Одним прекрасным летним вечером 1975 года мне позвонил из Душанбе мой друг Толя, с которым мы учились в институте, а потом работали в экспедиции. Теперь он старший геофизик геолого-производственного отдела геологического управления.
В чем дело? Звонок из Душанбе поздним вечером необычен. «Слушай, Толя, ты не хочешь поехать в командировку в Африку, в Уганду?». Вот это - да! Тут и думать нечего. «Конечно, согласен! На какой срок?» « На месяц-два, нас просили из Москвы подобрать кандидатуру толкового геофизика. Если согласен, я подготовлю соответствующий ответ» И завертелось - анкеты, характеристики, справки, просмотр геологической и географической литературы об Уганде и Восточной Африке, в которой расположено это зависимое от Англии королевство, впрочем, это уже не королевство Буганда, король Мутесе 11 недавно свергнут, теперь это президентская республика.
Я просматриваю реферативные журналы, записываюсь в городскую научно-техническую и Публичную библиотеки в Ташкенте, выкраиваю время для поездок туда, тороплюсь найти и выписать, прочитать и перевести с английского статьи о геологических и геофизических исследованиях в Восточной Африке из Mining Jornal, Geofisics и других журналов.
Уганда оказалась интереснейшей африканской страной, в пределах которой располагаются таинственные истоки Нила, всего лишь 100 лет назад манившие великих путешественников Стэнли, Ливингстона, Гранта, Бейкера, самое большое озеро Африки - озеро Виктории, страной саванн и тропических лесов, папирусных болот и Лунных гор - Рувензори, страной слонов и белых носорогов, горных горилл и шимпанзе, бегемотов и крокодилов, страной чая и кофе, хлопка и бананов, страной с лучшей в Африке сетью автодорог и почти не подвергшимся цивилизации первобытным племенем карамаджонг. Нетрудно представить мое приподнятое состояние, длившееся вплоть до прибытия в Москву.
Мне предстояло выехать в Уганду в составе небольшой группы, в неё входили геолог из Казахстана Никитченко, геолог-нефтяник из московского НИИ Иванов и в качестве переводчика референт замминистра геологии Ярмолюка, Орищенко. В Москве мы пробыли только два дня, очень напряженных и насыщенных различными событиями. Надо было оформлять выездные документы, получать загранпаспорта в Зарубежгеологии, в одном из переулков на Арбате, инструкции и наставления у Ярмолюка и руководителей отдела внешних связей Министерства геологии, в Комитете по внешне-экономическим связям, в ЦК КПСС. Мы мотались по Москве как угорелые, поскольку день отъезда был определен, и билеты на самолет до Энтеббе, недалеко от столицы Уганды, заказаны.
Оказалось, что нашей командировке в министерстве и Комитете по внешне-экономическим связям придавали большое значение. Все разговоры кроме формальной десятиминутной беседы у инструктора ЦК КПСС были деловыми. До нас в Уганде побывал только один геолог из министерства, а эта страна должна была Советскому Союзу приличную сумму денег за поставки вооружения, которую реально было вернуть лишь натурой, желательно минеральным сырьем, а не бананами, чаем и кофе невысокого качества.
Поводом для посылки нашей группы послужила просьба президента Амина об оказании содействия в изучении единственного в Уганде проявления нефти на берегу озера Альберта. Озеро это тектонического происхождения, здесь очень мало осадочных пород, обычно вмещающих нефтяные и газовые месторождения. Вероятность наличия крупных ловушек углеводородного сырья здесь близка нулю, если исходить из общепринятой теории осадочного происхождения нефти. Нефть здесь - скорее всего любопытный научный факт, чем объект для масштабных геологических исследований, что нам и надлежало объяснить руководителям геологической службы, а если потребуется, то и правителям страны.
Главная же наша задача состояла в том, чтобы посмотреть как можно больше различных месторождений полезных ископаемых, составить представление об их ценности и выбрать наиболее интересные для дальнейшего сотрудничества в их разведке и эксплуатации. Надо было также собрать сведения о ценах на бензин, местные строительные материалы, транспорт, жильё и другие экономические сведения для составления контракта, если таковой потребуется.
Отводился нам для этого месяц, а степень нашего предварительного знакомства с объектом оставляла желать лучшего. Отыскать в министерстве отчет геолога, побывавшего в Уганде до нас, нам не удалось. Нам вручили тоненькую папочку с надписью «Уганда», в которой мы нашли вырезку из старой газеты с сообщением об отстранении «кабаки» (короля) этой страны от власти и брошюру на английском языке « Batterflyes of Uganda» (Бабочки Уганды)(!)
