фото = Лагерь монгольских геологов.
Последней моей поездкой за рубеж была командировка в Монголию. Поскольку нужны были специалисты по рудной геофизике и каротажу, вместе со мной поехал главный инженер каротажной партии из нашей экспедиции Николай. Он работал у нас недавно, раньше он был старшим геофизиком в южной Киргизии и занимался каротажем угольных месторождений. Когда же началась разведка Фан-Ягнобского угольного бассейна в Таджикистане, нам, ранее не занимавшимся изучением угольных скважин, потребовался соответствующий специалист, и мы пригласили Николая. В тот период экспедиция сама строила трехэтажные многоквартирные дома, и предоставить нужному специалисту квартиру было несложно. В течение двух - трех лет молодым специалистам, особенно семейным, предоставлялись квартиры, да и холостые инженеры довольно быстро переезжали из общежития в однокомнатные квартиры.
Николай оказался неплохим специалистом и сумел вместе с другими каротажниками внедрить различные методы изучения угольных скважин и добиться того, чтобы результаты каротажа на одном из Фан-Ягнобских месторождений были приняты геологами и Государственной Комиссией по Запасам (ГКЗ).
. И вот вместе с Николаем мы летим из Москвы в Улан-Батор. В полете не было ничего примечательного, кроме странного недомогания, вызванного, вероятно, неприятным случаем в аэровокзале. Мы уселись в автобус, отправлявшийся в аэропорт Шереметьево, но поскольку до отправления оставалось несколько минут, я вышел подышать свежим воздухом. Прошелся вдоль автобуса, на что-то засмотрелся, и вдруг, обернувшись, вижу, что дверь закрылась, и автобус тронулся. Я бросаюсь к нему, стучу в стекло кабинки, но водитель машет рукой, чтобы я отошел, дескать, автобус полон, и только проехав с десяток метров, останавливается. Видимо, мой спутник, заметив, что меня нет, поднял шум.
Наверно, это происшествие взволновало меня, и в самолете со мной стало плохо. Я вдруг почувствовал, что свет в салоне понемногу гаснет, звуки стихают, а мои силы иссякают. С большим трудом я приподнял с подлокотника руку и толкнул Николая. Встревоженный он вызвал бортпроводницу, та дала мне понюхать нашатырного спирта, и мир звуков и красок чудесным образом снова возник вокруг меня.
В Улан-Баторе выяснилось, что один из чемоданов, сданных в багаж, пропал Оказалось, он был погружен на борт, вылетавший в Каир, посадка на который велась одновременно с нами. Через несколько дней «сбежавший» чемодан вернули Николаю.
Улан-Батор - большой современный город, в котором живет больше половины всего населения страны. Здесь, правда, есть и «трущобы», только очень своеобразные, - это кварталы, заполненные юртами. Очень интересны «дачи» в окрестностях Улан-Батора. Это огороженные кольями с проволокой участки, на которых летом отдыхающие ставят юрты.
Достопримечательностей в Улан-Баторе немного, и нам удалось почти все осмотреть. Были мы во дворце бывшего правителя Монголии Богдо-гогена, наблюдали службу в буддистском храме. Ламы в оранжевых одеяниях сидели на помосте в центре зала и со скучающим видом бормотали молитвы. Иногда они поглядывали на проходивших по периферии зала посетителей, иногда ударяли в висевший рядом гонг, а то вставали и шли куда-то по своим надобностям. Немногочисленные паломники молились, стоя на коленях, потом простирались ниц. Другие молились с помощью молитвенных барабанчиков, висевших в храме. Прокрутишь его, значит, молитва вознесена богу. Я не раз бывал в различных храмах - православных, католических, мусульманском, джайнистском, и впечатление одинаково: служители Богу более или менее добросовестно выполняют свою работу.
Монголия - пока еще малоизученная в геологическом отношении, но очень богатая полезными ископаемыми страна. Здесь работали и монгольские геологи, как правило, обучавшиеся в Советском Союзе, и советские поисковые и разведочные экспедиции, а также большая геологическая экспедиция Совета Экономической Взаимопомощи стран Восточной Европы и СССР. В Монгольской экспедиции должности главных и старших специалистов, как в аппарате экспедиции, так и в партиях дублировались советскими геологами и геофизиками. Как нам показалось, взаимоотношения между нашими геологами и монгольскими были деловыми и дружескими.
