Картина
В загсе было полно народу. Семьи Аникиных и Строгановых женили своих детей, Юру и Леру. Были и другие пары с родственниками. В зале яблоку негде было упасть, не смотря на то, что устроители мероприятия рекомендовали присутствовать на таинстве бракосочетания только самым близким. Зал был мал.
Вместе с родственниками Юры и Леры в зал уверенной походкой вошёл высокий незнакомец с чертами лица, как у доброй половины России, самыми обычными: серые глаза, круглое лицо. Он кого-то искал, прислушивался, то и дело подходя то к одной группе людей, то к другой.
Впоследствии, когда припоминали незнакомца, предполагали, что ему около сорока лет, либо не меньше пятидесяти. В общем, довольно противоречивые сведения.
А что же наши молодые? Юра и Лера находились в эйфорическом стрессе. Слишком много красоты вокруг, слишком много эмоций, улыбок, нереальности происходящего. Свадебная толчея, вспышки фотоаппарата, да и что там говорить: они сегодня главные! Они и их любовь, которая привела к созданию красивой пары.
После регистрации брака, когда кортеж вдоволь поездил по памятным местам, и все направились в кафе «Van Gogh». Название не имело ничего общего c известным художником Ван Гогом, просто хозяин заведения, Георгий Ваникян, (для близких друзей Гога), нашёл это название интересным.
Друзья молодых постаралась на славу: шариков, плакатов, цветов было так много, что в глазах всё пестрело. Тамада оказалась весёлая и хулиганистая. Она тут же решила познакомить гостей с помощью конкурсов, расшевелить их и настроить на долгое и качественное празднование.
Гости после дня на ногах были рады отдохнуть и повеселиться, но пока рассаживались по местам с возгласами облегчения. Незнакомец был тут как тут! Пристроился он в незанятом углу стола, держался особняком, смотрел на свадебное действие и чего-то выжидал.
– Юр, это твой родственник? – шепнула Лера.
– Впервые вижу, – пожал плечами он. – А мальчик с кем, вон тот бандит?
– Сонин сын! – хихикнула Лера, услышав про бандита. Потому что это было в точку.
– А теперь – подарки! – торжественно объявила тамада. – Давайте поступим так: вы выходите, говорите, кем доводитесь молодым и дарите свой подарок! – Первым вышел одутловатый дядька министерской наружности. Ему вручили микрофон.
– Это дядя Игорь, мамин брат, – шепнул Юра Лере. Он большой любитель играть на публику. Посмотрим, что скажет…
– Я – дядя Игорь. Чей? Да ну какая теперь разница – чей? Теперь я общий дядя Игорь! – Зал принял шутку громким смехом.
Игорь и не ожидал другой реакции: – Ну так вот. Сначала Юрка рос-рос... Я просто ненавидел, когда он приходил ко мне в гости! Потому что с его приходом в доме что-то постоянно ломалось! А Юрка всегда был ни при чем!
– Дядя Игорь, я надеюсь ты не собираешься рассказать гостям всю историю моей жизни с мезозойского периода? – насмешливо сказал Юрка.
– Всю, да не всю-хр! – зачем-то хрюкнул дядюшка, неудачно втянув воздух в районе микрофона. – У Юрки есть удивительная особенность, всегда быть ни при чём. – Зал снова грохнул. – Ну так вот, я и подумал: когда молодые немножко обживутся, надо к ним, пожалуй, в гости заглянуть, – дядя Игорь хитренько посмотрел на племянника. – Посмотреть: всё ли дома цело… причастен ли Юрка к Лере каким-то боком, да и так, чтоб знали дядьку! За молодых! – зычно крикнул он и выпил шампанского из кем-то подсунутого фужера.
– А теперь о главном! Мой подарок, вещь нужная и важная…
Кто-то выкрикнул из гостей: – Игорь! Мы так до следующей пятницы тут будем сидеть!
