Одинокий человек.
Как и все люди, он хотел жить,
любить, общаться с другими...
Но кроме насмешек ничего не получал.
Анатолий Иванович Куровченко - один из трёх мужчин, круто изменивших мою жизнь. Он не хотел мне сделать плохо, да и вообще по натуре был очень добрым человеком. Добрым и наивным. Это я поняла лишь спустя много лет после нападок на меня с его стороны и увольнения в связи с этим с любимой работы. Не хотел он писать жалобы на меня, но не мог отказать в этом другому сотруднику, не гнушающемуся никакими методами для достижения своих корыстных целей. Не смог отказать Анатолий Иванович в знак благодарности за общение в котором так нуждался.
Это очень своеобразный человек. Я всегда считала его Богом обиженным и несчастным. Так оно и было.
Он появился в училище уже после того, как я устроилась туда работать. Как сейчас помню первую встречу и первые впечатления. Большой, полный, с короткими ручками, непропорционально большой головой и прической "ежик", большими выпуклыми глазами и белыми, как у поросенка ресницами. Да и сам он сильно смахивал на поросенка. Его тело, даже скрытое одеждой, напоминает холодец, а его манера разговаривать, закрывши или закатив глаза и брызгая слюной, делала его потрясающим собеседником.
1974 год. Нас, преподавателей и мастеров производственного обучения торгово-кулинарного училища, где я тогда работала, собрали в актовом зале и представили его нам, как нового заместителя директора по воспитательной работе. Представляя, Таберкина, секретарь райкома КПСС, почему-то больше говорила не о нем самом, а о его достойном уважения отце. В том, что его отец, действительно, достоин уважения, впоследствии мы убедились. Он занимал руководящую должность на Комбайновом заводе, был хорошим специалистом, и очень скромным и уважаемым человеком. Таберкина говорила долго, а мы смотрели на него и не могли представить, как он в должности заместителя директора по учебно-воспитательной работе, будет работать с нами, и как к нему будут относиться учащиеся.
За его "желеобразность" и прическу "ежик" с первого же дня за ним закрепилась кличка "Кактус", и он даже гордился ею. Он считал и всем объяснял, что КАКТУСОМ он стал потому, что он прямолинейный и колючий.
Хорошо поможет охарактеризовать Кактуса случай, произошедший на второй день после его прихода в училище. На уроке торгового оборудования я обсуждала с учащимися предстоящую поездку в город Донецк. Там мы должны ознакомиться с вновь открытым большим продовольственным магазином, а главное, с новым торговым оборудованием, которого в Ростовской области еще не было. Ребята бурно радовались представившейся возможности увильнуть от занятий, и их громкие восклицания были слышны даже вдали от кабинета. Как раз в это время по коридору проходил Кактус. Крича: "Что за шум???", он влетел в кабинет. Мгновенно наступила тишина. Он с ходу отодвинул меня в сторону и остановился возле доски.
- Встать! - крикнул он и закатил глаза к верху.
- Сесть! - и глаза закрылись.
И снова: "Встать!", "Сесть!" В мертвой тишине учащиеся вставали и садились, а глаза Кактуса снова и снова закатывались и закрывались.
И тут он заметил, что за последней партой сидит девушка, испуганно смотрит на него и не встает. Он коршуном подлетел к ней: "Ты не подчиняешься мне! Я тебя вышвырну из училища!" - схватил за руку и намеривался поднять ее. "Я-я-я пре-пре-подавательница" - пролепетала она. Это была Евгения Алексеевна, преподаватель бухучета, которая присутствовала у меня на уроке.
Каждый день приходилось сталкиваться с его странностями, и в то время я думала лишь об одном: как выдержать его неповторимость и не уйти с работы, которая, в общем-то, мне нравилась и подходила. Подходил и режим работы. Училище работало в одну смену и, как правило, в 15 часов я уже дома и могла больше внимания уделить семье и моим подрастающим дочерям.
