошлое.

*****
Я подходила к серому от дождя дому на Утренней улице. Название улицы немного смущало, глядя на старые пятиэтажки совсем не солнечного настроения. Во дворе также скопление машин и практически ни одного прохожего, парочка дворников азиатской национальности прочищали водосток, который не позволял воде уходить с проезжей дороги во дворе.
– Здравствуйте! – немного с акцентом поздоровался один, и второй тут же кивнул мне головой, будто знали. Возможно они решили, что я здесь живу, а может присутствовали при моей транспортировки в машину неотложки? Совсем ничего не помню с того дня, только бледное лицо Рут и испуганные синие глаза. Синие. Эти синие глаза я видела в детстве, и только у одного человека. Как же мне везет на синие глаза.

Подъезд как всегда открыт, домофон так никто и не поставил, а кодовый замок также не функционировал. Третий этаж. Третий. Ключ? Отвернув старый коврик, заметила ключ, на том же самом месте. Ничего не меняется, как и не было этого промежутка в три месяца. Я позвонила в дверь.

Глава 6

Кто так мог бы еще войти в чужой дом, не развернуться и уйти ни с чем, это в смысле не узнать информацию, конечно же я, и как сказала бы соседка Наталья с мелкой Кирой: «Это же Оля!»

Прождав минут пять, так и не дозвонившись в пустую квартиру, я открыла дверь ключом в надежде увидеть глухого Вольдемара. Могла бы сработать сигнализация, если бы она имелась, но семья Берг доверяла абсолютно всем соседям, дому и району, вероятно в Швеции так свободно живут все.
Проходя уже по знакомому коридору, заглядывая на кухню и в комнаты, ностальгия тех дней накрыла с головой. Вольдемара не было. Отсутствовала и его огромная миска, и большой пакет собачьего корма. Обстановка не менялась, только пыль не одним слоем покрыла сверху мебель и снова паутина разместилась на антикварной люстре в большой комнате. Нет, смахивать на этот раз паутину я не решилась, вспомнив шутку Рут про бегающего паука. Значит Вольдемар не нашёл его и не убил своей лохматой лапой, а я тем более не собиралась себя пугать шустрым пауком. Но, нечто притягивало меня в гостиной.

На столе лежали альбомы с фотографиями. Два старых альбома в бордовой бархатной обложке и один совсем новенький каталог из типографии, еще не тронутый ни временем, ни частым просмотром плотных глянцевых страниц. Вот до чего доходит прогресс, когда ранее фотографии вклеивались, я помню в детстве аккуратно проводила канцелярским клеем по краям открытки и долго держала на картонном листе фотоальбома пока не возьмется клей; следом шли альбомы с тонкой пленкой, которые держали фотокарточку, можно обойтись без клея и трудоёмкой работы; и вот новая технология дизайнерской разработки цифрового фото, где проходит верстку эксклюзивно личный твой альбом памяти и порвать фотографии можно только с разрыванием самой альбомной страницы. Рвать альбом я не собиралась, но с удовольствием листала весь художественный арсенал выставочных фотографий моей Рут Берг.

Почему я взяла сразу новый альбом, хотя он лежал под самым низом остальных тут на столе, наверное, для того, чтобы настоящее приблизить к сегодняшнему. Я скучала, и это невероятное желание вернуть те дни, перемотать плёнку своей жизни назад, преследовало. Я мотала. Открываю альбом на последней странице. Ольга. Спящая принцесса со снежинками инея на ресницах. Я узнала эту постель. Неужели это в ту самую первую ночь моего посещения в этот дом? Иней на ресницах. Как так Рут смогла отретушировать фотокарточку? Или так и было? Почему иней, если мне было жарко, и я специально разделась, не знала, что проснусь не одна?! Я помнила свой сон с девушкой покрытой льдом, как подняла её на руки, внесла на этаж странного деревянного особняка, как отогревала своим телом; не могла поверить, что сон станет реальностью и передо мной изображение замерзшей девушки со снежинками на ресницах. Почему Рут не показала мне это фото раньше? Вопросы снова появлялись, но как раз сейчас я больше не ждала ответов. Вольдемара нет, Рут в Швеции, а с родственниками никогда не была знакома. Следом за каталогом я открываю поочередно старые альбомы в твердой обложке из бордового бархата. Из одного выпадает несколько фотографий, тут звонит телефон, звонок заставил меня вздрогнуть от неожиданного нарушения тишины. Наталья.
– Оля, ты где? Ты время видишь сколько?
– Сколько? Я не смотрела.
– Вообще-то десятый час, но на улице темно. Ты где?

Я посмотрела в окно, за шторами действительно темно, не заметила, как пролетело время.
– Потому что тучи.
– Нет, Оля! Потому что вечер. Я волнуюсь. У тебя сердце.
– Перестань, Наташ. Ну, какое сердце? Я скоро буду.

Не успела положить трубку, не слышала шагов, на пороге комнаты появилась женщина. Лет шестидесяти, в синем банном халате.
– Ой! Здравствуйте!
– Дверь не заперта, думала Рут или Лиза вернулись. Свет горел, с магазина шла. А вы кто?
– Я подруга Рут. Она просила зайти посмотреть всё ли в порядке.

Женщина оглядела меня с ног до головы, убедилась, что я не похожа на маньяка или вора, удовлетворенно кивнула и исчезла в темном коридоре. Хлопнула слегка входная дверь. Я еще какое-то время смотрела на проем двери в комнату, понимая, что больше в квартире никого нет, а сердце колотилось, будто я увидела призрак, а не соседку по площадке этого подъезда.
Машинально собрав выпавшие фотки, сунула себе в сумку, я вышла из комнаты, погасила свет и закрыла дверь. Ключ на его коронное место, под коврик. Сбежала на улицу. Воздух, нужен был воздух, только глотнув его, сердце начало восстанавливать ритм.

Цукерко смотрела в окно на маленькую Полину, которая уютно устроилась на крыльце этого деревянного двухэтажного барака. С одной стороны, ей было жаль девчонку, в таком возрасте попасть под опалу государства и каких-то лиц, о которой наверняка не знала даже сама Краснова Полина; с другой, здесь колония со своими правилами и законами, и единственное что могла предложить Настя, это своё покровительство, но было это «но». Анастасия просто так ничего не делает, жизнь научила тому, что за всё необходимо платить. Если не деньгами, то услугой, не услугой, то натурой. Что взять с девчонки, которая младше по возрасту, почти на восемнадцать? Разница возраста никогда ранее не смущала Цукерко в никаких своих предыдущих отношениях, были младше, были старше. Ника младше лет на десять, если не тринадцать лет. Тут Настя поняла, что про Нику всё-таки знала мало, когда у той день варенья, не было случая отметить его и про настоящие лета не заходило темы. Стоцкая по сравнению с Полиной Красновой взрослая и мудрая, может тем, что знает, чего от жизни хочет, и всегда была определенность в понимании себя? 

Не зажигая свет Анастасия не раздеваясь легла на постель. Мысли одолевали, и в попытках выкинуть их из головы, Цукерко начала считать. В далеком детстве мать укладывая спать маленькую Настю просила считать слоников, овечек, черепах. Черепах считать было сложнее, в фантазиях девочки они постоянно расползались по пространству, и кажется посчитав одну, её же начинаешь считать заново в другом месте. Не правда, что черепахи медленно ходят, они довольно резвые создания, что сухопутные, что морские. Овечки тоже часто разбегались, а слоны обязательно представлялись с Моськами, которые явно присутствовали у каждого слона и лаяли целой стаей, что уже не до счета. Сейчас Цукерко взялась вспоминать и детство, маму, воспитывающую девчонку одной. Отца Настя не помнила, деда и бабки тоже. Последние вообще не присутствовали никогда в жизни, так как мать Анастасии росла в детском доме, да и квартира досталась от государства по возрасту после выпуска той в люди. Люди, люди! Настя любила мать, даже после того, как та умерла в родильном доме вместе с мертворожденной сестрой, так сообщили врачи. Цукерко на тот момент шестнадцатилетней осталась совершенно одна, и свобода понесла не в то русло. На самом деле у Анастасии это вторая отсидка, которая длится к концу, но под амнистию из-за второй судимости и отбывания наказания она, как Ника, не попала.

Полина замерзла на крыльце, поднялась. Тучи со стороны Москвы приближались, чувствовалась неприятная сырость, закрапал дождик. Осторожно войдя в комнату, темнота здесь оказалась совсем густой, что на ощупь пробралась к своей кровати. Разделась уже под одеялом, в колонии режим и поднимают рано, но спать не особо хотелось. Васечка. Как он так смог поступить с ней? Как? Полина злилась на себя за свою наивность, но женщина рядом в комнате придавала ей какую-то уверенность и сил. Ей, Полине Красновой, собственно нечего страдать, у неё всего каких-то полгода, уже меньше, и всё еще в жизни впереди, не наделать бы только повторных ошибок. А, эта взрослая соседка по комнате, она же столько перенесла бедная, и даже видала все тюремные ограничения, возможно участвовала в драках с местными авторитетами в тюрьме. Про них пока Полина мало проинформирована, да и не пришлось столкнуться, и кажется надо сказать за это спасибо той, что похрапывает на соседней койке в углу у стены.

Полина закрыла глаза и лежала так какое-то время, грудь немного болела, в преддверии менструации, которая уже на фоне стресса долго не начиналась. Когда перестаешь думать, то чувствительность ощущается сильнее, вот и боли в молочной железе ощущаться стали отчетливее, Полина провела по груди ладошками, задела соски. Как давно не было этого секса? Девушка засунула руки под майку и принялась ласкать себе грудь, периодически сжимая твердые темные бугорки, возвышающиеся на полной упругой молочной железе. Опустила правую руку на живот, затем ниже, и вот пальчик уже на клиторе.
«Никогда не занималась мастурбацией, когда-то надо и это освоить!» – подумала Полина и прониклась чувственности своего тела продолжая водить пальчиком правой руки по клитору, а пальчиками левой по соскам.

Цукерко проснулась внезапно от вздохов в комнате. Вначале ей показалось, что девчонка-соседка плачет, но одеяло под Полиной на кровати неестественно ходило ходуном, поднимаясь и опускаясь, и выдавая согнутую ногу в коленке. Дыхание Полины становилось чаще, неумелые всхлипы от некоего желания себе помочь, но явно небольшого опыта, заставили проснуться желанию у Анастасии. О, как давно не было женщины! Ника не в счет, это привычное трахание просто для удовлетворения потребности последнее время было не нужно и не важно. Цукерко поднялась, подошла к постели Красновой.
«Возраст, чёрт возьми, она же маленькая!»

Настя откинула одеяло. Обнаженная красивая девчонка лежала перед ней в неприступной позе с пальчиком на клиторе и испуганно смотрела на Анастасию. Чёрт с ним с этим возрастом!

*****
Я подходила к метро, сердце перестало колотиться как у кролика. Дождь снова начался, и тут я осознала, что зонт забыла в квартире Рут. Возвращаться не хотелось, но пока еще не могла решиться уехать сразу, сомнения в том, что завтрашний день не будет таким же дождливым, а нужно ехать в продюсерский, я решила зайти в кафе заказать глинтвейн или выпить чашку чая.
Присев за свободный столик, что было не сложно в такую погоду, посетителей не так много, я набрала Наташку.
– Наташа, ты если что ложись спать. Я у Рут зонт забыла. Сейчас в кафе сижу, дождик немного утихнет, вернусь за ним.
– О, ты у Рут была? Как она?
– Пока не знаю. Там никого.

К столику подошла блондинка, красивая, яркая, с чёрными глазами. Красный плащ. Шрам на лице. Присела, заняв пространство, напротив.
– Наташ, прости, давай всё потом.

Я отключила мобильный.

Глава 7

Еще одна неожиданность меня ожидала в компании. Не говоря уже о вчерашней встрече за столиком в кафе, девушку я узнала, хотя видела всего один раз и то, просто попадалась на встречу моего путешествия вдоль периметра тюремного забора. Присев наглым образом ко мне за столик, девушка этим заявляла, что узнала меня.
– Добрый вечер, Оля! Расслабьтесь. Вы что так напряжены?

Испуга она у меня не вызвала. Девушка как девушка. Ну, да, сидела по каким-то своим глупостям или ошибкам, от этого никто не застрахован и не знаешь, где по тебе судьба ударит или изменит твою жизнь. Я сама то, только недавно имела больше, чем сейчас, а также мир казался проще и стабильнее.
– Добрый! Спасибо, но моё напряжение с вами никак не связано.

Убрав телефон в карман, налила из стеклянного заварочного чайника себе в кружку чай, предложила гостье по столику.
– Хотите чаю?

Не дожидаясь ответа, позвала официанта. Девушка в длинном, больше похожим на тряпичное полотенце, красном фартуке, кивнула и сразу поняла, что нужна дополнительная чашка. Схватила с барного столика чистое блюдце с бокалом, уже подходила к нам.
– У меня есть деньги. Не надо так волноваться за мое присутствие, именно, за вашим столиком. – блондинка поправила красный плащ, и облокотившись на мягкую спинку оранжевого диванчика положила ногу на ногу.

Красивые стройные загорелые ножки в белых полукроссах я сразу оценила. Моя бледная кожа по сравнению с загорелым телом черноглазой блондинки скорее всего проигрывала.
– Я просто вас угощаю. Вы сели напротив меня, и я не могу пить одна чай, когда передо мной красивая девушка. Вы же не хотите меня смущать?

Официантка поставила чашку на стол перед блондинкой.

Я посмотрела в черные глаза гостье, она отрицательно покачала головой, и сама смутилась, вероятно не ожидала, что я активно возьму полномочия делать комплименты и ухаживать.
Стоцкая растерялась при порыве Ольги угостить чаем, и где-то внутри была готова к отклонению общения, тем более столиков в кафе пустых было предостаточно. Но, Никольская проявляла доброжелательность и некую заботу. Почему? Она же офицер! Официантка отошла от их столика, переложив при этом с пустого соседнего глянцевую красочную брошюрку меню.
– Вы красивая, Ольга Александровна, а я…видите?

Ника убрала волосы с виска и обнажила небольшой неровный шрам, украшающий щеку. Никольская никак не отреагировала на пугающее уродство лица Вероники, спокойно наливала из стеклянного чайника зеленый чай, пододвинула чашку ближе.
– Пожалуйста! Пейте. И знаете, в жизни слишком много случается шрамов, и чаще на сердце. Не знаю, что произошло с вами, но я рада, что сейчас вы отвлекли меня от моих мыслей.

*****
Александр Владимирович, директор продюсерского с утра был странным образом на месте, что конечно никак не отражалось на работе компании. Все знали свои обязанности, август сезон создания новых продуктов, это так мы называем производство программ, и лицезреть директора с утра никогда не удавалось. А тут, время не было десяти утра, руководитель пребывал в своем кабинете. Режиссер Виталий с утра возмущался на кого-то с парковки, из-за которого ему пришлось долго искать место поставить старенькую девятку.
– Да, ужас! Всегда было свободно, а это перегородили своими махинами пространство. Да что же такое с утра?

Я в этот момент вышла из лифта на площадке нашего этажа и голос Виталия отлично услышала с производственного. Честно, ни разу не слышала криков и возмущения нашего режиссера, что с киношными он для меня не ассоциировался. Виталик, всегда такой спокойный и размеренный, сейчас не был похож на себя.
Юлечка, помощник руководителя, в слезах выскочила из санитарной комнаты, пронеслась по коридору в крыло менеджерского состава.
Недолго думая, в первую очередь я отправилась в производственный, изначально решив, что имеется связь слёз бледной Юлечки и возмущений Виталия.
– Ты в такой компании трудишься. Режиссер. – Димка, дизайнер, подчеркнул в слове «режиссер» звук «Р» сделав акцент на ней. – А машина консервная банка. Такую крутую тачку и надо иметь, как эти махины.

– Откуда они на парковке? Всегда было свободно. А сейчас, чуть один не врезался мне в бок перерезав мне путь въезда на нашу парковку. Нашу! Что машина? Я весь в кредитах, не могу позволить себе другую, и вообще… Моя девятка мне нравится. Сам на велике ездишь на работу.
– О чем речь? Что за крики? Не вы, Юлечку до слёз довели? – поинтересовалась я, зашла в дизайнерскую, на ходу расстегивая плащ.
– Ой, Ольга. Тебя директор спрашивал.

Димка переключился на мою персону, оставив поддерживать разговор с Виталием, который тут же вклинился мне жаловаться на те самые чужие тачки, что не так давно обозвал «махинами».
– Два Ролса встали поперек и заняли половина нашей парковки. Еле втиснул машинку в угол, чтобы не ударили. Вот козлы!
– А, Юля почему в слезах? – снова поинтересовалась я, всё еще связывая эти два события с утра.
– Юлю, я увольняю. И, это не козлы, Виталий! Это наши..., –  на пороге стоял Александр Владимирович, и как в прошлый раз мне режиссер, показал пальцами жест, указывая на потолок.

Виталий схватился за голову, присел на свободный стул.
– Александр Владимирович, только не говорите, что я с вами. Я одного придурком обозвал. Угрожал колеса проткнуть.

Директор, как-то отрешенно посмотрел на режиссера, затем обращаясь ко мне:
 – Оль, распорядись, чтобы кто из менеджеров занес кофе, сахар…и посуду. Они в кабинете. Я, собственно, за тобой.
– Я сама занесу, Александр Владимирович.

Шеф исчез в темном холле производственного крыла. В дизайнерской стояла тишина настолько, что слышно было лишь шум системного вентилятора.
 – Оля. Сделай, так, чтобы меня не вызывали к себе. Я их не знаю! Откуда было мне понять, что нагрубил своим же свыше. Пожалуйста!
– Ну, попробуй пока исчезнуть куда-нибудь. Скажем, если что, на съемке на выезде. – вздохнула я, сняла плащ и оставив тут-же в дизайнерской вместе с зонтом и сумкой, вышла из кабинета.

*****
Витебский задержался в офисе, после того, как Кедр прислал сообщение, что Ольга Никольская вошла в дом серой пятиэтажки. Время шло, а цели Витамин так и не достиг. Вероника никак не пыталась сблизится с Ольгой, несколько раз пыталась застать ту где-то одну, но Никольская первый раз со слов Кедра решила куда-то одна отправиться. По адресу, где Кедр пешком отследил местонахождение «принцессы воров», как обозначил с негодованием последний, когда ему пришлось покинуть в дождь машину и спуститься в метро, Витебский опознал район, где эту «принцессу» чуть не лишили жизни. Спокойствие было только от того, что Савицкий далеко в зоне, какой-то угрозы жизни Ольги нет, но сам факт, что Никольская ищет встреч с той самой иностранкой, беспокоил.
Витамин сразу, после информации о местопребывании Никольской в районе Перово, набрал Веронику, и заставил оторвать задницу от теплого сухого гнездышка, отправиться пасти Ольгу. 
– Ты, вообще будешь исполнять свои обязанности? Я тебя на счётчик поставлю и уволю к чёртовой бабушке. У тебя отличный случай встретить сегодня Никольскую в одиночестве, и сорвешь своё же задание, не увидишь никаких более денег. На работу еще не устроилась?

