-5-
- Подъем!
Голос – далекий грубый голос - звучит словно эхо в туннеле.
- Подъем!
Меня окатывают ледяной водой и я подскакиваю, как ошпаренный. Открываю сонные веки и вижу солдата.
- Вставай, - велит он, придерживая распахнутую дверь.
Прошло уже пять дней. Я считал. На мгновение мне даже приходить в голову безумная мысль, что меня сейчас поведут пытать. Мне не верится, что я вижу маленький и светлый отрезок коридора, сияющий в открытую дверь. Я настолько привык к тесной камере, что узкий коридор кажется теперь чем то чудесным, как горная тропа, купающиеся в лучах солнца.
- Живее! Тебя уже ждут!
Я выхожу и слепо иду за солдатом по длинному коридору мимо других запертых дверей. Я даже не пытаюсь спросить, куда меня ведут, молчаливый солдат все равно бы не ответил. Иногда мне кажется, что это всего лишь роботы, выполняющие одну лишь функцию и знают лишь общие фразы, типа : «Выходи», «Вставай». Мы заходим в лифт, который с убийственной скоростью возвышает нас наверх. Двери автоматически распахиваются и я прищуриваюсь, заслоняя глаза от яркого света. Туман, который окутал мой разум, теперь рассеялся, и мысли стали яснее.
Мы оказались в холле, освещенный тремя большими окнами. Повсюду блеск мрамора и золота. Солдат увлекает меня за собой мимо каких-то причудливых скульптур. Замечаю на стенах множества камер, они крутятся, словно живые, фиксируя каждое наше движение и даже какое-то время смотрят нам вслед. Наконец, солдат останавливается напротив двери и открывает ее. Он толкает меня автоматом, загоняя внутрь.
- Мистер Роуз, он здесь, - говорит солдат.
Вижу силуэт мужчины в строгом черном костюме. Он стоит в самом дальнем конце комнаты у окна во всю стену, за которым открывается панорама Александрии до самого побережья. Конечно в свете дня город выглядит не так величественно, но вид все равно потрясающий, поэтому я на мгновение замираю, очарованный.
- Спасибо, - из ступора меня выводит низкий голос мистера Роуза. Он отходит от окна и идет прямо ко мне. Маленький хилый мужчина с седыми волосами и козлиной бородкой.
Солдат уходит, закрывая за собой дверь. Мы остались одни. Неужели он не боится того, что я могу сбежать, предварительно перерезав ему глотку? Конечно, на такое я не способен, но все таки.
- Добрый день, Рик, - произносит Роуз и я замечаю легкую улыбку на его лице. – Присаживайся.
Он делает жест в сторону углового дивана, обтянутого белым мехом. В его голосе чувствуется теплота. Странная любезность с его стороны, не характерная для богатых жителей Александрии. Мне даже кажется, что он лукавит. Но так или иначе, я сажусь на диван и у Роуз хватает такта не обращать внимание на то, что моя одежда грязная и мокрая. Он спокойно шагает по комнате, направляясь к своему длинному столу из черного дерева.
- Хочешь чего-нибудь выпить? – спрашивает он.
Я не знаю, что ответить. Если честно, в горле пересохло и мне не помешал бы глоток воды.
- Да, - хриплю я и прочищаю горло. – Да. – Теперь получается немного уверений.
Роуз нажимает кнопку с боку стола и тут час же появляются два бокала. Один он наполняет соком, а другой, видимо для себя, странной жидкостью синего цвета, но сидя за несколько метров от него, я чувствую запах алкоголя.
Он ставит эти бокалы на столик перед диваном и я медленно беру свой, а потом жадно выпиваю все до дна, утоляя жуткую жажду. Наступает неловкое молчание. Осматриваюсь и замечаю на стенах кучу картин и фотографий – яркие лица и эпизоды из различных телевизионных шоу. Но самое большое внимание привлекает огромный плакат над камином, на котором жирными буквами выведено слово: «Охота». Не удивительно, что данному телешоу отвели именно такое почетное место в этой комнате, как самому главному шоу нашей страны Альтории.
Я перевожу глаза на Роуз, и наши взгляды встречаются. Он склоняет голову набок и внимательно на меня смотрит.
- Ты, должно быть, нас презираешь, - говорит он.
Неужели? Как он догадался? Безусловно, он, прав. Меня тошнит от всей этой своры богатых и напыщенных индюков.
- Ладно, это не имеет значение, - продолжает он. – Нужно договориться сразу, что мы не будем лгать друг другу. Что скажешь?
Я не понимаю о чем он, но говорю:
- Хорошо.
