Мужи Выгореции

Василий Барановский
                М У Ж И  В Ы Г О Р Е Ц И И
        Краткие жизнеописания братьев Мышецких-Денисовых, их сподвижников
               
                "Вера никому, кроме Бога не подвластна,               
                но над всеми царствующа и владеюща:               
                тако над простейшими невежды, яко же               
                над наивысшими архиереи."               
                Андрей Денисов       
               
                Предтечи Северного Иерусалима
    В Петербурге, возле Волкова кладбища, есть беспоповская моленная. Рядом с ней есть православная церковь. 
    Эти церкви – памятники той трагедии духа русского народа, когда западный “ратный” закон встретился с восточным “благодатным” и произошёл раскол. Вот в эти-то времена и осветила религиозная идея мрачный край леса, воды и камня. В нём закипела умственная жизнь. Основные вопросы религии здесь обсуждались, разрабатывались теоретически и испытывались в жизни. Тогда Выговский край покрылся дорогами, мостами, пашнями селами. И так продолжалось полтораста лет. Потом снова всё стихло, угасла умственная жизнь, разрушились дома, часовни, пашни заросли лесами. И край остался словно величественной и мрачной могилой, свидетелем тех “мимошедших” времён”. (М.Пришвин. В краю непуганых птиц. Избранное. Изд-во “Правда”, 1977, с.129-130).
    Началом Выгореции принято считать 1694 год, когда на берегу реки Выг, у впадения в неё речки Сосновки обосновались Даниил Викулин и Андрей Денисов. В 1695 году здесь была освящена во имя Преображения Господня первая соборная часовня. Вскоре Даниил переносит в неё из храма Шуньгского погоста  икону Богоявления. Этот святой день утвердился в незыблемости престольного праздника зарождающейся общины, с первых дней получившей название -  “Всепречестная и Богоспасаемая киновия отец и братии Всемилостивого Спаса и Бога нашего Исуса Христа Богоявления”, в более дос- тупном выражении - “Всепречестная и Богоспасаемая киновия духовных отцов  и братии  во имя Богоявления Всемилостивого Спаса и Бога нашего Исуса  Христа”. (Киновия – это общежитие, форма монашеского жития).    
    Данилов скит, Данилов в Олонце староверческий монастырь, Выговская пустынь, Выгорецкая киновия, Выго-Лексинское общежительство, Богоявленская обитель, Выгореция, Лавра, процветшая в северных странах, Северный Иерусалим, Выгоречье (на современный лад) – так с некоторым отличием, но благозвучно , являя глубокий смысл, на протяжении 160 лет своего существования именовался редчайший центр Староверия, сотворенный великим напряжением духа и воли, соборным разумом и бессонными трудами, неустрашимой стойкостью, жертвенным подвижничеством, самоотречением истинных ревнителей святоотеческих заветов.
    Северная даль, девственные, хранящие вековые тайны и богатства немеренные лесные дебри, берега строптивой и неукротимой реки Выг, целина дикой природы воссияли неземным, пленяющим светом, зажжённым охранителями и духовными ратниками древлеправославной веры. Их путь, узнав об устремлениях выговцев, избирали русские христиане, находившиеся далеко от Олонецкого края. Молитвословия изречённые на Выге, вторили в первых часовнях беглые поборники Древлеправославия, пришедшие во имя спасения завещанной предками веры, из России в Курляндию, Литву, Польшу.
   

    Существование Выго-Лексинского староверческого общежительства в 1694- 1857 годах основательно раскрыто в научных трудах целого ряда исследовате-лей, главным образом, современных, хотя первые посвящения относятся к XVIII  веку и были продолжены позднее.
    Век двадцатый, начало двадцать первого отмечены солидными книгами, пуб- ликациями в журналах и сборниках, выходом фундаментальных работ. В 2002 г. издан двухтомник доктора наук Е.М. Юхименко “Выговская старообрядческая пустынь.Духовная жизнь и литература”. В 2008 г. увидел свет двухтомник ”Литературное наследие Выговского старообрядческого общежительства”  того же автора. Значительны работы Н.В.Понырко, Г.В.Маркелова, большого ряда других историков.
    “Выговская” тематика неисчерпаема. В будущем, несомненно, появятся новые авторы, новые книги. Не исключены новые редкие и ценные архивные находки.
    Цель нашего очерка-повествования  состоит в том, чтобы ознакомить  определённый круг читателей, преимущественно из староверческой среды, с   истоками и становлением общежительства, свершениями выговцев в первые пять десятилетий, то есть, в годы жизни братьев Андрея и Симеона Денисовых, если точнее – до 1740 г.
    Использованы доступные автору источники. Многие из них представлены в литературе о Староверии, в той или иной мере известны. Однако в данном слу- чае автор отображает  кое-что заново, передаёт собственное видение событий, незаурядных характеров, морально-нравственных качеств, деяний знаменитых братьев и тех, кто  был их единомышленниками, надёжными соратниками, бескорыстными помощниками.   
    Повествование слагалось, естественно, и в первоочередном стремлении выз-вать у читателя интерес, доставить  ему большее знание  о доселе, возможно, малоизвестном для него христианском подвиге, совершенном нашими предками во имя и на благо Древлеправославия.

    Выговский утёс дерзновения к Господу вознёсся на устоях веры, по крепости превосходящих северные скальные породы. Выговцы, вписав свои ярчайшие страницы в историю Древлеправославия, в значительной степени были перво- проходцами, но вместе с тем они  глубоко и основательно продолжили пламенных предшественников. Ко времени возникновения Выговской пустыни всего лишь десятилетие с небольшим минуло после казни Аввакума и скорбная память о его мученической кончине еще жила в умах и сердцах староверов Заонежья, и Андрей Денисов, будучи в ту пору восьмилетним, мог знать имя легендарного протопопа. Непосредственными предтечами Выгореции были епископ Павел Коломенский, инок Корнилий, игумен Досифей, чёрный диакон Соловецкого монастыря Игнатий. Этот монастырь вкупе с Курженской обителью – живоначальная колыбель Выговского общежительства.
    Ныне покойный, в прошлом наставник Тартусской и Таллинской поморских общин, исследователь Староверия А.Л.Мурников (1908-1985) в своём обстоятельном труде “Священный Куржицкий Собор поморцев 1656 г.” подчёркивает роль епископа Павла Коломенского в основании и становлениии Северного Иерусалима, коим впоследствии станет Выговская пустынь, отмечает силу и действенность проповеди, предпринятой опальным, как известно, епископом. Историк ссылается на убедительные подтверждения, в частности на “Поморские ответы”. В 91-ом ответе сказано  “о множайших боголюбивых отцех священнического и иноческого чинов”, которые под духовным водительством архиерея Божия епископа Павла Коломенского “зазирали” (порицали, осуждали) чуждые, невиданные в веках обряды...” (Рукопись А.Л.Мур- никова хранится в Малюткинско-Юдовской общине ДПЦ Латвии. Заметим, что в нашем очерке обитель, названная Мурниковым Куржицкой, именуется – Курженской, как у И.Филиппова).
    И ещё о Коломенском: “...Священный архиерей Божий человек Павел Коломенский муж свят и достойной чести, послан бяше (был) в Поморскую страну, в Палеостровский монастырь, яко некий Моисей, свободно учаше (учил) народы, уставов Никоновых отрицатися наказуя”. (И.Филиппов. “История Выговской пустыни”, издание 1862 г.,с.78).
    Епископ Павел – один из выдающихся идеологов Древлеправославия. На Соборе 1654 г. категорически осудил исправление богослужебных книг по греческим образцам. Патриарх Никон лишил владыку Павла церковного сана, сослал его в Олонецкий край (ныне – Карелия). Осведомлённый о неустанной деятельности и растущем признании епископа, Никон велел перевезти и заточить несгибаемого воителя за старую веру в Хутынском монастыре близ Новгорода. Согласно Симеону Денисову узник 3 апреля 1656 г. был сожжён в срубе.
    Современники владыки Павла считали его первым мучеником, пострадавшим “за старый обряд”. Позже патриарху Никону поставят в вину жестокую расправу с непокорным епископом, человеком, которого он не только близко знал, но и состоял вместе с ним в знаменитом кружке боголюбцев, созданном радением протопов Иоанна Неронова и Стефана Вонифатьева и объединявшем , кроме названных четверых, целый ряд священнослужителей. В их числе был и протопоп Аввакум. Отец Стефан, будучи настоятелем Благовещенского собора, занимал, кроме того, почётное место личного духовника юного Алексея Рома- нова, вступившего в 1645 г. на царский трон, являлся в отношениях с государем столь же влиятельным лицом, как  царедворцы Борис Морозов и Федор Ртищев, собственно,  входя в эту особую троицу. Вонифатьев стал полноправным главой кружка, имевшего основной целью усиление в Русской Церкви духа Стоглавого Собора 1551 года, чего по единодушному мнению участников кружка в её жизни недоставало.      
    В 1648 г. вышла в свет составленная Михаилом Роговым “Книга о вере”. Её содержание отвечало духовным устремлениям боголюбцев, защите исповедуе- мых ими религиозных истин. Строго православная, книга получила среди русс-  ких людей значение настольного пособия.
    Кружок влиял на поставление архиереев, играл ведущую роль в церковной политике правительства России. В 1652 г. в сан епископа Каширского  и Коломенского был возведён инок Павел – уроженец сельца Колычева, что затерялось в Нижегородской губернии. К сожалению, других сведений о нём до рукоположения в епископы нет. В кружке он тесно сошёлся с отцом Стефаном, разделял его заботы о благе Русской Церкви. Царский духовник внушал доверие. Он понимал простого человека, на свои средства построил приют для бедных и бездомных, основал больницу, заступался за неимущих и обиженных. В одной из статей, которые он писал, Вонифатьев  подчёркивал обязанность царя быть справедливым к своим поданным, облегчать их положение. (С.Зеньковский. Русское Старообрядчество. Духовные движения семнадцатого века. Москва, изд-во “Церковь, с.106-107). 
    Первенство в государстве он отводил крестьянству. Это не мог не одобрять и не поддерживать епископ Павел – выходец из семьи землепашцев. В душу владыки западали стержневые в этой статье, заимствованные из русской публицистики XVI в. слова: “В начале всего потребны суть ратаеве (крестьяне), от их трудов есть хлеб, от хлеба же есть всех  благ новизна”. (Н.Каптерев. Противники. Изд. 1883 г.)
    Так называемая “Память” (ныне сказали бы: циркуляр), разосланная патриахом Никоном по московским приходам в феврале 1653 года, вызвала прежде всего среди духовенства небывалое смущение. Никон самочинно, не запросив мнения церковного собора, без ведома архиереев требовал перехода к новшествам, в первую очередь замены двуперстного крестного знамения трехперстным. В разных слоях исповедников Православия возникло несогласие.  Столкновение мнений переросло в смуту, смута – в раскол, обернувшийся русской национальной трагедией, имеющей продолжение и в XXI веке. Значительная часть священников и архиереев в те далёкие дни воспротивилась “новинам” и была наказана. Самую беспощадную кару понёс, как уже сказано выше, владыка Павел. Он в отличие от других, поначалу несогласных, затем прощёных Никоном архиереев, не покаялся.
    Кружок боголюбцев распался. Однако его идеалы, уроки, опыт владыка Павел стремился сохранить, находясь в Палеостровской ссылке. Многие староверы тех мест слышали тогда и запомнили его главное наставление: “Оставаться твёрдыми в древних отеческих преданиях”. (Митрополит Макарий. История раскола. Изд. 1855 г.,с.249). Сие наставление, думается, знали и воплощали в жизнь пустынножители Выгореции.
    Павел Коломенский обосновал возможность и спасительность существования Церкви при отсутствии священства – на соборных началах. Поморские общины  и сегодня следуют основополагающему принципу, завещанному владыкой Павлом: высшая власть в этой Церкви в области вероучения, церковного управления и церковного суда принадлежит Собору.
    Выговцы необычайно чтили “Молитву на сохранение дома”, составленную, по преданию, соловецкими монахами: “Господи Владыко Христе Царю, дом сей тверд сохрани, живущих в нём православных христиан милостиво снабди, и своим Божественным страхом мирно огради, и жити мирно утверди, в нелицеприятной любви пребывати учини, и на путь покаяния обрати, и Тебе Создателя славити вразуми, и Великим изобилием дом сей обогати, плоды земли и скоты рождать умножи, от огня, хлада, междоусобныя брани, от напрасныя (внезапной) смерти и всех вражьих наветов соблюди”.
    Вполне возможно, что данную молитву принёс на Выг черный диакон Игнатий, покинувший Соловецкий монастырь накануне трагической осады. Двадцать лет затем он был странствующим проповедником, сочинил “Книгу о титле на Кресте Христовом”, переписывался с игуменом Досифеем. Пример Игнатия и других соловлян, их вклад в собирание духовных сил, обусловивших спустя время, строительство Выгореции, отражены в высказывании И.Филип- пова, изречённом при её зарождении: “Малая сия речка проистекла от великой Соловецкой обители”.
    Об Игнатии речь еще будет. Здесь остановимся на духовных подвигах игумена Досифея. Его след в бытии Курженской обители неоспорим, что засвидетельствовано тем же И. Филипповым. (Излагаем на более доступном читателю языке):
    “...Затем появился муж, свят и благочестив игумен Тихвинского Николо- Беседного монастыря Досифей, скрывавшийся ради сохранения благочестия, старостью и благодетелями украшенный, который часто посещал  именуемую Курженской обитель... В ней же и святые церкви  были. В них же собирались  многие отцы, великие постники и знаменоносцы, кои из многих  мест  и от Соловецкой обители вышедшие, как ангели некие земные и небесные человецы, службу Богови (Богу) за весь мир приносили и житием добродетельным просвещали и были многие в них знаменоносцы священного и иноческого чина разумом божественного писания обогащены...”. ( История Выговской пустыни. Гл.XIX,с.79).
    Далее сказано ( также в переводе на современный язык): “...Тогда, в зиму лютого гонения на благочестие, отсюда пресветлая весна сияла, от благоверия тех знаменоносцев многие из близ живущих любителей древнего благочестия  и обонежских жителей просвещались, приходя в ту Курженскую обитель, исповедовались и причащались святых, бессмертных тайн.
   
                Легендарный монастырь
 В числе и даже во главе добродетельных мужей - “единоумно о благочестии усердствовавших”, руководителей Курженской обители был, как уже отчасти
сказано, игумен находящегося в Прионежьи Тихвинского Николо-Беседного монастыря Досифей, снискавший славу “великого аввы и равноангельского отца”. Игумена высоко ценил протопоп Аввакум. В послании “Борису и прочим рабам Бога Вышняго” он писал: “Отцу Досифею мир и благословение. Спаси Бог тебе за добронравие твое. Пад, подстилаю голову свою и благословения прошу: моли Бога о мне грешнем. А твою любовь да помянет Господь Бог во царствии своем всегда, и ныне и присно, и во веки веком”. (Пустозерская проза. Изд-во Московский рабочий, 1989,с.160).
    Нужно заметить, что будучи твёрдыми единомышленниками в отстаивании ценностей Древлеправославия, питая друг к другу взаимное уважение, Аввакум и Досифей всё-таки в одном существенно расходились. В отличие от протопопа игумен был противником самосожжений и отказывался поминать самосожига- телей, расходясь, кстати сказать, в отношении к “гарям” (самосожжениям) и с диаконом Игнатием.
    Несмотря на груз прожитых лет, “старостию украшенный” Досифей неустанно путешествовал между Белым морем и Доном, собирая староверческие общины, ускользая из сетей, которые ставили команды преследователей. Деяния игумена значительны. Несколько примеров:
    6 декабря 1670 г. совершил пострижение в инокини Ф.П.Морозовой  перед иконами её московского дома.(С.Зеньковский. Русское старообрядчеств, с.329).
    Ходил на Керженец (Поволжье), причащал исповедующих старую веру  христиан.
    Освятил на Дону церковь в обители Иова Льговского.
    В Москве бывал скрытно, надолго не задерживался. Тем не менее он стал участником составления челобитной в защиту старой веры. С этой челобитной староверы-ходатаи пришли 23 июня 1682 г. в палаты патриарха Иоакима. Встреча оказалась бесплодной. Лишь после второй челобитной, поданной князем И. Хованским, 5 июля состоялись известные прения в Грановитой палате, обернувшиеся спешной казнью Никиты Добрынина и расправой с его “единоревнителями”. Досифей, не присоединившись к ним, и на сей раз избежал поимки.
    Эти исторические факты и события раскрывают личность одного из предвестников Выгореции. Духовные свершения игумена Досифея в Курженской и Троицкой на Суне-реке обителях – благотворная ступень к последовавшему позже образованию Выговского общежительства.
    Нельзя не отметить, что в некоторых публикациях высказываются сомнения в реальном существовании Курженской обители. Была ли она на самом деле? Или это всего лишь легенда, ведь явно недостаёт письменных свидетельств, отсутствуют вещественные признаки. Где, к примеру, хотя бы руины бывшего монастыря, которому приписываются столь весомые заслуги в лоне Древлеправославия, отводится значение особой северной святыни?
    Однако подобные сомнения характерны далеко не для всех историков. Рассматривая в своём труде этот вопрос, упомянутый А.Л.Мурников пришел к убеждению, что Курженская обитель действительно существовала. Правда,  недолго.
    С.А.Зеньковский неоднократно называет основателем Курженской пустыни старца Ефросина – автора “Отразительного письма”, решительно осудившего самосожжения. (С.Зеньковский. Указ. соч., с.275-276, 381). Скудость сведений о данном монастыре видный учёный объясняет  краткостью его существования.  Основанная в бытность митрополитом Новгородским “кроткого владыки” Макария, сразу после его смерти в 1663 г. обитель была разорена. Храм и другие строения – всё предали огню по указанию нового митрополита – будущего патриарха Питирима. Осталось пепелище, со временем развеянное ветрами, размытое ливнями. Увы, никто из бывших насельников монастыря не оставил для потомков, подобно И.Филиппову, историю пустыни или, подобно иноку Пахомию – жизнеописание кого-нибудь из основателей и учителей Курженской обители.
    А инок Пахомий увековечил память знаменитого старца Корнилия, о чём непосредственно в сочинении имеется скромное и точное оповещение: “ Сию повесть – житие и жизнь писал из самых уст отца Корнилия слышащи, сожитель, келейник его инок Пахомий. Жив с ним, отцем Корнилием, на Выге-реке, идеже (где) и преставися”.
    Историки именуют его Корнилием Выговским, “зачинателем” Выговской пустыни, первым её насельником. (Д.Брещинский. Древнерусская книжность. Сборник научных трудов.Изд-во Наука, Л. 1985, с.62). Корнилий (Конон) – замечательный подвижник Древлеправославия. Выходец из крестьянской семьи, “земледельца отца сын”, он принял монашеский постриг 18-летним юношей, прошёл долгий и непраздный жизненный путь. Скончался Корнилий в марте 1695 г. в возрасте 125 лет, став современником знаковых событий в истории России XVI-XVII веков, пережив восьмерых  российских патриархов – от Иова до Иоакима. Перед тем, как, уже в преклонных годах, окончательно избрать местожительство на берегах Выга,  Корнилий,познакомившись в Новгороде с Досифеем, ходил на Дон (Древнерус. книжность,с.74,81), жил в Чудовском и Сергиевом монастырях Москвы. “Пиянства и сквернословия гнушаяся, от детства и до скончания жития своего сохраняяся и того ради любим был”. Пребывал он в Кирилловом монастыре, что в Новгородской губернии, затем 12 лет находился в Ниловой пустыни – на острове Столбенском посреди озера Селигер. Обитель здесь была основана еще в XVI веке.
    Много и неустанно трудился старец Корнилий плотником, землекопом, лесорубом. Бесконечные часы стоял на молитве, углублялся в книжную премудрость. В проповеди и прениях он умел убеждать, позже, в бытность свою одним из первостроителей Выгореции, одерживал верх над московскими миссионерами, добиравшимися на Выг, ибо “дал ему Бог свободен язык по глаголанию о вере”.
    Оказавшись, после долгих путешествий и длительных остановок, вновь в Олонецком крае, он и здесь сменил несколько мест. Вот как об этом рассказывает “Житие Корнилия Выговского”: “... Тогда оставил Немоозеро и переселился на Мангоозеро. И тут постриже (обратил в монаха) Серапиона. Поживе же николико (некоторое) время поставил келью у Тавушозера. И тут постриже Варлаама Быкова. В  великие мразы (морозы, холода) много нужды претерпеша.
    Вскорости пришел старец Сергий и позвал жить у него. Возле реки Лексы Корнилий поставил келию. И недолго в этой келии  жил, поставил келию у порога по Выгу вверх... Ради воды вешней переселился на другую сторону. Здесь провёл восемь лет.
    К живущему повыше реки Лексы на плёсе Корнилию прииде зимним временем (на лыжах) крестьянин Толвуйского погоста именем Захарий, имущий жительство пониже Корнильева поселения. С Захарием прииде два племянника. Их Корнилий “крещением просветил”. Начал Захарий звать его к себе. Тот посетил, благословил. Позже в доме Захария с Корнилием познакомятся Даниил Викулин и Андрей Денисов. В лице почтенного старца они встретят редкого учителя, знатока Священных книг, беззаветного приверженца старой веры,  благожелательного и щедрого наставника “ на всякие стези правые, воздвигнувшего храм молитвенный, сиречь часовню во имя Богоявления Господня”.(Древнерусс. книжность, с.102).
    Заповедал Корнилий Андрею Денисову: “Будь правитель и судия всему общежительству и братии”. Даниилу Викулину наказал: “Будь прочим отец наставник ко спасению”. (Словарь Старообрядчество.Изд-во Церковь.М.1996,с.151).
    Выгореция рождалась в еще не погаснувших отсветах “огненных купелей” - самосожжений исповедников Древлеправославия, восставших против посягательств на отеческую веру. “Гари” кроваво обагрили небесные просторы Олонецкого края.  2700 душ увлёк 4 марта 1687 г. в гигантский костёр, поглотивший мучеников посреди Палеостровского монастыря, бывший черный диакон Соловецкого монастыря Игнатий, уже неоднократно упоминавшийся.
    Братии данной обители, подвигу соловецких иноков Симеон Денисов посвятил проникновенное сочинение, сказав о них выразительные слова восхищения:
                Мужи чюдного и высокого жития,
                Мужи храброго и крепкого терпения.
    Таким был и старец Игнатий – выдающийся среди монахов-соловлян, хотя по мнению противников самосожжений он, отстаивая право на исповедание старой веры, избрал крайне бесчеловечный способ протеста. Старец вдохновенно заявлял, что “его устами вопияла Соловецкая обитель”, берёг в себе чувство нерасторжимой связи с предыдущими семью веками бытия Русской Церкви. Ему принадлежит поэтическое её восхваление:    
                Святая наша,пречистая, нескверная и непорочная,
                апостольская восточная,
                истинная востока востоком
                опалённая и пожжённая яростию и прещением,
                по велениям царевым
                - Христианская соборная церковь. (С.Зеньковский, с.454)   
    Это неиссякаемое, крепнущее год от года чувство Игнатий передал своим ученикам. В их числе был Даниил Викулин. Он пришел в островной скит, находившийся в Саро-озере, где в последние годы перед своей трагической гибелью жил Игнатий. Совместное пребывание со старцем, вседневное общение с ним стали для Даниила, в ту пору  перешагнувшего 30-летний рубеж, богатой житейской и богословской школой, ибо Игнатий, проявляя религиозный фанатизм, не погрязал в невежестве, был превосходно начитан, сочетал в себе необычайную крепость веры, книжную мудрость, разносторонний жизненный опыт.
    Его уроки укрепили в Данииле преданность старой вере, подготовили к устроению христианских общежительств. Однако склонность Игнатия к жертвенности через самосожжение Даниил не разделял.
    После бессмысленной (с точки зрения многих единоверцев) гибели Игнатия Викулин возглавил Сароозерское общежительство.
    Игнатия будущие выговские отцы чтили. В воспоминаниях и легендах долго сохранялась память о незаурядном человеке,обладавшем исключительной силой проповеди. В истории Староверия он остаётся одним из видных представителей раннего беспоповства, безусловно, предопределившим зарождение Выговской пустыни. Его “Книга о титле на Кресте Христовом” исполнена утверждения, что правильным начертанием  титла является сокращённая надпись – I.Х.Ц.С. (Исус Христос Царь Славы). т.к. пилатово титло – I.Н.Ц.I. (Исус Назарянинъ Царь Iудейский) - не отражает истины. Поморская Церковь в написании титла следует учению архидиакона Игнатия по сей день.   
     Палеостровская и другие “гари” всё-таки потрясли даже строго монашествующих и во имя веры готовых на самые крайние поступки затворников. В 1691 г. была распространена “Жалобница поморских старцев” - обращение “к всюду рассеянным богомудрым ревнителям Древлеправославия с соборным предложением и жалобным молением о странном учении самогубительной смерти”. В “Жалобнице” было решительно осуждено любое самосожжение, как изуверство, несовместимое с Божьими заповедями. Авторы “Жалобницы” категорически настаивали на том, что самосожигателей нельзя именовать христианами и поминать после смерти.
    Примечательна многочисленность откликов на это обращение, достигавшее самых низов верующего русского люда и не только в пределах Севера. Состоялось довольно широкое обсуждение несомненно жгучего вопроса. Переписка обрела наименование “Заочного собора 1691 г.” и с таким определе- нием  рассматривается  исследователями, как составная часть предистории  Выговской пустыни. (Древнерусская книжность, с.53,58).
     Мрачные события  XVII века пометили Палеостровский монастырь скорбным знаком, Однако не лишили его достоинств русской святыни. Обитель была основана еще в XII веке на острове Палее в Онежском озере и отстояла в те времена в 40 верстах от Повенца и в 15-ти – от селения Шуньга. (Православный словарь. Изд-во П. Сойкина. Переиздание 1992 г. Т. II, с.1739).

    В течение полутора веков в нынешней Карелии на реках Выг и Лекса существовало  Выго-Лексинское общежительство – в определённом смысле старообрядческое государство, управлял которым совет из соборно избранных лиц. Маленький поначалу Даниловский скит с течением времени, с устройством Богоявленской обители на Выге и Крестовоздвиженской – на Лексе), великими трудами постепенно был превращён в крупный центр религиозного самостояния, экономики и культуры, в передовое по тогдашним меркам промышленно-торговое предприятие, достигавшее хозяйственного подъёма на протяжении длительного периода. Первые стоители и руководители общежительства Даниил Викулин, братья Андрей и Симеон Денисовы,  и другие были незаурядными личностями. Исповедуя аскетический образ жизни, они не ушли в глухое затворничество, сумели найти для собратьев приемлемые формы связей с внешним миром. Об этом свидетельствуют факты их знакомства с Петром I, А.Меншиковым, П.Ягужинским другими государственными деятелями России. Знаменитая “Осударева дорога” проходила в непосредственной близости от поселений на Выге. Значителен вклад Выгореции в становление Петровских заводов. Общинники сеяли хлеб и разводили скот, осваивали плотницкое и кузнечное ремёсла, ходили морем на Грумант, поддерживали деловые отношения с уральскими промышленниками Демидовыми.
    Спустя три с половиной десятилетия, минувших после начала образования Выговского общежительства, успехи его строителей были налицо. Что представало взору на некогда безлюдном берегу? Публицист Я. Абрамов воссоздал картину Выгореции, близкую к 1730 г. ( последнему году жизни Андрея Денисова). “Данилов и Лекса в это время представляли собой небольшие городки, с населением по нескольку сот человек в каждом - писал автор. - Особенно походил на город Данилов. Он занимал пространство от шести до восьми квадратных верст, считая в том числе и женскую половину монастыря. Всё это пространство было обведено глубоким рвом и заключено в две огромных ограды. Здесь были две часовни с колокольней, 51 “келия”, причем келии были настолько велики, что в них помещалось по десятку и более человек, 16 изб, 15 амбаров, громадный погреб и две не менее громадные поварни, 12 сараев, 4 лошадиных двора и столько же коровьих, гостиный двор и 5 постойных изб, 5 риг, две кузни, меднолитейная, столярная, портняжеская, сапожная иконописная, рукодельная и другие мастерские, две школы, мастерская переписчиков, две больницы и т.д. Большинство зданий были двухэтажные, но были и трёхэтажные и даже четырёхэтажные”. (Абрамов Я.В. Выговские пионеры. Журн.”Отечественные записки”,1884, N 4).   
     Добиваясь  внушительных успехов в строительстве и развитии хозяйства, в первую очередь выговцы всё же укрепляли духовные основы своей жизни, в частности пестовали традиции древнерусской иконописи, книжности. Сочинения летописцев Выгореции, наследие общежительства донесены до наших дней, и поныне почитаемы в духовном обиходе ревнителей старой веры. Составленные на Выге “Поморские ответы” без малого три столетия являются для  староверов краеугольным камнем вероучения, их этико-догматическим кодексом. Богослужения в общинах Древлеправославной Поморской Церкви согласуются с уставами и правилами, принятыми в Соловецком  монастыре и в Выгореции. “Северный Иерусалим” неотделимо вошёл в историю и бытие Староверия.   
    Время стёрло с лица земли следы материальной деятельности выговцев, но в народной памяти,в книгохранилищах,старинных иконостасах сбережены образцы духовных и художественных ценностей, накопленных с великим тщанием. Уцелел, например, каталог Выговской библиотеки. Книжное собрание в общежительстве насчитывало сотни томов исключительных редкостей.
Библиотека отличалась разнообразием. Сочинения отцов Церкви Иоанна Златоуста, Василия Великого, Ефрема Сирина соседствовали с произведениями древнерусских мыслителей Нила Сорского, Иосифа Волоцкого, Кирилла Туровского, др. По-особому ценились литературные труды самих выговцев. Братья Денисовы, Даниил Викулин, Пётр Прокопьев, Тимофей Андреев проявили себя, разумеется, каждый соответственно своему дарованию,  не только как пастыри, ходатаи в защиту интересов общежительства, предприниматели, но и как писатели. Андрей создал свыше 120 сочинений. Си-   меон также создал известные произведения.
    Достойное место среди них занимает Иван Филиппов – автор “Истории Выговской пустыни” Пример замечательного историка и летописца побуждает к составлению хотя бы краткого повествования о мужах Выгореции, главным образом о братьях Андрее и Симеоне Денисовых. Разумеется, будет представ- лено их литературное творчество.
               
                “Како начашася и от кого создашася”
   
    В предыдущей главе предшественники и предтечи, духовные вдохновители и непосредственные зодчие Выго-Лексинской “Северной Лавры” названы. Но мы  на протяжении всего повествования совершенно оправданно  будем то и дело возвращаться к их именам, судьбам, деяниям, портретам, личному и совместному участию  в трудах и праздниках, преодолении утрат, тягот, горестей, а главное – к их беспримерным подвигам в созидании Древлеправославной Поморской Церкви, существующей поныне. Между её истоками и сегодняшним днём пролегло более трёх столетий.    
    Иван Филиппов писал: “Христовы и Апостольские предания, повелевающие Бога бояться и царя почитать, Богу Богово, кесарю кесарево воздавать, благопокорные от Божьих писаний рассуждения сие общежительство источает. И как сказано, сие общежительство от Соловецкой обители пристекшее есть. Благословением соловецких отцов вкоренённое и благословением священноигумена Досифея насажденное. Утвержденное молитвами и благословением староскитского отца Корнилия и прочих пустынных отцов”.
    Историк называет иноков Геннадия, Виталия, Иосифа, священника Пафнутия, который около семи лет “всерадостно благословляше устав общежительства и церковные службы”, воителя за древнее благочестие Феодосия – родоначальника когда-то мощного, теперь  немногочисленного,   но до сих пор  сохраняющегося  федосеевского течения в Староверии. Отцу Феодосию, позже порвавшему с поморцами, в начальные годы существования Выгореции также “прилучилось быти в общежительстве”.
    И.Филиппов заключает: “Следовательно, общежительство от пустынных и освящённых отцов первозачатием проистекло. Благословлением таковых великих священных мужей оно было и строительствовано (создано). (История Выговской пустыни. Изд.1862 г. С.86-87).
    “Како начашася и от кого создашася...”. За этой фразой видится всехвальный ряд первопроходцев и основателей Выгореции. “Во всех нужных братских строениях и ратях великих, дьяволом наносимых, были ревнители и усердные подвижники и теплые молитвенники, и духовные ратоборцы и премудрые советники и помощники правительствовати братство, и боголюбивые учителя и украсители церковные, сии достохвальные мужи Даниил, Петр, Андрей и Симеон – четверица богосочетанная и четырем Евангелистам равночисленная, благочестия учителя и церковных преданий столпы непреклонные. Но пишу сие, поминая ревность и усердие отцов о всяком благочинии и всяком спасительном поучении, о трудах и подвигах, о чиноуставлении – пишу для примера, не сравнивая никого с великими Апостолами и Евангелистами. Сие оставляю на правосудие Божие”. (И.Филиппов. С.89).
    К приведенным замечательным, исключительно образным словам историка нельзя не добавить принадлежащее ему столь же поэтичное, красноречивое высказывание: “Благодатию Божию в общежительстве сошлись богоизбранные мужи: Даниил – златое правило, Петр – устава церковного бодрое око, Андрей – мудрости многоценное сокровище, Симеон – сладковещательная ластовица (птаха),  немолчные богословия уста. И вкупе с ними (четверьми) – прочие дивные мужи -светильники истинного благочестия и честной добродетели хранители”.      

    В одной из “гарей”, полыхавших в 80-х годах в Олонецком крае, принял мученическую смерть соловецкий инок Пимин – неустанный проповедник Древлеправославия и самоотверженный страдалец за его истину. По выходу из монастыря еще до осады Соловецкой обители, отец Пимин , живя в лесной глуши не отгородился от людского мира затворничеством. Посещаемый крестьянами окрестных сёл, наведываясь к ним, неизменно “учаше  (учил) древлецерковное благочестие добре хранити”. Он совершал и людные крещения жителей, избегающих обращаться за этим насущным христианским обрядом к священникам, впавшим в “ересь троеперстия”. В час крещения отец Пимин трогательно произносил обязательную молитву:
    “Владыко, призри с высоты славы своей от святого жилища своего на нас недостойных и грешных, на сие собранное стадо во имя Твое святое, за древлецерковное благочестие хотящих страдати, а ныне пришедших креститься данным от Тебя святым крещением”.
    Люди же, видя беззаветность отца Пимина и “крепкое о благочестии стояние”, платили ему общим уважением, любовью, проникались его учением, отвергая “Никоновы новины”.
    Встретиться с ним суждено было и Даниилу Викулину, именуемому также Викуловым, Викульичем. Собственно, отцу Даниилу довелось перевидать разных людей. Такие же, как он, беглецы, сменившие вчерашнюю сносную устроенность на телесное прозябание, на безмерную череду опасностей, приходили к нему в хижину (келию) у Сыро-озера – к его упомянутой выше малонадёжной пристани. Но встреча с Пименом имела особенность. Свидание произошло  в потайном уголке олонецкой тайги (по местному – суземе), где бывший соловлянин скрывался от очередных преследований, чреватых, разумеется, поимкой. Даниил (Данила), в недавнем прошлом – дьячок, оставивший сельскую церковь в Шуньге, располагавшейся на берегу Повенецкого залива озера Онего, также был вынужден уходить от гонений и сыска из-за своего решительного несогласия с затеянной патриархом Никоном и царём Алексеем Романовым реформой в Русской Православной Церкви. 
    В конце долгой душеспасительной беседы отец Пимин вызвался проводить Викулина, приплывшего к собрату на лодке. Садясь в лодку, Даниил привычно было взялся за вёсла, предоставив  провожатому место на корме. Но тот сказал:
    - Нет, ты садись в корму, потому что быть тебе кормщиком Выговской пустыни.
    Бывалый соловлянин пророчески предсказал и возникновение Выгорецкого общежительства, и в сущности назвал одного из основателей Северной лавры, коим действительно оказался  Даниил Викулин. Разумеется, документальное подтверждение весьма значимой в истории Староверия встречи и пророчества отца Пимина отсутствует. Однако устойчиво бытует только что поведанное здесь предание, включение которого в свою “Историю Выговской пустыни” И.Филиппов счёл важным. Воспитанный в религиозном восприятии мира, неколебимо набожный человек, историк изумился провидению отца Пимина  и возвышенно объяснил его: “О, словеса предивного пророчества, являющего благодать! Откуда отец (Пимин) мог узнать о будущем, если не от Святаго Духа, живущего в нём и являющего безвестные и тайные премудрости своея”.(И.Филиппов.С.34).
    “Лютое время” наступило после кончины митрополита Макария в пределах Олонецких. Развелось доносительство. Многие “друг друга гоняху и продаваху”. Не иссякали письменные наветы в Новгородский архиерейский приказ (управление). Посланные из него подъячие, недельщики (приставы), другие чины находили на местах пособников в лице старост, попов-новолюбцев. Церковную власть угодливо осведомляли, что иноки – выходцы из Соловецкого монастыря, священнослужители, примкнувшие к расколу, бродят по сёлам, погостам и “людей простых учат крепко стоять в старой вере”. Церкви теряют прихожан, отказывающихся посещать богослужения, причащаться святых тайн. В окрестностях реки Выг происходит скопление проповедников, не приемлющих патриаршие установления. Среди них замечен и бывший дьячок из Шуньги Даниил Викулин.
    Сыскные команды, бывало, нападали на след дерзкого противника внедряемых церковных перемен, почти настигали его, но ослабленный и холодом, и голодом Викулин, всё же сохранял в закалённом теле пусть и малые силы. В очередной раз он ускользнул от погони, таился в непроходимых дебрях, отсиживался у какого-нибудь затворника, благо мыслили они одинаково.
    Удалялись преследователи и отец Даниил возвращался на Сыро-озеро, возобновлял проповедь, ратуя о ценностях Древлеправославия. Был ничем не примечательный день, когда сюда пришел Андрей Денисов. Даниил вёл жизнь и странника, и отшельника, и главы Сыроозёрского общежительства, которое то собирало пустынников, то распадалось. С первых лет своего добровольно-вынужденного уединения вынашивал желание найти верного соратника,  а ещё лучше – нескольких, готовых сплотиться в братство и сообща ставить перед собой высокие цели, строить храмы и одновременно трудиться во имя хлеба насущного, иначе говоря, сочетать духовное подвижничество с развитием хозяйства.
    И вот пробил час... У костра, что согревал в стылые ночи и дни, так-сяк ограждал от комарья, отдавал силу огня для нехитрого варева – у этого костра сидели двое, прекращая и в жизни, и в борьбе Даниила душевное одиночество. Сам Господь опять уготовил их встречу, ставшую судьбоносной во многих отношениях,  явившись отправной точкой в зарождении Выгореции.
    В возрастном смысле отец Даниил годился Андрею в отцы, конечно, превосходил младшего собрата житейским опытом, знаниями церковного служения, умением оценивать поступки высших духовных лиц, светских столоначальников, поведение рядовых православных христиан в смутное для Русской Церкви время. 
    Был Викулин старше Андрея почти на двадцать лет и, как говорят в таких случаях, на двадцать бед. Уж бед-то он хватил воистину через край. И это делало его  еще проницательнее, добавляло зоркости в различении свойств и достоинств человека. Он поразился разнице между  мальчишеским обликом Андрея и взрослыми рассуждениями этого юноши. Тот был не по годам мудр. С появлением Денисова на Саро-озере, после их бессонных бесед, чередующихся с горячими молитвами, у Даниила окрепло убеждение, что с младым мужем, которого Господь поцеловал в макушку, можно пускаться в тяжелейший, но богоугодный, праведный путь во спасение отчей веры. 

    Позже Викулин узнал, что родовые корни Андрея Дионисьевича – княжеские.  Действительно, происхождение славного созидателя Выгореции – знатное, но подробности - несколько далее, а пока приведём биографическую справку об отце Данииле  из “Исторического словаря 86 староверческих отцов и учителей”, по-другому - “Каталога Павла Любопытного” Книга составлена человеком скромных занятий, вовсе не профессиальныи историком, но твердо, неколебимо приверженным Староверию Павлом Львовичем Светозаровым. Павел Любопыт- ный – литературный псевдоним. Книга содержит ценные сведения об имеющих заслуги, исповедующих Древлеправославие поморцах и федосеевцах.
    Итак, - “Даниил Викульевич (1653-1733), жил 80 лет, из духовного звания внешних (никониан), основатель Выгорецкой киновии или Данилова, в Олонце, староверческого монастыря. Редкий был буквалист, твердого духа, муж благочестивый, опытный в Церкви и примерной добродетели, славный учитель правоверия в олонецких пределах, отважный и разительный обличитель никоновых догматов и обычаев. Тщательный созидатель Выгорецкой Христовой Церкви и редкий в украшении ея благолепием, не раз претерпевший ужас и снискавший дивные милости от грозного царя Петра Первого. Писатель был в пользу и утверждение Христовой (поморской) церкви, гонимый за благочестие. Скитавшийся долговременно в дичи (глуши) и лесах, одержимый гладом, ужасом и мразом (морозом). 
    Его любовь к ближним, приятное обращение, осенённое веселым взором, смирение и текущая милость удивляли всех и многих убеждали последовать его стопам. Он был росту среднего, круглолиц и смугл, браду имел мало продолговатую, редкую и скудную,украшенную сединами. Он скончался  благочестно в Выгореции, 1733 года октября 12-го”. (П.Любопытный.Стр.39.  Словарь-каталог, изданный по тексту журнала “Чтение древностей Российских” за 1863 г. ).
    Ссылки на словарь П.Любопытного, использование выдержек из него будут в повествовании в определённой степени продолжены, поскольку этот словарь - серьёзный и в чём-то единственный источник данных о пастырях и учителях, “отличных членах” Поморской Церкви, стоявших у её истоков, вершителях людских судеб и непосредственных участниках решающих событий. Наверное, правомерен вопрос: как автор словаря, родившийся на много лет позже первопроходцев Выга, мог знать их заслуги, свойства характеров и более того – обрисовывать внешность, к примеру, вид бороды, рост, сложение?  Ответить на сей вопрос сполна невозможно. Однако есть основание рассудить, что П.Любопытный, накопивший за свою достаточно долгую жизнь в прямом смысле целый сундук записей, общался со старожилами Выговского общежительства и окрестных скитов, заносил на бумагу воспоминания таких ревнителей поморского вероучения, как Федор Данилин, который помнил братьев Денисовых, не раз бывал в Москве, Польше, у староверов других мест, приглашаемый “к советам церковным” с репутацией знатока Священного Писания. Он умер в конце XVIII века. В начале XIX века умер Андрей Крылов - “содружник Андрею Борисову, киновиарху, и Павлу Любопытному”. И Крылов при жизни, и Борисов – в ту пору руководитель общежительства – во время дружеских встреч , надо полагать, посвящали Павла в минувшие события, сохранённые памятью поколений, воскрешая тем самым тот или иной образ из вереницы своих предшественников. Вероятно, П.Любопытный был знаком с “Историей Выговской пустыни” И.Филиппова и не исключено, что располагал копией рукописи (по-тогдашнему – списком). Этот труд полон описаний судеб   и достоинств пустынножителей, их биографий, портретов.      
    История Староверия чтит Даниила Викулина первым из первых основателей Выгореции. Но столь же высок и Андрей Денисов. В чём-то они неразделимы и равны, в чём-то, быть может, Андрей превосходил отца Даниила. Бог отпустил Викулову восемьдесят лет жизни, Денисову - пятьдесят шесть. Они были вместе более трёх с половиной десятилетий плечом к плечу и сердцем к сердцу. Тем паче не обязательно взвешивать их заслуги – у кого они существеннее. Важно показать деяния и свершения редких подвижников и созидателей Христовой Церкви. В этом состоит цель нашего повествования. Некоторые вехи жизни Даниила Викулина прослежены. Что касается Андрея Денисова, то его краткая характеристика, изложенная образно и возвышенно, в Словаре П.Любопытного представлена первой:
    “Андрей Дионисьевич (родился 1674 г., умер 1730 г., жил 56 лет). Повенецкий уроженец, происшедший от Мышецких князей, Поморской Церкви знаменитый член, муж учённейший, высоких талантов, твердого духа и дивной памяти, примерной добродетели, первый образователь Выгорецкой киновии и украситель церковного благолепия, славный писатель и строгий деятель нравственности, твердый признатель вечного брачного бытия в Христовой Церкви, громкий киновиарх Выгорецкой Лавры, носивший в ней крест Христов непрерывно 38 лет. Он, будучи знатный политик, был собеседник царского двора и высоких особ иерархии и друг великих вельмож. Славный муж во всех концах Христовой Церкви и знаменитый в отличном круге внешних особ, просветивший благочестием многие страны и обессмертевший своими доблестями во всей пространной России, управляя славно своей киновией непрерывно 27 лет”. (П.Любопытный.Стр.5).
    Исследователи, обращаясь к родословной братьев Денисовых – Андрея и Симеона, всегда упоминают о их княжеских корнях. На это указал и сам Андрей в надгробном слове в час погребения Петра Прокопьева (1719). Братья в самом деле приходились праправнуками князю БорисуАлександровичу Мышецкому, пришедшему на Русский Север в Смутное время. На родине он решительно отказался подчиняться иноземным захватчикам, отвергнул  принуждение целовать крест в их честь и покинул насиженные места. Пристанищем он избрал Заонежье. Внук Б.А.Мышецкого Евстафий, предполагают, был вторым  отпрыском княжеского сына Ивана и носил фамилию – Второй. Производнаая от неё фамилия – Вторушин нередко употребляется относительно братьев Анд- рея и Симена. Однако чаще, наверное, чем Вторушиными, их называют Мышецкими. Например, в календаре, издававшемся Высшим старообрядческим Советом в Польше(выпуск 1938 г.) под изображением основателя Выгорецкой Лавры следует подпись: “Андрей Дионисьевич Князь Мышецкий”.
    В княжеском звании почти всегда братьев именовал в своих публикациях И.Н. Заволоко.
    Главным же образом фамилия братьев согласуется с отчеством – Денисовы ( хотя точнее, пожалуй, было бы – Дионисьевы). Но так уж сложилось. 
    Повенецкий уроженец... Андрей, а позже его брат Симеон, сестра Соломония, брат Иоанн родились в семье Дионисия Евстафьевича – жителя села Повенец, известного с XV века и находящегося в северном углу Онежского озера. Вероятно, присказка: Повенец – всему свету конец, с далёких времён и молвится. Действительно, селение возникло в суровом крае. И если он не совсем уж край света, то удалённость его даже от окраинных, малолюдных территорий России, неоспорима. Близость дремучих лесов и воды (Онежское озеро) изначально предопределила трудовые занятия повенчан, способы добывания хлеба насущного. Большинство здешних жителей кормилось охотой, рыбной ловлей. Наряду с промыслами, насколько позволял местный климат и местные особенности, велось земледелие. К избам, составлявшим во второй половине XVII века бревенчатый Повенец, примыкали пашенки, отводимые частью и под огороды. Малоплодородная почва всё-таки давала пусть и скромные, непостоянные урожаи  овса, капусты, репы, других овощей. В летние месяцы с лесных опушек и полян приносили вместительные туеса обильной лесной ягоды. Стол был небогатым, но обходились тем, что Бог послал, возда- вая за усердные труды.
    Об отце Андрея Дионисии, кроме его родовитости,  известно немногое. Вроде бы он крестьянствовал, а значит жил крепкой связью с землёй. Должно быть, любил её, хотя оказывалась она часто немилостивой к пахарю, упорно продолжавшему облагораживать землицу-матушку, бесконечно дорогую,   тем более в краю гранитных гряд и нагромождений валунов.
    Поле закаляло телесно, учило освящать сердечной молитвой каждую горсть семян, брошенную во взрытую копорюгой (подобие мотыги-сошника), супесь, ловившую скупое вешнее тепло северного неба.
    В 1676-1686 гг. нередким гостем дома Дионисия Евстафьевича был чёрный диакон Игнатий, о котором речь в этом повествовании уже шла. Естественно, между хозяином дома и радушно принимаемым странствующим незаурядным проповедником, горячим ревнителем Древлеправославия происходили откровенные беседы. Снискавший известность отец Игнатий нашёл в лице Дионисия преданного вере христианина, безусловного единомышленника в осуждении “новин”. Игнатию не понадобилось убеждать повенецкого собрата в правоте сторонников церковной старины, в необходимости борьбы со всяческими посягательствами на древлеотеческие догматы. Он излагал завещанное предками учение, просвещая своего благодарного слушателя, как просвещал, наведываясь в Повенец, Шуньгское и Толвуйское селения, разъяснял местным жителям Священное Писание, пробуждая в людях стремление к благочестию.
    Есть высказывание о том, сколь серьёзным было для Денисовых их общение и дружество с волевым, не знающим слабостей иноком: “Самая важная заслуга Игнатия по отношению к Выговской пустыни, была в том, что подготовил к религиозному подвигу даровитое семейство повенецкого крестьянина Дениса, потомка князей Мышецких”. (М.Пришвин. Указ. соч.,с.134).
    Вспомним, что отец Игнатий погиб с более чем двумя тысячами северян-самосожженцев в марте 1687 года. Бывал он ли он у Денисовых  незадолго до своей мученической кончины? Не исключено, что бывал. Если он напрямую не подговаривал Дионисия Евстафьевича к “огненной” жертве, то собственную готовность к ней, твёрдую решимость пойти на это вряд ли скрывал. В любом случае весть о страшной “гари” в Палеостровском монастыре опечалила Денисовых, ибо семья почитала отца Игнатия. Его учительство плодотворно затронуло и старших и младших, обогатило их в богопознании, отеческом вероучении, в усвоении морально-нравственных христианских ценностей.
    В год гибели отца Игнатия Андрею Дионисьевичу исполнилось 13 лет. Щедро одарённый от рождения подросток превосходил своих сверстников не только знанием грамоты, чему, пожалуй, существенно посодействовал Игнатий,  многопытный учитель, который разглядел несомненные способности мальчика и приложил руку к их развитию. Андрей уже в детстве отличался не по годам взрослым, вдумчивым  миропониманием и мировосприятием. А присущая ему истовая набожность, наверное,удивляла даже родителей.
               
                “Богом наставляем и Богом зван”   

    “Богом наставляем и Богом зван”, Андрей отважился на мужественный поступок, хотя кое-кому такой шаг показался безрассудством. В декабре 1691 года семнадцатилетний юноша, несмотря на отеческие возражения Дионисия Евстафьевича, покидает родной дом. Вместе с присоединившимся к нему земляком Иоанном Белоутовым уходит в лесные дебри, “желая пустынного жития”. Можно предположить, что тут не обошлось без определенного влияния отца Игнатия и недавно встреченного Даниила Викулина, подавших пример отказа от житейских удобств и удовольствий. 
    Отшельники передвигаются на лыжах, влача кережу (подобие лодчонки с полозьями). Лес прохвачен жестокой стужей, завален снегом. В отсутствие , кроме землянки,более-менее надёжного  крова, единственное спасение – костёр. Огонь добывается с помощью кремня и трута. Топливо – валёжник из-под разрытого снега, хвойный сухостой. Каждый носит кожаный кисет-трутницу с кремнем, трутом и огнивом. В течение зимовки заново огонь  будет разводиться нечасто, лишь после сильных снегопадов.
    Бегство от людей, лесное затворничество обходились дорого. Неделями денно и нощно сидеть на холоде – это ли не испытание? При столь нещадном “телесном самоозлоблении” требовались высшая душевная цельность и стойкость.
    Оба были настороже: вокруг бродило дикое зверьё. Безоружные, если не считать топоров, они верили в силу молитвы. Просили у Господа и небесного воинства защиты. От нападения, от хищения и без того скудных съестных припасов, взятых из дома и хранимых теперь в землянке. Существенная кража провизии немедленно оборвала бы их пребывание в непроходимых чащобах таёжных пространств,  по-местному, повторим, – в суземе.
    И юный Денисов, и приятель Белоутов вседневно помнили, на что шли, потому безропотно сносили существование впроголодь. Ржаной сухарь, горсть морошки, глиняная кружка травяного отвара в основном были их дневным пайком. Ждали весны, устройства где-нибудь у озера, в котором можно будет ловить рыбу. Рыбацкими навыками они, конечно же, владели.
    В свете большого, при надобности, жаркого костра перед восьмиконечным крестом, подвешенным к дереву, Иоанн и Андрей, обращаясь лицом на восток, творили молитвы, клали земные поклоны, касались лбами подстилки из елового лапника, употреблённого и на утепление землянки, хоть как-то спасавшей в особенно лютые холода, обвальные снегопады. Молитвословие сопровождалось пением.
    У костра попеременно, вслух читали Евангелие. Можно предположить, что Книгой книг наделил Андрея отец Игнатий. Денисов знал наизусть немало глав. Священное Писание стало хлебом, питающим в ранний утренний час и в час поздний, если хватало света от костра.   
    Подолгу беседовали о Божественном. Андрею припоминались уроки Игнатия, его рассказы о древнерусских святых. В память запало имя северного пустынника XV века Нила Сорского. Он предпочёл всему другому в первую голову заповеди Господни, их толкования, предания апостолов, а также учение святых отцов. Тем Нил поучался, в том видел смысл жизни. (Г.Федотов.Святые древней Руси. М. 1990,с.169).
    Услышанное от Игнатия Андрей пересказывал Иоанну. Пересказал однажды вкратце и житие святого благоверного князя Александра Ярославовича Невского. Любознательного повенчанина в житие посвятил отменно грамотный новгородский купец, который бывая в доме Денисовых, вёл речь о прошлом России, дал знать, что читает летописи. Живо предстал в его слове знаменитый князь. Сей муж, будучи наместником Новгородского края, направлял свои усилия на распространение и укрепление христианства в Олонецких землях. Прославленный военными победами, оградившими Новгород от нашествия монгольских орд, князь ратовал и о духовной независимости Руси. Он сталкивался с наглостью, коварством, ухищрениями недругов не только на поле брани. Разгром крестоносцев в сражении, названном Ледовым побоищем, вынудил Ватикан, обычно скорый на угрозы и давление, прибегнуть к якобы мирным попыткам обратить русских в католиков. Двое чинов из свиты папы римского привезли от него письмо с обещанием, что если Русь сменит веру, то Запад поможет ей сбросить татаро-монгольское иго. Князь Александр решительно отверг унизительное предложение – ведь православные глубоко расходятся с католиками в толковании Ветхого и Нового Заветов. Письменный ответ князя завершался предупреждением: “Сие добре сведаем (знаем) и от вас учения не приемлем”. Князь был могучим воином, храбрым защитником интересов Руси, с другой стороны – благочестивым молитвенником, милосердным человеком. Незадолго до безвременной кончины в 1263 году, он принял монашество с именем Алексея. (Дмитриев Л.А.Повесть о житии Александра Невского. История русской литературы X-XVII вв.М.,1980, с.173-177).   
   
    Как-то Белоутов спросил Андрея: ведает ли тот о Кий-острове и стоящем на нём кресте. Кое-что Денисов слыхал, но лишь отрывочно. Так он и ответил приятелю:
    - В малой мере слыхивал.
    Он сразу уловил, что Иоанн заговорил о названном им острове неспроста. В Онежском озере  значительно количество островов и островков – часто безымянных. Бок о бок с Онего – Белое море, знаменитое на весь свет своим Соловецким архипелагом. Однако и в этом море есть безвестные острова. Иоанн произнёс малознакомое Денисову наименование явно сложным тоном. Он чем-то тяготился. Вопрос скрывал некое душевное переживание, которым Белоутов желал поделиться. Может, даже нуждался в откровении.
    В мимолётном упоминании острова, коснувшемся однажды слуха Андрея, мелькнуло имя человека, связанного с этим местом. И сейчас Белоутов не мог не назвать более чем известного имени. Он произнёс его с внутренним борением, вызвав у Денисова столь же трудный отклик.      
    Года два тому назад оказался Иоанн в артели рыбаков, отправившейся из Онего в Белое море промышлять сельдь. Шли на вместительном и ходком судне под парусом. Ветер выдался попутный. Гуляла негрозная волна. Туманная дымка  несколько скрадывала  необозримые просторы. В северо-западной стороне различалась полоса берега. Неожиданно впереди выступил крохотный с виду остров. Стаи чаек с криками взмывали у прибрежья, носились над водой. Вблизи взорам рыбаков предстал храм с окружавшими его четырьмя церквами. Высился перед ними огромный крест.
    - Здесь монастырь, а место именуют Кий-островом, - объяснил старшина артели. Все молча сняли шапки и перекрестились с низкими поклонами в сторону монастыря. Судно, миновав остров в сотне метров от него, поплыло дальше.
    Вкратце рассказав о случае, оставившем стесняющий осадок, Иоанн  промолвил:
    - Хочу испросить твоего рассуждения. Кресту и церквам поклонились староверцы, а поставил-то крест наш гонитель Никон. Беспокойно на душе, Рассуди, друже, крепко мы тогда согрешили ?
    Белоутов назвал имя, которое Андрей воспринимал так же, как его родной отец Дионисий Евстафьевич, как духовные пастыри, посещавшие дом Денисовых. Для них недолго царивший патриарх был главным виновником смуты, внесённой в русский народ, зачинщиком раздора, повергшего кровных братьев в бесконечные церковные войны. Андрей следовал мнению старших и взрослых. С личным приговором Никону он не спешил.
    Теперь он долженствовал ответить на искреннюю просьбу Белоутова. Ответить толково. Правда, ощущал неуверенность. Да, он прошел школу отца Игнатия, но был еще очень молод. Да, он знал немало, но точным и подробным знанием истории Кий-острова не обладал. И всё же после раздумья решился на сдержанный ответ.
    - Никон десять лет в могиле. Крест он, насколько я слыхал,  ставил, когда ещё был простым монахом. Может, и двуперстие соблюдал. А ежели уже и затевал новины, вы ведь в тот час разве что-нибудь ведали? Нет у меня права попрекать тебя в грехе. Причины тоже нет, - сказал Денисов. - Где-то в суземе обретается инок Корнилий. Даст Бог, встретимся с ним. Он и рассудит, и утвердит всю правду. Я против него – сосунок...
    Спустя время, в Выговском общежительстве, летопись Кий-острова раскроет перед Андреем странствующий инок, верный Древлеправославию.
    В Онежском заливе Белого моря холодные воды омывали совсем невеликий  остров в 2 версты длиной и в полверсты шириной, почти сплошь заросший древним сосновым лесом. В 1635 году буря прибила к острову ладью. Среди спасшихся был монах Никон. Он якобы, гласит легенда, воскликнул: “Кий остров?” (“Какой остров?”). Так родилось название. В благодарение Богу монах воздвигнул внушительных размеров крест. Через два десятилетия по велению патриарха Никона здесь с невероятной быстротой осуществилось развёрнутое строительство и был основан монастырь. Под его стенами сохранялся изначально поднятый крест. О нём в затерянном уголке олонецкой тайги говорил готовый к покаянию Белоутов, мучимый непреодолённым чувством греха.

