Где умирает надежда, там возникает пустота.
Для Бируте...
Вообще, жизнь в Привольцах показалась мне интересной, даже весёлой. Просыпаться приходилось довольно рано, но мне не привыкать, я по жизни жаворонок, тем более поспать всё одно не удавалось долго. Приходили бабы-послушницы в хижину, грохотали вёдрами, швабрами, лопатами. Хочешь не хочешь, а поднимешься. Если снега накидает, дорожки расчищали, печи топили в храме, в приёмной батюшкиной, в сторожке, столовой. Затем утреннее правило, после чего шли готовить обед для приезжих и рабочих. Дальше уборка. Все эти послушания в первые дни представлялись тягостными, непосильными. Ведь я, можно сказать, совершенно из другого мира. Но когда вместе, с людьми добрыми, то словно лекарство на рану. Батюшка позже усилил мне нагрузку, сказал, чтобы глупости в голову всякие не лезли. Так что после обеда мы работали с двумя бывшими наркоманками в теплице, а под вечер ходили в лес к источнику, за водой. В глубине леса есть егерская сторожка. Туда в былые времена начальники большие охотиться приезжали или порыбачить, кому как нравилось. Благо озеро рядом специально вырытое, рыбу в него запускали всякой масти. Со временем это всё пришло в упадок. Никто туда больше не ездил, кроме браконьеров или любителей дармовщины с окрестных селений. Да и те вскоре утратили интерес, ведь за озером никто не ухаживал, а дичь практически вся перевелась.
Лесничий ходил в наш храм и считался хорошим другом отца Александра. Мне матушка рассказывала, как лесничий приехал к батюшке в гости. Слово за слово, заговорили о егерской сторожке, о былой её, так сказать, славе. А отец Александр рыбак заядлый. Попросился в сторожке немного пожить. Лесничий не возражал, — живите сколько хотите. Приглянулось то место батюшке. Говорит, ну чисто тебе райский уголок. Бывало, сбежит туда на целую неделю. Позже и вовсе на целый пост останется. Камень там находился, здоровенный такой, — рассказывала нам матушка, — непонятно откуда он там взялся. Прямо посреди дороги лежал. Чтобы к сторожке проехать, нужно с бугорка скатиться, затем стену древних дубов обогнуть, а когда дорогу размоет, вовсе беда. Так батюшка подкоп сделал, камень тот похоронил. Я когда увидела это, за сердце ухватилась. «Как же ты, — спрашиваю, — такую громадину в землю закопал? Надо же до такого додуматься! А если б неровен час булыга эта привалила тебя?!» «Так не привалила же, — отвечает. — Зато теперь удобно заезжать к сторожке стало. Нет надобности больше по выбоинам круги давать». А картошку какую он там на огороде выращивал. Весной мы чего-то повздорили, характер у него — не приведи Господь. Собрался и к сторожке махнул. Ну, думаю, пущай посидит голодный, сам прибежит. Не тут-то было! Там кто-то с осени в подвале мешок картофеля оставил, видно, на всякий случай, если на рыбалку с ночёвкой приехать или так просто. Вот он там неделю на той картошке и жил. Огородик раскопал, половину посадил. Говорит, если домой не пустишь, будет что к осени есть. А сажал как? Ямку выкопает, картофелину в неё положит, святой водой обрызгает, молитву прочтёт, закопает. Мы ведь городские, как правильно огородничать не слишком хорошо знаем. Вот он и решил, что так будет лучше всего. А воду брал из источника. Там в завалине, недалеко от сторожки, родничок бил. Правда, его не видно совсем, кустами да сорняками зарос. Батюшка случайно его обнаружил. Расчистил, обложил брёвнами — получился прямо колодец-купель. Освятил позже, на дно положил камушки, привезённые с разных святых мест. Теперь у нас свой святой источник. Вода там чистая-чистая, как стекло. И в стужу лютую, и в знойную погоду в меру прохладная. Теперича туда вся округа за водой ездит.
