Алмазиха

Борис Колпаков
      Название-то какое - Алмазиха ! Словно из сказки о чем-то далеком, таинственном и волнующем душу... Так зовется местечко километрах в двенадцати от Борисоглеба,  где когда-то была водяная мельница.
      Чтобы сюда добраться, нужно ехать от поселка строго на запад. Дорога, ныне уже покрытая асфальтом, проходит по сосновому бору. Слева и справа высятся вековые, развесистые деревья. Говорят, что в лихие годы Великой Отечественной войны, когда здесь прокладывали линию обороны и рыли противотанковые рвы, Михаил Иванович Калинин, бывший тогда Председателем Президиума Верховного Совета СССР, дал специальное распоряжение в пользу сохранения соснового бора, считая его бесценным достоянием страны. К счастью, немец сюда не дошел, и лес сохранился. В девяностом году была предпринята попытка уничтожить лес уже современными варварами от рыночной экономики, но на этот раз его отстоял депутат Верховного Совета России, местный журналист  А.Н.Грешневиков.
      За сосновым бором дорога спускается в распадок, а затем круто поднимается вверх, открывая вид на небольшую, в несколько домов деревеньку с покосившимися маковками трехглавой церквушки. Спасс - так называется эта деревенька.
      Я долго не мог понять, в чем причина контрастного отличия сел Центрального Нечерноземья от сибирских или дальневосточных поселений. Вроде бы такие же дома, такие же усадьбы, улицы, огороды... Потом нашел этому объяснение - там, за Уралом, в деревнях почти нет церквей, а в центральной России они, к счастью, сохранились. У русских всегда было тонкое видение красоты и гармонии. Невозможно представить среди плавного волнообразования валдайских холмов резкие готические штрихи католических кирх или стрелы мусульманских минаретов. В эту спокойную вечность природы органически вписываются лишь православные храмы с их округлыми формами.
      Современным архитекторам и психологам еще предстоит разгадать тайну гипнотического воздействия архитектуры православной церкви на человеческие чувства. Смотришь порой на новые сельские улицы, застроенные добротными домами, но не получаешь радости от их однообразия, серости и приземистости. Человеку от природы свойственно стремление к выси, и церковь была тем символом, который своими куполами соединял землю и небо. Не случайно церкви строились в самых красивых местах, обычно на холмах и пригорках, чтобы видели люди их издали и восхищались.
       От Спасса до Стёпаново каких-то два километра, но когда едешь на велосипеде в гору, долгим кажется этот путь. Крутишь, крутишь педали, смахивая пот с лица, а до верхушки горы, на которую ты взбираешься, кажется - нет конца и края. Тешишь себя лишь тем, что после долгого подъема будет такой же длинный спуск.
      Наконец-то долгожданный поворот направо, и, пропылив по разбитой самосвалами стёпановской центральной и единственной улице, отпускаешь педали. Вниз ехать легче, только успевай тормозить, и уже через пять минут колеса выносят тебя прямо к Лиге - речушке с обжигающей ключевой водой и песчаным дном. Здесь можно ополоснуть разгоряченное лицо, перейти вброд на другую сторону и посидеть немного у прозрачной журчащей струи, наблюдая за рыбьей мелочью, копошащейся у твоих ног.
      Осталось подняться по лесной дороге на взгорок, а оттуда до Алмазихи рукой подать. По обе стороны  дороги тянутся вверх сосны, а внизу, у их оснований, раскинулся роскошный ковер из изумительного  изумрудно-зеленого мха. Если повезет, то прямо на обочине дороги взгляд может наткнуться на то, от чего помимо твоей воли начинает учащенно биться сердце - белый гриб. Это не тот бледный и вялый гриб, что растет в березовых лесах, у соснового белого гриба шляпка темно-коричневая, почти черная, с бархатистым отливом. Срез такого гриба ярок и бел, тело плотное и крепкое. Местные жители почему-то называют эти грибы коровками.
      Когда видишь такого красавца, который, подбоченясь, стоит у всех на виду, забываешь обо всем на свете, бросаешь надоевший велосипед с привязанными к раме удочками и начинаешь метаться по округе в поиске других красавцев-грибов. Иногда неподалеку находишь целую семейку из полдюжины крепышей, но гораздо чаще оказываешься с одним единственным - лес умеет интриговать, а свои дары выдает далеко не каждому.
      Вспомнив, зачем ты приехал в эту тихую обитель, вновь садишься на велосипед и, по одному тебе известной тропинке, выезжаешь из леса к пойме Устья. Когда-то эта река была достаточно полноводной, по ней даже сплавляли лес. В нескольких местах она была перегорожена гатями - полузатопленными плотинами, поддерживающими уровень воды. В районе Борисоглеба было несколько водяных мельниц. Одна из них была здесь, на Алмазихе, о чем свидетельствуют сгнившие сваи, да буйный, пенистый омут на сливе. На карте 1857 года эта мельница была отмечена, так же как и Акуловская.
      Пейзажные полотна Шишкина и Щербакова, музыка Чайковского и стихи Некрасова кажутся всего лишь грубыми эскизами того, что окружает тебя здесь, в алмазиховском лесу. Описать, нарисовать, передать всю гамму ощущений - расцветку растений, запахи утреннего леса, пение птиц, стрекотание насекомых или дуновение волны теплого воздуха - невозможно, какими бы ни были наши чувства и технические средства. Удивительное совершенство форм, богатство и бесконечное многообразие оттенков природы - это самая большая тайна, которую в течение многих тысячелетий пытается разгадать человеческий разум. Можно снять слепок с отдельного листа рябины, можно записать пение жаворонка, можно, в конце концов, рассмотреть под микроскопом строение живой клетки, но все это - лишь отдельные буквы в безграничном алфавите того прекрасного мира, который окружает нас. И не важно, кто был создателем этого мира (хвала ему!), важно, что нам посчастливилось жить в нем.
