Это давнишняя история, аж конца 60-х. Тогда Солнечная Абхазия была автономией в составе Грузии, а в "самом солнечном" ее городе - Гагра, был родной дом друга моего по сей день, Георгия Мухрановича Н., в то время - однокурсника по журфаку тбилисского университета. Каждое лето он приглашал меня и еще пару друзей к себе на "малую родину" и мы там славно проводили месяц. Благо, в семейном погребе запасов вина было предостаточно, сиди себе и наслаждайся ароматным нектаром черного винограда "Изабеллы", прозванного в Грузии почему-то "Одессой". Да и кабаков в Гаграх было сонм. Родители у Гоги были замечательными во всех отношениях, посему и наши ежедневные попойки их не особо смущали. Словом, днем мы наслаждались ласковыми волнами лазурного моря, а вечерами устраивали сходки в разных компаниях - попивали, веселились, дурачились, и "сохли" в надежде на взаимность во флирте от понравившейся девушки...
Так вот раз, в один сезон из наших приморских "гастролей" случилась свадьба у одноклассника Гоги, куда и мы (я с Бадри, тбилисские кореши Гоги) были приглашены. Жених был русским, а невеста - абхазкой, праздничный стол после ЗАГС-овских процедур был накрыт в ее доме. Гагра рельефная, дом стоял довольно таки высоко на горе и была у него большая тенистая веранда, куда нас и определили. Гостей было человек тридцать, а столов было два, за одним во главе его восседали жених с невестой, (муж с женой, уже) а во главе другого, преимущественно мужского состава - тамада, дядя девушки. Строгого такого вида упитанный джигит среднего возраста с закрученными вверх усами. Когда все расселись, дядя первым делом заявил: "Кто из мужчин не будет пить так, как я, пусть встанет!" Знал я, что выпито будет немало и как игрок лиги малолитражек, подумал: зачем испытывать судьбу? Долго не думая, встал, и оказался... в единственном числе.
Дяденька поднял наполненный стакан и произнес первый тост. Поблагодарил Всевышнего за оказанную ему честь - быть предводителем стола на таком замечательном празднике. Поздравил всех за присутствие на торжестве и выпил. Мы последовали его примеру. Следующий спитч он посвятил родителям жениха и невесты, подарившим миру такую замечательную пару. Стаканов перед ним было уже два и габаритами они были большими, нежели первый. Он выпил оба, поставил опустошенные на поднос и они пошли дальше. Все мужики за столом, по очереди наполняя их, выпили по паре, окромя меня, я довольствовался одним, ибо толумбаш ко мне претензий иметь не должен был. Так оно и вышло. А на третий тост дяденьке доставили скрученный бычий рог, окантованный серебром и емкостью, этак на литр, если не больше, он наполнил его до краев и произнес тост за самую красивую, умную и неповторимую пару на земле, пожелав жениху и невесте счастья, любви, достатка, долгих лет жизни и множества детей. В несколько секунд осушил сосуд и вещдоком перевернул его, показав всем, что ни капли вина там не осталось. Рог пошел по кругу.
Обычно, если у людей нет желания пить литр вина за раз, они немного мухлюют - не доливают рог до краев, выпивают около половины и передают следующему, который (за редкими исключениями) поступает также, а не иначе. Но когда очередь дошла до друга нашего, Бадри, он вдруг заартачился. Взял и выпалил: - Извините, я не могу!
Все за обоими столами разом замолкли. Толумбаш обомлел и спросил:
- Почему?
- Я столько не выпью.
- Не выпьешь за жениха и невесту?! - возмутился глава стола.
Гоги, который сидел между мной и Бадри, тянул того за руку, успокойся мол и делай то, что говорят, но тот был непреклонен. Ответил:
- Выпью с удовольствием. Но стаканом. Рог я не осилю просто.
У дяденьки глаза налились кровью. Он задумался ненадолго и выдал убийственный аргумент.
- Послушай, - сказал, - я ведь вначале спрашивал, пусть встанет тот, кто не будет пить так, как я. Вот этот, - указывая на меня - встал. А ты нет. Так что, пей!
- Не могу я, - взмолился Бадри. - Не могу, понимаете?!
За все это время никто кроме этих двоих не проронил ни слова. Тамада - это царь стола, а царские указы каждый обязан исполнять, это закон. Потому все и молчали.
Толумбаш довольно долго смотрел на него с неподдельным удивлением. Потом подозвал мальчишку, младшего брата невесты и что-то ему приказал. Через минуту пацан вернулся и в руках у него были... ружье и патрон. Дяденька взял это ружье, открыл ствол, вставил туда патрон, закрыл и навел ружье на Бадри. Сказал:
- Если ты мужчина, то надо держать слово, а если ты не мужчина, то я тебе сейчас башку прострелю. Пей!!!