Мистер Роуз отвечает улыбкой и я хорошо разглядываю его лицо. Кожа натянута так сильно, что похоже на плотный материал, нахлабученный на барабан. Вряд ли тут обошлось без операций. В какой-то момент даже становится жутко.
- Наверное, как ты уже понял, я исполнительный продюсер всех телешоу нашей страны, - объясняет он. – Меня зовут Адам Роуз и «Охота» это мое детище.
Он так этим гордиться, что его улыбка становится еще шире. Как бы не полопалась его натянутая кожа. Он садится в кресло, прямо передо мной. Вытягивает ноги и тихонько, скрутив губы в трубочку, пьет напиток у себя в бокале, а потом, что-то заметив на мне, подвигается ближе. Мне становится неловко и в то же время противно.
- Твой синяк на лице, - Роуз указывает на мою щеку. – Это ведь сделал Айвон Джейк, верно?
Точнее не он, а его верные подручные солдаты, думаю я.
Роуз снова улыбается и в этот раз откидывается назад на спинке кресла.
- Слышал я об этом, - говорит он. – Айвона злить нельзя, он тот еще садист. В прошлом году, одному из участников чуть ногу не отпилил, представляешь?
Он смеется, словно рассказал очень забавную историю. Но эта история забавна лишь для него самого, но не для меня. Я напрягаюсь еще больше. Меня что-то настораживает и пугает в этом человеке.
Роуз замечает мое беспокойство и прекращает смеяться, а потом долго молчит и разглядывает меня.
- Мои советники опасались, что ты создашь кучу проблем, когда я отбирал тебя для участия в телошоу… Ведь, ты не собираешься создавать проблемы, парень?
- Нет, - отвечаю я.
- Я им так и сказал. Сказал, зачем обычному парню из бедного городка создавать нам не приятности. Он на это не способен, он же ели еле прокармливает свою сестру, он… не боец.
Судя по тому, как он протянул последнее слово, я понимаю: Роуз хочет задеть меня и унизить еще больше, чтобы я до конца осознал свое ничтожество в этом мире. Ему ловко удается удерживать на лице улыбку и спокойно говорить, словно я его гость, который зашел поболтать и попить чаю. Но я чувствую в его глубоком голосе, некую неприязнь и ненависть ко мне.
- Знаешь, Рик твои тесты и медицинская карта говорят о том, что ты вполне умный и здоровый парень.
Я жду, нервно теребя пальцами ворсистую оббивку дивана.
- Тебе крупно повезло участвовать в таком шоу, как «Охота». Это самая большая телеигра в нашей стране. Она наиболее опасна для участников, но выигрыш того стоит, - он снова обножает свои белоснежные зубы в мерзкой улыбке.
Я молчу.
Роуз тем временем протягивает руку к шкафу, стоящему за диваном. Он берет папку и кладет к себе на колени. Я замечаю на ней свое имя. Он раскрывает ее.
- Так, - драматично протягивает он. – Значит, Рик Лойс. Девятнадцать лет, родился 11 декабря 2151 года в городе Монкут. Посещал школу Святого Георга, но был исключен за избиение мальчика, в результате чего тот впал в кому и умер через две недели.
Я опускаю взгляд. Не самая лучшая часть моей истории, о которой я часто умалчиваю и пытаюсь забыть как кошмар.
- Я не хотел.
- Как скажешь, Рик. У тебя есть пятнадцатилетняя сестра Кара Лойс, она нигде не учится и никогда не училась. В возрасте десяти лет ты со своей сестрой попал в детский приют после смерти родителей от генетического вируса. В возрасте тринадцати лет сжег кухню приюта. Ты все время бунтаришь, не так ли? В шестнадцать пытался бежать, но тебя поймали на границе Альтории.
Я не поднимаю взгляда, я просто смотрю в пол, мне не хочется этого слушать, но Роуз продолжает:
- Ты не хуже чем наш участник Майк Дэвидсон. Ладно хоть до тюрьмы дело не дошло. До участия в телешоу нигде официально не работал.
- Нет, - подтверждаю я.
- И как же вы с сестрой жили? – спрашивает Роуз.
- Тяжело, - говорю я и смотрю в его ярко-желтые глаза. Наверняка линзы.
Роуз ухмыляется, видимо воспринимая этот ответ как упрек в его сторону. Я не хотел, но подсознательно понимаю, что именно так и произошло, я задел его этим ответом. Но я знаю, что в моих словах есть истина, настоящая истина, ведь пока правительство упивается дорогими винами, пирует и одевается в дорогие наряды, обычный люд в темных городах у границ страны живут чуть ли не в канаве.
- На что ты способен, Рик, чтобы защитить свою сестру? – неожиданно спрашивает Роуз.
