День рождения является событием настолько противоречивой окраски, что даже непросто определить, какие эмоции преобладают – грустные или радостные. Ведь определенно, что год прошел, немало принеся достижений – это позитив. Но одновременно из колоды карт жизни аналогичный период и улетучился – это уж де-факто.
В нынешнюю пятницу у Феи (так ее называли в небесном воплощении, хотя в земном обиходе нарекли Татьяной) настолько сумбурно было на душе, что она и сама не могла в нюансах разобраться. Хотелось плакать и веселиться, танцевать – всё одновременно.
Да и сосредоточиться, к тому же, ей мешали внешние факторы, атрибуты реального мира. Полным-полно было вокруг людей, которые поздравляли, дарили цветы, красочные открытки и прочие милые житейские вещицы, пригодные для обихода.
Впрочем, некоторые мужчины ей преподносили подарки дорогие и значимые – пожалуй, это были наиболее сложные задачи для их правильного решения, ибо знаки внимания такого уровня подразумевают дальнейшее развитие отношений и благожелательные эмоции в адрес дарящей персоны, чего не всегда хочется.
– Всё сегодня для нашей неповторимой! – до предела радостным голосом вскричал неизвестный оратор. Татьяна даже не обернулась, чтобы определить дарителя этого посыла, ибо в глазах пестрило от широты декораций.
У нее были светлые волосы, неповторимые черты лица, серо-голубые глаза и притягательные пропорции тела. Воспевать ее внешние данные, впрочем, лишено смысла по причине того, что социум уж давно их одобрил. А пренебрегать суждением общества неблагоразумно, ибо нынешние его запросы и требования привередливые.
Демографически Татьяне повезло с датой рождения, так как в свой персональный праздник она вкатывалась со значительного государственного, имея за счет этого дополнительный разгон. А в нынешнем году, к тому же, день Ангела выпал и на конец рабочей недели, высвободив простор грядущих выходных.
Она начала веселиться с самого утра, пританцовывая.
– Я рождена для любви! – периодически напевала в процессе, но получалось как-то неискренне, ибо не покидало предчувствие, что ее дальнейшая судьба связана с выполнением некой особой миссии, суть которой неведома, а любовь – это уж попутно.
Шампанского вокруг было настолько много, что хватило бы залить пол в огромном банкетном зале, но Татьяна позволила себе лишь несколько глотков – больше было незачем. Адреналина у нее хватало уж по основе природной структуры (скорпион, все-таки!), да и с накалом эмоций все обстояло благополучно.
Она относилась к категории довольно известных персон в белорусском мегаполисе – и даже настолько, что многие путались в неведении, к какой сфере ее отнести. Среди заблуждений, например, фигурировали: модельный бизнес, иностранное туристическое ведомство, причастность к ТВ. Все это было и правдиво, вроде бы, но одновременно хранило налет архаичности, ибо отображало лишь прошлое. А вот нынешнее было связано с разветвленной государственной структурой, которая не нуждается в том, чтобы громко о себе заявлять.
Ради приличия и следуя многолетней привычке, Татьяна просмотрела почту. Поклонников и друзей разной степени удаленности у нее оказалось настолько много, что битком были забиты электронная почта и личная переписка, страница сайта и даже домашний почтовый ящик, напоминавший архаичность, возврата к которой не будет.
"Весь мир я подарю тебе, а сам упаду к ногам и буду оберегать!" – в наплыве чувств, признался ей один из знакомых по переписке воздыхателей. Не вызывало сомнений, что он и впрямь готов разбиться вдребезги, но только подарить весь мир было проблематично – этого романтик не учитывал.
Довольно много по ходу дня Татьяне присылали визитерами корзинок с цветами и вложенными внутрь благородными записками с подразумеванием любви настолько сильной, что лишь бутоны и лепестки могли ее отобразить. Это было очень трогательно, но и грустно – ведь она-то была всего одна, в единичном воплощении, и не могла угодить всем, даже если захотела бы.
– Пока что у нее начальный офицерский чин, но налицо благородные основания стать генералом! – зычным командирским голосом провозгласили из заполнившей зал профессиональной среды.
Служебные машины, выстроившись в ряд, салютовали ей включенными мигалками. Татьяне отдавали честь даже чины, гораздо превосходящие ее по званию – это было не в обиходе, конечно, а просто как исключение из правил.
В окружении приближенной свиты она наведывалась в заведения, где тамадой значились ведущие заводилы столицы. Весь мир, казалось, был ей доступен и ею покорен, что во многом соответствовало истине.
Один из привлеченных для усиления эффекта шоуменов (который был вполне рассудительным человеком, но превращался в придворного шута при попадании в эпицентр гуляющей толчеи), придвинул к себе микрофон и принял настолько эксцентричную позу, словно собирался после своих слов упасть в обморок.
– Да будет праздник! – оповестил он.
И вот здесь-то, как выяснилось позже, Татьяна натолкнулась на рытвину, которая сбила ее с прежнего равномерного курса.
Друзья, которым она доверяла настолько, что допускала к себе в ближнее окружение, для соблюдения интриги завязали ей глаза и провели куда-то в глубину дворов, после чего повязку сняли. А там уж поджидал гоночный автомобиль с открытым верхом.
Встречаются порой в мире нелепые передвижные конструкции – ныне перед ее взором предстало наглядное воплощение. Приличных габаритных размеров и неоспоримо, что с большой мощностью двигателя, автомобиль был попросту неудобным для эксплуатации. Сидений в нем имелось всего два, но пространство для размещения внутри оказалось маленьким и с жесткими неудобными сиденьями. На главенствующем месте за рулем находился водитель. Как только Татьяна села, он сразу же вдавил педаль газа до упора и, воспринимая невероятный (почти реактивный) рев двигателя как явление совершенно обыкновенное, принялся интенсивно вращать руль.