Вся свадьба пребывала в оцепенении, ибо трудно было понять, шутит ли толумбаш или правда сделает то, о чем говорит. Бадри, глядя на физиономию дяденьки, похоже больше склонялся ко второму варианту, ибо взял из рук Гоги этот чертов рог и начал из него пить. Но пил он так, будто это было не вино, а рыбий жир или касторовое масло. Сделав несколько глотков, он вдруг застопорился, замер и начал медленно оседать, выпустив из рук сосуд, содержимое которого враз обагрило белоснежные брюки Гоги. Неуклюже сползая на стул, он откинул голову вбок, закатил глаза и отключился полностью. Гоги пару раз встряхнул его за плечи, но тот никак не отреагировал. Люди вокруг заахали и заохали.
- Тихо! - рявнул толумбаш и все разом приумолкли. Он разрядил ружье, положил патрон себе в карман и подошел к нам. Взял руку, казалось, не живого уже Бадри и прощупал пульс. Посмотрел на нас с Гоги и отдал приказ: - Тащите его в море и выкупайте. Жить будет.
И добавил, обращаясь уже ко всем: - Что за молодежь пошла, выпить литр вина не могут!
Службы "Скорая помощь" в Гаграх еще не было, посему мы с Гоги и стали ею: взяли Бадри за руки и ноги и без всяких носилок вытащили наружу. Он ничего не соображал и тело ему не подчинялось, тогда мы поставили его на ноги, взяли в обнимку с обоих сторон и так двинулись вниз по крутому виражу улочек. Пару раз его блевануло, и время от времени он издавал какие-то нечленораздельные звуки, но по-прежнему пребывал в астрале, вне времени и пространства. Преодолев примерно полкилометра, спустились, наконец-то, до Набережной, порешив в пути, что лучше свезти его в больницу, нежели купать в море.
Вечерело уже. Мы стояли на автобусной остановке и отчаянно махали проезжавшим легковушкам, хотя вряд ли кто, будучи в здравом уме, затормозил бы, разглядев нашу странную троицу. Руки Бадри лежали на наших плечах, а мы оба держали его за талию. Тогда-то меня и посетила интересная мысль, вспомнил по картинам в кино, как девушки-медсестры на фронте выносили с поля боя раненых бойцов под обстрел с обоих сторон. В одиночку, иногда даже ползком. А мы, два вроде нехилых мужика, еле справляемся с третьим, хотя никто нас не обстреливает и ползти по земле нам не надо. И я подумал, что ошибаются ученые мужи: "слабая половина" человечества - это как раз не женщины...
Минут через пятнадцать подошел рейсовой автобус, хотя из него никто не вышел и никто во внутрь не вошел - никого поблизости не было. Но нас автобус не устраивал, маршрут его был по прямой, а в больницу нужно было снова подниматься наверх. Шофер все это время с интересом рассматривал наше "трио", переводя взгляд с полуживого Бадри на камуфляж гогиных штанов и под конец спросил: - Что там у вас? Мы ответили: - Плохо ему, надо в больницу.
Пассажиров в автобусе было немного, шофер повернулся к ним и сказал: - Ничего, если мы ребятам поможем, довезем до больницы? Потеряем минут десять. Никто не возражал и автобус нас туда доставил. Шофер и денег с нас не взял, отмахнулся: валите, мол!
Занесли Бадри в приемную. Медсестра вызвала дежурного врача, молодой был человек и веселый. Увидел нас издалека и заорал: - Э-э-э, Мухраныч! Что это ты мне притащил?
Обнялись они с Гоги, тот начал было объяснять причину нашего визита, но врач его слушать не стал, сказал: - Понятно мне: алкогольная интоксикация. Тащите его в процедурную, промоем желудок, физраствор вгоним, утром заберете, будет как огурчик.
На том и расстались. А наутро, пока мы еще не очухались от вчерашнего, Бадри приплелся домой сам. Точнее, прибыл на таксомоторе. Вид у него был не вполне респектабельный, но главное - мог передвигаться самостоятельно и к нему вернулся дар речи. Поведал нам ужастик: проснулся и не понял, где он - какая-то небольшая комнатушка, а он лежит, совершенно голый на нарах, покрытый белой простыней. Первое, что пришло в голову - подумал, что в морге. Перепуганный, ущипнул себя, нет, вроде не морг и даже не сон. Встал и осмотрелся. На нарах, где он почивал, была клеенчатая подстилка с вырезом в районе его пятой точки, а под ней на полу стоял большой таз. Тогда Бадри кое-что и вспомнил. Толумбаша с наведенным на него ружьем и рог с вином. Дальше в памяти было пусто... Обернул себя простыней и как древний римлянин в тоге, вышел в коридор. Нашел медсестру, та вручила ему полотенце и отправила в душ. А потом появился и врач, поприветствовал: - Здорово, Орфей! Ну, как там, на том свете?.. Похлопал его по плечу и отпустил домой. Такая вот вышла икебана.
Рассказав это, Бадри не раздеваясь плюхнулся на свою кровать, где проспал до самого вечера. И до конца "гагринского сезона" нашего вина уже не пил. В отличие от меня с Гоги.