Странный вопрос, от которого у меня по коже побежали мурашки, и я без раздумий отвечаю:
- На все, - ответ вырывается вместе с застывшим от страха воздухом, а потом поспешно добавляю: – Но вы не посмеете ее тронуть.
- Нет, нет, что ты, - улыбается Роуз. – Твоя сестра нам совершенно не интересна. И знаешь, похвально, что ты за нее так печешься. Она твоя кровь, твоя жизнь. Остаться сиротой в таком юном возрасте, так погано, – он качает головой. - А ты помнишь своих родителей, Рик?
- Да, помню, - сдержанно отвечаю я. И на секунду появляется напряженная пауза. Роуз встает и медленно подходит ко мне со спины, постукивая каблуками лакированных туфель. Я прислушиваюсь к его шагам, крепко сжав пальцами мягкую обивку дивана. Потом слышу сзади его голос:
- А кем они были?
Я не хочу ему отвечать, но потом, задумавшись, понимаю, что и не могу. Я не могу вспомнить кем были мои родители. Это странно. Но потом в моей голове пробегает мысль, что они никогда не упомянали, кем они были и чем занимались.
- Я… я не знаю, - отвечаю тихо.
- Какая жалость, - с наигранным сочувствием произносит Роуз. Он несколько секунд завороженно рассматривает постер с телешоу Охота, затем, указав на корзину с фруктами на столе, произносит:
- Не стесняйся, угостись, ты верно совсем в камере оголодал, - но я не двигаюсь с места, чем заметно задеваю Роуз. Он направляется к столу, отрывает одну виноградину и с шумом плюхнувшись обратно в кресло, закидывает ее в рот.
- Ну же, не бойся они не отравлены. Видишь? – он демонстрационно жует виноград.
- Нет, спасибо, не хочу, - как то пытаюсь отлынуть я. Его глаза сверлят меня насквозь и мне становится уже совсем мне по себе. Что ему вообще нужно? Зачем он задает мне такие вопросы?
- Ну, своих родителей ты может почти и не помнишь, но ты ведь часто о них думаешь? Ты видишь их в своих снах?- спрашивает Роуз, закидывая ногу на ногу.
- Не часто, но вижу.
- И что это за сны? Я не знаю, может мелкие воспоминания или так просто глупости? – он смотрит и даже не пытается отвести от меня взгляд, даже элементарно моргнуть.
- Обычные…обычные сны…
- А другие сны, более странные тебе сняться? – вдруг перебивает меня он.
- Я не знаю… я не…
- Помнишь наш уговор говорить честно?
Я заметно мешкаюсь, тяжело выдыхаю. В горле застревает комок. Я не знаю стоит ли ему говорить о моих снах.
Он ждет с улыбкой на лице все так же не отпуская меня взглядом. Если ему все известно, то что еще? И вообще, откуда он знает? Хотя, чему тут удивляться, я давно перестал быть простым человек, и не только я, многие граждани Алтории, мы все марионетки в руках миллионеров и правительства.
- Были и другие сны – шепчу я. – Но как вы…
- Чип в твоей шеи, - отвечает Роуз. – Видишь ли, в нашем телецентре мы следим за каждым из вас, можем управлять вами, воздействовать на вас, отслеживать ваше настроение и состояние. Вы полностью в нашей власти. Твой монитор во время твоего пребывания в камере показывал учащенность пульса и то, что ты плохо спал. Тебя мучили сновидения. Что тебе снилось, Рик?
- Всякое, - непринужденно отвечаю я.
- Может быть кто-то?
Снова прокручиваю в голове образ рыжеволосой девушки и меня бросает в дрожь, но потом заставляю себя забыть о ней, просто пытаюсь выбросить ее из головы. Я не знаю, что эти садисты еще умеют, может быть, они мастера читать мысли, поэтому блокирую свое сознание и отвечаю:
- Сестра. Мне снилась сестра.
Роуз встает с кресла и допивает остатки напитка на дне своего бокала. Он тяжко вздыхает и качает головой.
- Знаешь, тобой заинтересовались люди сверху и они обеспокоены. Правда, я пока плохо понимаю чем ты их так задел. Может быть у тебя были проблемы с законом в прошлом, а может и нет. Они следили за тобой, наблюдали, так же как и мы. Но в том или ином случае я попробовал их переубедить. Сказал, что тебя бояться не нужно, что ты всего лишь обычный игрок в нашем телешоу как и многие другие до тебя. И все же, они попросили задать тебе еще несколько вопросов…
Роуз улыбается, будто сделал мне услугу, верно, он ждет от меня искреннего спасибо, думает, что паду к его ногам и стану целовать его туфли, но не дожидаясь ответа, он достает из пиджака маленький серый пульт управления и направляет его на противоположную белую стену кабинета.