    Ждали весны. Впрочем, по счётчику-численнику, отмечаемому Андреем на запасённой дощечке, вешняя пора наступала. Снежный наст становился голубоватым и сие означало: последний зимний месяц февраль сменился первым весенним – мартом. Но север есть север. Стужа немилосердно напоминала о себе. Хорошо, что полуночник – часто жгучий северо-восточный ветер - мало проникал в таёжную глушь.
    Двое “беглецов от суетного мира”, одолевшие долгие недели зимовки, пообвыкли, обрели готовность сносить холод. Всечасно крепили дух, благо  телеса притерпелись в наличной одёжке-обувке – не скажешь, что худой и всё же бедноватой.
    Начался Великий пост. Андрею приходили на ум не раз слышанные от батюшки Дионисия Евстафьевича слова из молитвенника: “Прииде пост, мати целомудрия, обличитель грехов и проповедник покаяния”. Отец Игнатий нызывал Великий пост святой четырёхдесятницей, лестницей восхождения к духовному совершенству, чистилищем от грехов. Он неизменно повторял: нет ничего важнее любви к ближнему, поддержания мира и согласия. Братолюбие – наивысшая добродетель. Великопостные покаянные  молитвы – спасительный источник, из которого можно черпать живодействующий, целительный бальзам для врачевания душевных ран.
    Наделённый редкой памятью Андрей помнил не только речения отца Игнатия, но и отдельные библейские тексты. Когда в Прощеное воскресенье они присели у костра, испросив по древнему христианскому обычаю друг у друга прощения, Денисов произнёс для Иоанна напутствие, идущее согласно Священному Писанию от самого Бога:
    “Вот пост,который Я избрал: разреши оковы неправды, развяжи узы ярма, и угнетённых отпусти на свободу, и расторгни всякое ярмо. Раздели с голодным хлеб твой и скитающихся бедных введи в дом. Когда увидишь нагого – одень его, и от единокровного твоего не укрывайся. Тогда откроется, как заря, свет твой и исцеление твое скоро возрастёт, и правда твоя пойдет пред тобою, и  слава Господня будет сопровождать тебя”. (Книга пророка Исайи. Гл.58-58). 

    С первыми приметами весны стали они подумывать о новом месте. В погожие дни солнечное тепло достигало земли. Погода, о чём уже сказано, часто менялась, чередуя таёжные картины. Снег делался зернистым, оседал, хотя талый в течение дня, а ночью схваченный ледком наст непрошенная метель обновляла покровом изумительной белизны. Зима пятилась, недобро упорствовала, ясный небосвод вдруг пропадал в снежной круговерти, начинало морозить, словно возвращалась трескучая стужа. Ненастье в свою очередь опять уступало оттепели. Сквозили если не тёплые, то всё-таки мягкие ветерки. В снегу странным образом протаивали узкие и глубокие скважины, как будто их оставляли некие странники, втыкая в наст свои посохи. Скважины доверху заполнялись влагой. Её пили птицы.
    Их заметное умножение тоже означало медленное но неизбежное шествие весны. За питьем опускались к скважинам белые полярные пуночки. Созвучное кликам: “Плыть, плыть...” издавала желна – черная птица с красной головой, стойко зимовавшая в суземе. Вещали оживление природы щеглы, слетались, бойко выклёвывая семечки из еловых шишек, снегири. Одолев дальние расстояния, опускались наземь стайки дроздов-белобровиков.
    Никуда не исчезавшие зимой, грузно восседали на хвойных лапах, степенно расхаживали меж деревьев вроде бы беспечные, тем не менее чуткие к любой опасности тетерева и глухари.
    Жестокие тяготы зимы, как и для человека, оказавшегося в её власти, так же смягчались для четвероногих обитателей тайги – от великана-лося до пушного зверька, будоражущего воображение охотников-добытчиков.
    Денисов и Белоутов почувствовали перемены, в большей степени увидели их, когда отлучились из своего закутка с целью найти другое местожительство. На лыжах они пробрались по чащобе, какое-то время скользили в редколесьи. Неожиданно очутились у высокой горы и живого ручья под ледяной прозрачной коркой.
    Место между озёрами Таго и Белым понравилось. Но устроиться здесь они смогут лишь после схождения снега, когда обнажится земля. Запасшись брёвнышками,ворохами сухого мха, они сработают незамысловатую курную избёнку. Столь же немудрящий очаг будет нещадно дымить в начале топки, но в конце её - накалять не скоро остывающие вокруг кучки малиновых углей камни.
    Келия – так называлась избёнка отшельников – строилась при дружном старании обоих. Белоутов выказал изрядное умение в плотницком деле. Андрей тоже сноровисто держал в руках топор, однако за плечами у него были немногие уроки этого ремесла, обретённые в совместных трудах с отцом. Белоутову же довелось ладить церковный сруб, но он причислял себя  только к подмастерьям.
    Келию поставили у подножия горы. Её близость отзывалась прочитанным в Псалтыри:
    “Господи! Кто может пребывать в доме Твоем? Кто может обитать на святой горе Твоей? Тот, кто ходит непорочно и делает правду, и говорит истину в сердце своем”. (Псалом 14).
    “Надеющийся на Господа, как гора Сион, не подвигнется: пребывает вовек”. (Псалом 124).
    Соседство с ручьём, хождение к нему за живительной влагой также навевали в памяти бессмертные псалмы пророка Давыда о том, что насколько олень  жаждет питья из водного источника, настолько наши души жаждут общения с Богом.
   
    Еще в дни строительства келии Андрей и Белоутов прознали о жительстве в достижимом отдалении отца Даниила, с коим Андрей, как упомянуто выше, познакомился перед уходом в тайгу. Раз-другой посетили его, совершили  усердные братские моления.
    Исполненные “божественной ревности”, благоговейно пели духовные стихи. Возможно, и этот стих – из почитаемых тогда среди олонецких староверцев:
                Проспали, продремали
                Небесное царство,
                Прошел наш век
                Ни за что!
                Чем-то нам будет
                Господу Богу подъявиться,
                Чем-то нам будет
                Перед Господом оправдаться?
                Поднесли мы Господу
               
                Три дара,
                Три дара потайные:
                Первые дары -
                Ночное моление. Другие дары -
                Пост-воздержание.
                Третьи дары -
                Любовь-добродетель.
                Уж и нонече на сем свете
                Все книги сгасли:
                Одна книга не угасла -
                Святое его Евангелие.
                Уж и чтёт эту книгу
                Иван да Креститель.
                Он чтёт ее,
                А сам плачет:
                “Господи,Господи!
                Прости, души грешныя
                Многогрешныя, беззаконныя”
                ( Из 2-томного издания П.А.Бессонова “Калики перехожие”. 1861).
    Рассказал отец Даниил, что пока Андрей и Белоутов пребывали в зимнем отшельничестве, губернские власти нагнали на местных староверов “страх велий (великий)”. Направленные из Олонца “посланщики с солдатами” учинили в окрестностях Шуньги и Толвуя пристрастный сыск. Хватали каждого даже мало-мальски подозреваемого в сочувствии Древлеправославию. Отец Даниил на санях вывез семью родной сестры –  её детей и мужа – с Устрецкого завода. Спасаясь от погони, беглецы удалились на прибрежные острова и там в пустых рыбацких хижинах, у костров “весь пост скитахуся”.
    Келию  Викулина на Саро-озере сжёг, боясь ареста, его доверенный Харитон, дабы считаться погибшим в огне. Викулин кое-как выживал, там-сям прячась, пока не нашлось относительно спокойное укрытие в затерянном лесном уголке, куда теперь приходили Андрей и Белоутов.   
    От встречи к встрече Андрей всё теснее сближался с Викулиным, проникаясь его убеждениями. Отец Даниил также душой прикипал к гораздо более молодому, но крепкому в духовном выборе собрату.О таком, как Андрей, один из русских писателей сказал: “Молод ты, а ум у тебя столетен”.
    Викулин предложил Андрею  поселиться вместе. Их совместное житие у отца Даниила становится (по выражению И.Филиппова) единомысленным, единотрапезным, единоименным, единоревностным к Богу и святой вере.
    К ним присоединяются сначала единицы, затем десятки духовных союзников. Поскольку растёт число жителей, строится просторная келия, собственно, бревенчатый дом для коллективного приюта, сказали бы ныне, в  XXI-ом веке, спустя более З00  лет со времени описываемых событий и судеб.
    Среди староверцев, стоявших у истоков Выгорецкого общежительства, в первом ряду – и Захарий Стефанов. Он уже упоминался, как один из тех, кто навещал инока Корнилия. К этому стоит добавить, что будучи крестьянином Толвуйской волости, он вынужден был расстаться с насиженным гнездом из-за приверженности к старой вере. Гонимый, Захарий ушел в выговские леса вместе с родителями и сёстрами. Случился сей исход в 80-х годах. Продолжительное время семья ютилась в оставленных прежними жильцами избушках-келиях, сменила несколько убежищ. Спустя годы, приблизились к месту, где в скором будущем “соградится киновия”, то есть обоснуется  общежительство, встанут монастырские строения. Близ Выга – норовистой, но и притягательной реки - Захарий с отцом построили келию на два конца, перегороженную бревенчатой стеной. Одна половина отводилась Захарию и отцу, другая - матери и сёстрам. Обе половины обогревала печь, которую сложили мужчины.
    Келия Захария Стефанова была одним из первых строений, возникших на пространстве, которое  вместит  грядущую Выгорецию.
               
                “Великие труды во имя хлеба ”   
    Душа землепашца, хлебороба позвала Захария на труды ради пропитания и, если они не избавляли от хлебной нужды, то во всяком случае её уменьшали. Что же предпринял Захарий? Ещё по приходу сюда, только собираясь ладить келию, он весенними днями с помощью семьи взялся рубить сосновые и еловые сучья. Поджигая, их разбрасывали по обоим берегам Выга. Лес в прибрежной полосе выгорел. Образовались пустоши, годные после взрыхления для посева хлебных злаков. На обещающих вознаграждение пожогах Захарий решил сеять зерновую смесь: три-четыре доли ячменя, остальное - рожь. Годы выпали благоприятные и Захарий в течение нескольких лет с возделанных копорюгами участков  снимал  нескупые урожаи ячменя и ржи.
    Семья ощутимо запаслась зерном. Родной батюшка Захария говаривал: “Ежели хлеба ни куска, то и в тереме – тоска, а есть каравай, так и под елью – рай”. Что правда, то правда, - думал Захарий. - Хлеб – дар Божий. Выше, дороже  Бога и хлеба ничего на свете нет. Пахарь был исполнен несказанной благодарности Всевышнему за милости, дарованные на хлебной ниве, в устроении иных житейских надобностей.
    Давно сказано, что земля слухами полнится. Расходилась, разносилась странниками молва и в безграничной карельской тайге, мало населённой, подступающей с обеих сторон к реке Выг. Вскоре после прихода Андрея к Викулину на совместное жительство весть об этом достигла Захария. “И положи Бог на ум Захарию, чтоб пойти ко отцу Даниилу и ко Андрею, где они живут, и звать их на свое место к Выгу жити вместе...” (И.Филиппов).
    В Светлую пасхальную неделю Захарий и его отец на лыжах отправились к собратьям. Даниил и Андрей с любовным радушием и праздничным воодушевлением встретили их, окружили покоем и теплом. Всю неделю гости пребывали у сердечных хозяев. Изо дня в день совершались в далеко не просторной келии длительные моления. Звучало согласное пение, многажды повторялся тропарь Воскресению Христову:
                Христос воскресе из мертвых,
                Смертию на смерть наступил,
                И гробным живот дарова (смертным людям даровал жизнь).
    Они поздравляли друг друга с великим торжеством, обменивались возгласами: “Христос воскресе! - Воистину воскресе!”. Мужи плакали в радости, восклицали: “Слава Господи Воскресению Твоему!”.
    Особые чувства охватили сердца Захария и его отца Саватия, “духовно усладившихся”. В благодарном порыве они обратились к Викулину и Денисову с настоятельным приглашением на Выг, где “места и пашни удобны, и пахать можно, и хлеб растёт, и в реке рыбы много, и общим житием жить пристойно”.
    Тем временем отец Даниил и Андрей окончательно сошлись на “нераздельное житье”. Увеличивалось число пустынников и пустынниц. В зарождавшееся общежительство приходил за душевным спасением всякий люд: иноки, одинокие исповедники и семейные с детьми, девицы, вдовы, пожилые женщины. И все нуждались в убежище, крыше над головой. На первых порах построили большую келию (подобие нынешнего барака). Так-сяк размещались в ней.
    Андрей, наблюдая за вступившими в братство, перенёсшими тяжкие невзгоды и лишения староверцами, размышляет о человеческих путях восхождения к Богу, ступенях, поднимающих и укрепляющих дух, без чего невозможно противостоять тяготам. Он чувствует себя обязанным не только продолжить беззаветное служение Господу, но и передавать силу своего Богопочитания другим, прежде всего ближним. В этих размышлениях у Андрея  рождается непростой замысел.
    С ведома отца Даниила он отлучается из Суземка, где находится их поселение и приходит в Повенец. Здесь стучится в дом приятеля и объясняет, почему беспокоит. Нужно скрытно вызвать сестру Андрея Соломонию для важного разговора. Брат и сестра встречаются. 20-летняя целомудренная, ведающая страх Божий, девица внимает каждому слову любимого, почитаемого родича.         Он убеждает её, что Соломония должна отрешиться от “бури треволнения мирского” и во имя богоугодного жития уйти с ним.
    В пустыню Денисов возвращается с сестрой. Она делает первые шаги к участи монахини. Денисов-старший узнав о бегстве дочери, пусть и с братом Андреем, по-отечески тревожится. Но услышав в себе глас Божий, принимает поступок Соломонии, как должное. Через два года Дионисий Евстафьевич и сам уйдёт в пустыню вместе с сыновьями Симеоном и Иоанном.
    На приглашение, исходившее от Захария относительно переселения к нему, отец Даниил и Андрей ответили взвешенно. Посоветовавшись с братией, Викулин и Денисов послали к Захарию двенадцать трудников. Они осмотрелись, прикинули, что к чему, взялись рубить сучья, сжигать их, расчищать участки. В гарях высеяли ячмень, рожь, репу. Благодаря усилиям землеробов, с именем Бога трудившимся, не жалея себя, благодаря небу не обрушившему на посевы пагубные хляби, наросло хлеба и репы.
    Осень, ко глубокой скорби, омрачила добрые дела. На становище,где находи- лись поселенцы, возник пожар. Он уничтожил жилье, сарайчики с припасами. “Положимся на волю Божию. Господь не оставит нас в сиротстве. Воспрянем в надеждах и новых трудах” - увещевали братию и сестёр в истых  молитвах отец Даниил и Андрей.
    С немногими иконами и крестами, уцелевшими и в скитаниях, и после пожара, собрав остатки скарба да  крохи съестного, двинулись на Выг, к собратьям-трудникам, к брату во Христе Захарию. Соединившись, восславили сообща Господа и отрядили Викулина, Денисова и Захария посетить старца  Корнилия.         
    Маститый инок, благословил их на общее житие, на усердную, вседневную заботу о братии и сестрах, строгое исполнение в богослужениях чинов и устава по правилам святых отцов. 
    С благословением отца Корнилия все трое вернулись к пустынникам, воспринявшим отеческое напутствие в радостном волнении.
    Вскоре старец Корнилий наведался к ним. Проникаясь душевным подъёмом, совершили моление. Корнилий освятил построенную в короткий срок часовню, именуемую молитвенным храмом в честь Богоявления и тем самым положил начало Выгореции. Это имело место в 7203 году  от сотворения мира , в 1695  году - от Рождества Христова. (Временем основания Выговского общежития в большей степени принято считать 1694 год. Собственно, в 1694-1695 гг. и происходило образование Выгореции).
    Осенью и следующей весной выговцы занимались валкой леса. Летом построили столовую и в одной связи с ней – хлебню. В столовой питалась братия, в хлебне – сестры.
    Всего в годы зарождения общежительства в его сердцевине – Даниловском скиту - насчитывалось сорок человек. Вокруг Данилова существовали малые  обиталища, жители которых духовно были едины с “центром”. Сбывалось напутствие Корнилия, который пророчески глаголил, что Даниил должен быть “отцом и наставником ко спасению”, Андрей – “Судией и правителем общежи- тельству и всей братии...”. Подчинение им никому не навязывалось. Люди сами вручали Денисову и Викулину бразды правления. Безграничная преданность общим интересам, умение находить выход из трудного положения, личная скромность обеспечивали им места главных большаков, то есть руководителей.
(Словарь “Старообрядчество”. Изд-во “Церковь”.Москва,1996, с.151).   
    Спустя некоторое время выговцы соорудили столовую для сестер,  возвели часовню с трапезной. Вставали новые строения, прибывали новые общинники.
    В 1697 г. пришел из Повенца отец Андрея Дионисий с сыновьями Симеоном и Иоанном. Денисов-старший оказался опытным советчиком для вожаков и строгим назидателем для собратьев. Участливый в помощи человеку больному, отчаявшемуся, сломленному “жестоким житием”, он с другой стороны, не терпел лености и небрежения на молитвенных службах, порицал нарушителей моральных правил, обязательных в общежительстве.
    Дионисий Евстафьевич скончался в июне 1707 года, оставив о себе добрую память. В общежительстве знали, что он проявил твердость и не поддержал Андрея в намерении  сменить место жительства пустынников, подыскать землю где-нибудь у моря. Дионисий решительно заявил: живите тут, как отцы благословили...
    Староверцев, приходивших из разных селений и городов, принимали охотно, с первых дней приучая жить по монастырским уставам. Детей, независимо от пола, безотлагательно обучали грамоте.
    Пришел на Выг священноинок Пафнутий, много лет проведший в Соловецкой обители, знающий церковный чин и монастырский устав, “муж весьма духовный”.
    В часовне стала вводиться полная церковная служба. На должность екклесиарха, в данном случае уставщика, был поставлен Петр Прокопьев (Прокопиевич). Из владеющих основами церковной грамоты общинников избрали каноархов, псаломщиков и, конечно, певчих. Удручала явная нехватка икон и книг. Перед имеющимися образами  возжигали лучины, Отсутствовал и колокол. Его заменяла доска с колотушкой.
    Бедным представал внутренний вид часовни, полутемной в ночные часы. Бедно выглядела одежда общинников. Она изнашивалась, ветшала. Рваный зипун никого не удивлял.
    Выговцы стойко сносили лишения, не теряя чаяний на Божию помощь и милость в облегчении житейских невзгод. При всех тяготах они были свободны – могли читать и петь по старинным книгам, возлагать на себя завещанное предками двуперстие. Разве не стоило ради “неповреждённой” новинами веры, ради сохранения себя в непорочном древлеправославном благочестии, страдать, терпеть голод, холод, “жестокое житие”?
    И вовсе не темное невежество или некое одичание толкало их к бедственной, беспросветной, казалось бы, жизни. Свет истины, ощущение собственного достоинства, убеждённость в своей правоте наполняли их души во время долгих молений. Стихал голос чтеца или прерывалось пение и слышалось в согретой человеческим дыханием часовне, как тонко потрескивают горящие лучины, издавая запахи смолы, открывая трепетными огоньками на немногих пока иконах бесконечно чтимые лики.
    Осознание принадлежности к истинной Церкви укрепилось, и храм в существовании общежительства обрёл гораздо большую весомость и значимость с поставлением в екклесиархи Петра Прокопьева. Один из четверых главных основателей Выговской, а в целом – Выго-Лексинской киновии (общежития, лавры), он первые шаги к её зарождению и началу  сделал в 1692 году, будучи выходцем из того же Повенца и не только единомышленником Денисовых, но также – их сродником. Приходясь двоюродным племянником Андрею и Симеону, он, подобно им, являлся отпрыском рода князей Мышецких.
    Вполне естественно, что надлежащее внимание П.Прокопьеву уделено в Словаре П.Любопытного. Об этом подвижнике и беззаветном служителе Древлеправославия здесь сказано следующее:
“Петр Прокопиевич (род.1673 г., умер 1719 г., жил 46 лет), знаменитый житель киновии и ея отличный уставщик церковного богослужения. Муж блаженной жизни, ревнитель благочестия и дивный буквалист, единственный писатель многих каталогов в святых книгах, знаменитый переписчик житий святых отцов и чинов богослужения, приведший оные в хороший порядок и устройство во всех их отношениях, муж тщательный в благочинии, твердого духа и примерный собиратель священных предметов древности, носивший великодушно в сей киновии крест терпения и подвигов непрерывно 27 лет. Его нищелюбие, чистота души и незлобие удивляли всю киновию и окрестность ея. Он был враг сребролюбия и попиратель гордости, а при таковых доблестях его кротость, благоговение к немерцаемой жизни... увенчали его каждый шаг и убеждали тем многих последовать его стопам”. Отметив достоинства Петра, в том числе, нравственные, автор Словаря изобразил и его внешний облик: “Он был росту среднего, русый, лицом смугл и продолговат, браду имел редкую и скудную с проседью, взор у него был чистый и приятный, украшенный благоговением и умилением сердца”. (П.Любопытный. Указ. соч. С.63-64).
    Следует отметить, что И.Филлипов называет иную дату рождения славного Петра. Кто из назваемых здесь двух историков прав, сегодня установить затруднительно. Однако в любом случае это несовпадение не умаляет воистину великого духовного подвига Петра Прокопьева.   
    Еще юношей ступив на стезю беззаветного служения Господу, П.Прокопьев увлёк за собою близких людей. Вести “пустынное житие” согласились его сестры Феврония и Татиана, младший брат Иван. Убеждения Петра оказались сильнее притяжения родного дома в Повенце. Всех троих он научил церковному пению, дал знания, необходимые для священнослужителя. В целом число его учеников вряд ли поддалось бы счету. И вообще, пожалуй, нет ответа на такие вопросы: сколькими талантами обладал этот, без преувеличения, самородок, где и у кого он учился? Ведь уже в самом начале Выговского общежительства он, по характеристике историков, в сравнительно молодом возрасте  был признан- ным знатоком пения, распорядителем широкого круга богослужений, организа- тором церковной жизни.
    П.Прокопьев не просто собирал и переписывал жития святых. Он составлял Минеи-Четьи (сборники жизнеописаний святых в порядке празднования их памяти, а также текстов богослужебных поучений, канонов, молитв на каждый день и на весь год. Минеи-Четьи появились в 12-м веке).
    Петру удалось завершить колоссальный труд. Результатом стали, как должно быть, 12 книг Миней-Четий. И в пору деятельности братьев Денисовых, и в последующее столетие, вплоть до разорения достославного общежительства  Петровы Минеи-Четьи находили безусловное применение в церковно-духовных деяниях. Кстати, братья Денисовы также  занимались в свое время дополнением этого насущного в богослужениях свода.
    Собранные Петром книги, кроме Миней-Четий, составили драгоценную часть книжного богатства Выгореции, украсили её замечательную библиотеку, исключительно редкую не только на Русском Севере, но во всей России.
    Неустанное собирательство всецело было подчинено смыслу жизни Петра, состоявшему в стремлении к абсолютной полноте и совершенству церковной службы во всех отношениях, христианскому просвещению староверцев, их нравственному воспитанию.
    Он добился, чтобы в обоих монастырях: мужском на Выге и женском – на Лексе (когда его учредили), праздничные службы включали всенощное пение. Петр часто посещал скиты, духовно связуемые с монастырями, поучал и наказывал, дабы ставили часовни опять же с насущной целью отправления церковных служб по уставу и чину. 
    Вспомним, что Петра Прокопьева называли “Бодрым оком”. Действительно, он неусыпно следил за совершением богослужений, не жалея себя и других, ратовал за благолепие и неотразимость праздников. Он смотрел в корень вещей, считая неразделимыми церковные законы и отеческие заповеди. Только их единство облагораживает судьбу русского человека, ибо за этим единством – высочайший творец и судия Господь-Бог.

                “Жити с ревностью и усердием”
    Сын царя Алексея Романова грозный Пётр Алексеевич был у староверцев, мягко говоря, не в чести. На этот счёт весьма основательное мнение выразил один из выдающихся  русских историков: “Преобразовательная деятельность
Петра I представлялась народу продолжением того непонятного и бесцельного посягательства со стороны правительства на чистоту родной веры и родных обычаев, какое началось при царе Алексее. Новое иноземное платье, брадобритие и тому подобные новшества затрагивали религиозные воззрения древнерусского общества. В конце 1699 г. последовала новость, ещё более тревожная, чем немецкое платье или табак: изменён был русский православный календарь, велено вести летоисчисление от Рождества Христова, а не от сотворения мира, и Новый год праздновать не 1 сентября, по-церковному, а 1 января, как делалось у неправославных. Люди и без того встревоженные латинобоязнью никоновского времени, теперь ещё сильнее встрепенулись на защиту старой веры”. (В.Ключевский. Курс русской истории. М. “Мысль”, 1989, т.IV, с.212).
    В народе рождались крайние оценки действий царя Петра, к примеру, такие: “Самодержец вздёрнул Россию на дыбы”. Категоричные суждения не во всём и не всегда безошибочны. Конечно, были причины называть Петра I тираном, деспотом, самодуром. Случалось, позволял государь себе чересчур вольное обращение с вверенной ему страной, с вековым укладом народной жизни, освященной верой в Христа, верой, питаемой божественной памятью о честном Крещении.
    Но Пётр I – сложная фигура. И в этом повествовании нет надобности взвешивать плюсы и минусы его личности. Об императоре Петре написаны сотни книг. Историки продолжают исследовать заслуги перед Российским государством, победы, свершения и просчёты монарха. На русской земле, за рубежом стоят памятники, увековечивающие имя знаменитого, при всех его грехах, человека.
    Наша цель сводится к тому, чтобы в меру  сил показать связь деяний государя и существования Выгореции, его роль в становлении общежительства.
Дело в том, что на протяжении двух десятилетий имели место  подчас непосредственные, без преувеличения, прямые отношения между царём и  царедворцами с одной стороны, и выговскими большаками – с другой. Не будь этих отношений, трудно представить, как сложилась бы судьба Выговского общежительства. Оно могло не состояться вообще.
    В предыдущих главах мы коснулись различных народных волнений, актов протеста, вызванных наступлением на старую веру, гонениями ревнителей Древлеправославия. Людская память надолго запечатлела расправы над участниками Соловецкого (1668-1676) и Московского (1682) восстаний, огнепальные срубы для непокорщиков, во множестве пылавшие на русской земле, казни мятежных стрельцов – в большинстве староверов (1697). Виселицы, плахи, на которых гибли стрельцы – дело рук Петра I. В крутых, нередко жестоких, мерах он видел один из способов усиления могущества государства. Суровость и была одной из черт упомянутой чуть выше сложной натуры, не лишённой всё-таки и русского добросердечия, только проявляемого, наверное, скуповато. Актом если не милосердия, то здравомыслия и некоего смягчения мер к староверцам стала отмена Петром, с восшествием его на царс- кий трон, совершенно бесчеловечного указа 80-х годов XVII в., известного, как “Статьи царевны Софьи”.
    Войну с “раскольниками”, начатую в середине XVII века, власти не прекращали и в XVIII столетии. Тот же император Пётр установил в отношении  приверженцев старой веры двойной подушный налог, крайне обременительный для бедствующих христиан.
    Повсеместно, особенно в городах, запрещались общие моления. Староверцы тайно, по ночам собирались в укромных домах, выставляли часовых, дабы их не застали врасплох. Расходясь после молений, они уносили с собой книги, прятали в двойных стенах иконы.
    В годы правления Петра I вышел указ, по которому в целях отличия от православных “раскольники” должны были носить на одежде лоскут красного сукна с жёлтой нашивкой, так называемым козырем. П.Любопытный определил сию царскую выходку как изуверскую, а меченую таким образом одежду как “ругательную”, справедливо усмотрев в этом глумливое унижение монархом своих подданных, отвергших новшества в Православии.
    Староверцы   пускались на разные уловки, стараясь избегать придирок и наказаний. К примеру, нередко в среде простолюдинов верхнюю одежду – зипуны, армяки, сермяги шили “долгорукавными”, чтобы при крестном знамении сложение пальцев было неприметным.
    Запреты, преследования, в конечном счёте – бесправие вынуждали староверцев искать пути выживания и сохранения отеческой веры. Известно, что начало и первая половина XVIII века явились периодом бесчисленного исхода русских христиан с родины на чужбину. В этот период возникли русские поселения, часовни, зарождались староверческие общины в Курляндии, Литве, Польше.
    Дороги беглецов пролегли и на окраины России. В частности, жители  Новгородской земли, не приемлющие церковных новин, уходили как в Курляндию, так и в тот же Олонецкий край, достигали Выга. Прибавление семьи общинников отмечает И.Филиппов: “...Начаша к ним люди приходити и умножатися и пашни пахати”.
    Расширяется хозяйство общежительства. Выговцы обзаводятся лошадьми и коровами, устраивают конный и коровий дворы. Кони – это необходимое тягло, рогатый скот обеспечивал молочными продуктами. Кроме того, накапливались на обоих дворах удобрения, крайне нужные для перехода от подсечного  способа земледелия к более надёжной постоянной пашне, к троеполью.
    Хозяйство постепенно налаживалось. Но север непредсказуем. Стали учащаться “зяблые и зелёные” годы. “Зяблый год” - это когда во время налива зерна начинает дуть морянка – студёный ветер с моря, прихватывают заморозки и урожай гибнет. А когда, опять-таки из-за капризов погоды, не успевает вызреть зерно, случается “зелёный год”.
    Хлебные недороды оборачивались тяжкими бедами. Выговцы, увы, не имели закромов, наполненных про запас. Не раз и впрямь грозил голод. В поисках выхода на реке соорудили мельницу-толчею. Пытались молоть муку из соломы и сосновой коры. Какая-никакая мука вроде бы и получалась, но хлеб, чтобы он не рассыпался, пекли в берестяных коробочках. И мог ли дать хоть малую сытость такой хлеб?
    Голодной смертью никто не умер, однако затяжная бесхлебица  изнуряла общинников. Требовались решительные и, в первую очередь, небесплодные шаги. Точных свидетельств об этом нет, но скорее всего именно Андрей Денисов предложил спасительную “складчину”. Пустынножители передали в общую копилку всё, что имели: деньги, серебряные изделия, прочие предметы, годные на продажу.
    Собрав  средства, в большей степени – весомые  пожертвования сторонников Древлеправославия вне общежительства, Андрей отправился на Волгу и там закупил сотни пудов хлеба. Зерно в основном водными путями было привезено в Пигматку – ближайшую к Данилову пристань на Онежском озере. В общежительство хлеб по лесным тропам, преимущественно – болотистым  и устланным бревенчато-жердевой гатью,  доставляли в крошнях – заплечных одиночных носилках. Носильщику под изрядным грузом приходилось отшагивать сорок километров.
    Казалось, беду одолели, можно впрячься в строительные дела, ибо народу прибавлялось и многие нуждались в крыше над головой. Ждало своей очереди устройство мастерских, лечебных и школьных помещений. Почёт окружал плотников, прочих трудников, сведущих в ремёслах. Они пребывали среди собратьев лицами, от которых зависели и простецы, и соборно выдвинутые этой  средой большаки.
    Доброму настрою людей радовалась “троица кормчих” - Викулин, Андрей Денисов, Прокопьев. Их чувства разделял и включавшийся в число управленцев Симеон Денисов.
    Завтрашний день сулил общежительству новые свершения. И вдруг...
    Предоставим слово историку: “В то лето бысть (был) страх над всим Суземком, когда императорское величество царь Пётр изволил ехати со своими полки от города Архангельского (Архангельска) и дорогу сделаши от Нюгчи к Повенцу пустыми местами через Выг, где ныне монастырь стоит... И тогда бояшеся клеветников на Выговскую пустынь готовяхуся (готовились) уже вси к смерти и в монастыре уготовлено было смольё и солома, ибо одни готовяхуся пострадати, то есть огнем скончатися, а иные бежать хотяху (хотели)”. (И.Филиппов. История Выговской пустыни. С.113).
    Что навело на выговцев столь несусветный страх, и что вообще произошло тогда в Выговском крае?
    Летом 1702 года, находясь с флотом в Белом море и рассчитывая на крупный успех в войне со Швецией, Пётр I решает выйти на Балтику к крепости Шлис- сельбург. Кратчайший путь из Белого моря в Онежское озеро – через топкие лесные дебри. Отважиться на  гибельный во многом переход мог лишь такой не знающий преград человек, каким был Пётр Романов. Но он не бросился в карельские леса и болота, сломя голову, а направил боевитого порученца – сержанта Преображенского полка Михаила Щепотьева для разведывания местности и прокладки дороги. С июня по август, в течение полутора месяцев около семи тысяч крестьян с подводами , согнанных из Архангельской, Олонецкой и Новгородской губерний, по командам Щепотьева застилали гатями топи, делали просеки, перекидывали мосты. Просеки очищались от камней, пней, срубленных деревьев.Из лодок и плотов в пятидесяти верстах от общежительства была наведена плавучая переправа через Выг.
    Крестьян обрекли на каторжный труд. Работали в грязи и воде. По ночам жгли костры, но обсушиться и отдохнуть при неописуемом людском скопище не удавалось. Болезни, сплошные несчастные происшествия изо дня в день бессчисленно уносили чьи-то жизни. Безмерна цена, уплаченная за прокладку
“Осударевой дороги”. (Так назвали в народе это свершение рук человеческих).
    В начале августа Щепотьев доложил царю Петру, что дорога готова. Корабли подошли к усолью Нюхча на беломорском берегу. Два фрегата государь брал с собой. Вытащив из воды, их поставили на полозья. В упряжке каждого фрегата – по сто лошадей с сотней возчиков и сотней их пеших помощников.В процессе движения под фрегаты непрерывно подкладывались брёвна-катки. Вслед за скользящими по “Осударевой дороге”  кораблями направлялись царь и царевич Алексей с внушительной свитой, сопровождаемые пятью батальонами гвардии (четыре тысячи человек) и большим числом трудников на телегах. 
    Как и в прокладывании пути, трудовой люд испытывал тяжелейшие условия и потери. Невиданный переход войск среди дикой природы, буксировка судов по сухопутью выявляли острую необходимость в дополнительных работах, приводивших к ещё большей смертности.
                Здесь с войском самодержец проходил.
                Торил мужик путь для солдатской лавы.
                И оставалось множество могил
                Крестьян, умерших за судьбу державы.
    Царь людей не жалел. Главное , что его занимало – предельное сокращение сроков похода. Историки полагают, что когда шли по берегам достаточно протяжённых озер, фрегаты спускали на воду.
    26 августа достигли Повенца, желанного Онежского озера. За десять дней было пройдено сто восемьдесят пять верст. Благодаря этому походу стало возможным взятие Шлиссельбурга.
    История “Осударевой дороги” - это и часть,пожалуй, весьма значительная, истории Выговского общежительства, ибо связана с именем Петра I. Несколько выше уже шла речь о том, что многие староверцы видели в царе антихриста  и весть о его появлении в Выговском крае отозвалась в душах насельников общежительства приступами ужаса, так или иначе всполошила всех, включая, наверное, и большаков. Особенно, когда узнали, что государь намерен переправляться через Выг всего-то в полусотне верст от Данилова скита, превращаемого в монастырь, позднее – Богоявленский, мужской.
                Пугали страхи, прямо говоря,
                Ведь не могли не пробуждать тревоги
                Неясность поведения царя,
                И близость “Осударевой дороги”.
    Во время переправы, как и ожидалось, Петру донесли, что сравнительно недалеко, на берегу Выга ширится и укрепляется поселение “раскольников”. Судя по размаху работ, это не похоже на временное пристанище. Пустынники собрались обосноваться прочно и надолго. Согласно имеющимся сведениям царь тотчас спросил: платят ли “раскольники” подати? Ему был дан точный, чего он всегда требовал от подчинённых, и утвердительный ответ: да, платят,
    К удивлению сановников, готовых напуститься на обнаруженных староверцев с угрозами и карами, царь спокойно и даже миролюбиво произнёс:
    -Пусть живут.
    Своё разрешение на вольное житие староверцев он подтвердил,  будучи и у деревни Пигматки, поступив таким образом, по слову И.Филипова: “Яко отец отечества благоутробнейший”.   
    Выговцы, что называется, облегчённо вздохнули, понимая однако, что сия царская милость не означает повеления оставить их в покое совсем. И в самом деле, невдолге в Повенец прибыл князь Александр Меншиков с высокой государственной задачей: ставить железоделательный завод. Закладывалось первое из трёх в будущем  предприятий - знаменитых заводов: Петровского, Повенецкого, Алексеевского. В общежительство пришла царская грамота следующего содержания:
    “Слышно его императорскому величеству, что живут для староверства разных городов собравшиеся в Выговской пустыне, а ныне его величеству для шведской войны и для умножения оружия ставити два железных завода, а один близ их Выговской пустыни, и чтоб оные в работе повенецким заводам были послушны и чинили всякое вспоможение по возможности своей, и за то их императорское величество даёт им свободу жити в той пустыне и по старопечатным книгам службу к Богу отправляти”. (Очерки истории Карелии. Том I. Петрозаводск, 1957).
    В грамоте отсутствовали явные приказные ноты, даже проглядывала в словах: “всякое вспоможение по возможности своей” - монаршая просьба. Отпускалось  щедрое вознаграждение – свобода исповедовать отеческую веру. Но при кажущейся мягкости, грамота безоговорочно обязывала исполнять цареву волю, входить в непосредственное общение с внешним миром, уступать властям, в чём-то изменять религиозным принципам.    
    “И с того времени начала Выговская пустынь быть под игом работ его императорского величества и Повенецких заводов”
    “Иго работ” - определение верное. Выговцы несли тяжкую трудовую повинность. Обязанностей оказалось вдосталь, а право одно – открыто молиться в своем общежительстве. Лишить их и этого единственного права, властям, к примеру, в лице князя Меншикова ничего не стоило. Но что скажет государь? Его отношение к  Выгу вряд ли было покровительственным в прямом смысле слова. Однако все знали, что пустынники самодержцу нужны. Посему они находились под его защитой, которая обуславливала судьбу, предопределяла само существование общежительства.

    Связи Выгореции с царским двором, личные встречи выговцев с императором и высокими чинами еще будут показаны. Теперь же  пора обратиться к фигуре и личности Симеона Денисова – родного брата Андрея, одного  из главных лиц “богосочетанной четверицы” - по выражению И.Филиппова -  “богоизбранного мужа, светильника истинного благочестия”, являвшего собой “немолчные богословия уста”.
    Как и при соответствующем представлении Даниила Викулина, Андрея Денисова, Петра Прокопьева, здесь уместно прибегнуть к Словарю П.Любопытного. Относительно Симеона говорится:
    “Симеон Дионисьевич (род. 1682 г., жил 59 лет), родной брат Андрею, киновиарху Выгорецкому, происшедшему от Мышецких князей, славный член Поморской Церкви и старейшина Выгорецкой лавры, управлявший оною достопочтенно 11 лет непрерывно и носивший в ней крест Христов 45 лет, муж был благочестивый ученый, высоких талантов и дивной памяти, знаменитый и разительный писатель многих книг в защите Христовой (Поморской) церкви и обличений врагов ея, редкий и плодовитый изражатель нравственности и высоких мыслей богословия, первый писатель истории староверческой церкви, главнейший участник в творении ответов иеромонаху Неофиту, громкий возвещатель благовестия в пространной России евангельским миром, просветивший правоверием многие страны. Быстрота такого благовестия повергла его тиранству Иова, митрополита новгородского, а вкупе с тем и славе, личной благосклонности монарха Петра I. Будучи у Иова митрополита, он не раз сражался с ним мужески. Он был примерный пастырь словесных овец, мудрый правитель своей киновии и всех окружающих ея скитов. Его красноречие, начала истин и ведение божественного Писания удивляли всех и пленяли в его послушание. Пылая всегда к Богу, строго сохранял благочестие и чистоту души, и был истребитель разврата и врагов евангельского мира, не раз потушавший ужасное пламя междоусобного раздора. Будучи муж  высокого и благосклонного духа, он был славный собеседник великих вельмож и друг многих именитых граждан. Его доблести озаряли  Москву, Петрополь, Польшу и все страны благочестивых. 
    Он был росту среднего, худощав и круглолиц. Волосы имел русые и кудрявые, взор веселый приятный, осенненный набожностью и размышлением. Брада у него русая, украшенная сединами”.
    П.Любопытный подчеркивает, что Симеон Дионисьевич – автор десятков сочинений и приводит в Словаре перечень 42-х из них. Самые значительные  в творческом наследии незаурядного писателя -  два произведения.
    Это - “История об отцах и страдальцах соловецких”. (В Словаре:  “Живая и трогательная, духом ревности благочестия пылающая Соловецкой киновии славная история, об опустошении оной лавры и о мужественно пострадавших от того”).
    Это - “Виноград Российский” - свод житий мучеников за Древлеправославие. (В Словаре: “Трогательный и живой, истиной и благочестием дышащий верто- град Христов, или плачевные и горестные повести о мужественно пострадав- ших за православную веру...”). (Указ. Словарь.С.75-79). В предстоящих главах оба произведения будут рассмотрены подробнее.
    Справка о Симеоне содержит биографические данные и вместе с тем характеризует его нравственные качества, врождённые способности, знание церковной и мирской жизни, литературное дарование, пастырское служение, мужество и стойкость в защите отеческой веры, непоколебимую приверженность древлему благочестию. Справка, подобно предыдущим свидетельствам П.Любопытного о Д. Викулине, А.Денисове, П.Прокопьеве, приводится полностью, без каких-либо сокращений. Историк в сжатом и, пожалуй, исчерпывающем виде, следуя правилу достоверности, раскрывает личность Симеона, которая складывалась в далеко не праздном житии, в преодолении собственных слабостей и часто выпадавших на его  долю чреватых бедами обстоятельств.
    За каждой строкой справки видятся события, люди, время. И вывод тут ясен сам собой. Историк оставил нам незаменимые сведения о замечательном человеке и деятеле, одном из основателей Поморской Церкви.   
    Выше сказано,что Симеон пришёл в будущую Выгорецию подростком вместе со своим отцом. И очень скоро включился в дела, свершаемые взрослыми, стал правой рукой родного брата Андрея. Через три десятилетия Выгорецкий собор, оплакав почившего Андрея, вручит Симеону кормило управления общежительством.
               
                “Пустыня мне подаст отраду...”
     С юных лет Симеон писал стихи. В ранней молодости родились очень “взрослые” для  только ещё вступающего в жизнь человека строки:               
                Кто бы мне построил безмолвную пустынь,
                Чтоб мне не видеть
                Прелестного света,
                Чтоб мне не слышать
                Человеческого гласа.
                Гряду, гряду я, млад,
                В пустыню, дальнюю пустыню,
                Пустыня мне подаст отраду,
                Бежавшему от мира младу.
     Чем объяснить столь пылкую жажду уединения, “взрослое” настроение, кто склонял юную душу к богоугодному, но “жестокому” житию отшельника? Учитель и духовный наставник семьи Денисовых, мало того, крёстный отец Андрея Дионисьевича – архидиакон Игнатий исчез в огне Палеостровской “гари”, когда Симеону было только пять лет отроду. Что могло запомниться мальчику от посещений Игнатия? Скорее всего сохранились лишь чисто детские впечатления, может, какие-то семена и посеявшие в его чуткой душе. Однако зрелые устремления Симеон обретал под духовной опекой отца и старшего брата. По всей видимости, семейная школа стала решающей в становлении его личности. Отеческие заветы, непосредственные уроки Андрея
последовательно вели от начальной грамотности к познанию имён и наследия великих подвижников, русских святых, жития которых давали поучительные образцы христианского усердия, совестливости, благочестия.
    Начатому в ранние годы и продолженному в зрелом возрасте постижению мудрости бессмертных книг, вообще неисчерпаемой духовной сокровищницы древлеправославного вероучения способствовало врождённое дарование. Оно отличало и выделяло Симеона среди других. Благодаря редкой памяти он   наизусть воспроизводил пространные тексты Священного Писания, отрывки из сочинений учителей, богословов Восточной Церкви, церковных историков и просветителей. Симеона величали в общежительстве “живою Библиею”. 
    Серьёзные способности не только в этом отношении, но и в практических делах уравнивали его с Андреем. Главное состояло в том, что братьев нерасторжимо объединяли и накрепко связывали общий путь,  единство убеждений, благородство дружества. Подчеркнуть их близость можно словами, сказанными некогда о родных сёстрах - боярыне Феодосии Морозовой и княги- не Евдокии Урусовой: “Во двою телесах едина душа”.
    Ушедший в 1691 г. из родного дома Андрей всегда оставался для Симеона находящимся рядом. Духовное родство, несмотря на разлучающие их версты, не прерывалось. Участь или доля брата-пустынножителя, быть может, и навеяла в  пору юношеского взросления строки приведенного выше стихотворения.    
    В пустыне Симеон оказался, но “бежать от мира”, затвориться от него стеной одиночества Бог не судил. Сойдясь на Выге с Андреем, Симеон очутился среди одолевающих нужды людей, бесконечных забот, земных дел. Благо, что все дела в самом общежительстве и за его пределами в конечном счёте подчинены были неземным, “небесным” целям. Создавалась Божья обитель, закладывались
колыбель и оплот Древлеправославной Поморской Церкви. Ради её славного богоспасаемого зарождения и вековечного бытия  воздвигалось бревенчатое царство строений, расширялась хлебная нива на отвоёванной у леса и взрыхленной копорюгами земле. Наиболее высоким и одним из первых строений  встала, как уже упоминалось, часовня, освященная иноком Корнилием во имя Богоявления Господня - молитвенный храм выговцев. В него все входили с сокровенными просьбами к Всевышнему и выходили с горячими надеждами на щедрые милости.
    Народу прибывало. Рост общежительства требовал четкой расстановки главенствующих лиц. Каждое из них имело право давать указания, обязатель-                ные к выполнению насельниками общежительства. Хотя  безусловными вожаками привыкли видеть Даниила Викулина и Андрея Денисова, возникала необходимость уточнения в составе руководства, в порядке, определяющем внутреннее устройство общежительства.
    Две основы – монастырская и артельная, два начала в переплетении были присущи укладу и быту Выгореции.
    “На Выге создавался монастырь со строгой дисциплиной и всякий приходящий сюда должен отвергнуться воли своей и отдать себя в руки настоятелю – отсюда предоставление прав последнему смирять ослушников всеми мерами... И даже отцы духовные с его ведома и разрешения могут свое дело исправлять. Здесь должно процветать аскетическое делание, непрерывная борьба с плотью, отсюда изгоняются все утехи жизни и даже удовлетворение необходимых потребностей сводится к минимуму, - а потому всякое запрещение всякого щегольства, потому категорическое “не быть” всякому хождению,”кроме братских потреб”, по келиям, даже “по сродникам”, потому запреты общения с женским отделением. В пустынной обители – полное отречение от всего мирского, от всего своего, а посему - “чтобы не един своего имения не имел ни до полмедяницы”... Здесь равное для всех положение, здесь нет преимуществ – и даже пищи особой “никому не иметь”. Здесь самим надо обеспечить себя, здесь каждый слуга других, и труд тяжелый, особенно на первых порах, труд по указанию “начальных” - удел всех трудоспособных”. Любомиров П.Г. Выговское общежительство. М.-Саратов. 1924).
    Основу Выго-Лексинского общежительства ( для краткости именуемого просто Выговским), основу Выгореции спустя двенадцать лет после её основания, составляли два монастыря. Частью Выгореции были также скиты (числом не превышавшие 30) и пашенные дворы (около 12).
    У впадения в Выг реки Сосновки радением Д.Викулова и А.Денисова возник, как уже отмечалось, общежитийный, позже мужской Богоявленский монастырь.
    У слияния с Выгом реки Лексы встали строения Лексинского женского Крестовоздвиженского монастыря (рассказ о котором – впереди). Обе обители имели свои подворья: Выговское – на Лексе, Лексинское на - Выге (Коровий двор). Следует сказать, что существуя по монастырским принципам, обители тем не менее отличались от таких учреждений составом насельников.  В подавляющем большинстве они являлись бельцами. Согласно переписи 1723 г.  во всем Суземке – территории Выговской пустыни, заселённой староверами, (а это -  два монастыря, скиты, деревеньки), насчитывалось лишь 11 иноков. Более того, и первостроители общежительства: Даниил Викулин,Андрей и Симеон Денисовы, Пётр Прокопьев монашеского пострига не приняли. (Данные доктора наук Е.М. Юхименко).
    Для обитателей скитов монастырский устав не был обязательным, однако, если некоторые скитники и расслаблялись, то другие ограничивали себя даже сверх того, что устав требовал. Черты относительной свободы не могли не проступать в образе жизни крестьянских семей, населявших пашенные дворы. От них  в немалой степени зависело снабжение монастырей продовольствием.
    Мера подчинённости выговцев строгим правилам, установленным в общежительстве, пожалуй, несколько разнилась, если брать те или иные группы людей, но наказ полного отрешения от всего мирского, о чем сказано П.Любомировым, выдвигался неизменно.
    В 1698 г. на Выге проживало около 2000 человек. Позднее это число увеличи-лось. Некоторые исследователи предполагают, что оно достигало 12 тысяч, од- нако не было постоянным и, в силу обстоятельств, разумеется, менялось. Духов-  ным, и не только духовным, центром  здесь для каждого  являлся Выговский монастырь. (Выгореция. Изд-во “Карелия”, 1986)   
    Примечательно, что любой пустынножитель имел право на своё мнение. По крайней мере рядовой насельник монастыря мог высказать его должностному лицу, а скитник и житель пашенного двора – своему выборному. В сочинениях братьев Денисовых постоянно подчеркивается насущная важность утверждения Поморской Церкви на соборной основе. Слова: собор, соборность – частые в их письменных работах. Выг они называли “равноапостольским обществом, святым равноангельским собранием, апостольским совокуплением, всепрекраснейшим церковным соединением, богоспасаемой, христособранной киновией”.(Русская старина, XI, 1879, 579 с.).
    12 сентября 1702 г. именно собор старейшин общежительства постановил, чтобы киновиархом (большаком) стал Андрей Денисов. Ему передавалось общее главенство, включавшее в определённом смысле и церковное настоятельство. Даниилу Викулову отводилось  пастырское попечение выговцев.
    Собор усмотрел также необходимость учреждения круга подчинённых большаку должностных выборных лиц для более чёткого управления общежительством. Этот круг или ряд в основном составляли: келарь, казначей, нарядник, городничий, стряпчий.
    Келарь ведал выпечкой и раздачей хлеба, приготовлением пищи, содержанием столовой и больницы или, как тогда выражались, надзирал четыре службы: хлебную, поварную, трапезную, лечебную.
    Казначей отвечал за имущество общежительства, считавшееся собственностью Бога. Казначей обязывался следить за усердным отношением к своему делу чеботарей (сапожников), портных, кожевников, трудников других мастерских. В каждой их них был староста. Через него казначей действовал. С другой стороны без ведома казначея староста не смел сделать ни единого шага.
    Нарядник управлял земледельцами, плотниками, кузнецами, рыбаками, возчиками, мельниками, скотниками, надомниками. Они в большинстве объединялись в бригадах и артелях. Наряднику также помогали выборные старосты.
    Городничий выполнял надзор над сторожами, позднее – над внутренней и внешней гостиницами, когда они были построены. Общежительство нередко посещали странники. Наблюдение за их появлением также входило в обязанности городничего, как и охрана тишины, порядка во время чтения книг, трапезы, непосредственно в келиях.
    Стряпчий поддерживал сношения с внешним миром, осуществлял поручения, содержащие интересы общежительства, отправляясь в светские конторы, к чиновникам Петровских заводов, Олонца, Новгорода, Петербурга, Москвы.

    В истекшее лето 1702 г. царь-государь всполошил своим неслыханным походом весь Олонецкий край, естественно, и Выгорецию. Громкое эхо ещё долго перекатывалось по лесным и озёрным далям и каменным грядам.
    К осени стихли отголоски потрясения на девственных дотоле берегах Выга. Правда, в ближних окрестностях Повенца наблюдалось беспокойное и шумное многолюдье. Разворачивалось строительство железоделательных заводов. Туда отправлялись артели трудников. Шли рудознатцы, плавильщики, ибо земля Повенца таила и медь и серебро. Свершалось предписанное грамотой императора “вспоможение” выговцев в наращивании ратной мощи государства Российского. Неустанными молитвами и участием в державном созидании они творили судьбу Выгореции.
    Еще до знаменательного собора и после него  общежительство возводило большие и малые строения. Они, называемые здесь келиями, имевшие различное назначение, вырастали одна за другой: портняжная, медницкая, больничная и прочие.
    Жилые келии, каждый в отдельности, обрели Андрей Денисов, отец Даниил, Пётр Прокопьев, отец Пафнутий соловецкий.
    На женской половине поставили челядню, портомойню (прачечную), большую келию в два этажа – для сестёр.
   
