Она хочет покончить жизнь самоубийством:
— По-настоящему, а не как те дурочки, что не умеют себе вены резать, а потом плачут, фотографируются и выкладывают снимки в сеть.
Возможно, она серьёзно настроена. Она – Яна. Мы с Яной, как она это называет, – любовники. Но у меня нет жены. А у неё нет мужа. Даже парня. Даже девушки.
— И как это произойдёт? — спрашиваю я.
Она поворачивается ко мне и:
— Это… — шёпотом, — сделает… киллер.
Больше я ей не верю. Я верю, что на моей рубашке расстёгивается последняя пуговица. Верю в её дрожащие колени. И в то, что мы сейчас целуемся на заднем сидении арендованного Форда. Здесь пахнет клеем и бабл-гамом. А сиденья запечатаны в плёнку.
Но мы постелили плед.
— Ты же знаешь. У меня есть своя машина, — повторяю я в который раз, но не прекращаю целовать её.
— Это вызовет привязанность.
Я думаю о себе. Поэтому соглашаюсь. Мне сейчас не нужна привязанность к кому-то. Сейчас я сам себе не принадлежу. Но даже не знаю почему.
Но сейчас об этом думать не хочется.
Машины всегда арендует она. И всегда разные. Сегодня наша четвёртая встреча, а с Яной мы знакомы неделю. Не больше. Нашей первой машиной стал крошечный Мерседес-Бенз из городского каршеринга. На двоих, серый с рыжими полосами и белым логотипом. Иногда я встречаю такие же машины синего цвета. Потом мне пришлось искать метро, чтобы вернуться. Да и вообще, мне не понравилась наша первая встреча. Поэтому я до сих пор не понял, как мы потом с Яной оказались на заднем сиденье Пежо. Цвета кофе-с-молоком. И она сказала:
— Почему ты меня не обнял? Ты же хотел.
— Это же вызовет привязанность, — сказал я, думая о себе.
На запакованном заднем сиденье четырехдверного Пежо мы дали себе название – любовники.
— Нам же не обязательно быть вместе, — сказала она, сидя на мне.
— Больше всего мне нравится, что мы и не должны. В наших «отношениях» нет того обязательного романтичного быта. Забавно, но мы даже ни разу не ели где-то вместе.
— А ты голодный?
— Нет. Я о другом.
— Я знаю. Мы как любовники.
— Да, мы именно они и есть.
— И нам не нужно думать о «нас».
— И не нужно думать о ком-то, когда его рядом нет. Мы можем просто дарить свою любовь. Я – тебе, а ты – мне.
— Но я не люблю тебя, — сказала она. — Ты должен об этом знать.
— Я тоже тебя не люблю. У меня «любовь» в другом смысле. Это не «парень-девушка, потом муж-жена-дети». Это что-то вечное. Что то великое. И только для меня.
— Это приятно, — и она начала меня душить.
Третья машина была, как первая.
— Нет. Мы не в твоей машине. Я хочу поставить песню.
— Ты не прав. Когда я за рулём этой машины, когда я её арендую, она считается моей и только моей, — она ударила меня по плечу. — Тебе стоит научиться уважать чужую свободу.
— Но это всего лишь одна песня! Тебе стоит научиться уважать чужую романтику.
— Давай будем любовниками без романтики. Я слишком цинична для этого. А твоя песня. Она может вызвать привязанность.
Я так и не поставил ей «The Cure» в тот день. Мы зашли в магазин за бутылкой красного, но вышли с двумя нефильтрованного. Решили отложить полусладкое на потом. С сыром и пледом на берегу озера.
Мы с ней настоящие любовники. Потому что выдумали это определение сами. Как герои «Отеля Шевалье». Да и мы похожи, как оказалось. Она – невысокая, коротковолосая брюнетка. А у меня есть усы. Но и борода.
Да и нашим Парижем стала Москва. А номером 403 стала арендованная машина. И сегодня это белый Форд, несущийся по Волгоградскому проспекту. А в салоне тишина.
Напеваю песню. Где-то в голове. Потому что у всего должны быть свои правила. Правила, которые мне хочется нарушить, но я не догадываюсь об этом.
Она рассказывает что-то о своём будущем самоубийстве. О Киеве, городе, где должно всё это произойти. О своём друге, которого она называет «Хурма».
— Знаешь, я рассказала ему про тебя. Он говорит, что ты похож на Печорина из «Героя нашего времени».
— Что? Я не люблю «Героя нашего времени».
Она нажимает на педаль тормоза, и я бьюсь головой о бардачок. Она снова нажимает на педаль газа.
— Ты просто не понимаешь «Героя нашего времени».
— А разве ты понимаешь его со своим цинизмом? — чувствую, что поцарапал голову. Рассматриваю каплю крови на упаковке сиденья. – Разве тебе нравится история Бэлы?
— Да. Да, нравится. Я – Бэла! Неприступная, но влюблённая!
— Но я точно не герой нашего времени.
— Да! Ты не можешь им быть. И никогда не сможешь, — говорит она и стучит по рулю, — Герой-Нашего-Времени – это всегда лишний человек. Он всегда думает о чём-то другом. О чём-то… Не знаю. Это не ты.
— А зачем мне быть им? Почему ты так злишься?
— Я читала твои рассказы.
— Ты же сказала, что мы не будем обсуждать их.
На первой встрече она сказала:
— Прошу, никогда не спрашивай меня о своём творчестве.
И теперь:
— Ты не пишешь о великом!
— А должен?
— Ты пишешь о злободневных темах! Тебя забудут. А сейчас людям нужна литература либо про секс, либо про вечность! Ты точно не Герой-Нашего-Времени!
Она не первая, кто начал говорить об этом, если честно. О Герое-Нашего-Времени! Нет, тут без эгоизма.
Как-то я приехал в Самару, чтобы написать статью о выступлении моего колледжа на международном конкурсе виноделов. Оказалось, что конкурс длится больше трёх дней, а спать на раскладушке в спортивном зале одной из местных школ мне не хотелось. Тогда я вышел прогуляться, поискать местный бар. Там я познакомился с девушкой – Алиной. Это было не специально, но я остался жить у неё до конца конкурса. Всё это время мы пили вино и гуляли по городу, а вечерами смотрели французские фильмы. Но никакого Годара.
На второй день нашего знакомства Алина подарила мне книгу «Герой нашего времени»:
— Ты настоящий Печорин!- сказала она.
Я прочитал книгу, пока возвращался в Москву. Прочитал и не согласился.
Яна гонит по шоссе, и я боюсь, что она не знает куда.
— Я прочла твои рассказы. Полистала тот журнал, что ты мне дал вчера. Вы не делаете ничего великого.
— Это наша последняя встреча, — произносим мы вместе.
— Да.
— Да.
Арендованный Форд останавливается возле метро. «Кажется, “Таганская”», – думаю я. Я выхожу и хлопаю дверью. Разворачиваюсь, но не успеваю сказать:
— Пока, — говорю я сам себе.
И думаю:
— Чёрт. А я только сегодня записал её номер телефона в контакты.
Кажется, моя бывшая любовница хочет покончить жизнь самоубийством. Но я не думаю об этом. Я иду по улице и слушаю «The Cure».
Стоит научиться уважать чужую свободу.
Конец.