Летели мы аэрофлотовским рейсом Москва - Энтеббе с посадками в Одессе, Каире, Хартуме. В Одессе проторчали с полчаса в каком-то накопителе, в Каире не вылезали из самолета, окруженного египетскими автоматчиками, и лишь в Хартуме погуляли по аэропорту, залитому утренними, но уже жаркими лучами солнца и выпили по стаканчику кока-колы.
И вот, наконец, аэропорт Энтеббе, тот самый, куда арабские террористы из Палестины перегнали после захвата и заставили сесть израильский лайнер. Поскольку от Израиля до Энтеббе около 4 тысяч километров, террористы, предъявив свои требования, видать, маленько расслабились, и израильским десантникам удалось скрытно высадиться в аэропорту и, кажется, без единой жертвы освободить всех захваченных пассажиров. Это была образцовая операция, свидетельствовавшая о мужестве и профессионализме военных Израиля и секретной службы «Моссад».
В аэропорту нас приветливо встретил экономсоветник советского посольства,Он отвез нас в гостиницу «Lake Victory» неподалеку от аэропорта, по дороге рассказывая об особенностях «страны пребывания», каковой стала для нас, говоря бюрократическим языком, на месяц Уганда, и о том, как следует нам вести себя в ней. Он раздал нам кое-какую мелочь в местной валюте - угандийских шиллингах в счет нашей зарплаты для чаевых служащим отеля и покупки на первых порах прохладительных напитков и фруктов. Советник объяснил нам, что чемоданы свои мы сами ни в коем случае носить не должны, а за переноску их «боями» следует давать чаевые - один-два шиллинга. Он не рекомендовал нам ходить по улицам, а тем более по дорогам вне населённых пунктов пешком, поскольку пеший европеец выглядит здесь подозрительно, а коль скоро нам взбредет в голову пойти куда-то, идти надо, не торопясь, делая вид, что любуешься окрестностями и фотографируешь
В гостинице мы все кроме Иванова последовали советам экономсоветника, проставили на чемоданах мелом номера своих комнат и пошли туда налегке, а шустрые «бои» быстро доставили их, куда следует. Иванов, считавший, что здоровому человеку нужно самому себя обслуживать, из принципа понес чемодан сам. Мы с ним устроились в одной комнате, и он тут же предложил организовать чай. Не зная, как нам придется питаться, мы по нашему «совковому» обычаю взяли с собой и чай, и колбасу, и даже немного хлеба, а главное, кружку с кипятильником. Однако в комнате нашлась только одна розетка в туалетной комнате, и когда мой товарищ захотел включить кипятильник, я предостерег его. Над розеткой была надпись: « Only for shave», но Иванов все же сделал по-своему, и она стала быстро нагреваться.
Обследовав номер более тщательно, мы обнаружили внизу возле пола розетки для специальных вилок, отверстия в которых были закрыты заслонками, не позволившими нам включить кипятильник. Иванов, большой любитель чая, ( с этого дня мы стали звать его «tea-men»), сам стал нагреваться, но к счастью, в номер зашел проведать нас Орищенко, он вызвал «боя», и тот через минуту принес кружку «boil water», подал Иванову и стал ждать бакшиш. Не успел наш «tea-men» вскипеть, как Орищенко сунул бою шиллинг и выпроводил за дверь.
Так состоялось наше первое знакомство со «страной пребывания» на бюрократическом жаргоне или, проще, на советском сленге, «забугорьем». Позже мы разобрались, что к чему, и кипятили чай сами, сколько нужно. Для этого надо было просто сунуть спичку в дырочку между отверстиями в розетке для пылесосов, заслонки открывались, и наши вилки входили в розетку.
