Считается, что мужчин в определенном возрасте посещает бес. Никто его не видел, но говорят, что он то ли толкает , то ли колет, то ли еще что делает в ребро, а, может, даже и кусает куда-нибудь, и мужчины начинают совершать несвойственные некоторым поступки. И посещает он только мужчин, чаще всего тех, которые не приобрели никакого другого хобби, ничего не умеют, кроме , как волочиться за очередными стройными ножками, ладной фигуркой или лукавыми глазками. Женщины же существа более стойкие и к этому самому интересному возрасту уже имеют любимые занятия– одни начинают усиленно заниматься собой, другие внуками, третьи вяжут , да много чего имеется у дам в запасе. А потому с бесами они не дружат, за ма-а-аленьким исключением .Основной массе дам просто некогда, да и , возможно, немножко лень. Тем более, что многие уверены, коли основная часть жизни прожита и прожита неплохо, то и не стоит заморачиваться, переживать, считая , что муж любящий и привычный никуда не денется. Особенно в этом уверены те, которые держали мужей, нет, конечно, не то, чтобы в черном теле, но на коротком поводке точно. И вот эти мужья, привыкшие выглядывать из-за широкой(узкой) спины собственной жены, вдруг высовываются из-за нее в полный рост. А это значит, что тот самый бес уже начал покусывать несчастного.
Черное огромное, пыхтящее чудовище надвигалось неумолимо. Евдоким Силыч уже чувствовал его горячее дыхание. Безмерный ужас парализовал его, не давая двинуться с места, залепил рот, мешая позвать на помощь или хотя бы крикнуть. И тут случилось чудо, он открыл глаза. Плотные шторы мешали пробиться солнечным лучам, и потому утро казалось серым, неприветливым. Было душно и тяжело. Рядом колыхалось пышное тело родной жены Агапии Власьевны. Тяжелая полная нога ее взгромоздилось прямо на тщедушное тельце Евдокима Силыча, придавив живот, а не менее полная рука лежала на груди его, прихватывая и шею. Крупный рот был приоткрыт и из него доносились хрюкающие звуки. Евдоким Силыч покосился на супругу и тяжело вздохнул, понимая, что самостоятельно ему не выбраться, а отдаться вот также томительной приятной дремоте уже не получится. Он попытался подвигать ногами, руками, но был прочно пригвожден к своему ложу. От досады он даже всхлипнул.
–За что вот мне такие мучения? Даже в кровати ухитряется задушить мои порывы,– мысли коварные, как змеи и липкие, как паучья паутина, завозились в расстроенном мозгу. – И так всегда. Контролирует каждый шаг, следит, что полезно, а что нет . Даже мясо не дозволяется, чтобы холестерин не образовался, а сама! Сама-то уплетает всё и говорит, что у нее хороший обмен,– и такая обида накрыла вдруг Евдокима Силыча, что он опять всхлипнул. Тем более, неожиданно захотел этакого чего-нибудь вкусненького, существенного, а не травы, которой, считала его жена, ему вполне достаточно. Он еще раз всхлипнул от жалости к самому себе . И тут Агапия Власьевна, хрюкнув в очередной раз, пошевелилась. И тогда удалось! Удалось чуть-чуть отодвинуться. Евдоким Силыч стал живее дрыгать конечностями, одновременно косясь на супругу. Он боялся ее разбудить. Но та спала, со вкусом причмокивая,– еще бы ей не чмокать,– продолжал злиться Евдоким Силыч. Вообще-то он не был человеком злым, скорее, наоборот, но ведь голод-не тетка.
Наконец, затекшие конечности вернули себе способность двигаться, и он осторожно столкнул сначала руку, а потом освободился и от ног жены. Также тихо, опасаясь быть застуканным, Евдоким Силыч ступил на прохладный пол и засеменил на кухню, где летнее солнце уже вполне освоилось, и солнечные лучи весело резвились, прыгая по стенам, кухонной посуде. Еще раз покосившись на дверь, Евдоким Силыч включил чайник и заглянул в холодильник. Обнаружив там палку сырокопченой колбасы, шмат сала, кусок сыра, он чуть не заплакал. Так ему вдруг всего захотелось. И трясясь , что супруга застукает его за таким крамольным занятиям, он отхватил ножом от всего, отрезал толстый кусок черного хлеба и принялся трапезничать. Он жевал,постанывая от удовольствия, запивая крепким сладким чаем, что тоже не дозволялось в целях борьбы за здоровый образ жизни. Евдокима Силыча всегда удивляло, что бороться он должен был в одиночку, а однажды он даже осмелился и поинтересовался.