    Вступление Симеона в начальственное положение, в котором он делил с братом Андреем  бесчисленные и насущные нужды общежительства, сразу показало его неиссякаемое усердие и редкие способности. Он деятельно включился в поездки за книгами. На первых порах Выговский монастырь, скиты испытывали острый недостаток богослужебной литературы и, вместе с тем богословских, исторических, нравственно-этических, духовно-поэтических сочинений. Со временем, о чем говорилось выше, общежительство накопило столь ценные книжные богатства, что могло соперничать со знаменитыми библиотеками России.
    И всё это пришло благодаря мудрым замыслам Андрея Дионисьевича, их исполнению при поддержке Симеона – основного помощника – и других единомышленников. Летописец Выга оставил важное свидетельство: “Оный же Андрей, ездяше ово (то) с братом Симеоном, ово и с иными по всем градам и в Москве, по всем монастырям и в Нижегородской пустыни, промышляше книги и осматриваше, овые (одни) покупаше, а овые (другие) списываше, испытуя, како в древлеотеческом благочестии утверждатися и стояти”. (И.Филиппов. Указ. соч.,с.139).
    Нижегородская губерния, которую посещали братья Денисовы, была в некоторых местах, начиная с XVII века, густо населена староверами-поповцами. Особенно по берегам реки Керженца. В 1680 г. здесь насчитывалось 77 скита, проживало около 2000 монахов. Множились поселения мирян, называвшиеся починками. Созывались соборы, обсуждались труды святых отцов и учителей Древлеправославной Церкви.
    В 90-х годахXVII в. большинство скитов подверглось разорению. Однако многим инокам и мирянам удалось затаиться, сберечь книги, иконы, спустя время приступить к восстановлению часовен, жилищ. В 1714 г. Петру Первому докладывали, что на Керженце находится 200 тысяч староверов.
    Можно представить, сколь бесценные старопечатные и рукописные книги и в немалом количестве они сохраняли. Андрей и Симеон уезжали отсюда с весомыми приобретениями. За какие-то книги брали у братьев плату, нередко разрешали переписать, кроме того, дарили и жертвовали. То же происходило в Москве и других городах.
    Первоочередной интерес для выговцев представляли богослужебные книги, учительные сочинения, отвечавшие на вопрос: “Како в древлеотеческом благочестии утверждатися”.Одним из учебников, “излагающих основы русского
церковного быта, пособием по усвоению истин Православной веры и церковных обычаев... носителем бесспорного неповреждённого отеческого благочестия” явился своеобразный сборник наставлений и советов “Сын церковный”. Книгу, получившую заметное распространение в народе, составил некий Михайла в 1609 г. (Указ словарь Старообрядчество,с.279)
    Есть косвенные свидетельства, что на эту книгу ссылались Андрей и Симеон в прениях, предметом которых было совершенствование церковной жизни.
    Вот выдержки из книги “Сын церковный”:
    “О мудрости. Аще хочешь себе мудрости снискати, и разум добрый имети и нравы своими украситися, учися книгам, и прочитай словеса Божия, и учения святых Его, и тем узриши, яко душа человеческая честнейши есть богатства всего мира. Богатство погибаемо, душа же бессмертна”.
    “О Церкви. Внимай себе и о самой Божией Церкви, како о ней разумети, како к ней приходити, и како в ней стояти с благоговением: понеже (поскольку) Божию Церковь нарекоша (назвали) святые отцы – земное небо, невеста Христова и дом Божий: понеже Бог в ней пребывает. И к нему все верные притекают, и от него милости и оставления грехов просят”.
    Нужную книгу ждали причетники часовен, радея о стройном богослужении, ждали в келиях – для душеспасительных бесед, ждали в скитах, где духовные отцы обдумывали предстоящие проповеди.
    Книги, доставляемые Андреем и Симеоном, укрепляли в общежительстве основы духовности, засевали в Выгореции, наряду с хлебным полем, поле народной культуры, восходящей к истокам Древней Руси.
    Любая книга, будь она привезённой с Керженца, из Новгорода, Пскова – неважно откуда – или написанной в тиши выговской келии, в одинаковой степени  служила высокой и всячески исполняемой цели – просвещению.   
    Уже упоминалось,что детей здесь непременно обучали начальной грамоте, переходя затем к более сложным наукам. Взрослея ,выговец имел возможность стать читателем сочинений Максима Грека, Августина Блаженного – других христианских мыслитетелей и богословов, что всемерно поощрялось.
Сохранился каталог Выговской библиотеки, содержащий названия сотен книг.
    Подвижники Выгореции в ближних и дальних поездках становились учителями. Есть предположение, что судьбоносное путешествие юного Михаила Ломоносова из Архангельского края в Москву подготовил Андрей Денисов. (Календарь ДПЦ на 2011 год, с.42-43). Кстати, в 2011 г. отмечено 300-летие со дня рождения русского гения, в происхождении которого установлены староверские корни. “Выговцы внесли в сборники псалмов и положили на ноты два произведения Ломоносова: “Утренние размышления о Боге” и “Оду выбран-ную из Иова”.(В.Г.Дружинин. “Словесные науки в Выговской Поморской пустыни”. Журнал министерство народного образвания. 1911. № 6).
    Выгореция по мнению современных историков, в стремлении к полноценному просвещению, создавая своеобразную культуру, превращалась в “высшую школу” Староверия, крестьянский университет, средоточие знаний. Естественно, исключительное значение придавалось здесь иконописи. Поэтому в общежительстве в числе первых мастерских, если не первой, была устроена иконописная студия. Опытные изографы писали образа, готовили из подростков смену. Когда в Выговском монастыре построили новую большую часовню, изографам поручили украсить её святыми иконами: Деисусом –иконой с Исусом Христом в центре, Богоматерью по правую Его сторону, Иоанном Предтечею – по левую,а также образами апостолов, праотцов – предков Христа по человечеству, пророков, святителей. Историк И.Филиппов называет фамилии некоторых трудившихся в бытность Андрея и Симеона иконников – Даниила Матвеева, Алексея Гаврилова, Афанасия Леонтьева. Гаврилов, пришедший на Выг из Вязников, что на Владимирщине, считался ведущим иконописцем, жил в Березовском скиту вместе с дядей. Об Афанасии сказано: 
    “К Богу в молитвах усерден и на церковную службу тщателен, стояше на левом крылосе: между службами свое иконописное художество по силе управляши, по своей мощи починиваше иконы, ибо прост и милостив у всех принимаше иконы в починку, не можаше никому отказати...”. (Ист.Выговской пустыни, с 323).
    Изографы Выгореции создавали святые лики такими, что, по словам поэта:  “иконам этим кланялись цари”. Превосходные изделия выходили из рук литейщиков и резчиков-древоделов, переплётчиков, чьи меднолитые иконы и кресты, резные иконы, книги в кожаных, художественно выполненных окладах повсеместно, даже далеко от Выга, высоко ценились. Здешние мастера прочно славились умением превращать в предмет искусства то, что вроде бы относилось к ремеслу.
    Выговское литьё, ныне занявшее достойное место в духовной сокровищнице  Староверия, никогда не утрачивало своей цены. Вот впечатления путешественника XIX столетия В.Н.Майнова: “На первых порах складни были трёхстворчатые и имели сверху маленькие отверстия для продевания нитки. Владельцы носили их на груди во время поездок на богомолье и по другим делам. Боковые части иконок открываются и закрываются с помощью шарниров. В центральной части складня – тот или иной почитаемый святой, а на боковых половинках – архангелы, апостолы Пётр и Павел. В доме большака я видел два прекрасных трёхстворчатых складня, датированных 1720-1721 гг. Они латунные с разноцветной финифтью. Есть и более поздние, четырёхстворчатые.На каждой из створок изображается по пяти библейских сюжетов, итого – двадцать! Эти складни могут считаться большим достижением выговских литейщиков и ювелиров”. (В.Майнов. Поездки в Обонежье и Корелу.С.Петер- бург, 1877).
    В Выговском монастыре неусыпно и бережно хранились иконы,книги,кресты давнего происхождения. Среди  них, как зеницу ока, берегли крест, отлитый из медного сплава в 1612 году, что обозначено на самом кресте. До мученической гибели протопопа Аввакума крест находился у него. Не исключено, что он получил святыню из рук патриарха Гермогена. После казни Аввакума в апреле 1682 года, крест достался одному из стрельцов, который позже передал его своему сыну – жителю Москвы.
    Улаживая в столице очередные дела, Андрей Денисов волею Божией вышел на сына стрельца и тот согласился за условленную плату крест уступить. О чём и явствует гравировка на обратной стороне: “Распятие Господне бе (было) у страстотерпца Аввакума в заточении, по сожжении же святого взято бе стрельцом иже и храни честно. Аз же смиренный Андрей Дионисьев сын Вторушин сущу ми на Москве стяжах и за мало нечто у сына стрельца того принесох и в обитель нашу на вечное поклонение в лето 7222 “(То есть в 1714 г;  К.Кожурин. Протопоп Аввакум. Изд-во Молодая гвардия, 2011, с.373-374). Иначе говоря, крест этот за небольшую плату Андрей у стрелецкого сына выкупил и доставил в Выгорецию.
   
    Духовные ценности общежительства год от года множились.Наделённые литературным талантом, братья Денисовы пополняли книжницу Выга и собственными замечательными произведениями. Отчасти они уже названы. Далее предстоят новые упоминания.
    В качестве образца литературного творчества Симеона приведён стих   “...Пустыня мне подаст отраду”. Это лишь крупица из его поэтического наследия. Напомним, что на счету Симеона – крупные исторические работы.
     Андрей также писал стихи. Поэтический дар чувствуется даже в строках письма, посланного на Выг из Москвы:
    “В день той, яко вода, воскипеша московские народы: улицы востопташася, слободы пролияшася, переулки протекоша. Мужи и старцы с юнотами текуще, жены спешащеся, мнози детей за руку носяще, конники, колесничники ретяшеся”.( В тот день, как вода,  выплеснулся московский народ: улицы заполнил, в слободы и переулки потёк; мужи и старцы с юношами шествовали, спешили женщины, многие с детьми на руках; конники и колесничники ретиво неслись).
    Андрею принадлежат вышедшие из-под его пера, исполненные словесного искусства послания, поучения, обращения по торжественным и скорбным поводам, общим числом около полутора сотен. Он – автор богословских трудов. Их вершиной, безусловно, являются “Поморские ответы”. Этот колоссальный памятник староверческой мысли, краеугольный свод древлеправославного вероучения в определённой мере считается коллективным свершением, что не расходится с правдой. Но решающий вклад в разработку ответов, доказательств принципиальных положений, выводов по особо трудным вопросам внёс Андрей Денисов.
    Вторым после него в число наиболее потрудившихся над “Ответами” историки чаще всего ставят Симеона. Почетного места рядом с братом он безусловно заслуживает. И тем, что был деятельным участником составления “Ответов”, и тем, что увековечил в своих книгах имена мучеников, ценой жизни защищавших отеческую веру, ради сохранения которой и сам испил горькую чашу.
    “Поморским ответам” в нашем повествовании будет посвящена специальная глава. Литературное творчество братьев Денисовых также ещё найдёт частичное отражение.
   
                “Молись, трудись, служи Отечеству!”   
    В 1703 г. началось строительство Санкт-Петербурга. К этому времени относятся первые попытки выговцев, разумеется, прежде всего Андрея вкупе с Симеоном предпринять торговую деятельность. Дело в том, что всякого рода трудности, всевозможные материальные приобретения требовали доходов, по современному говоря – наличия финансов.
    Как обзавестись более-менее надёжной казной, которая позволяла бы делать необходимые траты?.
    Чем больше народа прибывало в Петербург, чем шире раздвигались его границы и поднимались стены будущих дворцов, палат, храмов, крепостных бастионов, тем неуклоннее, даже остро возрастал спрос на провизию. И особую цену имел хлеб.
    Бывая в Поволжье, Андрей обратил внимание на дешевизну зерна. В городах Северо-Запада оно стоило гораздо дороже. Так возник замысел взяться за снабжение Петербурга хлебом, доставку его на берега Невы с поволжских житниц. Хлебная торговля велась не только в Петербурге. В российских городах появилась собственность выговцев: склады, амбары, пристани, постоялые дворы. Олонецкий “раскольник”  за лавочным или базарным прилавком, либо приказчик в лабазе с оптовым товаром, не слишком удивляли.
    Порядок продажи хлеба определялся верховной властью. Пётр I регулярно принимал строгие меры против удорожания цен на основные продукты питания. Незадолго до своей смерти  государь указом от 14 января 1725 года в очередной раз повелел отпускать съестные припасы по “умеренным ценам”. (Журнал “Москва”, № 6,1988,с.164). С законными актами выговцы неизменно считались.   
    Кроме торговли хлебом, существенным видом предпринимательства стали добыча рыбы, её сбыт. За рыбой ходили на судах в далёкие северные воды – к Шпицбергену (Груманту), Новой Земле. Ловили её также в местных озёрах.
    В районы морского промысла отправлялись под парусами. Навыками мореходов и рыбаков не одному выговцу приходилось овладевать уже во время длительного и опасного плавания, тяжкой,изменчивой ловли.
    Как свидетельствует И.Филиппов, “в братскую службу” на Канин Нос для промысла был послан монастырский послушник Иоанн Внифатиев.
    Больше года провёл в рыбопромысловых районах уроженец Кижей Лука Федоров, пришедший в общежительство в начале зарождения монастыря вместе с матерью своей Евдокией Андреевной, женой и дочерью. Позже, благословением духовных отцов избранный в нарядники, он в числе прочих обязанностей надсматривал и морской промысел.
    “Передовым человеком и кормщиком на море хождаша” толвуйчанин Прокопий Семёнов. Еще при жизни архидиакона Игнатия, получив от него уроки благочестия, он примкнул затем к отцу Даниилу Викулову, радел об основании монастыря, “во всех монастырских службах всякую нужду с первых лет со отцы терпяще”.
    В самом начале зарождения общежительства пришли к отцу Даниилу Викулину Старцовы их деревни Хашезеро Шуньгской волости:Иван Емелианович, брат его Зотик, их отец, принявший от иноков Палеостровского монастыря монашеский постриг с именем Евфимий. Старцу поручили заботы на мельнице, в коих пребывал до своей кончины. Зотик определился возчиком, а спустя годы, после тягот бесконечных перевозок и, вдобавок -  пашенных трудов летом, доверили ему строгие обязанности раздатчика одежды и обуви.    
    Ивану выпала иная доля. Ходил он на рыбный промысел в моря – Онежское и Мурманское, добывал нерпу и тюленя, ставил тралы у острова Валаам на сельдь и навагу. Человек удивительной крепости и трудолюбия, глубокого понимания братского долга, христианин с чувствами неколебимого богопочитания, Иван до старческих лет оставался трудником. Он умрёт в 1743 году, закупая морского зверя.       
    Стоит добавить здесь выдержку из сочинений замечательного русского писателя Бориса Шергина: “Уже в XII веке русские люди своим умом-разумом  строили суда, сообразно натуре Ледовитого моря. Уже в XIII веке по берегам и островам Северного Ледовитого океана стояли русские опознавательные знаки – исполинские осмиконечные кресты. Андрей Дионисьевич говорил: ”Полуношное море от зачала мира безвестное и человеку непостижимое, отцов наших отцы мужественно постигают и мрачность леденовидных стран светло изъясняют. Чтобы то многоискательное морское научение и многоиспытанное умение не беспамятно явилось, оное сами те мореходцы художно в чертёж полагают и сказительным писанием укрепляют”. (Б.Шергин. Запечатленная слава.М.1967).    
                В опасные и ледяные воды,   
                Под облачным полётом парусов,   
                Отправились артелью мореходы
                К местам скоплений рыбьих косяков.
                Даст Бог, полны добычей будут сети,
                Никто не сгинет в хладном далеке.
                Ждут рыбаков и взрослые, и дети
                На Выге – приютившей их реке.
   
    Спрос на хлеб увеличивался по мере становления Петербурга, роста числа строителей и новосёлов. Вместе с тем была и другая нужда в наращивании хлебных поставок. Продолжалась война России со Швецией, возрастала потребность Русской армии в продовольствии. Её обслуживание коснулось и Выгореции. Съестные припасы для солдат, в частности хлеб переправлялись через Вытегру – сначала на старых судах. Затем государь распорядился, чтобы строились “новоманерные” суда – для посылки продовольственных и других грузов по морю в завоёванные города, где находились войска.
    В Вытегру прибыли крупные чины, опытные корабелы, надсмотрщики. Здесь соорудили обширную пристань, со стапелей закладываемой верфи начали сходить “новоманерные” суда. На использование “староманерных” правительство наложило строгий запрет. “Такожды и общежители построиша суды новоманерные” - писал историк, добавляя, что и на старых (надо понимать – вопреки запрету), перевозили хлеб, промышляли извозом и “от того бываше велия (великая) помощь и пособие братству”. (И.Филиппов. История Выговской пустыни. 1862, с.140).
    Продолжалось ли возведение верфи, каким было участие выговцев в нём? На эти и сопутствующие вопросы ответитить затруднительно. Очевидно, зачаток судостроения по соседству с Выгорецией развития не получил. Корабельное дело здесь прекратилось.
    Торговля хлебом, морской промысел, прочие начинания пустынножителей стали во многом возможными благодаря Указу губернатора Ингермландской губернии А.Д.Меньшикова о праве Выговского общежительства на легальное существование. Указ вышел в сентябре 1704 г. Выговцы получили определён- ные вольности. Раскрепощённый (пусть и относительно) труд сулил несомнен- ные плоды.
    (Примечание. Ингермландия, Ингрия – переименованные на иностранный манер исконные русские территории, в их числе – Ижорская земля. На протяжении 250 лет – владения Великого Новгорода. Были захвачены Швецией. С 1702-1703 гг. возвращены России. Ныне – в составе Ленинградской области).
    Правительственные акты, подтверждающие положения Указа 1704 года издавались в течение 1705-1714 гг. ещё четыре раза. Общежительство было прикреплено к Повенецкому заводу, на котором начальствовали крупные чиновники Патрушев и Чоглоков. Через них из Петербурга поступило ”позволительное” разрешение касательно свободы вероисповедания. В Суземок был поставлен староста, “чтоб поселяться кому где подобно и свободно”.  Должность эту (отчасти -выборную) на первых порах занимал Тихон Феофилов. Текст распоряжения губернатора А.Д.Меншикова от 7 мая 1705 года гласил: “По указу великого государя, царя и великого князя Петра Алексеевича выгорецкому жителю Тихону Феофилову быть у всех выгорецких жителей  старостою, да с ним выборному тутошнему Никифору Никитину в силу того, что их все выгорецкие жители выбрали к мирским делам...”.
    Сносное отношение царя и государевых сановников к Выгореции, терпимые внешние условия позволяли выговцам справлять внутренние насущные дела.   

    Россия напрягалась в Северной войне и была полна беспокойства в народных низах. Не исчезала молва о царе-антихристе. Внедряемые брадобритие, ношение немецкой одежды, совращение простолюдинов табаком, продажа которого угрожающе росла – всё это плодило встревоженные толки. Поговаривали, что если патриарх Никон искажал русскую веру латинством, то Пётр Первый едва ли не приятельствует с диаволом.
    Слухи ползли, будоража и центр, и окраины России, воспаляя христианские чувства прежде всего в людях из бедных сословий. Молва порождала действия, нередко - крайние.   
    Согласно староверческим источникам в олонецком Заонежье в 1675-1691 гг. более 20 тысяч человек сгорели в огне самосожжений. Начавшиеся при царе Алексее трагические акты отчаяния староверцев Поморского Севера, нашли продолжение и в царствование молодого Петра. Огненные “купели” вначале были протестом против никонианства, позже – против петровских реформ.
    Эта тема затронута в предыдущих главах, однако красноречивые примеры не лишне повторить, касаясь неоднозначного восприятия Петром I Выгореции и  Староверия в целом.
    В народе бытовали свои взгляды и оценки. Характерный случай показан историком В.О.Ключевским:
    “В 1704 году, ладожский стрелец, возвращаясь домой из Новгорода, повстречался с неведомым старцем, который завёл с ним такую беседу: какое ныне христианство! Ныне вера всё по-новому: вот у меня есть книги старые, а ныне эти книги жгут. Когда речь зашла про государя, старец продолжал: какой он нам, христианам, государь! Он не государь, а латыш, поста не соблюдает, он льстец (обманщик), антихрист, рождён от нечистой девицы. Он головой запромётывает и ногой запинается, и то знамо, его нечистый дух ломает. Он и стрельцов переказнил за то, что они его еретичество знали, а стрельцы прямые христиане были, не бусурмане. Вот солдаты – так те все бусурмане, поста не соблюдают, ныне все стали иноземцы, все в немецком платье ходят да в кудрях (париках) и бороду бреют... Старец был поморский подвижник древнего благочестия, спасавшийся в лесах”.(В.Ключевский. Собр.соч. Москва. Мысль. 1989, т.IV, с.213-214).
    Суждение о Петре I как о царе-антихристе разделяли многие, может, даже большинство последователей старой веры. А что думали выговцы?
    Вряд ли громким хором, резко осудили они когда- либо царя. Ведь он защитил их во время беломорско-онежского перехода 1702 года. Хватило всего лишь одной фразы, чтобы их не вздумали преследовать: пусть живут, сказал он.  Приписка к Повенецкому заводу избавляло общежительство от самоуправства губернских чиновников. Упомянутые грамоты, заверенные А.Д.Меншиковым, обеспечивали выговцам хозяйственную самостоятельность и духовную свободу. Право на беспрепятственную молитву по древлеправославному обряду, с чтением и пением по текстам неосквернённых бездумной правкой книг, с поклонами иконам, написанным по заветам предков руками благочестивых, истинных изографов и молебщиков – это право, дарованное Богом превосходило все блага, добытые в неизмеримом труде.
    На Выге царь Пётр не был причислен к “антихристову корню” в той степени, в какой Аввакум относил царя Алексея и царевну Софью. Однако молитва за Петра не сразу стала обязательной и повсеместной во время богослужений в обоих монастырях, скитах, деревеньках Выгореции.
    Выговцы более-менее единодушно согласились “молиться за царей” лишь в 1738 году, когда в общежительство нагрянула комиссия Самарина, направленная из Петербурга по доносу, именно для выявления причин отсутствия здесь должного церковного почитания царственных особ.
    Между тем в 1721 г. Андрей Денисов произносил восхваления в адрес государя. Приведём их, несколько изменив расстановку слов:
    “Его величество есть из благочестивейшего и скипетродержавнейшего корня, из боголюбивейших богопрославнейших дедов и прадедов...”
    “В коем другом государстве дана воля столь множественному, свободно благочествующему христианству, как в его богохранимой державе?”
    “Кто мудро погасил  многовременный всегубительный для благочестия, возгоревшийся в христианстве пламень и не попустил всепагубного и кровопролитного горения – разве не его всемилостивейшее величество?”.(Е.В. Барсов. Андрей Денисов Вторушин, как выгорецкий проповедник –  Труды Киевской духовной академии.1867,№ 6,с.2,4).
    Эти выдержки из речи Андрея на соборе выговских старейшин и “верознатцев” свидетельствуют об оценке Денисовым религиозной политики Петра I. В конечном счете сказанное киновиархом было призывом к непреложным молитвам за царя. Симеон всецело разделял мнение брата. Однако собор не вынес тогда безоговорочного постановления, хотя авторитет Андрея оставался в прежней силе. Собор не взял на себя твердых обязательств. Тем не менее в староверческой среде России усилились слухи, выраставшие подчас до обвинений в том, что выговцы-де поступаются отеческими принципами, идут на чрезмерное сближение с нечестивой властью. Возможно, благодаря слухам, конечно же, достигавшим чиновников всякого ранга, довольно долго пустынножители не знали каких-либо жёстких и чреватых карами проверок. Видимо, считалось, что общежительство за царя молится.
    Если бы высокие господа в Петербурге, Олонце, Повенце, в особенности лично царь Пётр полагали иначе, Выгореция как колыбель и центр Поморского Староверия, очень быстро исчезла и превратилась бы в некий лагерь рабочей силы при Повенецком заводе.
    Худой мир всегда лучше хорошей ссоры. Эта заповедь превечна. Выговцы старались жить в мире с всесильным монархом, действия которого были непредсказуемы и противоречивы. Он нещадно требовал поголовного брадобрития, за отказ снять бороду взимался двойной налог. Удивительно, пожалуй, но выговцев это требование коснулось относительно – подати они платили, однако о прямом брадобритии жителей Выгореции у того же И.Филиппова ничего не говорится. Да и невозможно представить безбородого выговца.
    Бородачи Выга изо дня в день вставали в немалом числе к железоплавильным печам Повенецкого завода. Разливать жидкий металл, ворочать раскалённые заготовки будущих пушечных стволов, якорей, всяких иных изделий, здесь производимых – работа опаснейшая. Лишиться бороды у нестерпимо пышущего огня можно было в любой миг. Несчастья уносили жизни, множили калек, огонь обезображивал лица. Но никого не волокли, выкручивая руки, в какой-нибудь угол, чтобы тупыми ножницами грубо, до крови окорнать бороду. На такие расправы команды “сверху” не поступало.
    Потому и титуловал Андрей Денисов государя Петра с торжественным благодарением: “Ваше всемилостивейшее величество!”.
    В 1715 году прозвучало многозначительное, чёткое высказывание царя: “С противниками церкви нужно с кротостью и разумом поступать, а не так, как ныне – с жестокими словами и отчуждением”. Он высказывался в таком духе не впервые и каждое заявление вроде бы доказывало, что царь следует политике веротерпимости. Она имела пусть и не безоговорочное проявление, касалась как православных, так и католиков, мусульман, иудеев, сторонников других религий, исповедовавшихся в России.
    Андрею Денисову принадлежит вывод, ставший частью одного из “Поморских ответов”: ”... Различных вер многочисленные народы, во всеславной Российской империи обитающие, свои действия и тайнотворения со всякой свободой и безобидно совершают, не только христианские секты, но и безбожные языцы, яко калмыки, мордовяне. Сколь лучше нам, древлеправославного благочестия чадам...”
    Волею Божией Выгореция оказалась в поле зрения императора и царских особ. В какие-то периоды власть и впрямь, как счёл А.Денисов, снисходила к староверцам Выга в большей степени, чем к иным. В первую очередь по той причине, что был налицо несомненный и весомый вклад пустынножителей в развитие горнорудной промышленности, а в целом – в строительство и укрепление  Российского государства.
    Своей некоторой свободой выговцы обязаны и личному знакомству братьев Денисовых с такими фигурами, как один из ближайших помощников государя, генерал-прокурор Сената Павел Иванович Ягужинский, руководитель тайной полиции Андрей Иванович Ушаков, начальник (комендант) Петровских заводов Виллим  Геннин.
    Государь собственной персоной наведывался на заводы, устраивал пристрастные осмотры, проверял организацию производства. В его тонкостях он разбирался. Не раз говаривал, что знает четырнадцать ремёсел. Их Пётр Алексеевич освоил во время заграничной практики, проведенной в молодые годы на судоверфях, машиностроительных, металлоплавильных предприятиях Голландии, Англии, других европейских стран.
    Появление царя в Повенце, непосредственно в цехах и на рудниках не обходилось без неприятностей, бывало, крупных. Кого-то пороли, кого-то сажали в карцер. Случалось рукоприкладство. Царев кулак не жаловал и чинов. Насколько известно, братья Денисовы от императора унижений не понесли. Кроме всего прочего, он, надо думать, понимал,что для них куда как больнее оскорбление религиозного чувства, нежели зуботычина самодержца.
   
    “Молись и трудись!” - эта заповедь внушалась выговцу, какое бы место он ни занимал, на протяжении всей жизни – с детства до преклонных лет, если их отпускал Господь.
    Трудились воистину самозабвенно. Духовные и хозяйственные высоты, взятые на Выге поражают. Выведенная Петербургом из-под контроля губернских и волостных властей, Выгореция, разумно направляя имеющиеся силы, развивала не только земледелие и рыболовство. На весьма продуктивный уровень были поставлены молочное животноводство, содержание лошадей, изготовление кирпича, меднолитейное дело, выгонка смолы, дёгтя.
    В области духовной венцом староверческой мысли стали созданные на Выге “Поморские ответы” и сегодня, спустя почти 300 лет, насущные и неповторимые в бытии Древлеправославия. Этот неподвластный измерению труд, сплав редких знаний и колоссального умственного напряжения, подчинён, как и остальные сочинения братьев Денисовых, достижению главной цели их жизни – объединению всех толков и согласий Староверия в единое церковное сообщество на основе поморского вероучения.

    Пребывая в Заонежье, государь останавливался для отдыха  в Марциальных водах – уголке Олонецкой земли, славящемся целебными водными источниками и уже тогда превращаемом в лечебницу. Ныне здесь – курорт, официально отсчитывающий свою историю с 1719 г. Между Повенцом и Марциальными водами приличное расстояние. Но большаки Выгореции не упускали возможности с достоинством выразить Петру Алексеевичу общее почтение.
    Об этом вкратце рассказал историк: “Царь часто приезжал сюда. Даниил и Андрей по совету с братиями...всегда посылающе своих посланных с письмами и гостинцами к его императорскому величеству с живыми и стреляными оленями и со птицами, ово(то) коней серых пару, а ово быков больших ему подгнаша, и являхуся и письма подаваху. Императорское величество все у них милостивно и весело принимаше и письма всем вслух читаше”. (И.Филиппов. История Выговской пустыни.1862,с.28).

                Избрали место на реке Лексе
    Умножая число обитателей Выгореции, в общежительство приходили староверцы разного возраста, разного склада и семейного положения. Прибежище под сенью Выговской киновии находили семьи с большим или меньшим количеством детей. Но чаще, наверное, здесь появлялись одинокие мужчины и женщины, молодые и пожилые. С зарождения общежительства в основу его существования было положено условие раздельного проживания мужчин и женщин. Напомним, что уже в самом начале строительства молитвенных, жилых, хозяйственных помещений коллективная трапеза в новой столовой совершалась порознь. Столовая также до лучших времён была отведена для ночлега женщин, а хлебня - для ночлега мужчин. Несколько позже с устройством коровьего двора, состоявшего из хлевов, сенников, погребов, маслобойни и обслуживаемого преимущественно женщинами, их поселили в жилых кельях, обнесённых оградой с воротами, возле которых под наблюдением привратников разрешались свидания родственников из мужской и женской половин общежительства.
    На моление в часовне собирались все, но мужскую правую часть от женской левой отделял полог. Участие в церковной жизни выходило совместным и всё же – разграниченным.
    Всё это предписывалось монастырским уставом, который, увы, подчас нарушался. В описаниях того времени высказана тревога, что в среде прибывающего народа встречаются сластолюбцы, блудники, вольнодумцы,  творящие своенравие и бесчиние, пренебрегающие отчими заповедями, постом, спасением душ своих.
    Руководство общежительства искало действенные способы, дабы пресекать соприкосновение “сена с огнём”, иначе говоря, всячески исключать любовное общение. Старост и надсмотрщиков обязали “крепко надсматривати, чтоб после повечерни схода и говора у молодых людей не было”. Что касается находящихся в браке, то они семьями селились в скитах и деревеньках, мужчины и женщины вели обычную супружескую жизнь. Но так же, как и  применительно к насельникам монастыря, возлагались на них требования отменного труда, молитвенного усердия, благопристойного поведения. 
    “Женский” вопрос следовало решать всесторонне, в древнем церковном пра-   виле. Было предпринято строительство и учреждение девического монастыря. Совет отцов-старейшин единодушно одобрил этот замысел и в 1706 году, в 20 километрах от Данилова на реке Лексе – притоке несущего свои воды к Белому морю Выге, возникла Лексинская Крестовоздвиженская женская обитель. Места эти были выговцам отчасти известны. Ранее здесь уже содержались пахотные участки. Преодолевая капризы природы, сберегая каждый спелый колосок, трудились выговские землеробы. Окрестности нового монастыря изобиловали грибами и ягодами, весьма желательными в смысле пропитания сестринского общежительства.
    Довольно быстро возвели часовню, столовую, ряд келий, вкруг них – ограду.
Устройство скотного двора явилось частью развития монастырского хозяйства.
    Становление Лексинского общежительства, понятно, возглавили Андрей и Симеон, Пётр Прокопьев. Они определили подбор причетников часовни: уставщика, певчих, псаломщиков, других служителей, ввели чинопоследование богослужений, часто прибегая к непосредственному участию в них, тем самым налаживая постоянство и полноту церковных служб, правильность совершения уставных требований.
    Монастырский быт зиждился на “едином молении и единой трапезе”. В часовню и столовую инокини и белицы, то есть не принявшие монашеского пострига женщины, коих было большинство, шествовали чинно, стройной вереницей. Во время обедов и ужинов следовало хранить молчание, соблюдать тишину, слушать, вкушая пищу, чтение жертвенника.
    Дружество с книгой, духовной литературой, обучение грамоте вменялось в Лексинском общежительстве настойчиво и последовательно.На Лексе была построена “грамотная” изба, где учились в основном девицы. Эти старания обуславливали успехи в освоении церковных наук. Женская школа называлась в Поморье “Лексинской академией”. Выг рассылал своих грамотниц по всей России.
    Отец Даниил, Пётр Прокопьев выбирали из наделённых певческим даром девиц, учили знаменному пению. Сплачивался слаженный хор. И чем благозвучнее лилось в Крестовоздвиженской часовне пение, тем больше юные голоса, дополняя голоса бывалых певчих, волновали души собиравшихся на молитву единоверок, тем проникновеннее передавалось настроение клирошанок всем участницам богослужения, вызывая у них искренние чувства.Спокойствие, надежду, прилив нужных сил обретала молебщица, избавлялась от сомнений, воздвигавших душевные помехи в исполнении добровольно избранного предназначения – быть слугою Бога.
    Выдающийся деятель русской культуры, глубокий исследователь Староверия Иван Никифорович Заволоко писал:
    “В основу жизни общежительства на Лексе был положен “чин и устав по общежительным святых отец преданиям”(Устав постниц), выработанный для Лексы Андреем Дионисьевичем. Во главе женского общежития находилась “большуха” или “начальная мать”. Обитательницы Лексы принимали от неё благословение “на всякое время”. Её помощницей являлась “строительница” - она должна была “знать всякое дело и благочиние во всех службах и строение всякое, и келарское дело”. Другой помощницей являлась “казначея” - “ та да знает в платье и обуви, и в пряже, и в раздаче”. Особые старицы-надзирательницы должны были пещися о всяком благочинии церковном и трапезном”. Всё присылаемое родственниками (одежда, продукты, деньги) передавалось “казначее”(И.Заволоко. 260-летие основания Лексинского общежительства. 1706-1966. Старообрядческий церковный календарь (СЦК) на 1966,с.16).
    Относительно начальствования на Лексе ещё сказано  следующее: “...И поставиша им такожде по чину старицу вместо игумении и Соломонию девицу Дионисиеву дочь надсмотрительницею”. (И.Филиппов. Указ.соч.,с.134). Речь идёт о родной сестре Андрея и Симеона Соломонии (1677-1735) – исключительно преданной сподвижнице братьев Денисовых в их благородных и плодотворных свершениях.
    Была она милостивой и одновременно строгой правительницей. Мелкие неурядицы улаживала сама. К братьям обращалась лишь с неотложными существенными нуждами. Братья в свою очередь, просьб и жалоб, минуя сестру, ни от кого не принимали. Все распоряжения, касающиеся Лексы, они отдавали, либо находясь здесь, либо через Соломонию, оказывая сестре полное доверие, поскольку в её действиях видели тщательность и целесообразность. С сёстрами по общежительству она делила радости и горести, жила заботами о них, будучи неизменно обходительной, готовой к сочувствию и помощи.Терпеливая в посте, усердная в молитвах псалмопениях, являла Соломония нищим попечение, бедным – вспоможение, обиженным – заступление. Часто стесняемая болезнью, она всегда пеклась о деле. Нередко отправлялась в Выговскую обитель, где женщины ухаживали за содержащимися здесь коровами и жили на своем подворье. Вникая в положение дел, в запросы трудниц, Соломония обо всём сообщала братьям, давала им благие советы. Недаром они называли сестру великой помощницей. (И.Филлипов. Указ. соч.,с.134-135,261,264).
    В ведении Соломонии были казначея, хлебницы, поварихи, десятские (белицы, надзирающие за порядком). Будни и праздники Лексинской киновии  соотносились и с уставом Выговского монастыря, неукоснительное соблюдение которого возлагалось прежде всего на стариц (монахинь).
    Полный разрыв с внешним миром, самоотречение, изнурительный пост, немерянные слёзные молитвы, беспрерывное восхождение к Богу в покаяниях – такой была жизнь монахинь или инокинь. Вот некоторые имена:
    Сродница братьев Денисовых, старица Анфиса провела в Выгореции полвека.
   
    Уроженка Толвуйского погоста старица Агриппина держала в одном богослужении по тысяче земных поклонов, кладя их только в пол, не пользуясь ни скамейкой, ни подручником.
   
    Сестра повенецкого священника Евтихия, старица Марфа, приняв иноческий обет от соловецкого монаха Пафнутия, ушла в отшельничество на Варбо-озеро, не месяцы, а годы непрестанно молилась, питаясь тем, что добывала своим трудом. И лишь потом, претерпев крайнюю нужду, стала насельницей Выго-Лексинского общежительства.
   
    Родом из села Шуньги были старицы Евфимия и Феодотия. Служение первой продолжалось почти пятьдесят лет. Вторая – “чуждая всякого коварства и лукавства, лжи и зависти”, блюла иноческий образ, носила на обнажённом теле железный пояс.
    В истовой набожности, готовности пострадать за святоотеческую веру все они были схожи, но разнились возрастом и в жизни каждой из них было нечто своё.
   
    Ещё одна Евфимия - “шизенская слепая” оказалась редкой пряхой. Незрячая, она денно и нощно сидела за самопрядкой, наощупь, однако ловко сучила нить с неизбывной молитвой на устах.
   
    Старица София – родная сестра Дионисия Ефстафьевича, тётушка младших Денисовых, после многих лет вдовства постриглась в инокини, избрала богорадное, то есть, богоугодное, милосердное, безвозмездное житие.
    Были среди стариц прежде замужние женщины, были богоневесты  - девицы,   отказавшиеся от брака и превратившие свою жизнь без остатка в жертвенное служение Богу.

    Женщины Лексинского монастыря трудились на коровьем дворе, в больнице,столовой, хлебне, в портомойне, выполняли другие работы, посильные женским рукам.
    Переписывание богослужебных и учительных книг было возведено в исключительно важное занятие грамотниц. И.Н.Заволоко отмечал, что к переписке книг на Лексе привлекалось до 200 девушек, здесь создавались неповторимые образцы искусного оформления книг, в целом становясь явлением русской культуры, значимым и в наши дни.
    “Поморский стиль орнамента вместе с декоративным письмом достиг высокого художественного уровня. В поморских заставках тщательно и тонко изображена растительность, с большим вкусом и художественным тактом даны геометрические узоры. Сочетание красок отличается изяществом. Орнаментированные заглавные буквы (инициалы) напоминают настоящие миниатюры”. (Л.В.Черепнин. Русская палеография. Москва. 1965, с.488).
    Этому заключению вторит автор книги “Искусство древней книги”, вышед- шей в 1964 г., А.Н.Свирин: “Общее впечатление от художественного облика рукописей получается как от чего-то необыкновенно красочного, праздничного, переливающегося почти всеми цветами радуги, обогащенной золотом”.
    Выдержки из оценок известных учёных приведены в подтверждение яркого  факта – длительного существования в глухом углу России, посреди девственной тайги, светоносного очага сотворения рукописных книг, в частности редкого письма, при котором начертание букв  во многом являлось в большей мере искусством, нежели только ремеслом.
    Достойны восхищения дивные письмена, выведенные руками простых девиц и отроковиц из затерянных среди лесов и озёр олонецких деревень, а также из других, даже срединных, краёв России. Различными путями попадали на Выг юные искусницы. Одни – с родителями, нашедшими здесь прибежище и укрытие от преследований на покинутой родине, иные были присланы обучаться грамоте и, осваивая её, выказали удивительные способности.
    Из мастерской, как называли келию переписчиц, книги выходили во множестве. Все они отвечали безупречному качеству, но кому-то удавались истинные образцы с печатью необычайно талантливого исполнения.
    Среди мастериц переписывания книг трудились настоящие самородки. К сожалению, в исторических сведениях о Выговском общежительстве отсутствуют имена искусниц рукописной книжности. Уместно добавить, что книга на Руси, особенно рукописная, с древних времён пользовалась большим почитанием. Появившееся книгопечатание не ослабило деятельности переписчиков, работы которых ценились гораздо дороже печатной книги. Ещё XVIII век изобиловал такими книгами, более всего в среде старообрядцев. Красноречивый пример того – достижения Выгореции.
   

   Развитие духовного и художественного творчества не раз отмечал в своих публикациях И.Н.Заволоко. В частности он писал:
    “Процветало на Лексе искусство шитья и вязания. О “кроснах” упоминается в “Уставе” Андрея Дионисьевича для Лексы.
    В реках Выгореции водились ракушки-”перловицы”. Жемчуг употребляли на украшение икон.
    Еще в 1870 гг. в дер. Сергиевской (бывший Сергиев скит) встречались дома, “двери и окна которых были расписаны. На стенах картинки висели душеспасительные. Все – лексинского мастерства”.
    “Общежительство было уничтожено, но остались плоды  творчества лексинских обитательниц, - Заволоко ссылается на профессора В.И.Малышева, - который высоко оценивал достижения Выга и Лексы и писал, что “ Влияние Выга простиралось на Сибирь, Поволжье, Прибалтику... Созданные здесь литературные произведения, настенные картины, лубки, развитые златошвейный, вышивальный промыслы – замечательное художественное наследие северных окраин”.(И.Н.Заволоко. СЦК на 1966 г., с.18).

    Женский монастырь при всех строгих особенностях и незыблемых с древности правилах не мог обойтись без мужской помощи. С Выга на Лексу была отряжена артель трудников во главе с родичем отца Даниила Викулина, одним из первых поселенцев Исакием Евфимовым, мужем, который “всё житие свое препроводи без порока до старости”. Артель сразу взялась за насущные работы – строительство мельницы и больницы.Вблизи мельницы поставили толчею. Требовали усилий упорядочение пахотных участков, сохранение посевов, с чем нелегко было справиться, ибо погода часто не благоволила  к землеробам, а это грозило бесхлебицей.   
    Трудники “жили на горе в своих келиях”, в стороне от женских обиталищ.  К местам работ отправлялись в сопровождении “старших духовных людей”. Свидания родственников дозволялись в специальной келии, на виду у привратниц, посылаемых от Лексинского монастыря и старика – от мужской артели.

                “Учинилось злокозненное заточение...”
    Стали повторяться “зяблые” и “зелёные” лета. Хлебную ниву губили заморозки, на хилом стебле не выспевал колос, ржаное или ячменное семя не созревало. Разработанная вокруг обоих монастырей земля тощала, утрачивала силу, способную взращивать более стойкие злаки, тем самым противостоять непогоде.
    Лишённые сносных урожаев, пустынножители нуждались в хлебе. Его закупка, выручавшая в критические годы, в какой-то мере продолжалась. Но  покупное зерно даже в большом количестве не могло возместить всех потребностей, говоря проще, обеспечить каждому ежедневный и сытный ломоть. Зерно также шло на приготовление мучной добавки в кормлении грубыми кормами коров и других животных.
    В силу этих обстоятельств требовался постоянный сбор собственного зерна. Следовало заводить посевы ржи, ячменя, иных культур, достаточные для получения прочных запасов хлеба.
    Обширные посевы были невозможны без внушительных земельных площадей, чем выговцы не располагали. Приобретение пахотной земли стало неотложным делом. Начались поиски, в которых не один месяц провели Андрей и Симеон, привлекая к поездкам целый ряд своих порученцев.
     Выговцы пускались в дальние пути. Достигали даже сибирских равнин, не говоря о поездках в Поволжье, срединные места России, в соседние Новгородчину и Псковщину. Нет-нет, и находились свободные, доступные по цене угодья, особенно в Сибири, где посланцам Выга недорого предлагали плодородные массивы среди лесов и водоёмов, не менее богатых, чем олонецкая тайга, древесиной, возможностями охоты и рыболовства.
    Но Сибирь далека от Выга. Неблизко и Поволжье – также благодатный край. Расстояния вынуждали отказываться от выгодных сделок. Поиски однако не прекращали. В один из дней Лука Фёдоров, Исакий Евфимов, кузнец Тимофей,
будучи в Каргопольском уезде Архангельщины, набрели на пустошь. Перед выговцами раскинулись обширные поля. Земля выглядела брошенной, затягивалась дёрном, ждала пахаря с сохой.
    Она действительно была покинута. В прошлых годах её брал в пользование, уплачивая оброк, некий старец Копылов. Намеревался он строить здесь монастырь. Но отправили его в Иерусалим и там он умер. Земля пребывала бесхозной. Между тем пустошь стоила приобретения, явно годилась для землепашества. Правда, отстояла эта недвижимость от Выгореции далековато. Ближе, увы, земли, равной по плодородности, не нашлось. Окончательное решение принимал Андрей.. Явившись на берега реки Чаженги, по берегам которой и простирались поля, он встретился с тамошними жителями, выслушал похвалу о землице, воочию убедился в размерах угодий и поддержал выбор своих порученцев.
    В Новгород, губернатору Якову Корсакову, была направлена челобитная, дабы позволил он Выголексинскому общежительству взять в оброк земельные площади на Чаженге. Губернатор велел каргопольскому воеводе выяснить в окружающих Чаженгу волостях, нет ли еще имеющих интерес к данной земле,  и ежели таковые найдутся, устроить торги. С этим распоряжением губернатора подъячий объехал волости. Притязающих на эту землю нигде не оказалось.
    Губернатор издал указ: с условием оброчной платы передать Выгореции земельные массивы общей площадью в шестнадцать вёрст длиной и в шестнадцать - шириной. Платежи надлежало вносить в Каргопольскую канцелярию.
    На Чаженге началось строительство келий. С наступлением тёплых дней, туда направлялись трудники. Разрабатывалась пашня, заводили посевы. Пробовали содержать скот. К зиме пахари возвращались в общежительство. В новом поселении оставалась артель для общей охраны и обмолота собранного урожая.
    Первые сборы зерна улучшили в Выгореции положение с хлебом. Приобретение оброчной земли на Чаженге, создание там пусть и отдалённой житницы  происходило в 1710 году. (И.Филиппов. Указ. соч.,с.138).
    В 1710-1712 гг. Симеон часто выезжал из Выгореции в различные районы России. Когда шли поиски пахотной земли, он не жалел усердия и в этом предприятии, вместе с тем постоянно радея о сборе пожертвований, составляющих ощутимую, подчас буквально спасительную финансовую помощь.
    Симеон по-прежнему разыскивал книжные редкости, особенно сочинения русских авторов. Если за исключительную находку просили плату, он не торговался, зная, что старший брат не попрекнёт в излишних расходах, ибо младший был знатоком рукописной и старопечатной книжности и тратился не зря.
    Его глубокие знания быстро обнаруживали в беседах с ним книгочеи и просто владельцы ценных трудов. Симеон вызывал к себе почтительное расположение и поэтому книги нередко отдавали ему безвозмездно. Наряду с книгами жертво- вали иконы, в которых на первых порах Выгореция поистине нуждалась.
   
    В конце 1713 года Симеон прибыл в Новгород. Как пишет И.Филиппов, он привёз в губернское управление челобитную, извещающую о том, что братия Выговского монастыря вкупе с мужами всей пустыни намерена поменять Данилов на Чаженгу, переселившись, сделать её и духовным , и хозяйственным центром общежительства. Оброчная земля, говорилось в челобитной, “хлебородная и пространная”, а если к урожаям с неё понадобится зерна прикупить, то хлеб в том крае дёшев и ехать за ним далеко не нужно.
    Сообщалось также, что решением общего совета вблизи Чаженги для будущего строительства  заготавливается лес. “Брёвен насекоша много”. Губернское начальство ставилось в известность обо всех обстоятельствах. Выговцы просили  “милостивого соизволения и согласия” высших чинов. В передаче им покорнейшего обращения и состояло задание Симеона.
    Правда, по мнению некоторых других историков он наведался в древний и славный город, прослышав, что здесь у одного из книжников хранится свод “великих Миней-Четий Макарьевских” - неповторимого произведения всероссийского митрополита Макария (1481-1563), сподвижника царя Ивана Грозного, бывшего митрополита Новгородского, который еще будучи в этой ипостаси, и составил не имеющие равных себе “Минеи”.
    Объяснения приезда Симеона в Новгород вроде бы разные, но в то же время они не исключали одно другого. Посещение губернского управления и встреча с владельцем “Миней-Четий” вполне совмещались.
    Ждала ли Симеона удача в намеченных к исполнению делах, трудно сказать. Зато подстерегала беда и зимний снежный день стал для него  черным. 10 декабря 1713 года он был схвачен, связан по рукам и, словно, отъявленный негодяй доставлен в архиерейский дом – ведомство митрополита Новгородского Иова. Симеона подло оговорил в злобном и лживом доносе, как зачинщика “раскольничьей ереси”, обвинил в смертных грехах перед Церковью и преступлениях против государства некий житель Волозерского скита. Дрянной человечишка, он в дьявольском наущении, унюхав пребывание Симеона на  берегах Волхова, выдал Денисова. Захват учинили несколько приставов во главе с подъячим.
    Пленённый Симеон предстал перед митрополитом Иовом. Влияние этого иерарха в Новгородском крае, даже за его пределами было весьма широким. Столица края несколько позднее, насчитывая свыше 160 тысяч жителей, зани- мала второе место в первой десятке городов страны.Новгородская  епархия  являлась одной из крупнейших в России. Русская Православная Церковь изна - чально отнесла владыку к выдающимся деятелям. Он отличился уже на должности настоятеля Троице-Сергиевой лавры. Прибыв в Новгород в сане митрополита, Иов открыл здесь грекославянское училище, заложил основы повышения грамотности и распространения русской учености. Ему принадле- жат заслуги в создании по епархии благотворительных учреждений. С другой стороны Иов выступал непримиримым противником Староверия, нещадно карал хранителей и проповедников древлего благочестия. Случай с Симеоном Денисовым – тому подтверждение.
    Встреча этих двоих, преданных противоположным убеждениям людей в описании историка выглядела так:
    “Он же (Иов – В.Б.), воззрев на его ярым оком и подвергнув малой пытке, вопрошал его: ты ли еси Выговской пустыни раскольник и учитель Симеон Денисов? Он же кротким и смиренным голосом отвечал, не отказываясь: аз есмь с Выговской пустыни Симеон Денисов.
    ...Архиерей начал его своим учением ласкати к своей никонианской вере и увещевати, оный же Симеон мужественно ему отвечал, за древлеправославное благочестие крепко стоял...
    ...Иов, зная остроту разума его и живость памяти и учения крепкую силу, начал состязатися, сперва со смирением, а после властительски с гордостию и буйством”.(И.Филиппов. Указ. соч.,с.145-149).
    Симеон не скрывал своей неколебимой приверженности Староверию и не собирался вымаливать у митрополита освобождения из внезапно обрушившейся на его голову неволи, тем более ценою каких-либо уступок, касающихся древлеправославной веры. Мало рассчитывая на благоразумие Иова, Симеон всё-таки напомнил, что он русский христианин истинного крещения, в сей, овеянный славой князя Александра Невского и других святителей город прибыл  законно, с “пашпортом”, который выдал ему господин Кикин Александр Васильевич – заметная фигура на Повенецком заводе. Явился он, раб Божий Симеон, сюда не самовольно, а с челобитной губернскому начальству от Выговского братства, уповающего на мудрое рассуждение и добрый совет.   
    Доводы эти остались гласом вопиющего в пустыне. Неуступчивость и твердость Симеона выводили, мягко говоря, митрополита из себя. С первых дней неволи Денисова держали в темницах, морили голодом. То надевали, то снимали железный ошейник. Он носил на ногах оковы, скреплённые тяжелой цепью с дубовой колодой-”стулом”. Не прекращались допросы, снимаемые подъячими и нередко самим митрополитом.Почти равный Иову в начитанности, Симеон в таких, например, доказательствах, как обоснование двуперстного крестного знамения или  трёхсоставного креста ссылался на древние книги, наизусть воспроизводил слова Господа Исуса Христа.
    Скованного Симеона принудительно водили в церковь, точнее сказать, таскали. Заставляли молиться с новым перстосложением. Он отказывался наотрез. В отместку следовали побои, ужесточение тюремных условий, издевательства, всяческие иные попытки сломить волю узника.
    Физическому воздействию, оскорблениям, унизительному бесправию Симеон стойко противился. Иов искал иные способы склонения Денисова к покорности. Он позволил узнику занести на бумагу свои утверждения об осьмиконечном кресте, крестном знамении, сугубой “Аллилуии”, имени Исусовом, других  веро-исповедных ценностях, защищаемых староверами от нововведений, начатых в середине XVII века. Надо полагать, что в этом, наверняка страстном сочинении была упоминаемая П.Любопытным “Занимательная и громкая, духом благочестия озареннная апология о форме креста Христова, что оный, по духу  Христовой церкви и разуму, состоит единственно их трех составов, четыречаст-ный, которым собственно Сын Божий Исус Христос искупил весь мир и освя-тил его божественною своею кровию, а не двучастным римским крыжем...”
    По свидетельству П.Любопытного Симеон написал также митрополиту Иову “Убедительныя и живыя , благочестием дышащия 4 послания о догматах и об-рядах Христовой (поморской) и никоновой церкви , и при них 15 кратких глав против Никона патриарха”.(П. Любопытный. Словарь. 1862.,с.76-77).
    Разумеется,  содержание записей Иова возмутило. Вместе с тем “тетратки” узника он передал ученому греку Иоанникию Лихуду для опровержения взглядов Симеона, как несостоятельных, ложных и вредоносных.В этом, наверное, заключался какой-ход митрополита, рассчитанный, по крайней мере, на унижение Денисова.
    Что представлял собой монашествующий грек Иоанникий, приближённый к Иову? В 1685 г. в Москву прибыли имеющие университетское богословское образование братья Лихуды – Иоанникий и Софроний. С 1706 г. они находились в близком окружении митрополита Новгородского, преподавали в упомянутом выше училище, занимались литературным трудом, переводами. В большую их заслугу ставится пересмотр и исправление славянского перевода Ветхого Завета. Вскоре Софрония митрополит отправил в Москву. Иоанникий оставался в Новгороде до 1716 г. Ему Иов и поручил дать ответ на “тетратки” Симеона, изобразить “заблуждения” выговца в самом мрачном виде, развенчать догматы Староверия. “Только сие, - по словам историка, - ничто не сотворилось”. Лихуд не смог дать свидетельств против Денисова.
   
    Буквально сразу после ареста Симеона Андрей начал хлопотать об облегчении участи и непременном освобождении брата. Он отправлялся в Москву и Петербург, встречался с именитыми людьми, чинами из придворных кругов, стремился обратить во благо Симеона каждое свое знакомство. Вызволение брата крайне осложняла мощная поддержка митрополита Иова, исходящая от митрополита Рязанского Стефана Яворского, который указом Петра Великого стал местоблюстителем патриаршего престола и позднее (1722) – главою заменившего патриаршество Синода.
    Андрей рук не опускал. Доброжелательный отклик на свои просьбы , даже содействие он нашел у новгородского губернатора Якова Никитича Корсакова. Тот настоял, чтобы Симеон был доставлен в Петербург, где опять же стараниями Корсакова, произошла встреча Денисова с царём, во время которой государь коротко расспросил выговца и, кажется, удовлетворился достойным поведением  княжеского потомка. Согласно некоторым сведениям митрополит Иов просил высочайшего позволения “сжечь раскольщика”. Пётр остудил рвение иерарха, мучить и судить узника запретил - ввиду отсутствия оснований.  И предостерёг церковников от прений с превосходящим их в знаниях выговцем “во избежание стыда”.
    Права на увещевание Симеона царь митрополита не лишил. В том же качест-  ве арестанта Денисова вновь привезли в Новгород, вернули в тюрьму под архиерейский надзор. Шла ранняя весна 1714 г. Симеон, при встрече названный Петром “юношей”, в свои 32 года был близок к возрасту Христа. Наверное, тут можно узреть примечательное совпадение. Симеона, подобно Исусу Христу не распяли, и всё же, приняв муки, личную Голгофу он изведал.
    Благодаря продолжавшему “освободительную” борьбу Андрею, прошениям, ходатайствам, особому отношению к его незаурядной личности, заступиться за Симеона вызвался ни много ни мало светлейший князь Александр Данилович Меншиков. Ради того, чтобы выручить  младшего Денисова, он приехал в Новгород. Митрополит Иов устроил ему пышную встречу, но затронув дело Симеона, навесил на того ярлык отпетого преступника. Трудно сказать, насколько князь доверился иерарху, однако, возможно у Меншикова возникли какие-то сомнения и колебания и на освобождении Симеона он совершенно не настоял. Супруга Меншикова резко расценила этот поступок: “Дивлюсь я вашей великокняжеской светлости, как тебя князя осиянного такой светлостью от царского величества, провел гнилоносый чернец, оболгав бедного узника, якобы твоей светлости ругателя и твое сиятельство скотиной нарекшего”.(Н.Барсов. Андрей и Симеон Денисовы. Православное обозрение. 1865,N 12).
    Митрополит, помня указание царя обходиться с узником без насилия, что-то изменил в положении Симеона, но по-прежнему держал его взаперти. Заточение длилось уже неоглядный срок, однако свет хотя бы малой надежды на добрые перемены почти не брезжил.
    Лишённый помощи брата, как говорится, своей правой руки и будучи душой, мотором, отцом Выгореции, Андрей часто в одиночку тащил огромный воз забот, нужд, людских бед и печалей. Конечно, безотказно несли свои предназначения духовные ратники “четверицы” - настоятель Даниил Викулин, редкий, Божьей милостью песнопевец Пётр Прокопьев. Неумолимое время, увы, безжалостно старило воителей Древлеправославия. Отцу Даниилу перевалило за 60 лет. Обладающего сладкоголосием Петра донимали болезни, укорачивая не такой уж долгий, как покажет недалёкое будущее, век.
    Старший Денисов, что называется, разрывался на части. То он улаживал какие-то недоразумения среди братии Выговского монастыря, то обучал пению девиц Лексинской обители, то спешил на Чаженгу, где велась пахота и ждали строительные площадки. В ещё большей степени ждали дела в Москве и Петербурге. В этих городах решалась участь Симеона. Андрей настойчиво ездил, стучался в кабинеты высоких особ, добивался справедливости.
    Почти одновременно в резиденцию Петра Великого поступили прошение Андрея Денисова и письмо тогдашнего начальника Петровских заводов Виллима Геннина в поддержку обращения пустынножителей.
    Кудесник слова Андрей в своем прошении начертал торжественные и возвышенные строки:
    “Ей, владыко, самодержец, ей всемилостивый монарше, помилуй нас бедных.. Да воссияет нам пресладкия свободы свет”.
    Иностранец Геннин ратовал перед царём  за ценного специалиста: “Симеон Денисов, который сидит в тюрьме, к сыску руды годен и пред другими радетелен в заводской работе. Пожалуй, прикажи архиерею его освободить из  караула, а от твоих государевых дел не трогать...”. (Н.Барсов.Указ. соч.).
    Знание Симеоном горного дела подчернул и Андрей, отметив присущие брату качества разведчика залегающих в олонецкой земле полезных ископаемых.
    Никакого ответа ни Андрей, ни Геннин на этот раз не дождались. О причинах умолчания государя, знакомого с делом Симеона, можно только гадать.
    И всё же освобождение Симеона Дионисьевича состоялось. Существует несколько историй, как это было. Остановимся на одной из них. Решающим обстоятельством, ускорившим выход Денисова из тюремных стен, нужно, видимо, считать смерть митрополита Иова. Он скончался в 1716 г. Самого немилосердного и влиятельного гонителя по отношению к Симеону не стало. Другие представители священства, кажется, не были столь воинственны. Стражники брали взятки. За деньги скорее всего Симеона и выпустили, что, на- верное, вряд ли произошло бы при Иове. Это случилось осенью 1717 года.
    Страхуя себя от возможного сыска и новой поимки, он укрылся в Выговском монастыре. Полгода общался только с узким кругом лиц, среди них – с Петром Прокопьевым, отстоявшим в честь возвращения Симеона вдохновенное молебствие. Естественно, возобновились полная взаимность и дружество между Андреем и Симеоном в разрешении очень сложных порою нужд и потребностей общежительства.
    В праздник Святого Христова Воскресения Симеон объявился в открытую и всё братство Выгореции охватила тогда неизреченная радость и Богу было вознесено горячее благодарение. В ряду сочинений Андрея составилось тогда “Высокое благодарное слово, исполненное живого чувства и трогательности, всей Выгорецкой киновии и окружающим ее скитам за их неусыпные и героические молитвы ко Творцу небес, Пречистой Его Матери, святым бесплотным силам и всем святым, об избавлении Симеона Дионисьевича от руки Иова, митрополита Новгородского”.(Словарь П.Любопытного, с.7).
    Четырёхлетнее заточение Симеона, страдания, выпавшие на его долю побудили старейшин, в первую очередь Андрея отказаться от перемещения общежительства на Чаженку. В согласных рассуждениях пришли к единодушному мнению, что нельзя пустынь бросать, лишить её молитвенных славословий во имя Божие, прекратить на берегах Выга дело отцов-вдохнови- телей: Корнилия, Досифея, Игнатия, Виталия, всех истинных трудников и молебщиков, чьим служением Господу, трудами, постами и слезами сотворена Выгореция.
    Пользование каргопольской землёй также  продолжалось. На Чаженге шло некоторое строительство. Большая работа велась здесь в летнее время. С Выга направлялись пахари с лошадьми, засевали обширные нивы, по осени в ощутимой мере пополняя запасы продовольственного и кормового зерна. Оброк уплачивался своевременно.

