Очерк подготовлен по воспоминаниям Софии Алексеевны Виноградовой о своем отце, репрессированном в 1937 году. Документы и фото хранятся в фондах Череповецкого музейного объединения (Ф. 52, Оп. 1, Ед. хр. 6-7). Воспоминания датированы 16 марта 1992 года.
Виноградов Алексей Поликарпович родился 15 апреля 1893 года в с. Старая Майна Симбирской губернии (ныне - Ульяновская область) в семье сельского священника. Окончил кадетское военное училище и был мобилизован на войну с немцами в офицерском чине.
После революции стал добровольно служить в рядах Красной Армии и во время Гражданской войны воевал в Сибири и Средней Азии. После окончания гражданской войны был определен на жительство в г. ЧерЕповец – примерно в 1921 году. Работал в банке, затем бухгалтером в Уполминзаге (уполномоченным министерства заготовок при Совете народных комиссаров).
Женился на учительнице Бельтеневой Марии Ивановне, которая приехала в Череповец с отцом - учителем Иваном Михайловичем, уроженцем г. Белозерска. Приехали они из Сызрани после смерти жены и матери Софьи Антоновны (урожденной Залесской)и поселились поближе к родине Ивана Михайловича. Ранее семья проживала в Латвии, в городе Вольмаре, где Иван Михайлович учительствовал, но вынуждена была эвакуироваться в Сызрань с началом 1-й Мировой войны.
В Череповце в 1923-м и 1925 годах в семье Алексея Поликарповича родились сын Дмитрий (погиб в 1942 г. на фронте) и дочь София, которая 30 лет учительствовала в Череповце. Семья была дружная, жили экономно и скромно. В домашнем хозяйстве был огород, корова - до 1935 года, куры, гуси.
София Алексеевна вспоминала: "Из немногих знакомых папа чаще общался с Генко Н.Н., учителем немецкого языка, и его женой Лидией Дмитриевной, учительницей русского языка и литературы, коллегой мамы по работе в школе малограмотных, и с Пимушкиным (бывшим чекистом) - сослуживцем по уполминзагу.
Когда в 1936-1937 гг. в городе начались аресты, то у нас был обыск. Искали какое-то оружие, но у папы ничего не было, так как он только призывался как офицер-кавалерист на очередные сборы в Кущубу. После обыска мама звала папу уехать всей семьей, но папа не согласился. А затем в 1937 году арестовали Генко Н.Н. и его жена сказала маме: «Подождите, и вашего возьмут!»
И 4 октября 1937 г. ночью пришли за папой. Уходя, он сказал маме: «Не волнуйся, это недоразумение!» А 10 декабря 1937 г. его расстреляли в Вологде, о чем нам сообщили только в 63-м году.
Застольные встречи с семьей Генко прекратились. На маму легла вся ответственность по заботе о детях 12 и 14 лет. А Лидия Дмитриевна вскоре совсем уехала в Москву вслед за дочерью Ириной, которая, по ее словам, «выгодно вышла замуж за работника министерства». Как-то они приезжали в Череповец, лоснящиеся от самодовольства и я видела этого работника министерства, годящегося в отцы дочери Лидии Дмитриевны. Никаких попыток к розыску своего отца и мужа они не делали.
За короткое пребывание папы в тюрьме - с октября до декабря - моей маме удалось с величайшим трудом добиться передачи валенок, одного 5-ти минутного свидания и второй передачи, которая не состоялась. Всякие переписки и передачи были строго запрещены.
Когда мы понесли папе валенки, то вложили в них по одному яблоку антоновки. Дежурный их оба вынул, но после моего умоляющего со слезами взгляда он молча вложил одно яблоко назад в валенок. В ответ от папы получили только бумажку в ладонь величиной, где карандашом было написано «получил» и его подпись.
А на 5-ти минутном свидании папа склонил голову, целуя мне руку, и его слезы капнули на нее. Ему удалось шепнуть маме на ухо: «Виноваты Генко и Пимушкин».
После свидания (а оно, как и все допросы проходило в здании КГБ на углу улиц Коммунистов и Советского проспекта) папу вместе с большой группой заключенных (не менее 40 человек) повели строем обратно в тюрьму по Социалистической ул. по дороге, а я шла вслед по мосткам до тюрьмы. Все допросы папы проводил некто Максимов. А вторую передачу разрешили в декабре. Мама купила редкий для нас тогда деликатес – 10 пирожков с ливером. Пирожки вернули, сказа, что «убыл по этапу». И дома никто не притронулся к этим пирожкам. Стало ужасно холодно, пусто и одиноко на душе. С арестом папы детство кончилось. Я перестала ходить в шестой класс и каждый день ходила к тюрьме. И было великим счастьем увидеть зашевелившуюся приветом пеструю папину кружку в 4-м окне справа на последнем этаже. А в школу никто не пытался ни единым словом меня вернуть. Единственное злое внимание проявил Юрий Пивушков, с которым я училась в одном классе, также как и с будущим начальником КГБ С. Орнатским. На перемене, играя с мальчишками, Юрий, взглянув на меня, как-то торжествующе злорадно прокричал: «А у этой батька арестован!» Отец Пивушкова (по себя я звала его «сухарь») вел у нас географию. Никогда ни одной улыбки, монотонный безразличный и невнятный голос. Так я оказалась второгодницей.
Мама обращалась в разные инстанции по поводу папы и не получала никакого ответа, или «осужден на 10 лет без права переписки тройкой», а какая-то работница из городского партийного аппарата заверила маму: «Ваш муж жив и живет лучше вас!» А в Москве в здании КГБ маму не впустили далее входной двери и дали ей понять, что она «букашка» и ее могут просто придавить.
Но на трудовой судьбе мамы арест папы не отразился. Именно в 37-м году после ареста папы ее назвачили директором школы взрослых, а в 1943 году – директором ШРМ № 1. Но в приеме в КПСС из-за папы ей отказали, хотя усиленно зазывали и готовили к вступлению. Решающим оказалось слово грубого недоверия Г. Успенского, зав. гороно. И моего брата не приняли в авиационное училище из-за папы.
В 1963 году мама снова занялась «делом» папы.., но из Вологды пришел ответ, утверждающий виновность папы, и впервые сообщили, что папа расстрелян.
Только после смерти мамы в 1964 году я стала хлопотать о папе и он был реабилитирован, а в 1985 году ... мне сообщили о примерном захоронении моего отца на Богородском кладбище г. Вологды.
Но к документам следствия меня еще не допустили. Но надеюсь, что буду иметь возможность прочесть эти документы и встретиться с папой, его болью, мужеством, благородством и честью.
В 1985 году я привезла землю с Богородского кладбища и захоронила рядом с мамой, поставила памятник папе с гравировкой документа о реабилитации.
Очень прошу работников музея, занимающихся восстановлением справедливости и добрых имен безвинно погибших сограждан, узнать и обнародовать имена и фамилии этой вологодской беззаконной, неконституционной, но всемогущей «тройки» и их судьбе".
На снимке семья Виноградовых: Алексей Поликарпович, его жена Мария Ивановна, тесть Бельтенев Иван Михайлович, дети Соня и Дима, конец 1920-начало 1930-х гг.