В отеле жили вместе с семьями немало военных из Советского Союза. Они, как и мы, экономили, стараясь по максимуму заработать, раз уж представилась возможность вырваться за рубеж. Из комнат, занятых нашими соотечественниками, нередко доносился запах борща или котлет. Видно, особенности здешних розеток не остались секретом и для военных. А в ресторане на первом этаже разворачивалось захватывающее драматическое столкновение хозяев ресторана с халявными побуждениями советских постояльцев. До их приезда на столе в центре зала стояли два больших блюда с бананами и апельсинами. Посетитель ресторана выбирал приглянувшийся ему плод, очищал его и неторопливо съедал. Теперь же седой, вышколенный еще в колониальное время негр, старший над официантами, с недоумением стал замечать, что с уходом новых заморских посетителей оба блюда пустели. Так продолжалось три дня - фрукты исчезали, а иностранцы уходили с оттопыривавшимися карманами. На четвертый день вместо блюд на столе расположились небольшие тарелочки, каждую из которых украшал банан или апельсин. Намек понят не был. Фруктов опять на всех не хватило. Пришлось администрации ресторана расставлять тарелочки с фруктами по столам.
У нас взаимоотношения с рестораном тоже были драматическими. Первые два дня мы старательно экономили, подъедая привезенное с собой, готовя чай у себя в комнатах. Когда же выяснилось, что Геологическая служба Уганды все затраты, связанные с нашим пребыванием берет на себя, оплачивая гостиницу, транспорт и питание, мы воспрянули духом и перестали экономить. Мы заказывали все, что хотели, кроме напитков, подписывая ресторанные чеки, которые оплачивались принимающей стороной. Вскоре мы стали замечать, что стоимость чеков, несмотря на относительное постоянство нашего меню, растет. Проверив тщательно один из чеков, мы обнаружили, что в него записаны не заказанные и соответственно не съеденные нами блюда. Чеки были переписаны. После этого инцидента взаимоотношения наши с рестораном оставались безоблачными до самого отъезда.
В Уганде всюду нам сопутствовала английская кухня, уже знакомая мне по Индии, с некоторыми особенностями. Здесь я впервые попробовал сладкий английский пудинг, который мне очень понравился. По возвращении домой я несколько раз пробовал приготовить пудинги из булки, манной крупы по рецептам из «Кулинарии», но ничего подобного угандийским пудингам у меня не получалось. Несколько раз нам давали в виде гарнира пюре из бананов - «матоку», напоминавшее подмороженую картошку. Попробовали мы и местные спиртные напитки: неплохие сорта пива «Bell» и «Nile», и угандийский национальный напиток банановую водку «Waragy». Водку пить можно, но я, в общем-то, не знаток спиртных напитков.
В первую же ночь нашего пребывания в Энтеббе я был разбужен явственно слышимым рычанием льва. В Ташкенте мы жили на улице Гоголя, в двух кварталах от зоопарка, и рык «царя зверей» нередко доносился оттуда и был мне хорошо знаком, но представить себе льва, крадущегося возле шикарной гостиницы, стоящей на негусто заселенном, но благоустроенном берегу озера Виктория, я не мог. Вопрос разрешился на следующий день, когда к нам приехали знакомиться сотрудники геологической службы: комиссар Кагуле-Магамбо, его помощник Мгуени и главный геолог Олимани Обетиа. Они подтвердили, что рычал, действительно, лев, содержавшийся в клетке в расположенном неподалеку ботаническом саду.
В дальнейшем мы близко познакомились с Олимани и даже сдружились с ним. Это был знающий геолог , окончивший местный университет Макерере в Кампале, а затем стажировавшийся в Канаде. Он сопровождал нас во всех поездках. Переводчиком мог служить не только Орищенко, но и геологи, учившиеся в Советском Союзе, Секамва и Камихинго. Секамва также нередко выезжал с нами в поле. Руководители геологической службы после знакомства и заверений, что программа нашего пребывания в Уганде скоро будет готова, исчезли, и мы вновь были предоставлены сами себе.
На следующий день у нас появился экономсоветник, предложивший быстро собраться для поездки в Кампалу на приём в Министерстве земельных и водных ресурсов. Всю дорогу он рассказывал нам про обстановку в Уганде. Кое-что мы уже знали из бесед в Комитете по внешне-экономическим связям, но теперь она была проиллюстрирована живым и красочным описанием недавних событий. Года четыре назад в стране произошел государственный переворот, и к власти пришли военные во главе с генералом Амином. Президент Уганды Милтон Оботе был свергнут и бежал в Танзанию. Министр полиции Ориема сначала не поддержал повстанцев, но после ареста и пары оплеух перешел на сторону Амина. Тот, видимо, не совсем доверяя Ориеме, министром полиции его не оставил, а послал руководить министерством земельных и водных ресурсов. Кроме того, Ориема - владелец практически всей сети аптек в стране.
