Я хотела, чтобы это было концом, чтобы все слова, которые были не сказаны, вырвались из уст птиц и летели по небу, разбавляя привкус жизни с горечью потерь, затмевая разум тем, кто не умел ценить все человеческое.
- Все было таким ужасным, такая безвкусица... будь я художником этого мира, все было бы по-другому, - расска- зывает моя новая соседка по больничной палате.
- Было много дней, которые не отличались друг от друга ничем. Шёл дождь, капли стекали по стёклам и оживляли все улицы города запахом, который проникал в легкие, рождая там цветы. Дети выходили на улицу, бегали, прыгали в лужах, издавая звуки счастья. Что в этом такого: подумаешь, дождь?! Да, можно включить краник, присоединить шланг и обливать друг друга водой, и нет в этом ничего необычного. Другое дело, если бы с неба падали деньги или же бриллиантовые камушки.
Что они визжат, будто никогда не ви- дели воду? Не понимаю, как я живу в одном городе с такими людьми.
После дождя заблестела радуга: красный цвет, оранжевый, желтый, зелёный, голубой, синий, фиолетовый... Я украдкой смотрела на траву, которая блесте- ла недалеко от меня. С неба выглянуло солнце, согревающее плечи. Я ненавидела эти лучи, закрывая глаза руками, забежала в дом и легла на свою кровать. Сестра разукрасила стены моей комнаты бабочками, а на окна повесила гирлянды после того, как вечер настиг мой дом, гирлянды зажигались, освещая пространство вокруг. Я не хотела жить в этом доме, в этом городе, все было таким унылым, жизнь становилась невыносимой. Много людей жило в Дубае. Их минимальная зарплата превышала нашу максимальную. Позволить, конечно же, они могли себе все, что на ум придёт, не думая о затратах. Однажды я поехала на море. Я сидела на берегу, волны касались моих ног, щекоча и душу. Лежа на спине, смотрела на небо: голубоватый цвет сливался с белым, и ими была нарисована картина, успокаивающая как душу, так и порыв ветра. Я просидела там довольно долго – было самое время встречать рассвет. Люди выходили на балконы. Многие ехали сюда несколько часов, чтобы «сканировать» эту красоту в свою память и наслаждаться увиденным вновь и вновь.
Слушая ее рассказ, я ушла в себя, какие-то нити внутри меня разрывались. Она говорила вновь и вновь, а я не могу этим насладиться...
- Почему государство не раздаёт всем деньги? Тогда все было бы по другому, - продолжала она.
Я усмехнулась. Повернула голову к стенке, холодная слезинка скатилась по моей щеке.
- А знаешь, я тоже не могу это понять, - пробормотала я ей.
- Ну вот, я знала, что ты поймёшь меня, - воскликнула она. В ходе нашего разговора к нам зашёл врач. Осматривая нас и оценивая наше состояние, он остановился, чтобы послушать, о чем идёт речь. И я продолжила...
- Я не могу насладиться дождливой погодой, которую я люблю больше всего на свете, мне нравится, как ветер качает деревья, спадают листья, а те будто ли- шаются жизни. Но я не получаю наслаж- дения от этого. И знаешь почему?
- Потому что она слепа, - вмешался врач.
Тишина поникла в бесконечной мгле, и не видно было даже луча света. Света не было в моей жизни – лишь только во мне. Город был окутан тьмой, и ее не смогли поглотить самые яркие лучи солнца, даже если бы они были сильнее всего сущего на этом белом свете и светлее всех небесных тел. Мои светло-зеленые глаза не горели от увиденной красоты этого мира, и даже в самый неожиданный и сотрясающий момент не могли видеть, что чувствует та женщина, именно та, что не умела все это ценить. Но мое тело почувствовало шелест покрывала и быстрые шаги в сторону двери. Я отдала бы все, чтобы вернуть хотя бы треть зрения, и готова была отдать ещё столько же, но мне сказали, что нет шансов...
Какого же это быть с мраком одним целым, блуждать в своём мире, не различая цвета: зелёный, красный, белый пред ставлять чёрным, не видя по-другому.
И в момент, когда содрогалась земля, наступали беды. Вода яростно уносила жизни, я жалостно задавалась вопросом: “За что?”. Было ясно: за то, что они не умели ценить жизнь...