На ней появляется изображение. Какая-то фотография не знакомого мне парня.
- Это опасные граждане нашей страны, - поясняет Роуз. – Они угрожают нашему идеальному и так долго формировавшемуся обществу. Ты знаешь этого человека?
Мотаю головой:
- Никогда прежде его не видел.
Роуз щелкает пультом. Появляется еще одна серия фотографий.
- А вот этих людей?
- Нет.
Еще одна фотография.
- Может быть этот?
- Нет.
На стене появляется еще одно фото.
- Может быть эту женщину ты видел раньше?
- Никогда в жизни.
Еще несколько незнакомых лиц. Роуз меняет фотографии, не отвлекаясь на меня и на мои краткие отрицательные ответы. Много лиц, которые я вижу впервые: молодые, старые, женщины и мужчины.
Но неожиданно на фотографии появляется лицо, которое заставляет меня вздрогнуть на месте. Мне приходится постараться, чтобы не выдать себя выражением лица. На черно-белом изображении запечатлена девушка с длинными волосами – намного длиннее, чем помню я, - на ее лице играет дерзкая улыбка. Тогда она была совсем другой, более жизнерадостной и как кажется мне, более красивой. Фотография размыта и не видно всех оттенков цвета, но глаза бросаются сразу. Они смотрят прямо на тебя и проникают внутрь. Это девушка из моего сна, девушка, которая приходила ко мне в камеру.
- Никогда ее не видел, - лгу я.
Роуз показывает еще мне несколько последних фотографий, а потом выключает экран и поворачивается ко мне.
- Что ж, ты никого не узнаешь и я не знаю, ты лжешь или нет, - он искоса на меня сморит и я будто проваливаюсь на месте, - Однако, я отпускаю тебя. Не на совсем разумеется. Через неделю начнется эфир. Можешь присоединиться к остальным участникам.
Он снова улыбается. Но это улыбка больше наиграна, чем искренна.
- И да, впредь больше не совершай подобных глупостей. На твоем месте я был бы осторожней, парень. Твоя сестра сейчас на свободе, но она находится во власти Альтории, во власти Александрии, нашей власти. Следи за языком, если не хочешь, чтобы рядом с тобой на арене оказалась твоя сестра.
Прежде чем я успеваю ответить, открывается дверь и появившейся солдат берет меня за локоть и выводит из кабинета. Мои глаза широко распахиваются, я пытаюсь осознать, что только что сказал Роуз. Пытаюсь удержать ярость и злость. «Будь сильным. Не дай им сломить тебя».
***
Горячий пар все больше заполняет ванную белесым туманом. Я стою под мощными струями душа с закрытыми глазами, наслаждаясь невероятным мягким теплом, постепенно прогоняющим холод из моего уставшего тела. Кружусь под напором горячей воды, осторожно ступая по нагретому кафелю и с блаженством ощущаю, как кожа на ступнях вновь обретает чувствительность. Смываю всю грязь, кровь и смердящий запах камеры из подземелье. На мгновение забываюсь и не вспоминаю о том, что я участник жестокого телешоу. Хочется стоять так долго и наслаждаться каждым моментом и каждой горячей струйкой, но вскоре выхожу и насухо вытираюсь. На постели опять обнаруживаю чистую одежду. Рядом обувь.
Я одеваюсь, но обуваться не хочу, ступни приятно утопают в мягком ворсистом ковре, постеленном в моей комнате. Встаю возле окна. Весь город охвачен огнями. Я думаю о людях в тех домах, что напротив, как они готовятся ко сну, а может быть идут на какие-нибудь светские мероприятия, где будут гулять до утра. И в голове сразу же представляется мой тихий город, наш дом. Что сейчас делает Кара? Поела ли она? Или осталась голодной? Наверняка она смотрела трансляцию представления участников Охоты, хоть я ей и наказал не смотреть, но в этом вся Кара. Упрямая и боевая. Дома у нас нет телевизора, а вот у бродяги Джо точно нашелся бы. Хорошо, что она не видела всего того, что осталось за кадром.
Сегодня, Кара ляжет спать одна, как ложилась все эти угрюмые пять дней и будет ложиться еще долго. Будет лежать в холодной постели в одинокой и маленькой квартирке.