К моему счастью, Кактуса очень быстро освободили от занимаемой должности заместителя директора по воспитательной работе и перевели преподавателем. На этой должности его ещё можно было терпеть. Можно было не обращать внимание на него, но этот период продлился недолго. Вскоре меня назначили заместителем директора по учебной работе и теперь уже на Кактуса не обращать внимание не получалось. А он чудил каждый день.
Очень любил Кактус, когда руководство училища посещает его уроки. Можно блеснуть своей эрудицией, просвещенностью, феноменальной памятью и, при этом, не думать о дисциплине. По положению, завуч Панна Георгиевна должна посетить в неделю пять уроков преподавателей, мне надо побывать на трех. Зная, как трудно, впоследствии, проанализировать уроки Кактуса, я старалась к нему на уроки не ходить. Однако, не так это просто! На партийных собраниях Кактус обязательно выступал с критикой в мой адрес, а коммунисты, особенно пенсионеры, закрепленные к нашей парторганизации, подчёркивая свою значимость, строго следили за деятельностью руководства училища. Критика Кактуса, как и любого другого сотрудника, всегда бьет очень больно. А критиковать Кактус любил! И делал он это охотно. На любом партийном собрании или педсовете сразу после докладчика выступал Кактус. И всегда с критикой. Так порой обидно становилось, когда оказывались незамеченными какие-либо серьезные дела, сделанные мною, или не хватало времени обсудить нужную тему, а на критику Кактуса по поводу не посещения мною его уроков, всегда времени было достаточно. Хотелось привыкнуть и не обращать внимание на все это, научиться не слушать то, что не хочется слышать. Как это сделать? Ведь могли же мы, будучи студентами, не слышать неинтересные лекции преподавателей! Вот, и на собраниях я старалась. Но… Не получалось.
Областной комитет по профтехобразованию, совместно с идеологическим отделом обкома КПСС регулярно проводил семинары для преподавателей общественных дисциплин, которые довольно неохотно ездили в Ростов на такие мероприятия. Но не Кактус! Для нашего Кактуса такие посиделки - это настоящий праздник! И там, конечно, он был постоянным выступающий и активным участником. Задавал очень много вопросов и, зачастую, не по теме. Как правило, на нем всегда был довольно поношенный, в жирных пятнах пиджак и рубашка с длинными рукавами, потрепанные манжеты которой выглядывали из-под рукавов пиджака. Он придавал неописуемый колорит в проводимое "серьезнейшее" мероприятие. Думаю, по этой причине организаторы несколько раз просили меня придумать какую-либо причину, делающую невозможным поездку Кактуса на семинар. Да разве ж можно придумать такую причину?! Он летит туда сломя голову!
А вообще, это очень одинокий человек. Его никогда никто не любил, с ним никогда никто не дружил. А он, как и все люди, хотел этого. Обычно, Кактус начинал знакомство с преподавателями, учащимися и даже с их родителями с того, что говорил: "Я человек одинокий, но хочу жениться. Если у вас есть на примете невеста для меня, скажите". И все это совершенно серьезно. Учащиеся издевались над ним по этому поводу, и часто можно было увидеть на его объемной спине приклеенную к пиджаку бумажку с надписью: "Ищу жену, независимо от возраста".
Но, при большом дефиците мужчин, невесты для Кактуса не находилось. Да, что там невест! Женщины вообще старались не подходить к нему ближе, чем на два метра! Если Кактус обедал, то все столы возле его места быстро становились свободными, и каждый день можно было увидеть такую картину: битком набитый учащимися и преподавателями зал училищной столовой и совершенно свободные столы, находящиеся вокруг стола, за которым восседал Кактус. Помимо того, что Кактус имел очень неопрятный вид, он еще и брызгал слюной, когда разговаривал и когда ел.
Как-то в канун Пасхи училищные активистки заказали на хлебозаводе пасхальные куличи для сотрудников. Куличи привезли и выставили в столовой. Тут же в столовую побежали свободные преподаватели и мастера производственного обучения, чтобы выбрать кулич первыми. Я смогла подойти туда значительно позже, когда, в основном, всё уже разобрали. В столовой стоял приятнейший аромат вкусной сдобы, но среди небольшого количества остатков были только деформированные или слишком подгорелые куличи. Я стояла и думала, что же выбрать? И тут, Кактус!