Вообще, батюшка Александр довольно необычный человек. Если взять первое впечатление, то от такого человека хочется бежать без оглядки. Его грубоватая манера разговора, внешний вид в придачу с исполинским ростом изначально отталкивает, я бы сказала, даже пугает. Недаром из привольских в храм к нему практически никто не ходит. Люди сетуют на его грубоватый тон, странный внешний вид, какую-то отчуждённость. Бабы ведь хотят от попа чего? Чтобы хиленький был, улыбчивый, о здоровье их справлялся ежедневно, здоровался с каждым встречным, блистал кротостью, смирением, покладливостью. Чтобы они, бабы то бишь, руководили им как вздумается. Мол, не пастырь овец пасёт, а овцы пастыря погоняют.
Ходил же батюшка круглый год в одном и том же хиленьком подряснике, перевязанном бечёвкой, босой, иногда в каких-нибудь шлёпанцах без носков. Причём надевал он обувь исключительно в суровые морозы. Купался в проруби зимой, летом обливался холодной водой из колодца. Вообще-то, обливание водой в приволецком приходе считалось обычным делом. Меня тоже не миновала эта участь. Там многих, по батюшкину определению, одержимых, можно сказать, отливали водой. Приведут человека, разденут догола, поставят в некое подобие кабинки и ну вёдра холоднющей воды лить на него. Батюшка воды ведро вытянет, молитву читает и окучивает, а если женщина, то послушницы воду на неё льют. Когда первый раз меня обливали, орала как резаная. Думала, сердце остановится. Кричу, что вы делаете, изверги?! Этого делать нельзя, я врач, точно вам говорю! У слабого человека и сердце остановиться может. А они знай себе обливают, ещё и посмеиваются. Только вот после такой процедуры почувствовала я себя в такой лёгкости, в таком возвышении духа, будто душа из тела вырваться хочет и лететь в небесную высь. До того понравилось обливание, что со временем уже не ложилась спать, если не вылью на себя хотя бы пару вёдер.
Как-то раз подметаю двор, заходят две женщины, батюшку спрашивают. А он в тот день в город уехал. Говорю им, приезжайте через пару дней, тогда застанете. Одна из них в слёзы. Говорит, сына алкоголика привезла, еле уговорила приехать. Второй раз точно не согласится. Я посмотрела на неё через плечо и отвечаю: «Приедет. Ещё как приедет, сам попросится от страха!» Почему так сказала той женщине тогда, ума не приложу. Просто, от фонаря брякнула, чтобы зазря не беспокоили. Они ж как приедут, то нахрапом сразу берут. «Нам вот нужно!», — и точка. Хоть кол на голове теши! Батюшка, бывало, приляжет отдохнуть. А они прям в дом ввалятся беспринципно, — издалека ехали, мол, принимай нас! Хоть рано утром, хоть посреди ночи. Сказала тем женщинам, они подосадовали да и уехали домой. Прошло несколько дней, мы с бабами-прихожанками подсвечники возле храма чистили. Гляжу, та самая женщина с сыном-алкоголиком выходит от батюшки. Увидела меня, подбегает и говорит:
— Спасибо тебе дочка! Уж как ты права была. Как в воду глядела!
— Вы это про что? — Удивляюсь.
— Помнишь, ты про сына моего говорила, что сам попросится приехать? Так вот... приехали мы домой очень расстроенные. Батюшку не застали, только зазря двести километров отмахали. Сын ругался всю дорогу, бранил меня за то, что жить ему мешаю, что взрослый он, сам знает, как поступать. Только на порог, а его дружки тут как тут. Понапивались они в тот вечер по-чёрному. Я прошу его, уговариваю, а он знай своё, — бранится да водку хлещет. Так залил глаза, аж до белой горячки. Стала ему нечистая сила видеться, призраки всякие. Испугался он сильно. Орёт, вокруг дома бегает, вёдрами воду на голову льёт. Еле утихомирили его. Отлежался день, а наутро ко мне на коленях приполз. «Вези меня, — говорит, — в Привольцы к тому батюшке, более не могу так, замучают меня черти полосатые!» Вот мы, слава Богу, здесь. А ты чай тоже непростая... Или ясновидящая?