От воспоминаний о доме мне становится тоскливо. Закрываю шторы, чтобы не видеть ярких светодиодов и плакатов, что заполоняют все улицы. В комнате тут же становится мрачно. Я включаю лампы, не могу больше выдерживать этой темноты, теперь для меня это как страшный кошмар. Сажусь на кровати, а потом сам не замечаю, как мое тело опускается на подушку и мне становится так легко, а боли в спине сразу же пропадают. Дотрагиваюсь до лица и тихо ощупываю синяк. Болит зараза. Но это терпимо по сравнению с тяжкой болью в душе и груди. Перед тем как солдаты отвели меня в комнату, меня осмотрел доктор. Это была женщина во всем белом. Прежде я никогда не видел докторов так близко и уж тем более они никогда меня не осматривали, поэтому мое первое впечатление было отталкивающим и в какой- то даже мере я ее испугался. Я знал, что такие люди существуют, которые лечат других людей, но все они обитают в столице и лечат высшее сословие нашего общество, а в нашем городе люди только могут мечтать о таком человеке в спасательном белом халате. Это еще одна причина частых смертей в городах Алтории – болезни и отсутствие докторов, которые могли бы их вылечить и спасти кучи жизней. Но они как посланники смерти в лице Александрии приезжают лишь раз в месяц и собирают тела почивших бедняков и стариков, а потом увозят в неизвестном направлении. Вот причина моих опасений людей в белых халатах – смерть, с которой они у меня ассоциируются.
Но как, оказалось, бояться было вовсе нечего, доктор просто осмотрела меня и дала лекарства и так же приказала солдатам водить меня каждый день к ней в кабинет, чтобы она могла следит за моими улучшениями. Лишь одно я понял точно, что ей совершенно безразлично мое здоровье, у нее приказ от Роуз вылечить меня до начала эфира. Как это по александриевски. Но тем не менее ее лекарство заметно помогает, мне просто хочется так лежать и глазеть в потолок, не думая о боли. Хочется забыться. Но это невозможно. Я все время думаю и мысли бегают в мозгу словно гончие, одна быстрее другой, и у меня никак не получается от них избавиться. Не получается расслабиться.
Неделя. Всего неделя и скорее всего я буду уже мертв. Не странно, что с каждым днем моего пребывания в Александрии надежда на чудесное выживание в игре постепенно угасает, а мое обещание Каре о возвращение домой теперь кажется пустым звуком. Что я успею сделать за эту неделю? Поспать в теплой и уютной постели, полюбоваться красивым городом, наесться вдоволь угощениями александрийцев и понежиться в чудесной ванне. Столько роскоши и казалось бы плюсов, но минусов больше. Проживать каждый новый день с мыслями о телешоу, приближая тот самый ужасный и роковой момент, думать о сестре, когда она за несколько миль от меня и еще, я так и не узнаю кто же эта рыжеволосая девушка. Не узнаю, что скрывает мое подсознание и что хотят от меня власти Альтории. Сегодняшний разговор с Роуз заставил меня посмотреть на все происходящие совсем по другому. Теперь я точно убедился, что у меня есть определенная связь с этой девушкой.
И первый вопрос: Кто же тогда я, Рик Лойс или иной под другим именем? Что скрывает мое тело, мой мозг? Живу ли я в настоящем или это все дурацкая игра подсознания? А может мои родители были кем-то особыми, секретными людьми в нашей стране? Странные мысли приходят в голову по этому поводу, ужасные догадки и неизвестно где скрывается правда, а где ложь. Самое поганое то, что я никому не могу об этом рассказать, нет никого, кому можно довериться. Я словно маленькая рыбешка в океане среди акул, которые только и выжидают момента меня сцапать. Что же, такая возможность у них будет ровно через неделю.
Я погружаюсь под одеяло с головой, надеясь отгородиться от внешних звуков. Вот если бы я мог спрятаться под ним навсегда – как в детстве, когда мы с отцом играли в прятки! Прекрасные были дни. Я часто так делал, а отец притворялся, что я исчез навсегда и он меня не мог найти, меня это забавило, но в то же время огорчало, что он и правда может меня никогда не отыскать. Для меня одеяло было неким куполом невидимости. Но сейчас такая история не пройдет, мне точно не удасться под ним скрыться.
- Добрый вечер, Рик Лойс, жертва номер семь! – раздается голос.
Я вздрагиваю от неожиданности, пытаюсь выбраться из под одеяла, но запутываюсь. Несколько секунд переполоха, и я все таки высвобождаюсь из-под натиска своего искусственного купола и мои глаза распахиваются в испуге и удивление, когда в моем поле зрении появляется лицо женщины, обрамленное золотистыми волосами. Оно парит в воздухе, в прямом смысле этого слова. Нет ни шеи, ни туловища, а лишь голова, и я удивляюсь еще больше, когда губы женщины дергуются, она улыбается и начинает говорить:
- Сейчас местное время ровно шесть. Время ужина. Просим вас пройти в общею обеденную комнату.