- Ал Сан! Возьмите мои! Мне же все равно их есть нельзя! - воскликнул он, открывая портфель и доставая оттуда содержимое.
- Что вы, Анатолий Иванович! Несите домой, а я смогу выбрать здесь. Вот неплохой кулич, - и я протянула руку, чтобы взять один из оставшихся куличей. Но, Кактус стремительно меня опередил! Он, стараясь угодить мне и помочь выбрать лучший кулич, начал приподнимать их своими короткими и пухлыми ручками и мне пришлось сказать, что я вовсе не хотела покупать кулич, а зашла только посмотреть.
После летних отпусков и каникул многие преподаватели тяжело входили в работу. И только Кактус радовался началу учебного года! Соскучился по общению. Ведь с ним общаться можно было только по необходимости, а какая необходимость была во время отпуска? Никакой.
Как-то в конце учебного года купил новый портфель. Ходил хвастался, всем показывал. А 1-го сентября явился с этим же портфелем, но вид у него имел жалкое зрелище.
Говорят, носил он в нем, кроме учебников и тетрадей, много всего разного, от бутербродов и пирожков до грязных носков. Насчет носков не знаю, а вот пирожки можно было увидеть и невооруженным глазом на его тетрадях и книгах. А когда он возвращал учащимся после проверки письменные контрольные задания по истории, то их тетради имели такой печальный вид, что не многие из учащихся к ним дотрагивались. Большинство тетрадей так и оставались лежать на столах или попадали сразу же в мусорные урны.
О портфеле ходили легенды и анекдоты. Вот один из них. На зачетном уроке учащиеся группы кондитеров пекли и украшали торты. Один из тортов мастер производственного обучения принесла в учительскую и угостила, находящихся там преподавателей, среди которых был и Кактус. Торт был огромный, а преподавателей в это время было мало. Кактусу достался кусок с полкилограмма. Он схватил его двумя руками и понес ко рту, ел его так быстро, и так причмокивая, что через минуту был похож на поросенка. В это время я вошла в учительскую. На Кактуса было невозможно смотреть! Нос, щеки и даже ресницы были в креме.
- Анатолий Иванович! - воскликнула я, - Что вы делаете?
Он остановился, пробормотав, что намек понял, взял торт в одну руку, другой открыл портфель и... прямо не заворачивая, кинул его туда.
Но, это еще что?! Однажды он поехал в Ростов и забыл свой портфель в туалете на ж/д вокзале. Вспомнил о нем только придя в управление профтехобразования, куда я его направила для сдачи моего отчета. Отчет, разумеется, был в портфеле. Любой человек, обнаружив пропажу, сразу бы вернулся туда, где потерял. Но не Куровченко! Сначала он обошёл все кабинеты управления и сообщил, что у него портфель украли. "Что же мне делать? Меня Ал Сан уволит за то, что пропал ее отчет!" - рассказывал он, ища сочувствия у слушателей, и перечислял все, что было в портфеле. Позвонил мне по телефону:
- Ал Сан! У меня портфель украли!
- Как? Где? - спрашиваю.
- В туалете, на ж/д вокзале.
- Как это случилось? Вы обратились в милицию? - спрашиваю.
- Не обращался. Я сам только что узнал об этом.
- А мой отчет в портфеле?
- Да, но вы не волнуйтесь, я сейчас позвоню в милицию, пусть ищут.
- А почему вы сразу не обратились в милицию?
Он помолчал немного, затем, запинаясь, сказал:
- Я сразу не обратил внимание, и обнаружил, что портфеля нет только в управлении, когда отчет ваш собрался сдать.
- Как?! - Я не понимала, как можно было узнать, что портфель украден только спустя два часа?
- Понимаете, я его сам забыл в туалете, - Что-что, но врать и ухитряться Кактус не умел.
- Так поезжайте туда, может быть он так и стоит там, где вы его оставили? - распорядилась я.
- Нет, - сказал он поникшим голосом, - Его уже украли. Хорошо, что я бутерброд съел по дороге, в электричке.