–Ой, Дуся,– скривилась тогда Агапия Власьевна,– я и так на диетах часто сижу… Не беспокойся за меня и ешь вон,– она тогда придвинула ему стебли сельдерея,– вкусно ведь,– и сунула себе в рот зеленый корешок , сквасившись, выплюнула,– а ты ешь, тебе полезно.
Вот и сейчас , наслаждаясь, Евдоким Силыч поглядывал на дверь. Если застукает, долго ему придется оправдываться. Наконец, он насытился, повеселел, и ему стало жарко. Подойдя к окну, он распахнул его. Вползший воздух уже с утра был тяжел и плотен. Где-то высоко в бездонном , летнем небе, одиноко скучало встрепанное , будто после бессонной ночи, облако, звонким колокольчиком заливался жаворонок. Евдоким Силыч даже заслушался. Вдали, сверкнув стеклами, взвизгнула машина, и он вздрогнул, хотелось заругаться, но его опередила сорока. Она раскричалась , видимо, вздремнувшая и тоже напуганная таким хамским поведением автомобилиста. Евдоким Силыч успокоился как-то сразу, хоть кто-то отводит душу, еще какое-то время послушал, поискал глазами крикунью, нашел и почему-то обрадовался. Он уже собрался отойти и тут увидел юную девушку, показавшуюся ему сказочной феей , влетевшей по ошибке в их скромный двор. Пронизанная солнцем , она казалась воздушной, а в пышных волосах словно искорки зажглись. Короткая юбочка высоко открывала стройные ножки, легкая блузка плотно облегала высокую грудь, обнажая чуть ли не до талии. Девчонка крутанулась, подняла руку и помахала.
–Это ж надо, какая красотка! Она мне это…,– ахнул про себя Евдоким Силыч, затрепетав от волнения, и тоже поднял руку, собираясь ответить, но тут же спохватился,– наверное, к Толику наведывалась очередная подружка,– но…хороша четровка, хороша… И почему каким-то Толикам такие достаются, а некоторым…,– он тяжело засопел, сердито взглянув на дверь. Оттуда, из глубины квартиры по-прежнему доносились заливистые рулады,– а ведь я еще ничего себе и возраст у меня этакий…загадочный…
Внезапно он почувствовал, что непременно сейчас должен что-то совершить. И он совершит! Ему обязательно нужно приключение, хоть легкий флирт. Ведь стать счастливым никогда не поздно и он во что бы то ни стало встретит свое счастье. Вот прямо сию минуту, не дожидаясь пробуждения любимой супруги, пойдет в парк и будет там гулять. А там этих фей бродит … Правда, обычно по вечерам, но все-таки… Вдруг ему повезет и там будет прохаживаться его счастье, и он с ним встретится. Нет, конечно, Евдоким Силыч не был завзятым ловеласом. У него –то и была всего одна женщина –его супруга. Она кода-то была такой легкой, такой нежной тростинкой, с глазами дикой серны, как сказал бы поэт, с шелковистой кожей, а румяные щечки ее всегда пахли клубникой. Это потом он узнал, что дело всё в масках из этой самой клубники, а тогда… А как любил он её! Да и теперь, наверное, любит… Только вот она им , кажется, уже и не интересуется, а это обидно…А так хочется счастья! Но ведь еще не поздно… Не поздно! И Евдоким Силыч высунул нос за дверь и, убедившись, что Агапия Власьевна продолжает находиться в блаженном состоянии сна, быстро надевает новую рубашку и непременно белые брюки, ведь именно от цвета брюк, по его мнению, многое зависит. Он сам видел, как Толик в таких разгуливает. А уж тот знает толк в том, что касается дамского пола. Правда, Евдокиму Силычу за свою долгую жизнь, а ему уже шестьдесят стукнуло, давно не приходилось очаровывать, завоевывать. Да, что говорить сноровку потерял, хотя…, а была ли она у него… Но это уже не важно. Он отправляется гулять. Один! Вот это самое главное.