Произнеся последнее слово, лицо мерцает и испаряется так же быстро, как и появилось.
- Стой! – выкрикиваю я. – Какая комната?
Дверь тут же с щелчком отъезжает в сторону, открывая вид на белоснежный коридор. Я какое-то время сижу в ступоре и смотрю на выход, думая, что сейчас кто-то должен появиться, но я слышу лишь тишину глухого коридора и свое тяжелое дыхание. Решаю встать и проверить.
- Есть кто? – спрашиваю я и мой голос отдается эхом.
Тишина. Глухая тишина.
Ступаю босыми ногами за черту своей комнаты, и легкий ветерок овевает мне лицо. Пол чертовки холодный, словно льдышка. Люминесцентные лампы освещают длинное пространство, ослепляя меня. Все кажется одним сплошным светлым пятном. Как только я оказываюсь снаружи, дверь комнаты тут же закрывается за мной, сливаясь с белоснежной стеной.
- Нет! – вскрикиваю я, но уже слишком поздно.
Озаряюсь по сторонам и понимаю, что коридор просто бесконечен. Один сплошной белый и бесконечный прямоугольник. Нет ни окон и даже других дверей. Пустота. Даже нет охраны. И это странно.
Внезапно слышу доносящиеся откуда-то гудения и в ту же секунду передо мной опускается панель с сверкающими картинками и надписями: ГОСТИНАЯ, ЖИЛОЙ КОМПЛЕКС, БАССЕЙН, ОБЕДЕННАЯ КОМНАТА. Раздается знакомый женский голос. Он буд-то наполняет мой разум, проникая в мозг:
- Выберите пункт назначения.
Я понимаю, что мне нужно делать и жму на панели на надпись, где высвечивается обеденная комната. Панель издает короткий сигнал и исчезает, а пол под моими ногами начинает гореть красными огнями, сверкая и увлекая за собой. Словно тысячи маленьких красных светлячков, встроенные внутрь пола, они бегают и мерцают, показывая путь. Я следую за ними, но при этом стараюсь держаться поближе к стене.
Спустя какое-то время, коридор остается позади, и указатель выводит меня в огромный холл с высокими зеркальными стенами и потолками. Пол здесь сделан из мрамора, он блестит и сияет от чистоты; посередине комнаты стоит и тянется ввысь целиндрообразный аквариум с множеством разноцветных рыбешек. Никогда еще не видел такой красоты.
Огоньки продолжают увлекать меня за собой и ведут через другой длинный коридор, ноги ощущают холод, ужасный холод мрамора, мерцающего в свете ламп. Вскоре указатели приводят меня к большим дверям с красным гербом Альтории, обрамленными двумя колоннами. Огоньки гаснут и я резко останавливаюсь. Мгновение спустя двери распахиваются.
Огромный зал укутан мягким светом множества ярких свечей. В середине – длинный черный стол и бархатные кресла с изогнутыми спинками. В конце зала стоит огромный камин, внутри которого полыхает огонь, отбрасывая на пол причудливые тени. А главное здесь тепло. Мои босые ноги сразу же ощущают теплоту мягкого ковра.
Массивные двери с шумом закрываются за моей спиной и я замечаю на себе множество глаз. Все участники телешоу собрались здесь. Невольно пробегаю взглядом по комнате и так же оглядываю всех. Энни Тринч на мгновение ловит мой взгляд и смотрит на меня невинным детским взором, ее губы вздрагивают, будто хотят что-то произнести, но потом она снова резко опускает глаза вниз, продолжая дальше рассматривать узоры на ковре. Джо, мужчина с кривым носом, бросает на меня надменный взгляд и отворачивается к камину, на его лице играют жуткие блики огня. Женщина по имени Люсиль сидит у окна, отвернувшись от всех. Старик Саймон и Ирма сидят в дальнем и самом темном углу комнаты и о чем-то разговаривают. Но в какой-то момент ловлю быстрый взгляд Ирмы на себе и замечаю, что теперь у нее нет косы, которую я заметил еще в первый день. Теперь у нее короткая, как под горшок стрижка. Она делает кроткий кивок в мою сторону и старик Саймон медленно оборачивается. Его хмурые брови вздымаются при виде меня.
Не успеваю даже осознать, где я очутился, как кто-то толкает меня локтем. Это Майк. Его татуированное тело и суровый взгляд ни с кем не перепутаешь.
- Здравствуй, Рик, - произносит он.
Я делаю короткий кивок в его сторону.
- Что челюсть отвисла? – спрашивает Майк и видимо пытается улыбнуться,но я вижу лишь искривленную гримасу.
- Есть немного.
- А где забыл ботинки? – он кивает на мои босые ноги.
