С детства я увлекался путешествиями, читал Арсеньева, дневники Пржевальского, Миклухи-Маклая, лазал по горам близ Ташкента сначала с кружком юных туристов, а потом со школьными друзьями. Это увлечение повлияло на выбор специальности геолога.
С началом работы на производстве моя любовь к путешествиям нисколько не ослабела, но теперь она удовлетворялась за счет командировок. Поездки стали разнообразнее, их сфера расширилась сначала до границ Таджикистана, потом они вышли за его пределы, я побывал несколько раз в Киргизии и Туркмении, в Сибири, Приморском крае, на Алтае, в Хакасии, в Заполярье (Апатиты), на Кавказе. Командировки были недолгими, но необычайно интересными и, как правило, полезными для меня: я знакомился с работой экспедиций, проводивших работы, аналогичные нашим, с новыми для нас видами исследований или новой аппаратурой, с незнакомой природой, новыми людьми.
Как бы ни были интересны различные районы Советского Союза, мне хотелось повидать и другие страны, поехать, как тогда говорили, за «бугор». Я не собирался умирать ради Парижа, меня больше привлекали экзотические страны Африки, Восток, поэтому, как только я узнал, что ленинабадское турагенство формирует группу в Индию, я стал собирать необходимые документы. За «бугор» выпускали не всех, а лишь проверенных граждан, удостоенных положительной характеристики так называемого «треугольника» - парткома, профкома и администрации предприятия, где работал потенциальный турист. Проблем с документами не было, и я с нетерпением ждал встречи с загадочной страной.
Ташкентский аэропорт. Таможенный контроль. Я уезжаю за границу впервые, и потому для меня все ново, необычно, интересно. Вместе со мной едут туристы из Южного Таджикистана, Душанбе и Гиссарской долины, около половины - таджики: председатель колхоза, колхозные бригадиры, торговый работник, пенсионерка.
В таможенной декларации я делаю ошибку, беру новый бланк и, видимо, поэтому из всей группы таможенники проверяют только меня, просят открыть чемодан. Я открываю и с удивлением вижу на самом верху женские туфли. Таможенник смотрит на меня подозрительно: « Вы с женой едете?» Я отвечаю отрицательно, и тут до меня доходит, что мой чемодан взял кто-то из супружеской пары, уже прошедшей пост таможенного контроля и имевшей, как я заметил, такой же темно-вишневый чешский чемодан, как и мой. Такие чемоданы появились в продаже в Ташкенте незадолго до моей поездки, набор из трех чемоданов я купил и средний по размерам взял с собой. Супругов вернули, мой чемодан оказался у них и был подвергнут тщательной проверке, разочаровавшей ретивых таможенников.
От Ташкента до Дели рукой подать - всего лишь три часа лёту. Я, не отрываясь от окна, с восторгом наблюдаю в разрыве между облаками снежные вершины Гималаев, покрытые лесом склоны гор, какое-то большое горное озеро. Но вот горы позади, перед нами разворачивается бескрайняя равнина, словно лоскутное одеяло составленная из зеленых, желтых и зеркальных квадратов. Это рисовые поля - на одних рис растет, на других убирается, а третьи затоплены водой.
В аэропорту нас встречают англо-говорящий гид, симпатичная индианка в сари, и русский мужчина, переводчик. На нас навешивают гирлянды из живых цветов, в основном, бархатцев, фотографируют и везут в гостиницу. Тур начался. Шестнадцать дней пробыл я в Индии, побывал в Дели, Калькутте Мадрасе, Бенаресе, Бомбее. Нас провезли на легковых машинах по маршруту Дели –Агра – Джайпур – Дели. Водителями были сикхи, последователи военно-религиозной секты, считающиеся лучшими воинами и шоферами, и действительно, вели они машины лихо, жестами общаясь между собой.
Во всех гостиницах была, в основном, английская кухня с неизменными пориджем, яичницей с беконом и чаем по утрам. Хлеба по нашим русским меркам давали мало – по ломтику на каждый прием пищи. Если попросишь, дадут еще один, но не больше. Я вначале чувствовал легкий голод, а потом при
Не буду особенно распространяться о достопримечательностях и красотах Индии. Они многократно описаны, и я не в силах внести ничего нового. Скажу только о том, что произвело на меня наибольшее впечатление. Это, конечно, прежде всего, Тадж-Махал, громадный, величественный и прекрасный. В отличие от наших самаркандских памятников той эпохи Тадж-Махал, Агра-форт, мавзолей Акбара, дворец Амбер, Джайпурская обсерватория сохранились гораздо лучше, и, глядя на них, понимаешь, что не зря тимуридов называют Великими Моголами. Во время поездки по Индии я не раз сожалел, что так плохо знаю историю этой страны, что не удосужился почитать о ней перед поездкой. Кстати, таджики из нашей группы знали о тимуридах гораздо больше меня, прекрасно разбираясь в их последовательности, тогда как мне имена Акбара, Джахангира, Ауренгзеба или Джахана ничего не говорили. Мои спутники живо интересовались памятниками, в первую очередь, конечно, мусульманскими. С каким благоговением они смотрели на тапочки Мухаммеда, волос из бороды пророка, хранящиеся в делийской мечети!