Смех меня разобрал тогда.
— Ага, — говорю, — ясновидящая. Будущее, как настоящее вижу.
Тётка та в ладони всплеснула, ухватила меня за локоть и говорит:
— Дочка, у сестры моей беда приключилась. Муж ейный неделю назад как сгинул. Поехал в райцентр за продуктами на рынок, вот уж семь дней как ни слуху ни духу. Сестра извелась вся, не знаем, что и думать...
— В больницу, звонили, заявление о пропаже подавали?
— И звонили, и подавали. Да что толку! Никто ничего не ведает.
— Понятно, — махнула я рукой. — Загулял мужик, скоро появится.
Я, вообще-то, в шутку сказала. Так обычно отвечают на подобные вопросы. Потом выяснилось, что муж сестры той женщины встретил в городе какого-то своего давнего друга, зашёл к нему в гости, а там, ясное дело, в запой ушёл. Да так ушёл, что позабыл про всё на свете на полторы недели. Такое бывает. Вроде шутки шутками, только приписали мне дар ясновидящей. Слухами земля полнится. Тётка та мигом разболтала обо мне всем знакомым, и повалили ходоки. Сначала с её деревни, а там по всей округе слава разошлась. Первое время это очень даже забавляло. Я ведь всерьёз не принимала происходящее, думала, это такая шутка. Но шутка затянулась, мало того, превратилась в настоящие неприятности. Как-то утром отец Александр направлялся к церкви. Проходя мимо группы приезжих людей, он по привычке сказал им:
— Так, кто ко мне, проходим к храму.
Одна из стоящих женщин ему и отвечает:
— А мы не к вам! Мы к ясновидящей.
— К какой ещё ясновидящей? — удивился батюшка.
Тут как раз я проходила мимо по каким-то своим делам. Женщина показывает на меня пальцем и кричит:
— Вон к ней!
Ой, что там началось! Батюшка как разозлится да как разразится руганью. Все бежат кто куда. Потом ко мне подошёл, ухватил за руку, потащил в хибарку.
— Ты что мне тут кликушество и суеверия разводишь?! — думала, сейчас прибьёт чем-нибудь. Люди со всей страны, даже из-за рубежа едут за помощью, чтобы от поганых страстей да бесов избавиться, а ты вон чего удумала! Я тебя как родную приютил. Зачем же наш храм позоришь? Убирайся, чтобы я тебя больше не видел.
Испугалась я, говорю ему:
— Господь с вами, батюшка, какие суеверия? То случайно получилось. Брякнула сдуру что попало, а они теперь повадились.
— Сюда люди за последней надеждой, можно сказать, приезжают. А ты шутить! Негоже! Негоже так поступать!
Тут бабы наши давай за меня заступаться, матушка прибежала. Отец Александр немного поворчал, после чего разрешил остаться. А то как-то пришёл под вечер ко мне в хибарку да и говорит:
— Не нравятся мне, Александра, эти твои предсказания. Ох как не нравятся!
Я даже обиделась тогда. Ну сколько можно? Объяснила же, что случайно получилось. Только батюшка сделал какие-то свои выводы, а мне повелел ходить к нему на молебен каждый день, после которого будет он надо мной читать особенные молитвы. Отец Александр решил, что в меня вселился бес пытливый. Он какую-то ещё историю из Деяний апостолов рассказал по этому поводу. Оставалось смириться. Я тогда сильно испугалась. Бесноватых на приёме у батюшки видеть доводилось. Такое зрелище повергало в страх, но больше всего проявлялось сочувствие. Сама мысль о том, что при чтении молитв я начну лаять, хрюкать, визжать, валяясь по полу, приводила в неистовый ужас. Только, Слава Богу, ничего такого не происходило.