Стоцкая не могла устроиться на работу с этой справкой, но этот месяц хотелось просто уйти в себя, остаться в одиночестве и, да, о задании помнила. Витамина знала плохо, имели ли эти угрозы по телефону основания, либо очередную мотивацию к действию, но что значит «авторитет» в воровском мире знала. Эти два с лишним года не прошли даром, и в надежде, что после исполнения задания пройдет время и Ника вновь сможет вернуться к той жизни до заключения, она вышла в дождь на улицу. Завела любимую красненькую машину, поехала к метро Перово.
«Перово так Перово!»

Ольгу она ожидала возле метро. Ника совсем не знала, что «пешки» Витамина пасут и её тоже, но догадывалась. Витебский держал с ней связь и сообщил, когда Никольская вышла из некоего дома; Вероника осознавала, что за Ольгой Александровной идет слежка, а значит и за ней. Назад дороги нет, зато есть повод подвезти девушку, чтобы оторваться от преследователей, а также не спускаться за ней в метро. Флиртовать и соблазнять девчонку под наблюдением Стоцкая трусила. Трусила не то слово, она неизвестно чего боялась больше, саму Никольскую или Витаминовских преследователей. Слишком давно не общалась в свободном мире с девушками, можно сказать разучилась общаться «на русском». Там, в тюрьме, было всё ясно и просто. Там последние полгода была постоянная подруга и единомышленница, которую не надо было соблазнять, удивлять, завоевывать. Ольга Александровна совсем другого статуса, для Стоцкой она стоит по другую сторону баррикады, Никольская офицер Юстиции.

Никольская остановилась у выхода в метро. Некто спросил девушку о времени, та открыла крышку телефона, ответила. Ника решила выйти из машины, пока Ольга не решалась спуститься в метро, но не могла придумать, как предложить услугу «подвезти домой». Дождик снова начал накрапывать, и на счастье Вероники, Ольга отошла от метро, повернула к яркой вывеске кафе и поднялась на крыльцо.
Стоцкая щелкнула замком автомобиля, пошла к зданию заведения.

Глава 8

Коренастого невысокого Кедра Ника заметила не сразу, потому что её смущение перед активной позицией Ольги мешало сконцентрироваться и переиграть роль.
– Вы же не зря сели ко мне за столик?

Стоцкая подняла глаза на Ольгу, а та после своей фразы прикусила верхнюю губу и быстро исправилась.
– Присели. Либо подсели. Как будет правильнее?

Вероника улыбнулась, вспомнила тюремную шутку про то, что они уже «сидят».
– Я вас представляла другой, Ольга Александровна.
– Какой?

Никольская повторила позу Ники, сложив красивую ножку на другую, ладошку правой руки свободно положила на столешницу. Левая рука была где-то в кармане, скорее всего с телефоном. Стоцкая теперь замечала каждое движение девушки-офицера в гражданской одежде, которая правда была какой-то простой, располагающей к себе. В ожидании свободы, там за колючей поволокой не было возможности ближе познакомиться с этой женщиной, но все остальные в форме больше походили на собак. Нет, не злых огромных церберов, а каких-то неулыбающихся с красноватыми глазами и порой исходящих слюной от неважного самочувствия. Толи сама система делает из сотрудников этаких несчастных монстров, или туда просто идут служить именно такие. Ольга Александровна Никольская не была похожа ни на одну из тех в форме.
– Вы какая-то своя! – выдала Ника в тот самый момент, когда некий мужчина закричал на весь зал.

– Люля будет сегодня или нет? Сколько ждать можно?

Посетители кафе недовольно посмотрели на нарушителя спокойствия, и также в поддержку него на официантов, а возможно пасмурная весь день погода влияла на лица людей, что мне стало не по себе. Мало того, я узнала человека с вызывающим поведением, это был водитель черной машины Витамина, я очень не люблю, когда кричат, и не люблю нетерпеливых людей.
Официантка девушка, что до этого нас обслуживала, подошла к мужчине и стала объяснять, с выражением громко, чтобы слышали посетители:
– Ваш люля-кебаб готовится. Вас предупредили, что двадцать минут нужно подождать? Прошло всего десять. Можем принести салат. Закажете салат?

Я уже не стала слушать дальнейшие манипуляции по разрешению конфликта, хотелось уйти. Блондинка напротив наклонилась, и будто прочитав мои мысли предложила:
– Давайте, свалим отсюда. Тихо, по-английски.
– Идите первой. Я через минуту за вами! – шепнула я, и взяла сумочку достать кошелек расплатиться за чай.

Стоцкая вновь посмотрела на Кедра, кажется он ее не мог видеть в настоящий момент; официантка продолжала вести беседу с мужчиной, который разглядывал что-то в брошюре меню; прошла к стеклянным дверям и растворилась в темноте улицы.
От барной витрины пронесли к столику мужчины разнос c кофе и тарелку с салатом. Я не стала напрягаться в ожидании официантов, которых и без помощника Витамина были загружены, а теперь им пришлось максимально ухаживать за ним, положила на столик под чайник деньги и вышла следом за блондинкой в красном плаще.
В этот период времени, особенно в такую сырую погоду совсем немноголюдно на этом районе, я заметила еще в тот первый вечер посещения квартиры Рут. Возвращаться за зонтом уже не хотелось. Дождя не было, а тучи нависали над крышами темными сугробами.
 – Ольга…Александровна!

От угла здания кафе вышла моя гостья по столику.
– Я думала вы ушли.
– Нет, зачем же. Встретив вас здесь, не могу так оставить вас. Раз чаю мы не выпили, может тогда я вас угощу? У меня дома.

Блондинка подошла ближе и засунула руки в карманы плаща. Нечто в ней выражалось мужское, и если бы она была в штанах, то пацанские, или тюремные замашки выразились ярче.
«Пацанские или тюремные?» – этот вопрос сейчас появился в моих мыслях, как еще одна часть пазла.

Странные совпадения, думала я про Кедра, и опять же эта девушка с поселения. Преступный темный мир меня никак не оставляет в покое.
Стоцкая в последний момент вспомнила, что не представилась, а уже сделала приглашение Никольской посетить её дом, протянула ладонь.
– Ника. Меня зовут Вероника, но друзья называют Никой.
– Поздно уже. Завтра на работу. Необходимо еще добраться домой.

Я заметила, Ника вновь смутилась, но это было какое-то мгновение, подняла уверенный взгляд на меня, затем посмотрела в панорамные окна кафе, будто пыталась увидеть что-то, но они занавешены с той стороны бардовыми шторами с маленькими гирляндами, что иллюминация не сильно бросалась в глаза. Стоцкая произнесла своим бархатным низким голосом:
– Я тебя подвезу. У меня машина там.

Ника схватила за запястье, которое открылось при моем жесте убрать волосы за ухо, моя особенно дурная привычка, и завела за угол. Это оказалось вовремя. Кедр вышел на крыльцо, невразумительно недовольно выругался. Вытащил телефон из нагрудного кармана ветровки и набрал номер.

Стоцкая прижала Ольгу к стене кафе за углом, до этого она видела в свободное от шторы пространстве окна Кедра, тот шел на выход, и решила всё-таки уйти от преследования. Вероника, конечно, не могла знать, что Ольга тоже поверхностно знакома с помощником Витамина, но ей самой совсем не хотелось участвовать в реалити-шоу.
– Витамин. Короче, я упустил Ольгу. Да, не знаю сам, как так получилось! Куда-куда. Она или успела в метро спуститься, или может на эту Утреннюю опять пошла. Чего, я дурак что ли, сейчас за ней бегать? Машина у ВДНХ стоит, не случиться с ней ничего.

Я стояла прижатая к стенке Никой, ощущала сердцебиение своей «спасительницы», а может это своё сердцебиение, и понимала, что Кедр следил за мной от самого дома и бросил машину у ВДНХ, где я с автобуса перешла к метро. Пауза была недолгой, Кедр снова выругался и исчез в кафе доедать «люля-кебаб».
– Спасибо! – прошептала я Веронике и посмотрела в её черные глаза.

Стоцкая молча отстранилась, не отпуская мою руку повела к своей припаркованной в нескольких метрах красненькой машинке. Я не стала отпираться, для меня Ника спасительница от преследования, никаких цепочек и пазлов я не собирала, довериться человеку, пусть и бывшей осужденной, сейчас хотелось больше всего. Я доверила в данный момент Веронике решить мою задачу добраться домой и, конечно оторваться от «хвоста Витамина».
Для чего Витамину нужно за мной следить? Снова просьба Андрея? Да, я об Андрее не слышала уже с тех самых весенних времен, как тот сделал ремонт в палате МСЧ и успешно получил то, что хотел. Может я еще что-то должна сделать? Что, помимо того, чтобы выяснить причастность к убийству отца Виталия Витебского наших учредителей продюсерского центра?

«Как же вовремя встретила Нику, случайности не случайны! Разве я могу теперь оставить этого человека, Веронику Стоцкую? Может увидев меня в кафе, вспомнив меня, зная о моей специальности психолога, хотела консультации? Адаптация на свободе после любого срока неволи всегда тяжела, это, как и у меня сейчас, если не хуже. Начать жизнь с чистого листа всегда сложно. Мы одинаковые в проблеме, я должна стать Нике другом.». Все эти мысли были всё время по дороге домой. Мы практически не говорили, но я взяла номер девушки и пообещала после работы встретиться, и уже точно выпить чаю в непринужденной обстановке.
– Только постарайся следы замести. – улыбалась Стоцкая, когда расставались.

«Действительно! – думала я, вспоминая, как спалился Кедр, который об этом даже не знал. – Надо срочно менять место жительства, перебираться в другой район, где Кедр и его подобные меня долго еще не вычислят!»

*****
А на утро в продюсерском шли глобальные изменения. В кабинете генерального директора за длинным деревянным столом, обшитым зеленой бархатной тканью, что ассоциация ощущалась с бильярдным залом, сидели два солидных пузатых мужчины и с тициановским цветом волос средних лет женщина. Немого полновата, в роговой оправе очки сидели на волосах, что не позволяли челке упасть на, не менее, как она сама, широкий лоб. Голову украшала короткая стрижка от стильного мастера, явно с утра успела его посетить, или спала с сеткой на волосах.
Мужчины, почти одного возраста, около пятидесяти, никаких костюмов и галстуков, скорее похожи на туристов, тех, которых внезапно остановили улететь куда-нибудь на Сеншилы.

О, нет! Опять откуда-то вспомнились эти Сеншилы, на который так и не отправился Павел Андреевич Витебский!
Я вошла в кабинет с упаковкой чая и кофе, в другой руке открытая коробка рафинада.
– Здравствуйте, господа! У нас всё по-простому. Кто чай, кофе, на выбор. Чайник сейчас принесу.

Поставила на огромный стол перед учредителями эти атрибуты, без ожидания от них приветствия. Оглядела кабинет, заметила в небольшом стоящем офисном серванте чайный новый сервиз, который почему-то ни разу не был использован, и открыла стеклянные дверки шкафчика.
 – Это кто? – небрежно спросила дама в пространство кабинета.

Я молча вытащила чашки, поставила на стол, дабы пыли на них нет, Юлечка не так давно видимо убиралась и перемыла чашки; также молча вышла за чайником.
– Это наша Ольга.

Голос Александра Владимировича прозвучал тихо, но убедительно. Я вошла с чайником в тот самый момент, когда один из мужчин воскликнул:
– Ольга? Та самая, Никольская?!

Не дожидаясь приглашения, я села напротив женщины с очками, на стул под стать столу, деревянный с зеленой бархатной обшивкой. Тот период частичной сервировки стола, позволил мне немного оценить обстановку и людей, что увидела перед собой, теперь уже спокойнее произнесла:
– Еще раз, здравствуйте!

Глава 9

Жизнь сама создает задачи, и сама же подводит к их разрешению, это столько же верно, как условные и безусловные рефлексы. А кто готов с этим поспорить, тот однозначно ошибется. Даже дело не в том, что для этого необходимо что-то делать и стремиться решить задачу, совсем нет. Скорее всего дело в том, что, если это твоя задача, и ты из неё должен получить опыт или еще что для себя, то она решится рано или поздно; если же не твоя задача, то ничего не произойдет. О, это совсем не значит, что если появилась задача, то нужно сидеть и ждать как монстрик Ждун, что она решится.  Мои корректировки и наблюдения за теми или иными ситуациями, которые внезапно появлялись в жизни, привели к выводам, что это было нужно. В первую очередь лично тебе, а не кому-то ещё, несмотря на то, что эти задачи задают другие люди. Да, так и есть, так и случилось в очередной момент сотрудничества с Витамином.

Моя задача, которую попросил решить Виталий Павлович Витебский, не могла никак быть решенной по факту такой девочкой как я, которая никакой стороной не могла стать на шаг ближе к учредителям. К учредителям продюсерского это ладно, но каким образом найти еще и связь из прошлого? В детектива играть не умела, да и не Вилка из серии книг Донцовой, или Эркюль Пуаро, чтобы ходить всех спрашивать о чем-то, докапываться до истины. Но теперь, меня вдруг назначили исполняющим обязанности генерального директора. До сих пор не осознаю, как меня угораздило им стать. Александр Владимирович, предоставил мою кандидатуру на замену себя, это же подтвердила наш бухгалтер Светлана Васильевна, и даже мнение учли нашего бывшего главбуха и бывшей любовницы генерального, Марины Афанасьевны.

Эмоционально уставшая, будто «повампирили» конкретно, я вернулась домой раньше четырех дня. Наталья убирала в клетках у кроликов, они опять принесли потомство, и мой друг сюсюкалась параллельно с малышами.
– Ути-ути, какие же вы страшненькие лысые. Да что ж вы так жить рветесь, сожрут же! Кролики, это не только ценный мех, а у вас и того нет, лысые мокрые малявки.
– Добрая ты!

Наташка посмотрела на меня, показала одного на своей ладошке мелкого недавно появившегося на свет крольчонка, сказала:
– Ты вот глянь какие красотульки. На ладошке помещаются.
– Ты уж определись, страшненькие они или красотульки.
– Смейся, смейся! Я так себя успокаиваю. Раздашь, а их веганы слопают.

Нет, Наталья всегда умеет поднять настроение, что и эмоциональный подъем сразу повысится, и лохматость у кроликов, и фиалки зацветут зимой. Сейчас правда еще лето не кончилось, но ощущалось у многих депрессивное настроение приближение осени и ностальгия по прошедшему отпуску.

*****
Светлана Васильевна как раз пребывала в таком настроении с утра в продюсерском, что после исчезновения учредителей отпросила себе продлить отпуск на недельку за свой счет.
– Оля, я не до отдохнула, и детей к школе собрать, компотов накрутить. Пожалуйста! Я за свой счет недельку не по прихожу на работу? Можно?
– Оль, а что всё-таки произошло с Александром Владимировичем и Юлечкой? – это уже Димон с производственного.
– А про меня точно разговора не было? – это режиссер Виталий переживал за свой инцидент с утра.
– Ольга, а кто вместо вас нам будет планы рисовать? А новые проекты будут? – кто-то из менеджеров задал вопрос, когда я собрала собрание в холле возле лифта. В кабинет директора всех пригласить не решилась, беспокоясь о том, что вещи Александра Владимировича еще оставались там.

*****
Что все же случилось с нашим генеральным и почему его сняли с должности правда скрывалась, а креативщиков в компании у нас хватало и без меня. Наш главный редактор Карина Абрамовна, умнейшая женщина и не потому что еврейка, а на самом деле выдавала заумные цитаты и термины, смотрела на меня как на врага. Считая себя вторым человеком после генерального, она никак не ожидала, что карьера обойдет ее стороной и пусть исполняющим обязанности, но эту должность получила не она.
– Наташ, веганы кроликов не едят. Они совсем мясом не питаются.
– А кролики же диетическое мясо!

Я взяла одного из голых розовых пупсиков с длинными ушками в руки, поглаживая пальчиком маленькую теплую спинку слепого крольчонка, мне тоже стало жаль это божье создание.
– Веганы едят если только сою, диетическое тоже мясо.
– Может их себе оставить?

Наташка создавала в клетке гнездо для малышей, ожидала мою поддержку в плане пополнения членов семьи.
– Я не знаю. Кстати, еще дня три, и я съеду. Меня сегодня назначили исполняющим обязанность генерального, соответственно еще получаю финансовую дополнительную поддержку от учредителей. Будет возможность заплатить страховой и комиссию.

Заметно стало как моя подруга сразу переменилась в лице, радость и забота о кроликах сменились грустью. Я продолжила:
– Только не уговаривай остаться, пожалуйста! Буду приезжать в гости, а так… Из вашей с Кирой безопасности мне лучше съехать. За мной снова следят.

Наталья села напротив меня, внимательно посмотрела в глаза, произнесла с удивлением:
– Следят? Кто и зачем?
– Витамин. Я тебе рассказывала. Он приходил в больницу. До этого на черном лексусе они же были. Вообще, мне повезло с этим повышением. Теперь я знаю учредителей. Я обещала Витамину помочь выяснить причастность учредителей нашего продюсерского к убийству его отца. Александр Владимирович мог уйти с должности добровольно, и может тоже не без участия Витебского.

Тут Наталья вскочила с кресла и заходила по комнате. Наблюдая за ней, я замолчала, и сама пыталась сложить цепочку, ведь только сейчас мне в голову пришла мысль о причастности Витамина к уходу генерального с должности. А если так и есть? Может стоит встретиться и спросить прямо обо всем?
 
– Как говоришь имя вашего генерального?

Наташка остановилась посередине комнаты и смотрела мне в глаза, кажется ей пришла гениальная мысль.
– Александр!
– Вот! – вздернув руки к потолку, Наташа воскликнула и продолжила. – Нина была права!
– В чём?
– Помнишь? Она тебе сказала о некоем мужчине на букву А, покровителе? Вот он и есть.

«О, господи! – подумала я на фразу соседки, – Гениальность, тоже мне, сестра женской логики! Думала, что Наташка обо мне, а она снова пыталась найти веру словам грузинской ясновидящей!».
– Мы еще не теряем надежду встретить принца на индийском слоне?
– Не теряем! – улыбнулась Наташка и сложила руки в молельной позе «аллилуйя».

*****
Полину тошнило, будто клубок ниток застрял в пищеводе и желудке, постоянно хотелось все это выплюнуть, но до рвоты пока не доходило. Цукерко бесило состояние девчонки, но при этом бледное лицо вызывало жалость.
– На построение вечернее не ходи. Лежи дома. Медика сейчас пришлют, прапорщик пообещал.
– Не надо. Я встану.

Девочка с утра ощущала себя намного лучше, а после обеда резко стало плохо.
– Мы все ели этот обед. Никто не пострадал. Может ты что еще съела? – допытывалась Настя.
– Я не ела обед. Меня уже мутило с утра, но к обеду стало совсем плохо.