Координировала работу различных геологических организаций служба советника по геологии при Совете Министров Монгольской Народной Республики. Нам по заданию Мингео СССР нужно было дать заключение о работе геофизической службы в монгольской геолого-поисковой экспедиции. Однако служба советника встретила нас неприветливо, утверждая, что наш приезд с ней не согласован, и нам здесь делать нечего. В конце концов, видимо, после переговоров с Министерством геологии СССР нас допустили к материалам монгольской экспедиции, и мы занялись их изучением. Для меня эта работа была привычной, и я быстро разобрался в представленных материалах.
Нам очень хотелось не только познакомиться с отчетами, проектами и полевыми материалами, но и узнать, как проводятся исследования в поле, посмотреть страну. Хотя уже наступил ноябрь, и по ночам примораживало, полевой сезон не кончился, и мы отправились в сейсмическую партию, стоявшую у реки Тола, и далее в поисковую партию в район города Булган. Сопровождали нас главный геолог монгольской экспедиции, его русский дублер-советник и главный геофизик, работавший до Монголии где-то в Сибири.
В сейсмической партии мы познакомились с геофизиком, окончившим сначала геолого-разведочный техникум, а потом уже институт по специальности «Геофизические методы». Хотя он и работал теперь инженером сейсмической партии, по-прежнему оставался в душе геологом и по мере возможности занимался геологией. Он по своей инициативе промывал в лотке шлам из взрывных буровых скважин и нашел в некоторых знаки золота. В скальных коренных породах близлежащих горушек обнаружил кварцевую жилу с крупными, видимыми невооруженным глазом гнездами золота.. Если учесть, что недалеко от этого места, за водоразделом, было найдено рассыпное месторождение благородного металла, находки этого замечательного, увлеченного своим делом человека заслуживали внимания и дальнейшего изучения.
После остановки в лагере сейсмической партии, где нас накормили монгольскими пельменями грушевидной формы и напоили водкой из молока, мутной и довольно противной, мы отправились на двух вездеходах УАЗ в лагерь геологов. Мы ехали по холмистой бескрайней степи с многочисленными грунтовыми дорогами, то разветвляющимися, то вновь сходящимися, совершенно не понимая, как водители находят нужную. Монгольские водители ездят по этим дорогам также лихо, как скачут на конях. Лихо, с ревом рвут с места, лихо едут, не притормаживая на ухабах, резко тормозят, если надо остановиться.
Было уже совершенно темно. После осенних дождей в низинах земля раскисла и была истерзана следами колес, прошедших до нас машин.змеившихся в лучах фар Утомленные разговорами у сейсмиков, выпитой молочной водкой, мы ехали молча, дремать мешала бесконечная тряска на ухабах.
В трех - четырех километрах от лагеря ехавший впереди УАЗик застрял в цепкой глинистой грязи. Как ни старался водитель, пожилой монгол, вырваться из плена, как ни давил на газ, машина не подавалась ни вперед, ни назад. Наша машина, пытаясь объехать застрявшую, тоже села основательно. Подложить под колеса было нечего. Решили идти за помощью в лагерь. Главный геолог с двумя сотрудниками экспедиции исчезли во тьме. Мы остались в машине. Говорить не хотелось. Тревожная тишина царила вокруг.
Прошло часа два томительного ожидания, и вот вдали мы увидели свет фар идущей к нам машины. Это был грузовой вездеход геологов ГАЗ-66. Первой вытащили нашу машину, вторая стояла дальше от сухого места, на котором остановился грузовик, и трос до нее не доставал. Пришлось связать два троса, скрутив их с помощью монтировки, торчавшей из узла. Мы стояли на пригорке, разговаривали, поглядывая на подготовку к операции. Мотор взревел, и за его шумом мы не услышали звука порвавшегося троса. Увидев, что наши спутники бегут к машине, мы тоже последовали за ними. Водитель второго «уазика» был без сознания. Окровавленная голова повисла, тело мелко дрожало.