– Это тееее-левизоооор! – протянул он голосом Якубовича из «Поля чудес» и протянул Юре пульт дистанционного управления. – Племянник, телевизор в машине. Я его сюда не потащил!
– Ура!! Вот так дядя Игорь! – завопила тамада. – Ну, кто следующий? – Из-за стола уже вскочила какая-то женщина восточного вида.
– Я – Соня! Двоюродная сестра Лерочки! Но теперь всеобщая кузина! – Она подмигнула дяде Игорю. – Дорогой Юрик, обращайся ко мне, если нужно! Теперь ты и мой родственник тоже. А поскольку я работаю в золотом магазине, то у меня для вас неожиданный подарок. Это сертификат на покупку золота! – новый взрыв хохота прокатился по кафе.
– Ай да Соня! Молодец!
– Соня, спасибо ещё за обручальные кольца, молодец! – отозвались молодые.
– А я молодец? – выхватил микрофон Сонин сын Андрюшка. Озорник стал в него дуть и всем заложило уши. После недолгой потасовки, микрофон вернули тамаде, а шестилетний бандит уже успел запустить воздушный шарик в оливье.
«Понимаете, его не с кем оставить», – как обычно покраснела Соня. Тамада заняла мальчишку шоколадкой. Желая поддержать всеобщий весёлый настрой, с лёгкой интонацией обратилась к незнакомцу:
– Ну а вы кем доводитесь молодым? А то вот и дяди, и сёстры, и кумовья, и девери нашлись.
Он явно ждал своей очереди. Поэтому заученно ответил неожиданно глухим голосом:
– Здравствуйте, молодожёны и все присутствующие! Я – представитель комитета поддержки молодых семей. Нашему комитету сегодня исполняется двадцать лет, – он театрально выдержал, пока гости похлопают, а дядя Игорь свистнет, – поэтому ваша семья становится счастливой обладательницей… вот этой картины! Впервые, повторяю, впервые, я присутствую на свадьбе, да ещё и с подарком. А теперь о подарке: это кисть неизвестного художника Максимилиана Космоса, который владеет знаниями о биополе, биоэнергетике. В мазках картины зашифрован ключ к счастью, как знаете, двоичная система? Ноль-один, один-ноль. Так и здесь, в технике написания зашифрованы пожелания гармонии, мудрости и любви. Никогда не надоедайте друг другу! Берегите картину! Будьте счастливы… Горько!!! – внезапно вскрикнул он. Пока гости подняли бокалы за молодых, гость тихо откланялся. Все отчего-то замолчали. Но ненадолго. Тамада оказалась профессионалом своего дела, поэтому ненавязчиво продолжила действо.
…Дома картину развернули и поставили на спинку дивана – разглядеть получше. Она оказалась вся в жёлто-зелёных мазках. Что там было изображено? Непонятно. Юра видел в мазках природу джунглей или саванны, если глядеть на неё из окна самолёта. Реалистка-Лера усматривала сенное крошево на поле после комбайна.
Как-то к молодым пришла новоиспечённая тёща, отошла в другой конец комнаты и, со сосредоточенным прищуром, долго вглядываясь в полотно, с придыханием сказала:
– Да-аа, глубокая концепция…
– Мам, а что ты видишь? Вот мне просто интересно…, – спросила Лера. – Что за концепцию ты углядела? По мне, так ерунда полнейшая….
– Девочка моя. – Голос мамы выражал сейчас мудрость всей вселенной и ещё нескольких соседних. – Это… это…ну, как бы тебе объяснить… буйство. Но сдержанное, понимаешь? Вам этим пожелали никогда не приедаться друг другу, хоть вы и так любите друг друга. – Молодые обменялись теплым взглядом. – Основной цвет неспроста зелёный. Это мудрость и спокойствие. Не рубите сплеча, как делают все молодые, но и не превращайтесь раньше времени в замшелых стариков, – её голос дрогнул и она подозрительно заморгала.