    Симеон приходил в себя после многих месяцев унижений голодания, побоев, а то и пыток. Набираясь сил он читал книги, осваивал словесные науки, уединялся для литературных занятий. В эту пору (1710-е годы) в основном составлена “История об отцах и страдальцах соловецких” Полное авторское название книги – следующее: “История о отцех и страдальцех соловецких иже за благочестие и святыя древлеправославные законы и предания великодушно пострадаша в лето 7184 (1676 – В.Б.)”. 
    “История” С.Денисова – одна из волнующих и глубоких книг, созданных староверцами, повествует о 8-летней (1668-1676) осаде Соловецкого монастыря  стрелецким войском царя Алексея Михайловича, о мужестве и стойкости защитников обители, о бесчеловечной расправе, учинённой после захвата монастыря над его иноками и послушниками, отвергшими новые обряды и новопечатные книги.   
   
    Сохранение Выгореции предрешало  не только её будущее. Выго-Лексинское общежительство становилось всероссийским центром поморского вероучения, крепнущим оплотом грядущей Древлеправославной Поморской Церкви.
    В общежительстве строились церковные, жилые, хозяйственные помещения.
    “Сотвориша совет меж собою, что часовня стала вельми ветха и мала... поста-виша часовню новую велию (большую – В.Б.) и трапезную...к ней совокупиша и паперть”.
    Были возведены: просторная келия для Андрея и братии, столовая в одной связи с келарской и хлебней, мастерские – кожевенная  портняжная, сапожная (чеботная), медная, кузнечная, плотницкая – “делати малые суда”.
    “И поставиша больницу новую большую на упокой болящим, и приставиша к ним старосту , келаря и надсмотрщиков, и которые ( больные – В.Б.) в часовню не могут ходити, уставиша им тут церковную службу отправляти, служителей им даша, и заповедаша во вся дни службу служити”
    К числу новостроек нужно отнести амбары внутри территории монастыря и вне её, обновление конюшни со всеми подсобными помещениями, жилой келией. Вне монастырского двора также встала гостиница. Вокруг двора была сооружена прочная ограда-заплот. В этой бревенчатой стене плотники срубили двухстворчатые ворота, за которыми на берегу Выга, в дополнение к надворным строениям поставили амбары.
    Врата увенчали образами Спаса, Пресвятой Богородицы, Иоанна Предтечи.
    Побережье Выга, Лексы, малых рек расчищалось, увеличивались пашенные площади. Общежительство накапливало созидательные силы. (И.Филиппов. Указ. соч., с.150-151).

    Среди десятков литературных произведений Симеона  значительным явилось посвящение Максиму Греку. Коротко – об этом человеке. М.Грек (Михаил Триволис, 1470-1556), родом из Греции, получив отличное образование в Италии, в 1505 г. принял православие и постригся в одной из афонских обителей. В 1518 г. по просьбе великого князя Василия III прибыл в Москву для полного перевода с греческого языка Толкового Псалтыря. Успешно справляясь с возложенными на него трудами, он не удержался от резких обличений  пороков и злоупотреблений русского духовенства. Это круто изменило его жизнь. Инока обвинили в порче книг, бросили в темницу,настрого запретили что-либо писать. Даже заступничество трёх вселенских патриархов не избавило М.Грека от долголетней неволи. Только в 1551 году, по прошествии более 20 лет, его освободили. Многострадальный монах встретился с царём Иваном Грозным, присутствовал на заседаниях Стоглавого Собора (1551). Ряд его произведений митрополит Макарий включил в “Великие Четьи-Минеи”.(Старообрядчество. Изд-во Церковь, 1996, с. 163).
    Глубоко тронутый горькой судьбой опального старца, который в своих богословских работах отстаивал древнее двоеперстие и сугубую “Аллилуию”, Симеон Денисов пылко выразил ему свое почтение. (Текст приводится с некоторым использованием современного русского языка): “Разве не святая книга переведена с элладского языка на словенский? Разве не украшена Россия словесными художествами? Разве своими писаниями он не утвердил православие? Кто наречет богатым сокровищем написанные им книги, тот не погрешит. Какие страдания и узы он понёс! О, мужество крепкого страдальца! Двадцать два года в таких страданиях томился, но устоял, как философ философски философствующую душу показал”.
    Творческую натуру Симеона неизменно влекло стихосложение, о чём уже говорилось. Он считал, что духовная поэзия способна воздействовать на самые сокровенные чувства, вызвать глубинный отклик, выразить непередаваемую обычными словами жгучую боль. Именно стихотворением он отозвался на чудовищную казнь девяти корелян (жителей Корелы, ныне - Карелии), заживо сожжённых за отказ изменить старой вере, не убоявшихся страшной кары и умерших, подобно огнепальному протопопу Аввакуму, на костре.   
                Корельстии люди
                Мудро умирают,
                Бесписменныи суще,
                Предания знают.
                Не боятся пламене,
                Стоят за законы.
                Все девять в огнь текут,
                Да имут короны.

                “...Мудрый муж, всея Руси учитель”
    Летописцы Выгореции не раз высказывали мысль, что диавол начеку: он не терпит малейших признаков, тем более процветания благочестия, добродетель- ной красоты и умышленно творит мерзости, дабы христиане лишались покоя.
    И впрямь – выговцев, еще не вполне оправившихся после долгого и безгранично несправедливого тюремного заключения Симеона, опять подстерегли происки диавола.
    “Некто самовольник”, ушедший из общежительства на Волгу, скитался там в Нижегородском крае, бурлачил. Однажды вместе с компанией таких же, как он бродяг, попался на дерзком воровстве, за что грозила ему виселица. Спасая свою шкуру, он заявил, что имеет слово к государю. Доносчика привезли в Москву и он предстал перед “спецами” Преображенского приказа (учреждения по расследованию политических преступлений). Вор и клеветник возвёл на Выговское общежительство несусветный поклёп. Дескать, живут в пустыни и настоятели , и братия неправедно, в тёмном староверстве и неотмолимом грехе, ибо царя-батюшку они не ставят ни во грош.
    Протоколы допроса легли на стол Петра Великого. Тот велел отправить Виллиму Геннину указ: в обоих монастырях проверить по именному списку наличие проживающих там людей. Отца Даниила и других большаков объявить в розыск. Случилось так, что Викулин по каким-то делам находился в Повенце. Старик сразу же был взят под караул, посажен в кутузку.
    Тем временем капитан и двенадцать солдат производили списочную проверку  братии и сестёр общежительства. Симеон считался всё ещё томящимся в Новгороде. Андрей также отсутствовал, возможно выбрался в Чаженгу.
    Но сам Бог уже посылал отцу Даниилу помощь. Начальник заводов В.Геннин срочно подготовил письменное доказательство полной невиновности выговцев и то, что сказано о них в Преображенском приказе - засвидетельствовал он - сущая ложь.
    Бумагу Геннина спешно, “на рысях” повезли в Москву вдвоём – денщик начальника и порученец братии Никифор Семёнов.
    Император переживал мрачные дни. И то впадал в тяжкое молчание, то безудержно гневался. Он был подавлен смертью в тюрьме сына, царевича Алексея, приговорённого к казни за противление реформам отца. В негодование приводили Петра так называемые “великие разыскные дела в неких великих важных винах о неких боярах”. Вскипавшая в Петре ярость страшила даже близких царедворцев. Между тем выговцы должны были во что бы то ни стало передать царю письмо Геннина. Как подступиться к самодержцу?
    Волею Божьей выход нашелся. “Отписку” заступника пустынножителей Виллима передал государю начальник тайной полиции Андрей Иванович Ушаков. Пётр, положив её в карман, сказал подъячему: “Как будем в Новограде, помяни о сем мне и не забудь”.
    Неважно когда, но, несмотря на чрезвычайную занятость и скверное расположение духа, царь сумел лично расспросить доносчика, убедиться в его коварстве и в том, что смиренная Выгореция оболгана и совершенно далека от какой-либо злонамеренности по отношению к его Величеству.
    Напомнил ли ему в Новгороде подъячий о “грамотке” Геннина, неизвестно. Пётр ,правда, спросил: “Сидит ли ещё выговский пустынник Семен Денисов, они же сказаша ему, что ушел, он же глаголя: Бог с ним, и поеха с Нова города
в Питер”. (И.Филиппов. Указ. соч., с.153-154).   
    Уже в пути, остановив карету, Пётр велел писарю составить распоряжение, которое за двое суток почти непрерывной скачки сержант Преображенского полка доставил в Повенец заводскому начальству. Бумага гласила о немедленном освобождении отца Даниила из-под стражи.
    Преславным чудом назвал это событие историк, запечатлев радостную картину прославления Бога, возношения Всевышнему благодарных молитв самим Викулиным и “прилучившимися в то время градскими и заводскими людьми”.
    Звучали в тот день с праздничным наполнением проникновенные молебны на заводском подворье, затем в Выговском и Лексинском монастырях. Летописец трогательно отобразил возвращение отца Даниила в общежительство, душевное состояние подвижника Выгореции, у которого каждая минута была освящена молитвой, изрекаемой вслух и безмолвно – про себя. В нём согревались горячими чувствами слова о Господних дивных, преславных и несказанных чудесах, о Господних милостях, человеколюбии, щедротах ради сирот бедных, нищих, убогих, в этот час “испущающих с умилением теплые слезы”
    В часовнях обоих монастырей величественно повторялось стоустое славославие: “Благодарим тя Господи Боже наш, яко удивил еси милостью несказанной...яко заступлением и молением матере своея Пресвятыя Владычице нашей Богородицы...не отъял еси от нас отца и учителя нашего”. (И.Филиппов, с.153-156).
    Выгореция благодарила Всевышнего за вызволение отца Даниила.
   
    1718 год примечателен не только желанным, не имевшим скорбных последст-вий, прекращением злоключений Симеона и отца Даниила, но и (предположите-льно не первой) поездкой Андрея Денисова в Киев. Поездкой несколько необычной даже для него, исколесившего и не меньше – исходившего многие земли. Но именно в Киеве, как полагают авторы некоторых работ о Выгореции, об особенностях биографии и личности Андрея, он обучался красноречию, философским наукам, секретам действенной проповеди, искусству распростра-нения христианского слова.   
    Нужно сказать, что не все исследователи Староверия, в том числе, признаю-щие Андрея Денисова выдающейся личностью, уверены, что он посещал Киев, тем более учился там. Возможно это и легенда, возведённая в традицию. В любом случае стоит привести любопытное высказывание известного литерату- роведа Елпидифора Барсова:
    “И если то правда, что учитель – ректор Киевской академии – читал в образец своим студентам проповедь Андрея, то что удивительного, если его ораторские речи производили огромное влияние на умы суземских раскольников? Если то правда, что студенты академии прочитанную ректором проповедь сочли за про-изведение какого-нибудь древнего отца, то что удивительного, если суземские невежды называли его вторым Златоустом”. (Барсов Е.В. Семен Денисов Вторушин – предводитель русского раскола XVIII в. - Труды Киевской Дух.акад.1866,N12).
    Е.Барсов не обошёлся-таки без унижающих братию и сестёр Выго-Лексин- ского общежительства понятий “раскольники” и “невежды”, однако самому Андрею он отдал должное и его достоинства в определённом смысле возвысил еще больше. 
    Недюжинный ум, безупречные нравственные качества, образованность, уме-ние найти общий язык с каждым, будь то простолюдин или вельможа, рядовой староверец или иерарх официальной церкви, добротолюбие и благожелатель- ность, бескорыстие и сострадание – всё это, в далеко не полном перечне, соеди-нил в себе один человек, вызывавший стойкое уважение любого, кто встретил Андрея Дионисьевича.
    На основе воспоминаний современников А.Денисова его редкую величину охарактеризовал в своей статье П.С. Усов:
    “Андрей Денисов знал в совершенстве не только пустынный, постнический устав, но также торговый, приказный, воинский. Когда он  беседовал с иноками о постническом уставе, о благоговейных предметах, он являлся им совер-шенным иноком. Если же он рассуждал о купеческих делах с торговыми людь-ми, то представлялся им не иначе как опытным знающим купцом. Так же точно Андрей Денисов с полным знанием предмета мог говорить с приказными о при-казных делах, с земледельцами о земледелии. Беседуя с премудрыми учителями о премудрых делах, он являлся не иначе, как мудрым ученым. Такие же глубокие познания он высказывал о воинских уставах, когда речь касалась о них в разговорах с военачальниками”. (П.С. Усов. Помор-философ. Исторический вестник. 1886, N 4).
    Уже отмечались, если не благосклонность, то хотя бы сдержанное внимание  к выговцам, прежде всего к Андрею Денисову, высоких государственных особ, в частности А.Д.Меншикова.
    Вызвал Андрей живой интерес и у вдовы царя Иоанна V Алексеевича Прас-ковии Федоровны. Он был рекомендован ей, как учёнейший книгочей и благо-даря столь высокому знакомству, а также явленным царице знаниям, допущен к древним книгам из библиотек Успенского собора в Кремле и Патриаршего дво-ра. Царица неодкратно оказывала Выговской пустыни помощь. Во время приез-дов её на Марциальные воды она вызывала Андрея для душеспасительных бесед и чтения книг. Согласно “Житию Андрея Денисова”, дочь Прасковии Фе-доровны Анна Иоанновна, российская императрица в 1730-1740 гг.,вспоминала, что в юности видела Андрея Денисова, который часто навещал их семью.(Д.Н.Урушев. Святые последних дней. “Заволокинские чтения”, сб. I,Рига.2006,с.71-72).
    Известность превосходного знатока древней русской книжности, чародея родного слова была лишь частью непререкаемого признания Андрея в народ-ных низах и начальственных верхах. Мудрый пастырь, рачительный хозяин, дальновидный дипломат, стойкий защитник древлеправославной веры, сердеч-ный духовный брат, но строгий и справедливый судья – таким знали Андрея выговцы, многие жители Олонецкого края, горожане Новгорода, Петербурга, Москвы. Где-то он бывал только раз, куда-то наведывался не единожды. Достигал Андрей, казалось бы, и неожиданных мест.
    Писатель И.Лажечников в своем романе “Последний новик” изобразил Дени-сова странствующим по глухим староверским поселениям в Курляндии и Литве.Насколько это соответствует правде, сказать трудно. Не противоречит истине то, что уже в первой трети XVIII века на землях нынешних Латвии и Литвы беглые староверы, ушедшие из России вследствие церковного раскола, действительно селились. Но пребывание здесь Андрея может быть просто вымыслом писателя. К тому же представлен Денисов в романе коварным совра-тителем, заманивающим доверчивые души в “раскольничьи” сети.
    Показ Андрея Денисова в качестве героя литературного произведения, пусть и с недоброй целью – одно из свидетельств значительности вожака Выгореции даже в глазах его противников.
    Уважительные отзывы о нём, естественно, преобладают. Отличный труженик во благо общежительства Гавриил Семенов величал Андрея “всежеланным, ве- ликомудрым мужем, всепреудивительным всея Руси учителем”.
    Американский историк Р.Крамми – автор книги “Староверы и мир антихриста. Выговское общежительство и Русское государство. 1694-1855” сделал вывод, что Выговская пустынь явилась в решающем смысле созданием одного человека – Андрея Денисова. Он сумел осилить преграды природной среды, сохранить терпимые отношения с правительством, которое никогда не забывало о “враждебности” Староверия. Он преодолевал в душах выговцев мрачные ожидания “конца света” вовлечением людей в упорный, нередко изну- рительный, но созидательный труд.
    Исключительной силы проповедь Андрея, поддержанная Симеоном, слыша-лась в далёких от Выга уголках России и за её пределами. Точно высказался на этот счет публицист В.Фармаковский: “С течением времени история раскроет, как велико было влияние братьев в продолжение почти всего XVIII века”.(Оте-чественные записки. 1866. №№ 23,24).
    Фигурирующему в нашем повествовании начальнику Петровских заводов Ви-ллиму Геннину приписывают относительно Андрея Денисова многоговорящее суждение:
    “Будь Андрей Дионисьевич исповедником православной (синодальной) церк-ви, он, наверное, стал бы патриархом Московским и всея Руси”.
    Иноземец Геннин близко знал и ценил старательных выговцев, отличавшихся  на рудниках и в заводских цехах. Братья Денисовы пользовались его расположе- нием и помощью. В неожиданных и сложных обстоятельствах заводчик всту- пался за Симеона, о чём рассказывалось выше. Геннин не преувеличивал,считая Андрея достойным самого высокого в России церковного звания.
    Андрей преданно исповедовал Древлеправославие, хотя и состоял в перепис- ке с архипастырем синодальной Церкви Феофаном Прокоповичем, облегчав- шим участь Выговской пустыни. Будучи приближенным к Петру I человеком, Феофан настраивал царя на проведение политики веротерпимости.
    Разумеется, ни о каком церковно-молитвенном общении с Феофаном Андрей не посмел бы допустить и мысли. Равно, как и в знакомстве с императрицей Анной Иоанновной, с которой Андрей также обменивался “грамотками”, то есть, письмами  по экономическим вопросам.

    Крупный славист, автор, среди прочих трудов, книги “Русское старообрядче-ство”, упоминаемый в нашем повествовании С.Н.Зеньковский (1907-1990),  полагал, что братья Денисовы “старались примирить между собой все старообрядческие согласия, затем объединить их под под общим знаменем старой веры”. Как говорилось в предыдущих главах, объединение это должно было происходить на основе поморского вероучения.
    По словам С.Зеньковского Андрей занимал примирительную богословскую позицию в вопросах благодати, священства и таинств. Он поддерживал отношения со староверами-поповцами Стародубья, которые вели поиски “пра-  вославного” архиерея. И всё же Андрей остался беспоповцем, противником но-вопосвящённых иереев. Не отрицая возможности иерархии, он считал, что и без иерархии церковь может существовать: “Церковь Божия не только стены и пок- ров, но вера и жизнь”.
    Насчет совершения таинств учёный также определённо обозначил позицию Денисова:
    “Отношение Андрея и его современников поморцев к таинству Евхаристии было такое, как и к священству. Таинство причастия возможно и нужно, но сей-час нет возможности выполнять его ввиду отсутствия правильных священнослужителей”. (С.Зеньковский. Указ. соч.,с.463-465).

     Уже названный выше В,Фармаковский пришел к следующему обобщению: “Раскол есть целое мировозрение, целый юридический комплекс, целый цикл преданий, целый строй жизни – словом, целая цивилизация, но цивилизация своеобразная, враждебная господствующей официальной цивилизации”
    “Враждебность” Староверия, “раскол” - понятия для исповедников Древле-православия неприемлемые. Но с публицистом можно, пожалуй, согласиться в том, что Староверие – неизмеримый русский мир, устремлённый к сохранению святоотеческих духовных ценностей, к достижению истинно правильного строя жизни.
     На суровом пути борьбы за старую веру, вследствие внешних и внутренних причин произошло разделение староверов на поповцев, приемлющих священ- ство, и беспоповцев, общины которых возглавляют духовные отцы, благослов-ляемые на служение по правилам, освященным в Выго-Лексинском общежите-льстве.
    В свою очередь среди беспоповцев образовались,как известно, несколько толков с двумя ведущими согласиями – поморским и федосеевским ( по имени основателя этого течения Феодосия Васильева). На исходе XIX и в начале XX столетий каждое из течений объединяло миллионы сторонников.
    Колыбелью, истоком поморского сообщества стала Выговская пустынь, унас-ледовавшая духовные заповеди Соловецкого монастыря.
    Станы поморцев и федосеевцев сформировались в силу неодинакового отно-шения к браку, титлу на кресте, молению за царя, некоторым другим вопросам. Церковное почитание царственных особ, употребление титла на кресте уже затрагивалось. Остановимся теперь на вопросе брака. Он, кстати, рассматри-вался в 30-е годы прошлого столетия замечательным староверческим деятелем Иваном Алексеевичем Прозоровым(1900-1956), который в своей книге писал, что, ожидая близкого пришествия антихриста и не имея у себя священста, поморцы отвергли всякие браки. “Федосеевцы в принципе приняли бракобор- ство, но с оговорками. Начался спор. Обмен посланиями желаемого результата не принёс. После посещения в 1703 г. Феодосием Выга и многих прений, стороны также не пришли к единому решению, хотя расстались мирно. В 1706 году Феодосий вновь прибыл на Выг. Андрей отсутствовал. Но прения состоя-лись, однако закончились разрывом. Феодосий покинул пустынь в гневе. В 1708 году во время нахождения в Новгороде Андрей сделал попытку примирения с Феодосием. Она оказалась безуспешной. Через два года Денисов написал послание, изложил новые подходы к браку.
    Поморцы, видя, что второго пришествия всё нет, пересмотрели свои взгляды и стали требовать безбрачия только у находящихся в скитах. Для мирян же стали признаваться браки, как для венчающихся у новообрядцев, так и для  сходящихся без венца. А поздние поморцы стали благословлять сходящихся для брачной жизни и, наконец, в конце XVIII века был введён особый чин венчания.
    Федосеевцы тоже изменили свой первоначальный взгляд на брак...Однако всё же они оставались противниками брака и многие особенности, даже внешние, в устройстве их семейной жизни сохранились до последнего времени”.(И. Прозо- ров.”История старообрядчества”. Каунас,1933.,.с.81-82).
     Раздор с федосеевцами угнетал Андрея. Хотелось мира, единомыслия, спло-чённости братьев по вере. В числе сохранившихся посланий Андрея, как мест-ным пастырям и благочестивым мужам о назидании Христова стада и благоле-пии Церкви, так и “царским лицам, великим вельможам”, существенное место занимают письменные обращения к “патриарху федосиан” Феодосию Василь-   еву и его сыну Евстрату Федосеевичу.
    Приводим краткие изложения двух посланий , напечатанные в Словаре П.Любопытного. Они включены в перечень сочинений А.Денисова, дополняю- щий биографическую справку о нём. В текстах характеристик  звучат понятия “христианская любовь”, “украшение живым чувством”, вместе с тем здесь употреблены довольно сильные выражения. Принадлежат ли они А.Денисову или внесены П.Любопытным, не ясно.
    О послании первом: “Трогательное и любви христианской исполненное уве-щательное послание в Ряпину мызу, к тому же Федосею Васильевичу, отцу федосиан и всей братии его, там живущей, о прекращении их вражды с помор-ской церковию, глаголя, что они федосианцы, по крайней своей грубости, попи-рая любовь и страх Божий, нарушают единство Христовой церкви, раздирая тем злочестиво и дерзко тело Христово, не зная, бедные , что делают и что злобст-вуют на церковь Христову, искупленную кровию Исуса Христа”.(Примечание. Ряпина мыза – поселение федосеевцев в 1710-1718 гг. Ныне - территория Тартуского уезда Эстонской Республики).
    О послании втором: “Убедительное послание к Евстрату Федосеевичу, сыну патриарха федосиан, исполненное христианской любви, украшенное живым чувством, дабы он с поморской церковию, по невежеству своему, не враждовал и единства Церкви Христовой не нарушал. Сей поступок нечестив и мерзок есть Богу, и его, по изречению простого мужа, и мученическая кровь загладить не может”. (Словарь П.Любопытного, с.8).
   
     25 апреля 1719 г. скончался Пётр Прокопьев – один из четверых главных ос-нователей, духовных отцов, подвижников Выгорецкой киновии. Он составил Поморский устав – руководство, в соответствии с которым в староверческих общинах поныне совершаются соборные богослужения. Собрат Прокопьева И.Филиппов, выше представивший нам внешний облик, достоинства, свидете-льства о днях и трудах этого Божьего слуги, поведал и о скорбном уходе Петра. Впав в тяжкую болезнь, Прокопьев написал предсмертное письмо, испросив прощения у отцов и братии Выга, матерей и сестёр Лексы, у всех, кого, может быть, оскорбил или кому чем-нибудь досадил. Со своей стороны, выражая любовь, он отпустил грехи нуждающимся в прощении и благословении.
    О заслугах Петра полнее, чем И.Филиппов не скажешь. В течение многих лет он изо дня в день находился рядом с незаурядным уставщиком, обогащавшим правила, обряды, чинопоследования богослужений мудрым совершенствова- нием, наблюдал Петра в уединении за молитвой и чтением святоотеческих книг, видел на клиросах часовен во время усердных молитвенных бдений, радением Петра одухотворяющих души. Во время Великого поста он с упоением читал предусмотренные на вечернях паремии из ветхозаветной Книги Притчей.Моле- бщики внимали назиданиям древнейших мыслителей и богословов:
    “Начало мудрости – страх Господень (доброе разумение всех водящихся им; а благоговение к Богу- начало разумения” (Книга Притчей.Гл.1-7)
    Слово Петра волновало собратьев по вере, побуждало задуматься об отноше- ниях друг к другу, о том, что мешает сохранять истинное братство:
    “Гнев губит и разумных. Кроткий ответ отвращает гнев, а оскорбительное слово возбуждает ярость”. (Гл. 15-1).   
    Книга указывала на подлинные житейские ценности и Пётр при чтении оста- навливался на них:
    “Суету и ложь отжени от меня, нищеты и богатства не давай мне – питай ме-ня насущным хлебом”.(Гл. 30-8).
    Наверное, Пётр напоминал молебщикам 18-й Псалом: “Закон Господа совер- шенен, откровение верно, повеления праведны, заповедь светла, страх Господень чист, суды Господни истинны”.
    Отчасти используя современный язык, приведём некоторые высказывания историка о Прокопьеве: “Живя вкупе с Андреем и Даниилом, он показал великое тщание и усердие, всегда призывал братию к терпению пустынника, смирению и послушанию. Сам будучи образцом во всем, чему учил других, переносил всякую нужду и труды, вёл свое житие в посте и воздержании, на трудах всяких братии образец показывал”. Действительно, Прокопьев бок о бок с другими трудился на хлебном поле, лесных делянках, стройплощадках.
    И.Филиппов рассказал в своей книге историю девицы Вассы, “прозванием Огаркова”. После кончины екклесиарха Петра, она шесть недель молилась за упокой его души, просила у Господа милосердия к усопшему. Во время одной долгой молитвы Васса забылась в “тонком” сне. И предстал перед нею благообразный, светлый муж, смиренным и кротким голосом заговорил о том, что молясь Богу, не надо печалиться и отчаиваться. Он позвал ее за собой и привел на красное и великое поле, где росли дивные деревья, стояли церкви и палаты из чистого хрусталя. В одной из палат,куда она попала, к ней вышел Петр Прокопьев в окружении апостолов, пророков, святителей,мучеников преподобных в сиянии особого света. Васса поклонилась Петру до земли. Он воззрел на нее  и сказал: о, благоревностная и боголюбивая дочерь, помянет тебя Господь за твои труды и подвиги в царствии своем небесном и за то, что потрудилась ради меня, и желаешь меня видеть, об этом всегда скорбишь и взываешь к человеколюбию Божьему.
    Васса сказала ему: честный отче, какие воздаяния ты принял от Бога, как про-шел мытарства. Петр ответил, что “прошел без задержания в сопровождении ан-гелов, новых страдальцев и мучеников, протопопа Аввакума, священноиерея Лазаря, диакона Феодора, инока Епифания. В жизни земной я во вся дни поми-нал их панихидами, канонами, молением и всегда призывал их в молитвах на помощь”. (И.Филиппов. Указ. соч.,стр. 160-161).
    П.Прокопьев оставил ряд сочинений, в их числе 15 посланий – убедительных наставлений о разных путях нравственности, особенно о любви к ближним и чистоте телесной. Его существенное достижение – свод “Миней-Четий”. Их краткое разъяснение выше приведено, следует только добавить, что в этот боль- шой труд внёс вклад и отец Пафнутий – соловецкий инок, который в самую начальную пору зарождения Выговской киновии был её настоятелем.
    Деятельное участие в пополнении книг, образовавших “Минеи-Четьи” при-няли братья Денисовы.
    Со смертью П. Прокопьева Выго-Лексинское общежительство лишилось не  только уставщика, екклисиарха, то есть, особого должностного  служителя. В лице Петра киновия утратила духовного отца. Особенно скорбели на Лексе. Для становления женского, называвшегося и девичьим, монастыря, воспитания десятков насельниц в духе благочестия, обучения причетниц отец Пётр сделал очень многое. Постижение грамоты, духовной литературы способствовало развитию врождённых задатков. Грамотные белицы осваивали художественные ремёсла, книжное дело: имеется в виду искусная переписка текстов, их размно-жение. 
    Место П.Прокопьева занял Трифон Петров, 49-летний житель Выгорецкой киновии, по словам П,Любопытного, “муж благочестивый, ученый, твердого духа, строгой жизни, редкой памяти...Он прожив в киновии благородно и в отличной славе, был великим участником в Выгорецких ответах иеромонаху  Неофиту”. (Об этом – более обстоятельно в следующих главах).
   
    Не нужно объяснять, сколь значимо в любом богослужении пение, без кото-рого невозможны полнота и благодатность церковного акта, тем более празд-ничного.
    Задача правильного пения со всей насущностью встала на Выге с первых шагов общежительства, свыше трехсот лет тому назад, но до сих пор, приходит-ся заметить, она в достаточной степени не решена, хотя во все времена в Помор- ской Церкви прилагались немалые усилия для подготовки певчих.
    Отцы Выгореции всемерно стремились к превращению обоих монастырей, больших скитов в певческие школы. Богатым опытом обладали Даниил Вику- лов, конечно же Пётр Прокопьев. Ношу учителя брал на себя Андрей Денисов, вероятно, еще в детстве прошедший серьёзные домашние уроки. Все они щедро делились своими знаниями.
    Даровитые певчие выявлялись в среде юных выговцев. Иногда сведущие в пении молодые староверцы являлись в числе новосёлов, пришедших на Выг, чтобы спастись от гонений. Из беглецов сразу заявил о себе Иван Иванов Моск-витин. Он оказался сыном священника Кремлёвского Успенского собора, разби-рался в заменяющих ноты знаках-знаменах, в просторечии называемых крюками. Москвитин, естественно, стал ведущим певчим, опорой П.Прокопь- ева, вёл рядом с ним службы в часовнях, вместе посещал скиты, опять же для проведения богослужений. Начинающих певчих учил тонкостям пения, был признанным знатоком. Искушённый в тонкостях пения Андрей не считал зазорным поучиться у Москвитина.
    Облегчая усвоение причетниками секретов верного исполнения, Москвитин в певческих книгах сделал пометы, обозначающие нужные в тех или иных местах гласы.   
    Иван пробовал свои силы и в литературных сочинениях. Он составил в стихах описание жития Андрея Дионисьевича.
    Редкий певчий умер в Выгореции. Погребён,как и П.Прокопьев “на горке” - Выговском кладбище. Годы жизни Москвитина:1680-1755-й. (Словарь П.Любопыт - ного, с.44-45).
    Преемник П.Прокопьева Трифон Петров застал на клиросе непосредственных причетников-сослужителей Ивана Москвитина, а также содействовавших благолепию церковной жизни старшину общежительства Мануила Петрова,  иконописца Даниила Матвеева.
    Советы, соображения, касающиеся искусства пения присылали на Выг ревни-тели поморского вероучения из дальних мест. Общежительство поддерживало плодотворные связи, например, с московским купцом Петром Васильевичем Зайцевым – непреклонным поборником Поморской Церкви, прекрасно знавшим  пение по знаменам.
    Иван Иванов, тёзка Москвитина, “астраханский житель, отличный пастырь и учитель сего града, был знатный певец, украшавший сим свою паству долговре-менно”, удостоился пристального внимания Выгореции и, возможно, бывал на Выге. 
    В истории Выго-Лексинского общежительства Пётр Прокопьев сполна оправ-дал звание “бодрого ока”. Пока существовала киновия, о нём  помнили, чтили его память. Спустя 10 лет после смерти отца Петра, в 1729 г. Андрей Денисов написал слово похвальное Петру Прокопьевичу, повторив “трогательное и ду-хом благочестия исполненное надгробное слово отличному екклесиарху славной Выгорецкой киновии”.(Словарь П.Любопытного, с.6,15).

                “Ответы составили с праведной совестью ”
    При всей противоречивости этой фигуры,  не один историк склонен считать  государя Петра одним из веротерпимых царей России, по крайней мере, в пер- вой половине его правления. В нашем повествовании уже затрагивались воп- рос веротерпимости и взаимоотношения  власти с учителями и руководителями Выгореции. Приводились факты, подтверждающие снисхождение государствен- ных лиц к исповедникам Древлеправославия и факты, отрицающие готовность высоких царских сановников входить в положение староверов. И относительно позиции царя уже отмечалось, что она была переменчивой. Так, достаточно крупная величина в русской исторической науке, автор исследований раскола С.П.Мельгунов в противовес мнению Андрея не видел в Петре I сторонника “мирного сосуществования” с хранителями старой веры.
    В 1714 г. разошлись по России недобрые вести из Нижегородской губернии. Митрополит Питирим донёс государю, что местные староверы тысячами отвер- гают “моление за царей”. В их среде замечено неуважение к царскому двору. Царевы министры, включая императора, высмеиваются.
    Пётр I незамедлительно повелел учинить дознание, безжалостно наказать “раскольщиков” в зависимости от провинностей – порками, истязаниями, ссыл- ками.
    После этого всякие рассуждения о веротерпимости какое-то время были вообще неуместны.
    Но вот не без участия царя заканчивается нелепая история с арестом и мытар- ствами Даниила Викулина. Он довольно скоро освобождается , выходит на волю, что воспринимается в Выгореции, как чудо из чудес.
    Андрей Денисов пишет благодарственное послание, адресованное государю, воспевающее исключительное великодушие самодержца, “Божию милость, спа- сение Даниила от смертных уз, а пустыни – от плачевного разорения”.
    В 1721 г. упоминавшийся ранее собор старейшин всё-таки отклоняет предло- жение Андрея о непременном, всеместном молении за царя, “убоявшись уступок антихристу”. Денисов остаётся во мнении, что открыто бросать вызов “миру антихриста” неразумно. Осмотрительные, взвешенные, смиренные отно- шения с Петербургом, губернскими чинами важно сохранять, естественно, не за счёт какого-либо отказа от кровных вероисповедных принципов.
    Ещё на заре становления общежительства большаки Выга, согласуя правила жизни со всеми пустынниками, перво-наперво заявили о категорическом непри- ятии вооружённой борьбы. Это решение прежде всего избавило от излишней подозрительности со стороны властей, что в свою очередь позволило смелее и действеннее защищать главное – именно вероисповедные принципы, духовное наследие, сокровенные ценности.
   
    На севере Олонецкого края, в Повенецкой округе был создан, по-нынешнему выражаясь, военно-промышленный комплекс, заложены база производства вооружения, оплот безопасности России, совершён прорыв в будущее.
    Участниками грандиозного дела Бог судил стать выговцам. И как уже отмечалось раньше, причастность Выгореции к громким свершениям во имя Отечества, была в немалой степени залогом её существования. Но гарантий полной неприкосновенности общежительство не имело. Живых подтверждений в этом смысле - предостаточно.
    Пустынножители истово молились, просили у Господа заступы от произвола чиновников всякого ранга, покровительства во избежание злоключений, подоб- ных тем, что учинились с Симеоном Денисовым, Даниилом Викулиным. В обоих монастырях и скитах совершались богослужения ради вольного невозбра- нного созидания той жизни, которую выговцы избрали.
    Духовные отцы питали надежды на то, что всегда будет оценено должным образом их стремление ладить с властью, мирными средствами отстаивать свои убеждения, обороняемые единственным оружием – идущим от сердца, нелука- вым словом.
    Два высочайших государственных органа – Сенат и Синод тем временем соперничали между собою. Большаки Выгореции это знали, ощущали на себе.
    Светлейший правительственный Синод, учреждённый Петром I в 1721 году на смену патриаршеству, ведал делами Православной Церкви, толкованием религиозных догматов, духовной цензурой, вёл борьбу с еретиками и расколь - никами. Входившее в число последних Выго-Лексинское общежительство не могло уповать, будучи религиозным сообществом, на признание Синодом.
    Для Сената, осуществлявшего законодательство и управление государством, выговцы были ценными работниками, исполнителями задач важного, в частнос- ти, оборонного значения. В чём-то они являлись верноподданными  его импера- торского Величества государя. Поэтому их вероисповедные предпочтения, само  староверство в меньшей степени, чем Синод занимали высоких чинов Сената, хотя и это ведомство не назовешь в отношении к Выгу дружественным. Тем более, что в Сенате принимались законы, влекущие за собой ограничения, запреты, нередко – гонения староверов, углублявшие их моральное и социальное бесправие.
    Всевозможные преследования, и в обстановке якобы не отменённой политики веротерпимости, продолжались. Следовали буквальные расправы. В 1719 году подверглись разгрому федосеевские обители в Ряпино. В марте 1720 г. по зло- му наущению епископа Питирима в Нижнем Новгороде был казнён диакон Александр. Его обезглавили, тело сожгли и прах бросили в Волгу.
    Вести о страданиях единоверцев в разных уголках России достигали и Выга, над которым также нависали мрачноватые тучи. Предчувствие грядущего испы- тания, уготованного для общежительства, не обмануло Андрея и его соратни-  ников. 22 апреля 1722 г. вышел монарший указ, обязывавший синодальные верхи “послать немедленно к староверам, проживающим в Олонецком уезде, из Синода духовное лицо для разглагольства о происходящем церковном несогла- сии и для увещания”.
   23 сентября 1722 г. на Петровские заводы прибыл ученый иеромонах Неофит. В начале декабря он передал большакам общежительства 106 сочинённых вопросов с наказом, а точнее , с требованием подготовить в короткий срок свои ответы и явиться для разглагольства. Главное поручение миссионеру состояло в “обращении заблудших и возвращении их в лоно господствующей церкви”. Не- посредственно от царя Неофит получил основательные инструкции. В них гово- рилось:
    “Святейший синод не намерен никаким образом оных раскольников удержи- вать и озлоблять, но с усердием требует свободного о противности с ними разглагольства”.
    “К скорому и неосмотрительному ответу не принуждать, а дать справиться с книгами. С упорными и непокорными никакой жестокости не употреблять и свободы их не пресекать”.
    Предусматривалось участие, по крайней мере, присутствие на разглагольстве ландрата ( главы части губернии, члена совета при губернаторе), прочих знатных персон “не для иных каких способов, а единственно достоверного ради свидетельства, которого никто пороковать (порочить) не мог”.
    Снисходительный тон некоторых предписаний не ослабил бдительности вы- говских отцов. Они ощущали в казённых бумагах неукротимый нрав  Государя и понимали, каким пагубным образом может обернуться для них разглаголь- ство.
    Соблюдение “мирных” царских инструкций, даже частично свободный обмен  взаимными мнениями с первого часа пребывания на заводах тяготили Неофита, вводили его в раздражение, гневливость. Дитя своей среды, верный слуга сино- дального ведомства, наделённый властными полномочиями миссионер был, однако, стеснён в применении более крутых средств к “раскольщикам”, нежели   словесное увещание. Ему, наверное, не терпелось пустить в ход лютую угрозу,  применить порку, тюремное заточение. Передавая выговцам через подъячего вопросы, иеромонах всё-таки  не сдержал себя и велел немедленно явиться на разглагольство  - с надменным предупреждением, что в случае отказа их ждут большие неприятности.
    Требование было не только чрезмерным. В нём отсутствовал здравый смысл. О каком разглагольстве могла идти речь, если выборные от Выгореции не только не заглянули в замысловатые бесчисленные записи вопросов –  сведущие в премудростях вероучения выговские книжники ещё даже не успели прикос- нуться к рукописи иеромонаха? 
    С подъячим Неофиту была послана записка: “В такое краткое время ответов на столько вопросов написать невозможно, а мы желаем, радея об этом обще- пустынным советом, писать усердно и когда напишем, полномочные от нас придут с ответным разглагольством и прочая” (И.Филиппов.Указ.соч.с.172).
    Миссионер вынужден был согласиться с доводами выговцев, но условий для спокойной работы они не получили. Начались непрестанные напоминания, мелочные придирки, дёрганье. Обитая в отведённом ему жилье - “хватире”, то- мимый бездельем и, вероятно, подмываемый желанием выслужиться, Неофит принялся плодить жалобы и нарекания, адресуя их заводской администрации, Синоду, различным другим канцеляриям. Он обвинял выговцев в затяжке отве- тов, выставлял их в предосудительном виде.
    Нажим иеромонаха на всякого рода чиновников, его сварливость возымели действие. Вышло распоряжение о предварительном разглагольстве.
    2 февраля 1723 г. на квартире Неофита собрались заводские мастеровые,мест- ные жители. Почтили сход своим вниманием “господин ландрат и прочие кома- ндующие афицеры”. Выго-Лексинское общежительство представляли Мануил Петров и Иван Акиндинов.
    Мануил Петров являлся заметной фигурой среди пустынножителей. “Отлич- ный старшина Выгорецкой киновии, - писал о нём П.Любопытный, - и член По- морской церкви, муж благочестивый и строгой жизни, ученый и редких талантов, знатный писатель торжественных слов на дванадесятые праздники... Он был немалый участник в ответах злохитрому иеромонаху Неофиту и не раз с ним правшийся (вступавший в прения) о догматах благочестия в Олонце, на Петровских заводах, не раз он там его стыдил и поражал. Был тщательный правитель своей киновии, носивший великодушно в сей киновии крест терпения и подвигов своих в служении непрерывно 46 лет и был долговременно отличным келейником у мудрого Андрея-киновиарха”. (Словарь  П.Любопытного, с.59).
    Ко дню этой встречи с Неофитом Мануилу исполнился 31 год. Предстояли еще три с половиной десятилетия нелёгкого жизненного пути, который завер- шится на берегах Выга. Несмотря на сравнительную молодость, Мануил соче- тал в себе весомый житейский опыт и знание духовной литературы. Его начита-нность поражала, как выразился П.Любопытный, противников и прекословщи- ков в спорах.
    Февральское “малое разглагольство” началось с вопроса: “Все православные христиане до царя Иоанна Васильевича православну ли имели веру?”. Выговцы на это ответили: “Все православные христиане от начала крещения до царя Иоанна Васильевича и до Никона патриарха всесоборно православной веры православно и безраздорно держались, как об этом многие истории свидетельствуют”.
    Поставленные затем вопросы Неофита затрагивали правильность формы печати на просфоре, выяснение обстоятельства: был Христос распят “на кипарисе и певге и кедре” и др. Относительно “печатки” прения несколько накалились. Уже здесь присутствующие на разглагольстве почувствовали, что доводы Мануила глубже и убедительнее Неофитовых выкладок. Выговец почти разоружил иеромонаха своим заключением: “...Ваша четвероугольная печать не может быть названа круглообразной, поскольку не есть круг, но есть и нарицается четвероугольная четвеространная, потому и таинства того, которое знаменует круглообразная печать, четвероугольная знаменовати не может”. (И.Филиппов. Указ. соч. с.176).
    Два дня длилось это разглагольство. В нём Неофит явно проигрывал. Петров и Акиндинов, который был выборным от жителей скитов, подтверждая свою правоту, то и дело указывали на бесспорные источники из святоотеческой лите- ратуры. У Неофита же “святые доказательства” отсутствовали. “Многие слыша- тели разглагольства сего расходились”, став очевидцами несостоятельности миссионера, перед тем “весьма похвалявшегося, а на раглагольстве иначе явившегося”.
    Такой исход “малого разглагольства” оставлял для выговцев надежду на более-менее ровное завершение работы над составлением ответов.
    Однако иеромонах и после своей неудачи не прекратил понукать их, кляузни- чать. Очень скоро он добился крайне нежелательного  для пустынножителей распоряжения. Из Повенца, где находились руководство Петровских заводов, уполномоченный губернатора  строго велел представить полностью ответы и безотлагательно приступить к разглагольству. Общежительство и на этот раз вынесло, казалось бы, сокрушительный удар. С горячей слёзной просьбой к Господу Богу о помощи, ходатаи сумели убедить начальство в том, что испол-  нение столь колоссальной задачи, по здравому разумению, без продления срока немыслимо.
    Выговцам дали отсрочку почти на четыре месяца.
    28 июня 1723 г. в канцелярии Петровских заводов посланцы Выгореции вручили ландрату Григорию Федоровичу Муравьёву рукопись в двух экземплярах – труд получивший название - “Поморские ответы”. В подлиннике книга озаглавлена как “Ответы пустынножителей на вопросы иеромонаха Нео-  фита”. Рукопись заключала в себе 366 листов (732стр.). Один экземпляр был предназначен Неофиту, другой – для хранения в заводской канцелярии.
    Основным автором “Поморских ответов”, главным составителем их считается Андрей Денисов. У И.Филиппова сказано: “Андрей все сам писаше, на собор, на свидетельство всегда полагаше, и читаше и рассуждаше, и советоваше”. И тут
же имеется добавление: “Пособствоваше ему и брат его Симеон, Трифон Петров ...” (История Выг. пуст.,с.172).
    Вот мнение на этот счет современного историка: “Несомненно, что текст “От- ветов” был коллективным трудом целой группы книжников Выга во главе с его наставником Андреем Денисовым. По особому плану выговские отцы собирали документальные свидетельства и материалы для этого грандиозного полемичес- кого труда, используя значительный ранее накопленный материал о церковной реформе патриарха Никона. Ближайшими помощниками Андрея Денисова были его брат Симеон и Трифон Петров. (Н.Ю.Бубнов. “Поморские ответы” - главная книга старообрядцев”. “Поморский вестник” N 21, 2008. Рига,с. 3-8). 
    В этой же статье отмечено, что “ни один из истинных авторов книги из опасе-ний ареста и репрессий не был отпущен выговскими иноками для “разглаголь-  ва” с иеромонахом Неофитом. Нет их “рукоприкладства”(подписей) в экземпля- рах книги, подготовленных для Синода и императора”
    “Поморские ответы” подписали 9 уполномоченных Выго-Лексинского общежительства: Даниил Викулин, Ипатий Максимов, Пётр Акиндинов,Михаил Андреев, Клим Ефремов, Иван Михайлов, Павел Дементьев,Севастьян Савинов, Антоний Лукин. (Словарь “Старообрядчество”. Москва.1996, с.228).
    Книгу открывает “Предисловие”. Оно гласит: “Мы, Древлеправославныя Церкви остальцы, от православных праотцев и отцев родившиися и научивши- ися, православных древних архиреев и прочих святых отец и святых российских чудотворцев и Богопросвященное благочестие по священным и староцерковным книгам соблюдаем. Не новины какие затеяхом, не догматы своемышленныя но- вовнесохом, не за своевольныя предания утверждаемся, но готовыя Древлепра - вославныя предания содержим, в готовей Древлеправославной Церкви пребы- ваем”. (Краткое пояснение вышеизложенного текста: “Мы остальцы (исповед- ники, оставшиеся  верными) Древлеправославной Церкви, от православных праотцов и отцов родившиеся и научившиеся,храним заветы древних архиереев, прочих святых отцов и святых российских чудотворцев и Богопросвященное  благочестие соблюдаем по священным и староцерковным книгам. Не какие-то новшества нами затеяны, не своеумные догматы и своевольные предания вно- сим, но исконные древлеправославные догматы чтим и в изначальной Древле- православной Церкви пребываем”).      
    Сдержанные, глубокомысленные выражения, характерные для речи и письма Андрея Денисова, сказались и в стиле “Поморских ответов”. Замечание Симео- на о том, что ответы должны быть более жесткими и острыми Андрей отклонил:
“Брате, любезный Симеоне! Уже нам российских архиереев и философов ника- кою ревностью не возвратити будет в свое состояние. Тако Богу изволишу в последнее печальное время...Но кийждо (каждый) из нас да спасает душу свою. А к ним с почтением да ответствуем...По святому апостолу –  благоумнее да пи- шем и глаголем”. (А.Борисов. “Описание жития Андр.Дион.Выгорецкого”.Дре-
 влехранилище Института русской литературы. Усть-Цилемское собр.№ 41).
   
    106 ответов на вопросы иеромонаха Неофита выговцы составили в течение девяти месяцев. Уже отмечалось, что за редкостной,  исключительно объемной книгой стоит неизмеримый, превеликий труд. Передать содержание каждого от- вета в нашем повествовании невозможно. Попытаемся хотя бы перечислить их, воспользовавшись текстом из  книги упомянутого И.А. Прозорова “История старообрядчества”. В ней сказано, что на каждый вопрос дан обстоятельный ответ с убедительными ссылками на Священное Писание, Кормчую книгу, при-  ведены также многочисленные исторические подтверждения.
    В первом- четвёртом ответах говорится о ”православности Древлероссийской Церкви и о согласии её с восточной Церковью”;   
    В пятом-пятнадцатом ответах рассматривается перстосложение;
    Шестнадцатый- двадцать четвертый ответы разъясняют обоснование возгла-шения  сугубой “Аллилуии”;
    Двадцать пятый ответ  - “О согласии всероссийском до Стоглавого собора”;
    Двадцать шестой – тридцать первый ответы содержат суждения “о правлении книжных описей”;
    Тридцать второй – тридцать пятый ответы – об обычаях прежних патриархов и патриархах нововводных;
    Тридцать шестой – тридцать девятый ответы – разбор “Кириловой книги”;
    Сороковой - сорок седьмой ответы – возвращение к вопросам о перстосло- жении;
    Сорок восьмой – пятьдесят первый ответы – суждения, мнения, оценки новин в великороссийской Церкви. Ответ 50-й разделён на 38 глав. В каждой подроб- но разбирается то или иное новшество;
    Пятьдесят второй ответ излагает отношение выговских отцов к Государю и Синоду;
    Пятьдесят третий ответ вновь касается применения в богослужениях хвалеб-ного песнопения “Аллилуии”;
    Пятьдесят четвертый-шестьдесят четвертый ответы отражают подробные суждения выговцев о просфорах;
    Шестьдесят пятый-семьдесят первый ответы посвящены Кресту;
    Семьдесят второй-семьдесят четвертый ответы – это выводы относительно действий царя Алексея Михайловича и их последствий для Староверия;
    Семьдесят пятый-семьдесят восьмой ответы – о церковном благочестии. Дре- внем и новом;
    Семьдесят девятый-девяносто седьмой ответы характеризуют предпринятую патриархом Никоном правку книг, постановления Соборов 1654-1666 годов, участие и роль в них греков;
    Девяносто восьмой- сотый ответы дополняют суждения о древлецерковном благочестии;
    Сто первый ответ доказывает возможность и правомерность существования Церкви без священства;
    Сто второй и сто третий ответы разъясняют совершение исповеди и крещения при отсутствии духовного лица;
    Сто четвертый-сто шестой ответы обращены к не менее сложным,чем прочие, вопросам о причащающихся, о нерукоположенных, написании числа антихристова.
    В ”Поморских ответах” имеются также предисловие , увещание и надсловие.

    Истории Выгореции, житию и деяниям её подвижников значительные работы посвятил упоминавшийся выше Иван Никифорович Заволоко. В сборник”Стра- нник идущий в гору”, изданный носящим его имя Староверческим обществом (2004), вошли четыре статьи И.Н.Заволоко, печатавшиеся в “Старообрядческом церковном календаре”: “К 270-летию основания Выговского общежительства” (1965), “260-летие основания Лексинского общежительства”(1966), “Андрей Дионисьевич Мышецкий” (1970), “Поморские ответы” и их значение для старообрядчества”(1973).
    Последняя статья содержит общую оценку “Ответов” и объяснение сущности ряда основополагающих в поморском вероучении вещей.
    В рассмотрении Ивана Никифоровича остановимся на вопросах “сложения перстов в крестном знамении”, таинства крещения, на возможностях существо- вания Христовой Церкви без иерархических чинов. Избранные выдержки (кое-где сокращенные) приводятся, естественно, в изложении И.Н.Заволоко.
    “В предисловии к “Ответам” выговцы желают присланному учителю Неофиту  мира, здравия, спасения и смиренномудрого правого и милосердного рассуждения”, напоминают указание Петра I “имети о происшедшем несогла- сии тихое кроткое и безопасное разглагольство и принуждения не творити на- сильна, в произвольной вере”. Если прибегнуть  отчасти к современному языку, то выговцы заявили:
    “Мы в Древлеправославной Церкви никакого раскола  не сотворили, с наме- рением спасительным пребываем в древлеправославных уставах.  Поэтому не являемся расколотворцами. А приобщения к нынешней российскиой церкви опасаемся, не отвергая ни ее священных санов, ни тайнодейств церковных, но  новин от никоновых времен нововнесенных, боясь...”

     Ссылаясь на А.Денисова, Иван Никифорович указывает, что двуперстие установлено благословением Христа Спасителя. Это подтверждают в своих пи- саниях и древние греческие учителя блаженный Феодорит,  Петр Дамаскин и др. (Ответы 11-й, 5-й). Святый Дамаскин и священные богословцы: Анастасий, патриарх Антиохийский, Кирил Александрийский, святой Максим, с ними же вся кафолическая церковь научают исповедовати в Христе два естества – Божество и человеческое. Так Древлеправославная Церковь и знаменует в сложении перстов два названных естества. (Ответ 14-й).
     В заключение 8-го и  9-го ответов  говорится “Святая Божия Соборная Церковь воплотила двуперстие и иначе поступить не может. Святые апостолы и Святые отцы знаменования тремя перстами нам не передали и “сего прияти боимся” (Ответ 8-й). “В древлеписменных книгах написано: кто не знаменуется  как Христос двумя перстами, тот будет проклят”(Ответ 9).
    Разбору таинства крещения – второго догматического нововводства Никона посвящены статьи 35-я и 36-я Ответа 50-го: “В великороссийской церкви  таинство святого крещения, как в погружении, так и в обливании действительно и приемлемо...Но в древлеправославной церкви , от святых апостолов и святых отцов три погружения в крещении заповедано, обливания же велено нигде не видети,более того  запретить”. Этот вывод подтверждается многочисленными выдержками из творений святаго Дионисия Ариопагита (ученика апостола Пав- ла), святаго Иоанна Златоустого, святаго Иоанна Дамаскина и других учителей Церкви.
 