Я поджимаю ступни, хотя в комнате не так уж и холодно. Оценивающе смотрю на Майка и понимаю, что он то явно не голодал все эти пять дней, впрочем как и все остальные. Теперь, глядя на него я не вижу того революционного огня в его глазах, казалось, он стал тихим, даже голос теперь не казался таким грубым. Это не Майк из той ужасной комнаты, который был готов разорвать в клочья любого за дочь, за свою жену, за свою свободу… Теперь он под их контролем.
- Ладно, держи, лучше выпей.
Он берет с небольшой тумбочки фужер и протягивает его ко мне. Алкоголь. Никогда его не пробовал и не думал об этом. Да и где мне было его пробовать? Стоя за прилавком на грязном базаре или за станком на заводе? На мгновение сомневаюсь, стоит ли мне вообще начинать пить сейчас. Впрочем мне осталось жить неделю и наверное это будет мой единственный шанс.
- Спасибо, - говорю я и принимаю фужер. Красная жидкость оказалась на редкость вкусной, словно сок, но в тоже время и горькой, вяжущий рот. Странная смесь вкусов. Я морщусь.
- Вино, - говорит Майк и берет второй фужер, выпивая его залпом. – Пойдем сядим чуть дальше, туда, - он берет меня под локоть и уводит в дальний угол этой большой комнаты. Усаживает на стул. Странная любезность. Интересно зачем ему нужна дружба со мной, если мы все в итоге просто жертвы, ждущие своей смерти?
Снова ощущаю на себе эти взгляды и четко слышу шепот в этой тишине. Майк замечает мое беспокойство и произносит:
- Так каждый день. Нас всех собирают в этом обеденном зале, и все четко по расписанию. Знаешь, завтрак, обед и ужин, - он кивает на стол, что стоит в середине комнаты. – Мы здесь узники, но с одним исключением,что нас кормят на убой, словно свиней.
Он проводит по своей гладкой лысине и вздыхает:
- Если хочешь спросить, мы не видим друг друга, а встречаемся только здесь в этом зале. Все по своим комнатам, а точнее клеткам,сидим и ждем этого чертого дня… Это единственное место, где мы можем пообщаться. Но, кхе. – он издает кроткий смешок. – Не нужны мне их пустые разговоры и лицемерные компании.
- Так почему же ты говоришь со мной? – спрашиваю я, вздымая бровь.
- Ты – другое дело, - он прищуривается и смотрит на меня. – Ты, Рик, показался мне интересным парнем, бойцом, если хочешь. Все остальные участники только и делают, что ноют. Они смирились со своей ролью жертвы и готовы подставить свои хилые тельца под нож или ружье Охотникам.
Мы вместе обводим взглядом зал. Может быть оно и так,но разве есть выбор? Наверное, я ошибся предположив, что Майк сам смирился с ролью жертвой. Но он еще не знает, что все эти последние мучительные пять дней я сам направлял себя к той мысли, что моя учись именно такая – умереть на этой проклятой игре, под взглядом тысяч пузатых богатеньких александрийцев. Наверное он ошибся с выбором союзника по выживанию в этом аду под названием «Охота».
- Паршиво выглядишь, - отмечает он спустя какое-то время. – Как голова, не болит?
- Есть немного, - хрипло отвечаю я.
Майк оценивает мой вид своим суровым взглядом:
- Что там было?
- Где?
- Ну… в камере.
Я щурюсь от нового прилива боли в мои виски. Потераю лоб, а потом отвечаю:
- Ничего. Лишь темнота и одиночество.
- Черт, я уж думал, что они тебя пытали в этих подземельях, - выдыхает Майк. – Ты конечно, молодец, что заступился за девчонку…
- Энни, - вдруг раздается сзади девичий голос. – Меня зовут Энни. Вот держи, - она протягивает стакан с водой мне в руку. Он такой ледяной, что кажется будто опустил пальцы в снег.
- Я специально бросила туда лед, можешь приложить к голове, - говорит Энни. – У тебя болезненный вид.
- Спасибо, - отвечаю я и медленно прикладываю холодный стакан с водой ко лбу. Боже, как же это приятно.
- Энни, Энни,- бурчит Майк. – Черт, Рик тебя же могли пристрелить, ты понимаешь?
Я поднимаю взгляд на Майка, а потом на Энни.
- У тебя же ведь тоже есть дочь, Майк, - говорю я.
- Я понял к чему ты клонишь,- Майк качает головой. – Я понимаю тебя, Рик… очень хорошо понимаю и считаю что… что ты прав и наверное в какой то степени поступил правильно…
- Спасибо, - сказала Энни, перебив Майка. – Спасибо, что тогда вступился за меня. Не знаю, чтобы он сделал со мной,если бы ты не встрял… Это ужасно. Ты еще не знаешь, что они делают с Люсиль.