Возвращаться в туалет он явно не хотел, но я настояла, и он пообещал съездить, хотя и сказал:
- Бесполезное это дело! Там знаете сколько людей? Огромное количество!
Но, как выяснилось, никому из этого "огромного количества" , его портфель не приглянулся. Может быть потому, что поставил он его в уголок прямо на туалетный бумажный мусор, а может быть потому, что был он настолько потрепанный и грязный, что вполне можно подумать, что его выбросили, а не забыли. И, тем не менее, портфель оказался целым! Его даже не открыли, чтобы посмотреть содержимое!
О честности посетителей туалета Кактус рассказывал всем. Свои уроки в училище он еще долго начинал туалетной историей. Даже на каком-то областном семинаре эта история прозвучала, как пример честности советского человека.
Но отчёт он не сдал и на следующий день я вынуждена была отправить в Ростов другого преподавателя. Не зря же говорили у нас в училище: "Хочешь дело завалить, поручи Куровченко!"
И, действительно, хочешь дело завалить - поручи Куровченко. Кактус не один раз подтверждал это. Причем, брался он за любое порученное ему дело с большой охотой. И я, зная это, все же продолжала попадаться на его удочку. Так было и в канун годовщины Октября, когда комитет профсоюза продовольственного торга, так сказать, наши шефы, попросили нас выделить группу учащихся для прохождения в спортивной колонне демонстрантов. Учащиеся должны примерить специально выделенную им спортивную форму, а для этого надо было их туда организованно, в сопровождении преподавателя, отвезти. Зашла в учительскую, спросила, имеются ли желающие повезти учащихся в продторг. Погода была дождливая, на улицу выходить никому не хотелось. Все молчали. И только Кактус: "Я! Я поеду! Я сегодня в новом костюме!" И опять я забыла поговорку "Хочешь дело завалить - поручи Куровченко"
Уехал Кактус. Через полчаса меня приглашают к телефону. Звонит Кактус.
- Ал Сан! Я уже на месте!
- Вот и хорошо! Пусть учащиеся примеряют форму.
- Но, знаете, их нет...
- Как нет? А где же они? - спрашиваю.
- Я из трамвая вышел, а они дальше поехали!
- Как же так? Почему вы их не позвали?
- Я позвал... Но трамвай тронулся.
Это не анекдот!
А однажды произошло следующее. На экзамене по политэкономии вечерники подарили Кактусу часы. Он не имел право брать подарок, но он его взял. И не часы ему были нужны! Это было для него как шок! Ведь Кактус – человек, которому никогда никто не дарил подарков! Которого никто не любил! Это же очень обиженный человек! Радость от полученного подарка была так велика, что Кактус на второй день всем рассказал о подарке! Благодаря кому-то из сотрудников, историю с подарком быстро узнали в райкоме КПСС. Досталось нам с Кактусом! Мне - за то, что сделала возможным вручение подарка, а ему - за получение.
- Если бы вы назначили экзаменационную комиссию, ничего подобного бы не произошло! - говорили важные товарищи из райкома.
И напрасно я пыталась разжалобить райкомовцев, рассказывая какой несчастный человек этот Кактус. Получил он строгий выговор, а мне, как не члену партии, выговор нельзя было влепить, зато райком дал предписание управлению профтехобразования, и строгий выговор получила я по управлению. А Кактусу еще и надо было возвратить часы вечерникам.
Помню, как после двухмесячных курсов повышения квалификации в Ленинраде я вернулась в Таганрог и первым кого увидела, был Кактус. Я еще не успела в училище побывать, как он мне встретился на улице. Он шел навстречу по противоположной стороне улицы. Увидев меня, радостно закричал:
- Ал Сан! Хорошо, что вы приехали! А то меня Панночка Георгиевна хочет премии лишить! Представляете, я на урок опоздал! Я объясняю ей, что не виноват и опоздал потому, что у меня в трусах резинка лопнула, а она: "пиши объяснение, пиши объяснение!" Что я напишу? Не буду же я писать про резинку?!
И все это громко, на всю улицу.