Иди Амин Дада ( это полное имя нынешнего президента) начал проводить политику «угандизации», национализировав предприятия, принадлежавшие иностранцам. В результате страну покинуло около 10 тысяч европейцев и 80 тысяч индийцев и других выходцев из Юго-Восточной Азии, державших в своих руках торговлю, предприятия бытового обслуживания и мелкое производство. Жизненные условия в стране стали резко ухудшаться, из магазинов исчезли товары, финансы были расстроены. Военные занимались самоуправством, солдаты, которым задерживали зарплату, грабежами. Незадолго до нашего приезда машину с сотрудниками Советского посольства остановили недалеко от Кампалы какие-то военные, сотрудников высадили, а машину забрали. Амин обещал расследовать инцидент и наказать виновных, но пока ничего не сделано. Прежний президент Оботе при поддержке танзанийских войск попытался вернуться к власти, но не сумел одолеть аминовские войска. В столкновении участвовало с обеих сторон советское оружие, включая танки и самолеты.
В Министерстве земельных и водных ресурсов нас пригласили в небольшой зал, забитый корреспондентами, фотографами, телевизионщиками и еще каким-то народом. После нескольких минут ожидания дверь напротив нас распахнулась, и в зал, как черт из коробочки, выскочил, сияя белоснежной улыбкой, губастый негр в военной форме - министр Ориема. С ним был белокожий, как его представили, «борец с колониализмом» мистер Галина. Под вспышки фотокамер мы обменялись рукопожатиями, министр поинтересовался, хорошо ли мы доехали, понравилась ли нам Уганда, и пожелал успешной работы. Потом он извинился за занятость и поручил нас заботам мистера Галины.
Разговор с Галиной проходил уже без репортеров и продолжался несколько дольше. Он спросил нас, готовы ли мы ехать к озеру Альберта, и есть ли у нас аппаратура для определения радиоактивности. На первый вопрос мы ответили положительно, на второй - отрицательно. Галина заверил нас, что немедленно закажет вертолет, а завтра вместе с ним и каким-то профессором из Университета Макерере мы полетим к озеру Мы недоумевали, ничего не зная о радиоактивных проявлениях на озере, но радовались, что дело сдвинулось с места. Экономсоветник нашу радость не разделял, сомневаясь в реальности обещанного.
Вертолета на следующий день не было. Руководители геослужбы говорили, что не готова программа нашего пребывания, но её вот-вот составят, а пока согласились, чтобы Иванов поехал к озеру
Альберта на машине для знакомства с нефтяным проявлением. Мы же занялись изучением отчетов и литературы, имевшейся в фондах геологической службы. Я, к своей радости, вскоре понял, что могу обходиться без переводчика и понимать английский текст геологических отчетов без словаря. Это ускорило нашу работу, и мы в короткий срок сумели изучить основные отчеты из фондов службы, сделать необходимые выписки и даже составить карты геологической и геофизической изученности Уганды.
Наконец, вернулся Иванов, загоревший, в радостно-приподнятом настроении, с рассказами об озере, рычанье льва, доносившемся уже не из зоопарка, а из дикой саванны. Подоспела и программа, которая предусматривала посещение ряда месторождений руд, солей и строительных материалов, а также почти всех национальных парков страны что вполне нас устраивало.
.
Началось наше первое путешествие по Уганде. Мы отправились на японском лендровере в западные районы - через Масаку и Мбарара в Кабале. Этот небольшой городок является центром горного района Кигезе с ровным нежарким климатом ( t января +16.5 С, июля +15,8С). В гостинице «White Horse», где мы остановились, топился камин, у которого мы с удовольствием грелись. Затем мы поехали на север по маршруту Касесе — Килембе —Форт-Портал - Масинди — Аруа ~ Мойо до границы с Суданом. Залесенные горы, зеленые холмы юго-запада сменялись высокотравной саванной с редкими деревьями, а потом на самом севере - опустыненной акациевой саванной с зарослями колючего кустарника.