Порывшись в только ему известном тайничке, он вынул бумажку, повертел и сунул обратно, достав купюру поменьше , положил ее в карман и тихонько выскользнув из квартиры. Он скоренько засеменил вниз по лестнице со своего второго этажа, вздрагивая при каждом шорохе. Ему всё время казалось, что любезная супруга вот-вот крикнет своё обычное «Дуся!», и будет кончен бал, так и не начавшись. Во дворе он неожиданно встретил бабу Зинку- местную дворничиху, знающую всё и обо всех. Она с ожесточением скребла асфальт, оставляя при этом мусор за собой. Да что там , убирала она из ряда вон плохо, но никто ей ничего говорить не осмеливался, зная ее колкий ехидный язычок и зловредный характер. Она ведь сейчас же раздует из наволочки парашют , да так, что никогда не отмоешься. Поэтому с бабкой Зинкой старались жить мирно, иногда подмасливая, кто чем мог, иногда просто балуя сплетнями. Сердце Евдокима Силыча заколыхалось, как у идущего на убой поросенка. Конечно, он не слышал, как это бывает на самом деле, но догадывался, что именно так. Евдоким Силыч притормозил, хотел шмыгнуть назад в подъезд, но было поздно. Сия внимательная дама уже узрела трепетного господина.
–Силыч, это куды ж ты лыжи навострячил? Далеко ли? Да и один… А Агапия знает?
Весь дом знал, что Агапия Власьевна всегда самостоятельно выгуливает своего мужа… Она не то, чтобы не доверяла, а просто проявляла заботу о своем близком человеке, приговаривая:
–Ах, Дуся такой невнимательный, такой неприспособленный к нашей суетной жизни, к темным сторонам её. Мне спокойнее, когда он рядом.
А тут такое…
–Так куды ж ты, милок?– повторила заинтересованная его молчанием баба Зинка.
– Вот прилипла! Как муха к липучке,– про себя вознегодовал Евдоким Силыч, старательно улыбаясь,– да я тут…,– он чуть замешкался, судорожно придумывая, как бы завернуть этакое, чтобы это баба Зинка сразу отвязалась, а еще бы позавидовала моей Гапе,– я тут сюрприз для Гапи,– шепнул он тихо, оглядываясь и прикладывая палец к губам.
Глаза бабы Зинки полыхнули костром от любопытства.
–Это какой- такой сурприз?
–Потом расскажу,–Евдоким Силыч сделал попытку обойти дворничиху, но эта дама была весьма аппетитных размеров и загораживала выход, а время…Ох время-то тикало. Сейчас Агапа проснется и заорет так, что весь дом услышит, а бабка Зинка тут же его и сдаст из зависти, что сюрприз для какой-то там Агапки, а не для нее, Зины, хоть она и больше заслуживает внимания. Как-никак двор в порядке содержит. Выскочивший откуда-то рыжий пес на мгновение отвлек бабу Зинку. Она отвернулась, и Евдоким Силыч ухитрился проскользнуть. Опасаясь, что жена встала и может увидеть его в окно, он не пошел прямо в парк, а двинулся за дом, чтобы уже оттуда пойти по задуманному маршруту.
В парке в этот час было тихо и , если не достаточно прохладно, то более-менее комфортно и малолюдно. Солнце сквозь ажурные кроны деревьев проникало слабо, образуя кое-где причудливые узоры. Евдоким Силыч немного запыхался. И только оказавшись там, где его невозможно разглядеть из дома, приосанился и , приподняв голову, прошелся этаким петушком, бросая горящие взгляды по сторонам. Правда, к его разочарованию, никто даже не смотрел в его сторону. Бабушка на скамейке уговаривала малыша, сидящего в коляске, выпить водички, спортсменка продефилировала быстрым шагом, на самокате промчался мальчишка и только особа юного возраста с лохматым клоком вместо волос, с черными слезами под глазами, и губами, которым узавидовалась бы пожарная машина обратила свой пристальный взгляд на Евдокима Силыча. Она провела веселую ночь, а сейчас ей хотелось продолжения. Стрельнув глазками в сторону пожилого господина , она подплыла и, интимно склонившись к нему, обдавая густым ароматом перегара, попросила прикурить. Евдоким Силыч имел душу тонкую, душу чувствительную, желающую увидеть рядом с собой прекрасное, отшатнулся. Он покраснел, потом позеленел и стал похож на древесную лягушку в обмороке. Отмахнувшись от девы, он потрусил по аллее, ругая себя за жажду приключений.
–Вот старый дурак! Счастья вдруг захотелось, лежал бы под боком родной жены…,– оглянувшись, он заметил, как девица с неудовольствием посмотрела ему вслед и, покрутив пальцем у виска, повернулась и пошла своей дорогой.