    В 101-м Ответе указывается, что в “нуждных случаях” и без иерархических
чинов может существовать Церковь Христова. Приводятся слова св. Иоанна Златоустого, что “Церковь Божия не только стены и покров, а вера и житие... Церковь не стенами и столпами утверждается, но верою православною и житием благочестивым ограждающися сияет... и вера православная не в стенах заключается, а в нерассудном (несомненном) сложении богодухновенных писа- ний святоцерковного предания”(Ответ 101-й, л.348).
    “Господь наш Исус Христос многим апостолам, священства не имущим,пове- ле (велел) крестити.  Святой апостол Анания еще в диаконах, крестил апостола Павла ввиду оскудения  пресвитеров... И если во времена апостолов бывали церкви без архиереев и священников(в Самарии, Дамаске), то “явственно есть, яко вера православная и церковь святая во время нужды, может без священников пребывати”.(Ответ 101, л.349)   
    Внятно разобрано Иваном Никифоровичем отношение поморцев к святому Причастию. И здесь он подчеркнул мудрость Андрея Денисова, его исключи- тельные познания  глубины вероисповедания.

                “Разглагольство ради отыскания истины”
    Ожидалось, что по окончательном представлении выговцами “Ответов”, сра- зу же, в конце июня – начале июля, совершится разглагольство – иначе говоря, обсуждение, публичный разбор догматических определений, дискуссия.
    Неофит, направленный Синодом к пустынножителям со всеми инструкциями, как уже сказано, навязчиво и грубо напоминал о своей персоне, придирался к староверам, обвиняя их в медлительности, торопил и заранее назначал сроки разглагольства.
    И вот “Ответы”, что называется, предъявлены. Начальство не только опове-
щено – оно прибыло во главе с Григорием Федоровичем Муравьевым. В нема- лом числе присутствует народ.
    Самая пора начинать разглагольство. Однако Неофит что-то мешкает и пома- лкивает. Условленного на “малом разглагольстве” продолжения, разговора,  к которому он непрерывно понуждал, не начинает. Неожиданно иеромонах пре- рывает тягостное выжидание странным, на первый взгляд, заявлением. Сослав- шись на некие неясности, он изрекает, что разглагольство нужно отложить.  Мнение выговцев его не интересует. Чиновники, выслушав объяснение Неофи-та, совещаются. В конце концов обсуждение “Ответов” переносится на сентябрь.
    Причиной внезапных ухищрений иеромонаха оказалось, вероятно, появление среди начальства обер-гофмейстера (старшего придворного чина) Василия Дми- триевича Олсуфьева, который вызвался передать экземпляр “Ответов”, минуя Синод, напрямую императору. Миссионера такая “услуга” не устраивала. Слов- но, забыв о своих недавних требованиях, он сумел отодвинуть дискуссию.
    4 сентября 1723 года на квартире иеромонаха началось “большое разглаголь- ство”. Прежде всего следовало договориться о том, как вести обсуждение.Выго- рецию снова представляли Мануил Петров и Иван Акиндинов. Они тотчас выд - винули условие, зависящее от Неофита: “Благоволи по указу творити чинное разглагольство, изволь прочитывать каждый наш ответ и на него оглашать свое
возобличение” (И.Филиппов. с.182).
    Иеромонах однако с первых минут, наверное, преднамеренно внёс путаницу. Прочитав свой первый вопрос, он вместо первого ответа, который тут полагался и был составлен выговцами, частично привёл четвертый ответ и стал его разби- рать. Уличённый в подтасовке, Неофит вынес из соседней комнаты вручённую ему книгу “Ответов”. Начал зачитывать отрывки, снова невпопад, и опять впал в “неправое возобличение”.
    Выговцы обратились к ландрату с просьбой пресечь своеволие и уклонение Неофита от государева указа. Порядок обсуждения “Ответов”, предписанный этим указом, не соблюдался. Выговцы настаивали: иеромонах должен  внять высшим установкам. Указ необходимо прочесть еще раз и вслух. Ландрат согла- сился. Документ был оглашён, хотя Неофит всячески противился, особенно прочтению пунктов, которые сам неоднократно нарушал. Оглашение указа не принесло оживления дискуссии. Обсуждение расстроилось, смялось. Стало очевидно, что препираться с Неофитом бессмысленно. Ландрат Муравьёв отдал какие-то команды и присутствующие отправились “по домам”.
    Назавтра пополудни раскатился по территориям Петровских заводов барабан- ный бой. Население извещали о предстоящем публичном разглагольстве. Народ сходился к дому, в коем имел временное жительство иеромонах. Люди заполня- ли двор, подступы к нему. Внутри дома размещались избранные, “господа”.
    Мануил и Иван пришли с надеждой, что между ними и Неофитом наконец сложится пусть и непростой, но толковый, честный разговор, выдержанный в приемлемом тоне, без подмены неизбежной в таких случаях резкости оскорбле- ниями и бранью.
    Ожидания посланцев Выгореции не сбылись. Снова Неофит явился без обяза- тельной для обсуждения книги “Ответов”. В руках у иеромонаха, как и накану- не оказались только “тетратки” - наброски суждений об ответах. Использование Неофитом скороспелых записей, опять же в нарушение порядка, не могло не вызвать протеста выговцев. Их возражения “учитель” встретил яростными ок- риками, даже велел молчать.
    Конфузом для иеромонаха обернулась его ссылка на митрополита Киевского Михаила, чье объяснение троеперстного крестного знамения он привёл, как не- опровержимо истинное. Выговцы тут же задали вопрос: в какой книге владыка Михаил почерпнул это утверждение? Бранясь, не сразу, но всё же монах назвал издание киевской печати - ”Православное исповедание или катехизис”, увидев- шее свет в 1645 г. Мануил и Иван знающе уведомили Неофита, что сей источник – сомнительный, ибо братья Лихуды в своем трактате “Врачевание” разглядели в появлении “киевской” книги, хотя и напечатанной по-русски, не- добрый умысел. Составлена книга в духе западной церкви. Подлинные идеи Православия в ней затушеваны. Сознательно изменены имя автора и место составления книги, нацеленной в конечном счете на то, чтобы “церковь истинную возмутить”.   
    Уловки, высокомерие Неофита привели его к явной несостоятельности. Скре- пя сердце, он выслушал укоризну Мануила: “Сколько светлых и незазорных святоцерковных свидетельств изложено нами, не изволил  ты ни прочесть, ни воответствовать на них, зато изволил огласить свидетельство из такой зазорной книги, которую ваши премудрые учителя обличают, как церкви противную; так и на прочие твои свидетельства, если бы с кротостью послушал, показали бы, чего ради они нам недостоверны суть”. (И.Филиппов, с.184). Здесь следует внести уточнение. Говоря о “премудрых учителях”, Мануил скорее всего имел в виду братьев Лихудов. Так вот эти приезжие и называвшие себя поборниками право- славия греки, были всё-таки уличены, по словам В.П.Рябушинского, в подозри - тельной близости к католичеству. Случай нередкий, ибо послениконовскую Русскую Церковь просвещали латинщики – польской разновидности в лице киевских монахов и итальянской - в лице греков. (В.Рябушинский. Старообрядчество и русское религиозное чувство.Изд-во “Мосты”. 1994,с.37-38). О таком вторжении латинства в Россию выговские хранители Староверия, по крайней мере, Андрей Денисов и его соратники, разумеется, знали.
    Что касается непосредственно прений, то они скатывались к пустопорожней перебранке. Неофит терпел неудачу и попытался оправдаться. Однако, многие участники разглагольства уже не желали наблюдать его беспомощность. Впро-чем, беспомощным он не был, богословской подготовкой обладал. Но иеромо- наха подвели заносчивость и недооценка выговцев.
    За окнами стемнело. Надвигался поздний вечер. Помещение стало быстро пу- стеть. Ещё раньше опустел двор.
    Если Мануил и Иван с чувствами собственного достоинства и благодарности Всевышнему вернулись к повседневным обязанностям и заботам, то Неофит не распростился с Повенцом. Гордыня, самолюбие, наверное, опыт каких-то прежних действий, склонили его к поступкам, граничащим с насилием, что со- вершенно не предусматривали инструкции, которые он обязан был выполнять неукоснительно.
    Проиграв публичный словесный поединок, Неофит намеревался, очевидно, “увещевать” староверов посредством сыска, допросов, запугивания. Некоторые шаги в этом отношении он предпринял.
    “ И от такого его проискания был он всем горек – и заводским и прочим жителям, которые не могли от него таких неправедных напрасных нападков терпеть и написали на него челобитную, что оный учитель иеромонах Неофит поступает не по указам и не пунктам, как ему из синода приказано”.(И.Филип- пов, с.189).    
    Челобитную в Петербург повёз заводской житель Леонтий Дмитриев. Сначала прошение попало в Сенат. Оттуда – после рассмотрения – в Адмирал- тейскую коллегию. Из коллегии на Петровские заводы поступил указ, чтобы заводские командиры не чинили людям обид. Синод своим указом, направлен – ным прямо Неофиту, предупредил иеромонаха, что всякое своеволие будет строго наказываться. Неофит не очень-то внял напоминанию, в дальнейшем его самоуправство могло повториться, но вскоре иеромонах умер.

    Со времени словопрений выговцев между выговцами и иеромонахом Неофитом прошло без малого 300 лет. И доселе “Поморские ответы” никем не опровергнуты. Равных им и незыблемо доказательных богословских выводов, насколько известно, не появилось. Что касается осечки, постигшей миссионера в 1723 году, то она не была случайной.
    Примечательную статью опубликовал в 1884 г. журнал “Русь”. Её автор, изве-стный славянофил, философ, богослов, преподаватель Петербургской духовной академии Р.П.Гиляров-Платонов высказал суждение, что официальные богословы в спорах со старообрядцами терпят неудачи. И он довольно смело, имея в виду его должность и настроения, в первую очередь высокого правосла- вного духовенства, обозначил нелицеприятные для своего окружения причины, по которым в диспутах  со староверческими начётчиками богословы Русской Православной Церкви оказывались побеждёнными. “Дело в том ,что учителя раскольников, начиная с Денисовых, твердо знали подлинники отечественной литературы и переводы зарубежной. Представители же официального православия проявили небрежность к сочинениям отечественных мыслителей и не очень-то уважали переводные работы”.
    Это обстоятельство Н.П.Гиляров-Платонов отнёс к числу источников усиле-ния староверчества: “При всех серьёзных разглагольствованиях прошлого века (Неофита, Питирима), церковные борцы отбиваемы были со срамом (именно) по невежеству их в отеческой богословской литературе...Отсюда, во-первых, вечное недоразумение, досель продолжающееся, во-вторых, приемы подделок. Раскольники представлялись не только невеждами, но и дураками, которых можно провести (“благочестивым подлогом”). Если спросить: кто больше виноват в расколе, никоновское ли исправление или дальнейшие его защитники, то не обинуясь должно поименовать неумелых оруженосцев церкви вроде Питирима или Прокоповича”.(Н.П.Гиляров-Платонов. “Урезанный путь” журнал “Русь” N19,1884).   
    Автор статьи дорого заплатил за свою принципиальность – митрополит Филарет лишил его академической кафедры. Такие последствия ученый, навер-ное, предвидел. Тем не менее он признал и отметил состоятельность убеждений староверов, хотя сторонником Древлеправославия он, конечно, не был. Кстати, он писал: “Публицист, не уважающий истории и преданий своего народа, столь же недостоин своего призвания...как нахальный льстец властей”. (Литературная газета. № 32, 2008).   
    Статья “Урезанный путь” написана спустя более ста лет после разглагольства 1723 г. и бесславного для иеромонаха исхода прений. Несмотря на давность имя Неофита упомянуто. И не ради него, а скорее потому, что обсуждение основ Староверия было событием с “Поморскими ответами” в центре.
    Это произведение – детище Андрея и Симеона, что не отрицает никто – с течением времени обретает всё большее значение. Это -  труд в первую голову богословский, отстаивающий истины Древлеправославия. И вместе с тем – труд литературный, исполненный богатства русского языка, выразительного письма, мудрого сочетания родного слова и глубокой мысли.
    “Поморские ответы” - пожалуй, главное свершение в творческих достиже - ниях выговских богословов, историков, летописцев – всех, кто оставил пусть и скромные письменные памятники.
    Владимир Павлович Рябушинский  - видный  приверженец старой веры в своей книге “Старообрядчество и русское религиозное чувство” отметил, что в первые сто лет после раскола литературная деятельность у беспоповцев была более плодотворной, чем у старообрядцев, приемлющих священство. Объяснение, на его взгляд, заключается в том, что среди первых оказались такие талантливые люди, как Андрей и Симеон Денисовы.(Сам В.Рябушинский  являлся поповцем). 
    “...Денисовы не были только защитниками специфических убеждений своего согласия (поморского), а прославились на всё старообрядчество и за пределами его, как даровитые апологеты древлего благочестия в его целом...
    ... В писаниях Денисовых мы находим признаки связи старообрядчества с об-щерусской культурной жизнью”. (В.Рябушинский. Указ. соч.,с.82).
    Один из таких признаков видится в близости духовных стихов Андрея и Симеона к русской поэзии, взрастившей среди других гениального Пушкина, которому принадлежит неповторимое переложение великопостной молитвы Ефрема Сирина:
               Отцы пустынники и жены непопорочны,
               Чтоб сердцем возлетать во области заочны,
               Чтоб укреплять его средь дольних бурь и битв,
               Сложили множество божественных молитв...
    В этих и в двенадцати последующих строках, обращенных к Богу, мы нахо- дим созвучие со стихами братьев Денисовых.
    Не только признаком, но значительным явлением культуры в истории Выго-Лексинского общежительства можно считать школьное дело, обучение детей и юношества грамоте, переписывание изготовление книг, распространяемых затем далеко за пределами Выгореции,что становилось фактом всероссийского значения.
    Имеющими несомненный литературный вес и достоинства подлинных про- изведений русской литературы её начального периода есть основания считать упомянутые выше книги Симеона Денисова “История о отцех и страдальцах соловецких” и “Виноград Российский или описание пострадавших в России за древлецерковное благочестие”.
    Выше отмечалось, что выговские “любомудры” в прениях на историко-богословские темы не уступали синодальным миссионерам, обладавшим акаде-мическим образованием. И потому, в первую очередь, что не один пустынно- житель был превосходным книжником. А собрание книг на Выге отличалось необычайным разнообразием, о чем также шла речь в предыдущих главах. Повторим, что в нескончаемых поездках ради хлеба насущного Андрей и Симеон столь же постоянно заботились о приобретении книг и пополнении крупнейшей на Севере библиотеки. Удивительно , но на её полках хранились труды по географии, физике архитектуре. Тексты некоторых философских и богословских сочинений зарубежного происхождения Андрей лично редактиро-вал с целью их доступности для своего собрата, выговского читателя.
    Книгохранилище располагало трудами учителей церкви Василия Великого, Иоанна Дамаскина, Афанасия Александрийского, Ефрема Сирина, древнерус-ских мыслителей Ермолая Эразма, Нила Сорского,Кирилла Туровского.
    Немалую часть книжной коллекции составляли сочинения самих выговцев: собранные в сборники посвящения праздникам и отдельным единоверцам, сти-хотворные поздравления и догматические толкования, исторические свидетель- ства, письма личного и общественного характера.
    В составе библиотеки упоминается учебник по просодике, то есть, стихосло- жению, Эта книга не просто занимала место. Она применялась как учебное по-собие на школьных занятиях. Юношество учили писать стихи. Быть может, не только братья Денисовы их сочиняли. Но о других мы ничего не знаем.
    Творчество выговцев привлекает в той или иной степени внимание  литерату-роведов, историков, удостаивается высоких оценок. Примечательно, скажем, совпадение взглядов исследователей из двух разных эпох.
    В,Г.Дружинин в 1911 г. писал: “Если нам удастся доказать, что в Выговской пустыни существовала преемственная школа словесных наук, а плоды ее известны по рукописям, то нам представляется, что школа эта может внушить особый интерес для изучения, помимо расколоведения, открывая новую страни-цу в истории литературы...” (В,Г.Дружинин. Словесные науки в Выговской поморской пустыни. Журн.Мин.народ.провещ. 1911,N6,с.247-248). 
    В подтверждение факта существования на Выге подлинной литературы выс-казалась современный исследователь Н.В.Понырко: “Демократизм и народное начало, характеризующие старообрядчество XVIII века, превратили выговскую литературу в непретворявшееся доселе в пределах одной школы тесное соединение двух направлений словесности – фольклора и литературы”. (Кн. Вопросы истории русской средневековой литературы.Л.1974,с.275).   
    Данные примеры свидетельствуют о связях духовно-литературного творче- ства выговцев с общерусской культурой, в определённой мере послужили её развитию. Во всяком случае история русской литературы неполна без выговской страницы. Если в этой истории отведено место непревзойдённому  Аввакуму, то рядом с ним должны находиться Андрей и Симеон Денисовы.
    Подобное мнение возникло среди историков и писателей не вчера. Духовные свершения, литературные труды братьев Денисовых превозносил с искренней похвалой, по-братски тепло и восторженно отзывался о них замечательный русский поэт, выходец из староверов Севера Николай Клюев (1884-1937). Выго-реции он посвятил свою поэму “Погорельщина”, проникновенные строфы в ряде стихотворений.
    Приведем краткие отрывки из его стихов, в которых звучит тема Выговской пустыни, а если сказать полнее – Выго-Лексинского общежительства.
               Леса – тулупы, предлесья – ноги,
               Где пар медвежий да лосьи логи, 
               По шапке вьются пути-сузёмки,
               По ним лишь думу нести в котомке
               От мхов оленьих до кипарисов...
               Отец “Ответов” Андрей Денисов
               Да трость живая – Иван Филиппов
               Сузёмок пили, как пчёлы липы.
               Их черным мёдом пьяны доселе
               По холмогорским лугам свирели.
               По сизой Выге, по Енисею
               Седые кедры их дыхом веют.
                “Погорельщина”
               
                Вот чайками, как плат, расшито
                Буланым пухом Заонежье
                С горою вещею Медвежьей,
                Данилово, где Неофиту
                Андрей и Симеон, как сыту*,
                Сварили на премноги леты
                Необоримые “Ответы”.
                “Разруха” 
                *Сыта -медовый взвар на воде.

    В нашем очерке-повествовании  нередки ссылки на “Историю Выговской пустыни”, написанную Иваном Филипповым.В разные времена эта книга привлекала внимание совершенно непричастных к Староверию людей.
    В 1933  г. лауреатом Нобелевской премии по литературе стал русский писатель Иван Алексеевич Бунин. Высокая награда явилась несомненным приз-нанием его творчества во всей совокупности. Особую оценку получил роман “Жизнь Арсеньева”. И это яркое произведение начинается словами:
    “Вещи и дела , аще не написаннии бывают, тмою (тьмою) покрываются и гробу беспамятства предаются, написаннии же яко одушевленнии...”. Началь-ные, несколько изменённые строки, принадлежат И.Филиппову. В подлиннике они читаются так: “Вещи и дела, бывшая и бывающая,великая и малая, веселая и печальная, аще ненаписана бывают, тмою неизвестия покрываются и гробу беспамятства предаются... Написанная же яко одушевленна вещают”. (И.Бунин.Собр.соч.,т.5,с.599.Изд-во “Худ. лит”,М.1989).
    Сей красноречивый факт еще раз свидетельствует, что имена выговских писателей пользовались известностью, что делало их произведения, о чём уже сказано, частью русской литературы.

    Стержнем наших размышлений в этой главе являются “Поморские ответы” и, считая их вершиной философско-литературного творчества братьев Денисо- вых, нельзя вновь не подчеркнуть, что прежде всего – это свод религиозных догматов защитно-полемической направленности, это – церковная книга, благоволением Господним рожденная во имя провозглашения и утверждения Древлеправославия, это - средоточие незаёмной богословской мысли, питаемой духовным наследием предков, это – завещание потомкам, дарующее им идеалы истинной веры.
    “Поморские ответы” были восприняты староверами всех согласий как главное руководство для объяснения догматов Древлеправославия. Известность и почитание Андрея Денисова в староверческой среде стали едва ли не повсе-     местными. Через полтора столетия после его смерти один старообрядец “заявил, что он принадлежит к христианской вере, принятой святым князем Владимиром при крещении Руси и исповедуемой согласно 106 (ста шести) ответам, данным  при царе Петре князем Мышецким”.(С.Зеньковский. Указ. соч.,с.459).
    П.Любопытный называл А. Денисова “патриархом Поморской церкви”.

                “Пылающая Соловецкой киновии  история...”
    Избавившись в 1717 г. от ига “новгородского заточения”, длившегося четыре года, Симеон Денисов, повторим, продолжительное время жил скрытно, прок-радываясь в общежительство и таясь в окрестных скитах. Опасался он сыска и нового ареста. Только спустя долгие месяцы, убедившись в отсутствии угрозы, Симеон приютился у Андрея, пользуясь время от времени и радушием Даниила Викулина.
    Тюремное узилище, испытанное Симеоном – не лучшее место для писаний. Нельзя тут не вспомнить протопопа Аввакума, созидавшего свое бессмертное “Житие” в яме-землянке, где от холода коченели руки, а дым из чадившей печурки разъедал глаза. Но Аввакум писал...
    Лихую участь подневольного человека изведал и Симеон. Достало голода, кандалов, избиений. Однако, на каких-то бумажных обрывках он ,Бог весть чем,  составлял записки главному своему мучителю Иову. Тот, не будучи глупым, не мог не признать в Симеоне способности складно писать. И тогда, что уже  отме- чалось выше, митрополит велел узнику изложить в письменном виде доказате- льства правоты Древлеправославия. Выдвинутые Денисовым доводы крити-чески взвешивал ученый Лихуд, но опровергнуть их он не смог.
    Кроме того, на свой страх и риск Симеон составил и переправил Иову три послания. Он знал, что ему не сдобровать , если митрополит разгневается, но, вероятно, в часы нависающей опасности, горемыка Симеон в который уже раз  прочувствовал силу слова и то, что ему дано выразить свое восприятие Божьего мира, отобразить ход событий, свидетелем и участником которых суждено стать, запечатлеть судьбы братьев по вере, особенно тех, кто взошёл на ступень подвига и мученичества, чьи невиданное мужество и самопожертвование во имя отчей  веры овеяли нетленной славой их имена. 
    Симеон с младых лет слыл стихотворцем, увлекался сочинением выстроен- ных в столбики строк с четким отрывистым звучанием. Называли это и скла- дами, и виршами. Было в ходу слово “пиит”, равнозначное нынешнему - “поэт”. Симеона, надо полагать, мало интересовали титулы и литературные термины. Он просто высказывал стихами то, что было у него на душе. Впрочем, поэтичес- ких занятий Симеона мы касались. Напомним:
                Гряду, гряду я, млад,
                В пустыню, дальнюю пустыню.
                Пустыня мне подаст отраду,
                Бежавшему от мира младу.
    Стихотворным словом, однако не обойтись, когда нужно излагать факты, когда необходима твердая речь, предстоит перечисление многих лиц, дат, усло- вий. За каждым лицом – жизнь и судьба. За каждой датой – происшествие, либо гораздо большее. За каждым условием – некое действие. Поэтому только перечисления здесь недостаточно. Требуется раскрыть и передать всё это в це- лом.
    Такую задачу и выполнил Симеон Денисов, написав “Историю о отцех и страдальцах соловецких”. Есть предположение, что замысел знаменитой книги родился у Симеона за решеткой в архиерейском дворе новгородского митропо-лита, который уж никак не содействовал творческим устремлениям “раскольщи- ка”. Ощутив в себе намерение создать литературный памятник соловецким вои- телям за древнее благочестие, Симеон понял, что нуждается в усиленной подготовке, освоении отеческих книг не только по истории, но и других сочинений.
    Скрываясь после тюрьмы у единоверцев, находясь рядом с Андреем, Симеон погружался в чтение книг, чему содействовал и на чем настаивал старший брат.Конечно, озабоченному сверх головы Андрею Симеон всецело помогал, на время оставляя толстенные тома, премудрости которых он старательно пос-тигал.
    Встреченный ликованием выговцев при открытом появлении перед ними в Светлую неделю Воскресения Христова весной 1718 года, Симеон, вероятно, в это время уже писал свою “Историю”. Он не указал точную дату завершения работы над книгой, Историки считают, что это происходило в конце 1710-х годов, не позднее 1720-го, о чём, кстати, уже упоминалось.
    Осада Соловецкого монастыря войсками царя Алексея Романова, восстание соловецких монахов против посягательства на святыни русской веры, “Соловец- кое сидение”, как попросту названо восьмилетнее сопротивление защитников монастыря силе, куда более мощной и по численности, и по воинской выучке – всё это трагические страницы отечественной истории.
    
    ...Первыми, кто начал обживать Соловки, были затворники с Выга Саватий и Герман. В 1429 г. они воодрузили на Соловецком – крупнейшем из трёх остро- вов – крест , построили келью, предались молитвенному одиночеству. Вскоре Герман отлучился. Саватий шесть лет жил совершенно уединённо. Затем он возвратился на Выг.
    В 1436 г. Герман вместе с преподобным Зосимой закладывают первый на острове деревянный храм Преображения Господня. Позднее, с возведением всего монастыря, обитель получает наименование Преображенской. Во второй половине 15 века строится еще одна деревянная церковь во имя Успения Пресвятой Богородицы.
    1549 г. В Соловецком монастыре три деревянных церкви, в которых хранятся более 300 икон. Развивается хозяйство. Действуют соляные варницы, ветряные мельницы. Устроен скотный двор. Насельники  монастыря располагают 12-тью рыболовными и грузовыми судами.
    В бытность настоятелем монастыря игумена Филиппа,  (в миру – Феодора Ко- лычева;1507-1569), позднее митрополита Московского и всея Руси, причислен- ного к лику святых, состоялись грандиозные свершения. С середины 16 века оборудуются кирпичные цеха, налаживается дренажная система. Произведено соединение 52 озёр в одно “Святое озеро”,снабжавшее монастырь питьевой водой. Прокладываются дороги, вместо деревянных ведётся  строительство кирпичных сооружений.
    В конце 16 века среди других поднялись каменные неповторимые Преобра- женский и Успенский храмы. Монастырь оградили стенами из тёсаного камня. В километровой ограде встали восемь башен. Высоту стен довели до 10 метров, ширину – до 5-6. Невозможно представить, какой колоссальный труд вложен и пожертвован, чтобы воздвигнуть одну только эту ограду. А ведь в те же годы строились храмы, палаты, жилища , склады.
    Соловецкий Преображенский монастырь превращался в особый духовный оплот и центр Русского Православия – славный далеко за границами острова, который нередко терялся среди студёных и туманных вод Белого моря.
    Всего лишь упоминание Соловецких святынь вызывало в сердцах христиан чувство глубокого почтения. В этом монастыре рождались уставы церковного бытия, их вынашивали духовные отцы, глубоко умудрённые беззаветным и долгим служением, объемлющим всю их жизнь – от детских до старческих лет – служением, в коем не было места тому, что зовётся мирской суетой.
    К середине 17 века религиозное, духовное и хозяйственное значение Солов- ков достигло исключительного уровня. Многое они значили и в оборонном отношении., являясь единственной серьёзной крепостью на Белом море и прикрывая северо-восточную границу со Швецией и Финляндией и открытые морские пути из России на Запад.
    Монастырь владел внушительным имуществом даже в Москве, не говоря уже о сельхозугодиях, монастырских сёлах, соляных промыслах, товарных складах на морских берегах.
    На сельскохозяйственных и рыбных угодьях, на промыслах работали тысячи людей. В самом монастыре трудников насчитывалось около 700 человек..
    Богатой была казна. В 1664 г. монастырь переслал царю 20 тысяч рублей – сумму, равную годовому жалованию 5000 офицеров и солдат.
    В монастырских складах хранилось огромное количество оружия, продоволь-  ствия. После взятия монастыря царскими войсками, запасы хлеба оказались достаточными для прокормления в течение года 1000 солдат. (С.Зеньковский. Указ. соч.,с.311-312).
    Было бы наивно считать Соловки благодатным местом, населённым исключительно безгрешными людьми. Это ведь Север, край, о котором шутят, что здесь 360 дней в году – зима, остальное – лето. Пережить северную зиму не-вероятно тяжело, но остров обживали, оставаясь на нём десятилетиями, на нём и умирая. Удалённость привлекала значительное число монашествующих муж- чин. Разные люди приходили сюда. Преобладали праведники. Их кропотливым, долгим трудом создано было многое, что удивляло и радовало. В частности, иноки, изобретая хитроумные теплицы, заводили огородничество, выхаживали хладоустойчивые овощи,садовые плоды.   
    Терпения и трудолюбия соловлянам доставало. И предприимчивости тоже. В скупой, казалось бы, соловецкой землице обнаружилась слюдяная жила, доста- точная для извлечения слюды, идущей на “застекление окон” и очень потребной в пору, когда выплавка стекла в России только опробывалась. Вскоре соловец- кая слюда стала доходным товаром. Как и обнаруженная поваренная соль.      
    Само собой разумеется, замечательные храмы -непосредственные творения сотен умелых рук. Каналы, образующие сложную систему явили образцы инже-нерного искусства. Правда, из песни слова не выкинешь – была на Соловках и тюрьма – как говорили, самая древняя, самая дальняя, самая строгая на Руси. В ней содержались привозные и местные узники. Но спору нет, доброе и полезное возобладало над худым и позорным.
   
    Размышления о книге Симеона Денисова мы начали с краткой истории основания Соловецкого монастыря, с имён его строителей. В первых главах нашего очерка монастырь не раз упоминался, как исток,  колыбель Выговской пустыни. Поэтому также в связи с книгой обозначены основные вехи 250-летне- го существования обители (ко времени её блокады), показаны высокие достиже-  ния на церковном и хозяйственных поприщах.    
    Оборона Соловецкого монастыря – страница в истории Древлеправославия и вообще в русской истории трагическая, и героическая. Вместе с тем – мрачная. Она вместила безмерные страдания сотен людей, принявших невероятные муки за преданность отеческой вере.
    Не ради красного словца Симеон в заглавии своей книги выделил слова:соло- вецкие страдальцы. Книга – поминание мучеников. Все они стали жертвами преступления, совершённого государственной властью, ибо жесточайшие при- казы о расправе над соловлянами отдавались приспешниками царя.
   
    Церковные новшества патриарха Никона иноки Соловецкого монастыря отве- ргли решительно. Монашеский собор числом в 500 человек направил в Москву категоричное решение о полном несогласии прежде всего с заменой старых книг и введением троеперстия.
    Затем, начиная с сентября 1667 г. последовали пять челобитных непосредст- венно царю. Пятая из них, составленная старцем Геронтием и содержащая наи- более важные изложения старой веры, утверждала, что последователи Никона создали “новую веру, весь церковный устав и чин нарушили и книги все перепе- чатали-де” не по апостольским и святоотеческим преданиям, а “ на свой разум, богопротивно и развратно”. В челобитной разбирались все нововведения и но- вые тексты сравнивались со старыми.
    Доказательства старца Геронтия были столь обстоятельны и убедительны, что легли в основу дальнейших богословских сочинений староверцев. (С.Зеньковский. Указ. соч.,с.311).
    От имени всех монахов Геронтий умолял царя “не изменяти православную веру и обещал за братию, что пусть “огню и мукам нас те новые учителя предадут, или на уды рассекут, но и так изменять апостольского и отеческого предания не будем во веки. Великий государь, царь, смилуйся, пожалуйста! “.(Акты археографических экспедиций. СПБ. 1836-38,с.211-212).
    Правительству стало ясно, что увещаниями соловлян не возьмёшь. Были вве- дены различные финансовые и экономические ограничения и запреты, весьма чувствительные для братии. Но и это не возымело действия.
    Летом 1668 г. началась военная блокада Соловецкого монастыря. К её началу на защиту обители могли встать 500-600 боеспособных монахов и их содружин- ников. Оборону монастыря возглавил архимандрит Никанор. Его поддержало большинство иноков, хотя были и противники вооруженного сопротивления посланному царём стрелецкому войску. Но отказ от борьбы с оружием в руках означал бы немедленное подчинение Соловецкой обители настоятелям, верноподданным царю, введение никоновых “новин”, неуклонно насаждаемых царской властью. Несмотря на то, что сам патриарх Никон в 1666 г. был лишен патриаршества, так называемые церковные реформы государь Алексей Михай- лович продолжал. Согласие с ними было для ревнителей Древлеправославия равносильным измене святоотеческим заветам.
    Достигший весьма преклонных лет, многоопытный Никанор замечал в братии колебания и сомнения. Он улавливал их настроения и понимал: никто не хотел умирать. Тем временем предстояла беспощадная, кровавая схватка, в которой, он чувствовал это нутром, им не победить, а скольким суждено остаться в живых – Бог весть...
    Чтобы потом в ком-то меньше обманываться, Никанор предоставил каждому свободный выбор: либо остаёшься в монастыре и готов разделить со всеми общую участь, либо уходи с правом, не подлежащим осуждению. И объявлено это было на соборе будто бы в первую очередь “малодушным и мирским людям”. Ушли, предположительно, лишь 40 человек.
    Подавляющее большинство осталось. В своей книге Симеон отмечает: “Про- чие же вси уготовишася на смерть. Их же число до тысячи и более восхоздаше”.
    Трудную, но мирную жизнь Соловецкого монастыря,  свершения насельников обители, пусть и не ангелов, но преимущественно, истых молебщиков - всё нарушила братоубийственная война.
    С ходу ворваться в монастырь, смирить непокорных монахов не удалось. Войско встало огромным лагерем под неприступными стенами. Сюда направля-лось пополнение, Москва меняла войсковых воевод, каждый из которых,прибыв  на остров, препринимал очередной штурм. Но монастырь сдерживал атаки и обстрелы почти 100 месяцев. Кольцо окружения сжималось. Защитники обители лишились помощи извне. Из-за недостатка свежих продуктов, а позже  – их отсутствия, распространялась цынга. Беда за бедой подстерегали храбрецов, монастырь однако держался.    
    В книге  Симеона приведены многие подробности ратной жизни повстанцев. Наш очерк не имеет целью их перечисление, тем более изложение. Полную картину боевых дней и ночей можно представить только читая само произведе- ние - “Историю о отцех и страдальцах соловецких”. Скажем лишь , что монас – тырь сдал чернец Феоктист зимой 1676 г. 22 января через тайный ход, указан-ный предателем, стрельцы проникли внутрь обители и открыли ворота всему войску.
    Симеон воздал должное мужеству, стойкости, бесстрашию героев обороны монастыря, их безмерной жертвенности. Они взяли в руки оружие, честно сра- жались во имя веры, зная что их ждёт. Перед читателем встают лики воинов-му-чеников, выстоявших на стенах обители под огнём противника, умиравших от стрелецких пуль и сабель в открытом столкновении и от рук извергов, будучи пленёнными.
    То, что сотворили с безоружными защитниками монастыря, ужасает. В книге предстают леденящие душу сцены, их исполнители-палачи, которых иначе, как чудовищами и выродками назвать нельзя. После захвата монастыря пыткам и казням не было счета. Но упоминания даже нескольких злодеяний достаточно, чтобы ощутить, мягко говоря, гнев и печаль, оторопь и неверие в столь дикую бесчеловечность.
    Вот оно, безумство “победителей”:
    Привезённого на саночках в одной рубахе полуживого архимандрита Никано-ра за смелые ответы отволокли на ледяной пустырь замерзать;
    Заживо заморозили старца Макария;
    Иконописцу Феодору и его ученику Андрею отсекли руки и ноги;
    Старцев Хрисанфа и Феодора четвертовали;
    Около шестидесяти иноков и бельцов подвесили на крюках за рёбра;
    До ста пятидесяти больных из монастырского лазарета, связанных попарно спинами друг к другу, таскали к прорубям и топили.
    Принявших мученическую смерть соловлян – сотни. Воистину соловецкие страдальцы!
    Симеон писал свою книгу спустя лет 30-35 после свершившихся на Соловках трагических событий. Уже минуло шесть лет, как смолкли соловецкие пушки,
 когда в Повенце в 1682 г. родился Симеон. Малолеткой он еще мог видеть кого-нибудь из прямых участников обороны Соловецкого монастыря или мона- хов, покинувших обитель до её осады. К таким относился отец Пафнутий – один из первых настоятелей Выговской пустыни. 
    Очевидцы и современники побоища на Соловках оставили в народе стойкие воспоминания. Они послужили Симеону основой его книги. “Соловецкое стояние” за старую веру вызвало громкий отклик по всей России. Печальная участь защитников монастыря отдалась  в сердцах ревнителей церковной старины состраданием и болью. Подвиг соловлян долго жил в народной памяти. Еще в середине XIX столетия среди жителей Севера и казаков бытовали песни о восстании на Соловках. Одной из них была песня,сложенная, видимо, по горя- чим следам и вошедшая в книгу Симеона. Это – обращение к некоему воеводе, посылаемому на взятие монастыря от имени царя: 
                Ты ступай ко к морю синему
                К острову тому ко большому
                К монастырю ко честному, Соловецкому,
                Ты порушь веру старую правую,
                Поставь веру новую неправую.
    Приверженцы Древлеправославия и впрямь воспринимали осаду Соловецкого монастыря, как попытку заменить отеческие заветы новой греческо-латинской верой.
    Захват монастыря, истребление поборников древлего благочестия, заметно усилили, особенно в Олонецкой, Новгородской, Псковской губерниях народное движение в поддержку Староверия. Число его сторонников умножилось.
    На богослужениях читался старинный поморский синодик (поминание) памя- ти страдальцев во имя спасения Древлеправославия:
    “Помяни Господи душа раб Твоих за благочестие пострадавших в ныняшняя последняя времена на Москве и Новеграде и во Пскове и в Казани и в Соловец- ком монастыре и в Пустозере и на Колмогорах и на Олонце и на Каргополе и на Дону и в Сибири и во всех градех и сёлах и местех и пустынях нашея Русския земли за православную веру различными смертьми от жизни сея истребленных и других раб Твоих за благочестие от насилия мучителей во многих странах в различных местех огнем сгоревших и в водах утопших и в бегствах гладом и жаждою истаявшихся и многоразличне и многоскорбне от жития сего отошед-  ших...”. (И.Заволоко. История ЦерквиХристовой. Рига,1990,с.143).
    Что касается судьбы книги Симеона Денисова, то она оказалось непростой. Несколько раз “История...” печаталась подпольно. Публикация её в Москве (1792 г.) привела к аресту издателя Н.И.Новикова. Впервые в переложении на современный русский язык книга вышла в Москве в 1911 г.Историки оценивают  её, как“произведение исторически точное и в то же время вдохновенно-поэтиче- ское. Это – одна из любимых книг во всех старообрядческих согласиях”.(“Старо- обрядчество”.Изд-во “Церковь” М. 1996,с.131). Современное её издание осуществлено в 2002 г.      

                “  Многопечальные случаи в лето 1727”
    Одержав верх в разглагольствии с иеромонахом Неофитом, выговцы сброси- ли с плеч тяжкий груз, тем более Неофит почил в Бозе, а иной миссионер из Пе- тербурга вроде бы не ожидался. Итог разглагольства в пользу пустынножителей сказался и в отношении к ним губернского и заводского начальства. Выговские большаки (Андрей и Симеон Денисовы,Даниил Викулин,Трифон Петров) чу- точку выросли в глазах олонецких и столичных чинов, хотя, разумеется, госпо- да остались господами, а выговцы – простолюдинами.   
    Можно предположить, что кто-то из высокопоставленных царедворцев, а то и сам царь ознакомился с “Поморскими ответами” и расценил их как серьёзный труд, неприемлемый для церковной и государственной власти в религиозном смысле, но заслуживающий признания за автором глубокого ума. Ведь после передачи в столичные кабинеты “Поморских ответов” Андрей Денисов - а его решающая роль в их создании была всем известна – не подвергался нападкам. С кончиной Неофита наступило затишье в выяснении вероисповедных вопросов. Интерес  властей к этому убавился. Во всяком случае так казалось. И на самом деле властям было некогда. Вводились административные перемены. Население Выго-Лексинского общежительства прошло общую, насколько представилось возможным, перепись, включая насельников обоих монастырей, жителей скитов и починков. Двойной подушный налог  заменили трудовой повинностью.  Нало- говая подать изнуряла, но обременительной была и трудовая повинность – нес-  кончаемое подчинение заводскому начальству, при котором выговец денно и нощно чувствовал себя на привязи.И  тем не менее отмена подати принесла пахарям, скотникам, кузнецам,  переписчикам книг относительное облегчение.
    Насчёт хлебной нивы напомним о “зяблых” и “зеленых” годах (сезонах), когда посевы либо вымерзали, либо рожь или ячмень не созревали до пол-новесного колоса.
    Бытовали в Выгореции и другие понятия: “жирные” годы (урожайные на пашнях, прибыльные на скотных дворах), и “тощие” годы (во всём – убыточ-  ные). В 1724-1726 гг. Выго-Лексинское общежительство переживало определённый подъём. Росла численность насельников Выговского и Лексин- ского монастырей. Историк сообщает о хозяйственных достижениях: “Всякое изобильство в обоих обителях умножашеся и распространяшеся, от пашен и от торгов и от морских промыслов везде изобилствующе, скоту умножающуся, конские дворы коньми и кобылами и жеребятами наполняхуся, и доилиц дворы огустевахуся”(И.Фили-ппов. Ист.Выг пуст, с. 189-190). 
    Наблюдался также достаток одежды и обуви, как следствие доходного сбыта продовольствия и всяческих изделий (меднолитых иконок, например), произве-  дённых в мастерских общежительства.
    Благодарные Божьему милосердию  и щедрости, явленной Всевышним, духо- вные отцы Выгореции, взяв это за правило, распорядились кормить всех прохо- дящих и проезжих, бедных и нищих, странников и убогих. Кормить и помогать в необходимых случаях.
    Нуждающихся прежде всего в хлебе оказалось множество. В Олонецком,Кар- гопольском, Белозерском уездах в ту пору выдался недород. Угроза голода зас- тавляла людей покидать родные гнёзда, искать спасение. В монастырях Выгоре- ции их и выручали. Отец Даниил, “имея великое милосердие” к нищим, велел выделять питание из запасов общежительства, кроме того, направлял братию Выговского монастыря в отдалённые районы России на сбор продуктов у добрых людей. Преобладали пожертвования. Что-то выговцы прикупали. Мно- гие из христиан Олонецкого края и других мест нашли неоценимую поддержку, благодаря душевному благородству Андрея и Симеона Денисовых, Даниила Викулина, братскому бескорыстию пустынножителей.
 
    Внушительной была милостыня выговцев братьям по вере, бедствующим и взывающим о помощи. Общежительство хоть и окрепло, набралось сил, но делясь тем же хлебом с другими, оно в чем-то отказывало себе.Подобные трудности, однако, возникали не впервой, преодоление их не пугало. Между тем, к несчастью, случилось худшее. Видать, прав историк: Бог из-за грехов наказует рабов Своих и наводит на них праведный гнев.
     15 мая 1727 г. в Лексинском монастыре взметнулось пламя.  Началось с малого возгорания. Сестры, сойдясь в часовню, славословили на утрене.Внезап- но, неведомо отчего, загорелась кровля одной из келий. Удары в деревянную доску сорвали со своих мест всех, кто был покрепче. Бросились сбивать и пре- секать огонь сестры. С “горки”, где находились мужские келии, поспешили на подмогу трудники. Правда, старики и хворые. Самые дееспособные мужчины в это время работали в лесу. Все, кто смог двигаться, отчаянно боролись с огнём. Но остановить его не удалось. Сильные порывы северного ветра перекидывали пламя с одного строения на другое. С гулом, с тучами жгучих искр оно охваты- вало, не разбирая, деревянные сооружения.
    Загорелась часовня - “Божий храм, всепрекрасное церковное пристанище, об- щее прибежище постниц и всесладкого сиротского утешения”. Страх, печаль, бессилие обуяли людей. Но и мужество не утратилось. Из горящей часовни вынесли иконы и книги. Всеми возможными способами спасали калек и хворых, содержавшихся в больнице. В огне, подступившем к ней, не оставили ни одного человека. А ведь многие спасатели сами едва держались на ногах. Откуда черпа- ли они силы и решимость? Несмотря на опасность, при большом риске оказаться в пламенных вихрях, была явлена поразительная сплочённость.
    Несчастье не поддаётся описанию. Потерь не счесть. Пламя бушевало около двух часов. Кроме часовни и больницы, огонь поглотил трапезную, хлебницу, поварницу, все келии – жилые, челядинные, привратные, а также амбары, скла- ды, ограду, скотный двор...
    Жительницы Лексы очутились среди дымящихся пепелищ, лишенные малей- шего крова, полураздетые, особенно из числа пожилых и больничных. Мало того, что сгорела в келиях одежда, так пропали в огне и запасы хлеба.    
    Срочно прибывшие на Лексу киновиарх Андрей и отец Даниил, донельзя уд- ручённые бедой, сдерживали слёзы. Оглядывая следы пожара, воочию убежда- лись, что от прочных и ладных строений Лексинского монастыря, от примечате- льных плотницким искусством колоколен, гостиницы, келий остались тлеющие головешки.
    Люди окружили настоятелей, сгрудились вокруг них, нуждаясь в ободрении,в душевных, целебных словах. И были произнесены молитвенные речения: “Бог дал, Бог и взял. Да будет имя Господне благословенно отныне и до века”. Всех братьев и сестер отцы призвали “мужественно терпеть, каяться в грехах своих, в печаль безмерную не вдаваться и возложить упование свое на Бога”.(И.Филиппов,с.194).
    Единственное, что уцелело при пожаре, это - келии мужчин-трудников на “горке”, выполнявших в Лексинском монастыре, о чем ранее уже говорилось, строительные работы, заготовку дров, перевалку и переноску тяжелых грузов – всё то, что непосильно для женщин.
    В быстром исполнении в сторонке из досок и брёвен поставили нечто вроде сарая. И в нем временно поселили мужчин с “горки”. А в освободившихся муж- ских келиях разместили пострадавших старух, больничных, служительниц и прочих из сгоревшего девичьего монастыря. Часть сестёр отправили на коровий двор Выговского монастыря, где находились женские келии.
    Казалось, без крова, пусть тесного и бедного, никто не остался. На Лексе срочно поставили малую часовню, дабы обитающие там сестры могли совер- шать Божие славословие.
    Но... Не успели избыть одну скорбь, как постигла другая. “К старым плачевным случаям новое многослёзное приложися рыдание... Нас любя преб- лагий Бог различными образы казнит наше окаянство” (И.Филиппов,с.194-195).

    27 мая, спустя 12 дней после драмы Лексинского монастыря, в час отдыха скотниц загорелся сарай в коровьем дворе на Выге. Нарастающий западный ветер, превращаясь в бурю, подхватил сполохи огня с горящего сарая, метнул их на ближайшие келии. И тотчас покатился пламенный вал, остановить кото- рый было невозможно. Разбуженные первыми криками, сестры выскакивали из келий, кидались бежать подальше от огня. У страха глаза велики и виделось, будто огненный поток пускается вдогонку.
    Стража Выговского монастыря, заметив неладное на расположенном несколь- ко на отшибе коровьем дворе, ударила в колокол. Иноки, бельцы, прочие, кому прилучилось быть в монастыре, спешно двинулись к месту пожара, готовые, по крайней мере, хоть что-то спасти. Но застали они буйство огня, горько плачу- щих сестёр, пылающие келии, ни одна из которых, в конце концов, не уцелела.
    Как и на Лексе, огонь лишил многих одежды, причинил всякий другой ущерб. Во второй раз понесли утраты сестры, нашедшие здесь, на Выге, приют. Север- ная погода немилостива, поэтому досталось и выговским жительницам, оказав- шимся в легком одеянии. Вдоволь было пролито слёз, сполна намерзлись.Одно всё же утешало. Коровы-доилицы с телятами, будучи на пастбище, пагубы из-бежали.
    Сохранилось гумно, стоявшее  поодаль и не задетое огнём. Близко к нему поставили бревенчатый тын (сплошной заплот), покрыли досками и соломой, соорудили подобие пристройки. Она стала вплоть до зимы жильём для скотниц и других женщин, трудившихся на коровьем дворе. Само гумно отводилось для совершения молебствий. Предусматривалось “славословие Божие грамотницам в гумне отправляти, а иным в гумно не вместившимся, пред гумном стояти и молитися”. (И.Филиппов,с.196).
    В часовне Выговского монастыря в дни несказанной печали и неописуемых утрат, причинённых двумя опустошительными пожарами, богослужения были проникнуты великой ревностью и особым усердием.

    Большаки – Андрей, Даниил, Симеон, Трифон Петров и другие буквально сразу же принялись решать: где строить новый женский ( иначе - “девичий”) монастырь? Насчёт места расположения обители  отцы и братия об-щежительства держали большой совет. Естественно, прежде всего задавались вопросом: какой уголок Суземка, то есть обширной территории Выговского края, предпочесть? На чём, учитывая предназначение,  необходимые условия существования обители, остановить свой выбор?
    После всестороннего обсуждения выявились два предложения. Одно состояло в том, чтобы женский монастырь строить вблизи Выговского. Дескать, общест-  во сестёр в отдалении требует частых поездок к ним ввиду дополнительных духовных обязанностей, забот о снабжении, обеспечения безопасности. Сторон-ники второго предложения, получившего гораздо большую поддержку, сочли целесообразным расположение этого монастыря не ближе, чем в верстах 20-ти от Выговского. Примерно, такое расстояние разделяло Выговский и Лексинский монастыри до пожаров.
    На обоих берегах Выга сосредоточенно изучалась местность. Приглянулась равнина, по-местному – наволок, уже поросшая кустарником. Раздольно, прос- торно. Нужна расчистка, но это трудникам по плечу. Все согласились, что здесь каждое строение встанет нестеснённо. Сделанный выбор определяла и другая причина.
    Еще за два года до пожара Бог надоумил Андрея строить новый женский монастырь. Мысль, пришедшая в светлом озарении, вызвала в сердце чувство, схожее с наказом. Оно часто напоминало о себе. Бог поворачивал Андрея к насущной потребе. Действительно строения Лексинской обители теснились на площади, явно недостаточной не только для нового строительства, но даже для расширения имеющихся мастерских, келий, больничного и гостиничного домов.
    Стал Андрей делиться своими чувством и помыслами с отцом Даниилом, бра- тией. Начнём, говорил он, отыскав пространное место, понемногу его застра- ивать. Перво-наперво поставим часовню, а потом келии. В старом монастыре сестры останутся, пока строится новый. Потом что-то перенесём, но что-то оставим, как жильё для братии.
    Андрей в подробностях обрисовал новое строительство, привёл свои доводы. Уже выпал первый снег, но он повёл отца Даниила и других старейшин на выб-ранное место. Однако среди братии возникли разногласия. Тогда, два года назад некоторые высказались против нового строительства. Мол, казна общежитель- ства не столь уж богата, а нужды есть более неотложные.
    Знал Андрей, что с этим побережьем-наволоком также связаны чудеса. Бого- боязненная старица Феврония, отстояв всенощную, вышла к реке и видит, что на сием наволоке, который теперь облюбован Андреем для стройки, стоит часо- вня. Рядом с ней – колокольня, другие строения. Диву далась Феврония: к чему бы это? Рассказала о видении кое-кому из сестер. Мнение было единым: это – чудесное предзнаменование.
    И еще. Задолго до пожара отец Пафнутий Кольский однажды ночевал у бра- тии в мужской “зоне” Лексинского монастыря. Проснувшись среди ночи, услы- шал колокольный звон. Он подумал, что звонит монастырский колокол и зовёт к богослужению. Пафнутий направился в монастырь. Ведь его должны были разбудить до начала службы и, понятно, до ударов в колокол. Это Пафнутий и высказал привратникам монастыря. В ответ он услышал, что время молебствия еще не настало и колокол пока что не издал ни звука.
    Только у ворот монастыря отец Пафнутий уразумел, что в таинственном звоне, услышанном им , глас Божий посылал знаменательное предвестие. На том месте, которое по убеждению Андрея должно украситься монастырём, зага-дочный звон Пафнутий слышал не единожды. Но сказал об этом, только узнав, что здесь возродится Лексинский монастырь.
    Как выяснилось, отдельные подопечные отца Пафнутия также слышали коло- кольные раскаты, сходившие с небесных высот и вместе с тем земные, плывшие над Выгом, над таёжным безмолвием, пробуждавшие в душах людских чувства, заповеданные Богом.   
    Девица Соломония Дионисьевна, правительница Лексинского монастыря, родная сестра братьев Денисовых была в числе тех, кто слышал ночной колокол. И её посещало удивление: откуда этот звон, возникавший за мельни- цей, на близком к берегу, собственно, береговом широком пространстве. Покуда звон – божественно-волшебный, нерукотворный – раздавался, Соломония оста- валась у окна, внимая Господнему чуду.
    Бог – глубокомудрый строитель, благовестом предопределял ту земную твердь, на которой быти жилищу святому,  дому славы Господней.

    Знамения, видения, приметы... Много о них слышал Андрей. Рассказывали ему о привидевшихся иноках с высоко вознесёнными восьмиконечными крестами, с бесподобными иконами. О вереницах странников, шествующих в белых одеждах, о разных других сонмах христиан. Пути их скрещивались там, где Андрею хотелось строить новую обитель. И все, кто являлся в видениях, сходились в центре, словно над ними уже высился купол часовни, устремивший  в небо превечный святой крест.
    С Андреем делились созерцанием чудес и всякий раз спрашивали: что бы это значило?  И нередко сами отвечали: Бог напоминает, что ждёт преображения
уголка первозданной природы, становления в нём святой обители. 
    Да, братия и сестры, мысленно и вслух произносил Андрей: нужно возродить, пусть и в несколько другом месте, Лексинский монастырь. Нужно отстраивать утраченное в Выговском монастыре, возвращать приглядный вид всему, что сохранилось, но испорчено при пожаре.
   
                “Восстала обитель из пепла...”
    Возрождение женского монастыря стало главным в мыслях, в круге забот Андрея. И в разговорах с братом – почти вседневных, существенных. Оба, как всегда, находили друг у друга взаимную душевную и деловую поддержку,       единомыслие.
    Симеон видел, что старший брат везёт больший воз, поскольку духовное служение сопряжено у него с бессчётными строительными, торговыми, финан- совыми и многими другими непростыми делами в хозяйственной области, в поддержании отношений с чинами местного и столичного ранга. Андрей – киновиарх общежительства, глава огромной семьи.
    Вместе с тем он не возомнил себя всемогущим. Охотно выслушивал любой совет, постоянно спрашивал о мнении Симеона, тем более в сложных случаях. Один из ярких примеров их взаимодействия – несомненная помощь Симеона Андрею в составлении “Поморских ответов”.   
    В намечаемом Андреем плане будущей женской обители, наверное, не было ни одного строения, о внешнем и внутренном виде которого Симеон не знал бы и по ряду отдельных из них не внёс бы своих предложений.
    Как и сестру Соломонию, и самого младшего брата Иоанна, о коем еще будет рассказ, Андрей любил Симеона, ценил в нём дарование историка и писателя и , надо думать, старался не отрывать его даже в напряженные периоды от лите- ратурной работы. Может быть, поэтому малозаметно непосредственное присут- ствие Симеона на строительстве нового монастыря. По крайней мере, здесь И. Филиппов в своей книге упоминает его реже, чем Андрея и Даниила.
    Не исключено, что Симеон в эти месяцы не без благословения старшего брата писал “Виноград Российский”. Уже состоялась, получила похвальную и радост-ную оценку, расходилась в списках (копиях) “История о отцех и страдальцах соловецких”. Андрей, чьё мнение для Симеона было наиболее дорого, оценил книгу как памятник бесконечно жертвенному христианскому подвигу, предска- зал её будущее, в чём оказался совершенно прав: “История...” Симеона Денисо-ва – одно из замечательных, дошедших до наших дней, произведений русской литературы первой трети XVIII века.
    Вслед за “Историей” рождался “Виноград российский” и, вероятно, Андрей по возможности освобождал брата от хозяйственно-управленческих обязаннос- тей.
    Напомним, что старший Денисов также обладал литературным талантом и удивлял невероятной способностью в условиях явно не творческих, находить время и силы для сочинений богословских трактатов, исторических сказаний, житий подвижников Церкви, скорбных речей на проводах братьев по вере, возвышенных стихотворений по случаю особых дат в жизни ревнителей Старо- верия.
    В пространном обзоре литературного наследия Андрея, составленном П.Лю- бопытным, упомянуто”Слово похвальное Александру Свирскому”. Написано сие посвящение предположительно в 1727-1728  годах, именно в непростые дни собирания Выго-Лексинским общежительством сил для возрождения нового  женского монастыря. Нам неизвестно, по какому, в частности, поводу Андрей вознёс похвалу великому русскому святому. Возможно, знаменитый киновиарх Выгореции подчеркнул нерасторжимость своего духовного родства с Божьим избранником.
    Безусловно, “Похвала “богоносному” отцу Александру – это еще одно убеди- тельное свидетельство основательного знания Андреем отечественной церков- ной истории, её действующих лиц.Преподобный Александр Свирский – из чис- ла истинных светильников Древлеправославия.
    Родившийся в середине XV века, он скончался в августе 1533-го на 85-м году жизни, самозабвенно отданной Господу. Пещерка, вырубленная в скале Святого острова – части Валаамского архипелага, была началом его иночества и добро-вольно принятой доли затворника.
    Однажды он услышал глас Божий, отправлявший его в другое место, в кото- ром он десять лет тому назад ночевал, следуя в Валаамский монастырь. Препо-добный Александр исполнил веление свыше. Покинув Валаам, он поплыл по тихим водам Ладоги на дивный свет, озарявший берега реки Свири, соединяю-щей Ладожское и Онежское озёра.
    На указанном месте он поселился в собственноручно сооруженной избушке и погрузился в семилетний затвор, совершая молитвенный подвиг. Слава о препо- добном иноке распространилась весьма широко. Вблизи его жилища одна за другой возникали монашеские келии. Затворник вынужден был открыться братьям.
    Так на берегу Святого озера (ныне – Лодейнопольский район Ленинградской области) был основан Свято-Троицкий Александро-Свирский монастырь. Во главе с первым игуменом отцом Александром. Он снискал почтительное приз- нание, как редкий молитвенник, чудотворец, мудрый прозорливец, необыкно- венный скромник.
    “В 1507 году, на двадцать третьем году пребывания на Святом озере, Алек- сандр Свирский во время ночной молитвы увидел троих мужей в белых одеж- дах, сияющих “невыразимым светом”. Это сам Господь почтил святого своим Троическим посещением. “Александр Свирский, - пишет в “Истории Русской Церкви” архимандрит Макарий (Веретенников), - пожалуй, единственный православный святой, которому так же, как и праотцу Аврааму явилась Святая Троица”.(Н.Коняев.Возвращение преподобного Александра Свирского.“Литературн. Россия”, 28 авг.1998,№ 35).
    Прибегнув к статье современного писателя Н.М.Коняева, мы сочли уместным и нужным привести краткие сведения о земном пути великого русского святого, которому посвятил одно из своих сочинений Андрей Денисов. Надо думать, что прославлением отца Александра, Андрей, произнося “Похвалу” перед выговца-  ми, укреплял их дух, насущный для преодоления последствий двух пожаров. В угнетённом бедствиями общежительстве важны были поучительные слова и,ко-нечно, взвешенные и решительные действия.
    Не без участия Симеона и согласуя свой замысел с членами соборного   совещания, Андрей предложил расстановку основных строений возрождаемой женской обители.
    Наметили построить:
    Часовню;
    Столовую;
    Хлебню;
    Поварню;
    Больницу; 
    Портомойню (прачечную);
    Челядню (дворовое помещение);
    Келии;
    Грамотницу (школу, помещения для переписчиц и изготовителей книг);
    Гостиницу;
    Мучной склад;
    Скотный двор;
    Ограду.