Тут Полина вскочила и подбежала к раковине, на дальнее расстояние даже не успела дойти, стошнило слизью. Никакой переваренной и непереваренной пищи в желудке не оказалось.
– Прости! – смущенно пропищала мелкая и поворачивая кран пустила воду смыть рвотную слизь.

Настя вышла из комнаты, поплелась к дежурным, узнать, что там с фельдшером или врачом.

*****
Витамин заехал в кафе выпить чашечку кофе, уже доложили о назначении Никольской исполняющей обязанностью генерального в продюсерском. Юлечка позвонила и сообщила, что теперь все раскрылось и всё из-за него.
– Александр меня уволил. Зачем ты ему наши фотки отправил? Тебе легче стало?
– Легче не то слово. Я в полете.
– Вот и лети сука на все четыре. Твою Никольскую теперь повысили. Сашка на мне не женится. Ты со своим отцом мне все карьеру испортил.

Юлечка кричала в трубку как могла, а Виталий спокойно пил кофе и слушал женский истерический бред. Все идет по плану. Юля не смогла помочь в расследовании, зря только он использовал девочку в своих интересах, только на постель и способна. Что там произошло с генеральным, наверное, поведает Никольская, но избавиться от навязчивой любовницы Витебский смог открытием информации жениху Юли, что она спит с ним, Витамином.
Витебский набрал Стоцкую на мобильном. Ника взяла трубку сразу, долго ждать не пришлось.
– Вероника Сергеевна? Новости есть?
– Витамин?

Ника была немного расстроена, номер не определился, а в ожидании звонка от Ольги, самое неприятное это в результате услышать голос Витамина. Вчера только сбежали от преследования Кедра и снова вместо радости идут одни эмоциональные напряжения.
– А ты кого другого ждала?
– Да. Никольскую. Обещала позвонить.

Виталий достал сигарету и подвинул пепельницу, то что Никольская обещала позвонить Стоцкой отличная новость. Все-таки сегодня относительно хороший день для него.
– Спасибо, порадовала. Где вы встречаетесь?
– Мы еще не встречаемся. Ольга еще не звонила, она может совсем не позвонит. И что за реалити-шоу ты мне устраиваешь?
– Какое реалити-шоу?
– Твои пацаны на хера следили вчера в кафе? Может быть все бы случилось, а тут твой этот…

Стоцкая забыла ник Кедра, но вспоминать не хотелось, да и теперь было все равно, она уже нервничает и кричит в трубку на Витамина.
– Шишка.
– Какой Шишка? Кедр?
– Пусть хоть Ель. Он вчера засветился в кафе.

Вероника сделала паузу, Витамин не перебивал.
– Если ты хочешь, чтобы было все отменно, то не надо слежек. Участвовать в реалити я не подписывалась. Соблазнить Никольскую на камеру не смогу.

Витамин так и не закурил, услышав просьбу Стоцкой он смял сигарету в руке, мысли теперь были и о неосторожности Кедра.
– Хорошо! У тебя три дня, Ольга должна начать с тобой жить.
– Что?
– Я не повторяю дважды.
– А если она не позвонит?

Ника испугалась. Что можно ожидать от Витамина, если эти три дня окажутся проваленными? Твердый голос Витебского все же обнадежил.
– Никольская обещала? Значит позвонит.

Глава 10

Александр заехал вначале за букетом цветов. Долго выбирал между красными и белыми. Это любимые цвета Марины, Марины Афанасьевны точнее, но смогут ли загладить его поступок розы? Он надеялся. Могла бы женщина простить измену после трех лет совместных отношений? И почему он никак не мог совершить жест узаконить эту связь? Так и не сделал тогда ей предложение, но еще три дня назад не сомневался в том, что делал все правильно и его половинка молодая Юлечка.
– Саш, у нас же всё было хорошо? Зачем? Зачем ты это делаешь? – плакала Марина, уходя из компании. Вместе работать уже не могла, знать и видеть каждый день как её мужчина тает от девочки младше себя на двадцать лет.
– Я её люблю!
– А меня? Меня ты уже не любишь? Три года это была не любовь? Это было так, времяпровождение?

Александр Владимирович слушал истеричный обиженный голос Маринки, но не мог ничего с собой поделать. У Марины Афанасьевны огромное преимущество перед Юлькой, это правда. Она умная, даже мудрая, всегда можно на неё полагаться если придется уйти на больничный или на какое-то время оставить компанию слить в отпуск, проверенная временем женщина. Да и в сексе всё устраивало, конечно пока Юля не появилась, а потом он сошел на нет. Почему мужчины уходят к более молодым женщинам? Неважно три года, пять, двадцать прошло лет.
Тогда он просто потерял голову от милой двадцати пятилетней барышни какой являлась Юлечка. Её манеры, плавные жесты, тонкий голосок, который уже заменил всю нежность, и такие странные глупенькие фразы, которые порой раздражали, но в итоге он ощущал себя мужчиной в большей степени. Да, рядом с глупой мелкой Юлей, низкорослый доходяга Александр Владимирович Комаров, сорока пяти лет от роду, ощущал себя мужчиной; девочка смотрела ему в рот, восхищалась умом и сообразительностью, знала, решит все её задачи и проблемы, пусть и не сразу. Была ли эта глупость какой-то женской хитростью? Сейчас, стоя с букетом красных роз у дверей аудиторской конторы, где теперь работала Марина, Александр осознавал, что скорее так и есть. Розовые очки будто слетели с небольшого утиного носа и открылись глаза на происходящее за последние полгода.

Зачем все-таки мужчины оставляют своих взрослых женщин и уходят к молодым девушкам? Это своего рода проявление мужского климакса, Саша сам готов сейчас это признать. Стареть не хочется, понятное дело, и особенно в такой переходный мужской возраст, когда ты уже не молод, но еще и не стар. У каждого практически появляется повод поиметь молоденькую девчонку; последним, для утверждения в жизни иметь «папика» и того, кто облегчит им такую сложную взрослую жизнь; а у этих «папиков» желание самоутвердиться в том, что они еще «ого-го» самцы и именно мужчины с большой буквы, а не какие-то особи мужского пола на равных или подкаблучники. Хотя в обозначении «подкаблучник» Александр и сейчас мог поспорить. С Маринкой всё было иначе, да она указывала как было бы правильно и как лучше сделать, но подкаблучником в результате он, генеральный директор продюсерского центра, все же стал у Юлечки. Девочка как-то быстро завладела разумом и сердцем Комарова, что эти ее хитрые манипуляции сделать его в его же глазах мужчиной, повлекли последствия. Теперь она имеет машину, и никакую-то там отечественную, а БМВ мини-купер; арендованную ей квартиру в центре Москвы; двухнедельный тур на Кипр и недельный тур на Багамские острова; имела работу с неплохим жалованьем; да собственно много чего по мелочи, которые не могли быть отказаны при малейших капризах Юлечки.

Жалел ли о чём-то Александр Владимирович? Да жалел. Упущенное время, расставании с Маринкой, но видимо этот период был нужен и важен, чтобы увидеть приоритеты и сравнить. Всё познается в сравнении, даже приобретенный жизненный опыт.
«Денег не жаль, нет!» – успокаивал себя Комаров, даже несмотря на то, что он потерял работу и высокую должность. Юлечка всему виной, и не причина даже, что она там явилась любовницей какого-то Витебского; сам Виталий Павлович прислал по электронной почте фотографии обнаженной Юлии и видео, где девушка высказывается о достоинствах Александра в постели и не только, и конечно не с положительной стороны. Чем философствовался Витебский вполне понятно, это черным по белому на экране в письме было написано: «Александр, добрый день! С уважением к вам прошу извинить, что трахал вашу девушку, но поверьте я не знал, что она не свободна и только видео, что вам высылаю подтверждает сей факт. Юлечка в восторге и всех красках выдала сию историю на камеру моего мобильного, что я держал в руках, не подозревая что я снимаю видео, а не как обычно фотографирую такую красоту. Не хочется однажды, чтобы кто из её уст услышал обо мне нечто подобное, что говорит она о вас и прошу еще раз меня извинить, а я возвращаю вам вашу пассию в целости и сохранности. Желаю Вам удачи и хорошей семейной жизни!». Короткое письмо возможно и содержало немного лжи, нельзя полностью поверить, что совсем не знал Витебский о связи Юли с ним, Комаровым, но понятное дело цель достигнута и он даже был благодарен этому Виталию Павловичу за это письмо с компроматом на бывшую невесту.

Свадьба действительно планировалась и не ограничивалась только разговорами, и почему всё же он не планировал свадьбу с Мариной, а вот через пару месяцев отношений с Юлей об этом заговорил, тоже имело под собой основания. Какие? А те, из которых делаешь вывод, что чем больше и дольше встречаешься, и проживаешь отношения в гостевом статусе, тем меньше шансов стать законным супругом или супругой, потому что всё и без супружеского статуса устраивает. Юлечку не устраивало изначально, хитро подметив, что после развода или смерти «престарелого» мужа можно унаследовать состояние каким бы оно не было, пусть даже часть, разделив с прямыми наследниками если не будет завещания на неё одну. Ох, эти женщины! Кто же растит таких меркантильных молоденьких сук? Они же сами, мужчины-«папики», со своим желанием самоутвердиться, поэтому кого еще в этом винить как не себя любимого.

Рабочий день заканчивался. Комаров за последние полчаса выкурил не одну сигарету, а Маринка никак не появлялась. По сути она и не ждала его, он здесь без предупреждения, сюрприз, так сказать. Мужчины должны же делать поступки, а слова всего лишь слова. Марина любит поступки, все женщины их любят. Александр вновь прокручивал ситуацию с Юлечкой и не мог понять, где он потерял контроль. Да, не из-за измены последней, а из-за потери работы сейчас он в угнетенном состоянии. Работа, да найдется работа! Но в глазах учредителей Комаров потерял доверие и репутацию, и он сам не понимал с какой информацией это связано. Может Витебский и туда инвесторам что-либо выслал? Но зачем? Шантажа не было со стороны Витебского, а мог бы за сокрытие чего-то запросить денег. Что явилось причиной смены отношения к нему учредителей? Может опять Юлия? Что за штучка эта Юлия? Какую двойную игру она вела? Почему он этого не заметил? Комаров желал забыть о существовании брюнетки с бледным из Пушкинских времен лицом и мозгами натуральной «блондинки».

*****
Полина ревела на плече у Цукерко. Настя еле выдерживала эмоциональный выгруз мелкой любовницы, левый рукав хоть выжимай.
– Ну хватит, хватит. Радоваться надо.

Анастасия гладила по волосам Краснову, пыталась успокоить. Полина шмыгнула носом, размазала по лицу и без того мокрое слезы, выкрикнула:
– Радоваться? Чему радоваться?
– Ребенку, мать твою ж! Это же здорово. Дети наше всё.
– Он меня бросил. Бросил. Я же ему сообщила сразу. Он мне заявил, что это не его ****еныш и не хер его на него вешать.

Полина звонила. Пару часов назад. Как только врач подтвердил срок и не пару недель, а порядком девять. Спросил:
– Аборт если захочешь делать, то думай быстрее. После двенадцати недель поздно.

Цукерко тогда вошла в комнату и уверенно заявила при докторе:
– Никакого аборта. Только через мой труп.

Что значит через её труп? Краснова не сильно придала значению словам Анастасии, хотя за последние дни осознавала свою зависимость от соседки. Секс. Действительно замечательный секс и не только в ту первую ночь, когда Полина хотела отвлечься забыться и приняла первую попытку мастурбации. Васечка рядом не стоял, с Цукерко сравнивать его дело глупое и бессмысленное. Полина от себя не ожидала теперь такую любовь к сексу, к оргазму, к желанию спать на плече Насти. Что теперь? Она беременная и срок приличный, Вася послал на все три стороны, лучше бы на пять, а что ей то делать теперь, если еще и Настя против аборта.
– Послушай меня! – Цукерко развернула мокрое грязное лицо растерянной девчонки и держала в своих руках ладошки той.
– Что? – истерика внутри продолжалась и это «что» тоже было резким.
– Хватит орать! Не смей орать на меня, ты поняла?

Полина опустила глаза, было стыдно. Действительно, в чем виновата эта женщина, что рядом и скрашивает ей одиночество и любит ночами так, как Васечке на ракете до луны.
– Слушай меня! Ребенок, это хорошо. Он дает смысл жить и возможности не стоять на месте. Главное быть человеком, а не опускаться до уровня планктонов.

Анастасия продолжила свою речь, но Полина перебила, вставив свои заумные фразочки делая акцент на образованность.
– Животного. Правильно говорить «опуститься до животного».
– Да нет, милая моя, до планктона. Одноклеточного существа. Животное своих детей не бросают и растят их настоящими, готовят ко взрослой жизни. А не так вот, как моя мать сделала.

Небольшая пауза дала вникнуть Полине в слова Цукерко. Права, а ведь Анастасия еще как права! Животное самое заботливое и подготовленное к жизни существо на земле. Это люди всё рушат и губят, даже тот же установленный животный мир. Краснова успокоилась, реветь больше не хотелось, она снова подняла взгляд на Цукерко. Сейчас эта женщина была самым дорогим и близким для неё здесь, и возможно она, Полина для Насти самый дорогой и близкий не только здесь, а во всем мире. Краснова обняла за шею Цукерко, и та погладила как маленькую по спине Полину, вновь продолжила:
– Представь, что я отец этого ребенка. Забудь ты этого Васечку, он недостоин малыша. Он совсем не достоин иметь детей. Разве со своими любимыми так себя ведут как он? Мы спали. Я любила тебя. Я буду дальше тебя любить. Тебе же нравится?

Полина шмыгнула носом и кивнула, продолжая виснуть на шее Анастасии.
– Вот и хорошо! Договорились.

Цукерко вполне понимала, что эта маленькая девушка совсем скоро освободится и пусть еще пару месяцев, как свобода будет у неё самой, но Полина может забыть её. Пусть так! Но угробить жизнь девчонке она, Настя Цукерко не позволит. Аборт может навсегда поставить крест на дальнейшем деторождении Полины. Живут же женщины без мужчин, воспитывают детей одни. Родители Полины есть в конце концов. А сейчас есть она, и она сделает всё, чтобы Полина больше не плакала. Настя отодвинула от себя Краснову и поцеловала в висок, лоб, щеки с грязными высохшими разводами, губы. Полина позволяла и ответно отдавалась поцелую.

Глава 11

Август не особо сильно отличается от начала сентября, деревья потихонечку начинают желтеть, если присмотреться, то в парках появляются грибы и во всю зреют ранетки. Стоцкая сидела на скамейке возле фонтана ожидала Ольгу. Витамин всё-таки оказался прав, Никольская позвонила. Откуда интересно он так хорошо осведомлен об её действиях? Неужели так хорошо знает эту девушку? Это у Ники вызывало удивление и бурю эмоций. Она нервничала и меньше всего хотела, чтобы за ними сейчас следили, а другого вывода об осведомленности Витамина не могла предположить; а ведь действительно могло означать только одно, за Никольской слежка идет давно и конкретно. С чего бы это?
Ольга появилась со стороны начала парковой аллеи. Несмотря на довольно позднее время, завтра как никак Никольской на работу, она всё же не отказала встретиться с Вероникой, в чем последняя была благодарна. Что можно ожидать от Витебского? До сих пор оставался осадок предположений в голове.
– Привет! Спасибо, что дождалась. Я честно уже в последней момент хотела перезвонить и отложить встречу.

Никольская протянула руку для приветствия Нике, та следом пожала и обеспокоенно уточнила:
– Что случилось? Почему хотела отложить?

Ольга повела плечом, вспоминая вчерашний вечер в кафе, ответила:
– Да, все после вчерашнего. А, кстати откуда ты узнала, что надо спрятаться от того мужчины? Ты знала, что за мной кто следит?

Стоцкая посмотрела на Ольгу, отрицательно покачала головой:
– Нет, что ты!

Немного помедлив, дополнила ответ:
– Знаешь, Оль! Честно, для меня было удивлением, что он в разговоре по телефону упомянул тебя. Я думала это за мной следят.

Ника промолчала. Она не могла сказать правду, а лгать почему-то этой женщине не хотелось, да и не могла сейчас солгать. Никольская спасла её положение, присела рядом, обняла за плечи и произнесла:
– Вероник, ну да, ты сидела в тюрьме. С кем не бывает, но это совсем не повод за тобой следить как выпустили на свободу. Я понимаю, что там надо у участкового отмечаться каждый месяц кажется, определенное время, но… Кедр тут причем? Ты знакома с Кедром?
– А ты знакома?

Стоцкая взглянула в глаза Ольги, сейчас они были почти бирюзового цвета. Никольская не отвела взгляд, даже наоборот смотрела не моргая.
– Я знакома. Сидел там в зоне один авторитет. Таджиков Андрей. Не знаю сейчас он где, но с его подачи за мной начали наблюдение. Я ему просто понравилась. Так бывает. Может это не скромно, но я нравлюсь порой мужчинам.

Секундная пауза, Ника отвела взгляд от внимательного Ольгиного.
– И женщинам тоже нравлюсь иногда.

Вероника поднялась со скамейки. Вечерело. Подул прохладный ветерок, после вчерашнего весь день дождя сырость в парке ощущалась, вместо солнца небо заволочено тяжелыми светлыми облаками.
– Ольга Александровна, хотите чаю?

Оля оглядела относительно высокую красивую блондинку, на этот раз в джинсах и желтой ветровке, тоже поднялась со скамейки, попросила:
– Ник, давай без этого официоза. Можно без отчества? А то ощущение что я провинилась.
– Ладно. А, знаешь, есть предложение устроить ужин у меня дома. Ты не против? Или…боишься?
– Это чего или кого я должна бояться?

Фраза Ники стала провокационной.
– Я же сидела. За убийство бывшего супруга.
– Мм…Я видела твою статью. Там убийством не особо пахнет. И, я не твой бывший супруг, если что!
– Тогда как?
– Неплохое предложение, почему нет.

Никольская согласилась. Для Стоцкой это казалось невероятной удачей или успехом, да и легкость в общении с Ольгой больше успокаивало, чем напрягало.
– Сейчас по дороге купим курицу, вино и яблоки.
– О, вино, если только не крепкое. Мне потом еще домой добираться и завтра на работу.
– Там разберемся. Вино сама выберешь. Кстати, какое любишь? Белое или красное?

Я не очень выборочна в винах, абсолютно все равно какое, лишь бы не выше десяти градусов. Сознаться, что на крепкие напитки вообще у меня странная реакция, я могу уснуть, а перед этим заплакать, не была готова, поэтому просто доверилась более опытному эксперту в алкоголе, каким казалась мне Стоцкая.