Евдоким Силыч доковылял до скамейки и плюхнулся, желая успокоиться. Хотелось забыть об этом неудачном приключении и грезы милые опять посетили его. Он снова видел золотые искрящиеся волосы, высокую грудь как тогда через окно…
И вот в этот приятный момент что-то яркое пестрое пролетело перед глазами, обдавая совершенно диким ароматом –смесью дешевых духов, жареной рыбы и чуть-чуть чеснока. Евдоким Силыч скосил один глаз. Рядом с ним устроилась дама такого же интересного возраста, как и он сам. Она была худа и длинноноса , сине-красно-зеленое платье придавало ей вид диковинной птицы, но вот аромат… Мужчина сомневался, что от птицы может так пахнуть. Невольно скривившись, он отодвинулся. Дама, не замечая, придвинулась ближе.
–Вот ведь молодежь пошла, пристают прямо везде…,– этими словами она словно бальзам пролила на испуганную и до сих пор трепетавшую душу Евдокима Силыча,– верите, меня постоянно кто-то комплиментами донимает…Ах! – она поправила шляпку с зеленым пером.
– Ох, как вы правы,– оценил поддержку Евдоким Силыч.
–А мне никто не нужен,- продолжала щебетать дама,– вот если только,– она вдруг зарумянилась,– положительный мужчина окажется на моем пути… Как вы считаете?
–Конечно, вам нужен положительный мужчина,- кивнул Евдоким Силыч.
–Вот! И я говорю,– обрадовалась дама,– я сразу увидела в вас ту самую положительность и надежность… Пойдемте ко мне… Я вас котлетками угощу, а еще у меня щи наваристые и пирог с яблоками.
–Ой, как это?– зарделся Евдоким Силыч, пуская слюнки.– Я как-то не готов…вот так сразу…
–А чего тянуть?
–Так я же некоторым образом женат…,– продолжал мяться Евдоким Силыч. Ему очень хотелось отведать щец, да и пирога, а то дома Агапа опять заставит сельдерей жевать,но и согласиться сразу как-то не очень удобно.
–Женат? – огорчение мелькнуло в желтых глазах незнакомки, но тут же она его притушила тяжелыми от туши ресницами.– Бывает. Но я же пока не в ЗАГС зову, а просто посидеть в приятной обстановке, покушать, побеседовать… А это очень даже удобно. Может оказаться так, что мы души родственные… Вы верите в родство душ? Ну, идем, тут недалеко… Мы не будем долго, я обещаю. Кстати , я Элоиза Петровна,а вы?
–Ну, если не долго,– встряхнул головой Евдоким Силыч. Он думал, по-гусарски, а получилось по-петушинному. Ему было приятно, что дама его уговаривает, хоть и несет от нее рыбой с чесноком, но какая она нарядная, да стройная. И пусть не первой молодости… Но всё еще впереди,–а я Евдоким Силыч, представился он.
Дом, в котором жила Элоиза Петровна находился всего в квартале от его собственного. Они вошли в обшарпанную хрущевку. В квартире пахло той же рыбой и чесноком, и царил легкий беспорядок.
–Не успела,– извинилась Элоиза Петровна, собирая белье,– идемте на кухню.
С удовольствием уплетал Евдоким Силыч и щи, и котлетки, и пирог. Уплетал, да нахваливал. А Элоиза Петровна сидела напротив, подперев нарумяненную щечку кулачком, млела от удовольствия и подкладывала на тарелку гостя кусочки мяса пожирнее, вылавливая их из щей. А Евдоким Силыч и не отказывался. Когда еще такая оказия подвернется. Он разрумянился и от вкусной еды, и от рюмочки водочки и был вполне доволен жизнью и счастлив. Язык у него расплелся и он потихоньку рассказал о своем житье-бытье, о сельдерее, о том, как он любит мясо…Получилось , что он жалуется на свою женушку. Евдоким Силыч спохватился, прикусил было язычок, но Элоиза Петровна была само внимание, сама тактичность, с ней так оказалось легко вести житейские беседы, что засиделся он у новой знакомой, а та и рада. Слушает, да приговаривает, что на ужин грибочков в сметанке потушит, картошечки пожарит… Евдоким Силыч слюну проглатывает, хоть и сыт уже.
А тем временем Агапия Власьевна выспалась. Выспалась хорошо , проснулась в хорошем расположении духа. Она потянулась и почувствовала , что проголодалась.
–Дуся!– крикнула она. Но ответом была мрачная тишина.–Да, Дуся же! Где ты там?! Пожарь яишенку с бекончиком…Чего-то такого захотелось.