    Приступили к заготовке брёвен, тёса (досок), плах. Бок о бок с трудниками, монастырскими иноками валили лес, тесали древесину наёмные работники, которых собрали из волостей. Недостатка в мужиках, отменно владеющих топором не ощущалось и это вселяло надежду, что дела будут спориться. Все, у кого доставало сил, трудились на лесных делянках. “Сам настоятель Андрей с братиями и наемники бревна сечаху”.
    Одновременно с валкой леса, используя лошадей, бревна перемещали на берег Выга. Отсюда необходимо было доставить к месту строительства нового монастыря. В условиях бездорожья, отсутствия транспортных средств самым доступным и недорогим способом доставки являлся сплав брёвен по реке. За это и взялись, как только на речном берегу стала скапливаться древесина. Кое-где сплав затрудняли пороги. Брёвна застревали в каменных выступах. Препятствия грозили заторами. Благо на порожистых участках река была сравнительно неглубока и выговцы, входя в воду, могли расталкивать брёвна, упорядочивать сплав. Среди выправляющих движение брёвен, часто находился  Андрей. Его пример много значил. Каждый работающий на сплаве, наверное, рассуждал подобающе: если уж настоятель полез в холодную воду, то и мне не пристало отказываться. 
    О тех днях и невероятной самоотдаче Андрея Дионисьевича историк писал: “Един был(единственный такой): мужественнейший из мужественных, крепчай- ший из крепких, ревнительнейший из ревнительных.   
    Един был по слову посланий “Апостола”: 
    Алчущим – пища сладкая;
    Жаждущим – сладчайшее пиво;
    Болящим – врачество драгое;
    Немощным – сила непобедимая;
    Унывающим – утеха чудная;
    Печальным – веселие неизреченноё”.
    В личном обращении к Андрею Дионисьевичу историк выражал сердечное откровение: “Без лести пишу сие о тебе, но добродетелям твоим дивлюсь, не ведая, как тебя наречь за множество великих и преславных твоих действ, кото- рые единственный ты только и совершил”.(И.Филиппов.Ист.Выг.пуст.,с.204).   
 
    Далеко не всё складывалось удачно. Перегон леса по течению Выга стоил болезней, телесных повреждений, неимоверной траты сил, когда брёвна все-таки застревали на порогах. Тем не менее к исходу лета посредством сплава  к мельнице, в соседстве с которой разворачивалось строительство обители, было переправлено множество превосходного леса.
    На коровьем дворе Выговского монастыря отстраивали хлева для молочного скота. Погорелище, где располагался Лексинский монастырь, преобразили боль- шой, согреваемой каменной печью, келией, дабы здесь жительствовала и молилась братия – подмога для насельниц будущего женского монастыря.
    Неоценимую помощь Андрею оказывал Лука Федоров. Он брал на себя почти весь круг хлопот управленца – хлопот бесчисленных и неотложных. Он успе- вал вникать в ход заготовки брёвен, перевозки их к реке, в ход сплава. Лука за-нимался наймом в Повенце и волостях строителей, каждого дотошно оценивая. Наёмных плотников он направил строить хлебню и портомойню, некоторых, согласно подряду – келии. Своим мастерам поручил челядню и скотный двор. В Выговском монастыре наряду с коровьим двором завели и конный, тем самым приблизив конюшни к путям доставки брёвен с лесных делянок на берег Выга.
    Пребывали в трудах клирошанки и келейные жительницы. Брались они даже за мужские дела, становясь лесорубами и сплавщиками леса, отправляя брёвна
по малым рекам, по Лексе, как известно – притоку Выга.
    На болотах женщины рвали мох, сушили его в помещениях, если находилось место, под открытым небом, Обеспечивая каждую стройку достаточным запа- сом мха. Они выносили со строительных площадок щепу, копали погреба, зимой убирали снег с кровель различных строений.
    Ради весомой жатвы работные люди трудились на пашнях. В лугах их ждали сенокосы – заготовить корм для животины следовало вовремя и вдосталь. Изо дня в день выходили братия и сестры на нескончаемые труды, исполняя их так усердно, что можно сказать словами из Священного Писания: они ели хлеб свой, добытый в поте лица.
    Весной случились беспощадно-ущербные пожары, а уже в начале лета шли восстановительные работы, набирало заметный размах новое строительство. Люди радовались  и возносили сердечное благодарение Господу, Пречистой Богородице, всем святым. Отец Даниил с причтом вседневно совершал церков- ную службу. В свободное же от неё время пособлял пастве в каком-либо деле.
    В течение лета на береговых склонах Выга, в устье Лексы скопились горы брёвен и по прошествии зимы, весной 1728 года были наняты безупречно сведу- щие в своём ремесле плотники, которые приступили к возведению на Лексе новой часовни -  с папертью, приделами, трапезной, переходами в столовую. Летом часовня и столовая радением Андрея Дионисьевича предстали в полном виде. Этот молитвенный дом, по словам Ивана Филлипова, был освящен во имя Честнаго и Животворящего Креста Господня и Одигитрии Богородицы, и Иоан- на Предтечи, и Иоанна Богослова, и пророка Ильи.
    Изографы Выговского монастыря и Березовского скита вдохновенно писали для часовни образа Спасителя, Богоматери, апостолов, пророков, святых, иконы, отображающие великие праздники.
    К празднику Воздвижения Креста Господня не успели завершить внутреннее устройство часовни, а уже ко дню Введения в церковь Пресвятой Богородицы (21 ноября по ст.стилю) часовня украсилась иконами, пеленами, придававшими молитвенному дому торжественный, благолепный облик. С необычайным воо- душевлением прошло богослужение в честь обретения часовни. И впредь праз- дничные службы собирали множество богомольцев – жителей Выгореции, а также ближних и дальних волостей, Повенца и Олонца, более отдалённых мест, где староверы не имели своих моленных.

    Строительство женской обители споро продолжалось.После возведения часо-вни, венец за венцом поднимались стены больницы, поварни, келий для грамот-
ниц и переписчиц книг, для трудников. Усилиями последних на пашнях,  скот- ных дворах, рыболовных промыслах добывалось продовольствие – основа снос- ной жизни.
    Стемна и дотемна стучали плотницкие топоры на разных площадках: на од- ной мастера ставили сруб будущей портняжной, на другой - привратную келию, на третьей – амбар.
    Два лета – на севере коротких и часто ненастных –не прекращались плотниц- кие работы. А перевозка леса к Выгу велась и зимой. Едва река освобождалась ото льда, начинался сплав.12 лошадей составляли тягловую силу при перевозке. 12 возниц управляли лошадьми. Кроме них, требовались десятки трудников, особенно на сплаве.
    Становясь в один ряд с ними, подставляя плечо всюду, где люди нуждались в помощи и в то же время распоряжаясь, как начальственное лицо,Андрей Диони- сьевич был душой свершений, надёжно удерживал бразды правления общежи- тельством.
    Сколь великую ношу поднимал наш отец! - многократно восклицал историк, дивясь неустанному участию досточтимого Андрея почти в каждом деле. Вторя историку, тоже хочется восхититься: как его на всё хватало!
    Разумеется, сказывалась опора - Лука Федоров. Дни, недели, месяцы были до предела напряжёнными.И,казалось, Андрей Дионисьевич с Лукой не разлучает- ся – настолько они дополняли друг друга сметкой, практичностью, расчётом в хозяйственных решениях.
    Наступила осень 1729 г.После пожара в Лексинском монастыре минуло более двух лет. Новая обитель, можно сказать, уже достраивалась. За сравнительно короткий, в сопоставлении с величиной задачи, срок было сделано многое.Вста- ли заново сооружённые строения, к ним присоединили кое-какие старые – впол-не прочные, срубленные на вековое пользование. Так, из угла трудников-муж- чин перенесли в центр обители уцелевшие при пожаре мужские келии. Теперь они предназначались для насельниц (жительниц возрождённого монастыря). Заканчивалось обустройство келий, которые будут распределены между старицами, уставщицей, настоятельницей Соломонией, служительницами.
    В один из осенних дней отцы общежительства призвали насельниц к богослу- жению. Была воздана благодарность Господу Богу, Пречистой Богородице,  предтече Иоанну и Иоанну Богослову, Илье пророку и всем святым.
    По окончании молебствия Андрей Дионисьевич и отец Даниил объявили, что с Божией помощью нужные строения в основном возведены, и настало отрадное новоселие. Можно занимать келии, конечно, соблюдая порядок: грамотницы  идут в грамотную, больничницы – в больницу и т. д.(И.Филиппов,с.201-207).
                Восставшая из бедствия и пепла,
                Обитель Божьим обликом светла.    
                И снова Выгореция окрепла,
                Над Лексой вновь звонят колокола.

    Всякий раз, когда возводилось новое строение, будь то молитвенный дом или обширная жилая келия, удивляли быстрота и совершенство плотницкого труда. Несомненно, Олонецкий край был богат умельцами-древоделами. Многие из них жили в местах, недальних от Выговского общежительства, да и среди самих пустынников находились отменные мастера. Конечно, на большое строительст- во плотников приглашали. Благодаря их безупречной, дружной работе, при ко- торой и час даром не пропал, возродился деревянный городок Лексинского монастыря, о чём чуть выше сказано.
    При жизни Андрея и Симеона в определенном соседстве с Выгорецией соз- даны образцы храмоздательного зодчества. В 1708 г. сооружена Покровская церковь в Вытегре. Жемчужина мирового значения, двадцатидвухглавая Пре- ображенская церковь в Кижах построена в 1714 г. Её сотворение легенда связы- вает с именем Петра Первого. Он якобы, будучи в Повенце, где разворачивалось заводское производство, а затем, оказавшись у Кижского острова и увидев мно- жество заготовленного леса, начертил план и велел воздвигнуть церковь. Воз- можно так оно и было. В любом случае диво дивное – Кижская церковь - рожде- но руками народных мастеров,  по сей день не знает ничего равного себе. Вид- ный русский живописец и искусствовед Игорь Грабарь называл Преображенс- скую церковь “несравненной сказкой куполов”.
    На рубеже XVII-XVIII веков в разном отдалении от Выгореции, в основном на берегах Онежского озера строились часовни. Отличались своеобразием ча-совни Михаила Архангела и Петропавловская, которая входила в состав Кижс- кого погоста.Сродни им были часовни Спаса Нерукотворного, Параскевы Пят- ницы и Варлаама Хутынского в деревне Подъельники, Знамения Богородицы в деревне Корба.
    (Сведения о Преображенской церкви в Кижах и нескольких часовнях почерпнуты из книги А.В.Ополовникова “Русское деревянное зодчество”, целиком посвящённой зодчеству церковному. Изд-во “Искусство”,1986,с.159,170-171,177,!87).
    Уже эти отдельные примеры свидетельствуют о немалом числе церковных очагов, коими являлись в глухой северной стороне часовни, моленные, собирав- шие главным образом ревнителей старой веры, ибо значительная,в целом преоб- ладающая  часть жителей Заонежья исповедовала Древлеправославие. Подтвер- ждение тому – образование Выго-Лексинского общежительства.   
    Вместе с тем, несомненно значимым, что важно бы подчеркнуть, имея в виду и Выговский монастырь, в частности трёхэтажные сооружения,и возрождённую Лексинскую обитель, так это - истинные вершины древоделания, редкое плот- ницкое мастерство выходцев из народных низов, умельцев , способных изобре- тательно разметить будущее строение, а потом всего лишь топором свершить чудо.
    Имена искусников старинного зодчества в большинстве своём неизвестны. Однако, если учесть время строительство Преображенской церкви в Кижах, то не исключено участие в нём выговских мастеров.И наоборот – можно предполо-  жить, что к древоделанию в Выговской пустыни  причастны кижские плотники.   

    Заботы о возрождении женской обители поглощали всецело. Но существова- ние Выгореции зависело от происходящего за пределами Выговского края. Ин- тересовали вести из губернского центра, Петербурга. Вести, касающиеся старо-веров вообще и выговских пустынножителей в частности. Не надвигается ли какая-нибудь угроза? Беспокойство часто перерастало в тревогу. В Повенце, на Петровских заводах в среде заводского начальства  и его окружения сосредота- чивались новости. Даже не отлучаясь с Выга, Андрей Дионисьевич был осведо- млён об установках и предписаниях, грозящих чем-то “раскольникам”. Различ- ными путями достигали Выговской пустыни оповещения о действиях властей.   
    Выгореция обновлялась, превозмогала ущерб от пожаров, а Россия после кончины в 1725 г. императора Петра Первого, выражаясь казённо, переживала  немалый государственный кризис. Менялись монархи. В 1725-1727 гг. царствовала Екатерина I, в 1727-1730 годах – внук Петра Первого, совсем юный Пётр II. Старейший член высшего церковного органа – Синода Ф. Прокопович считал время их правления периодом искажения реформ Петра I. Кстати, Екате- рина I, в девичестве – Марта Скавронская, уроженка местечка Вышки, (ныне - Даугавпилсский район Латвии). Она стала второй женой царя Петра, затем - им- ператрицей России. Воспитанница известного просветителя, пастора Э.Глюка, основателя школы в Москве на Покровке, которую в юности якобы посещал Андрей Денисов и где было предусмотрено обучение на “словенском языке ри-торике, геометрии, географии и политике”.(С.Белокуров.Предисловие к ст.”О немецких школах”.Чтения Историч.древностей России.М.1907,кн.I,с.47).
    При Екатерине I страной фактически правил князь Александр Меншиков, с 1727 г. носивший ещё и звание генералиссимуса. В ответ на просьбы выговцев   при нём была снята двойная подушная подать. Однако позже её вновь стали взимать. Меншиков  пытался выдать замуж свою дочь за подростка Петра II, сменившего на царском троне Екатерину I, но вскоре пособники юного импера- тора сместили генералиссимуса со всех постов и сослали с семьёй в Сибирь.
    Падение А.Меншикова в какой-то степени осложнило положение выговцев. Среди личных знакомых Андрея и Симеона не стало могущественного царе- дворца. Покровителем братьев его не назовёшь, но подчас это знакомство ска- зывалось в благом для них смысле. Но Александр Данилович впал в немилость.
    Правда, вроде бы сохраняли пока снисходительное отношение к Выгореции крупные государственные деятели П.Ягужинский и А.Ушаков. Можно привести следующий факт заступничества с их стороны.
    В год смерти Петра I архиерей Феофилакт выступил с требованием “уничто- жить самое гнездо выговского раскола, разделив по разным местам его жителей, большей частью бежавших из разных городов и селений. Этой мерой раскол
лишался главной поддержки, заключавшейся при большом количестве расколь- ников в его сосредоточенности в одном месте и должен был ослабеть от собст- венного разделения...”. (П.Усов. Помор-философ. Историч. вестник, 1886,№ 4).
    Суровый и грозный план Феофилакта в Сенате не прошел. И в этом имела значение позиция П.Ягужинского, А.Ушакова, некоторых других влиятельных лиц. Н.Барсов писал: “...Эти люди парализовали все усилия ревнителей церкви и гражданского порядка, хотя мы видим несколько указов, направленных против Выговской общины, относящихся к тому времени, но указы эти остались без выполнения”. (Н.Барсов. Андрей и Симеон Денисовы. Правосл.обозр.1865,№ 5).
    Черные тучи норовил насылать на Выгорецию епископ Нижегородский Пити- рим – бывший сторонник Староверия, уже в зрелом возрасте присоединившийся к господствующей церкви. Будучи поначалу миссионером , он повёл затем рети- вое “изобличение” ревнителей Древлеправославия и обратил на себя внимание Петра Первого, озадаченного ростом численности нижегородских “раскольни- ков”, их нескрываемой приверженностью старой вере. Разглядев в Питириме единомышленника, царь взял его в круг своих помощников.Питирим не остался в долгу и в 1718 г. предложил даже не программу, а жёсткую систему безжало- стных действий против “раскольников”, в оценке Питирима – злоумышленни- ков, причиняющих вред устоям и ценностям православной церкви, моральным нормам российского общества. Система волею царя “пускалась в ход” и приш- лось староверам, особенно нижегородским, испытать новый произвол, подчас – неслыханный.   
    С кончиной Петра Первого епископ-гонитель поутих, ибо его воинственность не встретила сочувствия в “верхах”. Однако, оставаясь членом Синода, он пред- ставлял опасность.
    Отцы Выгореции держались настороже. Андрей Дионисьевич знал, на что способен Питирим, за поклонение отеческим заветам предавший иеродиакона Александра казни. Дело, которое стало знаковым в истории Староверия, нача- лось 15 мая 1719 года, когда были поданы “Ответы Александра диакона на Кер-женце” (Диаконовы ответы) на 130 вопросов епископа Питирима. В “Ответах” содержались твердые доказательства того, что “обряды и предания старой веры суть обряды и предания Православной Церкви”. (Словарь “Старообрядчество”, изд-во “Церковь”. 1996,с.87). 
    Название книги, казалось бы, утвердило авторство диакона Александра, но существует предположение, что сочинение создано Андреем Денисовым. Вот и в “Словаре П.Любопытного”  на стр.12-ой, в перечне трудов выговского киновиарха отмечено: “Писал по сильному убеждению поповщины или старо- обрядцев важные, разительные духом благочестия и убеждения исполненные ответы, называемые Диаконовыми, Нижегородскому епископу Питириму”. Возможно, слово “писал” нужно понимать только, как некоторое участие Андрея в составлении “Ответов”.Причастность А.Денисова к их выработке отмечает и П.Любомиров в своей книге “Выговское общежительство”. Но каков тут истинный вклад  Андрея? В общем, авторство доселе окончательно не выяснено.
    “Диаконовы ответы” предшествовали “Поморским ответам”, явились значи- тельным оружием в защите Староверия. Питирим не смог опровергнуть доказа- тельств книги. О его расправе с диаконом Александром говорилось выше. 

                “Столп отеческого благочестия”
    В трудах и молитвах выговцы (и здесь, и вообще в тексте  под этим словом подразумеваются насельники Выговского и Лексинского монастырей, жители скитов) преодолевали невзгоды, справлялись с бедами, радовались светлым праздникам и укрепляли себя надеждами на то, что в отпущенной Господом земной жизни уменьшится дней, когда неодолимо уныние – тяжкий, навязчи- вый грех.
    К потрясениям от двух нещадных пожаров добавлялись огорчения, утраты  сугубо личного плана. Участь пустынножителей – выбор добровольный, но об- рекающий на существование в рамках ограничений и даже запретов. Жесткий быт, постничество, разрыв с близкими людьми, преобладание обязанностей над правами – словом, вся совокупность монастырских правил и требований ждала каждого, кто вступал в общежительство. Разные люди сходились в нём. Было немало давних пустынников, в большинстве своём – местных уроженцев. Мень-шую часть старожилов составляли выходцы из дальних мест. Новичков в срав-нении с другими насчитывалось немного.    
    Всем – от киновиарха до пастуха – приходилось бессчетно тянуть лямку в трудах, временами скудно, впроголодь питаться, терпеть нужду в одежде. Что и говорить, не все выдерживали таких жертв во имя веры. Кое-кто покидал Выго- рецию. Люди, не устояв перед тяготами, уходили, оставаясь приверженцами
старой веры. На “свободе”, увы, житейские тяготы, оказывались нередко куда  как более несносными... (И.Филиппов, с.224). 
    Сплочённость общежительства, крепость духа братьев и сестёр волновали Андрея Дионисьевича. Каждый случай ухода из пустыни христолюбивого староверца отзывался в душе киновиарха сожалением и тревогой. Потеря кого- нибудь из вчерашних братьев была болезненной и оставляла ранку на теле Цер- кви, которую они создавали, называя Поморской.
    От согласного жития самих выговцев,их готовности быть непременно вместе,
благополучие Выгореции зависело в неменьшей степени, чем от воли столона- чальников из канцелярий Москвы, Петербурга.
    Беглецами в прямом смысле, за некоторым исключением, выбывшие не были. Кто-то извещал Андрея Дионисьевича о причинах ухода, жалуясь на усталость, нездоровье.Кто-то спрашивал совета и, получив его, передумывал, возвращался к своему рабочему месту, топчану в братской келии.
    Андрей Дионисьевич, не жалея себя, рискуя оказаться за решёткой, защищал Выгорецию в различных учреждениях, подчас - лицом к лицу с царедворцами. Так же неустанно уже в самом общежительстве он стремился предотвращать разномыслие, малодушие, ссоры, тем более - неповиновение и беспорядки. 
    Выговцы это видели, ценили. Они знали, что Выгореция могла исчезнуть еще в начальную пору своего зарождения. Андрей отстоял пустынь тогда, отстаивал позже. И если в нашем очерке звучит щедрая похвала Андрею Дионисьевичу, то он достоин стократного её повторения, ибо народная молва вынесла краткое и глубокое заключение: на Андрее Дионисьевиче, князе Мышецком всё держится.

    Посему день 1 марта 1730 года стал черным для братии и сестёр  общежите- льства, для многих староверцев и вдалеке от него, коих достигла печальная весть.
    В этот день Андрей Дионисьевич скончался. На общежительство обрушилось невыразимое горе. Страшными были пожары, но сгинувшее в огне можно восс- тановить. Утрата человека невозвратима. Смерть Андрея Дионисьевича потряс- ла пустынножитетелей как ничто другое. Невозможно пересказать всего, что значил этот человек в существовании Выгореции, в отдельной судьбе каждого, кто связал свою жизнь с редчайшим в России объединением христиан-старовер- цев. С первых же минут разлившейся скорби Выговскую пустынь объял безмерный,  нескончаемый плач, Рыдали инокини и белицы, лили слезы юные грамотницы, вытирали мокрые глаза бывалые трудники. Плач сопровождали женские причитания. Вопленницы пронзительно выговаривали их нараспев. Громкие рыдания, вскрики, слезные, голосистые молитвы, сливаясь, надрывали душу, продолжались, не умолкали...
                Слезами окроплён в печали снег,
                У Выга и у дальнего починка.
                Скорбел в тот день не только человек -
                Дрожала, плача, каждая осинка.
                В поклоне ивы был прощальный знак,
                И в соснах ветерок кручинно реял.
                Светилась на озёрах белизна, 
                Как совесть непорочная Андрея.
   
    Андрей Дионисьевич работал, по-нынешнему говоря, на износ. И “начал настоятель часто изнемогати”. Обнаружилась болезнь горла, стала мучить головная боль. В конце февраля, перед великопостным крестопоклонным воскресением он слёг. В четверг вечером послал весточку на Лексу, чтобы там помолились с горячим усердием за облегчение  его состояния.
    Трое суток он боролся с недугом, который обострялся день ото дня. Пропала речь. Больной уже и слова произнести не мог. Но христианский обычай испол- нил. Слабой, непослушной рукой изобразил на лице крестное знамение. 1 марта, как сказано, преставился, “разлучился с нами разлучением конечным...Отнят у нас пастырь добрый, руководитель и правитель и укрепитель, общий столп все- го церковного древлеотеческого благочестия. Отнят за грехи наши...”.(И.Фили- пов, с.210).
    Проститься с усопшим выговским настоятелем и учителем собралось невида-  нное множество староверцев, жительствовавших не только в скитах и починках, но и в более отдалённых селениях, не говоря уже о насельниках монастыря.
Двор Выговского монастыря был запружен народом, преимущественно мужчи- нами.В мужских руках высоко поднятый гроб с телом покойного поплыл к часовне. Старцы и церковники несли зажженные свещи, кадила,волнующе пели. В часовне во время отпевания, к старцам и певцам присоединилась братия и все мужи, кому удалось войти в переполненное помещение молитвенного дома. Мощное пение проникало сквозь стены часовни, выносилось наружу, где многие, в том числе мирские, слушая хор, соучаствовали в подобающей погре- бению службе.   
    Отдав последнее целование, тело отца Андрея вынесли из часовни, не преры- вая пения, направились к кладбищу,названному “горкой”. Большая часть сопровождающих осталась за оградою – кладбище всех не вместило бы. “От множества народного собрания был великий плач и многожалостное рыдание”,- написал историк и признался, что горе, постигшее староверцев Выго-Лексинс-кого общежительства и всего поморского согласия, “тростию”, то есть пером, передать невозможно.
    Похороны Андрея Дионисьевича завершились учительным словом отца Дани  ила, Симеона, Трифона Петрова, которые напомнили апостольский наказ:  “С плачущими плакати, паче же всего просить Господа Бога, дабы воздвигнул человека, могущего содержати и окормляти христособранное стадо”. “Отпустив с миром скитских в свои жилища,а своих каждого на своя службы,начаша молити Симеона Дионисиева: да будет вместо брата своего Андрея”. (И.Филиппов,с.214).
     Симеон стал отказываться, но Даниил Викулин, другие старейшины соборно “понудиша его неволею и избраша”.   
    Симеон Дионисьевич  вступил в должность, тяжесть которой ничем не изме- рить. Ему надлежало быть, по примеру Андрея, “добрым пастырем, руководите- 
лем, правителем и укрепителем”. Более, чем кто-либо, Симеон находился рядом со старшим братом, видел, сколь честно и самозабвенно тот служил должности, забиравшей без остатка все его телесные и душевные силы. Он безвременно ушел из жизни, сгорев от чрезмерного напряжения. Настоятель жил нуждами, горестями, бедами общежительства, преодолением их, не ведая ни сна, ни отдыха. Боль людей становилась его болью. Бесконечно нести её в своём сердце – значит жертвовать собой...
    Восхищение Андреем Дионисьевичем, высотой его подвига поэтично и трога- тельно выражено в личном обращении к нему Ивана Филиппова по случаю вос- становления женской обители.
    Не менее проникновенно написано И.Филипповым слово прощания. Скорбя и оплакивая почившего духовного брата, историк писал: (язык текста несколько осовременен): “Все житие свое в сей пустыни провел в добродетелях, изучил Божественное писание, прошел философское и ораторское учение. Был великий сказитель словес Божиих, умел передать их братии устно (наизусть), без книги. Его свободному голосу всегда прилежно внимали. На праздники же,  по совершении всенощных пений, он простирал праздничное учение златострун- ными словесами, изобильно светлыми и дивно, ораторски обогащенными, возводя всех к торжественности и веселому ликованию. Исполненное Божией благодати его учение достойно описания. Красноречиво поведав о самом празднике, он прилагал к беседе изрядное нравоучение, подражая учителю Златоусту. Святой Иоанн в своих писаниях на послания Апостола Павла выражал душеполезные нравоучения. Так и премудрый наш  учитель Андрей в конце праздничных бесед произносил дивные и полезные слова, стараясь обратить к Богу чей-то ожесточившийся ум, каменеющую душу. Упоминая страсти человеческие, он учил, как подобает праздновать и каковым быть христианином. Не именем только именоваться, а и житием украшать себя добродетельным. От грехов и страстей удаляться, грехопадных мест избегать, покаянием себя очищать и целомудренно жить, скверн сторониться.
    Учением своим он приводил в плач и благое умиление, напоминая согрешаю- щим о покаянии.
    Кто иной с таким задушевным словом, обретается в нынешних христианах? Кто столь сведущ в церковных догматах, Православии, Божественном писании? О нём можно изречь просто.Это – дом премудрости и христианской философии, подобный Иоанну Златоусту. (Пишу сие, не приравнивая нашего Андрея к вели- кому светильнику и вселенскому учителю златоструйного языка. О Златоусте в своем слове на Святую Пасху Андрей написал: Павловы уста – Христовы уста; уста Златоустовы – Христовы и Павловы уста). 
    Андрей был милостив к кающимся, рассудителен, но нечисто живущих судил строго, отлучал от Церкви.
    В юности своей он ездил в Москву, Петербург, Киев, добро учился грамати-ческому и риторскому (ораторскому) искусству, позже учил брата своего Симе- она и Трифона Петрова, Мануила Петрова, иконника Даниила и Никифора Се- менова, которые научились от него тому же художеству, чтобы каждый по силе своей мог правильно писать и добро глаголить, знать силу Священного Писания   и ведать догматы церковные, укреплять братию в христианской православной вере.
    Сколько подвигов принесено, сколько трудов положено, сколько пота пролито Андреем за тридцать девять лет его жительства в сей пустыни! Об этом моя история свидетельствует лишь отчасти.
    Кто из вдохновителей основания Выгореции не возлюбил, не почтил Андрея?Отец Корнилий наставил его на стезю пастыря общежительства и пророчески определил как учителя благочестия. Отец Виталий настолько любил молодого слугу Божия, что умирая, оставил Андрею мантию на благословение. Задушев- ные беседы вёл с ним отец Геннадий. Пафнутий Соловецкий, покинув Выг, из- далече присылал Андрею любезные целования, как сыну и брату. Нижегород- ский отец Прокопий имел в лице пустынноначальника незаменимого советчика.
    Удивлялись уму и красноречию Андрея гражданские персоны, “внешние” лица восхваляли его и всегда желали побеседовать с ним. И после смерти Андрея Дионисьевича высокие чины, вспоминая выговца между собой, спрашивали прилучившегося общежителя Андреевой киновии: есть ли у вас другой такой человек, равный Андрею разумом, книжной премудростью, ученостью! - и сами друг другу отвечали: негде взять и не сыскать такого, и во всех староверцах и нет и впредь не будет”. (И.Филиппов, с.214-217). 
   
    Повторяя ранее сказанное, следует вновь подчеркнуть, что смыслом и целью деятельности Андрея и Симеона было “примирение между собой всех старооб- рядческих согласий, затем объединение их под общим знаменем старой веры и даже направление объединённых усилий на обретение Россией древлеправосла-  вного идеала, воссоединение “единого тела вселенской Церкви”...Братья упорно   и успешно работали над созданием Церкви старой веры...По их мнению старо- верцы сохраняли отеческое благочестие,ничего нового не вводили и ничего старого не разрушали ”.(С.Зеньковский.Указ. соч.,с.462-463).
    Широта мышления оторванных от каких-либо научных центров выговских самородков была столь же значительна, как и умственные построения маститых ученых. “Поморские ответы” свидетельствуют о стремлении Денисовых  к утве- ждению “вселенскости” древлеправославного идеала. Этому созвучны размыш- ления профессора А.Карташева в его “Очерках по истории Русской Церкви”. Он полагал, что “в старообрядчестве разрядилось то напряжение русского духа, ко-торое сделалось осью его самосознания и сводилось к идее мировой миссии ох- ранения чистоты истины Православия”.
    А вот выдержка из сочинений выдающегося русского богослова и мыслителя В.Зеньковского: ”Для старообрядчества решался не местный, не провинциаль - ный вопрос, а вопрос всей мировой истории – и потому тема Антихриста не была случайной или поверхостной в богословском сознании старообрядцев. Старообрядчество по своим устремлениям боялось неправедного обмирщения Церкви, заражения Церкви мирским духом.” (В.В.Зеньковский.История русской фило - софии. Т.I ч.2, Л. “Эго”,1991,с.52-53).   
    Староверчество было гонимым, опальным, бесправным духовным движением.
Андрей Дионисьевич во всех преследованиях и запретах со стороны государст- ва и господствующей Церкви видел доказательства истинности создаваемой им Поморской Церкви и ссылался на Иоанна Златоуста: “В церковном благочестии есть христовсажденное свойство, показующее великое особство от противовер- ных.  Златоуст глаголет: истинная церковь та, которая гонения претерпевает, а не та, которая других изгоняет”.
    Однако в гонимой церкви помимо прочих, вставала еще одна чрезвычайно сложная задача. Ведь непросто сохранить в собратьях, а их тысячи, присутствие духа. Избрать  идеалом старую веру гораздо легче, чем уберечь её перед лицом трудностей, соблазнов,опасностей.   
    Каждую душу следовало закалить убедительным, точным,сердечным словом.  Евангельские, апостольские заповеди, внушаемые пустынножителям,изрекались   с целью воплощения их в людских искренних чувствах, в христианском поведе- нии, исполненном крепкой веры, поклонения отеческим заветам.
    Как жаждал Андрей Дионисьевич единомыслия собратьев! Он жёстко спра-
шивал с оступившихся, но душа его чаяла в любом ослушнике человека, кото-
рый вернётся на праведный путь. И киновиарх продолжал поправлять,совето- вать, воодушевлять. Е.Барсов считал,что Андрей Денисов исключительной частью церковной службы считал проповедь, “так что без неё был праздник не праздник”. (Е.В.Барсов.Андрей Денисов Вторушин, как выгорецкий проповедник.Труды Киевской дух. академии.1867. N 2,4).
    Историки отмечают, что Андрей Дионисьевич во время проповеди изумлял,  почти завораживал слушателей своей речью.Он обладал риторской выучкой. Врожденные способности были развиты уроками красноречия, полученными у незаурядных педагогов, по мнению И.Филиппова, в Москве или Киеве. Как го- ворилось выше, возможно со школой ораторства дело обстояло иначе,но совер- шенно бесспорно то, что Андрей был редким, если не редчайшим проповедни- ком.
    Вожди Староверия всегда высоко оценивали значимость проповеди, сущест- вующей со времён зарождения христианства. И первыми проповедниками были  Исус Христос и его святые апостолы. Проповедь,как известно – церковное нас-  тавление, средство воздействия на умы и сердца  молебщиков. Главная цель – разъяснение учения Христа, содержания праздников во имя Господа Бога и Пресвятой Богородицы, во имя апостолов, святых отцов и святителей Церкви. 
    В Староверческой Церкви проповедь возложена на духовного наставника, которому при совершении чина благословения преподаётся благодать Святого Духа.
    Житие братьев Мышецких-Денисовых, их сподвижников отделено от деяний староверов XXI в. столетиями, но наставление соловецких иноков, епископа Павла Коломенского, возведшее проповедь в степень первейшего  долга  пасты- ря – насущно и сегодня.
   
    Имеет место суждение, что у староверов отсутствует богословие. Такая точка зрения свойственна отдельным представителям Русской Православной Церкви. В порядке  несогласия и возражения приведём выдержку из фундаментального сочинения весьма солидного автора:
    “Выговская пустынь была не только значительным торгово-промышленным центром, - сам Пётр I очень ценил труд выговцев по рудному делу на Повенец- ких и Олонецких заводах...Выговское “всепустынное собрание” было действи- тельно большим культурным очагом особенно при жизни Андрея Денисова, этого самого тонкого и культурного изо всех писателей раннего Раскола, “хит- рого и сладостного словом...”У него чувствуется большой умственный темпера-  мент. Денисов был не только начетчиком. Его нужно признать богословом. “По- морские ответы” - богословская книга, и очень умная книга. На Выгу была хорошо подобранная и богатая библиотека. Здесь изучали Писание,  отцов, ”словесные науки”... Особенно интересно, что братья Денисовы, Андрей и Семен, взялись усердно за переработку Четьих-Миней, чтобы противопо- ставить свой новый свод агиографическому труду Димитрия Ростовского, кото- рый слишком много брал с западных книг. Работали на Выгу и над богослужеб-  ными книгами. Всего меньше можно говорить о “дебелом невежестве” Выго- рецких раскольников”.(Протоиерей Георгий Флоровский.”Пути русского богословия”. Вильнюс,1991,с.71). 
    Вряд ли автор этой книги питал к староверам симпатии, если даже называл их “раскольниками”, но тем не менее должным образом оценил свершения братьев Денисовых, а Андрея без оговорок поставил в ряд богословов.
   
    Вполне можно предположить, что Андрею глубокие уроки богословия препо- дал инок Корнилий. На всю жизнь Денисов запомнил сердечные встречи с ним. Одна только его могила на кладбище Выговского монастыря не могла не пробу- ждать воспоминаний о тех днях, когда 20-летний Андрей еще до основания Вы-говского общежительства впервые увидел инока в жилище Захарии Стефанова. 
    Повторим, что Корнилий благословил образование Выговской пустыни, что Андрей не раз вместе с Даниилом Викулиным слышал душеспасительные речи  человека, пережившего 7 патриархов Русской Православной Церкви.Старец   предсказал христолюбивому ученику его будущее служение настоятелем,факти-ческим главою двух монастырей, скитов и починков. Благословляя Андрея на эту стезю, напутствовал: “Коль уж в пастыри идешь, живи по Божиим заповедям и отеческим преданиям. Блюди их неотступно. Тогда и милость Божия во все дни пребудет с тобой и братией, которой ты кормчий. Слава о вас разойдется повсюду”. (Указ. сборник “Древлерусская книжность”.Стр.103).               
    Наказ Корнилия Андрей Дионисьевич выполнил. Он жёстко ограничивал себя, о чем свидетельствует жизненный путь киновиарха.И ограничивал других, насколько это требовали монастырские уставы. И всё - во имя спасения веры.
    За всю полуторавековую историю Выго-Лексинского общежительства Андрей Дионисьевич был единственным настоятелем, с которого написаны персональные иконы. Другие духовные отцы запечатлены в групповых изобра- жениях.  Ныне иконы хранятся в музеях Петрозаводска – столицы Карелии.
    Спустя 13 лет после кончины Андрея Дионисьевича, в 1743 г. был сочинён  “стих воспоминательный”: “Европа ты славнейшая, мужа сего изнесшая (навер-ное- вознёсшая) и прочее”. (“Хронограф Литовский”.Изд-во Вильнюсского университета. 2011,с.128).   
    Стих этот – об Андрее. К сожалению, автор и содержание произведения на сей день неизвестны. Не исключено, что его создатель – кто-то из пустынножи-телей. Ведь в нашем повествовании сказано о редкой библиотеке, собранной на Выге, в которой хранились и сборники духовных стихов. Сами Андрей и Симе- он также сочиняли их.
    В начале повествования о братьях Мышецких-Денисовых представлен слове- сный портрет Андрея в описании П.Любопытного. А вот несколько другое изображение старшего из братьев: “Андрей Денисов был среднего роста, худощав; волосы на голове и на бороде были русые, кудрявые, украшенные небольшою сединою; борода у него была круглая; глаза светлые, брови приподнятые, нос продолговатый, горбатый”. (П.С.Усов.Помор-философ.Исторический вестник,1836,N4).
 
                “Радел о том и день и нощь...”
    Безмерно горевал Симеон о необратимой разлуке с братом Андреем, однако ждали дела. Сразу после избрания киновиархом, главою Выгореции Симеон Ди-онисьевич оказался в плену бесчисленных и разносторонних забот, правда в не-малой степени знакомых по участию в их осуществлении сообща сАндреем. Но сейчас стократно возросла ответственность. С него был спрос в первую голову: за церковное благочиние, состояние и развитие хозяйства, за целомудренное житие братии и сестёр, соблюдение и укрепление уставов в духе отеческих заветов. И это далеко не вся ноша, которая легла на его плечи.
    Вместе с отцом Даниилом, чье мнение для него было непреложным и, можно сказать, путеводным, Симеон Дионисьевич вседневно встречался, советовался с братией Выговского монастыря, часто посещал Лексинский монастырь, выслу- шивал сестру Соломонию и стариц (монахинь) обители. Неизменно всем напоминал, “дабы всяк свою службу добре со страхом Божиим отправлял и всем келарям, казначеям, церковникам, нарядникам, старостам городничим, надсмотрщикам, сторожам, соборным братиям , на то определённым, крепко повелеваше в обоих монастырях и по всем службам надсматривати и правити добре”.

    Вкратце – поучения Симеона Динисьевича, обращенные к братии и сестрам:
    В благочестии крепко стояти, заповеди Христовы и данные отцами хранити;
    Наипаче целомудрие, чистоту душевную и телесную сберегати;
    Мир и любовь между собою имети;
    В братских трудах всем пребывати и непросто, но с усердием трудитися;
    О спасении душ своих попечение неусыпное имети.(И.Филиппов, с.219-220).

    “Непрестанное трудоделанье” обязательно для каждого пустынножителя. Этот принцип, как одно из главных, а в чём-то главное условие существования Выгореции, выдвинут при жизни Андрея Дионисьевича. Его преемник продол- жил брата и ”строго требовал, чтобы всякому назначалось свое дело по усмот-
рению его сил и способностей и приучал смотреть каждого на всякое назначен- ное ему поручение как на священный долг свой; на всякий труд ему назначенный – как на спасение души своей”. (Е.В.Барсов. Семен Денисов Вторушин...)
    Младший Денисов не только требовал, но и подобно тому, как Андрей бок о бок с рядовыми трудниками сплавлял лес, Симеон “сам, вместе со стариками копал землю, собственными руками ворочал каменья” (И.Филиппов)
    И доводы Симеона звучали весомо: “Не унываем в трудах, зане (потому что) труды вечное блаженство подавают. Не малодушествуем в подвизех (подвигах),зане подвизи венцы бессмертные плетут. Не огорчаемся в терпении, зане терпение сладость присущную раждает”. (Послание братии: 79 об.,80).
    В общежительстве учили помнить: если в келии праздно проведёшь хотя бы малое время, обратишься в бесово решето, сеящее нечистыми мыслями брашно (пищу) сатане.
    Благодаря всемерному вовлечению пустынножителей в созидательный труд достигались заметные успехи. В глазах правительства, по мнению Барсова, хо-зяйственное положение здесь, в олонецкой глубинке, представлялось более выгодным, нежели, например, положение русского купечества.
    Каждый успех стоил предельного напряжения, телесных и душевных усилий, зачастую физического и духовного подвижничества.
    Естественно, в общежительстве, существовавшем на монастырских началах, в потреблении пищи внушалось самоограничение. С другой стороны, выговец, выполнявший тяжелую работу, находившийся в “непрестанном трудоделанье”, должен был сносно питаться. Отцы Выгореции это понимали. Разумеется,в раз- ные периоды складывались и разные возможности. На первых порах выпадали длительные сроки, когда обходились хлебом из толченой соломы. Нехватка продовольствия случалась и позже. Но если не пустовали закрома, действовало молочное хозяйство, столовые снабжались рыбой, “братия, - как писал  историк П.Г.Любомиров, - питалась неоскудно: обычно три “пищи”, т.е. блюда - в обед, два – в ужин с частым прибавлением молока, по крайней мере в летнее время, рыбы, с достаточным количеством масла в воскресные и праздничные дни; для трудников в периоды работ – рубки сучьев, пахоты и др. - полагался усилен- ный стол с маслом постным или салом рыбьим даже по постным дням; для больных – улучшенное питание”. Келарю предписывалось (еще в бытность Андрея Денисова -В.Б.) “весьма смотреть, чтобы кто-нибудь не вышел из-за трапезы (из-за стола) голодным”.    
    Профессор В.В.Керов отмечает высокий уровень хозяйствования в общежи- тельстве, где производилось более 45 видов работ. Он перечислил часть из них, связанных с земледелием, животноводством, строительством, морским и другими промыслами, Петровскими заводами, ремёслами, обслуживанием монастырского быта. (Экономический вестник. Рига. № 4,2014,с.20).
    Не раз упоминалось, что выговцы сеяли рожь,ячмень овёс на лесных пожогах,
иначе говоря, вели подсечное земледелие, сжигая на определённых участках лес и превращая гари в пашню. Повторим и то, что выпадали “зелёные” и “зяблые” годы, когда нива не давала урожая. Но если погода смилостивилась,посевы выс-  тояли и в колосе налилось зерно, дружно собирались на жатву.Инструментом жнеца (по свидетельству писателя М.Пришвина) был большой серп-горбуша. Взмахивая горбушами с правого плеча к левому и наоборот, трудники не сжина- ли, а срубали хлебостой, стараясь подсечь стебли пониже, чтобы запасти больше соломы. Кошеные рожь или ячмень складывались в зароды. Уже по санному пути их перевозили в гумна, где вручную, так называемыми цепами, обмолачивали. Хлебоуборка в урожайный год требовала много рабочей силы. Поэтому трудились в страдные дни и мужчины и женщины. Важно было снять выращенное до заморозков.
    В развитии хозяйства существенное место занимало содержание молочного скота. Наряду с возведением часовен, жилых, производственных, школьных, лечебных келий на Выге и Лексе были устроены коровьи дворы.Поэтому беспо-  коила необходимость в достаточных запасах кормов. С наступлением лета про- водился сбор берёзовой листвы. Её на озерных островах, изобильных рощами ,  здоровыми, чистыми деревьями заготовляли работницы коровьего двора Выгов- ского монастыря, сестры Лексинской обители. Они обрывали листву с нижних веток, копнили,с мужской помощью доставляли под навесы. Уже просушенную, перед кормлением коров сдабривали мукой (когда она была). Не слишком при- хотливые, малорослые бурёнки северной породы всё-таки выказывали норов. Листву они и так поедали, но отворачивались, например, от хвоща-кортихи, если не оказывалось мучной добавки.
    Сено брали в суходольных лугах, в болотистых низинах. Луга не отличалась высокой травой, но она содержала питательные злаки. Корм с болот нуждался в сдабривании. В заготовке сена также пользовались горбушами. Срубленную траву и прочие растения, годные для получения хотя бы грубого сена, сушили, складывали в большие зароды.
    Такой сенокос, наверное, точнее назвать добыванием кормов. И страда эта – изнурительная. Мало того, что сто потов пролить надобно, так еще комарьё бук-вально заедало. В местах сенокосных угодий строились избушки, где только и можно было укрыться от комариной напасти.
    Покончив с жатвой и заготовкой кормов, выходили на озёра. От середины августа до начала октября длилась страда рыболовная. В осеннюю пору лови- лись ряпушка, сиг. Часть уловов с применением неводов, шла на пропитание пустынножителей. Немалую долю оставляли для зимней продажи. За пределами Выгореции, в городах, спрос на рыбу не иссякал.
    Члены “всепустынного собрания” - здешние по происхождению, тем более с повенецкими или с толвуйскими корнями, легче переносили условия нескончае-   мого труда, чем пришельцы, пусть и давние, стойкие. Кто-то вспоминал дереве-  ньку на Псковщине, где прошли детство, юность и откуда увело несогласие с “новинами” в Церкви,спущенными аж из самой матушки Москвы царем-госуда- 
рем, отнимавшим у простого крестьянина дедову, русскую веру. Вспоминал че-ловек тёплую землю, часто ласковое небо, под которым по весне среди разно- травья веселили сердце полевые цветы, а цветущие яблони красовались в бело- розовых нарядах. Вспоминал человек, тосковал...
                Нет яблонь ни на Выге, ни в Олонце,
                Пчелы не слышен медоносный лёт.
                Скупое на тепло восходит солнце,
                И соловей здесь гнёзд своих не вьёт.
    Симеон Дионисьевич понимал чувства людей. Он знал, что грусть человека, тоска, горечь неизбежны, но ослабляют человека, мешают делу. Закалённый в испытаниях, невзгодах, главенствующий в общежительстве, он должен был ос- таваться внешне безразличным  к чьим-то переживаниям, хотя в душе человеку сочувствовал. Приняв на себя решающий груз забот о духовном окормлении и обеспечении хлебом насущным сотен, а то и тысяч людей, Симеон сдерживал порывы своей поэтической натуры в общении с пустынножителями. Строгость- необходимый союзник в поддержании трудового единодушия.
    К своим сорока восьми годам на день поставления в киновиархи, он успел побывать в разных уголках России. И в таких, где более солнечно,тепло, нежели в его родном Заонежье, лишённом соловьиных трелей и цветущих садов. Отсут- ствие этих Божьих даров на его малой родине ничуть не умалило любви Симео-на Дионисьевича к ней, тоже не обделённой природными богатствами. Что бы  ни происходило в душах братии и сестёр,он не уставал внушать: главное - угож-
дение Богу. Угождение усердным трудом и непорочным житием.
    Чистота нравов была одной из скреп, определяющих само существование столь редкого объединения, каким являлась Выгореция. Ради её сохранения Симеон и стремился к предотвращению пороков. Скажем, он наказывал: “Чтоб на брание ягод или волнух или иных каких овощей мужи с женами или отроки с отроковицами никогда не ходили; отныне самому вместохождению перестать повелеваем; пусть никогда дева или жена не шествует одна далече или близ, или между келиями, или по келиям: каждая дева и жена пусть сидит и трудится в безмолвии, в дому своем, заботясь о спасении души своей”
    В 1731-1734 гг. Симеон Дионисьевич предпринимает обширное строительст- во. Но прежде чем поведать об отдельных стройках, вкратце расскажем о зло- ключениях, благополучный исход которых И.Филиппов приписывает чудодей- ственности небесных сил, загробным молитвам Андрея Дионисьевича. 
    Учреждённая еще Петром Первым в 1718 г. камер-коллегия издала в октябре 1731 г. указ  о призыве на солдатскую службу уездных крестьян и пустынножи- телей. Причем выговцы должны были выставить новобранцев вдвое больше, не- жели весь Олонецкий уезд. За рекрутами в Олонец прибыл капитан Философов с воинской командой. Он передал в Выговскую пустынь указ и велел в “скорых числах” прислать в Олонец требуемое количество новобранцев для отправки в Петебург.
    В Москву, где находилась камер-коллегия, из Выгореции срочно направили челобитчиков просить высочайшей милости и отмены призыва в армию моло- дых выговцев. В Олонец поехал стряпчий (поверенный) с уведомлением об этом и с просьбой, чтобы сбор и отправка рекрутов были отложены, пока в Мос- кве рассматривается челобитная. Её посланцы Выга передали в камер-коллегии некоему Макарову, сопроводив вручение бумаги почти слёзной мольбой осво- бодить выговцев от воинской повинности, ибо уменьшение мужского состава, в основном трудников, пагубно для общежительства, ввергнет пустынь в нищету и скудость, крайне осложнит возложенные на киновию двойные платежи. И от- дать в солдатчину двойное количество рекрутов вообще невозможно.
    Не “получив милости”, челобитчики подали свое прошение в Сенат. Здесь решение вопроса надолго затянулось.
    Стряпчий в Олонце уведомил Олонецкую канцелярию о нахождении чело- битной в Сенате и вроде бы добился отсрочки рекрутского набора до весны. Однако очень скоро пошли из Москвы  грозные указания о немедленной при- сылке новобранцев, в том числе пустынножителей. Стряпчего посадили “под караул”. У начальства возникло намерение послать воинскую команду в Выгов- скую пустынь, захватить подлежащих рекрутству мужчин и скованными доста- вить в Олонец с целью дальнейшей отправки к местам службы. 
    Пришлось стряпчему бить челом перед воеводой и капитаном-начальником команды, дабы солдат в пустынь не посылали. Стряпчий просил подождать, соглашаясь терпеть и учиняемый караул, и всякое принуждение. Он писал  на Выг, в Москву челобитчику, что с него жестоко спрашивают касательно но- вобранцев.
    Отцы Выгореции служили ежедневные молебны, наставляли паству класть многие поклоны, как в часовнях, так и в келиях, просить у Господа Бога избав- ления от солдатчины. В Москву выехал ещё один посланец с новыми письмами и наказом – вместе с пребывающим там челобитчиком действовать настойчивее.
    В дни отъезда в Москву посланца для помощи челобитчику, на некую боголюбивую сестру сошло видение. Показался ей Андрей Дионисьевич. Он го-ворил своим: надобно нам, братия, ныне скорее попасть в Москву для братского нужного дела. И сам  на подводе пустился в путь.
    Тем временем посланец привёз письма челобитчику. Тот, сотворив горячую молитву, продолжил ходатайства. Наконец, в высоком кабинете генерал Павел Иванович Божиим вразумлением явил милость и крепко заступился за пустын- ножителей. Вскоре вышел указ.
    Об этом указе стряпчему, сидевшему “за караулом”, первым сообщил, навес- тив его, староверец Мартин Григорьевич. Как и сестра, он также поделился див-ным видением, пришедшим во время сна минувшей ночью: “Во главе неболь- шого полка мужей в белых ризах шел Андрей Дионисьевич. Остановившись , он сказал: идем к воеводе с указом, который на Москве добыли, чтоб солдат с пус- тынных жителей не спрашивали...”
    Как пишет И.Филиппов, тем же днем стряпчий и староверец Мартин стали свидетелями удивительного поворота всего рекрутского дела. Явился капитан Философов и, позвав стряпчего во внутреннее помещение канцелярии, где сиде- ли воевода и подъячий, объявил, что получен указ из Сената, в котором предпи- сано впредь солдат из Выговской пустыни и прочих скитов не брать, стряпчего из-под караула освободить.
    Натерпевшийся стряпчий возвращался на своё подворье с пением молебна Спасу, Пресвятой Богородице и всем российским чудотворцам. Стояла осень 1732 года. (И.Филиппов,с.221-225).