Мы побывали в заповедниках Рувензори и Семлики, между озерами Эдуарда и Георга, Кабарега близ озера Альберта, видели очень близко слонов, бегемотов, буйволов, львов, зебр, различных антилоп, павианов, марабу, Видеть их на воле - это совсем не то, что разглядывая через решетку в зоопарке, это переживание, ни с чем не сравнимое, сильное и незабываемое. Впечатление подогревается надписями у ступеней, спускающихся от гостиницы к реке « ОПАСНО! КРУПНЫЕ ЖИВОТНЫЕ!», причем знаешь, что это не реклама, а реальная опасность, (от коварных, кажущихся неповоротливыми бегемотов в Африке гибнет больше людей, чем от крупных хищников: львов и леопардов) или рассказами провожатых о различных происшествиях с туристами. Так поведали нам историю о «слоне-бананоеде», которого туристы приучили подходить к машинам и, просунув хобот в окно, выпрашивать подачки: бананы и другие фрукты. Все было хорошо, пока слон не коснулся хоботом раскаленного радиатора одной из машин и не растоптал машину вместе с пассажирами.
С тех пор правилами поведения в национальных парках запрещается не только выходить из машины, если до опасных животных менее 100 футов, но и подъезжать к ним на такое расстояние. Один раз мы простояли на дороге минут двадцать, пока слониха со слоненком не ушла с дороги.
Львов мы видели только раз в парке Рувензори (Куин Элизабет). Были уже сумерки, мы выезжали после осмотра парка и разговаривали, не глядя на дорогу. Вдруг кто-то вскрикнул: «Львы!». Справа от машины, метрах в 20 от дороги, раскинув лапы, лежали на песке три молодые львицы.. Одна из них подняла голову и пренебрежительно глянула на нас. В машине все были в крайнем возбуждении, те, у кого были фотоаппараты, схватили их и снимали, снимали раз за разом, хотя картинка не менялась. Я тоже сделал несколько снимков на слайды, все неудачные из-за недодержки, а вот у Никитченко львы вышли неплохо и до сих пор хранятся в моем фотоальбоме.Постояв несколько минут и успокоившись, мы поехали дальше и вдруг увидели надпись на дереве: «Leopards on the right hand». Никитченко тут же воскликнул: «Keep left!». Это было так кстати и так потешно, что с тех пор мы звали его «киплефт».
Слониху со слоненком, проходивших рядом с нашей машиной, я запечатлел недалеко от охотничьей гостиницы (сафари-лодж) Параа, стоявшей на берегу Нила. Эта слониха слонялась вокруг гостиницы, где ее, видимо, подкармливали служители. А вообще слоны попадались часто, и я их не раз снимал с разных расстояний. Бегемотов и крокодилов мы всласть насмотрелись и нафотографировали во время прогулки на катере, который провез нас по Нилу от Параа-лодж до водопада Кабарега (раньше Мэрчисон-фолз)
В одном месте катер причалил к берегу, и плывшие с нами служители заповедника направились в лес, в сторону, где кружили грифы и другие падалыцики. Отсутствовали они долго, а вернулись со слоновыми бивнями. Оказалось, что браконьеры подстрелили слона, но почему-то не смогли унести бивни. Браконьерство в национальных парках Уганды - обычное дело. Как-то мы, проезжая близ парка увидели, что горит саванна: в нескольких сотнях метров от нас полыхало пламя.Нам объяснили, что нередко пожар устраивают браконьеры, чтобы выгнать животных за пределы парка и пострелять дичь на законных основаниях.
Жирафов я видел только издали - из зелени деревьев торчали головы и шеи этих великолепных животных, объедавших листья. А вот носорогов, ни белых, ни черных, не встречал, хотя целый день мы
шли по безлюдной саванне близ границы с Суданом, где еще сохранились эти редкие животные - уайт-райнос, по-английски. Кстати, своему названию они обязаны голландскому слову, которое произносится«уэйт» и обозначает «широкий», поскольку у него широкая квадратная голова. Англичане перевели это слово по своему, и он стал «белым», и он, действительно, светлее своего более мелкого собрата.
Большое впечатление произвели на меня фламинго, которых я видел издалека, В лучах заходящего солнца была видна розовая кайма вокруг блестящей поверхности озера, заполнившего вулканический кратер. Когда солнце стало спускаться за горизонт, тысячи птиц взлетели над озером и розовым облаком закрыли его.
Конечно, мы не только любовались зверями и птицами, но и занимались своими прямыми обязанностями - осматривали месторождения полезных ископаемых: железа Кашении, меди и кобальта Келембе, бериллия Мунгиени, солей Катве, вольфрама, цементного сырья и другие. На месторождении вольфрама мы познакомились с мистером Салманом, его женой индианкой и детьми. Вольфрамовая руда (ферберит) добывается рабочими неграми вручную, сортируется и отправляется заказчикам. Медный рудник Келембе принадлежал канадской компании. Как раз в дни нашего пребывания в Уганде решался вопрос о его национализации.