— Отчего же не уехали с Привольцев?
— Пробовала. В город всё же не отваживалась ехать, а вот на даче жила несколько дней. Только вдруг поняла, трудно пока оставаться одной. Мигом нахлынули тяжёлые мысли, рука сама потянулась к бутылке. А главное, тоскливо стало без ставших родными Привольцев, людей, окружавших там последние несколько месяцев, отца Александра. Вернулась.
Несмотря ни на что, люди продолжали ко мне обращаться. Правда, уже по другому поводу. Я ведь врач всё-таки. Тому посоветую, другому подскажу. Стала травы собирать, настойки делать, отвары всякие. Многим помогало. Отец Александр опять недовольный, не знаю даже почему. Матушка как-то подошла ко мне, утешать принялась. «Ты, — говорит, — зла на него не держи. Характер у него такой, сама всю жизнь отгребала не раз. Это он завидует тебе. Его преподобие за старца почитали, и вдруг женщина какая-то внимание людей забирать стала». А может ещё иные причины, но я об этом старалась не думать.
С приходом лета отец Александр всё же спровадил меня, во всяком случае, так показалось. Меня и ещё одну молоденькую девочку Настеньку благословил на послушание к источнику. В наши обязанности входила каждодневная доставка воды к храму. Нам выделили удобную тележку, красивые такие деревянные ведёрка. Вот мы с утра нацедим водички, на то время уже сделали родничок отдельно от купели, чтобы только чистую воду употреблять для питья. Родничок струился медленно, как раз за час ведёрко набегало. Раз в неделю, а то и два, служили возле источника молебен. В тот день вместе с батюшкой приезжало много паломников. После молебна отец Александр кропил всех водой, болящих и бесноватых, поил с какой-то серебряной чашечки, привезённой ему откуда-то с востока. Одержимые нечистыми духами корчились, визжали, случалось, теряли сознание. Мне приходилось их приводить в чувство, особо буйных удерживать с батюшкиными помощниками. Порой я глядела на это всё как на мракобесие. Нередко всплывали хульные помыслы о том, что всё это обыкновенное театральное представление для доверчивых простаков. Все кругом восхищаются, охают, ахают, вот только толку от этого никакого. Те самые люди как ездили, так и продолжают ездить безо всякого облегчения и поправок. Так мне казалось. А главное, с ужасом стала замечать какую-то непонятную неприязнь к недавно обожаемому священнику. И чем больше внутри возбуждалась такое чувство, тем сильнее я уверяла себя о бессмысленности своего пребывания на послушании у батюшки.
Дело в том, что кроме источника мы с Настенькой трудились на огороде, здесь же, у охотничьей сторожки. Выращивали в основном картофель, морковь, красную свеклу. Весь урожай шёл на стол паломникам, которых с каждым годом становилось всё больше. Как человека городского и не привыкшего к тяжёлому физическому труду работа в огороде меня сильно утомляла, мало того, я испытывала тягость. Настенька молча смирялась, но я отчётливо видела, что и ей это даётся с трудом. Глядя на двух неумёх, отец Александр прислал к нам на подмогу свою давнюю духовную дочь Агриппину, которую все звали тётя Груша или просто Груша. В церкви Грушу никто не любил, а многие вообще побаивались в основном из-за её характера. Груша на первый взгляд выглядела молчаливой, сосредоточенной, достаточно энергичной женщиной лет шестидесяти. Никто не видел её сидящей на месте или празднословящей. Всех, кто ленился, болтался без дела, женщина строго укоряла, стыдила. Немногие желали попасть вместе с ней на одно послушание. Обладая неимоверной физической силой и неистощимой энергией, Груша буквально взрывалась деятельностью и всех кругом гоняла до седьмого пота. Поэтому, когда мы с Настенькой узнали о таком батюшкином благословении, то сильно расстроились, даже приуныли. Закончилась наша размеренная жизнь. Впереди были трудовые будни.
Дальше будет....