– Если бы не знал, ни за что бы ни не догадался, – тихо произнёс Юра.
Насчёт картины было ещё много разных мнений. Отец Юры вообще разглядел изображение женского лица, причём утверждал, что она та самая «кудесница леса, Олеся. Только лицо изображено не явно, а с намеком на близость к природе. Как если бы художник обладал редкой техникой наложения двух картин на одно полотно». На вопрос, почему Олеся имеет такой странный желто-зеленый цвет лица, он лишь промычал в ответ нечленораздельное: «а как выразить лишь намёком сущность природы в женском обличии?». Никто не понял, что он хотел этим сказать, но сказал красиво. Юра снова удивился: оказывается, у его отца и тещи много общего. Неуемная фантазия. А еще говорят, узнай жену получше перед женитьбой, чтобы впоследствии не было сюрпризов! А как тут ее узнаешь, если мысли родного отца порой являются откровением!
А наш любимый дядя Игорь, задержав на секунду взгляд на полотне, воскликнул:
– Е-п-р-с-т! Так это же одуванчиковое поле!
А Соня с укоризной глянула на Игоря и сказала: – Ну Игорь, какие, чёрт возьми, одуванчики…. Это же изображение молодости и весны, но в необычном контексте! Это буйство!
Два буйства в одной семье уже игнорировать было нельзя, поэтому решили оставить его как основную идею, тем более, что автор картину назвать никак не удосужился.
Картина оказалась с характером. Вы будете смеяться, но она никак не хотела висеть там, где её повесили – в прихожей, на свободном гвоздике. «Буйство», дважды падало с гвоздя без особых для себя травм, оба раза при странных обстоятельствах.
…К молодым приехал дядя Игорь с полными сумками дачной продукции: огурцами, помидорами, кабачками, клубникой… Пока молодые помогали разобрать всё это витаминное сокровище, от сквозняка распахнулась входная дверь.
– Дядя Игорь, ты дверь, что ли, не закрыл? – замер Юрка.
– Ой, и правда. Так нечем было! Руки заняты…
Все направились в прихожую и обнаружили, что картина стоит на полу. Именно стоит, словно кто-то специально прислонил её к стеночке. Рама не треснула, холст не пострадал.
– Мистика, да и только, – проворчал дядя Игорь, громко закрыв дверь.
…Второй раз картина покинула свой гвоздик недельки через три. Юра был дома один и пытался поспать после ночной смены. А сосед сверху решил что-то просверлить. Длилось это долго, Аникин крутился-крутился в кровати и именно в тот момент, когда сон успокоительной волной начинал накрывать мозг, сверло начинало визжать ещё громче прежнего. Юра почти готов был пойти к соседу с просьбой угомониться, как чья-то дверь щёлкнула.
К соседу уже пошли, успокоился Аникин, и сейчас все само решится. Однако, странное ощущение не давало спать, он инстинктивно прислушался. В носу натужно защекотала одна точка. Юра сморщился и громко чихнул. Одновременно с этим в прихожей что-то громыхнуло! Он подскочил. Сна не было ни в одном глазу, тем более, что картина валялась на полу!
…– Она не хочет тут висеть, – говорил он вечером Лере.
– Как это – не хочет? Так не бывает, – усомнилась Лера. – Может быть, ты так сильно чихнул, что она упала?
– Ну я ещё до такой степени не докатился, чтобы ноздрями торнадо вызывать, – немного обиделся Аникин. На что Лера его ласково обняла и предложила переклеить обои в зале.
Вот так картина перекочевала туда, где теперь преспокойно висела на большой и солнечной стене, над диваном, где её впервые развернули.
Так прошло четыре месяца жизни молодой семьи. В момент жуткого безденежья Юру и Леру пригласили на день рождения Виолки, школьной подруги
Леры. Отказ означал бы смертельную обиду. Но и подарить что-то нужно! Как быть?