В этот момент под окном засвистел мальчишка, и она решила, что этот свист перебил Евдокима Силыча, а потому она и не услышала его ответ. Хотелось петь, и она запела , направляясь в ванную, а поскольку пение ее мало отличалось от рычания медведя-шатуна, то в стену мгновенно застучали. Проигнорировав сигнал, Агапия Власьевна открыла воду . И вскоре свежая, благоухающая ночной фиалкой, вся в капельках воды, словно в брызгах росы, она ступила на кухню и замерла. Она ожидала увидеть накрытый стол, дымящийся кофе, а тут… ничего похожего, да и мужа самого тоже не видно.
–Дуся! –рявкнула она.
–Гапка!– послышалось из открытого окна.
Агапия Власьевна подошла. Опершись на метлу и задрав голову, стояла баба Зинка.
–Чего тебе?– Агапия Власьевна не скрывала своего раздражения.
–Чего ревешь белугой? Вон всех ворон перепугала…
–А тебе что?
–Да так…,– баба Зинка пожала плечами,– твоего видела… Ты ведь его орешь-то?
–Его. А где?
–То-то…,– баба Зинка махнула метлой, делая вид, что занята.
–Ну, говори! Чего тянешь?– начала сердиться Агапия Власьевна.
–Дык ушел он,– она ехидно ухмыльнулась,–давно уж….
–И куда? Не сказал?
–Сказал…,– она опять важно замахала метлой.
–Да не томи, говори уже!– прикрикнула Агапия Власьевна, окончательно теряя терпение.– А то вот спущусь…
Связываться с Агапией Власьевной бабе Зинке резона не было. Они находились в разных весовых категориях, хоть и близких.
–Сказал, что сурприз тебе готовит…Вот! Не говори, что я сказала.
–Сюрприз?– заалела Агапия Власьевна.– Он такой проказник…
–У вас что там? Праздник али как?– не могла сдержать любопытства баба Зинка.
–Это он меня балует,– хихикнула стыдливо Агапия Власьевна и скрылась в глубине комнаты.
Она села перед зеркалом и принялась наводить красоту. Сюрприз надо встречать во всеоружии. Она уже и ресницы по три раза накрасила, и губы два раза, и вавилон из редких волосиков накрутила, а мужа все не было. Но ,главное, не было и обещанного сюрприза. Агапия Власьевна уже и терпение стала терять. Воздушно-игривое настроение её сменилось откровенно угрюмым и сердитым. Весь вид её говорил , вот только приди…
Часы пробили два часа пополудни и Евдоким Силыч вздрогнул. Ох, что же он делает? Агапа давно встала , а его нет и нет… Сердце по привычке затрепыхалось. И тут он вспомнил, что решил счастье свое найти, а потому и спешить некуда. Но…
–Нет… Не так резко же, не так сразу…,– решил Евдоким Силыч, подхватываясь,– Элоиза, конечно, дама приятная во всех отношениях и готовит…, но не моя ведь она звезда…Не моя…
–Ой, куда же вы?– надула губы немолодая прелестница, заметив, как ожесточенно впихивает ноги в свои туфли гость дорогой. –Мы так хорошо сидели…
– Хорошо… Конечно, хорошо…Но, понимаете, пора мне…Пора… Жена ждет…
–Ах, жена,– скуксилась Элоиза Петровна,- но тут же спохватилась, ведь пока еще рано капризничать. Вот приучит , а потом…, потом оторвется…,– но мы же встретимся? Заходите, как захочется поговорить по душам, покушать вкусненького…Зайдете?
–Зайду,– закивал Евдоким Силыч,– обязательно зайду. А почему бы не зайти…
Оказавшись на улице, он заспешил к своему дому. Еще издали увидел бабку Зинку, которая до сих пор колупалась со своей метлой. И тут вспомнил про сюрприз.
–Ах, ты черт! Ведь докопается же! И что она целый день во дворе торчит, как тополь у дороги, будто дома и заняться нечем… Тьфу!– и Евдоким Силыч засеменил к магазину. По пути остановился у цветочного киоска и …тут его осенило, Агапия любит фиалки. Он приобрел горшок с фиалками и бережно понес домой.
–Идешь? Несешь? И чего несешь?– любопытная баба Зинка попыталась сунуть нос в пакет.
–Тайна…
Она разочарованно запыхтела и злорадно добавила:
–А то твоя тут голосила уже на весь двор, искала, сказала, что шею , как кутенку свернет.
Коленки у Евдоким Силыча затряслись и подогнулись, душа попробовала шмыгнуть в пятки, но из-за трясучести, наверное, не смогла, тогда она заметалась и устроилась где-то под мышкой. Так на согнутых ногах и потрусил Евдоким Силыч к своему дому.