*****
Александр Владимирович никак не мог дождаться Марины, прошло еще два часа с момента его отирания крыльца аудиторской. Последняя сигарета из пачки потушена и отправлена в урну вместе со смятой в руке упаковкой Винстона. Один за другим выходили сотрудники, и наконец показалась знакомая рыжая куртка любимой Марины Афанасьевны. Она вышла на крыльцо, в сумраке не обратила внимание на мужчину с цветами, вдохнула свежий воздух. Саша подошел ближе и опустился на колени прямо на нижнюю ступеньку крыльца.
– Аа…! – крикнула женщина, не ожидая перед собой кого-то увидеть, да еще в такой позе. Сразу ей показалось, что какой-то пьяный просто упал на крыльце.
– Марин, прости.

Голос Александра прозвучал как можно громче; за букетом цветов, которые почему-то Марина сразу не заметила, она увидела бывшего любовника.
– Что ты тут делаешь?
– Марина, я дурак! Полный идиот. Я не могу без тебя. Ты самая лучшая женщина в мире.
– Ой, не преувеличивай! Встань. Не позорься уже, и без этого растоптан.

Марина Афанасьевна сошла с крыльца, прошла мимо Александра и направилась к машине, стоящей одиноко на парковке. Оглянулась на Комарова, спросила:
– А твоя где тачка? И ее потерял тоже? Все бросили мальчика, да?

Из двери аудиторской фирмы вышел последний сотрудник, наткнувшись на приземленного Александра отшатнулся и выругался:
– Вы кто? С ума сошли пугать так народ? Нашли где сидеть, лавочки для этого имеются.

Марина наблюдала за одним из сотрудников аудиторской, а это оказался довольно немолодой Степан Сергеевич, оценщик, который уже закрывал на замки помещение.
– Вы поднимайтесь, мужчина, поднимайтесь. Идите к своей жене. На сигнализацию поставлена, зачем вам наряд полиции здесь?

Степан Сергеевич также прошел мимо Комарова сидящего на крыльце с завязшим букетом роз, попрощался с Мариной Афанасьевной и исчез в арке во дворах этого района.
– Ну и чего? Долго будешь сидеть на холодной плитке?

Марина подошла к несчастному Александру, вот она женская слабость в доброте или жалости, а может так просыпается материнский нереализованный в полную мощь инстинкт.
– Марин! Я всё понял. Мне ужасно стыдно.
– Что ты понял, Саш?
– Я люблю тебя!
– Я же старая. Сам говорил, что тебе молодые нравятся.

Александр Владимирович наконец поднялся на ноги, протянул букет Марине.
– Не говорил я такого. Ты самая лучшая и красивая женщина. Ни одна двадцатилетняя тебя не превзойдет. Дурак я. Просто дурак. Прости.

Марина Афанасьевна смотрела на любимого мужчину, думала: «Всё-таки он какой-то родной и не такая она стерва, что уж опускаться до каких-то холодных мегер!».
– Поехали домой, Саш!
– К тебе или ко мне?
– Ко мне поедем. Не могу я после твоей этой Юлечки в твоей квартире себя хорошо чувствовать.

От имени «Юлечка» Александра самого передернуло, теперь это имя долго будет ему неприятно, хотя само имя по сути не виновато. Мужчина поцеловал руку своей женщине в рыжей куртке, обнял.
– Я продам квартиру. Ты выйдешь за меня замуж. Построим дом огромный. Заведем детей и собаку. Все как ты хочешь.
– Что? – Марина была удивлена планам, который нарисовал в перспективе себе Александр.
– А ты что, замуж не хочешь?

Саша, не отпуская руки Марины, вел женщину к машине.
– Почему не хочу, ты просто за три года ни разу не сделал мне предложение.
– Не делал, теперь делаю. Теперь я понял, что любил и люблю только тебя, и никто мне не нужен. Я же могу свою женщину сделать навсегда своей?

Марина, усаживаясь в салон своей машины, бросая букет на заднее сиденье, посмотрела на просветленного мужчину, произнесла:
– А, знаешь! Я даже благодарна этой Юлечке, она открыла тебе глаза.
– Да уж, приобрел я опыт. Но не называй это имя больше, пожалуйста! Меня тошнит от него.
– Тошнит? Ты случаем не беременный от Юлечки?

Маринка сделала специально акцент на имени «Юлечка», продолжила:
– Можно было бы на алименты подать.
– О, боже! Что с неё взять. Теперь квартиру в центре никто не оплатит, работы нет, если только машину продаст.
– Эй, мужчина! А вы меркантильный тип оказывается! – улыбнулась Марина Афанасьевна, а Александр снова поцеловал ей руку.

Какая меркантильность? Она видела его на эти минуты счастливые добрые глаза, и да, может она и дура, что так быстро сдалась и простила, но что даст гордыня? Ничего. А что даст прощение любимого человека, которого она знала три года и до Юлечки не было огрехов? Великодушие, и возможно много-много счастливых дней, месяцев, лет, и ничто в этой жизни не вечно и не постоянно, поэтому жить надо здесь и сейчас. Марина нисколько не сомневалась в правильности своего поступка, в прощении, в решении принять назад своего Сашку, и не правда, что в воду нельзя войти два раза, можно; еще как можно, если смотреть на это не обидами прошлых событий, а настоящим чувством сегодняшнего настоящего желания.

Глава 12

Утро. Снова день обещал быть пасмурным, тучи нависали над районом, и я надеялась, что только над нашим, а на работе будет все иначе. Наташка с утра сварила нам кофе.
– Ты теперь всегда будешь так рано уходить на работу?

Я смотрела в окно на пасмурную погоду, дождя еще не было, как в прочем и зонта, который я по своей забывчивости в периоды паники оставила у Рут в квартире. Да, я так и не вернулась тогда за ним, позволила решать мою судьбу Стоцкой. Ника оказалась очень неплохой девушкой, внимательной и достаточно позитивной. Вчера весь вечер развлекала меня смешными историями из своей прошлой жизни, даже той, что провела в заключении. Вернулась я домой уже за полночь, именно поэтому Наталья так сердится.
– Ты вообще мало спишь, совсем мало. С твоим сердцем это нагрузка.
– О, боже! Наташ, ну ты чего? Я же не маленькая. Тем более я теперь ответственная за целый штат продюсерского центра, а не только за его эфиры.

Подойдя к своей любимой подруге, обняла её. Она отодвинулась, взглянула на меня далеко не сонными глазами, что я даже позавидовала. Ну, конечно, я не жаворонок, а сова в каком-то там колене, если такие бы характеристики «совам» давали. Наталья, как раз жаворонок всем жаворонкам жаворонок, жила бы в селе, справлялась с утренней дойкой коров и выгулом их на пастбище лучше всех.
– Ты как-то рассказывала, что ваш Комаров появлялся в компании к двенадцати. Почему бы тебе не брать с него пример? Спала бы до десяти утра сейчас нормально.

Теперь представила, как я в глазах Наташи выгляжу, наверняка ей кажется моё лицо опухшим еще от сна и вместо глаз синяки. На всякий случай заглянула в небольшое зеркало, украшавшее холодильник, Кира постаралась на магнит повесить сбоку металлического морозного шкафа.
– Я не Комаров, Наташ. Да и собственно, сегодня первый день как директор. Вернее сказать, исполняющий обязанности директора. Александр Владимирович сообщил вчера, что с утра заберет из кабинета свои вещи. Не могу же я задерживать мужчину.
– С каких это пор тебя волнует время мужчины?

Наталья разлила из кофейной турки кофе в маленькие фарфоровые бокальчики, чего-чего, а такого добра сервизного в этой семье оказалось предостаточно. Разного рода кофейных и чайных сервизов завалены были все свободные полки серванта, не занятые книгами. Нарезая ветчину и сыр для бутербродов, я выронила нож из рук, и он с опасным шлепком упал к ногам.
– Так, так! Что случилось? Видишь, даже нож упал. Нож падает к мужикам. Народная примета. Мужик придёт. – фактировала эта смешная женщина, не так давно сюсюкающаяся с крольчатами.
– Ничего так, что он в твой дом придет? Значит точно не по мою душу. И время мужчин меня совсем не волнует, речь идет об уважении к бывшему директору. Все-таки он меня на работу брал и кандидатуру учредителям мою предложил, а не нашего главного редактора.

Нож был поднят, вымыт и с легким сердцем я присела завтракать остывавшим кофе, а Наталья в своей интересной головке теперь перебирала всех мужчин, кто мог по её мнениям прийти.
– Сантехника я не вызывала, хотя нужно пригласить дядю Васю, пусть почистит трубу под раковиной. Вода чего-то медленнее стало уходить, жир скопился.
– Я сама приду пораньше и вскрою тебе трубу. – успокоила её я, прожевывая кусочек бутерброда.
 – Хм, может тогда кто из покупателей за кроликами придет?
– Они вчера только родились! Ты же хотела во избежание кроликоедства за пределами этого пространства обитания себе оставить? Объявление уже дала?

Наташка только отрицательно помотала головой и прикусила нижнюю губу, продолжая перебирать в женском мозгу предположительных гостей мужского пола.
– Не парься. Я даю подсказку.
– Ну? – женщина отхлебнула совсем остывший кофе в своем бокальчике смотрела внимательно на меня в ожидании ответа.
– Твоя дочь сегодня приезжает, и её мальчик зайдет с тобой поздороваться.
– Ну, он же мальчик!

Понятное дело, что Наталья ожидала мужчину, и мечта о встрече с каким-то там успешным бизнесменом на белом слоне продолжала сидеть в этой молодой женщине, что я начинала подумывать о том, как бы мне не самой начать искать ей жениха, чтобы уже желание наверняка исполнилось.

*****
Цукерко с одной стороны довольная, с другой расстроенная вошла в комнату, где Полина бледная валялась в кровати.
– Полечка, новость для тебя хорошая. – Настя положила рядом с девчонкой прозрачный салафановый пакетик с абрикосами.
– Это откуда?

Удивленная Краснова приподнялась на постели, где сразу Цукерко поправила той подушку под спину, смотрела жадными глазами на желтенькие вкусняшки. Ночью жаловалась Анастасии, что тошнота замучила и очень хочется каких-нибудь абрикосиков, она их обожала с самого детства, и вот с утра желание исполняется и ни кем-то, а той, кто не так давно пугал её своим криминальным опытом. Полина теперь знала, что Цукерко практически не вылезает из заключения и это не первая отсидка, а вторая, поэтому не думала, что именно сейчас эта женщина будет ближе всех и заменит тех, кто когда-то был там на свободе заботливым и родным. Родители? Нет, мама всегда останется матерью, и на самом деле с мамой Полине повезло. Отца девушка своего помнила смутно, остались только фотографии, как он её трехлетнюю держал на плечах. Слишком поздно по человеческим меркам родители обзавелись ребенком, сейчас отцу бы исполнилось шестьдесят три, а матери под новый год скоро шестьдесят пять, а говорят в сорок пять не рожают. Инфаркт миокарда убил отца в том возрасте, когда Полине исполнилось четыре, и страшный случай совсем не спрашивал, нужно ли жить, растить и воспитывать маленького ребенка.
«Папа, папа! Может и хорошо, что не видишь сейчас, что с твоей малышкой приключилось?»

Краснова последнее время часто вспоминала отца, её малышу так не повезло с папочкой, а ещё думала о том, что было бы во много раз тяжелее, если бы именно сейчас отца убил инфаркт миокарда, чувствовала бы себя в этом виноватой.
– Ника привезла. Я её просила, она с утра приехала.
– Ника?

Полина надула щеки, как маленький капризный ребенок, и отодвинула пакет.
– Я не буду их есть.
– Это еще почему? Неужели ревность? – Цукерко улыбнулась.

Краснова смутилась, и всё-таки вытащила один абрикос из пакета.
– Так ты новости хочешь слушать?
– Угу… – обсасывая аппетитную желтенькую ягоду в руке, с наслаждением облизывая сок с пухлых розовых губ, девушка посмотрела в глаза Насти.
– Твоим делом займется сейчас Витамин. Это один серьезный авторитет в Москве. У него своя юридическая компания. При мне Ника с ним разговаривала. Так что, если всё будет отлично, то твой Васечка или Федечка получит по полной, а ты может выйдешь на свободу раньше.
– Да мне и так мало осталось. Каких-то четыре месяца.
– У тебя ребенок, Полина. Тут всё-таки не курорт.

Краснова отложила косточку абрикоса и взяла другую ягоду из пакета. Собственно, не особо токсикозный мозг хотел сейчас думать, с Анастасией было спокойно и даже больше, теперь за неё, Полину, думала эта женщина.
– А…что я буду должна? – спросила девушка, прокусывая сочный абрикос белыми зубками, и добавила. – Этому Витамину.
– Ты сейчас должна только родить здорового малыша, остальное тебя не касается. Ты поняла меня?

Уверенный голос Цукерко проник в самое сердце маленькой Полины, сентиментальность заставила чуть ли не выступить слезам на глазах девчонки, давно никто так не заставлял расслабиться, а жизнь оказалась такой сложной штукой. Васечка, хотя и мужчина, но ни разу не позволил вот так же, как Настя сейчас, расслабиться и не думать о настоящем, что говорить о будущем? Одни мужские обещания и результат на лицо, нет рядом.
– Да. Поняла.

Полина не понимала только одного, чем Анастасия Цукерко расстроена? Что пообещала взамен на свободу и отмщение Васечки за Полину этому Витамину?
«Не скажет, сама выясню!»

Глава 13

Первый официальный день моего руководства продюсерским центром начался несколько хаотично. Светлана Васильевна, наш бухгалтер на работу не вышла, сославшись на взятый отпуск за свой счет, а я её оказывается легко отпустила. С одной стороны, так и было, я оказалась солидарна с главбухом, чтобы она смогла доделать свои мирские дела с детьми и закрутками консервов на зиму, но никак не ожидала, что это воспроизведется буквально с первого дня моего вступления в должность.
– Светлана Васильевна, а расчет Александру Владимировичу кто начислять будет? – уточняла я по телефону супер-занятой домашними делами женщине.
– Я там Анечке все оставила. Помощнице. Я в случае проблемы прибегу на пару часов на днях.

Светлана Васильевна говорила тихим голосом, будто я ее разбудила звонком в самый разгар снов, что даже пожалела о своем назначении, сейчас бы спала и спала, как наш главный бухгалтер.
«Анечка так Анечка!» – подумала я, хотя плохо знала помощницу главбуха и на что она способна. Тихая невзрачная Анечка появилась в период моего пребывания в больнице, по желанию перегруженной Светланы. Да, это не Марина Афанасьевна, что справлялась со всеми бухгалтерскими, налоговыми и экономическими задачами. Я решила посетить Анечку позже, а сейчас в ожидании Александра Владимировича стала раскладывать свои атрибуты из своего предыдущего кабинета, как говорится к чему привыкла. Неосторожно задев свою сумку, та упала со стола, и половина содержимого высыпалось на пол. Фотографии веером рассыпались на паркете, их было всего три, старые детские фотокарточки Рут Берг. Не понимаю почему я их машинально тогда захватила из дома Рут, может потому что мне помешали просматривать альбом, а я даже не успела взглянуть на них, но что-то заставило мне их засунуть в сумку, а не назад в альбом. На меня смотрела девчонка из моего детства. В той самой «индейской» замшевой курточке и джинсовых шортиках, длинные ноги тогда еще были заманчиво красивыми, а глаза те самые синие.

«Господи, как я сразу не догадалась на кого она похожа? Я ведь вспоминала эту девчонку, сравнивала из-за этих синих глаз, и почему-то так и не вытащила из своего подсознания эту Рут, а оно подсказывало. Эти сны с воздушным змеем с мордой смеющегося клоуна снились тогда чаще, чем какие-то другие из современного настоящего времени. Почему?
В дверь постучали. Карина Абрамовна, наш главный редактор, который ненавидела меня уже за то, что не её поставили вместо Комарова.
– Оля, можно?

Я быстро убрала фотографии в сумку, согласна кивнула головой, произнесла:
– Карина, заходите.

Полноватая женщина тридцати восьми лет, с окрашенными в красный волосами короткой стрижки, вошла в кабинет.
– Комарова еще нет? Он как всегда, наверное, придет к обеду.
– Ну, он теперь свободный от работы человек и может планировать день как хочет.

Я посмотрела на часы на стене, стрелки показывали половина одиннадцатого. Все ничего, но у Александра Владимировича действительно отсутствовала пунктуальность, вчера только обещал приехать к десяти утра.
 – Вам он нужен, Карина Абрамовна? Личные вопросы с ним вы можете решать, не прибегая к моему разрешению.
– Да, нет. Хотела поинтересоваться, кого вместо себя назначите. Кто за эфир будет отвечать?
– Нет загруженности. Пока оставим все как есть. И я всего лишь исполняющий обязанностью, никак не директор. Может найдется кандидатура на место директора другая. Вы, например.

После моей фразы Карина Цирюльник не смогла скрыть своей улыбки, смуглое лицо порозовело, а голос стал более мягким.
– Да ладно вам, Оля. Если бы мою кандидатуру рассматривали, то я уже была бы в этом кабинете.

В дверь заглянул Комаров.
– Девчонки, не помешал сплетничать?

Счастливый на удивление всем Александр Владимирович переступил порог бывшего своего кабинета.
– Еще и не успели. А чего вы такой счастливый, Саша? – поинтересовалась любопытная Карина Абрамовна.
– Прям так и не успели. Вы своего, Карина Абрамовна не упустите. Женюсь. Поздравьте меня.

Комаров прошел к столу и сел недалеко от меня на соседний стул с бархатной зеленой обшивкой.
– Так это не новость. Все давно знали. Ладно, пойду я.

Цирюльник, покачивая полными бедрами обтянутыми узкой юбкой покинула кабинет.
– А ты что скажешь, Оль? Кстати, ты с ней поаккуратнее. Та еще разносчик информации.

Александр развалившись на стуле, положил ногу на ногу, но глаза и улыбка выдавали действительно счастливого человека.
– Поздравляю, что могу сказать. Я только за. Помирились с Юлей?
– Ой, боже упаси. Не произноси этого имени. Я был дурак. Моя муза Марина Афанасьевна. На свадьбу пригласим тебя, не забудь про это.
– Свадьбу?! Заявление подали?

Новость оказалась приятной, Маринку тоже знала плохо, когда пришла работать в компанию, то всего пару месяцев последних той застала в центре, но разворачивающаяся на моих глазах трагедия их расставания и появления Юлечки видели все, и конечно переживали за любимого главбуха.
– С утра. Я почему задержался? В ЗАГС ездили, пока не передумала.

Комаров потер руки, как сделал бы своими членистоногими лапками комар, сразу вспомнилась сказка про «муху-цокотуху», Маринка похожа теперь та самая муха с денюжкой, не зря экономист. Настроение Александра мне нравилось, не хотела бы лицезреть потерянный депрессивный вид бывшего начальника.
– Хорошо. А что всё-таки случилось? Вы сами ушли с должности? Или…

Александр приложил палец к губам, оторвал листочек стикера и написал: «Тут есть уши».
Это напомнило мне снова о Рут, когда та сидела у меня в кабинете в СИЗО и я писала на бумажке девушке об осторожности.
– Сам. – сказал в голос Александр и продолжил фразу, не имеющую к делам. – Так ты сегодня на ужин к нам приходи. Адрес Марины Афанасьевны знаешь?