– А давай нашу картину подарим? – предложила Лера, которая её недолюбливала. – А что? Виолка искусство любит. Тем более, на нашей свадьбе она не была, в больнице лежала…
– Подарок передаривать? – автоматически возразил Юра, а сам задумался: если честно, он побаивался картины после серии ее внезапных соскоков. Однако, безупречное воспитание и порядочность не позволяло передаривать вещь, да ещё и свадебную. Было ощущение, что Виолке Юра собственноручно отдаёт своё индивидуальное счастье. Поэтому брови Юры съехались в районе переносицы и он завис.
– Юрка, перестань кукситься, потом разбогатеем и купим нормальную картину, которая будет нам обоим нравиться! – начала увещевать Лера. – Что ты за неё уцепился? Ты даже не понимаешь, что на ней изображено! Ну хочешь, мы совсем не пойдём у Виолке? – и Лера сделалась грустной-грустной и преданно посмотрела Юрке в лицо.
Юра этого вынести не мог. Пришлось сдаваться.
Картина была снята со стены, мастерски протерта от пыли, красиво упакована Лерой и сунута в Юрины руки.
Молодые ехали с ней в автобусе, Юра даже поспал немного. И только на пороге Виолкиной квартиры Юра понял весь масштаб бедствия: картины, которую он сначала нёс в руках, а потом вёз в автобусе – нет. Он просто о ней забыл. Видно, когда заснул. Теперь Юра с ужасом наблюдал со стороны, как Лера поздравляет подругу, а сама жестами показывает Юре, мол, давай подарок.
Он вкрадчиво постучался пальцем ей в ладонь, призывая обернуться.
Лера обернулась и всё поняла.
В такой неловкой ситуации Юра давненько не бывал. Виолка, конечно, оказалась воспитанным человеком и сказала, что она их звала не для подарка, а чтобы с ними пообщаться, перевернула всё таким образом, что это всё недоразумение. Однако, вечер был испорчен. Аникины посидели-таки в гостях, вернее, кое-как отсидели. А по дороге домой у Леры случилась первая за недолгую семейную жизнь истерика. Юра примерно подозревал, что четыре часа стресса для Леры не пройдут даром. Жена была сама на себя не похожа. Сыпала упрёками и всё время плакала.
– Как ты так мог? Я чуть со стыда не сгорела! Это же надо так вот взять и забыть! Безответственность высшей меры! Или ты здесь ни при чём?
Ну уж это было слишком!
– Хватит, Лер! Сам не знаю, как так вышло! Не хотел же сразу её дарить, надо было слушать себя! Лучше бы с пустыми руками приехали, всё равно мы с ними и приехали!
Оказавшись у дверей квартиры, Юра замолк. Лера громко всхлипывала, ничего не видя вокруг. Юра поднёс палец ко рту, мол, тихо. И прошептал:
– У нас дома кто-то есть… Диван скрипнул…
– Да кто там может быть? – тоже насторожилась Лера. Слёзы моментально высохли.
– Ты, Лер, стой здесь. Я первый. – Юра решительно задвинул жену рукой в область электрического щитка, зашёл в квартиру и тихо-тихо стал пробираться к залу. Он замер у двери. Там его ждало два сюрприза. Во-первых, на диване дремала тёща. Он это понял по ноге в полосатом носке и аромату духов «Красная Москва», которыми пользовалась только она. Уж где она только ухитрялась достать этот совковый парфюм в наши дни, оставалось загадкой.
Во-вторых, на стене, на своём законном месте… висела картина…
Лера не смогла долго мириться с неизвестностью и тоже встала у дверей зала, просунув голову Юре в подмышку.
– Мама?? А это… как сюда попало…
От того, что молодые смотрели на неё в четыре глаза, тёща пробудилась. Носок в полоску оказался под одеялом, а рука с массивным перстнем подперла голову:
– Что-как? – хрипловатым спросонья голосом ответила Лерина мама. – Ты же мне сама дала ключ от квартиры.