Трепетной рукой он открыл дверь и, протягивая вперед горшок с фиалками, скроил подобострастную улыбку. Но старался он напрасно . Жена на пороге не стояла и , как оказалось, не ждала его вовсе. Огорченный Евдоким Силыч потоптался, покашлял и, двинулся к комнате, где шумел телевизор. Увлеченная сериалом, Агапия Власьевна вытирала слезы, проторившие уже тропинки на напудренных щеках. Она не замечала родного мужа.
–Гапушка,– проблеял Евдоким Силыч, дождавшись, когда пойдут титры,– ласточка моя…
–А… Это ты… ,– и тут она вспомнила, что муж ушел без разрешения. Она встала, уперла полные руки в крутые бока, словно собралась пуститься в пляс,– как это понимать?
-Я… это…,– проблеял подгулявший муж,– вот…,–он сунул в руки любимой горшок.
–Ой! Что это? Мои любимые!– закудахтала она, утыкаясь носом в цветок. –Какой ты право милый…
–Так ведь я… это…Специально пораньше пошел, чтобы купить это чудо для своей лебедушки.
–Ты правда считаешь, что…ну… лебедушка я?
–Конечно! Ведь я люблю тебя!– воодушевился Евдоким Силыч, понимая, что буря не состоится, он реабилитирован .–Ты лучше всех, дорогая!– переисполнялся энтузиазмом он.
И это окончательно растопило нежное сердце Агапии Власьевны. Расчувствовавшись, она даже чмокнула мужа в макушку. Занявшись цветком, Агапия Власьевна забыла о своем муже, который улегшись на диван, уставился в телевизор. Жизнь вошла в прежнее русло. Но это только казалось. Утреннее видение не давало покоя Евдокиму Силычу, а еще бес тут как тут, нашептывал о прелестях юной особы.
Дело, между тем, двигалось к ужину. И голос беса заглушил голос желудка. Евдокиму Силычу, вкусившему сегодня вредной пищи, совсем не хотелось ни сельдерея, ни петрушки и никаких других огородных яств. Желудок упорно требовал повторения ,и сразу вспомнилась милая Элоиза со своими котлетками, наваристыми щами. Правда, его Агапия Власьевна была особой благодарной, а потому, помня о фиалке, расстаралась и сварила сосиску для мужа, а себя побаловала жирненькой отбивной.
–Мне бы тоже…,– заикнулся было Евдоким Силыч.
–Чего тебе?–вперила в него грозные очи жена.
–От-тбивную бы….,– осмелился произнести муж.
–Ах, ну как же ты не понимаешь?!– заломила белые рученьки Агапия Власьевна.–Я же о твоем здоровье пекусь. Отбивные- пища тяжелая, да еще на ужин…
–А тебе..?
–Чего мне?
–Тебе не вредно разве?
–Да мне себя не жалко, а вот тебя…,– задышала глубоко жена.
–А ты не жалей…
–Как это? –задохнулась даже от возмущения.–А если умрешь, с кем я буду…
–Так ты, стало быть, любишь меня?– засиял глазами Евдоким Силыч.
–Ну, конечно, дурашка ты мой.
Эти слова обрадовали и успокоили Евдокима Силыча. Чего не сделаешь ради любви? Даже сельдерей шашлычком покажется.
А утром…Утром ранним проснулся и размечтался о счастье, которое вчера хотел найти, но не получилось, Элоиза помешала, хотя встреча с ней не прошла зря. Так вкусно он давно не ел, да и по душам не беседовал. А потому… Оглядываясь на жену, Евдоким Силыч бесшумно отправился на кухню, пошарил в холодильнике и, не найдя ничего существенного, выкушал там полпачки масла с белым хлебом и сладчайшим чаем. Довольный отправился в парк. Выскользнув из подъезда, он огляделся и, не заметив бабы Зинки, приободрился и , выпятив грудь коромыслом, зашагал было счастье догонять.
–Никак опять ты, Силыч?!
Евдоким Силыч аж подпрыгнул, согнулся и замер, боясь оглянуться. Он узнал бабку Зинку.
–Опять чё ли за сурпризом дунул?– баба Зинка ехидно усмехнулась.–Ну-ну…Смотри, только как бы тот сурприз Агапке потом твоей не подбросили…,– противно хихикнула она.
–Да вы о чем это?! – сипнул он.– Да как не стыдно вам! Я люблю свою жену. Вот!