Я бросаю взгляд на Люсиль, съеженную калачиком в кресле. Она раскачивается из стороны в сторону, держась левой рукой за живот.
- Да, электротерапия… - прохрипел Майк. – Уроды! Хотят убить ее еще до начала телешоу…
Я замечаю, что по щекам Энни текут слезы, оставляя ровные мокрые дорожки на ее юных румяных щеках. Веки снова дрожат,как тогда в первый день, в комнате.
- Энни…
Но внезапно меня обрывает скрежет огромных дверей и в одно мгновение в комнате становится невероятно тихо,будто кто то выключил звук. И тогда я замечаю тень, длинную тень. Она медленно двигается, и я понимаю что кто-то входит в комнату.
Тусклый свет множества свечей освещает силуэт женщины. На ней красное обтягивающие и длинное в пол платье.Она красиво проплывает от дверей в середину зала, ее каблуки отстукивают в так ее красиво виляющим бедрам. Никто не двигается, словно всех приковало к своим местам.
Разумеется появление это странной и чертовски красивой женщины застало всех врасплох. Она доходит до стола и элегантно усаживается в кресло, скрестив ноги.Женщина бросает испытующий, но такой искренний и светящейся добротой взгляд в лицо каждому в этой комнате. Наконец очередь доходит до меня. Мы встречаемся глазами и я вижу ее улыбку, яркую и добрую.
- С возвращением, Рик, - произносит она тонким голосом, словно мурлыканье кошки. – Надеюсь ты в порядке!
Я сижу и понимаю, что моя челюсть начинает отваливаться, но каким то образом мне удается удержать свой рот закрытым. Ком в горле. Я даже и не знаю, что ответить. Просто молчу. Молчу как дурак.
- Меня зовут Пенелоппа Маршелл, - представилась женщина. – Мы с вами раньше не встречались, потому что я всегда остаюсь за кадром. Я креативный продюсер нашего телецентра.
Она снова улыбается.
- Не стесняйтесь. Подходите ближе и садитесь за стол, - Пенелоппа указывает на пустые стулья. – Сегодня это будет нашим маленьким местом для переговоров и важных новостей.
Все неуверенно начинают шагать к столу, где в центре пылает такой яркий огонь как Пенелоппа, в прямом смысле слова. Ее яркое красное платье словно горело на ней, и казалось она была единственным ярким предметом в этой сумрачной комнате.
Я сажусь на бархатный стул. Всемером мы сидим в этом томном молчании, сложив руки на колени, глядя прямо на Пенелоппу.
- И так, - начинает она. – Поздравляю вас всех. Вы получили уникальную возможность участие в нашем шоу. Я конечно же изучила ваши анкеты и скажу что этот год довольно сильный. – Пенелоппа умолкает, на секунду прислушиваясь. – И для вас мы приготовили множество сюрпризов.
Еще один сюрприз подобный камере и я не дотяну до начала шоу, думаю про себя и тяжко вздыхаю. Замечаю, что руки вспотели. Интересно, это так ее голос на меня действует или накатывает волнение от предстоящего сюрприза?
- Наше шоу идет в эфире уже ровно 55 лет, - продолжает Пенелоппа. – И все эти годы правила были не измены и казалось бы зрителю все нравится,но вот не задача…- она хмурит нос. – Конечно я не должна обсуждать с вами такие моменты, но вы должны знать к чему я виду. Рейтинги падают. Видимо интерес пропадает.
Я переглядываюсь с Майком, он кажется тоже настороженным. Что же она сейчас нам предложит? За какую то долю секунды в моей голове проносятся куча предположений, что Пенелоппа сейчас с улыбкой поведает нам о том, что они хотят добавить в шоу больше крови, увеличить количество участников, устроить пытки и все в этом духе. Крутой из меня однако креативный продюсер!
- Поэтому шоу потерпело ряд изменений, - произнесла Пенелоппа и и все затаили дыхание.
Она улыбается. Так коварно оттягивает момент. Но ее улыбка все заменяет. Разве может такая женщина говорить о публичных убийствах?
- Мы решили интегрировать в шоу участие зрителей.
Конечно никто ничего не понял и Пенелоппа с удовольствием все объяснила:
- Из башни телецентра вас переселят в дом, где вы будите вместе жить, тысячи камер будут следить за каждым вашим действием, и зрители будут решать вашу судьбу, кто сегодня отправится на гонку с Охотником. Теперь ваши жизни будут в руках зрителей…
Продолжение следует...