– А это? – Лера указала пальцем на картину.
– Ах, это… Из-за этого я у вас и ночую. В общем, рассказываю для прояснения обстоятельств дела. – Мама Леры работала дознавателем и работа наложила на её речь ведомственный отпечаток. – Еду я с работы в автобусе по маршруту номер тринадцать у окна справа. Все выходят, выходят. Я же на конечной живу, поэтому проезжаю весь маршрут, – подробно объясняла она.
– Мама! Я прекрасно знаю, где ты живёшь! И что?
– Все вышли, – потянулась она. – А между сиденьями стоит картина.
Думаю, отдам водителю, пусть разбирается. Присмотрелась, а у картины надорвалась упаковка, видно, ногами кто-то её задел. Автобус же. Гляжу – а это наше «Буйство»! Она такая приметная и неприметная одновременно. Нам же как на свадьбе объяснили: второй такой нет! Ну так вот: хватаю её. Запомнила номер автобуса, приметы водителя, бортовой номер. Думаю, сначала к вам. Если картины нет дома, значит это ваша. Приезжаю, и точно. И самое поразительное: и когда я её нашла, она холодная была, потерянная такая. А как только я домой её привезла, она тёплая стала!
– От тебя нагрелась, – предположила Лера.
– Я её к себе не прислоняла!
Юра давно заметил, что от картины веяло настроением и почти не удивился тому, что сказала тёща. Иногда картина выглядела беззащитной, иногда выжидательной, созидательной. Он невольно бросил взгляд на произведение искусства. Она висела с довольным видом, как кошка, наевшаяся сметаны. Но Лера не воспринимала подобные вещи, поэтому Юра просто вздохнул.
– Ладно, уже всё позади. – Лера потрепала мужа по плечу. – Надо же, какое совпадение, что мама ехала в том же автобусе…
Тёща от общения с детьми растеряла остатки сна, в частности, сон пропал от поступка родной дочери! Это же надо, подарки передаривать! Она в расстроенных чувствах направилась на кухню, кофейка попить. Юра тоже проголодался. У Виолки он почти не ел, аппетита не было. А теперь захотелось. Теща, которую, к слову сказать, звали Варварой Степановной, стала нарезать к кофе сырок и колбаску, а Лера внимательно смотрела на картину.
– Ишь, какая радостная висит. Юр! Мне кажется, что картина радостная висит! – повторила она.
Юра удивлённо глянул на жену. Впервые она тоже почувствовала настроение картины. Ну если уж Лерка заметила…. То мистика какая-то, к самом деле.
Молодые пожелали теще спокойной ночи и пошли в спальню.
– А давай завтра её Виолке отвезём? – зевнула Лера, обняв мужа.
– Завтра и поговорим, – уклонился от ответа Юра и накрыл Лерину ладонь своей. Странное чувство не давало ему спать. Обычно, когда что-то потеряешь и вновь обретёшь, испытываешь умиротворение или радость. А Юра не понимал, рад ли. Это все равно, что услышать фразу: «Ну всё, теперь ваш жучок починен и снова будет круглосуточно за вами наблюдать!»
Лера быстро уснула, как только голова подушки коснулась.
И назавтра картину Виолке, естетсвенно, никто не повёз. Варвара Степановна этого не поймёт, да и все приличные люди знают: ложка дорога к обеду.
…Прошёл ещё месяц. В один из вечеров Лера завела с Юрой разговор.
– Юр, я хочу с тобой поговорить! Понимаешь, я боюсь дома одна находиться.
– Это связано с твоей беременностью?
– Нет, Юр. С ней всё в порядке, – спокойно ответила Лера. Я боюсь картины.
– Ты вроде на дошкольницу не похожа, – попытался отшутиться муж.
– Да я серьёзно. Она на меня смотрит. И она меня ненавидит.