–Да знаем мы эти ваши лямуры-тужуры…
Настроение у Евдокима Силыча испортилось, но вчерашнее золотоволосое видение влекло его всё сильнее. Почему он решил, что эта барышня гуляет в парке по утрам и ждет не дождется встречи с ним, он и сам не знал. Наверное, желание встретить ее было так сильно, что застило все разумные доводы. Он завернул за угол дома и, убедившись, что баба Зинка не смотрит ему вслед, засеменил к своей мечте.
–Ты чего это мужа совсем забросила?– строго выговаривала Агапии Власьевне баба Зинка, когда та, выспавшись, высунулась в поисках Евдокима Силыча.–За мужем следить надо, кормить…
–А тебе чего?– рассердилась Агапия Власьевна.
–Мне-то ничаво, а твово уведет какая-нибудь вертихвостка , буш знать-то,– и баба Зинка с ожесточением зашвыркала метлой.
Было над чем задуматься Агапии Власьевне. А, задумавшись, отправилась домой лицо делать. Не пойдешь ведь мужа искать распустёхой.
Евдоким Силыч шел по знакомой аллее, оглядываясь по сторонам. Наконец, он устал , присел на вчерашнюю скамейку и погрузился в томительное мечтание. И тут… Евдоким Силыч глазам не поверил. Рядом с ним плюхнулась та самая, которая вчера махала Толику рукой. Правда, вид она имела несколько помятый, еще вчера золотые локоны сбились сегодня в серый колтун, тушь размазалась , будто она плакала. Девица закинула ногу на ногу, короткая юбка задралась, явив глазам Евдокима Силыча прелестные стройные ножки. Она достала сигарету, покрутила.
–Эй, дед, дай спички!
-Я н-не курю,– заикаясь, произнес разочарованный мужчина. Прелестное видение вдруг превратилось в обычную уличную девку. Мечта разбилась, как драгоценная ваза. На душе стало противно, во рту горько, сердцу больно,– какой я тебе дед?
–Фу ты- ну ты, какие мы обидчивые!– расхохоталась девица, устраиваясь удобнее.– А кто ты? Хочешь быть моим любовником?–вдруг брякнула она.– Хочешь? Только хата, пойло и курево с тебя… Идет?
Евдоким Силыч онемел. Он только, как карась, оказавшийся на берегу, широко открывал рот и таращил глаза.
–Ох, как тебя колбасит! Тебе бы, дедуля, дома сидеть, а не скамейки занимать,– проговорила девица. Наконец, она нашла спички, прикурила и пыхнула дымом прямо в побледневшее лицо Евдокима Силыча.
–А ну пошла отсюда, шалава!– знакомый аромат дешевых духов, жареной рыбы и чеснока приплыл неожиданно, взметнулась пестрая юбка, завизжала девица, сдернутая со скамейки . Слежавшийся колтун оказался в руках какой-то, накрашенной , как матрешка, тетки, которая яростно трясла за него. При этом голова девицы моталась из стороны в сторону, она махала руками, будто ветряком, стараясь оторвать эту тетку, клешнями вцепившуюся в лохматую гриву. Девица визжала. На помощь ей никто не спешил. Редкие прохожие старались пробежать быстрее, стыдливо опуская взор. Наконец, ей удалось вырваться, оставив клок волос в чужих руках. Девица смачно выругалась, погрозила кулаком, но грозная тетка сделала шаг к ней, и та спешно ретировалась. На Евдокима Силыча больно было смотреть. Его жар-птица, о которой вот уже целых два дня мечтал, оказалась вовсе никакой не птицей, а так…
–Бедная моя Гапа,– думал он,– это я от этой верной моей курочки, родной моей фиалочки хотел уйти… Нет-нет, надо домой , и …купить фиалки…Её любимые…
–Ну, что вы, Евдоким Силыч,– внезапно мужчина обрел слух, и зрение прояснилось. Ворковали, уговаривая его совсем рядом. Это была Элоиза. Странный ароматный букет спутать было нельзя,– идемте, я вас накормлю. У меня голубцы. Немного водочки , и будете снова огурчиком… Ну же… Вставайте,– она ловко подхватила его под руку, и они вместе двинулись к выходу из парка.
Агапия Власьевна обегала всю округу и собиралась уже отправиться в парк, и тут увидела, как ее благоверный под ручку выплывает оттуда с женщиной в таком ярком, пестром наряде, что даже глазам жарко стало.