Завуч, Панночка Георгиевна, была, пожалуй, единственным человеком, который серьезно хотел помочь Кактусу. Зная, что уволить Кактуса не удастся, она старалась влиять на его поведение и его внешний вид. Правда, ей это совсем не удавалось, а все ее старания расценивались Кактусом, как нападки на него.
Все же это несчастный человек! Жил он с мачехой. Мать умерла рано, отец женился и, прожив с новой женой около года, тоже умер. Я не знакома с мачехой Кактуса, но зная Кактуса, понимала ее стремление разменять квартиру. В конце концов, ей это удалось, и Кактус остался совсем один.
Бедный Кактус! При огромном дефиците мужчин, ни одна женщина не желала бы даже сесть рядом с Кактусом! Однажды в учительскую забежала молоденькая преподавательница. Увидела на одном из столов яблоко, схватила его, спросив: "Можно? Это чье?" и, не дождавшись ответа, надкусила его. "Можно! Это меня Кактус угостил! - ответила другая преподавательница, - Оно тут с утра лежит" Молоденькая преподавательница остолбенела! Она подбежала к урне: "Эк-к-хе" и выплюнула все туда.
Не удивительно! У него вид потрясающий! Что стоят одни лишь брюки! Внизу они настолько потрепались, что образовалась бахрома. А на этой бахроме катушками прилипла грязь. А что представляла его зимняя одежда?! Не похоже, чтобы она когда-либо чистилась. Запах пальто был такой, что ему не разрешали преподаватели вешать свое пальто в учительской, и он раздевался в раздевалке для учащихся. Но и там его пальто висело одиноко, несмотря на перегруженность раздевалки. Зато, когда у Кактуса появилась новая рубашка, об этом знали все! Покупки он делал всегда с помощью сердобольной Анны Михайловны, мастера производственного обучения. В новой рубашке Кактус обходил всех! "Ал Сан! - радостно спрашивал он у меня, - мне правда идет эта рубашка?" Все, в том числе и я, говорили ему "комплименты", а он радовался как ребенок.
Мне всегда было жаль его. Я старалась не сильно ругать его, когда он, желая сделать что-то хорошее, делал наоборот. Жаль его было и Анне Михайловне, добрейшей женщине. Она его даже чуть было не женила. У ее приятельницы есть засидевшаяся в девках дочь. Приятельница слышала от Анны Михайловны о нашем знатном женихе и пожелала познакомить с ним свою дочь.
- Ничего! Пусть потом разведется! Лучше быть разведенной, чем "старой девой", - говорила она и дочь с ней была согласна, - тем более, что он философ, а эти заумные люди всегда со странностями.
И Кактус вместе с Анной Михайловной был приглашен на чай. Хозяйка постаралась: на столе был различный разносол и деликатесы. И мать, и дочь были в нарядных платьях и с красивыми прическами. Кактус развалился за столом и стал "налегать" на еду, причмокивая. Одного взгляда на него невесте было достаточно, чтобы, сославшись на срочные дела, уйти из дома. А Кактус уходить не собирался, и Анне Михайловне с приятельницей пришлось еще долго находиться в столь "интересном" обществе философа.
У Кактуса феноменальная память! Он помнит и знает о всех событиях, происходящих в мире, но дать урок так, чтобы учащиеся что-то поняли он не может. Ходит по кабинету, и рассказывает, рассказывает, заложив руки за спину и закатив кверху глаза. Учащимся слово не предоставляет, и они в это время занимаются кто чем может. А еще, он совершенно не знает математику! Арифметику для первоклассника ему не осилить! Свои прочитанные уроки он никогда не сосчитает самостоятельно! А ученики издеваются над ним безжалостно! Однажды прибежал ко мне в кабинет и кричит:
- Вот, посмотрите! Ал Сан! Сделайте что-нибудь! - и поворачивается ко мне задом, показывая мокрые штаны. Делаю вид, что не поняла в чем дело:
- Анатолий Иванович! Вы что это ко мне спиной поворачиваетесь?
- Вы посмотрите! Они же мокрые! Штаны у меня мокрые!
- Анатолий Иванович! Вы, что до туалета не добежали? - продолжаю делать вид, что не понимаю в чем дело.