– Кто?
– Картина, – шёпотом оказала Лера и оглянулась.
Виновница Лериных страхов в данный момент спала, или всем видом изображала безмятежный сон.
– Пойдём-пойдём, Лер, сказал Юра, приобняв жену. – Пошли-ка, погуляем.
– Да-да, – закивала головой Лера. – Пойдём, свежим воздушком подышим, а то врач сказал гулять побольше, – ласково вторила Лера. На улице она озабоченно заговорила уже своим обычным нормальным голосом:
– Она ужасная! С тех пор, как я пыталась подарить её Виолке, она меня ненавидит. Смотрит на меня и хочет свести с ума!
– Знаешь, звучит, как бред.
– Знаю, Юр! Ты меня тоже хорошо знаешь! Я не стану зря смуту
наводить! Если к ней приглядываться, в скором времени начинают ехать узоры, как в калейдоскопе. Едут сначала по часовой стрелке, потом против. Знаешь, это как стереоэффект. Насчет двойной техники ее написания я солидарна со свекром! Сначала ничего не заметно. Все вроде бы как безобидно. Такие цвета не агрессивные, располагающие. А потом посмотришь другим зрением, ну ты понимаешь, как будто муха в янтаре. И это затягивает, как гипноз. Лично на меня это действует убийственно: такое безволие наступает! Я себя силой заставляю на нее не глядеть, оторваться, после чего у меня по полдня болит голова! И сил никаких нет, такое варёное состояние наступает. Мама тогда поспала под картиной, так у нее месяц слабость держалась.
– Лер, но не от картины же всё…
– А почему нет?
– Лер! А тебе не кажется, что картина не случайно вернулась в дом?
– Я думала над этим. Кажется.
– Значит, куда-то её деть бесполезно. Но можно попробовать. А пока постарайся не смотреть на неё.
– А знаешь, как тянет посмотреть! В голове постоянно нудит зазывный голосок: «оглянись, ну пожалуйста… оглянись».
– Я тоже замечал, что она какая-то непростая…. Пугать тебя не хотел.
– А у тебя какие ощущения? Тоже стереоэффект?
– Нет, она на меня влияет настроением. Она постоянно меняет моё настроение, манипулирует мной…
–Это интересно. Знаешь, мне прямо легче стало. А то я боялась тебе сказать. Думала, пальцем у виска крутить начнешь.
– Лер, а ты помнишь того человека, который нам её подарил?
– Того, на свадьбе? Из комитета поддержки молодых семей?
– Да. Надо пробить, что это за комитет.
…Через день заговорщики снова сидели в кафе и потягивали капучино. Юра сказал Лере:
– Вчера я весь день расследовал наше дело, опрашивал общих знакомых и даже Варвару Степановну к этому привлёк. Она пробила по своим каналам, что нет у нас в городе никакого комитета поддержки молодых семей, и, стало быть, нет там такого сотрудника. Я звонил почти всем гостям. Никто не может припомнить, как он выглядел. Получается, что никак. Я нашёл единственную похожую службу, так вот, они удивились и сказали мне, что никогда не дарили молодожёнам картин, связанных с юбилеем своего комитета.
Они замолчали. Лера напряжённо вглядывалась в квадратик рафинада на блюдце, а потом озабоченно сказала:
– А теперь возникает резонный вопрос: кто это был…
– …вот-вот! … и зачем ему это надо? – подхватил Аникин.
– Секта? Что нас ожидает, Юрка? Тихое помешательство? Юр, я боюсь! – Леру стало трясти крупной дрожью. Аникин обнял жену:
– Лер, мы от неё избавимся, обещаю! Есть у меня один план…
…В воскресенье в гости в Аникиным пришёл Андрюшка. Тот самый мальчишка, от которого оглохла вся свадьба. Не смотря на неуёмную энергию и деятельность, не всегда полезную, мальчика обожали родственники. Нрав у него был весёлый, а высказывания настолько непосредственные, что это не могло оставить равнодушным даже самого закоренелого циника. Поведением он напоминал маленького Юрку: ни секунды не сидел на месте и не признавал слово «нельзя».