–Это ж надо! Променял меня на какую-то, прости господи, оглоблю! Там и взяться не за что, одни жилы,– ревниво думала Агапия Власьевна, наблюдая, как весело дамочка щебечет прямо в ухо этому олуху, как сейчас же Агапия окрестила своего мужа. В этот момент что-то сильно толкнуло ее в мягкое место. Еле удержавшись на ногах , Агапия Власьевна обернулась, улыбающаяся мордашка, принадлежащая мальчишке лет пяти вдруг скукожилась, и он отчаянно заревел. Пожилая дама растерялась.
–Ой, вы не пугайтесь,– подлетела к малышу молодая мамаша,– он просто обознался,- и принялась вытирать ребенку слезы, приговаривая,– твоя бабушка сейчас придет. Не реви, ты же мужчина.
Ребенок затих, а Агапия Власьевна упустила своего мужа с этой профурсеткой. Она покрутилась, поискала Евдокима глазами и, не найдя, пригорюнилась.
–Права была баба Зинка. Предупреждала ведь … Коза! Не могла раньше сказать.
Не разбирая дороги , неслась домой Агапия Власьевна, по пути чуть не столкнулась с собакой, наступила на кошачий хвост, оказавшийся на той тропинке, по которой она ступала. С таким же азартом принялась она за домашние дела. Варила, жарила, пекла…Она старалась.
От вкусного обеда, Евдоким Силыч разомлел, пришел в себя и заспешил домой, огорчив Элоизу. Она никак не хотела отпускать мужчину, и только взяв с него слово, вернуться к ней, нехотя проводила до двери.
Слепящий день завершался.
–Какой тяжелый день был,–Евдоким Силыч шел, думая о своем. О том, как просто ошибиться и за золото принять обыкновенную медяшку. А золото оказывается рядом, дома, сидит и ждет его родная Гапочка,– задумавшись, он не заметил, что за ним тенью следует Элоиза, пожелавшая знать,где же живет ее новый знакомый. Остановившись у цветочного киоска, Евдоким Силыч приобрел горшок с фиалкой, крупной, сиреневой, покрытой мягкими ворсинками. На каждом лепестке, сверкала, точно росинка, капелька воды.
Агапия Власьевна не слышала, как вошел муж. Она устала и задремала прямо в кресле. Почувствовав, что в комнате не одна, она распахнула свои карие очи, не утратившие свой шоколадный цвет даже с возрастом. Евдоким Силыч, любуясь , протянул ей горшок.
–Ой, красота какая!– ахнула Агапия Власьевна.–И у меня для тебя сюрприз.
Они прошли на кухню. На застеленном праздничной скатертью столе стояли свечи, запотевшая бутылка с вином и пузатые бокалы. Агапия Власьевна принялась вынимать из духовки запеченную утку с яблоками, поставила торт, зажгла свечи.
–Какой праздник сегодня?– вытаращился Евдоким Силыч.
–Просто так,– засмущалась Агапия Власьевна.
–А как же диета?
–Больше никаких диет!
– Как я рад! Вот за это я люблю тебя еще больше!
–Правда?– счастливо выдохнула Агапия Власьевна.
Резкий звонок в дверь прервал нежное щебетание счастливой пары. Агапия Власьевна распахнула дверь, но лучше бы этого не делала. Пестрый ураган с ароматом жареной рыбы и чеснока влетел в квартиру.
–А вот ты где?!– узрела Евдокима Силыча Элоиза.– Чего ты здесь сидишь? Пойдем домой!– она топнула ногой.
–Так …я дома…,– прошептал Евдоким Силыч.
–Милочка, вы кто такая?– Агапия Власьевна крутым боком отодвинула Элоизу, словно та была не живым человеком, а какой-нибудь мебелью.–Что надо от моего мужа?
–Мужа? Раньше думать надо было,– взвизгнула Элоиза Петровна,– а теперь он мой! Он обещал жениться. Вот!
–Я не обещал,– заблеял, то краснея, то бледнея, Евдоким Силыч,– я всегда говорил, что женат.
–Но она тебя не понимает…,– возмущалась Элоиза Петровна.
–Это кто ж тебе сказал?– подбоченилась Агапия Власьевна.– А ну , катись –ка ты отсюда! Со своим мужем я сама разберусь, а ты своего заведи,– она принялась наступать на Элоизу. Та хоть и была не робкого десятка, отступила. Ну, скажите, разве может телега противостоять танку?
–Как же, заведешь тут с вами,– бурчала она, оказавшись за дверью.
А супруги сразу и забыли об Элоизе. И это понятно. Начинался новый виток счастья. И надо было дорожить каждым мгновением.