- Ал Сан! Это они! Они сделали! Накажите их! Исключите из училища!
Оказалось, что перед его уроком кто-то из учащихся налил на учительский стул воды. Поролоновая прокладка стула быстро впитала воду и когда Кактус сел, он оказался в луже. Конечно, я не оправдываю учащихся, но хорошо понимаю, нельзя таким людям, как Кактус работать с молодежью. Среди учащихся проходит даже соревнование, кто больше наклеит на спину Кактуса бумажек с различными надписями.
***
В училище у нас женский коллектив. Мужчин всего несколько: Отец Пётр, директор; Кактус, уникальный преподаватель; Витя-Петя, физрук; майор Голиков, преподаватель НВП и, пожалуй, главное действующее лицо, не считая Кактуса, Александр Яковлевич Вдовиченко, заместитель директора по учебно-воспитательной работе. Они меня не трогали, работать не мешали. Но, до поры, до времени. Настало время директору уходить на пенсию. Кто будет директором? Мне нравилась моя работа и директором я быть не собиралась, зная, что директор - это, в основном, завхоз: ремонт, транспорт, облагораживание двора и сараев, канализация, тепло и водоснабжение и так далее. Это дело не по мне! Вдовиченко же, напротив, мечтал об этом кресле. Он и вел себя подобающим образом, как наследник. Еще задолго до этих событий за ним закрепилась кличка "Санька-директор". Санька-директор рвался в директора, но в управлении профтехобразования предложили эту должность мне, а не ему. И, хотя я не хотела быть директором, я дала согласие, так как еще больше я не хотела подчиняться Саньке-директору. Я уже готовилась к новой должности, когда в училище явилась большая комиссия с проверкой по письму работников училища. Письмо мне так и не дали прочитать, но все оно было направлено против меня и завуча Панночки Георгиевны и подписано было преподавателем Куровченко. После двух месяцев проверки комиссия вынесла решение, что все факты, указанные в письме подтвердились. Не буду останавливаться на этих фактах. Это не интересно и неправда.
А правда в том, что коллектив мог всё опровергнуть и меня поддержать, но не поддержал.
Как я потом узнала, расправа со мной готовилась долго мужчинами училища, и возглавлял ее Санька-директор. Инструктор идеологического отдела также была рада расправиться со мной, у неё были свои счёты. Анонимку посылать не стали, а подписать письмо все же оказалась кишка-тонка. Подписал Кактус. Он на все готов. А последнее время он, как собачонка, выполнял все распоряжения Саньки-директора. Дело в том, что Кактус длительное время лежал в больнице. У него был сахарный диабет и незаживающие раны на спине. Я так и не нашла время навестить его в больнице, тем более, что знала: Санька-директор его навещает регулярно.
- Да, вы не волнуйтесь, это как раз по пути ко мне домой, и я к нему захожу, - говорил Санька-директор. А я и не подозревала, что "переворот" готовился в больничной палате.
Короче говоря, я с большой обидой и со строгим выговором по партийной линии ушла из училища. Возможность остаться была. Для этого надо было обжаловать решение комиссии. Но, зачем оставаться, если коллектив, в котором работала, меня не поддержал?
Никто, в том числе и я, в то время не знал, что Санька-директор руками Кактуса сделал мне благо, а не зло. У меня в дальнейшем была интересная работа, позволившая изучить морской бизнес и открыть своё успешное предприятие, которым я руководила 17 лет.
Так что, спасибо, Анатолию Ивановичу Куровченко. И однажды, встретив его лет через семь-восемь, спасибо я ему сказала. Он был удивлён и обрадован. Не ожидал, что вообще буду с ним разговаривать, рассказал, что сам он очень переживал, что получилось так.
- Меня использовали. Понимаете?
Я понимала. Он рассказал, что на почве сахарного диабета ослеп и видит только контуры, читать не может, к урокам не готовится, но продолжает работать.
А ещё через некоторое время я услышала, что Анатолий Иванович Куровченко покинул этот мир.
Одинокий, несчастный человек. Он очень хотел общения…