Специально по случаю Лера купила набор юного художника.
– Андрюшенька, хочешь порисовать? – Мальчик тут же согласился и взялся за альбомный лист. Но Лера посмотрела ему в светло-голубые глаза и попросила: – Запомни: ты можешь рисовать в альбоме, в раскраске, только вон на той картине не рисуй. На ней рисовать нельзя! Понял? – И ушла.
План сработал молниеносно. Через полчаса «Буйство» было не узнать. Лера, с трудом удерживаясь, чтобы не начать зацеловывать мальчишку с головы до пят, засуетилась: – Что же ты наделал? Зачем картину замулевал? Вот негодник! Бандит ты этакий! Ещё и красками акриловыми, которые невозможно отмыть! – А Андрюшка с недоверием смотрел на Леру. Его вроде бы ругают, а голосом таким, словно хвалят. Странно…
…Пока Андрюшка устраивал над картиной акт вандализма, Юра напился водки. Его так подбрасывало от суеверного страха, что он и решил снять стресс. Он всё время думал, что использует неразумного мальчишку в своих неблагородных целях. Нет бы набраться смелости и спустить «подарочек» в мусоропровод! Первая рюмка не помогла, вторая тоже. А вот гранёный стакан буквально снёс Юру с ног. И в тот момент, когда торжествующая Лера появилась в дверном проёме с утвердительным выражением лица, он лишь помахал ей пятернёй: «привет» и провалился в параллельный мир небытия.
За Андрюшкой пришли через два часа. Уходил он с большим пакетом сладостей, красок и ещё бог знает с чем. Юра этим временем слегка проспался, отметил, что все живы-здоровы, особенно горе-художник, и прошептал Лере на ухо: «Лер, только не выбрасывай её сразу, для отвода глаз отнеси в реставрацию, там, скорее всего, за неё не возьмутся, и мы с чистой совестью её выки…. Выбро… Короче, неси в реставрацию…»
… В отделе реставрации картин седой джентльмен нахмурился. На жёлто-зелёном фоне картины фиолетовой краской было нарисовано усатое пиратское лицо. Словно, пират решил сфотографироваться на фоне травки и цветочков. Старик-реставратор, однако, не был лишён юмора, и не мог не заметить у мальчишки зачатков таланта. Он просто не любил халатного отношения к предметам искусства, тем более все тяготы восстановления ложились на него. Лера озабоченно поинтересовалась, что можно сделать. Как восстановить «горячо любимую картину»? Старичок ответил, улыбаясь:
– Вижу, тут потрудились два художника? Причём последний – новомодными красками, от которых избавиться будет ох как непросто!
Лера изо всех сил старалась сохранить серьёзность. Реставратор тогда сказал:
– Жаль, что не доживу. Но когда-нибудь мальчик станет прославленным художником, и мои коллеги-реставраторы будут восстанавливать уже его работы. К слову сказать, ваша картина в оригинале оч-чень непростая.
– Что вы имеете в виду? – напряглась Лера.
– Она выполнена в особой технике. Я не стану загружать вас лишними подробностями, но она специально написана для вас. Это – картина-магнит.
– Это плохо?
– Не знаю. Воздействие проходит сугубо индивидуально. Хочу в целом сказать, что для картин-магнитов характерны «мазки ни о чём». И не совсем понятно, плюсовой это магнит, или минусовой. Где вы взяли полотно?
– Нам подарили его на свадьбу.
– Кто-то знакомый? Проверенный?
– Незнакомый и непроверенный.
– Плохо, – опечалился реставратор. – Покуда вопрос невыясненный, он обещал сделать всё, что в его силах.