Келембе оказался современным предприятием с чистеньким аккуратным поселком, которому могли бы позавидовать жители наших рудников в Таджикистане. А вот хлопковые плантации меня не впечатлили: невзрачные кустики хлопчатника с редкими небольшими коробочками,неторопливая очередь «хлопкоробов» к весам с 3 -5 кг хлопка на голове - все это не могло сравниться с нашими бескрайними полями, усыпанными «белым золотом», с хлопкоуборочными машинами, со сборщиками, набивающими до отказа свои мешки, чтобы оттащить их к хирману.
После возвращения к себе в гостиницу в Энтеббе мы опять занялись изучением отчетов геологической службы и приведением материалов в порядок. В это время произошли два интересных для нас события: приемы у министра Ориемы и в посольстве СССР. Нам неискушенным в подобных мероприятиях, незнакомым с дипломатическим этикетом было любопытно участвовать в этих, как теперь говорят, тусовках.
У министра «тусующиеся» стояли или прохаживались по залу отеля «Империал» с бокалом джина с тоником, или виски с содовой, или бренди с чем-то там ещё и закусывали тартинками. На приеме в посольстве закуска была посолиднее, и обстановка не столь чопорная. Узнав о том, что теперь мы собираемся на северо-восток Уганды, в Карамоджу, один из посольских сотрудников сказал, что нам не завидует. На наш вопрос «почему?» он с серьезным видом объяснил, что жители Карамоджи - каннибалы, и у них молодому человеку не разрешается жениться, пока он не поест печени белого человека.
Посол Захаров, устраивавший приём, уже был знаком нам, мы были у него в посольстве в первые дни после приезда. Беседа была недолгой и формальной. Захаров утверждал, что в Уганде идут прогрессивные процессы национализации и борьбы с колониализмом, которые Советский Союз поддерживает, и нам со своей стороны нужно оказать помощь Уганде в организации поисков и разведки полезных ископаемых. Вскоре после нашего возвращения в Союз, в какой-то газете я прочитал сообщение о том, что «прогрессивный» президент Уганды оскорбил посла Захарова, в связи с чем, последний отозван в Москву. Через несколько лет уже не генерал, а фельдмаршал Иди Амин Дада (кажется, единственный фельдмаршал на Африканском континенте) был свергнут и бежал в Судан. Что происходило в Уганде после этого, и что там сейчас, я не знаю.
Второе путешествие также началось в столице Кампала. На том же лендровере мы доехали до Тороро и осмотрели древние вулканы, с которыми связаны проявления тантала и ниобия. Переночевав в торорском отеле, мы отправились в городок Мбале, где нас ждал вертолет. Пока мы знакомились с экипажем и уточняли маршрут, вокруг нас собралась громадная толпа любопытствующих негров. Они рассматривали нас, показывали на нас пальцами, иногда от чего-то покатывались со смеху. Вертолет был небольшим, но очень удобным для подобных облетов - большие овальные окна, незначительный по сравнению с нашими машинами шум моторов, позволяющий свободно без напряжения разговаривать в салоне.
Из Мбале мы вылетели на север, в Морото, где посетили тамошнего комиссара, а потом в сопровождении нескольких босых солдат с автоматами осмотрели карьер, где когда-то отрабатывалась асбестовая жила. Обстановка в Карамаджонге была в ту пору, очевидно, неспокойной, как ни уверял нас комиссар в обратном - возле его дома тоже дежурили босые автоматчики. Потом вертолет доставил нас в Китгум, а оттуда машиной через Гулу и Лиру мы вернулись в Энтеббе. Все остались живы - здоровы, возможно, благодаря тому, что туземцев из племени карамоджо видели только с вертолета.
Теперь нам нужно было составить рекомендации по изучению минеральных ресурсов Уганды и перевести их на английский язык. Времени оставалось мало, и нам иногда приходилось засиживаться за работой до глубокой ночи. По поводу нецелесообразности разведочных работ на нефть у нас сомнений не было. Так и записали в рекомендациях, что очень расстроило руководителей угандийской геологической службы. Докладывать об этом президенту Амину никому не хотелось.
По вопросам изучения рудных полезных ископаемых, строительного и химического сырья мы постарались дать определенные рекомендации и указали, в каких областях наше министерство может оказать содействие. Наши рекомендации были высоко оценены в Москве, и я воспрянул духом и решил, что эта поездка для меня будет не последней