Потрясло меня посещение берега Ганга возле Бенареса ( сейчас - Варанаси). Нас повели туда рано утром, едва взошло солнце, но берег священной реки уже был заполнен паломниками. На каменной лестнице, спускающейся к реке, стояли и сидели сотни нищих, среди которых было немало прокаженных, обезображенных болезнью. Паломники омывали лицо, руки, окунались с головой, полоскали рот священной водой. Дымились костры, на которых сжигали умерших «счастливцев», поскольку быть сожженным на берегу Ганга, попасть в его воды после смерти - мечта каждого истинного индуиста.
Еще с одним способом захоронения мертвых мы познакомились в Бомбее. В большом парке на берегу моря стоят , так называемые, «Башни молчания», возле которых всегда видно много грифов, ожидающих трапезы. Парсы, немногочисленные последователи зороастризма, религии древних персов, своих умерших родственников оставляют на верхушках каменных башен (дакм) на растерзание птиц-падалыциков, их останки проваливаются через решетку в морскую воду.
Какое многообразие способов захоронения соплеменников на белом свете! У христиан и мусульман, хоронящих своих покойников в земле, похоронные церемонии и кладбища тоже не одинаковы. Разве спутаешь католическое кладбище с его монументальными памятниками и склепами во Львове и протестантское в Прибалтике - скромное, аккуратное с правильными рядами простеньких, но ухоженных могил? На могилах мальгашей из племени махафали, которые я видел на Мадагаскаре, возвышаются деревянные столбы с вырезанными фигурками людей, занимающихся каким-либо делом, то ли родственников захороненного, то ли его самого в разные периоды жизни. Похороны мальгашей не похожи на наши скорбные церемонии. Каждый год они вынимают останки своих родственников из могилы, заворачивают в новые ткани, при этом поют и веселятся напропалую, очевидно, чтобы не огорчать умерших. Мне совершенно чужд мистический смысл похоронных ритуалов. Определенный ритуал похорон, конечно, нужен, но не покойникам, а живым, чтобы легче пережить печальное событие.
Радость, более того, восторг от увиденного в Индии омрачались сценами тяжелой нищенской жизни многих и многих людей. В Калькутте я видел сотни бездомных, в сумерки укладывавшихся спать на теплый асфальт тротуаров. Как-то ко мне подошел мальчуган лет четырех-пяти и нагнулся, чтобы почистить обувь. Был он не просто худ, кожа обтягивала его ребра и череп. Казалось, не помоги ему сейчас, до вечера он не доживет. Вначале мы не могли отказать нищим в помощи, давали им пайсы, рупии, но потом убедились, что правы были гид и переводчик, не советовавшие делать это. Дашь одному мелкую монету, невесть откуда появляются еще двое – трое, потом еще, и тебя окружает толпа галдящих и протягивающих руки.
В многолюдных туристских центрах надо было быть на чеку. Сфотографировал остановившегося возле снимаемого памятника индийца - готовь рупию. Взялся за руку, протянутую радостно улыбающимся парнем, чтобы помочь тебе выйти из катера на пристань - плати бакшиш. При наших очень скромных запасах валюты надо было быть осмотрительным, тем более, что радостная улыбка может быстро смениться выражением негодования, а то и угрозы. В деревнях, вдали от туристских центров, попрошайничества мы не наблюдали, хотя контраст между шикарными кварталами, упитанными, роскошно одетыми преуспевающими людьми и морем бедствующих бездомных или живущих в лачугах бедняков виден всюду. У нас в Узбекистане и Таджикистане было немало бедных кишлаков, но такой нищеты, такого вопиющего различия между людьми не наблюдалось, и это понимали все в нашей группе, я не раз слышал от таджиков слова сочувствия индийцам и гордости за свою республику. Теперь, полвека спустя, Индия, как и наша страна, наверно, другая.
На обратном пути, в Ташкентском аэропорту, на таможне, перетрясли уже не только мой багаж, но и всей нашей группы. Один из таможенников, проверив чемодан, стал сверлить меня глазами: «А в карманах у вас что? Открытки есть?» Удивленный, я полез в карман пиджака и вынул несколько открыток с видами Дели. «Да не то! Порнография есть?» - с отвращением глядя на мои открытки, спросил таможенник. А врач санэпиднадзора, пожилая женщина, повертев в руках два моих кокоса, сказала какому-то представителю таможенной службы: « Не разбираюсь я в них, не знаю, пропускать или нет?». « Не знаешь - не пропускай» - посоветовали ей. Женщина повертела орехи, вздохнула и отдала их мне. Мои домашние смогли составить собственное представление о кокосовых орехах и кокосовом «молоке».