– Можете не торопиться, – огорошила его Лера.
…Аникины вот уже две недели жили без картины, и, надо сказать, жили неплохо. У них пропало ощущение, что за ними постоянно подглядывают.
Однако, вечером из мастерской позвонил взволнованный старичок, и сообщил, что хочет немедленно поговорить с молодыми. – Это не магнит, – почти кричал он в трубку. – Это…Это…
– Вы уверены? – спросил Юра.
– Совершенно, молодой человек, определённо! Потому что художников здесь не два, а три… И самый первый…
Впрочем, не будем забегать вперёд.
… Пока Аникины решали, что им делать, приехала Лерина мама.
– А я к вам с новостями! Во-первых, я вышла на след незнакомца. Это мошенник, Вадим Псянин по кличке Пёс. К нему попадали (правда, мой отдел ещё до конца не выяснил, как именно) краденые предметы искусства известных художников. Вадим передавал их коллекционерам за денежное вознаграждение.
Лера почувствовала предательский холодок, ползущий по спине, и прижалась к Юре. Варвара Степановна продолжала: – Картины сначала подвергались обработке: закрашивались мазками в непонятном стиле. Хранить эти предметы искусства Вадиму было негде: жил он по съёмным квартирам. Банковской ячейки у него не было, для её оформления требовался паспорт. Вадим был лишь передаточным пунктом, который обязан был сохранить раритет и в нужное время доставить коллекционеру. И что же придумал наш Пёс? Хранить полотна у незнакомых людей, чтобы к нему было не подкопаться!
– Вот это новости! Так, получается, никакой мистики нет? Мы каждый день рисковали? А преступник просто избрал нас камерой для хранения? Но почему нас?
– Потому что вы никак с ним никак не были связаны и не знали о его планах! Потому что вы из приличной семьи, где берегут вещи! Многодетные семьи, коммуналки, пропойцы Вадиму не подходили! Он наводил справки о семье, куда «пристраивал» картину!
Варвара Степановна мимоходом сделала несколько звонков по работе, пока молодые собирались ехать к реставратору. Тёща с жаром продолжала рассказывать:
– Этот Вадим быстро сообразил, что на свадьбах никто никого не знает, а во всеобщей атмосфере радости и счастья гости теряют бдительность и рассказывают всё: где будут жить молодые, отдельно, или нет, где будет проходить второй день свадьбы, и прочее. Вадиму нужно было только слушать и запоминать! Поэтому он был частым гостем на свадьбах со своими картинами. А там уж дело техники: дарёному коню в зубы особо не смотрят и общие подарки не передаривают! – Варвара Степановна строго посмотрела на Леру.
– А почему, интересно, он так долго её не забирал? – сам у себя спросил Юра.
– А ты в этом уверен? – прищурилась Варвара Степановна. – Помнишь, как она у вас странным образом «падала»? Не думаешь, что это Вадим?
– Теперь уже думаю! – воскликнул Юра.
– И я всё время дома была, вот Пёс носа и не совал! – предположила Лера. – А о половине его попыток мы и не догадываемся! Однако, я всё же в толк не возьму, как мы чувствовали от картины веяние настроения и стереоэффект? – усомнилась Лера.
– Это беременность, девочка моя! Я с тобой ещё не такие стерео и вертолёто-эффекты наблюдала! – ответила ей мама.
– Что теперь будет, Варвара Степановна? – спросил Юра.
–Ой, скучная канитель: расследование, изъятие, дознание, экспертиза, чьей кисти принадлежит основная работа, и прочее разбирательство. Но вам-то это зачем знать?
– Да просто интересно. А что, если это окажется кисть Ван Гога?
– Ну-уу, навряд ли… От картины веяло мудростью…степенностью… глубиной…
– ..а я думала, буйством! – залилась смехом Лера.
Юра тоже повеселел, обнял Леру за раздавшуюся талию и увлёк за собой в подъехавший автобус.