Я отрицательно помотала головой, тогда Комаров на той же бумажке мне написал адрес и подвинул листочек.
– Вот. Бери. Обязательно приходи. Обязательно.

Эта фраза «обязательно» повторилась, что дала понять, важная информация будет именно на ужине. Всё же служба в Юстиции научила не просто читать между строк, но и понимать общение с человеком за пределами познания психологии.
– Хорошо. Обязательно буду. Во сколько?
– В семь вечера. Задержишься на полчаса ничего страшного, будет моя компенсация за сегодняшнюю непунктуальность.

*****
Наталья, в ожидании дочери поставила в духовку «шарлотку». Чем любила август, так это за те самые яблоки, что можно приобрести три килограмма за семьдесят, а то и пятьдесят рублей на каждом углу в Москве. Нет, конечно не на каждом, но доступность приобретения недорогих яблок для пирогов максимальная, независимо от рынков выходного дня.
Аромат яблочного бисквитного пирога разошелся по всей квартире, и даже в подъезд. В дверь позвонили. На пороге стояла Нина с корзинкой восточных сладостей, мать Артура, с кем путешествовала маленькая Кира.
– Яблоками печеными пахнет. – принюхалась гостья.
– Шарлотка в духовке. Артур не звонил? Кира недоступна. Проходи.

Нина, красивая грузинская женщина прошла на кухню за хозяйкой дома.
– Наташа. Только не волнуйся.
– Что случилось?

Наталья присела за стол, на который Нина водрузила корзинку с лакомствами.
– Ничего не случилось. Приехали они. У меня. Сейчас придут.

Незапертая входная дверь и в правду открылась, человека три вместе с Кирой вошли в квартиру.
– Мам, это мы.

Голос дочки звучал довольно звонко и радостно, Наталья поднялась встретить своего ребенка, но не успела. На кухню вошла Кира, Артур и красивый статный мужчина. Нина представила:
– Мой брат Давид, крестный отец Артура.

Глава 14

В руках Давида приличный хороший такой букет цветов в шуршащей оранжевой бумаге с красной лентой. Наталья не ожидала сюрпризов в образе красивого мужчины, хотя после предсказания Ниной о «принце» не переставала об этом думать.
– Это вам. Вез из самой Грузии. Простите за вторжение, но не мог не увидеть и не познакомиться с мамой невесты моего племянника. Как глава семейства просто обязан был. – произнес «пришелец из облаков» и вручил букет Наташке.
– Невесты?!

Вопрос и удивление вместе заставили посмотреть на дочь, которая даже постеснялась обнять маму при всех. Девчонка покраснела и схватилась за руку Артура.
– Кира? Объясни пожалуйста.


Вместо Киры заговорил снова Давид.
– Сватаем вашу дочку за нашего Артурчика. Он умный, красивый. Поверьте, у него замечательные перспективы стать научным сотрудником и получить в будущем профессора, хорошую работу и может даже нобелевскую премию.


Теперь Артурчик покраснел и смутился, в своих способностях он не сомневался, но дядя явно перебарщивал с похвалой.
– Дядь Давид, ну ты так сглазишь меня.
– В сглаз пусть женщины верят, а ты мужчина. Орел. Принц.


Наталья взяла за руку Киру, бросила всем: «Извините, мне с дочкой надо поговорить!», и вышла из комнаты уведя с собой девчонку.

Закрыв дверь в комнате, которая однажды превратилась в зоопарк со своими шиншилами, кроликами и всякими рыбками, Наталья взглянула в глаза дочери.
– Кира, скажи правду.
– Что?


Недовольная девчонка отвела взгляд, оглядела комнату и заметила недавно родившихся кроликов.
– Ой, крольчата родились. Мамуль, давно? Жаль я не застала.


Кира подошла к аквариуму с крольчатами, взяла одного и прижала к себе. Мелкий с ушками захрюкал от страха и свернулся клубочком не хуже ёжиков.

– Ты не переводи разговор. Ты можешь мне объяснить по поводу назначения тебя невестой? Ты спала с ним? – Наталья не унималась и пытала дочку вопросами.

Кира покраснела, положила крольчонка назад в его «домик» и подошла обняла маму.

– Мам, я спала с ним да. Я уже не девственница. И я его люблю, и…


Кира остановила свою тихую речь, пыталась подобрать слова для признания. Наталья спасла положение, спросила сама:
– Ты беременная? Дочь, тебе только шестнадцать.
– Мам, через месяц семнадцать и что это меняет?

– Так это правда? Кира! – Наташка побледнела и присела с помощью дочери на диван.
– Ну да, правда. Он хороший, мам. У них вся семья хорошая. Видишь какой галантный дядя Давид. Это всего лишь ребенок. Артур будет и работать, и учиться. Тетя Нина поможет с малышом. Я не собираюсь бросать школу.
– Вначале один ребенок, потом второй, третий. Они же восточные люди.
– Мам, и чего? Они грузины. Не мусульмане же. Воровать не собираются. Приехали сватать как цивилизованные люди. И мы что с Артуром кролики что ли? Так получилось. Я вообще залетела случайно.


Наташка отходила от первого шока и дочерино «это случайно» даже улыбнуло. Дети, это всегда хорошо, Наталья обожала маленьких детей, как человеческих, так и этих шуршащих с ушами в углу комнаты.
«Артур действительно перспективный молодой человек, умный, порядочный, воспитанный. Да и за профессоров обычно так и выходят, когда они не профессора, а перспективные молодые люди.» - искала плюсы женщина в сложившейся ситуации.
– Кира, ты понимаешь, что профессорами становятся только с хорошей мудрой женой. Ты берешь на себя ответственность не только за ребенка, но и мужа.
– Я знаю, мамуль. – Кира вздохнула, закатила глаза и спросила: – А как тебе имя Оля? Дочку назову в честь нашей Оли, будет такая же. Она однозначно меня бы сейчас поддержала и нашла бы море аргументов для положительных эмоций.


Наталья погладила дочку по плечу и подумала, что и правда, Кира за отсутствующий период как-то повзрослела и поумнела, может это влияние умного Артура, а может и Ольгина «смерть», которая заставила маленькую девочку пересмотреть жизнь и пожелать быть такой же сильной.
– Ладно. Пошли к нашим родственникам, а то некрасиво мы их одних оставили.

*****

Витебский Виталий Павлович ожидал появления Кедра в своей конторе. Дела, как юридические, так и авторитетские не заставляли себя ждать. Сегодня прислали весточку из колонии строгого режима, что Савицкого убили. Таджиков постарался, через каких-то своих, не поставив в курс его, Витамина, пообещал золотые горы пацанам в зоне, куда по этапу отправили отбывать наказание убийцу и насильника, и те не соразмерили свои силы.

В письме было описано, что Савицкий Ростислав «вышел из себя» и после того, как его опустили по нескольку раз по кругу в камере, поиграв в «карусель», он в медицинской части зализывая раны изнасиловал терапевта. Кто был терапевтом, женского пола или мужского, в письме не уточнялось, но лечить задницу такому человеку как Ростислав Георгиевич оказалось опасно. Закрыв последнего в карцер, тот истек в результате кровью из того самого места, и ночью окоченел.

«Надо было все-таки Андрею сообщить, что Никольская осталась жива!» – рассуждал Виталий, но ни о чём не сожалел. Не сожалел ни об унижении и смерти Савицкого, ни об Андрее Таджикове, который пребывать продолжал в зоновской тюрьме и ожидал перевода в психиатрический тюремный стационар. Таджиков потерял смысл жизни, это понятно, но никто не виноват в том, что он потерял голову из-за девчонки.

Телефонный аппарат завибрировал на столе. Витебский посмотрел на экран, разочаровано, что это оказалась Юлечка сбросил звонок. Затем еще один, другой. Отключил телефон совсем.

В дверь постучала помощница Кристина, на его разрешение «Кристина, входи!», голова девушки появилась в кабинете.
– Виталий Павлович. К вам Ярошина Вера Павловна.


Кто такая Ярошина Вера Павловна Виталий не знал, но рабочий день еще не закончился, Кедра до сих пор нет и надо хотя бы чем-то отвлечься от негативных мыслей.
– Приглашай.


Мягкий голос помощницы обратился к гостье, это Витебский слышал хорошо и пытался вспомнить фамилию Ярошина, но ничего не приходило. В кабинет вошла молодая женщина, неопределенный возраст выдавал тридцать пять, но могло быть меньше, а могло быть и старше. Темные волосы, стрижка каре, легкими прядями лежали на плечах, тонкий волос не мог придать объема каким не пользуйся шампунем, а выразительные серые глаза подчеркнуты голубыми тенями, что лицо казалось светлее чем оно есть.
Виталий привстал с кресла поприветствовать.
– Вера Павловна. Присаживайтесь куда вам удобно. Диванчик или кресло.


Вера Павловна прошла к бежевому диванчику, скромно уселась на краешек, и Виталий заметил, как женщина нервно теребит браслет на запястье.
– Может вам чай или кофе? Воды?


Витебский крикнул помощнице, не дожидаясь ответа посетительницы:
– Кристина!


Кристина снова появилась на пороге, но с разносом в руках, на котором стояла чашечка кофе для Витебского и чашка с зеленым чаем для Веры Павловны.
– Я предусмотрительна, Виталий Павлович. Заранее спросила, что будет Вера Павловна. А к вам там подъехал…

Закончить фразу Кристина не успела, в кабинет вошел Кедр.
– Виталий Павлович, я звонил. У вас телефон отключен.

– Кристина, спасибо!


Виталий махнул рукой помощнице, чтобы шла заниматься делами, и обратился к Кедру.
– Я тебя ожидал лишние полчаса. Теперь посиди в машине подожди меня. Не видишь, что я занят?


Кедр помявшись, оглядел сидящую на диванчике невыразительную неяркую дамочку и со вздохом тоже удалился. Витебский встал из-за стола и присел напротив женщины в кресло, сам передал той в руки чашку чая.
– Что привело вас в юридическую организацию, Вера Павловна. Вижу, вы волнуетесь.


Женщина с фамилией Ярошина подняла глаза на Витебского и произнесла:
– Ночью погибла моя мать. Витебская Надежда Михайловна. Её отравили.
– Что?


Виталий побледнел, кофе немного выплеснулось из чашечки в его дрогнувших руках и капли коричневого напитка окрасили серые брюки попадая на кресло.
– Да, я ваша сестра.


 Глава 15

Вероника нервничала, прошло три дня с момента угроз Витамина и со встречи в парке с Никольской. Если Никольская мало как себя обозначала, но всё же звонила пару раз за все время и ни в какую пока не согласилась еще раз встретиться, то Витамин резко не давал о себе знать. Стоцкая понимала, что такая тишина могла привнести следом какую-то бурю со стороны воров или самого авторитета. Девушка с газетами о поиске работы сидела на диване в своей гостиной, периодами звонила по какой-либо вакансии, но чем дальше, тем больше понимала, что со справкой даже в магазин супервайзером не возьмут, не то что кассиром. Вспомнив в очередной раз о Никольской и зная, что сейчас девушка работает в некой информационной индустрии, решила найти повод посоветоваться. Набрала номер Ольги, но ответа пришлось ожидать долго, трубку взяли не сразу.
– Ника? Прости, тут много навалилось. Кира замуж выходит, новая должность, а дел только накопилось. Да и, квартиру надо снять на днях срочно.

Никольская без стеснения и какого-то оправдания легко аргументировала своё отсутствие в жизни Вероники. Фраза о съеме жилья оказалась последней и сразу осталась для Ники основной.
– Ольга, а тебе вот обязательно квартиру? У меня свободная комната, хочу её сдать. Если тебя устроит жить с кем-то в одной квартире.
– Если считать, что я редко сейчас бываю дома, то по сути могу переехать к тебе. Но мне никого не хотелось бы беспокоить, поэтому пока ищу отдельную квартиру. У меня Машка и цветы.
– Машка? Это дочь?

Стоцкой про Никольскую почти ничего не рассказали, это даже хорошо, было естественно и интереснее узнавать о бывшем офицере Юстиции. Голос Ольги повеселел, ответила:
– Кошка. Серая простая кошка, угроза для птиц.
– Птиц у меня нет, так что рада буду Машке.

Сделав небольшую паузу, всё-таки пересилив себя, предложила:
– Оль. Мне очень нужны новые друзья. Ты же знаешь, я отсидела два с лишним лет.

Никольская молчала, не перебивала, и Вероника надеялась, что та сможет отнестись к словам правильно, продолжила:
– Собственно, у меня есть тайна. Ты могла бы сегодня приехать ко мне вечером и у меня остаться? Очень прошу тебя.

Ника замолчала, ожидала ответа. Она боялась Витамина, дня три прошло, срок угрозы в том числе, необходимо как-то обмануть время и воров.
– Насколько серьезная?

Вопрос Ольги прозвучал не менее серьезно, сложно было отшутиться, Стоцкой больше захотелось разреветься. Почему рядом с Никольской она себя чувствует слабой? Это состояние Нику беспокоило.
– Возможно жизни и смерти, Оль. Прости.

На этот раз голос Никольской прозвучал более мягче и последовал вздох.
– Ладно. Я через пару часов освобожусь и к тебе.
– Спасибо!

Стоцкая отключила мобильный и вытерла предательски выползшую слезу со щеки. Притвориться даже не получилось, из неё плохая актриса и об этом говорила в последнюю встречу Цукерко. С Настей так вообще пришлось чуть не поссориться, из-за своей мелкой там совсем голову потеряла. Ника помнила встречу с зоновской подругой, привезла фрукты для беременной девчонки, сигарет, а Цукерко попросила набрать Витамина.
– Зачем он тебе нужен? Насть, мне лишний раз его слышать не хочется.
– Не слушай. Я буду говорить. Давай пока не видит никто.
– Нет.
– Послушай, девчонке двадцать. Её чмырь подставил, муженек не состоявшийся. Ты же лесбиянка. Своим помогать надо. По-сестрински.

*****
Цукерко стояла у ворот, сложив руки на груди и ноги на ширине плеч, будто вырабатывала стратегию мести бывшему возлюбленному Полины. Сплюнула в траву, третья сигарета пошла в оборот, но прикурить снова не успела, нервно смяла и табак высыпался в пыль.
– Чё за сигареты туфтовые привезла?
– Нормальные сигареты. Ты всегда такие курила. Что происходит?
– Мужик девчонку подставил. Ты понимаешь?
– Понимаю. Тебе нужен Витамин, чтобы пришить чмыря?
– Тсс… Дура что ли? – Цукерко оглянулась по сторонам, осторожность не помешает. – Ты еще громче скажи это. Совсем не можешь играть, в актрисы тебя не возьмут. Нет, конечно. Витамин владелец юридической фирмы. Пусть пересмотрит дело Красновой. Найдет лазейки, это важно. Девчонка ребенка ждет. Скоро зима, как она тут без отопления протянет?

Ника после супруга ненавидела всё, что касается мужчин, Цукерко знала слабые места Стоцкой, поэтому согласилась позвонить Витамину. О чем договорились Цукерко с Витамином Вероника не слышала, подруга при разговоре отошла на приличное расстояние от дороги вдоль ограждения с колючей проволокой, делала вид, что работает, убирает разросшуюся траву. Охрана с вышек не должна была понять, что о чем-то идет договоренность и нарушаются правила. Общение по телефону рядом с Никой могло навести подозрение, и не заметить разговор на мобильном было бы невозможно. Настя вернулась довольная, но тревога ощущалась.
– Согласился? – осторожно поинтересовалась Ника.
– А то! Мне и отказать.

Какая-то самоуверенность в нотках голоса у Цукерко настораживала и Стоцкая всё-таки спросила:
– Что пообещала? Скажешь?
– Заберет весь бизнес того чувака вместе с прибылью, Красновой это не нужно.
– А если у того ничего нет?

Вопрос остался без ответа. Цукерко не знала ответ и что может быть в случае, если Васечка Полинин банкрот и действительно ничего нет, но рассчитывала на лучший исход. В любом случае, убеждение, что беременную девчонку могут освободить раньше, подчеркнуло некий смысл для Насти. Да, Ника тоже это заметила, подруга изменилась, стала серьезнее, и эти искры в глазах, появилось желание жить и работать ради чего-то.
– Давай. Прощаемся. Езжай, а то слишком долго здесь торчишь, тоже подозрительно. Спасибо за сигареты, Ник!

На этот раз Цукерко наконец закурила, открытая пачка перекочевала в карман, а пакет с провизией поднят с капота машины. Ника, опускаясь в салон машины, помахала подруге ладошкой. На открытой площадке под взоры скучающих охранников с вышек обниматься тоже рискованно, стрелять не будут, но подозрение на передачу наркоты и прочих запрещенных предметов вызовет.
– Скажешь, что еще твоей беременной понадобится. Пока свободна, привезу.

Анастасия кивнула, не провожая автомобиль пошла к проходной, порадовать мелкую девчонку сейчас хотелось сильнее всего, увидеть хотя бы на мгновение счастливые глаза от желаемых абрикосов.

*****
Телефон молча и бесхозно теперь валялся на журнальном столике. Стоцкая после разговора с Никольской немного успокоилась. Да, эта память прошлого преследовала и запутывала в паутину сильнее, и Цукерко вместо помощи ввязала еще в какую-то историю с Витамином, вернее ввязалась, но от этого Ника автоматически идет как соучастница. Хорошо, конечно, той Полине Красновой помочь, даже если просто порадуется Цукерко, подруга была ей очень близкой не только по несчастью, а по духу вроде сестры.
Что же делать? Что же делать?

Вопрос стоял на повестке сию минуту, хотя другие проблемы далеко не решены, работы так и не нашлось. Надо убраться перед приходом Ольги, чтобы она пересмотрела свой взгляд на какую-то неизвестную квартиру и переехала сюда, а на сегодня Витамину сообщит, что Никольская живет теперь с ней. Миссия на половину будет исполненной. Ника собрала газеты по работе в стопку, бросила на широкий подоконник и взялась за пылесос.

 Глава 16


Алонский первый день вывел Вольдемара из дома прогуляться в парк рядом с коттеджным поселком. Мартин как всегда на своих съемках, сегодня ещё тусовка нарисовалась стилистов в одном крупном модельном агентстве, но Тадеуш ни в какую не захотел присутствовать среди лиц, где большую часть составляют трансвеститы.

– Март, не поеду я. Ты же знаешь, не люблю я эти ваши маскарады. С ума сойти, и с кем я живу?
– Ты меня что ли стесняешься? – спрашивал в недоумении Сванш друга, повязывая в тон салатового пиджака галстук, при этом не застегивая пуговицы до ворота.
– Я горжусь тобой.