    Избежав грозившей было беды, выговцы вздохнули с облегчением, радуясь, что миновала опасность потерять десятки молодых мужей, которые составляли основную рабочую силу общежительства.
    Но Выговскую пустынь подстерегла иная злокозненность. Приключилось внутреннее непотребство. Житель Кодозерского скита, выходец из Кижского села Егор Кузнецов после смерти своего отца, с коим с юности жил в пустыни, стал блудить и развратничать, “не желая чистоты телесной хранити и по отечес- ким законам ходити”. Сыскав себе блудниц, впал в наглое бесстыдство. А что- бы не работая, сладко кушать, пустился воровать. К настоятелю и старосте пос- тупила на него жалоба. Староста без увещеваний, приказал распутнику продать нажитое еще отцом имущество и покинуть Выгорецию.
    Изгнанный Кузнецов затаил злобу и коварный умысел - бесовским способом навлечь на пустынь растройство и разорение. Он добрался до Москвы. Кривая дорога свела его и таких же беспутных друзей с церковным дьячком Толвуйско- го погоста Петром Халтуриным – сторонником нововведений патриарха Никона и пособником иеромонаха Неофита во время разглагольства на Петровских за- водах. Дьячок, возводивший в поддержку Неофита всякую клевету на древле- церковное благочестие и Выговскую пустынь, сойдясь с бесчестным Кузнецо-вым, насочинял лживых писем, среди них – крамольное “письмище” с подлой целью передать его императрице Анне Иоановне, разгневать её и монарший гнев направить на разорение общины.
    В то время в Москве находился порученец Симеона Дионисьевича, стряпчий Стахий Осипов, привезший поздравление в честь коронования императрицы. Поздравление было “благодарно принято” в царском дворце. Сопровождавшие Стахия посланцы Выга отправились домой, а Стахий, оставшись “за братскими нуждами”, узнал от добрых людей о затее Халтурина и Кузнецова. Стряпчий выкупил у Кузнецова все бумаги, порочащие пустынь и, вернувшись в неё, рас- сказал отцам Выгореции о том, какой гнусный навет готовился против них.
    Пустынножители повсеместно вознесли горячие молитвы ко Господу, испра- шивая заступничества от лиходеев. В одну из ночей по возвращении Стахия, не- кий муж из Выговского монастыря увидел во сне Андрея Дионисьевича, спешно уезжающего в Москву.
    В это время взъяренный продажей писем Халтурин заставил Кузнецова наг- ромоздить клеветнических измышлений в новом лживом “письмище”, вынудил его во что бы то ни стало, донести “челобитную” до императрицы. Кузнецов и его “подельник” выследили поездку Анны Иоанновны в гости к Ягужинскому.
Когда она, простившись с вельможей, почти уже садилась в карету, раздался громкий, нахальный и одновременно трусливый крик: “Всемилостивая госуда- рыня, приими сие наше сиротское челобитье на воров и раскольников Выговс- кой пустыни...”. Проскользнув сквозь охрану, Кузнецов с дружком подали бу- магу в руки императрицы. Бегло осмотрев её и двоих явно подозрительных типов, Анна Иоанновна сказала, чтобы Ягужинский взял бумагу, а “челобитчи-
ков” посадил “под караул”.
    На допросе, едва запахло пытками, “челобитчики” быстро раскаялись в своих грехах, повинились, рассказали, как творили низости, копили измышления. И всё - с единственной целью – разорить пустынь, старейшины которой пресекли их своеволие, блуд и воровство. Признались они и в том, что подбивал их на мерзкие доносы, диктовал и сочинял “письмища” в Москву не кто иной, как Халтурин. Кузнецов и его дружок после допроса были отправлены в ссылку. В пути Кузнецов умер.
    Было велено взять и привлечь к ответу Халтурина. Но его и след простыл. Он сбежал еще в ту минуту, когда подослав к царской карете сообщников, увидел, что они попались. Дав дёру, Халтурин скрывался в Москве. Затем, уже в Новго-роде у доверчивого старовера выманил крупную сумму государственных денег. Уличенный в обмане, пытался выкрутиться, но угодил в кутузку. И здесь взялся за старое. В гадких доносах оклеветал пустынников, прежде всего настоятелей Даниила и Симеона, будто “оные по градам и селам ездят, учением своим людей прельщают и действо священническое действуют, крестят и исповедуют,свадьбы венчают и людей причащают. И с градов увозят девок с животами и с ними блудно живут...”. 
    И вновь омрачилась жизнь на Выге: быть беде. Господи, этот крамольник Халтурин когда-нибудь уймётся?! В ту пору в Петербурге находился упоминав- шийся стряпчий Стахий Осипов. Узнав о кознях Халтурина, он надоумил отцов Выгореции прислать в Петербург нескольких расторопных, обходительных и владеющих убедительным словом мужей, которым он подскажет, как можно встретиться с императрицей и передать лично ей прошение о защите от клеветы и злобы, обрушиваемых на Выговскую пустынь. Прошение Стахий составил. Встретиться с императрицей Анной Иоанновной удалось. Её Величество благо- склонно отнеслась к староверам с Выга и распорядилась о проведении всесторо-ннего разбирательства. Халтурина припёрли к стенке. Он покаялся в своих гряз- ных делишках.
    Сие происходило в 1733 году.
    Что касается поразительных, исполненных небесной тайны видений, то после явления чудодейственных ликов и схождения их на некую богобоязненную сестру и прочих, на богослужениях в общежительстве звучали поучения, славя- щие Бога: “Видим, братие, яко есть над нами великое его милосердие, и челове- колюбие и милость не благодаря делам нашим, а молитвам прежних отцов наших, в сей пустыни живших; видите, братие, как преставившиеся оные отцы от нас о нас ходатайствуют и сию пустыню...ограждают и молитвами своими покрывают, и от всяких бед и напастей нас свобождают. Так же должны и мы  творити частое поминовение к Богу” (И.Филиппов,с.225-239).
    Угрозы рекрутства, подлости Кузнецова,спевшегося с Халтуриным, показаны затем, чтобы еще раз отметить, сколь горькие обстоятельства нередко складыва- лись вне Выговской пустыни и внутри её. Очень больно было Симеону Диони- сьевичу узнавать об измене какого-нибудь пустынножителя заповедям чести и братства. А это случалось. Причинами нарушения размеренного течения жизни, её достойного образа становились также всякие домыслы, слухи, кривотолки.
 
                Радости свершений и скорби прощаний
    Всему, что мешало созиданию, Симеон Дионисьевич продолжал настойчиво противопоставлять “непрестанное трудоделанье”.
    Безостановочно велось новое строительство. В 1731 г. возводили часовню для работниц коровьего двора при Выговском монастыре. Двор был отстроен после пожара еще до кончины Андрея Дионисьевича.Но не полностью.В келии-столо-вой, также новой, и хлеб пекли, и молились. Нужен был молитвенный дом. Учи- тывая просьбы сестёр, Симеон Даниил, соборные братья держали совет и усло-вились построить часовню. Наёмные плотники возвели её быстро. Следовало украсить её иконами и прежде всего образом Пресвятой Богородицы. Симеон, обменявшись, как всегда, соображениями с отцом Даниилом, хотел было пору-  чить написание иконы Божьей матери жителю Березовского скита, изографу Алексею Гаврилову.
    Тем временем великолепный образ Пресвятой Богородицы Одигитрии древ-него московского письма хранился у некоей обитательницы того же скита, при- вёзшей икону из Москвы. Однажды владелица иконы в беспокойном сне узрела видение: к ней приближалась женщина в белом платке. Она говорила: отвези меня в монастырь. Мое место там. Скитница и сама думала о передаче иконы в обитель.Письмом она вызвала к себе Симеона Дионисьевича. Прибыв в скит, он услышал рассказ о явлении Богоматери и горячем желании скитницы пожертво-вать икону Выговскому монастырю.С благодарной и высокой молитвой Симеон принял образ, доставил его в монастырь. Здесь 4 ноября 1731 г. образ был вне- сён в келию-столовую и, после подобающего молебна, оставлен до наступления праздника Рождества Христова. В канун его икону установили в новой часовне. Рождество отмечалось с великим душевным подъемом, с присущей  торжеству полнотой. Во второй день в честь принесения образа и другого праздника, име- нуемого Собором Пресвятой Богородицы, так же воодушёвленно отслужили всенощную. Пожертвованный образ Девы Марии стал святыней, перед которой клали поклоны, просили милостей, покровительства, заступления от всяких скорбей и болезней, напастей, просили оградить от малодушия, искушений и соблазнов. (И.Филиппов, с.241-244).
 
    В то же время начали строить пристань в Пигматке – местечке на онежском берегу, куда прибывали основные грузы из Вытегры, также прионежского пере-валочно-торгового пункта.
    Причал представлял собой более чем прочное сооружение из укреплённых сваями, набитых камнем бревенчатых срубов-быков под едином настилом. Столь же могучие лес и камень, те же конструкции были применены и в устрой-  стве оградительного мола, который смягчал действие приливов и напор ветров с Онего, образуя тем самым относительно тихую гавань для прибывающих в Пигматку судов. Новый мол превосходил своей величиной и крепостью преж- нее подобное ограждение, в одну из вёсен снесённое льдом.   
    У пристани поставили большой вместительный амбар, а также несколько складов, две гостиницы. Вблизи Пигматки пролегла дорога, что приводила к пристани и тянулась через весь суземок. На ней наблюдалось заметное движе- ние. В летнюю пору царило оживление на пристани. Некоторые обыватели Шуньгской и Толвуйской волостей держали суда. И помимо гостей из Вытегры, других мест, пристань видела местных жителей.  Отсюда они, выговцы в том числе, прокладывали водные пути.

    Знаменательным в общежительстве стал 1732 год.Устремила ввысь свой кре- стный купол ещё одна часовня на Лексе, возведённая ради духовной насущной потребности братии, несущей здесь труды, неподъёмные для сестер девичьего монастыря. Еще при жизни Андрея Дионисьевича в “мужском секторе” были построены жилые и столовая келии. В столовой трудники питались, некоторые просто жили. В этом же помещении, не слишком,кстати, просторном  нередко совершались общие моления. Возникала,особенно по праздникам, крайняя теснота. Братия остро нуждалась в моленной. Учащались просьбы об этом к Симеону и Даниилу, хотя настоятели знали чего и где недостаёт.
    Осенью  заготовили лес, а следующей весной сплавили по реке к месту будущего строительства. Туда же доставили тёс и прочие материалы. Строили часовню толвуйские плотники. Они на совесть, вовремя, как было условлено, свершили дело. Первым в часовню был внесён образ Богородицы Одигитрии. Торжественное богослужение состоялось в праздник всемирного Воздвижения Честнаго и Животворящаго Креста Господня.
    С того дня в постепенно украшаемой иконами часовне братия с радостным воодушевлением во все праздники и воскресные дни на всенощных и заутренях, часах и вечернях возносила Богу молебное пение. Собиралось множество наро-да из окрестных мест. “Мужеский пол праздновал у братии в новопостроенной часовне, а женский в девическом монастыре”. (И.Филиппов, с.244-247).
    Затруднительно перечислить,тем более представить в подробностях все ново- стройки, предпринятые радением Симеона Дионисьевича, разумеется, неизмен- но державшего совет с отцом Даниилом Викулиным и “соборными” лицами, то есть со старейшинами – духовным ядром Выгореции.   
    Что бы ни строилось здесь, нельзя не удивиться умению доморощенных мас- теров. Секреты истинного искусства скрыты в творениях плотников – тех же ча-совнях-памятниках деревянного зодчества. А сооружение причала! Как устана- вливались, словно по линейке, незыблемые срубы, как они загружались камнем весом в многие тонны? Ведь среди строителей не было специалистов-гидротех- ников, на берегу Выга не стояли подъёмные краны. И причал, и мол, выдержи- вавшие натиск морской стихии создавались крестьянами, далёкими от владения инженерными науками. Они полагались на Божью помощь, изобретательность,  врождённую сметку, силу рук своих, железную выдержку. В большинстве они честно трудились, нередко жертвовали собственным здоровьем, умирали от бо- лезней, гибли при несчастных случаях. Но горячо молились и, опять же в боль- шинстве, берегли отеческую древлеправославную веру. 

    В 1734 г. завершено строительство мельницы, в 1735-ом – поставлена новая гостиница, вне Выговского монастыря, на “горной стороне”. Также срублены большие ворота, привратная келия. В разных местах удлинена и укреплена ог-рада, подобно воротам – бревенчатая.
    Территории Выговского и Лексинского монастырей в 1730-1735 годах выглядели как просторные, оживлённые  строительные площадки. Уже говори- лось, что повсеместно стучали топоры. И это прежде всего свидетельствовало о неустанной деятельности Симеона Дионисьевича. Он был первым в замыслах и зачастую первым - среди исполнителей.
    Именно его тщанием начались работы по строительству новой мельницы. “Старопостроенная зело обветшала”. Подмывало плотину и старания братии как-то её упрочить успеха не имели. В зимнее время помол на мельнице производился “мало и худо”.
    Следовало заново воздвигнуть надёжную плотину. Обратились к плотнику из Повенца – участнику сооружения плотины в системе Петровских заводов.Опыт- ные мастера нашлись и среди выговцев. Трудоёмкие и сложные работы сменяли одна другую. Понадобилось четыре года, пока в 1734 г. ниже водовода плотины закрутилось массивное колесо, от которого получали вращение два немалых жернова. В 1735 г. возле мельницы появилась обогреваемая двумя печами вме- стительная келия с чуланами, сенями над погребом
    Тогда же и в Лексинском монастыре выговские мастера обновили плотину, поставили на берегу мельничный амбар.
    И всюду на усердный труд увлекал пустынножителей своим присутствием Симеон Дионисьевич. На Выге, по словам И.Филиппова, он “ночами с сестрами и стариками, на то определенными, труждашеся, землекопаше и ношаше камение” На Лексе, где также напряженно работали, “в очищении места и в земленошении и засыпании и водозапирании сам настоятель Симеон тружда-  шеся”. (И.Филиппов, с. 240-241).
   
    Рассказывая о событиях в Выговском и Лексинском монастырях, мы не раз упоминали о колоколах, именуемых в народе звонами, гудами. Воистину без них существование общежительства в церковном отношении было бы скуд- ным. Представьте: в сплошь деревянной Выгореции звонили медные колокола.   Олонецкую тайгу, северную глушь оглашали такие колокольные зовы и благо- весты, какие раздавались далеко не в каждом российском городе.И металл, и отливка у большинства колоколов были особыми.
    Умножение их в монастырях, вообще в пустыни, связано с именем одного из самых заслуженных мужей Гавриила Семенова, в полном величании – Гавриила Семёновича Митрофанова. Уроженец села Кижи, он пришел однажды к зачина- телям общежительства Андрею Денисову и Даниилу Викулову и вступил в соз- даваемое ими братство исповедников древлеправославной веры. Очень скоро он показал себя в выполнении поручений искусным и грамотным человеком.В тру- дный период бесхлебицы он вместе с другим Гавриилом – по прозвищу Новго- родец, был послан в Новгородский и Псковский края “для промысла хлебного и покупки, где дешевле”. И такие поездки Гавриила  Семёнова в разные места России были не единичными.
    Спустя несколько лет при  содействии Гавриила на Выг перебрались его отец Семён Митрофанович и брат Никифор, несколько позже – брат Иван и сёстры. Семья поселилась близ монастыря, усвоила правила богоугодного,добродетель-  ного жития. Сёстры Гавриила стали белицами Лексинской девичьей обители. Свой путь избрал брат Иван. Гавриил и Никифор оказались на Урале. Произо- шло это не без участия Андрея Дионисьевича, который каким-то образом завёл знакомство и поддерживал отношения со знаменитым промышленником Ники- той Демидовым. К нему и отправил Андрей братьев Семеновых со своими реко-мендациями. Братья заявили о себе с самой лучшей стороны. Никифор отличил- ся в разведывании залежей железной руды, Гавриил стал известным на Урале смотрителем демидовских заводов.
    В бытность Симеона Дионисьевича настоятелем, плодотворные связи Выга с Уралом еще более укрепились. Демидов безвозмездно снабжал общежительство железом и хлебом.  Выдающийся русский историк Василий Никитич Татищев писал о незаурядных выговских предпринимателях, имея в виду,наверное,  и са-мого Андрея Дионисьевича, и  Семеновых. С последними у него, должно быть, имелись личные встречи. Обладавший знаниями горного инженера, будучи зо- лотоискателем, Татищев в 1720-1722 и в 1734-1737 гг. управлял казёнными заводами на Урале и, конечно,знал заметных работников из окружения семьи Демидовых.
    Благодаря именно Гавриилу Выгореция обзавелась колоколами. По просьбе Семёнова Демидов распорядился отлить “из мягкой доброй меди” чуть ли не полдюжины колоколов, начиная с большого 30-пудового и кончая малыми,       Драгоценные для любой церкви изделия были отправлены на Выг санными путями. В один из мартовских дней 1733 г.  Гавриил доставил колокола в Выго-рецию. Навстречу вышло множество пустынножителей во главе с Симеоном Дионисьевичем и отцом Даниилом. Все признательно кланялись благодетелю Гавриилу.
     ”Хотя и прежде были колокола, но небольшие, а от того времени во обоих монастырях сладиша по осми (восьми) колоколов”. (И.Филиппов,с.249).

    Печальная весть достигла Симеона в 1732 г.  В Палестине умер 65-летний  Михаил Иванович Вышатин. П.Любопытный писал о нём: “Славный муж Бере- зовского скита Выгореции, муж ученый, знатных талантов, ведущий (знающий) греческий и латинский языки, примерный ревнитель благочестия”.Бывший вяз-никовский подъячий, позднее - не единственный выговец из Вязников, в сочи- нении “Бисер драгоценный” (1729) отстаивал правоту вероучения о Кресте,пер- стосложении. Был благословлён “собором выгорецких старейшин...долговреме-  нно странствовать по Палестине и там искать Христовой хиротонии, но все было тщетно”.Среди исследователей существует мнение,что Вышатин действи- тельно вёл в Палестине поиски священства и архиерейства.(Старообрядчество, с.72).
    Кончина М. Вышатина продолжила скорбный список, начатый уходом из жизни Андрея Дионисьевича (1730) и горестно увеличившийся в 30-е годы XVIII в. 
   
    12 октября 1734 скончался отец Даниил Викулин - “дивный правитель и  пастырь”,чьё имя закрепилось в одном из названий общежительства. Вспомним:
Данилов скит. Наименования “Данилов скит”, “Данилова пустынь” были в ходу среди староверов России. На протяжении многих лет после зарождения Выгов- ской  киновии, у колыбели которой Даниил Викульевич стоял первым,  Андрей Дионисьевич неизменно почитал его как учителя, наставника, духовного отца. Каким бы ни было начинание Андрея, он благословлялся у батюшки Даниила. Во всей Выгореции, за её пределами Викулин обладал бесспорным признанием   и, употребляя современный язык, авторитетом.
    В главе “Ответы с совестию составиша и написаша” уже сказано, что книгу “Поморских ответов” по праву старейшего насельника Выговского монастыря первым подписал Даниил Викулин. Добавим,что при этом он начертал: “Ко все-пустынным всем нашим общесобранным и написанным известительным отве- там общежительства Даниил Викулов по совету братии Выгорецкого общежи- тельства руку приложил”.
    С детских лет Даниил жил в Великом Новгороде, затем в Шуньгском погосте, где в местной церкви стал дьячком и служил длительное время. В возрасте 30 лет встретился с диаконом Игнатием, странствовал с ним в Поморье, отшельни-  чал в Выговском крае, всё больше проникаясь  древлеправославной верой.
    Почти 40-летним Божья воля свела его с Андреем Денисовым,Захарией Сте- фановым, а всех вместе – с иноком Корнилием. Их единые помыслы, согласные действия легли в основу создания Выговского общежительства. Четыре десяти- летия отец Даниил являлся столпом Выгореции, ставя превыше всего и сберегая в целомудрии, посте и молитвах неповреждённое древлецерковное благочестие. 
    Будучи странником и отшельником, он старался стойко выносить лишения и преследования. Его знали справедливым в разбирательствах недоразумений среди пустынножителей, обходительным, но настойчивым в укреплении киновии, терпеливым и внушающим терпение братии, сестрам при нехватке пищи, одежды, при тяжких трудах.
    Отец Даниил неутомимо выстаивал многочасовые, соборные и келейные мо-литвенные бдения, неусыпные всенощные службы. Такому примеру крепости духа и тела нелегко было следовать, тем не менее к этому настоятель побуждал. 
    Внешнему и внутренному благолепию часовен, торжественно величаемых в общежительстве молитвенными храмами, отец Даниил придавал особое значе-ние. В более чем небогатых бревенчатых стенах часовен светились замечатель-  ные образа. На Выге творили незаурядные изографы.
    Как и украшение часовен иконами подлинно канонического письма, волнова- ло отца Даниила наличие книг, необходимых для полноты  церковных служб. В этом смысле доброе наследство оставил Пётр Прокопьев. Его собрание Четий-Миней упоминалось. Говорилось уже и о заслугах братьев Денисовых, отправ-  лявшихся в поездки по России с разными целями. Всякий раз, они, возвращаясь,   привозили книжные редкости, в первую очередь богослужебные, иногда стоив-  шие денег, нередко – пожертвованные ревнителями старой веры, наслышанны-  ми о подвижниках Выга, о существовании Выго-Лексинского общежительства.
               
                “Кто станет корабль церковный направляти?”
    Отец Даниил был в “славной четверице” самым старшим по возрасту, однако пережил Петра Прокопьева, Андрея Дионисьевича и радовал Симеона своим не-утомимым бодроствованием на клиросе, выдержкой вопреки своим преклонным годам, близкому восьмидесятилетию. И всё же беззаветный старожил Выгоре- ции сдавал. Если до кончины Андрея Дионисьевича перемен в нём не замечали или они не бросались в глаза, то после скорбного прощания со старшим Денисо-вым стало очевидно: отцу Даниилу нездоровится. Он крепился, хотя недомога- ние выдавал слабеющий голос. Напряжением духа Викулин восполнял немощь плоти, одолевал хворь.Однако всем было видно, что дни отца Даниила сочтены.
Печалился Симеон, сокрушались старейшины, задаваясь вопросом: “Кто станет таковой великий корабль церковный правити и направляти?”. Отец Даниил, как пишет И.Филиппов, произнёс для них отеческие утешительные слова. Симеону он сказал особенно сердечно:
    “Чадо и брат мой Симеоне, мужайся и крепися. На то ты церковью воспитан, на то и позван, на то тебя Господь приуготовил ревнителем древлецерковного благочестия, укрепителем всего собранного братства, обеих обителей и всей пустыни пастырем. Попечись о них чадо и брат, Господь тебе помощник будет. Поревнуй о блаженной памяти брата своего Андрея, который в трудах и подвигах показал великое тщание о благочестии, о братском состоянии и строении. Мужайся, брате Симеоне.Господь - крепость твоя и помощь да будет”.
    3 октября, стоя на ночной молитве, отец Даниил впал в “телесный недуг” и вынужден был покинуть клирос. Десять суток он ещё оставался в ясном уме и, сидя или лёжа в постели, принимал посещавших его братьев и сестёр, исповедо- вал их и благословлял, напутствовал незыблемо пребывать в православии, хра-нить единомыслие, нелицемерную любовь друг к другу, послушание и покор-ность настоятелю.
    Кто-то робко спросил: “Честный наш отче, на кого нас оставляешь, кто будет нам отец, и наставник, и пастырь”. Отец Даниил ответствовал, что отныне степень выгорецкого отца и наставника он передаёт Симеону Дионисьевичу и вместе с тем призывает относиться к нему с любовью и верой, чтобы снискать милость Божию.
    Последнее, что прозвучало из его уст, были душевные пожелания мира пус- тынножителям, благословение их на праведное житие. Изрек он и молитвенное: “Дивен Бог во святых своих”. При этом отец Даниил  осенил лицо крестным знамением. И затих навсегда. Его кончина наступила, как упомянуто, днём 12 октября 1734 г.
    Отпели досточтимого батюшку всем собором, похоронили “на горке”, в при- сутствии множества людей. Покойному были возданы не меньшие почести, чем Петру Прокопьеву, Андрею Дионисьевичу князю Мышецкому, другим достой- ным мужам Выгореции. Заупокойное пение заглушалось “многоплачевным жа- лостным рыданием”.
    И на этот раз в конце скорбного прощания прозвучало  братское поучение. Успокоив плачущих, Симеон Дионисьевич,благословленный Викулиным настоятель, не говоря уже о трудной должности киновиарха, вместе с Трифоном Петровым напомнили об апостольской заповеди из Священного Писания: с плачущими должно плакать, усопшему отцу Даниилу поминание творити и молиться Господу Богу о душе батюшки, а себе от Господа милости просить, дабы услышал он моление выговцев, понёсших очень чувствительную утрату, и наделил нового пастыря силою, достаточною для “содержания и окормления христособранного  стада”. (И.Филиппов,с.250-257). 

    Настал 1735 год и 18 февраля, спустя всего четыре месяца после кончины от- ца Даниила, умерла Соломония Дионисьевна, сестра братьев Денисовых, прави- тельница Лексинского девичьего монастыря. 38 лет, в сущности всю свою взрослую жизнь она посвятила служению в обители. Пришла сюда 20-летней девицей и земной, отпущенный ей Всевышним срок закончила пожилой женщи- ной.
    Соломонии довелось пережить “тощие” годы, когда инокини и белицы монас-тыря, как и все пустынножители, питались хлебом из толчёной и молотой соло- мы. Будучи главой обители,  она должна была прежде всего поддерживать исти- нно монастырский порядок. И здесь не обходилось без трудностей. Случались,в частности, нелады в отношениях между сестрами. Соломония, естественно, вос- станавливала мир, но это стоило нервов. Безмерное напряжение телесных и ду- шевных сил потребовалось в страшные часы небывалого пожара 1727 года, уничтожившего почти все строения Лексинского монастыря.
    Слишком многое брала Соломония на сердце. Глубоко печалилась она из-за совершенно несправедливого ареста любимого брата Симеона, его 4-летнего тюремного заточения в Новгороде. Тяжкие раздумья, слёзное гореванье ускоря- ли ослабление здоровья. Подкрадывались недуги. Еще при жизни брата Андрея стали беспокоить её боли в желудке. Мучительно перенёсшая смерть старшего брата, Соломония трудно приходила в себя, хотя выполнение возложенных на неё обязанностей не оставляла. Наоборот, страдающая от утраты Андрея и сва- лившейся неохватной ноши единственно на Симеона, трепетно сочувствуя ему, Соломония всечасно готова была помочь и помогала, особенно в том , что касалось Лексинского монастыря. Мало того, она часто отправлялась в Выгов- ский монастырь на коровий двор, где содержался молочный скот, за которым ухаживали сестры, направленные сюда из Лексинской обители.Прибывая к ним, Соломония “надсматривала и управляла”, сообщая Симеону о положении дел, об отрадных свершениях, нежелательных случаях и возникающих нуждах.
    Симеон опирался на весомую подмогу любимой, дорогой ему сестры, платил  ей признательными, нежными чувствами. Для него не было тайной нездоровье Соломонии. Знал он и то, что после кончины Андрея, вдобавок к прочим неду- гам у неё обострилось заболевание горла, и это ухудшение Соломония, да и Си-меон, пожалуй, связывали с потерей не только родимого брата, но и столь прек- расного человека, каким был Андрей.
    Еще пять лет после прощания с ним Соломония держалась, превозмогая “гор-ловую хворь”. В середине февраля, находясь на коровьем дворе, она почувство- вала себя крайне плохо. Позвала своего духовного отца и со страдальческого ложа исповедалась ему. В изнеможении, собирая остатки сил Соломония встре- тила братьев Симеона и Иоанна. Братья,умирающая Соломония,прилучившиеся
сестры из монастыря совершили христианский акт взаимного прощания, проще-   ния, благословения. Получив прощение, Соломония осенила себя крестным знамением и тихо отошла в вечный сон.
    Всеобщий плач объял Выговскую пустынь. Плакали Симеон и Иоанн, рыдали трудницы, церковницы. Собравшиеся в основном принадлежали к женскому по-лу. Никто из пришедших не мог сдержать слёз. Соломония снискала почитание и любовь. Трудно было бы сыскать среди инокинь и белиц Лексинского монас- тыря, да и среди мужского люда, человека преданнее, нежели Соломония, Господу Богу, Древлеправославию, святоотеческим заповедям.
    Гроб с телом усопшей привезли из Выговского в Лексинский монастырь. Соломонию отпели в часовне всем собором и понесли “на горку” - монастыр- ское кладбище.
    У могильного холмика Симеон Дионисьевич произнёс прощальные и учите- льные слова:
    “Достоит (надлежит) нам, сестры, об усопшей поминовение творити и о душе ее молити Всемилостивого Господа Бога, да устроит душу ея в покоище со свя- тыми и прежними отцами, отшедшими вкупе, и самим нам надобно уготовляти- ся к оному (такому же) отшествию и житие свое добре управити с чистым покаянием и исповеданием, плакати и молити Господа Бога об отпущении грехов наших”. (И.Филиппов,с.260-264)
   
    Вслед за проводами Соломонии, в начале марта 1735 года выговцы прости-лись с Лукой Федоровым, одним из ближайших помощников Андрея Дионисье- вича, замечательных тружеников и созидателей общежительства.

    В числе первых насельников Выговского монастыря был сын толвуйского  священника Леонтий Федосеев. Он пришел в зарождающуюся обитель юношей, уже владеющим грамотой и основами церковного пения. Вместе с тем, готовым выполнять любую работу. Сразу включился наряду с братией в различные тру- ды: рубку леса, заготовку кормов и др. На работах, проводившихся в удалении от монастыря, исполнял молитвенное попечение братии. Находясь в обители, исправно посещал часовню, душевно пел среди клирошан во время церковных служб.
    Не расставался с книгой, чтение ставил высоко. Интерес к книгам возрастал и углублялся. В свободный час избегал пустопорожних разговоров. Его дни складывались из нелегких трудов, усердных богослужений, погружения в книжные премудрости.
    Чтение было пристрастием и одновременно – школой.Выгорецкие отцы заме- тив эту увлеченность, поручили Леонтию громкую читку книг для братии. Слу- шатели сходились по воскресеньям и праздникам, выпадавшим на будние дни. Перед Леонтием сидели хлебопашцы, плотники, возчики, кузнецы, рыбаки. Они нуждались в духовной пище, но всех томила усталость. Ведь позади были неде- ли нескончаемой траты телесных сил. Леонтий выстраивал чтение так, чтобы оно живо воспринималось братией, становилось душеполезным для каждого, кто услышал чтеца.
    Наверное, он затрагивал в сердцах слушателей тонкие струны, воздействовал на их чувства. Спустя какое-то время, ему уже оказывали почтение, словно он был не рядовым пустынножителем, а наставником, духовным отцом.
    В некотором смысле он, можно сказать, и выполнял обязанности наставника. Случалось, что заменял духовного отца во время его отъездов. Проявив себя знатоком церковного устава, Леонтий в отсутствие уставщика, правил в часовне установленную службу. Его знания ценили, к слову прислушивались, ибо в лю- бом деле, находясь среди братии, он трудился  образцово и всегда был вправе напомнить кому-то о долге пустынножителя, указать на чью-то небрежность. Все знали, что Леонтий не искал лёгкой жизни, умел терпеть. Никто не слышал, чтобы он хныкал, жаловался, когда единственой едой, сохранявшей кое-какие силы, был хлеб из соломенной муки. Он испытал на себе все тяготы участи че-ловека, ступившего на путь защитника древлего благочестия, усвоил для себя
правила, необходимые, чтобы личное существование превращалось в служение.
    Достоинства Леонтия снискали ему уважение и братии, и большаков общежи- тельства. С братскими нуждами, то есть в интересах благополучия всей Выгоре- ции, он в качестве порученца Андрея Дионисьевича ездил в Москву, Новгород, Псков, умело справлял требуемые дела. Посланный в очередной раз по одному из упомянутых адресов, Леонтий пропал. Лет пять братия не ведала, где он и что с ним. Ходили слухи, будто бы он тайно (почему?) обитает у некоего посад-ского (жителя предместья) в том же Новгороде. Некоторые историки предпола- гают иное. С наставлениями и, естественно, при всяческой поддержке Андрея Дионисьевича Леонтий в период своего загадочного отсутствия обретался в Па-лестине. И это происходило в 1720-годы, раньше, чем туда поехал также с Выга М.И.Вышатин. Возможно, Федосеев действительно совершил длительное путе-шествие на восток, но с чем он вернулся из мест обетованных, неизвестно. 
(Словарь “Старообрядчество”.Москва,изд-во “Церковь”.1996,с.72).
    Объявившись, он не надолго наведывался в Выговский монастырь. Однако в основном проживал либо у московских, либо у псковских и новгородских христолюбцев - неуклонных ревнителей старой веры.
    В эти годы постигла Леонтия сердечная болезнь. Недуг часто проявлялся и посещения Выга сократились. Но связей с родной для него киновией Федосеев не терял. Довольно часто присылал настоятелям письма, которые содержали не только практические советы по устройству и управлению общежительством. В письмах сказывались основательные познания, ибо Леонтий изучал грамматику и риторику, усиленно занимался самообразованием. Он присылал на Выг в ка- честве помощи деньги, вырученные при исполнении им различных треб в горо- дах, где находил приют.
    Нет-нет, да и приезжал к нему кто-нибудь из выговцев. Людей благочинного поведения он охотно привечал, давал гостившим у него пустынножителям щед-рые уроки праведного жития.
    На седьмом десятке своих лет, квартируя у некоего старовера в Москве,Леон-тий перенёс тяжелый приступ. Несколько поправившись и чувствуя, что конец всё-таки близок, Федосеев выразил пожелание, чтобы имеющиеся у него книги и скромные денежные сбережения были переданы Выговскому монастырю. Он написал в киновию письмо с просьбой прислать к нему надёжного человека. Письмо в пути задержалось и, приехавший в Москву Мануил Петров, Леонтия в живых уже не застал.
    Перед своей кончиной Федосеев “исповедался чистым покаянием, со всем обычным чиноположением”. Он умер 5 августа 1736 года. Завещание о том,    чтобы его бренное тело отвезли на Выг и похоронили на кладбище Выговского монастыря, исполнено не было. Хозяину дома, предоставлявшему Леонтию кров, чиновники конторы, куда он обратился за разрешением на перевозку гроба, велели похоронить усопшего в Москве, там, где хоронят старообрядцев.
    Погребение совершилось достойно, при немалом стечении народа. Присутст-вовали и поморцы, и старообрядцы, приемлющие священство, и даже иноверцы в одеждах немецкого покроя. (И.Филиппов,с.266-271).
   
    Из пяти членов семьи Мышецких-Денисовых, внёсших неоценимый вклад в становление и развитие Выго-Лексинского общежительства, самым младшим  был Иоанн, о котором нами обещано хотя бы вкратце рассказать. Пора это сде- лать. Судьбам главы семейства Дионисия Евстафьевича, Андрея Дионисье- вича, Симеона Дионисьевича, Соломонии Дионисьевны уже посвящены в боль- шей или меньшей степени страницы нашего повествования.
    Иоанн пришел в Выговскую пустынь со своим отцом Дионисием братом Си-меоном в 1697 г. Было ему 10 лет, что собственно, уже упоминалось. Грамоту знал слабовато. Но со временем освоил её довольно глубоко. Научившись сво- бодному письму, пристрастился к книгописанию.
    Шло время, Иоанн взрослел, в год смерти отца (1707) достиг двадцатилетия  и уже слыл признанным книжником. Однако, участились “тощие”годы, выгов-цы питались хлебом из соломенной муки. Иоанн тяжело переносил бесхлебицу.
    Отправляясь в Москву ввиду важной надобности, Симеон взял с собой Иоанна для переписки книг и поправления здоровья. В Москве он получал пи-щу, в которой нуждался, тем более необходимой при его очевидном болезнен- ном состоянии. Сердце Иоанна оказалось куда как слабее, чем у старших бра- тьев. Увы, и они не стали долгожителями, но по другим причинам – главным образом из-за неимоверных, порой нечеловеческих  трудов, взваленных ими на самих себя.
    В Москве Иоанн провёл 9 лет. Он нанимался учителем в дома староверцев, преподавал им уроки чтения и письма, сам продолжал книжное дело. Тем и кормился.
    Недомогание не отступало. Всё чаще казалось, что силы покидают оконча-тельно. В страхе перед угрозой внезапной смерти Иоанн решает насовсем вернуться к Симеону. В монастырь он приезжает “ с великой верой и усердием и нача у братии в келии жити”. Ему отводят отдельный чулан, здесь он почти затворяется в воздержании и посте, ни с кем не общаясь. В пище довольствуется самым малым,  ничего сверх того, чем питается из общего котла братия, он не требует. Ни в какие разговоры не пускается. Такое уединение длится подолгу, если не постоянно. Иоанн мирится со всеми лишениями.
    Он остаётся в старой келии, хотя заботами Симеона и соборных братьев для него построено новое жилье.
    Болезнь наступает. Иоанн почти не встаёт с постели. Он страдает. Но не еди- ной жалобы, ни единого стона от него не слышат.
    Симеон навещает болящего брата, спрашивает: “Како ты, брате? -  Иоанн же ему со смирением отвещаше: помаленку и тихонько,брате. Надобно потерпети  Господа ради”.
    В последние дни Иоанн забывается. Очнувшись, тихим голосом просит у братии прощения. Он исповедуется у духовного отца, “в чистом разуме управ- ляется с чиноположением”.
    Умер Иоанн в ночной час 3 мая 1737 года. “Всего жития числится пятьдесят лет.Погребен усопший у креста большого подле его отца Дионисия”.(И.Филип-пов,с.299-302)
         
    В череде похорон не сосчитать прощаний с рядовыми христианами. Они, ка- залось бы, неприметно жили и тихо умирали. Но ведь их трудами и молитвами общежительство и держалось. Об одном из них, памятуя, что были тысячи таких же  радетелей о Староверии, принесших Богу неизмеримую жертву, нижеследующий рассказ.   
    Житель Кижского погоста Олонецкого уезда, посадский человек Иван Кири- лов был выбран  в целовальники, то есть в контролёры расходования и сбереже-ния казны. На Олонецкой судоверфи ему доверили ответственную должность в отечественном кораблестроении, за развитием которого неусыпно следил лично император Пётр Первый. Иван повёл себя строго и честно.Он и помыслить не смел  воспользоваться чем-то казённым, хотя под его надзором находились огромные финансовые средства и материальные ценности. Он мог бы завести  для себя обильный стол, но Кирилов “ядяше и пияше” своё. Однако так посту- пали далеко не все. Удручали Ивана  пьянство среди сослуживцев, учащавшееся брадобритие, вольности в одежде, пренебрежение постничеством. Люди теряли чувство страха Божьего.   
    Мириться с тем, что он наблюдал,  богобоязненный назначенец не желал. В горячих молитвах перед святыми иконами Иван просил у Бога избавления от несносных для него обязанностей. Надеясь на  Божью помощь, тёмной ночью он покинул подворье, где обитал, иначе говоря, совершил тайное бегство вместе с так же настроенным спутником. Замысел был простой и в то же время многозначащий: минуя родной дом, идти на Выг и “тамо жити до исхода души своея, плакать о грехах своих”.
    Незамеченными они добрались до Онежского озера, у кого-то купили лодку и, следуя мимо Кижского погоста, достигли родного уголка. Иван встретился с братом, взял с него слово, чтобы о свидании молчал, затем по глухим тропам устремился в Выговскую пустынь, и некоторое время, опасаясь погони и сыска, прятался в укромных местах.
    На судоверфи быстро обнаружили, что Кирилов сбежал и сообщили Петру I.
Государь сразу же спросил: цела ли государственная казна? Было доложено, что и копейки не пропало, что Иван – добропорядочный, набожный человек,крести-тся двумя перстами. И царь сказал: коль казны не взял - нечего его искать.Вмес-  то него изберите другого.
    Иван воздал благодарение Господу Богу и Пречистой Богородице. Став сво-бодным, он построил избёнку, привез в неё жену. Они жили вне обители. Их кормила пашенка. Что-то приносили родичи, делились хлебом выговцы. Стес-няла нужда, нестеснённой была молитва. Они раскаивались в своих грехах. На-верное, Иван просил прощения за то , что совершил тяжкую провинность, оста-вив должность без ведома начальства. Он не оправдывался. Да, он позволил себе крайнее своеволие. Но на верфи Кирилов не распоряжался самим собой.  А как служить Богу , будучи во власти чужеродных обстоятельств? Недостало у него сил выполнять долг перед государством и одновременно терпеть людские пороки, тем болеее бороться с ними. 
    Очень хотелось попасть в монастырь. Когда он попросился в обитель, выгов-ские отцы уже были наслышаны о его великой преданности Господу Богу,  ред- ком даре молитвенника. Просьба Ивана была уважена. Он поселился в келии у Луки Федорова. Тогда еще были живы и Лука, и Андрей Дионисьевич, и прочие кормчие общежительства. Жену по причине старости и немощного состояния определили в больницу Лексинского монастыря.
    В целом 17 лет, до 1724 г. прожил Иван Кирилов в Суземке (то есть в преде- лах Выговской пустыни). В монастыре он ещё больше проявил себя неустанным молебщиком, чтецом Псалтыри. Застигнутый болезнью, он слёг и спустя неко- торое время в здравом уме, сохраняя речь, в покаянии “отыде к Богу”. Было ему 70 лет. Земной срок жизни Ивана Кирилова – свидетельство  многих непростых  судеб выговских поборников Древлеправославия  и его Поморской ветви, сох- ранившейся по сей день.

                “Виноград Российский” - памятник страдальцам
    Отец Даниил, Михаил Вышатин, Леонтий Федосеев, Соломония, Иоанн Де- нисов...Только несколько имён. Между тем первопроходцев, вдохновителей и создателей Выго-Лексинского общежительства, заслуживающих поминовения, было несравненно больше. Нельзя не напомнить о жертвенности Германа Соловецкого и Емелиана Повенецкого, подобно Игнатию и Пимину приняв-  ших “огненную” смерть. Во имя веры шли на истинные духовные подвиги изо- браженные в этой книге иноки Корнилий и Кирил. С Кирилом делил долю пус- тынника отец Епифаний, который оставил добрый след на Соловках и Выге, а в 1682 г. погиб вместе с протопопом Аввакумом в заполярном Пустозерске. 
    Благодарной памяти достойны непосредственные строители киновии.Среди них был и отец Антоний – в прошлом обычный сельский житель, но дарови- тый мостовик. Влекомый душою в Выговскую обитель, он пришел сюда и принял монашеский постриг от пастыря Пафнутия. Сразу же показал себя боль- шим умельцем. Устроил у монастыря первый мост через Выг. Затем соорудил мост через реку Сосновку. В дальнейшем, пока позволяли силы, строил мосты, запруды, пристани, прокладывал бревенчатые настилы в болотистых местах.   
    Эти и многие другие замечательные личности известны и сегодня, благодаря трудам Ивана Филиппова. Его жизнь и свершения  будут обобщены в конце, а на сочинениях Симеона остановимся теперь. Про знаменитую “Историю об отцах и страдальцах соловецких” пусть и неполно, но всё-таки рассказано выше, в специальной главе.Вместе с тем С. Денисов является автором упомяну- того  исключительно ценного труда “Виноград Российский или описание пострадавших за древлецерковное благочестие, написанный Симеоном Дионисьевичем (князем Мышецким)”. 
    Когда составлен внушительный сборник житий воителей и мучеников, ревни- телей и проповедников? На этот счёт мнения историков расходятся. Полагают, например, что труд увидел свет в начале 30-х годов XVIII столетия. А “Дегуц- кий летописец” содержит следующую запись: “В году 1739-ом написана книга “Виноград Российский”. Выяснять, какая дата верна, пожалуй, не стоит. Глав- ное в том, что Симеон Дионисьевич упрочил своё  место в ряду зачинателей русской исторической литературы, явил незаурядные качества исследователя, увековечил имена самоотверженных, волевых, несгибамых мужей, ценой собственной жизни отстаивавших национальные духовные ценности.
    Открывается “Виноград Российский” торжественными возвышенными словами:
    “Российская земля насколько пределами(пространствами) – настолько благо- честием весьма обильна, насколько величиной – настолько православием зело (очень) пребогата, от моря и до моря от рек вселенских прекрасно расширися”.(Гл. I,с.1-2). 
    Историк С.Зеньковский отмечал, что “в глазах Денисова православная дони- коновская Русь была “вторым небом” и за дела, подвиги и молитвы русских святых ей была дана великая миссия сохранения истинно христианской веры”.
(“Виноград Российский”, с.4).
    И эту веру до раскола “единогласно и безраздорно, всесоборне и всецерковне содержаху”(то есть – хранили). (“Поморские ответы” – 20,21).
    Но произошло разделение и единство было попрано, братство расторгнуто, святость омрачена. Русскую церковь постигли шаткость, разобщённость, вломи-лась в великое сообщество русских христиан пагубная вражда.
    Ради спасения отеческих истин Древлеправославия решительно выступили беззаветные охранители старой веры. Всех их не перечесть. Тысячи и тысячи приверженцев  “неповреждённого” новшествами отеческого благочестия оста- лись безымянными, хотя и понесли от властей кару. Однако имена многих занесены в историю Староверия. И память о них запечатлена Симеоном Диони- сьевичем. Сперва в книге о “Соловецком восстании”. Героическим был отпор царскому войску, беспримерной – стойкость защитников священной обители, мученической – участь большинства из них.
    С.Денисов написал про это с таким состраданием, что книга о непобеждён- ных соловлянах и сегодня, по прошествии почти трёх веков со времени её выхо- да не утратила пронзительного воздействия на читателя.
    Столь же весомым и насущным произведением, в первую очередь, для старо- веров представляется “Виноград Российский...”. Понятие “Виноград” в данном случае подразумевает образ Староверческой церкви, сравниваемой с предивным и всесладчайшим “Виноградом “Владычным”, Господним” на Российской земле. Возделывают его Божьи люди, преданнейшие молебщики и служители Церкви, идущие на любые муки во имя её процветания - неповторимой для них, светоносной.
    Естественно, поэтому книга после взволнованного вступления, начинается с жития и деяний преподобного великомученика Аввакума. Страницы произведе- ния полны описаний подвигов, покорения духовных высот людьми, принесши- ми нетленную славу Староверию. Не вдаваясь в перечисление имён, обратимся
к некоторым личностям и судьбам.

    Вязниковская слобода – древнее поселение Владимирского края,в конце XVII – начале XVIII веков была одним из значительных центров староообрядчества. Тесная связь Вязников и Выговской пустыни отмечена в целом ряде работ сов- ременных историков. В нашем очерке уже представлен выходец из Вязников М.Вышатин, упоминались иконописец Алексей Гаврилов, Иван Иванов Моск-витин, обосновавшиеся в общежительстве. В свою очередь с Выга в Вязники приезжали пустынножители Иван Андреев Белозер, Борис Федосеев.
    С.Денисов счел важным ввести на страницы “Винограда Российского” потом- ка дворцовых крестьян села Даниловского Костромского уезда Капитона – про- поведника XVII века, чьи взгляды на устроение Церкви были позднее отчасти свойственны выговским отцам. В первой трети XVII века пересеклись пути Ка- питона и инока Корнилия, который позже стал вдохновителем основания Выго- вского монастыря и снискал прозвание Корнилия Выговского. Познакомились они в ветлужских лесах, куда Корнилий пришел, движимый молвой о святости Капитона и увидел строжайшее самоограничение. Он встретил в Капитоне и провидца, услышав от него далеко идущие предсказания. Редкий дар Капитона С.Денисов выразил в кратком изречении: “Дальняя яко ближняя непогрешите- льно возвещаше”, то есть, и отдалённое, и ближайшее будущее он предсказывал безошибочно. “Мужем чудного жития” величали Капитона и об этом якобы был наслышан царь Михаил Федорович. (“Виноград Россйский”, л.46).
    По мнению С.Денисова Капитон ратовал об отеческом благочестии везде, где бы он ни находился. Последние годы своей жизни старец провёл в вязниковских пределах. “За рекою Клязьмою лес велик простреся (простёрся), - пишет С.Де- нисов. - Тамо предивный отец Капитон живяше”. На примерах показано, как много было у Капитона подражателей его “чудного жития”, без остатка отдан- ного Богу.
    Над скрывавшимся в лесах поборником и хранителем отеческих заповедей то и дело нависала угроза поимки. В 1662-1963 гг. крупный отряд стрельцов под командованием полковника А.Лопухина сыскивал в Вязниках Капитона и его единомышленников. (“Виноград российский”. Москва, 1906,с.46).

    Имя Спиридона (в миру – Симеона) Потемкина не столь известно, как, ска- жем, имя Ф.П.Морозовой и сравнительно редко встречается в различных трудах по истории Староверия. Что касается “Винограда Российского”, то С.Денисов уделил Потемкину надлежащее внимание и включил данные о нём в состав своей книги, позаимствовав их из послания диакона Благовещенского собора Феодора.
    Спиридон Потемкин – смоленский дворянин, близкий родственник знамени- того царедворца Феодора Ртищева, по словам диакона Феодора “ученый чело- век”, и в самом деле образованный книжник, владевший греческим, латинским, польским языками, выступил одним из неуклонных противников реформ в Русской Православной Церкви. “Сочинения Потемкина, - считает историк В.С.Румянцева, - оказали огромное влияние на формирование Староверия”
    В Москву он приглашен в 1655-56 гг. Монашеский постриг под именем Спиридона принял в Покровском монастыре за рекой Яузой. И вскоре был поставлен в архимандриты этого монастыря.
    В стенах обители старец Спиридон написал девять полемических “Слов”. Русская Православная Церковь, подчеркивал он, не нуждалась в исправлениях, затеянных тогда верховным духовенством и самодержавной властью. С точки зрения В.С.Румянцевой Спиридон настаивал на утверждении, что “Церковь отошла от евангельских заветов из-за проникновения в неё “вселукавого римского догмата” через новшества и еретические книги, которые печатаются в Риме, Париже и Венеции”.
    Почтительно отозвался о Потемкине в собственном “Послании из Пусто- зерска к сыну Максиму и прочим сродникам и братиям по вере” диакон Феодор. Старца Спиридона он называл своим учителем и поддерживал с ним связь до кончины Потемкина.   
    В Послании Федор писал следующее (текст вкратце излагается на современ- ном языке): “В монашестве Спиридон, дядя Феодору Ртищеву по родству, был великим поборником старого церковного благочестия. Он терпеть не мог всех еретиков и отступников от правой нашей веры. Многих еретиков он посрамил. Иезуиты и кардиналы римские боялись старца, не находя ответов на его острые речи. Блаженный старец Спиридон просил у царя Алексея созвать собор, чтобы новые книги обличить до конца, поскольку ведомо откуда они пришли и что принесли. Царь же льстиво ему отвечал: “Будет собор, отче!” И так старцу всё обещали, ожидая его смерти, ибо знали в нём мудрого мужа и великого обличителя. В прениях о новых книгах никому бы против него не устоять... Однажды прислал царь Алексей к старцу Спиридону Феодора Ртищева. Тот и говорит: “Изволишь ли, дядюшка, метрополию возглавить в Нов-граде? Там нынче церковь вдовствует”. Отвечает на это Спиридон: “Феодоре Михайлович! Скажи царю: лучше я на виселицу пойду с радостию, нежели на митрополию в новые книги”. Племянник молвит дяде: “Воля твоя; только иные таковые чести ищут, покупают ее, а ты и даром взяти не хочешь!”. (“Пустозерская проза”.Изд-во “Московский рабочий”.1989,с.236).
    Написавший о Спиридоне Потемкине диакон Феодор – один из четверых пустозерских страдальцев. Вместе с протопопом Аввакумом, иноком Епифа- нием, попом Лазарем, после 15-летнего заточения в земляной тюрьме, он был заживо сожжён в апреле 1682 г.   
    Их гибель на чудовищном костре также отражена  С.Денисовым в “Виногра- де Российском”.
    Старец Спиридон расправы за противостояние церковным новшествам избе- жал. И спасла его от карательных действий властей, пожалуй, скорая смерть. В отписке, направленной в Тайный приказ, архиепископ Рязанский Иларион доно- сил царю в октябре 1665 года: “Да вели старцу Кирилу, чтоб он Спиридону По-темкину воли не давал... Уж ныне от него Спиридона исходят выписки хульные на новоисправленные святые книги...”. Царь Алексей Михайлович Романов был тогда “на коне” и мог крепко наказать непокорного монаха, несмотря на его ро- довитость и личное знакомство с ним. Но в ноябре того же года старец Спири- дон умер.

    В 70-х годах XVII века Староверие широко проповедовалось в соседнем с Олонецкой губернией Новгородском крае. Слово, разоблачающее “новины” в Русской Церкви, вопреки преследованиям и жестоким расправам несли христи- анам Новгородчины смелые воители за древлее благочестие: игумен Досифей, прогремевший позднее на всю Россию духовный вожак Московского восстания 1682 г. Никита Добрынин, беглые соловецкие монахи, посадские люди Василий Рукавишников и Иван Дементьев, новгородский дворянин Димитрий Хвостов.
    Участие Хвостова в противлении церковным реформам, как и пример Спири- дона Потемкина, лишний раз подтверждает, что книжная “справа”, изменения в обрядах, прежде всего замена двуперстия на троеперстие, вызвали протест не только в народных низах. Отвергли “новины” и многие представители имущих слоёв русского общества. С.Денисов отметил в своей книге, что простолюдин  Дементьев наряду с проповедью среди “простых” людей отваживался на убеж- дения и получал отклик у “благородных персон и славных фамилиями лиц”. (“Виноград Российский”.л.6).
    Ивана Дементьева  С.Денисов назвал главою новгородских староверов. Жиз- ненный путь сложился  извилистым, недолгим. Его отец – выходец вроде бы из-за польского рубежа. Малолетним Ивашка осиротел, жил с матерью и сестрой на Торговой улице. После кончины матери ради хлеба насущного сменил целый ряд занятий: рыбачил на промыслах, торговал калачами и т.п.
    Подростком обучился начальной грамоте у дьячка Василия. Тяга к чтению помогла самоучке обрести познания книжника, довольно сведущего в трудах учителей Церкви. Его воззрения укреплялись и под влиянием встреч с умудрён- ными житейским и религиозным опытом старцами. С одним из них – Филаре- том – обитал в “хижинке” за  Ильмень-озером. В свою очередь, несмотря на мо- лодость, он имел вес даже у старцев. С.Денисов нарёк И.Дементьева учителем инока Варлама, сожженного в октябре 1683 г. (“Российский Виноград”, л.60 об.).
    В начале 1664 г. Иван оказывается в Москве и останавливается в доме бояры- ни Ф.П.Морозовой. В это время у неё жил протопоп Аввакум с семьёй. Можно предположить, что между признанным вождём староверов, уже испытавшим ссылку в Забайкалье и с другой стороны – вступающим на смертельно опасный путь молодым собратом происходили беседы. В Москве Иван покупает “Кири- лову книгу” и “Книгу о вере”. Их содержание находит живой отклик у едино- верцев, в частности у крестьян вотчины Троице-Сергиева монастыря, где Иван усердно проповедует. Продолжительный срок он проживает в кругу семьи Ав- вакума.
    По возвращении в Новгород свои знания и умение Дементьев сосредоточил на проповеди среди посадских людей. Быстро умножалось число его единомы- шленников. Власти объявили сыск опасных “расколоучителей”. Выданный своим учеником, И.Дементьев был схвачен стрельцами и брошен в застенок, откуда уже не вышел. Там же сгинул дворянин Хвостов. С.Денисов сообщает о его казни. (Рос.Вин.Л.63 об.-64).
    Капитон, Спиридон Потемкин, Иван Дементьев (биографические сведения о которых частично почерпнуты из работ историка В.С.Румянцевой) – всего лишь единицы в сонме подвижников и мучеников, чьи деяния во имя Древлеправо- славия Симеон Денисов отобразил в “Винограде Российском”.Но жертвенность, мужество даже отдельных борцов за веру показывают, какие страницы русской истории раскрывает это сочинение и сколь оно значительно.
    Высоко оценивая творчество Симеона, историк Д.А.Урушев писал: “После Симеона Денисова много было в старообрядчестве славных писателей, мужей начитанных и ученых, но такой “книгам сказитель, грамоты списатель” более не являлся. На века в книгах запечатленная слава златоустого Симеона остается неоспоримой по сию пору...”. (“Запечатленная слава”. Газ. “Меч духовный”. Рига, июль-декабрь 2006).
    “История об отцах и страдальцах соловецких” и “Виноград Российский...” - главные произведения Симеона. Конечно же, они не исчерпывают всего литера-турного наследия, оставленного Денисовым. По мнению историков ему принадлежат более 100 работ. П.Любопытный в своем “Словаре” приводит пе- речень сорока двух сочинений Симеона Дионисьевича. Вот некоторые из них:   
    “Важная, занимательная, духом благочестия горящая речь на торжественный праздник  Введения Божией Матери в священный храм;
    Пылкое и убеждением озаренное слово об особенном благоволении Божием, живущем в киновии и пустынях;
    Плачевное, убеждения и красноречия исполненное прошение царствующей императрице Анне Иоанновне о крайнем насилии и разорении, бывшем в Выго- рецкой киновии от седмилетней кампании от высшего начальства;
   Трогательные живые два нагробных слова киновиарху Андрею Дионисьевичу;
    Ясный церковный устав богослужения”.