      Но пора от философии переходить к рыбалке. В достаточно большом перечне моих любимых мест ужения особого внимания заслуживает один омуток на Алмазихе, куда я езжу с единственной целью - половить голавлей.
      Каждая рыба хороша по своему, но голавль..! Среди других обитателей русских рек для истинного рыбака он как арабский скакун в табуне ломовых лошадей, ослов, куланов и пони. Мощное тело, черная смоляная спина, ярко-красные плавники и белое брюхо делают его неотразимым.
      Когда наступает полуденный зной, небольшие стаи этих красавцев поднимаются к поверхности и степенно прогуливаются от одного берега к другому, раздражая своим видом беснующихся от бесклёвной тоски рыболовов. Ловить их в это время бесполезно, ни на какую приманку они не клюют.
      Привередливые потребители рыбы голавлей не жалуют, говорят, что и мясо у него невкусное, и костей в нем уйма, а для настоящего рыбака бескомпромиссная поклевка голавля что солнечный зайчик в сумеречный день, потому что он знает - нет более красивой, сильной и упорной рыбы, поймать которую не так то просто.
      Чтобы выжить и достичь приличного размера, рыба должна приспособиться к хитростям и коварству представителей рыболовного племени. Крупного голавля, этак на три-четыре килограмма, изловить на удочку так же сложно, как поймать в омуте голыми руками окуня. Он хорошо видит снасть и не так глуп, как нам хотелось бы.
      Как-то, проходя по старому мосту, что ведет на Кунидовку, я ради интереса бросил корочку хлеба в воду рядом с мостовыми опорами. Тотчас из темной глубины показалась голова большого голавля, и мой хлеб оказался в пасти этого чудища. На следующее утро я опять бросил кусок хлеба, и голавль не заставил себя ждать. Так я подкармливал рыбину несколько дней. Считая, что условный рефлекс выработался, в очередной раз приходя к мосту, я размотал удочку, насадил на крючок обычную корку и, уверенный в успехе, осторожно опустил свою снасть в воду, приглядывая возможный путь, по которому буду вываживать своего подопечного к берегу. Мои розовые мечты оказались напрасными: голавль всплыл, как и прежде, обошел вокруг приманки, не раскрывая рта, потом небрежно ткнул ее носом и исчез в глубине, давая тем самым понять, что в подводном царстве дураков нет. И я от него отстал.
       Мой заветный голавлиный омут расположен между двумя длинными, заросшими травой, перекатами. Среди густых водорослей голавли пережидают летний полуденный зной, а с наступлением прохлады выходят в омут и ловят падающую на поверхность воды всякую летающую живность: бабочек, мотыльков, жуков и стрекоз. Приезжать сюда надо затемно, потому что клев голавлей недолог и обычно прекращается с восходом солнца. Так что в твоем распоряжении всего час, от силы - полтора часа.
       Как и при любой рыбалке, самые волнующие минуты - первые, когда в стремнину потока бросается горсть сухих хлебных корочек, которые показывают, не перевелись ли в этом омуте красноперые красавцы и каково у них настроение. При благоприятном рыбьем расположении духа на поверхности воды то тут, то там вокруг плывущей приманки возникает волнение водной поверхности, заканчивающееся глухим всплеском. Значит, есть еще голавль...
      Убедившись в наличии рыбы, можно спокойно, насколько позволяет рыбацкое нетерпение, размотать удочку, насадить на крючок аппетитный хлебный мякиш и из-за высоких стреловидных стеблей ситаря осторожно забросить снасть. Поплавок тут же подхватывается потоком, движется вдоль берега и, если вдруг резко уходит глубоко под воду, то на девяносто процентов считай, что тебе повезло. Десять процентов приходится на зацепы снасти за дно.
      Поклевка голавля резкая и уверенная. После подсечки чувствуешь, как там, на другом конце снасти, соперник, почуяв недоброе, бросается в глубину омута. Леса напрягается и звенит словно струна, а удилище становится тяжелым и рвется из рук. В эти мгновения главное - не суетиться, не делать резких движений, не давать ослабнуть леске и, главное, не думать, что ты уже поймал рыбину. Нужно выждать, пока голавль не устанет.
      Через минуту-другую, хотя никто не считает время в азарте, если все сделано правильно, а снасть достаточно прочна, черная голавлиная спина показывается у поверхности воды. Но это еще не капитуляция, а лишь очередной маневр соперника, после которого он с удвоенной силой устремляется в глубину, потом бросается к берегу в надежде запутать снасть в траве и порвать леску. Остается лишь напряженно ждать, ибо время работает на тебя.
      Борьба идет на нервной жиле - если хватит терпения, чтобы окончательно вымотать рыбину и дать ей нахвататься воздуху, и, в то же время, не позволить ей запутать лесу, значит она твоя, а если поспешишь и торопливо дернешь удилищем чуть сильнее чем нужно, то...
      На сей раз будем считать, что все обошлось - голавль уже не так стремителен и все чаще появляется у поверхности. Теперь надо с предельной осторожностью подвести его к береговой кромке и подхватить подсачиком, если ты не забыл его взять с собой. И не дай бог в самый решительный момент схватиться рукой за лесу, наверняка останешься с куском оборванной снасти.
      Но уж если после всех тревог рыбина оказывается на берегу, внутреннему восторгу твоего самолюбия нет предела... Нет, что ни говорите, а ловля голавля на поплавочную удочку - самая эмоциональная из рыбалок!