Мартин немного покрутился перед огромным зеркалом в прихожей, застегнул пиджак, снова расстегнул, затем застегнул на одну пуговицу посередине.
– Как я выгляжу?


Тэд покачал головой, закатил глаза и вознес руки к «небу». Сванш глядя на молчание и жесты Алонского вновь оглядел себя в зеркало, произнес:
– Согласен. Не Аполлон. Надо еще забежать к Антонио чего-нибудь на голове сделать.
– Передай от меня привет. И пусть он тебя в попугая не превратит как в прошлый раз.
– И всё же нет у тебя вкуса, мой милый. Ничего ты не понимаешь в стилистике. Надо стремиться в будущее.
– Ну, друг мой! Это же не означает походить на инопланетянина.


Алонский взял с тумбочки в прихожей бокал с недопитым холодным кофе друга, так уж повелось, что более одомашненный нелюдимый Тэд теперь больше занимается бытовыми делами и домашним хозяйством, редко выезжает за пределы поселка сделать новые фотографии; а Сванш известный теперь в творческих дизайнерских кругах как хороший стилист, зарабатывает деньги и довольно успешно.
Да, Тадеуш чуть не забросил совсем свою художественную фотографию, всё произошло после выставки, где больше выделили Рут Берг; её черно-белые фотографические иллюзии, особенно спящая замерзшая «принцесса» на ресницах которой застыл иней произвел на всех впечатление, что другие работы, тем более Алонского остались не запоминающимися. Пытая подругу, как она создала такой фотоэтюд, и какой программой пользовалась, тайна так и осталась не раскрытой.

Рут сознавалась, что ничего не предпринимала, лишь растворила краски сделав картину классической черно-белой, а иней на ресницах вероятнее всего создал сон девушки, но Алонский скептик до мозга костей не мог в это поверить. Берг всегда везет, думал Тэд, и немного завидовал успеху подруги, в отличии от Сванша, который не просто гордился Рут, а использовал это имя в своих кругах и дальнейшей сфере.
– Моя девочка Рут Берг, помните её «спящую царевну», да в мае выставка прошла. Это я выставку организовал и продвижение полностью моё детище.


В том, что пиар выставки и организация была благодаря Сваншу оспорить никто не мог, но тем не менее имя Мартина прославилось после успеха Берг; очень много зависит от таланта того, кого берешься продюсировать, а не от самого продюсера. Зато теперь Мартин Сванш известный стилист, дизайнер-художник, консультант по открытию показов мод, практически вся богемная элита столицы обращается за составлением и оценкой стиля, как в оформлении зала, сцены, так и одежды.

– Может всё-таки поедешь? Чего собрался делать? – переспрашивал какой раз Мартин, ему последнее время казалось он мало уделяет времени Тэду.
– Погода прекрасная. Август. Последняя неделя лета, и Вольдемар чувствует себя намного лучше, сходим в лесопарк, белок погоняет.
– Белок, это хорошо! – фактировал Сванш и потрепал по холке огромного пса, который вышел на произнесенное его имя в разговоре мужчин.


Теперь Алонский спокойный прохаживался по аллее лесопарка, прилегающего к поселку, а Вольдемар и не думал резвиться за белками. Лохматое чудовище улеглось в густую траву и наблюдало за бабочками, что по ходу играли между собой в только им известную игру перелетая с одной травинки на другую, вместо того чтобы собирать пыльцу. Из цветов на полянке можно было заметить лишь кашку и клевер, где-то торчали совсем не лесные, а мелкие ромашки, но эти с разноцветными крылышками не интересовались цветами и не замечали, что за ними следит огромный пес.
«Так и я, совсем забросил интересоваться картинами и фотографией!» – рассуждал Алонский, но сказать, что ощущал себя несчастным, мужчина не мог. Сванш оказался хорошим партнером, отличным любовником и надежным человеком, даже не смотря на ранее любовные похождения. С тех пор, как Тэд согласился быть его мужчиной, Мартин перестал заставлять его нервничать, ревновать было бессмысленно, а ночи принадлежали только им обоим.

*****
Я ехала к Нике домой, по дороге успела переговорить с маленькой Кирой по телефону, мелкая снова влезла в некую интеллектуальную авантюру со своим Артурчиком и не желала проигрывать в схватке.
– Оль, в какой стране живут Этруски?
– Эта цивилизация давно не существует. Артур тебе снова голову забивает историей?
– У нас тут похоже канализацию засорило, я случайно высыпала кроличьи опилки в унитаз, и он мне заявил, что я этруска, а не русская. Это оскорбление, да?


Вспомнив из истории, что цивилизация этрусков действительно первые создали канализацию, несмотря на то, что прожили всего одно тысячелетие и растворилась как цивилизация в Италии за сто лет до наступления нашей эры, успокоила девчонку:
– Нет, Кира. Этруски были очень умными и цивилизованными людьми, у них, наверное, канализация была совершеннее и ничего не засорялось.


Что на самом деле имел в виду молодой человек Артур, называя свою девочку этруской, я не могла знать, может всего лишь, что она не «по-русски» поступила. Кира в ответ на мои мысли заявила мне в трубку:
– Вот я ему ответила, что он сам грузин, а он сука смеется надо мной.
– Смеётся, это хорошо. Другой бы мужчина скорее вынес мозг обзывая свою женщину безмозглым существом.


Собственно, не сказать, что я не уважала мужчин, но мои наблюдения чаще и доказывали, что мужчины вместо дел вначале вынесут женщине мозг, у которой и без них он в постоянном логическом лабиринте, Артур пока казался милым и другим.

*****
Стоцкая Вероника запекала курицу с яблоками в духовке, к приходу Ольги Никольской решила подготовиться и устроить романтический ужин. Время на приобретение свечей не было, но в серванте во время уборки обнаружила старые две новогодние изображавшие драконов, поставила на столик возле дивана в гостиной, где уже нарезкой лежал на тарелках сыр и хлеб, а также готовый летний салат из овощей.
В дверь постучали, звонок так и не подключила из соображений, чтобы не пугал. Ника вновь осознавала, что там в поселении ощущала себя в большей безопасности, чем здесь на свободе, и надо же было связаться с Витамином. Женщина не знала теперь как исправить положение, деньги понятное дело были нужны, но жизнь теперь превратилась в сплошной комок гирлянд, где в случае, если погаснет одна лампочка, может вырубить весь свет.

На пороге стояла Оля в бежевых брюках и кремовой кофточке, волосы убраны в небольшой хвостик, небрежная прядка вылезла и свисала у виска, в руках синяя сумка.
– Привет. Это я, как обещала.


Никольская осторожно пересекла порог и остановилась в прихожей. Веронике захотелось обнять на сегодня скромную девчонку, которую не так давно лицезрела в офицерской форме Юстиции.
– Можно? – Ника подошла ближе и обняла Никольскую.
– Давай хотя бы я пройду, что на пороге-то обниматься.


Стоцкая отодвинулась и пропустила Ольгу в комнату. Столик был накрыт светлой свернутой скатертью и в середине бутылка белого вина.
– Прости, у меня там еще курица в духовке.


После того, как Ника удалилась на кухню, я подошла к окну. Погода сегодня оказалась отличная, но нехорошие предчувствия беспокоили. С окна отлично виден двор и стихийную в этом расположении домов парковку. Знакомый автомобиль остановился у арки соседнего подъезда, из машины вышел Виталий Витебский. Позади послышались шаги Ники, аромат курицы с картошкой разнесся по комнате.
– Ника, а ты Витамина знаешь?


Заметив побледневшее лицо Стоцкой, я поняла, что предчувствия не обманывают. Лично за мной Витебский никогда давно не следил, отправлял кого-то из «шестерок»; а здесь во дворе мог ли этот мужчина оказаться случайно?
Витамин прошел мимо подъезда у арки и явно направлялся в соседний подъезд, где жила Вероника.
– Я думаю, что он идет сюда.
– Оль…
– Что?


В дверь послышался стук, вначале тихий, затем громче. Ника сжала правой рукой своё запястье на левой, будто пытаясь остановить пульс, голос осел настолько, что слова можно разобрать лишь по губам:
– Пожалуйста, спаси меня!


Глава 17


Стук в дверь прекратился. Мы с Никой еще несколько секунд пребывали в тишине, я не понимала, что мне нужно было делать и как помочь Стоцкой, она похоже надеялась, что Витамин уйдет. На столике рядом с курицей зазвонил старенький громкоголосый телефон Вероники, девушка быстро сбросила звонок, а в дверь уже снова стучали, теперь скрыть нахождение людей дома стало нереальным.

– В чем дело? – задала вопрос Нике, смотрела прямо ей в глаза, которые она пыталась отводить.


Стоцкая, и на этот раз, вместо пойти открыть дверь гостю, опустилась на диван и закрыла голову руками. Я подошла к Веронике и присела рядом с ней на корточки, стук на секунду остановился и вновь грохнули кулаком в дверь. Голос взбешенного Витебского разнесся по всему подъезду:
 – Вероника, я знаю, что ты дома. Телефон звонил. Открывай.


– Так в чем дело? – вновь я задаю напуганной потерянной женщине вопрос и пытаюсь убрать ее руки с лица, чтобы взглянуть той в глаза.
– Ни в чем!


Стоцкая убрала наконец руки, посмотрела на меня, слез не было, некая безысходность виделась в зрачках, что я представила «черную дыру» в космосе; возможно дыра могла выглядеть именно так, но быть затянутой в неё не хотелось и я почти крикнула:
– Быстро говори, что происходит? Ты не сможешь прятаться от него и кого-либо другого вечно. Они ночью могут заявиться, когда все спят в квартирах, а меня здесь тоже не будет.


Моя речь на Нику подействовала, вероятно представила, как ночью воры влезают в квартиру и вытворяют с ней всё, что захочется им, а она и заявить на них не сможет.
– Он хочет, чтобы ты жила со мной.
– Что?


Бледная женщина казалось сейчас упадет в обморок от страха, и не знала «что лучше», признаться мне или продолжать игру Витамина.
– Ты ему нравишься, но он в курсе, что ты не встречаешься с мужчинами. Он хочет, чтобы я встречалась с тобой и дала тебе понять, что отношения с женщинами отвратительны.
– Что?


Второе «что?» из уст Никольской прозвучало совсем иначе чем первое, Вероника это почувствовала вначале в интонации и твердости голоса Ольги, а затем уверенных действиях последней. Никольская поднялась на ноги, оглядела комнату, в дверь вновь застучали, но за ней уже слышались голоса соседей.
– А вы уверены, что Вероника дома?
– Уверен. Я звонил на телефон, она дома. – голос Виталия в общении с соседями Ники стал более мягче.
– Ой, а может с ней плохо. Таблеток наглоталась или еще чего-нибудь такое, суицидное.
– Да, ладно! В тюрьме не покончила с собой, а на свободе чего вдруг? Пошли домой уже.
– Может дверь взломать? Мало ли чего.


Соседи наперебой высказывались и давали рекомендации, которые больше смахивали на предположения. В замочной скважине заскрежетало, будто некто решил открыть дверь какой-нибудь проволокой, либо любой другой заменяющей ключ отмычкой.
– Вероника, Ник. Открой. Это баба Маня. – теперь уже пожилая соседка пыталась докричаться до Стоцкой.
– Все, расходитесь прошу. Я сам справлюсь. Я юрист.


Ника представила, как Витебский размахивает удостоверением собственной юридической конторы, будто это полицейская «ксива», а Ольга тем временем расстегнула все пуговицы на своей блузке и верхнюю пуговицу на штанах.
– Раздевайся.


Теперь очередь Вероники пришла задавать вопросы:
– Зачем?
– Мы занимались любовью. Иди открывай.


Стоцкая поднялась с дивана, но Ольга прежде чем Ника отправилась в прихожую, остановила, и резким движением стянула с девушки платье разлохматив светлые волосы.
– А теперь надевай, и пока это делаешь открывай дверь.

*****
Витебский разогнав соседей своим удостоверением, вытащил из кармана пиджака согнутый самодельный из толстой проволоки «ключ», которым до этого уже пытался воспользоваться, и вставил в щель замка. Повернуть «ключ» не успел, дверь открылась и взору мужчины предстала блондинка не в лучшем своем виде, поправляя на себе платье, бледная с размазанной тушью под глазами и на голове «гнездо кукушки».

– Только не говори, что ты спала. Не поверю. Пила небось?


Витамин оттолкнув Нику хозяйским широким шагом переступил порог и оторопел, на пороге гостиной стояла Ольга, не менее лохматая, с расстегнутой блузкой, которая еле скрывала красивую без бюстгалтера аккуратную грудь и открывала ровненький гладкий животик. Никольская стояла босиком, брюки расстегнуты на одну пуговицу, не смущаясь смотрела на Виталия.
«Когда успела лифчик снять и носки?» – задавала себе вопрос Стоцкая наблюдая за Ольгой.
– Что ты тут делаешь?

Заметно, что Виталий растерялся, остановился перед Никольской и не смог отодвинуть девчонку, как Стоцкую, чтобы пройти дальше в комнату.
– Это вы, что тут делаете, Виталий Павлович?

Ольга усмехнулась, сделала недовольное лицо и обратилась к Нике:
– Дорогая, а ты не сказала, что у нас гости.

Миллисекундная пауза, продолжила уже Витебскому:
– Или вы без предупреждения? Почему без предупреждения к женщинам вламываетесь, ай нехорошо, вы же…

Никольская хотела произнести «директор юридической фирмы», не он ли не так давно размахивал своими визитками перед соседями, но добавила:
– Авторитет, в конце концов, какие же показываете примеры своим «сотрудникам».

Услышав акцент на слове «сотрудникам» Витамин оглядел полураздетую соблазнительную девушку перед собой, произнес:
– Госпожа Стоцкая три дня назад была предупреждена о моем визите. Она не говорила своей девушке?

Никольская перевела взгляд на Нику, та стояла позади Витебского и кусала губы.
– Застегнись. Не соблазняй. Кстати, хорошо, что ты здесь, нужно поговорить.
– Проходи.

Ольга отстранилась и пропустила Витамина в комнату. На диване, благодаря стараниям Никольской покрывало было собрано так, будто на нем только что занимались сексом, на спинке валялся черный лифчик, а на полу носки.
– И давно вы вместе?

Виталий прошел в комнату, но опустился в кресло у противоположной стены от «взъерошенного» дивана, Никольская без комплексов устроилась на «постсексуальной» мебели и застегивая на груди блузку, осознавая, что просвечивающая ткань вызовет не менее завораживающий вид для мужчины, была собой довольна; кому как ни ей, клиническому психологу, знать слабое звено Витамина после слов Стоцкой о том, что ему нравится. Власть перемешивалась с риском, Никольской нравилось подобное ощущение именно сию минуту, азарт приходил с новой силой после вопроса Витамина.
– Это имеет отношение к делу? Лучше расскажите о вашем появлении в нашей скромной квартире.
– Оль, перестань играть! Ты спала с ней?

Витебского начинало раздражать вызывающее поведение Ольги, а последняя улыбнулась и позвала Веронику, скромно стоящую у порога в комнату.
– Милая иди сюда.

Никольская протянула руку подошедшей Веронике, та приняла игру и присела рядом с Ольгой, обняла. После этого Виталий поднялся с кресла, нервно застегнул пиджак, произнес:
– Как приведешь себя в порядок спускайся в машину. Нужно поговорить, без свидетелей.
– Так ты ко мне что ли пришел, или всё-таки Ника тебе была нужна?

Витамин подошел к сидящим женщинам, высокий красивый мужчина навис над ними, но смотрел в глаза только Ольге, затем длинными руками снял со спинки дивана черный лифчик и небрежно уронил на колени Никольской.
– Шлюха! Минут пятнадцать тебе хватит?

Теми же огромными шагами, какими измерял до этого холл, вышел из комнаты, хлопнула входная дверь. Ника продолжала бледная в стопоре сидеть рядом с Олей, руку аккуратно убрала с плеча девчонки, а та наоборот притянула к себе пребывающую в шоке Веронику и поцеловала в губы; оторвавшись через несколько секунд уверено сказала:
– Расслабься. Я скоро вернусь.

Глава 18

Витебский нервничал, сам не понимая, почему всегда такой «похуистичный» человек как он, позволил эмоциям взять вверх, и что-то всё-таки сдержало не ударить Ольгу, а так хотелось. На самом деле, причиной являлась даже не бестолковая Вероника. Да, мужчина приехал к ней, как и планируя, потребовать объяснение на счет задания, практически и так всё сделала не она; это он следил за Никольской и давал наводки «где и когда», да и при каких обстоятельствах Вероника может познакомиться с Ольгой, но никак не думал, что явление представить последнюю в объятиях той же Стоцкой вызовет подобную у него реакцию. Ревность? Почему ревность?
Сейчас понимал, что, либо он совсем представлял Никольскую другой, либо она запала ему слишком как-то глубоко внутри, так же понимал теперь Андрея Таджикова. Надо бы парню помочь, а то ради чувств к женщине-офицеру пошел на такое, даже не посоветовался, самостоятельно решил, что Савицкому за смерть Никольской необходимо дать помучиться. С одной стороны, наказать бы за самодеятельность, прыгать выше «папки» нарушение правил, один сделал, второй, а дальше может означать, что воры попрутся на беспредел; с другой, появилась возможность прибрать бизнес Савицкого к рукам воровского общага. Витамин дождавшись информации о погребении осужденного «мученика», справку о смерти прислали только пару дней назад, отправил двоих сотрудников фирмы провести оценку бизнеса Савицкого; до ознакомления с пакетом документов руки пока не дошли, и Виталий не знал, может легче продать бизнес и распродать «хлам», чем продолжать вести то, где могла быть такая же «катастрофа» как в психике насильника. Психиатры невменяемым совсем Савицкого не признали, вероятно это спасло бы Ростиславу жизнь, валялся бы где накачанный транквилизаторами и путешествовал в просторах своих сексуальных фантазий, или не путешествовал.

Виталий ухватил себя на мысли, что начинал походить на отца, это старший Витебский мог легко прибрать к рукам мелкий бизнес и сделать из него крупный, поглотить, либо за ненадобностью «стереть с лица земли».
«Отец, отец, чего не подстраховался-то, не рассказал сыну о проблемах?»

Виталий наблюдал за подъездом, в принципе прошло мало времени с момента, как он вышел из квартиры Вероники Стоцкой, но мысли о родителях его более-менее успокоили. Ну, а что собственно случилось? Да, Ольга оказалась у Стоцкой, да еще застал их в самый интимный неподходящий момент, видимо не могли отвлечься, поэтому долго не открывали дверь. Бывает. Но разве не таким было задание? Он сам, Виталий Витебский, заплатил аванс Веронике за то, чтобы Никольская начала встречаться с Никой и жить. Первая половина задачи была исполнена Стоцкой, а вторую ускорит сам, а что дальше? Планов у Виталия не имелось, впрочем, как и до того, как он замутил всю эту кашу.
Для чего ему Ольга? Красивая миниатюрная женщина, таких по городу миллион, но что-то в Никольской завораживало, может это его, Виталия Витебского, азарт дойти до цели желаемого? Никольская всё-таки офицер Юстиции. Это сочетание нежного образа с ролью волчицы, с которой Ольга неплохо справлялась, и сейчас там у Стоцкой в квартире это еще раз подтвердила.