Произошло вот что - при разрыве тросов монтировка взвилась в воздух и пробила голову выглядывавшего из окна машины водителя. Посовещавшись, местные геологи решили везти пострадавшего в ближайший воинский лагерь, где была медсанчасть. Вернулась машина под утро с известием о том, что водитель умер вскоре после прибытия к военным.
Монголия - страна еще слабо тронутая цивилизацией, и её жители, к счастью, очень бережно относятся к природе. В один из вечеров мы поехали на реку Орхон ловить рыбу, и наши монгольские друзья, к нашему удивлению, постарались спрятать машину в зарослях поймы реки так, чтобы её не было видно с крутого берега. Местность казалась совершенно безлюдной, но наши спутники объяснили, что ловля рыбы без лицензии запрещена, и любой пастух, проезжающий мимо, может сообщить, куда следует, и будут неприятности. Рыбалка была удачной, мы выловили несколько тайменей и хариусов, сварили и с удовольствием поели этой вкуснейшей рыбки. Впрочем, должен сознаться, что, как всегда, моя лепта в общий улов, была мизерной.
В лагере нас однажды накормили мясом дрофы. Здесь их очень много, один раз мы вспугнули по дороге целую стаю. Когда-то их немало было и в Средней Азии, а теперь почти нет, за всю свою жизнь я встретил их дважды - в Мирзарватской долине в пятидесятые годы, и в предгорьях Нур-Аты, в девяностые.
По возвращении в Улан-Батор мы занялись составлением отчета и рекомендаций, а также тратой полученных в посольстве тугриков. В то время в Монголии находился довольно крупный контингент советских войск, работало много наших специалистов, и для их обслуживания была создана сеть советских магазинов и даже особая советская автобусная линия через весь Улан-Батор. Монголов в наши магазины не пускали, а поскольку набор товаров в них был гораздо богаче, чем в монгольских, а в чем-то даже лучше, чем у нас в Советском Союзе, монголы нередко стояли у дверей и просили входивших русских купить масло, колбасу или ещё что-то. Мне такая практика казалась неразумной и порождающей к нам неприязнь. У нас, в СССР, в то время тоже были специальные магазины «не для всех» - «Березка», но они торговали на валюту или чеки «Внешторгбанка». Мне кажется, в Монголии, если уж товаров не хватало, тоже следовало торговать на рубли или на особые чеки, тогда не пришлось бы ставить преграду для лиц «монгольской национальности».
Монголия до сих пор в значительной степени - страна кочевников-скотоводов, в ней слабо развито ремесленное производство, и на сувениры тратиться не приходилось. Блюда монгольской кухни не отличались разнообразием. В день приезда в Улан-Батор мы обедали в ресторане при гостинице и, не разобравшись в меню, показали пальцем на два блюда, показавшихся нам первым и вторым. Нам принесли по две тарелки с тушеной капустой, картошкой и мясом, а разница между двумя заказанными блюдами была только в соотношении картошки и капусты. Мы выловили из тарелок кусочки мяса и больше в ресторан не ходили, готовили в гостинице на электрической плитке, в кастрюле, которые нам одолжили друзья-геологи.
Один раз мы купили в магазине баранью ногу и решили ее сварить, но в кастрюле она не помещалась, треть ноги торчала из неё. Разрубить ее было нечем, и мы решили варить ногу в два приема, сначала верхнюю часть - ляжку, а потом нижнюю. То, что мясо было нежным и вкусным, нас не удивило, но и бульон получился отличным, хотя мы не сдабривали его никакими специями. У нас в Средней Азии чтобы суп был вкуснее, баранину сначала обжаривают с луком, морковью, а потом уже варят суп. Для монгольской баранины этого не требовалось.
Не сбылись мои надежды вдоволь попить в Монголии любимого кумыса. Сезон уже кончился, и лишь в одной юрте нас угостили этим превосходным напитком из кобыльего молока, но он оказался незрелым, слабоватым.
Командировка в Монголию, была последней моей поездкой за рубеж. В 90-ые годы Советский Союз распался, и я уже не по своей воле оказался «за бугром», сначала в Республике Таджикистан, а потом в независимом Узбекистане. Когда-нибудь расскажу, как выбирался из «Забугорья»