    Являясь главой Выго-Лексинского общежительства, Симеон Дионисьевич не мог отдаваться литературному творчеству сполна. Помимо каждодневных бесчисленных забот отнимали душевные силы прощания с единоверцами, осо- бенно с теми, кто занимал исключительное место в личной жизни киновиарха и в существовании всей Выгореции.
    Еще не улеглась печаль после похорон родного брата Иоанна, как вскоре, в том же 1737 г. скончался Захария Стефанов (Дровнин) – первопроходец, чело- век, стоявший у колыбели Выговского монастыря, спаянный духовным родст- вом и дружбой с иноком Корнилием, отцом Даниилом,Андреем Дионисьевичем,
Петром Прокопьевым,человек, положивший во благо Выговской богоспасаемой
пустыни великие труды. Как было не горевать!
    Но если бы только печаль об усопших тревожила сердце. В эту и без того трудную пору чужая злая воля породила в общежительстве раздор.
    ... Немало лет тому назад духовные отцы приняли в семью пустынножителей некоего Фотия Васильева. Со временем выяснилось, что он служил в стрелец- ком полку, на каком-то этапе Северной войны, длившейся с 1700 г. два десяти-летия, самовольно оставил воинские ряды. Долго скрывался, менял места,боясь поимки. Будучи исповедником старой веры, однажды предстал перед Андреем и отцом Даниилом, попросил о защите. Направленный на тяжелые работы, обла- дая телесной крепостью, трудился примерно. Ведь пришел в пустынь молодым, не старше 30 лет. В трудниках состоял порядочное время. “Муж был благочес- тивый, твердый буквалист” - писал П.Любопытный. Вероятно, добрые впечат- ления, производимые бывшим стрельцом,  способствовали пострижению Фотия в монахи с наречением его Филиппом.
    Монашеское служение нёс, не вызывая нареканий. Правда, упомянутый П. Любопытный, называя его “отцом словесных овец, учителем простодушных и благочестивых людей”, отмечал, что в иноке Филиппе проглядывают подчас грубость, честолюбие.(Словарь П.Любопытного,с.116).
     Наверное, он умел скрывать своё истинное нутро. Но настали дни, когда человек открылся. Случилось это после кончины отца Даниила Викулина, кото-рый в качестве своего преемника благословил Симеона Дионисьевича.
    Но Фотий, зная об этом, повёл речь о своём большем праве на должность нас-тоятеля.Дескать, решающее слово в управлении общежительством принадлежит ему и С.Денисов обязан считаться с его первенством: “Я-де поступил на место Данилы Викулича и мене должно во всем спрашивати и во всем слушати и с моего благословения творити, а Симеон Дионисьевич без моего совета все делает и мене ни о чем не спрашивает и ничего не сказывает”.
    Кроме посягательств на главную роль в общежительстве, Филипп резко отве-  ргал намерение Симеона Дионисьевича ввести непременную молитву за царя ввиду растущего в этом отношении давления правительства.
    Возгордившийся Филипп и слышать не хотел “ о поклонах во здравие царской фамилии”.
    Симеону претила всякая вражда, особенно между пустынножителями. А она назревала, грозя расколом внутри Выгореции. Выход виделся в соборном разбирательстве. И собор духовных отцов в уважаемом выговцами составе засе- дал. Филиппа обвинили в разжигании розни, в притязаниях на то, чего он никак не заслуживал.
    Убедившись в проигрыше, Филипп вроде бы покаялся, но последующие действия “филипповцев” (он был не одинок) показали, что в раскаянии гордец лукавил. Разногласия возобновились. Мятежный инок вместе с группой своих сторонников покинул Выгорецию, продолжил гнуть избранную линию. Уход филипповцев произошел в 1737 г. Спустя пять лет на реке Умбе, узнав о приб-лижении следственной комиссии, Филипп и несколько десятков послушных ему христиан заперлись в моленной и обрекли себя на самосожжение.
    Однако последователи инока Филиппа не исчезли. Наоборот, образовалось  филипповское согласие, не приемлющее брака, заметное до начала XX века. Ныне очаги этого согласия имеются лишь кое-где в Сибири. (Указ. словарь “Старо- обрядчество”,с.294-297).
   
    Десятилетие (1730-1740), в течение которого Симеон Дионисьевич стоял у кормила Выго-Лексинского общежительства, императрицей России являлась дочь рано ушедшего из жизни царя Иоанна, вдова-герцогиня Курляндская Анна Иоанновна (1693-1740). На престол её избрал так называемый Верховный совет помимо всякой очереди и без ведома других высших учреждений. Фактическим правителем уже тогда огромной России был курляндский герцог Эрнст Бирон. Ему Анна предоставила все полномочия. И упомянутое десятилетие стало пери- одом почти безраздельного немецкого господства. В.О.Ключевский писал: “Говорили, что немецкие правители преображенную Петром Первым Россию превратили в торговую лавку, в вертеп разбойников”.
    Анна не доверяла русским и свою безопасность обеспечивала силами иност- ранцев. Был сформирован Измайловский полк в основном из украинцев. Среди офицеров преобладали эстляндцы, лифляндцы, курляндцы.(В.Ключевский.Указ.соч. Т.IV, с. 244-246; 272-275; 277-279).          
    По словам В.Ключевского” “Петр I действовал, как древнерусский царь самодур; но в нём впервые блеснула идея народного блага, после него погасшая надолго и очень надолго”. (Афоризмы и мысли по истории. Указ.соч. Т.IX,с.441).
    В годы “бироновщины” ни о каком народном благе речь даже не шла. Царили карательный режим, разграбление богатств страны, всеобщая подозрительность, доносы, жестокие преследования.
    И хотя в отдельных обстоятельствах, как в случае с кляузами Халтурина вы-говцы получали монаршую защиту, отцы Выгореции не могли не задумываться над тем, что ждет общежительство в будущем? Они понимали: рано или поздно столичные власти доберутся до них и устроят киновии безжалостную встряску.
    Если раньше посланцам Выга были, пусть и в малой степени, доступны высо-кие кабинеты московских и петербургских чинов, у которых выговские ходатаи находили хоть какое-то понимание,то с разгулом “бировщины” разумнее, пожа- луй, было не высовываться из тайги, нежели заявлять о своих нуждах.
    В 1729 г. умер всемогущий Александр Данилович Меншиков, лишь на четыре года переживший государя Петра. В 1736 г. скончался глава Синода Пётр Ива- нович Ягужинский. В том же 1736 г. ушел из жизни влиятельный церковный и государственный деятель Феофан Прокопович, участник формирования петров-ской политики веротерпимости.
    В дни, когда Халтурин клеветал на Выгорецию, Симеон Дионисьевич обра- щался к Прокоповичу и писал: “Безбожные варвары свои службы и церемонии свободно отправляют, всюду свои службы самовластно совершают...Мы же бед- ные и горько плачевные и в дебрях пустынных, и в чащах лесных и по удалении от мирских поселившиеся жилищ, вынуждены терпеть ереси, которых весьма гнушаемся...”. (“Выгореция”. Изд-во “Карелия”,Петрозаводск,1986,с.132).
    Ждать тут хотя бы подобия отзывчивости вряд ли стоило. Тем не менее Симеон посетовал сановнику на несправедливость, бездушно чинимую против пустынножителей.
    Со смертью упомянутых высокопоставленных лиц Выг утратил даже малое заступничество, точнее, как мы уже отмечали ранее, снисхождение, приостана- вливающее действия властей, пагубные для общежительства.
    К великому душевному сокрушению отцов Выгореции почвой для недобрых действий властей становилось и своеволие отдельных, прямо скажем, пройдох. Имели место злонравие, доносительство. Это пагубно отражалось на всех сторо- нах жизни киновии: на церковных службах, ведении хозяйства, на взаимоотно- шениях выговцев, связях их по различным надобностям с городами, значимыми центрами России.
    Злопыхательство порождало грязные кривотолки, нелепые обвинения навле- кали на общежительство подозрения, проверки, гнев и нетерпимость властей. Стоило завестись среди пустынножителей негоднику – жди беды с мрачными и болезненными последствиями. Особенную горечь вызывала неблагодарность доносчика и хулителя, всецело обязанного духовным отцам, братии и сестрам. Ведь они делились с ним кровом, хлебом,сердечным теплом. А он их предавал.

                Перетерпели бесчинство...
    В годы подъёма Петровских железоделательных заводов, началом закладки которых считается 1703 г., появился в Выговской пустыни некий петербуржец, назвавшийся Москвитиным, а по имени и прозванию Иван Иванович Круглой. Выказав смирение, кротость, якобы нуждаясь в спасении, несколько лет он жил  в Шелтопорожском скиту тихо и смиренно.По прошествии времени попросился у отца Даниила и Андрея Дионисьевича в монастырь. Настоятели это желание уважили, определили Круглого на торговые суда, ходившие в Петербург с раз- личными грузами. Казалось бы, к делу приставлен, куском хлеба обеспечен, трудись – не ленись. Ан нет, начал ссориться с братией, своевольничать, зано- ситься. Возвращаясь в монастырь, вёл себя вызывающе, отказывался подчинять- ся  правилу – жить по Закону Божьему и уставу общежительскому. Укротить в себе бунтовщика, сеятеля крамолы Круглой не смог. С презрительным высоко- мерием покинул монастырь. 
    Заполучив “вольность”, ввязался в торговлю всякой всячиной, опять же со всеми ссорился. Сумел, однако, жениться. Супружество длилось недолго. Жена умерла.
    Меняя пристанища, Круглой оказался в Выгозерском погосте. И здесь стран- ным образом  был поставлен в старосты. С первых же дней взыграли в нём гор- дыня, любоначалие. Отношения с людьми не складывались. Стал водиться с недобрыми типами, нагнетал хулу на Выговскую пустынь, грозился разорить её. В старостах его терпели год, хотя обидел он многих жителей погоста и окрест- ностей. Рвался в старосты и на второй срок, но сельский сход избрал другого. Круглой отправился на Петровский завод и возбудил против нового старосты и его избирателей судебное дело.
    В суде сквернословил, бунтовал. С рук это ему не сошло. За дерзость завод- ские судьи посадили его в кутузку, велели взять “в оковы”. Но ввиду болезни вскоре освободили. Он поспешил в Выговский монастырь к Симеону Дионисье- вичу, чтобы тот оказал содействие в примирении Круглого с жителями Выгозе- рского погоста. За Круглым с завода следовал капрал и несколько солдат. С.Де- нисов не возражал насчет примирения, однако выгозерцы мириться с бывшим старостой отказались наотрез.
    Круглого привезли на завод. Он заявил начальству, что имеет тайное слово к императрице Анне Иоанновне. Скованного, “за крепким караулом” его достави- ли в Петербург. Там негодника водили на проверки и допросы, на которых ему изрядно доставалось. И поделом! Ибо сказано, что желающий своим лукавым вымыслом улучить для себя свободу, попадёт в горшее. Грешник запутывается в собственноручно расставленной сети. (И.Филиппов, с.376-378).

    В Синоде Круглой не мог не сказать правды о своем происхождении, о време- ни появления в общежительстве, о духовных отцах, явивших братскую участли- вость и даже милосердие. Впрочем, таких добрых слов Круглой наверняка не произносил. Он просто назвал имена настоятелей. Остальное, что касалось их деятельности, внутренней жизни Выговского и Лексинского монастырей, ски- тов, было наговором, измышлениями, клеветой. В очернении Круглой не щадил никого,начиная с Симеона Дионисьевича и кончая десятскими, сторожами. Всех он мазал дёгтем, подчиняя лживые, гнусные россказни одной цели – натравить высшее духовенство, губернские и столичные власти на полное разорение Выгореции, ”дабы дух староверцев не именовался”.
    Заодно Круглой возвёл злостный поклёп на священника Выгозерского прихо- да. При этом объявил о своём отречении от старой веры и переходе в никониан-ство.
    Синод, наверное, не ждал столь желанного “подарка”. Сами собой напраши- вались немедленные действия по “разоблачению раскольничьего гнезда и низвержению Выговской пустыни”.
    О доносе Круглого руководство Синода известило Сенат, без решения кото- рого задуманные меры Синод предпринять не мог. (И.Филиппов, с.380-389).
    “Верхи” намечали и взвешивали план “сокрушения” Выгореции, а в ней пус- тынножители переживали страх, нагоняемый возможной карой. Весть о подлом навете распространилась быстро. В Петербург срочно отбыл Мануил Петров с поручением разведать, что можно противопоставить клевете Круглого, какое прошение способно остановить нашествие в пустынь целой комиссии – офице- ра с солдатами, архимандрита, диакона, подъячих, канцеляриста, избавить от унизительных допросов лучших людей, которых оговорил Круглой.
    Ожидание сообщений от Мануила Петрова томило и угнетало. Наконец он дал о себе знать, но тем, что “выудил”, не только не обрадовал,но даже не успо- коил.
    “Подавать прошение невозможно, - извещал выгорецких отцов Мануил Пет- ров, - и уже не примут, и возразить нечем, уже в Сенате указы пишут и посылку готовят с тайной, а какие будут указы, никто не знает”. (И.Филиппов, с.182).
     Весть от Петрова усилило тревогу, но пожалуй, большее опасение и боязнь расправы вызвал весьма грозный и чреватый великой бедой слух: на одном из допросов Круглой показал,что Выгореция не молится “за Её императорское Величество”, то есть Анну Иоанновну и других царственных особ в молитвен- ном слове не чтут.   
    В предыдущих главах нашего очерка этот вопрос затрагивался. Действитель- но, всеобщая и непременная молитва “за царя” в монастырях и скитах на Выге не произносилась. Предложение Андрея Дионисьевича ввести молитву относи-тельно Петра Первого было в свое время старейшинами общежительства откло-нено: государь-де недостаточно благочестив.
    Теперь, в преддверии наезда специальной комиссии все понимали, что отказ чествовать царскую фамилию во время богослужений может обернуться многи-ми арестами, закрытием монастырей, распадом общежительства...
    Как поступить? Выбор невелик. Либо воспротивиться и шагнуть скопом в “огненную купель”, а боящимся страданий скрыться, либо смириться с отступ- ничеством и провозгласить готовность молиться за монаршую семью.
    Лучшие люди Выгореции сошлись на совет, чтобы избрать дальнейший путь. Соборное заседание получилось людным. Пришли старцы Феодосий, Варлаам, Иосиф, киновиарх Симеон Дионисьевич, управленцы Трифон Петров, Даниил Матвеев, Мануил Петров,Захар Пуллоев с сыном Титом, Симон Иевлев, жители
Берёзовского, Шелтопорожского, Тихвинского Ладожского, других скитов, вы- борные и десятские, простые грамотные и неграмотные выговцы.   
    Самосожжение, как средство протеста и борьбы против ожидаемых гонений, поддержки не нашло. Большинство сочло, что такое действие лишено здравого смысла, оно приведёт не только к гибели людей,но и Выгореции в целом, к уни- чтожению всего, что создано их руками, освящено их неисчислимыми молитва- ми, орошено теплыми и чистыми слезами.
    Когда-то приснопамятный отец Даниил Викульевич, касаясь мученичества самосожигателей, печалясь о сгинувших в пламени, вопросил: “Действительно ли сей путь есть спасительный и богоугодный, еже (чтобы) во время нужды ради благочестивой нашей христианской веры предавать самих себя в огонь, или в воду, или инако?”.
    И на соборном заседании, пожалуй каждый спросил себя примерно так же: единственный, правильный ли этот путь?
    Определение совета должно было быть твёрдым, четким, убедительным. Оно и вышло таковым с учётом серьёзности обстановки. Совет положил, “что в тропарях, кондаках и стихах, как где напечатано Ея императорское величие поминать везде по нынешнему обыкновению...В нынешнее время клеветами хотят всех староверцев искоренити. Того ради и писания искати и творити, дабы церкви не вредити, и на христиан на всех не навести напрасного гнева и конечного всем разорения, гонительства и мучительства...Где прежде царя поминали, поминать императрицу”. (И.Филиппов, с. 383-384).

    Колодник (то есть взятый в оковы) Круглой объявил в Синоде, что выговцы не молятся ни за кого из царской фамилии в августе 1738 г. И с тех летних дней на Выге ожидалось нашествие комиссии. Но прибытие её затянулось до ранней весны 1739 г. Тем не менее пустынножители в некоторой мере были застигнуты врасплох.
    Возглавлял комиссию асессор О. Квашнин-Самарин – чиновник не слишком высокого ранга, зато с широкими, даже неограниченными полномочиями. Комиссию составляли представители Сената, Синода, губернских учреждений. Лица и гражданского, и церковного звания преследовали одну цель ,возникшую по доносу Круглого: в отместку за “раскольничье самоуправство” в отношении царской фамилии изрядно наказать Выгорецию. В случае, если обвинения будут доказаны – положить конец Выго-Лексинскому общежительству. В первую оче- редь важно обезглавить киновию, лишить её духовного настоятеля и опытного распорядителя, коим являлся Симеон Дионисьевич.
    Поэтому выговские отцы посчитали, что С.Денисову, дабы не попадаться под горячую руку, следует на какое-то время затаиться. Предлог прост: он, дескать, находится в Каргополе, скоро вернётся. 
    Члены комиссии сидели в Олонце, а в Выговской пустыни искали способы  хотя бы смягчения своей участи.
    С челобитной, содержащей опровержения лжи, злопыхательства Круглого и слёзные просьбы о милосердии, отправился в Петербург Стахий Осипов  - в надежде на доброе расположение начальства, благоволением которого беда бу-дет остановлена. 
    Великодушным деянием усилия выговских челобитчиков дополнила старица Лексинского женского монастыря Марина (Марфа Лукина). Из словаря “Старо- обрядчество” (Изд-во “Церковь”, М. 1996,с.165) явствует, что старица по собственному почину во время “Кругловщины” ездила с прошением в Петербург, намереваясь повидать императрицу.При жизни Андрея Денисова Марина служила его келей-ницей.В память о нём она сложила “Стих плачевный по Андрее Дионисьевиче”.
    Однако с челобитными выговцы несколько опоздали. Комиссия достаточно быстро прибыла в Олонец, приступила к предусмотренным ещё в Петербурге и Москве действиям,  упредить которые челобитные уже не могли. Были и другие причины, из-за чего стучаться в высокие кабинеты не имело смысла.   
    Прячась, Симеон Дионисьевич поручил Мануилу Петрову, наведаться в Олонец, добыть хоть какие-то сведения о намерениях Самарина, об указах и инструкциях, вменённых ему в обязанности. Появление Мануила вызвало у Са-марина гнев. Выговца посадили под караул, как лазутчика. Он всё-таки сумел убедить Самарина, что оказался в Олонце исключительно по своим делам и был освобождён. Но с предупреждением пустынножителям, что все они должны безоговорочно подчиняться распоряжениям самого Самарина и других членов комиссии.
    Мануилу не удалось вкрасться в планы Самарина, однако поведение самого господина выдавало безусловную угрозу  всему Суземку – то есть территории Выговской пустыни. Он якобы  говаривал, “что будто от Суземка во всю Россию староверство распространяется, а как их (выговцев) не будет и разорят- ся, то и староверцы все изведутся по всей Русской земле” (И.Филиппов, с.460).

     Шуньгу в праздник Благовещения Пресвятой Богородицы наводнили солдаты, подводчики, невиданные прежде люди.В это селение припожаловал господин Самарин. Члены комиссии, сопровождаемые немалым числом помощников, возниц разместились в избах, заранее намеченных старостами. После праздника Самарин, меняя санные упряжки, побывал в Пигматке, у Волозера, направился к Выговскому монастырю. Мануила опять держал при себе, чтобы тот не предупредил обительских. В монастырь Самарин нагрянул неожиданно в один из последних дней марта. И сразу же заявил, что комиссия разместится внутри монастырского двора, а не в гостинице,находящейся вне обители,хотя келии гостиницы заранее были натоплены и полностью подготов- лены к приёму постояльцев.
    Самарин не замедлил спросить: дома ли Симеон Дионисьевич Вторушин?  Асессору дали тот же ответ: настоятель по-прежнему в Каргополе.
    Почти все келии монастыря , в частности плотницкую, нарядническую, казна- чейскую, сапожную, другие Самарин обошел, расселил прибывших с ним людей, начиная с архимандрита и кончая возчиком. Всего в его сопровождении насчитывалось  около 100 человек.
    В часовне он осмотрел книги. Велел поставить у входа в часовню солдата с ружьём. Спустя несколько часов, Самарин вновь посетил часовню и обнаружил возле окон плотные деревянные щиты, бревенчатые подпоры, смольё, что явно свидетельствовало о готовности выговцев запереться в молитвенном доме и об- речь себя на самосожжение. Самарин был разъярён. Он тотчас накинулся на Мануила Петрова: ответствуй, кто и ради чего сие учинил? Мануил сказал, что ничего не знает. Но кто-то из братии объяснил Самарину следующее: насельни-ков монастыря и не только их обуял страх, порождённый вестью, будто на Выг  явится множество солдат , всех пустынножителей закуют в железо и свезут в Петербург. Вот и всколыхнул братию брошенный кем-то призыв: лучше пре- даться огню во имя древлего благочестия, чем очутиться в оковах, да ещё в Петербурге под караулом. Не все с этим призывом согласились, однако многие взялись запасать смольё и прочее, потребное для “гари”, иными словами для са-мосожжения. 
    Господин асессор, не на шутку рассерженный, велел всё это немедленно уб- рать, поставил другого солдата с ружьём и шпагой, пригрозил закрыть доступ в часовню, если приказание не будет исполнено.
    Круглой содержался в отдельной келии. Никто не смел приблизиться к ней. Караульные были начеку. (И.Филиппов, с.393).
   
    День за днём Самарин вёл допросы пустынножителей, вынуждая Мануила Петрова, Ивана Флиппова, других деятельных мужей участвовать в отборе и вызовах на допросы  выговцев, которые себя ничем не запятнали и могли дать честные, точные показания. Чем больше людей Самарин выслушивал, тем явст-веннее обнажались низость Круглого, лживость, надуманнось, предвзятость его наговоров.
    Во время допросов Самарин, архимандрит, поп из Петербурга сидели за столом. Синодский подъячий Михайла Логинов расспрашивал и записывал ответы. Уже не один десяток мужчин и женщин предстал перед столом, за кото- рым в немалой степени решалась дальнейшая участь пустынножителей.
    Не хватало главного ответчика – Симеона Дионисьевича. Надо полагать, Са-марин предвидел, какую речь он услышит от Денисова. Более, чем кто-либо, ки- новиарх изобличит подлые вымыслы Круглого, без особого труда “разденет его догола”. С одной стороны, и Самарин воочию наблюдал несостоятельность не-сусветной хулы, словно помои, сливаемой на Выгорецию. С другой стороны, асессор являлся чиновником, слугою государства, относившего староверов к опасным врагам. Лично Самарин также вряд ли питал к тем же выговцам благо-желательность. И насквозь бессовестный донос  Круглого он волен был пустить в ход, как зацепку, предлог для карательных мер , осуществления которых царс-кий двор ждал от него, асессора Самарина. 

    Племя иуд неистребимо. Нашёлся ничтожный человечишко и в обители, шеп-нул Самарину, что Симеон Дионисьевич скрывается в монастыре, у пономаря Конона. Глава Выгореции незамедлительно оказался в руках Самарина и его свиты. Арестованный Симеон сказал,что недавно вернулся из Каргополя и вско- ре сам, добровольно поступил бы в распоряжение комиссии. 
    Для продолжения розыска (дознания) опять выбрали Шуньгу. Обоз,превыша- ющий 50 саней, неоглядно растянулся по льду Онежского озера, отделявшего Выговский монастырь (Данилов скит) от Шуньгского погоста. На одних из саней, занятых чинами комиссии, солдатами, арестованными, везли скованного  Симеона Дионисьевича. По свидетельству И.Филиппова жителей Шуньги еще более, чем в первый раз ужаснуло грозное зрелище – десятки колодников в ок-ружении солдат с обнаженными шпагами наготове, громадный обоз, подневоль- ные угрюмые возницы, крики, брань...
    Стояли холода, стужа пробирала. Спешили с распределением прибывших в обозе. Колодникам отвели два помещения с охраной по пять солдат. Симеон Дионисьевич попал в число двенадцати арестантов, временным кровом которых стало жильё напротив дома, где устроился Самарин. Насколько близко к асессо-ру оказался Денисов, настолько в отдалении был заперт  Круглый под надзором трёх солдат.
    Назавтра Самарин выбрал избу и превратил её в тайную канцелярию. Здесь происходили возобновленные  допросы. При этом даже хозяев избы удаляли из неё. В сенях, подобно допросам на Выге,  строго дежурили караульные солдаты. (И.Филиппов, с.407-408)
 
    После вывоза С.Денисова в Шуньгу, не подвергшихся аресту насельников Выговского и Лексинского монастырей охватило волнение. Заключение под стражу киновиарха люди расценили, как начало разорения всей Выгореции. “Всему конец!” - паника, страх, плач наполняли Суземок, особенно девичьи келии  Лексинского монастыря. Здесь опять возвращались к помыслам о само-сожжении, можно сказать, предовращенном Самариным в Выговской обители, когда он в ней находился.  Весть о возможной “огненной купели” на Лексе дос-тигла Симеона Дионисьевича.
    Сильно встревоженный Денисов через Ивана Филиппова, тоже взятого под караул, всё-таки сумел передать, точнее, повторить свой наказ: братья и сестры, никоим образом не поддавайтесь отчаянию, выбросьте из головы всякую мысль о самоубийстве. Надо молиться! Денно и нощно класть земные поклоны. Слёз- но взывать ко Господу Богу и Пресвятой Богородице, просить о защите каждого из нас, рабов Божьих и в целом – о нерушимости богоспасаемого нашего обще- жительства. Надо молиться, братья и сестры. С несказанным усердием!
    Свой наказ Симеон Дионисьевич передал в письменном виде. Он поручился за И.Филиппова и Самарин уступил настоятельным просьбам Симеона, времен-но освободил Ивана и позволил ему отправиться из Шуньги на Лексу, чтобы Филиппов  остановил самосожжение в женском монастыре.
    ...Уже едва ли не в третий-четвёртый раз оглашал Иван письмо Симеона Дио-нисьевича, взывавшего всех к разуму,к продолжению искренних богослужений.
Возле часовни – главного молитвенного прибежища, храмовой святыни Лексин- ского монастыря скапливались насельницы обители, труженики, отряженные сюда для тяжелых неженских работ. Прибывала братия Выговского монастыря, сестры, обслуживающие коровий двор.
    Иван старался донести до каждого слово Симеона Дионисьевича. В настрое- нии братии и сестёр чаша весов склонялась попеременно то в одну, то в другую стороны. Филиппов, насколько удавалось, остерегал единоверцев от пагубного шага. Задерживаться здесь он не смел, ибо долгим отсутствием подвёл бы Симе- она Дионисьевича, ответственного за своё поручительство. Иван вернулся вов- ремя – с довольно крепкой надеждой, что людская взвинченность, правда, наря- ду с некоей покорностью части собравшихся в Лексинском монастыре, не обер- нётся “гарью”.
    В эти же дни Симеон Дионисьевич “заповеда всем своим в обоих монастырях – мужску и женску, за клеветника Ивана Круглого молитися всем...Помилуй его Господи и спаси. И слышав во всём Суземке начаша молитися за оного (этого) Круглого каждый по возможности своей и по усердию: и во все лето молящеся о нём  и о избавлении колодников своих”. (И.Филиппов, с.404)
    Молиться за вражину, иуду, прохвоста? Это веление Симеона было восприня-
то по-разному. В стане  Самарина скорее всего поразились. Не могли не даться диву большие и малые чины комиссии – очевидцы наскоков Круглого на стари-ка Гавриила Ефремова при очной ставке последнего с Круглым. Житель Шелто- порожского скита Гавриил, насильно доставленный в тайную избу, отвергал все   очерняющие и Денисова, и в отдельности - многих других – грязные измышле- ния, исторгаемые Круглым в злобной ярости с гнусными ругательствами.
    Какая-либо правда в оголтелых воплях Круглого начисто отсутствовала. И что же получалось? Люди, коих Круглый унизил, призваны молиться за него...
А унижал он каждого, кого солдаты не считаясь с тем, кто у них в руках – безза-щитная женщина или больной старик, грубо втаскивали в тайную избу.   
    Была и другая сцена негодяйства Круглого. Во время переезда в Шуньгу обоз
остановился у Волозера. Самарину понадобилось распросить здешних старух. И тут подал голос Круглой. Он встал во весь рост на санях и начал громко, чтобы услышали начальники, кричать, что Симеон Денисов-Вторушин и его сообщни- ки своим внушением смущают верующих, подбивают их на самосожжение, весь уезд взбаламучен проповедями староверов, отрывающими людей от православ- ной церкви. Лживые речи Круглого были прекращены солдатами – после смены лошадей обоз тронулся в направлении Онежского озера, скованного льдом.
    Ледовая дорога пролегла вблизи Палеостровского монастыря Симеон Диони- сьевич  с душевным трепетом рассматривал обитель, трагически связанную с именами иноков Игнатия, Германа, других воителей за Древлеправославие, предпочёвших мученическую смерть согласию с бессмысленными новшествами в Русской Церкви. Поминая иноков, киновиарх и прочие невольники, зябнущие в санях, молитвенно просили у незабвенных подвижников древнего благочестия о заступлении и избавлении Выговской пустыни от пагубного нашествия недоб- рых сил. ( И.Филиппов, с.405-406).
 
    Лжец Круглой охаивал Выгорецию, а пустынножители молились за него. Странно, на первый взгляд. Но только на первый. Наш очерк посвящен людям, для которых вера в Господа Бога была превыше всего. Беззаветное, священное её исповедание составляло смысл их жизни. 
    Изолгавшийся Круглой вдруг, в какой-то момент ясно осознал, что он, преда- вая выговцев, замахнулся на веру – великую, христианскую, древлеправослав- ную.    

    То, что в дальнейшем сверх всякого ожидания произошло с Круглым, историк назвал “дивным преложением (превращением) Круглого силою невиди- мого Бога”.
    А случилось следующее. Взятому на допрос колоднику Круглому сразу же велели: доводи (то есть обличай, доказывай вину) тех, на кого ты донёс. Иными словами,он должен был как можно больше выложить действительно неопровер- жимых, кричащих фактов. Ответ Круглого ошеломил комиссию. Он заявил, что “ничего и ни на кого доводить не будет, ибо доносил на всех напрасно, в гневе, а ныне боится гнева Божия...И впредь никогда доносить не будет...” Невероятно возмущенные  участники комиссии прибегли ко всяческим угрозам, добиваясь, чтобы Круглой оставался на позиции доносчика, держался прежних наговоров и подлых измышлений. Весь день отъявленного хулителя Выгореции уламывали и наседали на него. Все попытки комиссии заставить Круглого вернуться к по- ношению выговских отцов он отклонял тремя словами: я доносил напрасно.
    Назавтра,по словам историка, собрались все начальники и подъячие. Солдаты привели Круглого. Он признался, что угнетён печалью,страшится суда Божиего. Повторил сказанное накануне и впал в неодолимое молчание.
    Во второй половине дня к начальникам и подъячим присоединились попы и причетники, созванные из разных мест. 
    Требования порочить общежительство продолжались. Выслушав сие,Круг- лый изрёк: дважды я объяснился. Скажу это и в третий раз. Доносил на Выгов- скую пустынь безосновательно, с умыслом, хотел её разорения. Больше этого делать не стану. Очень боюсь Божиего суда. Иного слова от меня не услышите.
    Двухдневный допрос  Круглого, его отказ подчиниться комиссии и другим почтенным лицам, занесли на бумагу, которую подписали господа начальники и попы. С согласия Круглого расписались и за него.
    Происшедшее не осталось в стенах тайной канцелярии Самарина. По самой Шуньге и дальше разошлась молва о чуде превращения Круглого. В одночасье человек стал неузнаваем. Долгое время творил зло, а теперь кается в содеянном. Дивясь столь редкой неожиданности, все говорили: ”Молитва пустынножителей изменила Круглого”.
    На Страстной неделе к запертым колодникам, в неволе с которыми сидел и Симеон Дионисьевич, наведался Самарин. Он застал арестантов крепко опеча- ленными своей несчастной участью, выпавшей им совершенно несправедливо. Горюя, они тем не менее, воодушевлённые призывным словом Симеона, усерд- но молились, чему Самарин также стал свидетелем. Он тут и сказал заключен- ным: “Ваша молитва сиротская повернула Круглого в правую сторону”. Своим высказыванием Самарин подчеркнул, что сердечное молитвенное обращение к Богу услышано.
    Через несколько дней, в пасхальный четверг Круглого под конвоем троих солдат отправили в Петербург. Одновременно были посланы донесения с соот- ветствующими выводами: в Синод – от архимандрита, в Сенат - от Самарина.
(И.Филиппов, с.409-410).
    После Пасхи в Синоде с участием архиереев, архимандритов, судей, секрета- рей начался допрос Круглого. На первом же заседании он сказал: все мои доносы и речи представлены в письменном виде.Как и в Шуньге он подтвердил,    что Выговскую пустынь оклеветал, что живёт теперь в страхе перед Божиим наказанием и возмездием со стороны Ея императорского величества (царицы Анны Иоанновны) за  ложь и грязные наветы на добрых людей. “Больше сих речей от меня не услышите и сказывать ничего не буду”. (Ист. Выг. пустыни, с.411).   
    Самоотречение, упорная  несговорчивость, возможно воспринятая, как насмешка над высокими лицами, крайне их рассердила. Он не отступил ни на шаг. Круглого бросили в пыточную камеру, подвергли жестоким истязаниям и пыткам. Он стоял на своём, претерпев  плети, встряску, раскалённое железо. 
    Отказ доносителя от всех бесчисленных показаний означал провал комиссии Самарина, имевшей целью, как уже говорилось,если не полное разорение Выго- реции, то безусловный крупный ущерб. Сорвался коварный замысел Синода – в конечном счете прекратить существование Выговской пустыни.
    Дальнейшая судьба Круглого неизвестна. Вероятно, сгинул в пыточных каме- рах, либо на каторге.
   
                Кончина  Симеона Дионисьевича
    Освобождение Симеона Дионисьевича из-под ареста неоправданно затягива- лось. Самарин, видимо, не получая внятного распоряжения, даже после явной осечки в использовании Круглого против Выго-Лексинского общежительства, держал колодников взаперти. Все они, включая С. Денисова, прошли допросы, которые, кстати, весной и летом 1740 г. Самарин не прекращал по отношению к широкому кругу местных жителей.
    Весть об отказе Круглого от своих лживых доносов,навлекших на Выгорецию столько испытаний, достигла, естественно, и общежительства. В Петербург вые- хал стряпчий Стахий Осипов. Через добрых людей он выяснил, что арестанты или по-другому – колодники, содержащиеся в Шуньге,подлежат освобождению. Однако самого указа Осипов не привёз.Этот важный документ застревал во все- возможных синодских и сенатских бюрократических кабинетах.
    Самарин послал в Петербург Никиту Филимонова. Тот также столкнулся с ра- внодушием, а то и неприязнью чиновников к староверу , но твердый характером, он проявил настойчивость и в конце концов ему вручили два конверта. Один – для Самарина, другой с копией – для выговцев. Это и был долгожданный указ, предоставляющий свободу Симеону Дионисьевичу и его товарищам по несчастью. Первым отрадную новость Симеону сообщил Мануил Петров. Затем пришел Самарин, снял солдатский караул, объявил об указе. 
    Симеона Дионисьевича отпустили домой в последних числах сентября. Осво-бодились вместе с ним Даниил Матвеев, Иван Филиппов. Ивана Герасимова, Саву Ларионова, Мануила Петрова Самарин оставил при себе для выполнения различных поручений (И.Филиппов, с.411-416).

    Возвращение Симеона Дионисьевича из Шуньги в Выговскую пустынь отме-чено, начиная от Пигматки и скита Корельский бор, радостными встречами и воздаянием Богу благодарного моления. Поистине праздничные молебны и братия, и сестры служили во всех часовнях. Вдохновенно звучало пение в Коре-льском бору, в часовне Выговского мужского монастыря и в моленной сестер-трудниц коровьего двора; в часовне Лексинского девичьего монастыря и в здешней моленной для мужчин-трудников.
    И все молебны Симеон Дионисьевич почтил своим присутствием.Везде с вол-нением принимал поклоны братии и теплые слёзы сестер. Тронутый неподдель- ным уважением пустынножителей, всем отвечал глубокой сердечностью.
    Он посетил больницу, пожелал хворым выздоровления, выразил душевную благодарность за прилежные молитвы. Признательные слова произнёс и тем, кто старался ради устроения церковной жизни, кто был заботлив в хозяйствен- ных службах, и тем, кто в трудные дни явил мужество и крепкое стояние, кто самозабвенно молился и неустанно трудился.

    Полугодичное заключение сказалось на здоровье Симеона самым худшим образом. Оправиться от недугов,причиной которых стали арест, издевательства, почти тюремное содержание, он уже не смог. После выхода на волю в сентябре 1739 г. он прожил всего лишь год, прошедший, особенно последние шесть месяцев, в болезнях.
    После безоговорочного признания Круглого в том,что он очернил и оклеветал Выговскую пустынь, казалось бы отпала всякая надобность в дальнейшем  “перетряхивании” общежительства. Но комиссия Самарина вела допросы, вме-шивалась в текущие дела  пустынножителей до 1744 г. В 1739-40 гг. Самарин отлучался на некоторые сроки и так называемым “розыском” стал заправлять архимандрит Авраамий, прибывший из Новгорода вместо прежнего архиманд-рита Кириловского – правой руки Самарина в духовных вопросах.
    Авраамий был известен Симеону не первый год. Доводилось с ним встречать-ся. Отношения с этим новообрядческим иереем прежде складывались ровно, хо- тя взгляды на вероисповедание отличались более чем существенно. По возвра- щении из неволи Симеон Дионисьевич  быстро узнал, что в окружении Самари-на появился Авраамий. Вскоре сам архимандрит припожаловал к Денисову. Си-меон встретил его на крыльце келии, поддержал беседу, несмотря на скверное самочувствие. Авраамий вёл себя любезно. Оба,как говорится не касались ост- рых углов. Вместе со старостой Симеон Дионисьевич вручил архимандриту приличную денежную сумму. “И биша челом ему с прочими и молиша его, чтоб он был милостив. И оный архимандрит обещася им всякую милость творити”. (И.Филиппов,с.429). 
    Заметил,однако, Симеон, что Авраамий мягко стелет, да жёстко будет спать. Старосте сказал: ухо надо держать востро. Через некоторое время узнали: архи-мандрит, мало сказать рьяно, скорее нещадно взялся за староверцев. В лесах развелось немало пришлых людей, всяких бесчинников, живущих в своеволии и непотребстве. Авраамий использует их коварные и лукавые россказни, “клеит” из них “доказательства” вины ревнителей Древлеправославия, вины, якобы дос- таточной для разорения староверства, не имеющего истинного благочестия. “За-слуги” архимандрита оценены. Авраамий  приглашён в Петербург  к участию в погребении царицы Анны Иоанновны. Будучи в Олонце, он похвалялся перед властями, что иному и за тридцать лет не сыскать стольких разоблачений провинностей староверцев, сколько собрал он за один год. Ворох измышлений свалил Авраамий на пустынножителей, поставил им в вину глупые, надуманные прегрешения, чтобы “разгневать высоких властных персон, сенатских и синод- ских господ, подвигнуть их к разорению Выговской пустыни, получить себе честь и власть”. (И.Филиппов, с.439).      
    Но Выгореция в главном себя сохранила. Ни комиссия Самарина, ни происки недоброжелателей разных мастей не смогли обрушить основы её жизнеспособ- ности, навести на неё необратимую пагубу. Конечно, действия церковных и государственных деятелей причиняли огромный ущерб. И всё же общежитель- ство, теряя что-то важное, собрав силы, восстанавливала необходимое, обновля- лась. Понятно, самым тяжким, невосполнимым было расставание с духовными отцами, первопроходцами, строителями и учителями общежительства, в просто речии – большаками.
    К 1740 г. уже покинули земную юдоль Петр Прокопьев, Андрей Денисов, Даниил Викулин, Соломония Денисова, многие братья и сестры,чьими молитва-ми, трудами создавалась и укреплялась Выгореция. Горе и печаль подолгу охва-тывали пустынножителей,когда уходили из жизни люди воистину незаменимые.

    Не прошли даром длительное пребывание Симеона Дионисьевича под арестом, нередко мучительные условия заключения, допросы,на которых не обходилось, мягко говоря, без рукоприкладства, ибо И.Филиппов, описывая действия асессора О.Квашнина-Самарина в Шуньге, неоднократно употребляет  слово “истязание”. Это указывает на то, что с заложниками, в числе коих был Симеон, не церемонились. Давление и физическое, и психологическое подорва- ло здоровье С.Денисова. Он вернулся из Шуньги, можно сказать, непоправимо больным.   
    Пытаясь осилить свою немощь, вникал в заботы общежительства, решал какие-то дела, но былые силы не возвращались. Всё чаще недомогал. В послед- ние полгода уже не вставал с постели.
    Оставаясь тем не менее в ясном уме,он, естественно, подолгу думал о своем преемнике. В завещательном письме, составленном заблаговременно, Симеон Дионисьевич назвал четверых: Трифона Петрова,Никифора Семенова, Мануила Петрова, Даниила Матвеева. Каждый из них по мнению Симеона был достоин возглавить Выго-Лексинское общежительство. Но его предложения оказались не совсем выполнимыми. Трифон Петров к этому времени жил в Сибири, куда уехал волею обстоятельств. На посланное ему приглашение, он ответил, что возвращаться на Выг и вступать в должность киновиарха  отказывается. Если понадобится совет или какая-либо поддержка, он готов помочь.
    Никифор Семенов – тот самый, что приходился родным братом Гавриилу Семенову, одарившему Выгорецию колоколами, и сам отличился в свое время на службе у заводчика Демидова – Семенов проживал в житнице общежитель- ства Чаженге и тоже отклонил предложение. Двое других – Мануил Петров и Даниил Матвеев – в одинаковой степени заслуживали этой должности. Неожи-данно избрание главного лица в общежительстве обернулось  иным образом. На соборном совещании у постели больного Симеона в настоятели был выдвинут Иван Филиппов. Его единогласно утвердили. М.Петров и Д. Матвеев (будущий киновиарх) стали заместителями. 
    И.Филиппов пишет в своей книге, что полагая себя недостойным столь высо-
кой чести,робко признался в возникших сомнениях.Отец Симеон наставительно заметил:“Не прекословь.Бог изволил сие избрание, сотвори послушание”. Далее историк продолжает: “Отец Симеон Дионисьевич, лёжа на постели и крестя лицо свое, глаголил начало (произносил молитву) и что он, Иван, со слезами на глазах, также положив начало, с земным поклоном благословился. Отец Симеон благословил его и пожелал мужества и крепости, помощи Господа, Пресвятой Богородицы и всех святых, соблюдения заповедей Божиих, крепкого стояния в православной христианской вере, строгости к своевольникам и бесчинникам, защиты тех, кто хранит благочестие. Соборной братии отец наказал: стремиться ко всему доброму и полезному, жить по воле Божией, в послушании и покорности настоятелю, в любви и мире между собою”. 

    Симеон Дионисьевич скончался 25 сентября 1740 г.Относительно года смерти С.Денисова у историков есть расхождения. П. Любопытный в своем Словаре называет 1741 г. Автор фундаментальных трудов по истории Выгоре-ции, доктор наук Е.М.Юхименко считает,что С.Денисов умер в 1740 г.(Словарь “Староверие Балтии и Польши”. Вильнюс, 2005, с.139). Автор этих строк склонен придерживаться последней точки зрения.
    Симеон Дионисьевич был похоронен “на горке” с соблюдением всех правил и чинопоследования, надлежащего в отпевании, перенесении  на кладбище гроба. Усопший упокоен рядом с братом Андреем Дионисьевичем и отцом Даниилом Викульевичем. (И.Филиппов, с.472-479),
    Внешний вид С.Денисова изображен П.Любопытным и читателю сей портрет представлен выше – в главе “Живи с великой ревностию и усердием, богоугод- но”. Несколько иначе выглядит рисунок Е.В.Барсова: “Семен Денисов был сред-него роста... с светлыми очами, с улыбкой на устах, с густыми черно-русыми курчавыми волосами и довольно большою полукруглою бородою”. (Семен Дени- сов-Вторушин – предводитель русского раскола XVIII в. Труды Киевской дух. академии.1866, вып.2)
   
   С кончиной С.Денисова завершился полувековой период деятельности представителей рода Мышецких-Денисовых. Их детищем стала колыбель, а за-тем и оплот Поморского Староверия – Выговская пустынь, из которой, образно говоря, отплыл ковчег древлего благочестия, достигший и земель Балтии.
    Выго-Лексинскому общежительству после ухода из земной жизни его основа- телей предстоял ещё 100-летний путь. Но на нём уже были другие люди и другие события. Задача нашего очерка, что и намечалось, состояла в кратких жизнеописаниях братьев Мышецких-Денисовых, а также их сподвижников,  и по выражению, бытовавшему в то время - единоревнителей. Одним из таких, можно сказать, верноподданных Выгореции был Иван Филиппов.
      
             “... Пользодательной сея книги списатель”
    В заголовок вынесены слова из “Надсловия”, заключающего “Историю Выго-ской пустыни”. Нельзя не посвятить отдельной главы ближайшему сподвижни-ку Андрея и Симеона, третьему киновиарху общежительства, летописцу Выгореции, оставившему потомкам замечательный, доселе не утрачивающий ценности труд.
    Иван Филиппов (1661 - 3 декабря 1744) – выходец из семьи государственного крестьянина Шуньгского погоста Олонецкого уезда. Со дня рождения и до 30 лет находился в лоне господствовавшей Церкви. Встречи с Петром Прокопье- вым, его убедительные суждения о правоте Древлеправославия привели Фи-липпова в Выговскую пустынь. Он выполнял различные поручения в качестве поверенного, разумеется, делил вместе со всеми радости и горести, кстати, под- вергался аресту и тюремному заключению по указанию Самарина, что выше по-ведано.
    Оказавшись человеком, наделённым, помимо прочих способностей, талантом историка и писателя, И.Филиппов создал ценные сочинения, вобравшие в себя наблюдения, впечатления, знания, которые он обрёл за десятилетия пребывания в общежительстве. Среди его произведений - “Хронология о важных происшес-твиях, случившихся в Выговской киновии”, “Описание жития выговского киновиарха Андрея Дионисьевича”. Но, бесспорно, главным и выдающимся трудом является “История Выговской пустыни”, впервые увидевшая свет в 1862 году в Петербурге, благодаря издателю Д.Е.Кожанчикову. Данная книга – в своем роде летопись, наиболее полно отображающая существование Выгореции на протяжение длительного времени, раскрывшая жизненные пути духовных отцов и рядовых, но также  самоотверженных, не сломленных тяготами и пря- мыми страданиями пустынножителей. Не будь книги И.Филиппова,в церковном звании – Иоанна Филипповича, наши знания о Выго-Лексинском сообществе были бы гораздо беднее, лишённые непосредственного источника.
    Став в последние годы своей жизни киновиархом Выгореции,Филиппов рев- ностно продолжил дело братьев Денисовых: в пастырском окормлении единове-рцев, в хозяйственном устроении, на литературном поприще. Многолетнее пре- бывание в общежительстве дало этому подвижнику огромный нравственно-мировозренческий опыт, почерпнутый в незаменимой духовной школе, которую представляла собой вся атмосфера объединения двух монастырей, скитов, дере- венек вокруг них, в целом – своеобразного староверческого государства.
   
    “История Выговской пустыни” - это в значительной мере свод кратких биог- рафий. Число имён, просто упоминаемых или с  некоторыми данными о них,
сложно подсчитать. Вот названия главок: “О труднике Иване Старцеве”,“О ико-ннике Афанасии Леонтьеве”,”О кожевнике Алексее Лаврентьеве”, “О  Маркеле, пострадавшем за благочестие”, “Старица Ираида была христолюбива весьма”, “Жена некая Екатерина Дементьева”. В книге переплелись история и богосло- вие, жизнеописания и публицистика, проповедь и хроника, рассуждения эконо- миста и некрологи.
    Через суровые, как сама здешняя природа, судьбы людей показывает автор их подвижническое служение общему благу, братское единение, Случались празд- ники, но  скорби, беды обрушивались на общинников то в виде произвола властей, то в явлении болезней, уносящих десятки жизней, то в бесплодной пустоте хлебных полей. Увы, горести были частыми.
    Досконально зная будни и труды общинников, владея, что называется обшир- нейшим материалом, И.Филиппов не ограничился лишь сухим изложением фактов и событий, хотя и это необычайно интересно, тем паче, что нигде больше не освещено. Автор в большой степени решил высокую задачу – создал религиозно-литературный памятник, историко-философское сочинение.
    В книге во множестве рассеяны образцы выразительной,разумеется,характер- ной  для XVII-XVIII столетий речи. Автор пишет, что в христианской жизни следует сохранить “благочестие неповредно, законы незыблемы, предание неущербленно, тишину бессмутну”,что Церковь надобно защитить “от диаволь-  ского злорыкания, бесовской зависти, раздорного лукавства,бесчинного свиреп-  ства, своевольного шатания, злокозненного роптания” Не правда ли, скудным такой язык не назовешь. 
    Наследие выговцев  почитаемо  доселе. “Поморские ответы” и в настоящее время, о чём уже сказано, спустя без малого три века, являются для староверов краеугольным камнем вероучения, их этико-догматическим кодексом, своего рода священным писанием.
    Староверческие общины стран Балтии, в частности Латвии и Литвы именуют себя поморскими, а Церковь в целом – Древлеправославной Поморской. Богослужебная практика неуклонно согласуется с уставами, правилами, вышед- шими из Выгореции, составленными соловецко-поморскими иноками. “Северный Иерусалим”,как образно названо Выго-Лексинское общежительство, основательно вошел таким образом в историю и современное бытие Поморской Церкви.
    Значение “Истории Выговской пустыни”с течением времени не уменьшается. Скорее, даже возрастает. Во-первых, книга посвящена драматическим событиям русской истории, во-вторых, знакомство с ней восполняет пробел в представле-ниях о незаслуженно забываемых (нередко – преднамеренно) староверческих писателях и созданной ими литературе – неотъемлемой и далеко не худшей части отечественной словесности. Иоанн Филипович о своем труде высказался  весьма скромно: “Да не отвернётся никто из вас от глаголов, изреченных в сей книге простым мужем, ибо исполнена она молитвы, но не горделивых словес.Не красноречием я похвалялся, но о чистоте душевной радел. Не столько буквы тростию писал, сколько добродетели творил и сим обогатился”(Филиппов,с.480).
    Потомки от глаголов Иоанна Филипповича не отворачиваются. К его сочинению обращаются по крайней мере все, кто берётся сказать свое слово о далёких, судьбоносных, особенно для исповедников Поморской Церкви, событиях.
    Чтение этой книги наводит и на следующие заключения. Гонения, запреты, бесправие не только не обескровили Староверие, тем более не привели его к полному исчезновению. Приверженцы старой веры в борьбе за выживание с по-явлением малейшей возможности, особенно с выдвижением умных и стойких вожаков, сплачивались в сообщества,которые наряду с великим богослужебным молитвенным рвением в духе Древлеправославия, налаживанием полнокровной церковной жизни брались за напряжённое хозяйствование, осуществляли строи- тельство, развивали земледелие, ремёсла.
    Общежительство на Выге – яркий, если не ярчайший пример такого сообще- ства. Тесное совмещение духовных и экономических усилий обеспечивалось здесь общинно-коллективистскими отношениями. Складывался образец русской общины, как непременная часть русского мира.
    Опыт выговцев ценен и пользой, полученной в годы, когда у руля киновии  находились братья Денисовы и тем, что их способы управления  пригодились предпринимателям последующих поколений и времён. К примеру, в торгово-мануфактурной области, где к концу XVIII столетия состояние внутреннего рынка России зависело от староверов, создавших костяк российского купече- ства, что плодотворно сказалось на развитии промышленности. Во главе текс-тильных, иных предприятий стояли опять  же староверы.
    В значительной степени в староверческой среде было унаследовано прису-щее Выговскому общежительству правило: предприниматель добивается прибыли не ради собственной выгоды, а для благополучия своей общины. Внедрялся принцип: твоя собственность – собственность твоей общины.
    С ослаблением со стороны государства и высшего духовенства всяких огра- ничений и запретительных мер Староверие не преминуло расширить торгово-финансовые действия. По мнению доктора наук А.Пыжикова староверские общины скопили громадные капиталы - “своего рода общую кассу для различ- ных коммерческих инициатив”.
    Достижения Выгореции в хозяйствованиии и управлении, применявшиеся “раскольниками” методы стали основой прогрессирующей экономической системы. К таком выводам приходят некоторые учёные, оценивая роль Выгореции в экономической истории России.   
   
    В 2011 году исполнилось 350 лет со дня рождения Ивана Филиппова. К знаменательной дате впервые после 1862 г. переиздана “История Выговской пустыни”.
    Примечание. Очерк-повествование “Мужи Выгореции” написан на основе книги И.Филиппова с приведением некоторых прямых выдержек из оригиналь- ного текста, разумеется, сопровождаемых надлежащими ссылками. Использованы также различные сведения из“Словаря” П.Любопытного,другие архивные, литературные источники. Стихи, авторы которых не указаны,  сочинены В.Барановским. Портретные изображения, рисунки заимствованы из книги И.Филиппова (первое издание), староверческих календарей,сборников, в частности из книги “Деяния Собора Старообрядческой Поморской Церкви Христовой 1988 г.”. (Составитель- И.И.Егоров).
    Что касается Павла Любопытного, то имея в виду пространные ссылки на него по ходу нашего повествования, следует полнее представить его личность. Он принадлежит к ряду староверческих писателей,тех, кто оставил нам пись- менные свидетельства о роковой борьбе за древнее благочестие, увековечил  имена несгибаемых воителей за сбережение отеческих заветов.Но сегодня ред- кий из наших единоверцев  знает об этом человеке, а если и знает, то лишь по-наслышке. Удивляться тут не приходится. Одно из основных сочинений П. Лю- бопытного - “Исторический словарь 86 староверческих отцов и учителей” (другое название – каталог) – издано в XIX веке и с тех пор не переиздавалось. Ценные рукописи рассеяны по белу свету, безвозвратно утрачены. Сведения о самом П.Любопытном можно встретить ныне только изредка в публикациях по истории Староверия.   
    П. Любопытный (наст. имя – Платон Львович Светозаров) родился в 1772 г.   в старинном городе Юрьеве-Польском Владимирской губернии. Мать его рано овдовела и одна воспитывала единственного сына. Благодаря её стараниям он постиг начальную грамоту, обучился чтению Псалтыря и других духовных книг. Данные о молодых годах П.Любопытного отсутствуют и есть лишь кос- венные указания на, что перед Отечественной войной 1812 г. он жил в Москве, занимался торговлей. Нашествие Наполеона вынудило его в числе многих поки- нуть Москву. В 1813 г. он оказался в Петербурге, стал подрядчиком по перевоз-ке камня. Здесь П.Любопытный свёл знакомства с образованными людьми, углубился в книги светского и религиозного содержания, прошёл определённую литературную школу. Надо полагать , что этот период был  для него наиболее плодотворным в сочинительстве,которое посвящалось защите и прославлению Староверию, его поморской ветви. Жизнь то и дело поворачивалась к П.Любо- пытному суровой стороной, но он неустанно писал, приумножая страницы своих трудов, ревностно отстаивая незыблемость основ вероучения, завещан- ных духовных ценностей, показывая примеры самоотверженного служения Древлеправославной Церкви. В том же “Каталоге”, сообщая о себе, П.Любо- пытный привёл перечень 97 собственных сочинений. Вот названия некоторых из них: “Трогательный, ясный, благочестием дышащий духовный бич”; “Рази-тельное, истины и живого чувства исполненное, историческое описание...”; “Занимательная, живая и в блестящем виде изображенная картина...”; “Краткий, ясный и убедительный обзор начала откровения о божественной евхаристии”; “Повсеместный устав староверческих церквей для благоустрой-ства и мирного жительства оных”.   
    Душевную крепость он находил в молитве, усердно посещая моленную старо- обрядцев-поморцев. Лишённый на первых порах постоянного крова и скитаясь по Петербургу (Петрополю), П.Любопытный, как зеницу ока, берёг свои рукописи, бережно переносил заветный мешок с места на место. Со временем нашёл приют при моленной, построенной староверами-поморцами на Малоох- тинском кладбище в 1792 г.
    После 30-летней жизни в Петербурге он уехал на Волгу. Перед тем сложил сочинения в сундук и отдал на сохранение своему благодетелю Д.Болотову. Из Астрахани он послал последнему письмо и сундук был отправлен по адресу нового местожительства П.Любопытного – уже в город Камышин Саратов- ской губернии. Здесь в крайней бедности П.Любопытный скончался в 1848-ом на 75 году подвижнической жизни.
    Жизнеописание П.Любопытного приобщено к основному тексту потому, что он - один  из немногих, если не единственный биограф целого круга старо- верцев, связанных с Выгорецией либо непосредственным житием и трудами в самой пустыни, либо временно находившимися здесь, но никогда не прерывав- шими отношений с ней в виде содействия, помощи деньгами, продовольствием, книгами, предметами церковного обихода.
    В “Словаре” под заглавием “Учителя поморской секты” названы 52 ревнителя древнего благочестия, начиная с Даниила Викулина, Андрея Денисова  и кончая Федором Аникиным и Федором Бабушкиным.
    Написание такого свода биографий, характеристик,портретов основателей и строителей Выгореции – существенный  вклад П. Любопытного в историю Староверия. (Из биограф. П.Любопытного.Исторический словарь. С.-Петербург,1862,с.3-4).
   
    Наше повествование начато высказыванием Андрея Денисова о вере. Закон- чить, вероятно, следует с той же мыслью. “Старообрядцы прятались по таёжным глухоманям, - писал в своей статье “Яко Богиню землю нареки” выходец из забайкальских (семейских) староверов А.Г.Байбородин, -...чтобы заслониться непроходимыми чащобами, снежными гольцами и каменными отрогами от грядущей цивилизации - “грядущего Антихриста”, по их убежде- нию, вселяющего в человека бесов, то есть гордыню, зависть, братоненавистни- чество, корысть...” (Журн.”Москва”,№ 9-1990,с.159). 
    И вот – довод замечательного деятеля Староверия Л.Ф.Пичугина,произнесён- ный на первом Всероссийском Соборе поморцев (Москва,1909), председателем которого досточтимый Лев Феоктистович являлся. Он сказал: “... Диаволу попу- щено совращать в ереси и различные заблуждения человеков. И это только потому, если люди сами оставляют Бога, тогда над таковыми и приемлет власть диавол. Но от диавола есть щит твердый – это правая вера; есть на него и острое оружие – это святой и животворящий Крест”.
    2008-2015