Признать себе Витамин мог, хотел полного доверия Никольской и использовать, как обычную женщину, как Юлечку, например. Ну, а что? Никольская такая же баба, как все остальные вокруг, с теми же женскими желаниями и требованиями, только вот почему-то «купить» Виталий девушку никак не мог, и всё из-за отца и тех первых впечатлений; вначале слежки, когда заметил Никольскую целующейся у подъезда с иностранкой-художником; затем реакция Ольги рискнуть сесть в машину к «неизвестным», наблюдательная сука оказалась, но факт был именно не испуга, а сделать шаг в эту опасность. Может он, Витамин, преувеличивает, считая себя и свою деятельность угрозой для общества, но впечатление от смелости Никольской было сильным. Да, отец, Витебский Павел Андреевич, очень много говорил ему об Ольге, но Виталий понял о ком речь только тогда, когда начальник службы безопасности сообщил о девушке с телевидения ожидающей в «аквариуме» и он вынужден был с этой девчонкой наконец познакомиться, кто же знал, что эта та самая Никольская. У Виталия с отцом получается были впечатления об одном и том же человеке, и Ольга стала чем-то связующим в этой странной, похожей на развалившийся пазл, жизни сына и родителей.

Витебский Виталий Павлович много чего не знал оказывается; всегда думал, что мать его умерла, все со слов отца и няни, а вышло, что мать преспокойно жила в этом же городе и даже растила дочь, его сестру. Павел Андреевич не простил жене измены, расстались на условиях, что сын остается с ним и женщина с ребенком больше не видятся, применял угрозы в адрес бывшей супруги, опять же всё со слов сестры Веры, которая много чего разъяснила в итоге.
Дверка автомобиля открылась, Ольга опустилась на заднее пассажирское сиденье в салон. Виталий молча наблюдал в зеркало перед собой, эмоции вновь захлестнули его изнутри, перед глазами вставал образ слияния двух женских тел на том растрепанном диване в квартире Вероники.
 – Ты хотел поговорить.
– Теперь уже не знаю, стоит ли. Вам можно доверять, Ольга Александровна?

Витамин видел в зеркало, как у девчонки глаза стали больше и в недоумении та произнесла:
– Если ничего нет важного, которое меня не касается, то для чего ты позвал меня? Виталий Павлович, зачем я тебе нужна? Как клинический психолог, как некий приближенный к подозреваемым убийцам твоего отца, или как женщина? Извини, если затронула больную тему.

На этот раз Витебский повернулся к Никольской, произнес:
– Вот сейчас сам задавался этим вопросом, пока тебя не было.
– И как успехи? Нашел ответ?

Ольга не отводила взгляд, теми же огромными глазищами вызывающе смотрела на сидящего перед собой, в не совсем комфортной позе, мужчину, тот отрицательно покачал головой и ответил.
– Нет, не нашел.
– Не нашел?!

Удивление Ольги показалось ему забавным, и Виталий впервые за последний час улыбнулся; сюжет об Ольгиной «измене» начал рассеиваться и появилось некое облегчение. Никольская после паузы обеих сторон, внезапно сказала:
– Интересно, во сколько ты оценил своё желание!
– Какое именно?
– Пока мы говорим о доверии мне. Ты для чего заявился к Веронике? Она должна тебе что-то? Ты же не ожидал увидеть меня, но твое появление связано с моей персоной. Так зачем тебе нужна я? Ты меня хочешь трахнуть?
– Вот за что я тебя люблю, так это за прямолинейность.
– Хорошо, пусть будет переспать. Так ты хочешь переспать со мной?

Виталий Павлович вновь сел ровно, облокотился на спинку кресла. Ольга не старалась поймать взгляд мужчины в зеркало, отвернулась в окно, через тонированное стекло казалось, что наступил вечер и сумерки опустились на город.
– У меня мать умерла. На днях.

Никольская всё также смотрела в окно и не задавала вопросов на услышанное, пока ответов не получила и на свой вопрос ранее заданный, да и не столько это для неё было важным, решила выслушать мужчину и понять, что им движет. Витебский продолжил.
– Поговорить об этом даже не с кем. Тебя окружают миллионы людей, а ты не можешь расслабиться, чтобы не дай бог кто увидел тебя слабым. Одиночество оно как грибок, чем сильнее человек, тем сильнее разрастается одиночество.

Никольская на этот раз взглянула всё-таки на мужчину, тот сидел с закрытыми глазами, что напоминало пациента в кабинете психотерапевта.
– В чем сильнее? О какой силе ты говоришь? Власть, деньги, высокий статус делают человека не сильнее, а наоборот. Даже уязвимее. Посмотри на своего отца. Где он сейчас?
– Его боялись.
– Держать кого-то в страхе, это не есть сила, господин Витебский.
– Он не держал в страхе. Он был просто строгим и требовательным к сотрудникам, а в бизнесе по-другому нельзя.
– Не собираюсь спорить с человеком, кто даже не пытается понять смысла «в чем настоящая сила», и кто сам не понимает смысла своих желаний. Так сколько должна тебе Вероника?

Витебский открыл глаза, наклонился к бардачку автомобиля, открыл и достал оттуда пару пачек денег из пятитысячных розовых купюр обернутых банковской лентой с акцизной печатью.
– Это я похоже теперь должен. Возьми. Передай Стоцкой.
– Чего-то ты меня дешево оценил. – глядя на упаковки общей суммой двести тысяч рублей, произнесла Ольга.
– Согласен, но обещаю лично тебе, более не прибегать к подобному инциденту.
– Виталий, лучше пообещай оставить эту женщину в покое. Она жить начать нормально не может из-за связи с вами.

Витебский кивнул в знак согласия.
– Надеюсь, что авторитеты не только в кино держат слово. И знаешь, я знаю, кто убил твоего отца.

Глава 19


Весть о гибели Витамина разлетелась как искры от костра в разных направлениях, не задевая обширную массу населения, и потухая в пространстве. Полиции до этого дела не было, считая подобный инцидент исчерпывающим и в криминальном мире свои разборки; в Юстиции, как всегда ходили слухи «тайной канцелярии», то есть инцидент умалчивался, не раздувая очередной костер; в воровской братии сожалели, считали Витамина справедливым авторитетом и главной утратой еще явилось потерять «своего юридически подкованного чела», многих отмазывал от больших сроков, хорошо платил, прекрасно контролировал общаг.
Приемника у Витебского не было, тут уже воры избирали по преимуществам и публичности заявленного лица, а за последние полгода таким стал Андрей Таджиков. Мало того, что организовал нападение на одного маньяка, годами унижающего женщин, а женщин воры уважают, ради них чаще идут на жизнь полную «романтики», да еще Витамин помог Таджикову не задержаться в «шизо», так между собой осужденные называют закрытый карцер.

Полномочия «короля» воров Андрей получил для себя неожиданно, это уже не местное зоновское авторитетство, а общая воровская власть, и этой огромной властью наделили сами воры. Таджиков, конечно же, горд, доволен своим положением, а недавняя любовь к женщине офицеру Юстиции, если не случилась, то положительно повлияла на дальнейшую судьбу; во всяком случае, управлять ворами и общагом, будет пока изнутри колонии, не он первый, и не он последний так заимел полномочия. Да, осужденный по двум совсем не воровским статьям, убийство и изнасилование, Андрей Таджиков, стал следующим после Витамина авторитетом, и никого это не смущало, покойный так вообще никогда не был осужден.

«Андрей Валерьевич, в этом деле главное соблюдать воровские законы, и справедливо распределять дары или наказания!» – писалось в письме приближенной командой Витамина.


Глупо все-таки погиб, несчастный случай написали, а по просьбе сестры не стали вскрывать, да и не было более родственников у Виталия Павловича Витебского. Так же, как и его предшественник не сильно распространялся о родственных связях. Воры знали об отце Витамина, задушенного в собственном кабинете в офисе, полгода только будет, в наследство вступить сын не успел, а там большие деньги крутятся и бизнес не один.
Витебский младший тоже не был беден, а как авторитетом стал, так еще «выше» поднялся с финансовой точки зрения, жаль только, что ничего этого в воровской «общаг» не уйдет. Про других родных братва не была осведомлена, но как говорится «хозяин-барин», сестра унаследует теперь все от отца и брата, если более кто не заявит еще на кровное прямое родство.

Собственно, авторитет Таджик, как прозвали Андрея «сотоварищи» в период вручения официального полномочия власти, не ждал и не гадал такого расположения звезд, и всё не без участия в его судьбе «романтических» эмоций, однажды возникших к Ольге Александровне Никольской. Как верующий, что в период отбывания срока наказания в колониях случается даже с ярым атеистом, Андрей молился Господу, и не уставал говорить «спасибо» Ольге, считая теперь, что после своей смерти девушка стала его ангелом.
Таджиков не жалел ни о чем, ни о несостоявшейся любви, не о прошлых поступках, связанных с Никольской, ни о смерти убийцы Ольги, не о тех перенесших наказаниях; Иисус, по мнению Андрея, тоже мучился и был осужден, и теперь миссия «спасти этот мир от мусора» пала на его долю, и он будет нести этот крест, как нес Христос.

*****
Я проверяла договора с заказчиками на рекламу, когда мне позвонила Ника и сообщила о смерти Витебского; с того нашего последнего разговора в машине, где Виталий меня так и не услышал, узнав от меня, кто является палачом его отца, прошло почти два месяца. На улице октябрь, за этот период произошли глобальные изменения в моей жизни, и не только в моей, но и Вероники Стоцкой, что я абсолютно забыла о Витамине. Теперь вспоминая наш разговор, понимала, поверить в то, что отца убила Ярошина Вера Павловна, которая являлась Виталию родной сестрой, тому просто не хотелось.

– Надеюсь, что авторитеты не только в кино держат слово. И знаешь, я знаю, кто убил твоего отца.

Виталий снова повернулся в мою сторону, и как можно внимательно посмотрел мне в глаза, что-то по ходу у мужчины возникло желание создать «детектор лжи» или из серии «обмани меня»; можно ли было по моему выражению лица понять, где я лгу, а где нет, но эмоции тогда действительно переполняли.
 – Ты сказал, у тебя мама умерла. Как она умерла?

Я сейчас хотела подтвердить свою версию, в которой не сомневалась, но могла бы связаться цепочка смерти отца и матери Витамина стало важным узнать.
– У нее был рак. Они не общались.
– Это я тоже знаю.
– Откуда?

Виталий наблюдал за каждой моей реакцией глаз и губ, каждый жест пальцев, чтобы понять нервничаю ли, но я продолжила:
– Я же теперь руководитель в продюсерском, общалась с директором, бывшим директором, и он мне рассказал одну историю о той ситуации… Помнишь, когда Витебский Павел Андреевич пригласил меня к себе в дом, я провела там несколько часов в ожидании.

Витамин помнил, смерть отца и «смерть» девчонки, сидящей перед ним, произошли именно в тот злополучный день. Я решила не останавливаться и выложить полную версию происходившего тогда:
– Накануне твоему отцу нужно было лететь куда-то, он после программы отменил поездку и пригласил меня для обсуждения одной торжественной церемонии в семейном кругу, так он тогда поверхностно мне обозначил ситуацию, но просил не афишировать до поры до времени. Твоя мать была беременной, когда Павел Андреевич оформил развод со всеми оттуда последствиями. Мне пришлось поднимать информацию через связи в Юстиции о судебном процессе. Твой отец обвинил мать в измене, поэтому оставил без копейки, и отказал в возможности ей видеть тебя. Она умолчала о ребенке, вероятно не знала ещё о беременности, либо испугалась, что после рождения малыша, его тоже отберут. На этом они расстались и связи отец с ней не поддерживал, не интересовался, не хотел знать. Что касается твоей матери, она сильная женщина и сама пыталась встать на ноги, работала, снимала жилье. Вера родилась слабой и болезненной, могли сказаться стрессы в период беременности.

Я замолчала, рассказывать о несчастье женщины, с которой так поступил любимый муж было тяжело, пауза стала необходимостью. Виталий протянул мне бутылку с водой, я сделала глоток и выдохнула, понимая, что нужно рассказать до конца.
– Витебскому Павлу Андреевичу за несколько недель до смерти стали приходить «письма счастья», эти письма рассылались с сервера нашего продюсерского центра, я могу тебе прислать одно из них, Андрей айтишник по моей просьбе вытащил много чего из диска, совсем удалиться они не могли, но…
– Оль, причем тут Вера? Она не имеет отношение к вашему серверу.
– Не имеет. Дело в том, что мать сильно болела, ты сам подтвердил, раковая опухоль, поэтому могла Вере в тяжелом состоянии рассказать об отце, вероятно, чтобы не нести эту тайну с собой. Мать сама могла быть не уверена в том, кто отец, либо не хотела обвинять только твоего отца в случившемся тогда. Вера знала, что отец, либо Витебский, либо Казанцев. Казанцев, один из учредителей продюсерского, именно с ним изменила твоя мать твоему отцу.
– Значит измена все-таки была?
– Я не могу этого знать, наверное, у Павла Андреевича были все основания обвинить жену. Вера решила, что Казанцев ее отец и, раз из-за него она с матерью жили одни, потребовала компенсацию алиментов за все года, ссылаясь матери на операцию. Казанцев потребовал подтверждения родства, и оказалось это не он. После этого начали отправляться письма Павлу Андреевичу, о том, что тот имеет дочь и бросил беременную жену, и тому подобное, давили на совесть. В результате он встретился с Верой и Казанцевым на очной ставке, затем сдал анализ на отцовство, оно подтвердилось на девяносто девять и девять процентов. Удостоверившись в правде «писем счастья» отказался от поездки и решил собрать семью воедино, воссоединить так сказать, провозгласить всем близким и друзьям о наличии дочки, но при этом Казанцева продолжал недолюбливать. Что было между ними конкретно, не в курсе, но в тот вечер Витебский пригласив меня, не смог отказать во встрече с Верой.
– Хорошо, если это так, то почему ты думаешь, что Вера убила отца? Может Казанцев убийца?
– Казанцева не было в городе, они два месяца с женой провели тогда на Кипре. Сразу улетели после очной ставки, нервы подлечить. Да и мотива убивать у Казанцева не было, конечно конфликтовали между собой, но все это осталось в далеком прошлом. Казанцев не собирался продолжать отношение с твоей матерью. Вера, единственная, кто мог встретиться с Павлом Андреевичем, его и охрана спокойно покинула, потому что знали, что она его дочь. Мотив довольно понятен, наследство. Зачем ей играть в любящую дочь в этом возрасте, когда винила отца за своё нищенское детство.
– Да нет, Ольга. Это всё бред, ты видела мою сестру? Бледная замученная женщина, мухи не обидит.
– В любом случае других версий нет, и ты взрослый мальчик. Авторитет криминального сообщества.
 
Тогда какой-то груз с меня всё же упал, свела наконец-то еще один из частей пазла, но совсем не думала, что окажусь настолько права. Витамина скорее всего отравили, однозначно остановка сердца не произошла на пустом месте у здорового мужчины, да еще как раз накануне оформления наследства по истечении срока шести месяцев от смерти Витебского Павла Андреевича.

Вероника сообщила лишь то, что вещают осужденные в колонии поселения, ездила на очередную свиданку к подруге, соответственно насколько правда являлась правдой в том, что Ярошина Вера Павловна не согласилась на вскрытие, а имея таких родственников Витебских, вполне могла это позволить. Вскрытие могло показать истинную причину смерти, яд или что-либо еще, но теперь об этом не узнает никто.

*****
Ника продолжала благодарить меня за освобождение от Витамина и его сотрудников, за те нужные ей деньги, откуда я и узнала, что у девушки проблема с трудоустройством. Единственное, что могла предложить, создать конкуренцию менеджерам в продюсерском, и Стоцкая оказалась отличным продавцом; работа менеджером не есть легкая, как бы это на первый взгляд не думалось, а закалка в тюрьме, умение постоять, желание жить хорошо, всё это помогло Веронике выйти на хороший заработок. Наташа Сорокина теперь пытается равняться на красивую яркую харизматичную блондинку, которой Ника в настоящее время является.

А я, после встречи с Витамином в тот день, расставив все точки в не своей жизни, через неделю ушла совсем не только с должности директора продюсерского, а совсем оставила телевидение. Просто для себя решила, что весь пазл собран и начинать новую жизнь нужно без преследования меня Витамином, и как только появилось хорошее предложение в рекламном агентстве, тут же передала дела главному редактору Карине Абрамовне, сделав еще одного человека счастливым; а следом и съехала от Наташи с Кирой в квартиру Комарова.
Александр Владимирович сам предложил мне заехать на его жилплощадь, чтобы у его супруги Марины не возникло желания передумать жить вместе.
– Оля, пожалуйста, соглашайся. Все равно тебе съезжать, а у меня евроремонт в квартире, балкон огромный. Фиалки твои круглогодично будут цвести.
– Так не бывает! – говорила я, имея в виду конечно не круглогодичное цветение фиалок, а вот такое странное легкое решение всех задач и жизненных совпадений, при этом не только своих.
– Бывает, Оля. В жизни бывает все. Не забывай про свадьбу, ты свидетельница Маринки.

Свадьба Александра Владимировича с Мариной намечалась уже теперь недели через две, а в эти выходные свадьба у Киры, и предвкушая увидеть своих дорогих девчонок, которых не видела почти два месяца, ожидала субботы.

Глава 20

Если кому когда-нибудь посчастливилось побывать на смешанной свадьбе, то скорее всего представляете, с каким извечно философскими темами приходится столкнуться. Ну, во-первых, от маленькой той Киры, с которой еще весной ходили выбирать на Савеловскую телефон, я не ожидала таких резких перемен, да и не только во взрослении и выходе замуж; эта девчонка явно изменилась и из взбалмошного подростка превратилась в послушную мудрую даму. Сейчас в белом шифоновом платье невеста то и дело поглядывала в окно в ожидании жениха со своими родственниками, а похоже народу со стороны иных предполагалось быть много; грузинская свадьба априори не могла проходить в узком кругу, и Наташкин нервоз ощущался сильнее, чем у самой невесты.
– Оль, ну вот скажи, может не надо было соглашаться на эту свадьбу, они ресторан заказали на Патриарших. Это баснословно дорого, потом как предъявят нам счет пополам, а мне что делать?
– Мам, ты чего? Дядя Давид же сказал, у них калым положен, и расходы только с их стороны, это вообще не наши проблемы, а этой семейки. – рассуждала Кира и снова возвращалась от окна к подружкам.
– Ты как свою семью называешь? Что за слово такое «семейка»? Он твой муж будущий, у них принято уважать мужчин. – возражала Наталья.
– Пфф… Вот еще сказала, у нас с Артуром равноправие, мы в двадцать первом веке живем, если что так.

Подружки Киры поддержали невесту и наперебой начали приводить аргументы за права женщин. Собранный клан наших старушек на подобные разговоры заглянули в комнату из соседней, баба Варя гаркнула:
 – Цыц, мелюзга. Лучше бы старших послушали. Что тут за спор такой.
– Баба Варь, никто не спорит, девочки просто за то, чтобы пополам с родственниками жениха затраты на свадьбу не делить. – ответила Наталья.
– А… правильно, правильно. Поддерживаю. У них там за невесту должны платить золотом, а если нищие, то воруют девок.
– Да хоть бы уже своровал, где вот они шляются! – воскликнула Кира.

Теперь похоже нервничала мелкая, а не будущая теща грузинского зятя, на что баба Варя предложила принять валерьяны.
– Хорошо помогает, я даже после них засыпаю.
– Вот будет мне восемьдесят, тогда буду валерьянку пить, корвалол там всякий, а сейчас мне что-то не очень хочется во дворце бракосочетания уснуть. – Кира по-детски сморщила носик и сложила губы, следом закатила глаза.
– Мне не восемьдесят, не ****и. Я еще с дедом Василием зажигаю. – баба Варя в отместку сложила руки на груди.

Тут встряла баба Зоя, но высказалась не на тему начинающейся свадьбы, а на позицию поведения соседа Василия:
– Вот козел! А говорил у него никого нет, просил тогда полы у него протереть.
– И чего, ты тоже? – баба Варя теперь смотрела на бабу Зою как на «врага народа».
Мелкая Марта, не менее бледная, как и была на шашлыках в Ботаническом саду весной, запищала:
– Ой, страсти-то какие! А вы деду Василию перца насыпьте в борщ, чтобы язык сгорел от вранья.

Кира подошла снова к окну, затем посмотрела на меня, следом на наших старушек, заявила:
– Вот дед даёт! Но, сейчас не до половой жизни дядя Васи, к счастью. Оль, спустись вниз, пожалуйста, очень нужно.

Наташка поднялась с кресла следом за мной, но Кира остановила:
– Мам, тебе туда нельзя. Останься пока кортеж дяди Давида не приедет.

Я с Наташкой переглянулись, что задумала Кира было неясно, но мне пришлось выйти из квартиры. Толпа народу из соседей, с шарами и цветами, заполонила не только подъезд, но и встречающих гостей; первая, кто меня остановил из грузинских будущих родственников Киры, это Нина, мать Артура, которая с дальними или близкими грузинскими родственницами спустились из своей арендуемой квартиры и ожидали мужскую часть семейной диаспоры, но никто не смел подняться в дом к невесте прежде, чем появится жених; если честно, то в родстве кузин, кузенов, сватов, по их грузинским корням можно запросто запутаться.

*****
Нина сразу подошла ко мне, обняла за плечи и отвела в сторонку от подъезда, где было народу столько, что разумно вызывать полицию и «неотложку» для дежурства, как обычно делаются на общественных праздниках. Да, Кира, девочка которая росла в маленькой семье, имела всего лишь маму, животных не берем в расчет, получила теперь в подарок огромную дружную семью, а это реально было так.

*****
Цукерко взяла пакет с фруктами и сигаретами из рук Стоцкой, глядя на ухоженную и хорошо одетую Веронику; последняя уже не первый месяц работала в некой «крутой» компании, не переставала благодарить Никольскую за предоставленную возможности работать, и похоже Ника в восторге от своей занятости, что стала редко заезжать, вот и сейчас не была две недели.
– За фрукты спасибо, но я просила уже две недели назад, теперь не было смысла тратиться. – заявила недовольно Настя.

Полина вышла на свободу за неделю до гибели Витамина, всё-таки мужчина успел исполнить просьбу и суд пересмотрел решение, и если изначально Цукерко пребывала в приподнятом настроении, то вот уже пятый день не может справиться с эмоциями. Маленькой Полины женщине не хватало, хотелось продолжать заботиться о девочке, оберегать, чувствовать себя не просто нужной.
–  Ну, извини! Работы много, это лето не сезон на телевидении, а осень сплошные праздники начиная от первого сентября, день города, день учителя, скоро седьмое ноября. Я теперь вообще, неизвестно, когда в следующий раз появлюсь, может к новому году только. Фрукты сама съешь, соседку угостишь. – оправдывалась Стоцкая.
– Ладно, не парься. Спасибо, что не забываешь. А у тебя как с Ольгой?
– Никак. Возможно моя ошибка устроиться на работу к ней, она сказала, что романов служебных из принципа не заводит, но…

Ника сделала паузу, затянулась сигаретой, которую Настя протянула с целью «раскурить одну на двоих» как в прошлые времена, продолжила:
– Она теперь работает в другом месте. Ушла с телевидения. Я думала, что шанс появился, мы же теперь не работаем вместе, но ей никак нет времени для встречи и обсудить чего-то.
– Вы не встречались давно что ли? Даже не созваниваетесь?
– Последний раз вот звонила про Витамина сообщить. Повод для меня хороший был, собралась пригласить сегодня в кафе, а у неё свадьба.
– Все бабы одинаковые, туда же замуж. – Настя небрежно сплюнула в пожухлую траву, и раздавила сапогом потухший окурок от сигареты.
– Не она. Подруга там какая-то.

Теперь помолчали обе, Ника понимала, что всё меньше общих тем у неё с Настей, и делиться успехами на работе, например, больше расстроит подругу, чем порадует; чтобы разрядить обстановку, как менеджер, которого обучали в первую очередь спрашивать, «выявлять потребности» так сказать, а не рассказывать сразу о преимуществах прайса и делать презентацию проектов, спросила:
– У тебя сейчас новая девушка в комнате. Какая она?
– Нормально. Обычная баба. Не в моем вкусе.

Снова тишина от Цукерко, что Стоцкой захотелось уехать. Всё было настолько грустно и серо, что совсем не тянуло поднимать настроение, лучше бы согласилась поехать с Сорокиной в кино, та уже неделю подлизывается и предлагает куда-нибудь сходить, хотя тоже однозначно не во вкусе Ники.
– Может мне что-то передать твоей Полине? Ты скажи. Адрес есть?

Настя посмотрела на Веронику, на больное место была насыпана сейчас «соль», может сама Цукерко преувеличивает те короткие отношения с Полиной, но от последней никакой весточки, ни звонка, ни письма пока не было, а в сердце тоска; адреса тоже Настя не знала, да и зачем маленькой девчонке, которой нужно начинать жить с нуля и ожидать ребенка тюремная баба? Сколько еще сидеть осталось? До весны точно, а там если нарушений не будет, то на майские должны отпустить на свободу, Краснова к тому времени уже родит, мальчика или девочку, это уже неважно, думала Цукерко; Настя до сих пор считала ребенка, что носит под сердцем Полина, своим зачатым дитем, и хотела бы иметь возможность заботиться о нём.
– Езжай. Будет время, всегда рада.

Цукерко развернулась и вошла через пропускной пункт на территорию поселения; время всегда решит за человека то, что заслужил, или покажет, что важно усвоить, а сейчас видимо еще не время. Стоцкая села в машину, какая-то легкость осталась после ухода Насти, свобода сейчас чувствовалась по-настоящему, приедет еще раз или нет к подруге по несчастью, не может сказать. Что на самом деле хотела она, Вероника Сергеевна Стоцкая ? Очень хотела жить настоящим, забыть всё прошлое, как Ольга порвать все связи и нити.

*****
Нина подвела Ольгу к беседке, той самой, где когда-то мальчишки во главе Артурчика задавали девчонкам интеллектуальные задачки, и откуда Кира неслась сломя голову за ответами к соседке с третьего этажа.
– Знаешь, что я хочу тебе сказать. Ты главное не волнуйся за Киру и Наташу, у них хорошо жизнь сложиться, отвечаю. Не будь я ясновидящая. Дар мне от бабки достался, а той от её бабки. Вот будет у Киры дочь, то унаследует тоже дар.
– А у Киры уже известно, что девочка родиться? – поинтересовалась я, не совсем понимая, что от меня хочет эта женщина.
– На этот раз сына ждут. Не вижу я девочку. А вот тебе хочу сказать, что вся твоя жизнь, эклектика. Не твой это мир, понимаешь?
– Нет. Я не понимаю, Нина.

Во дворе послышались сигналы свадебного картежа, несколько машин украшенных лентами, шарами и кольцами на лимузине, въезжали с улицы и двигались медленно вдоль домов по дворовым подъездным дорогам.
– Она тебе все скажет. – кивнула Нина куда-то позади меня.

Я обернулась. К беседке с другой стороны шла Рут, рядом огромный мохнатый мой старый друг Вольдемар.

ЭПИЛОГ

«Вся наша жизнь игра, а люди в ней актеры!», как-то сказал еще Шекспир, и все мы с ним отчасти согласимся. Каждый в жизни играет либо только свою роль, либо в разных ситуациях разные, но тоже свои. Государство, социум, церковь, пишут законы и уставы, признают нечто правильным или неправильным, часто требуют от нас исполнения правильных по их меркам вещей, и как должно бы быть, каждый человек в большинстве своём придерживается этих рамок, а дальше как под копирку. Да, конечно у всех разные приоритеты, у кого власть, у кого карьера, у кого семья, у кого просто самобытность, типа нужно именно так и всё, чуть сменил направление, шаг влево или шаг вправо, то осуждения окружающего тебя общества не заставит ждать, ты прячешься в свой «домик», впадаешь в уныние и более не желаешь экспериментировать.

Эклектика, объективно не новое значение перехода из одного уровня игры в другую, не боясь осуждения, огласки, риска, смешивая прошлое и будущее в настоящее, собирая новейшее направление, пренебрегая правилами; по сути, Эклектика, это абсолютная свобода от всех этих правил, жизненных принципов, статусов и ролей.
– В тебе нет ничего правильного или неправильного, Оль. Я точно уверен, что Рут нашла то что искала, ты есть сама Эклектика. – произнес Сванш нарезая форель для салата.
– То есть я играю не по правилам? Ты это хочешь сказать?
– Ты играешь по каким-то своим правилам, ты обходишь общие правила, ты абсолютно свободна в своих позициях и у тебя нет рамок.
– Странно, я всегда думала, что нет рамок у тех преступников, кто преступил закон и сидит в тюрьме за убийства, прочие действия.
– Они как раз ограничены, и не в свободе, а в том своем мировоззрении, что приводит их к преступлению. Деньги, власть, девочки, романтика. У тебя нет рамок, и у Рут их нет. Я больше ограничен чем вы обе, мой Тэд сильно ограничен. Он совсем загнал себя в рамки, что теперь даже не хочет никаких выставок своих готовить, до сих пор скрывает меня от близких, а я ограничен теперь им, но меня это устраивает. Ты не смотришь на то, что устраивает, ты пускаешь в свою жизнь всё и это всё не боишься изменить.
– Я не специально.
– Никто и не говорит, что специально. Просто ты такая, необычная.
 – Вся жизнь постоянно на стадии изменений, вся наша жизнь практически и есть Эклектика. – произнесла я, а сама думала о том, что не у всех.

Кто-то действительно сидит в этих рамках, играет по правилам, боится выйти из зоны комфорта, и даже если много чего не устраивает, то не готов начать строить ту самую новую жизнь, о которой говорит Мартин. Сейчас у Мартина есть Тэд и выйти из этой «зоны комфорта» он не хочет, хотя однозначно скучает по той жизни, что была до отношений с Алонским; у Рут вся жизнь была связана с фотографиями и выставками, ей не нужен никакой комфорт из вне, он существует у неё внутри, тоже самое и у меня. Мне неважно где работать, жить, чем заниматься, важно, чтобы было разнообразно, красиво и необычно, и именно поэтому я не стала строить отношения с Никой, и не планировала строить отношения с кем-то еще. Но в отличии от меня, Рут так была воспитана с детства, в полной свободе, реализации себя и выброса эмоций, а не девочка из тех советских времен, когда ставились рамки.
Да, Сванш прав на все сто, я переступала эти правила, ломала рамки и стереотипы, если меня что-то не устраивало, просто уходила и меняла эту жизнь. Моя стабильность как раз и заключается в постоянном движении, изменении жизни, которая невероятным образом влияет на жизнь других людей, и однозначно меняет, хотя из той самой «зоны комфорта» тем приходилось выходить.

*****
Подготовка к Новому Году шла полным ходом, до боя курантов оставалось каких-то два часа, Рут занималась с Алонским настройкой света, в частности иллюминаций в комнате и на ёлке. Огромная пушистая сосна с настоящим запахом леса еще со вчерашнего вечера появилась в зале дома Алонского и ожидала нас с Рут. Самолет из-за погоды задерживался, мальчики волновались, думали мы так и останемся в своей Швеции, а нас ожидали не только они; дружная компания знакомых Мартина, здесь же его любимый стилист, кто однажды из Вольдемара сделал собаку Баскервилей.
О, то появление Рут со светящимся псом невозможно забыть, как в прочем, и то, на свадьбе Киры; я долго не могла произнести слово, даже не заметила, как ушла Нина и оставила нас с Рут одних. Моя черная пантера с невероятно синими глазами стояла передо мной с серьезным выражением лица, я понимала, сдерживается в отличии от Вольдемара, который лизал мне руку и терся своей густой лохматой седой шерстью о мои бедра.
– Ну, что маленькая, так и будем стоять? – задала, будто себе вопрос Рут и обняла меня.

Потом что-то шептала про «прости за то, что не была на похоронах, за воздушного змея с клоунской мордой, за то, что не уберегла», еще какой-то бред, который я не слушала, а закрыла ей рот поцелуем. Наверное, мы бы так и стояли, целуясь в беседке при огромном количестве народу, которому в прочем до нас не было дела, пока невеста Кира не подошла к нам и не оторвала своим возгласом: «Горько!»
Во дворец бракосочетания мы с Рут уже не поехали, в ресторан тоже, и без нас не Наталья, не Кира одинокими не были, бедный Вольдик не выдержал бы столько праздника, поэтому мы прямиком на машине Мартина с Алонским поехали отмечать свой день. Берг не отпускала мою руку, заявила, что лет двадцать меня ждать это сильно много, поэтому более никакого постороннего времени, людей, дел, между нами не встанет.

*****
Настя сидела в небольшой однокомнатной квартирке, с кухни доносилось мурлыкание маленькой Полины, последняя пела себе песенку под нос, вернее, как раз мурлыкала без слов, доставала курицу из духовки. Цукерко не могла себе и представить, что сегодня Новый год встретит не одна, неизвестно где и с кем, а с тем человечком, который изменил однажды её желания и отношение к будущему. Действительно, никаких писем и звонков, от Поли так и не получала с того момента, как девочку отпустили на свободу, а Ника последний раз появилась на первое декабря, и опять с натянутым извинением о том, что времени нет, да и у последней, друзья какие-то новые появились. На день конституции объявили амнистию, под которую попала и Настя, но время полного освобождения пришелся на тридцатое декабря. Праздник праздником, а у Цукерко в маленькой захолустной квартирке не то, что убраться, давно отключено отопление и никакого празднования не хотелось.
– Цукерко, за справку распишись и на выход. Когда тебя ждать в следующий раз? – пошутил подвыпивший прапорщик, открывая ворота для полной свободы женщины.

«Праздник у всех, может тоже, пропить эти деньги и уснуть до первого января!» – рассуждала Настя, получив помимо справки и сто тридцать шесть рублей. К Стоцкой Новый год встречать напрашиваться не хотелось, у каждой из них теперь отдельная жизнь, Ника дала это понять своим холодным поведением и отсутствием целый месяц.
Цукерко вышла за территорию, место знакомое, тут она проходила каждый день, но этот день особенный, назад дороги нет. Вдохнув морозный воздух, Настя еще постояла несколько минут, а затем пошла по дороге вдоль периметра серого забора с колючей проволокой. Синие жигули десятой модели ехали на встречу и остановились недалеко от женщины, Настя замедлила ход, ей показалось странным, что машина остановилась и дальше не проехала.
Задняя дверка автомобиля открылась, из салона выпрыгнула Полина, с небольшим округлым аккуратненьким животиком, побежала к Цукерко, закричала:
– Настя!

Цукерко переборов свой ступор, это был ещё какой сюрприз после долгого незнания о Красновой ничего, но испугавшись, что девчонка упадет на обледеневшей дороге, бросилась навстречу и обняла девушку.
– Настя, я успела. Я успела.

А Настя прижимала девочку к себе и не верила судьбе. Время, действительно, само расставит всё по местам и раздаст по заслугам, вот и пришло то время, когда пора строить новую жизнь, свою семью.
– Родителей упросила съездить за тобой, я боялась опоздать.
– Родителей?

Из машины вышел небольшой лысенький мужчина лет пятидесяти и следом полная такого же возраста женщина. Цукерко впервые испугалась и застеснялась своего прошлого, но Полина за руку подвела к родителям и представила, а пока ехали к Полине домой отец благодарил Настю за то, что заботилась в колонии об их дочери.
– Настенька, спасибо вам. Если бы не вы, мы бы волновались. Нам юрист сообщил, что вы побеспокоились о пересмотре дела. Васька правда не сидит, но пришлось переписать ему квартиру, которую он оказывается на скрытые деньги купил, нашей Полечке, и родительскую разменял, чтобы долги покрыть.
– Да ничего. Нормально все. – мямлила Цукерко, чтобы поддержать разговор, а Полина, не скрывая эмоций прижималась и постоянно целовала в щеку.
– Не смущайтесь. Всякое бывает в жизни. Чудеса, как говорится, делать должны люди сами. Выбор дочери мы поддерживаем, если у вас все сложится, только «за».
– Правда? – переспросила осторожно Цукерко и обняла маленькую Полину.

Мать улыбнулась, отец продолжал говорить еще про чудеса, а для Насти «чудо» сидело рядом, и оно стало смыслом жить дальше.

В комнату вошла Полина, подошла к Цукерко, наклонилась и чмокнула в губы, произнесла:
– Прошу к столу, скоро куранты пробьют.
– Шампанского тебе не налью. – заявила Настя и поднялась с кресла.
– У нас нет шампанского! – засмеялась девушка.

Да, этот Новый Год, как никогда встречался без спиртного, но для Анастасии Цукерко он оказался самым опьяняющим и настоящим, другого и не надо.

*****
Рут сидела рядом со мной, и постоянно трогала меня ногой под столом. До боя курантов оставалось минут пять, по всем телеканалам президент обращался с поздравлением, а в столовой у нас удивительно тихо, несмотря на большое количество гостей, все ждали ответа на вопрос: «Так вы подали документы на регистрацию брака?»
– Ладно, скрывать бесполезно. Мы по-тихому под Рождество расписались. – ответила Рут.

Бой курантов вместе с радостными возгласами поздравлений перемешивались с хрустальным звоном фужеров, только вместо: «С Новым годом!» все кричали «Горько!», так и пришлось целоваться.