И полетела мимо дорожных полос реальность, смазанная по краям. Ситуация была совершенно экстремальная. Татьяна, не стыдясь, визжала – но не от удовольствия, как предполагалось, а из-за страха. Потому что верх у машины был открытый, ремни безопасности в комплектацию не входили, а водитель гнал словно умалишенный, да еще и нелепую песенку себе под нос напевал. В ее мыслях представлялось реальным разбиться вдребезги или вылететь за пределы машины – благо, что обошлось.
– Я кому-то двину по физиономии за такие шутки! – заявила она нервным голосом, когда остановились.
Не вполне оставалось ясным, а где ее друзья изыскали столько простора в насыщенной структуре мегаполиса для того, чтобы на всех парах гнать автомобиль – причем, дорога-то была почти без встречного движения и высокого качества. "Может быть, расчистили эвакуатором?", – подумала она суматошно, не имея возможности проанализировать подробности.
По выходу из авто ее встретили скопом растопыренных рук, увлекая в подземный развлекательный центр, где вовсю уж творился бедлам – там танцевали и кружились, дребезжали бутылками и бокалами, радостно вскрикивали и повелевали ди-джею по нарастающей сумасбродству крутить пластиночный аппарат. В цирковом костюме дурашка (не понять, то ли девушка это была, то ли миловидного облика юноша), растопырив руки и ноги в подобии колеса, перекатывалась из одного конца зала в другой.
Друзья доверительно довели Татьяне до сведения, что зажигательная программа вечера только начинается. На ближайшие часы было запланировано: полет на винтокрыле (странной этакой летательной конструкции с одним крылом), купание в бассейне, куда полным-полно будет набросано плавающих игрушек (но и живого крокодила впустят заодно), празднование у огромного торта с горящими свечами в исчислении 29, стрельба из старинного мушкета, который неведомо где добыли, игра в прятки в пыльном и заполненном хламом подвальном помещении.
– А уж ближе к полночи, – сообщили ей, намекая на интригу, – мы поднимем тебя на руках и сбросим вниз с высокого моста! Ты полетишь вверх тормашками, но о поверхность воды не разобьешься, так как не позволит специальное крепление.
– Я этого не хочу – боюсь! – пыталась воспротивиться она.
– Не стоит отказываться от креативности! – ей возразили.
Друзья и поклонники столько много подготовили сюрпризов, что Татьяна в полной мере не могла этого осмыслить – не хватало эмоционального запала. Этапы невероятно насыщенного дня она преодолевала последовательно, словно лыжник на снежной дистанции, обозначенной разметочными флажками.
На фоне прочей неразберихи, в эпицентре сумбура, который растекался вдаль и вширь, не очень показалось удивительным, что веселящаяся гурьба перекочевала на крышу многоэтажного дома. А там уже находилась наготове телевизионная камера, установленная на штатив для переката. За ней, словно пулеметчик на возвышении, укрывался оператор.
Откуда-то из глубины продолговатой площадки, витиеватыми перемещениями тела, словно неправильных пропорций мячик, появился режиссер, по ходу листая сценарий. Мужчина пожилых лет был взбудоражен настолько, что его редкие лоснящиеся волосы стояли дыбом, а свечение глаз не могли затенить даже очки.
– Самое лучшее шоу начинается! Только на нашем канале и только для Вас, в гостях королева бала – Фея, которая сегодня отмечает день рождения! – Этот режиссер, наверное, одновременно являлся и телеведущим, потому что его эксцентричный подвод записывался на камеру.
Друзья спешно укрылись за возвышенностью кирпичной надстройки, оставив Татьяну одну. А ведущий шоу улыбчиво вручил ей в руки продолговатый предмет, ровными и твердыми очертаниями похожий на пачку молотого кофе. На поверхности неизвестной штуковины был изображен череп с перекрещенными костями, а в сторону от основания уходил бикфордов шнур.
– Это еще что? – спросила Татьяна с опаской.
– Динамит! – ответил телеведущий с осведомленной интонацией. А потом, словно поступок совершенно обыкновенный, поджег кончик шнура зажигалкой.
– И что теперь делать? – уточнила она.
– В сценарии этого не сказано, потому что эпизод основан на импровизации. Всё, что заблагорассудится мисс, то и дозволено – обязательной является лишь необходимость отшвырнуть взрывчатку подальше, потому что она настоящая и скоро взорвется!
Изъяснившись витиевато, но суть изложив, он убежал за укрытие камеры, оставив Фею одну. "Она растерялась!" – нагнетая интригу, посмеивались друзья неподалеку. Татьяна постояла некоторое время в неведении, задумчиво созерцая тлеющий бикфордов огонек, а потом неподготовленным движением бросила динамит за край дома. И всего, наверное, пару секунд прошло, как на небольшом удалении внизу с белесой огненной вспышкой рвануло, со звоном посыпались вниз разбитые стекла.
– О, какие золотые кадры! – взревел режиссер на высшей точке удовлетворения.
Ее друзья, выбежав из-за укрытия, бросились к камере и облепили ее со всех сторон. Наверное, в умах осведомленной аудитории уже вызревал план последующего телевизионного монтажа. О Татьяне в возникшей сутолоке на какое-то время забыли – она выпала из панорамы действия, словно главный герой, уступивший место персонажам второстепенным.
– Ну, это уж вы перестарались, уважаемые! – произнесла Фея, обозначив девиз и принципиально иную хронологию отсчета.
Она эмоционально выгорела, пресытилась – в этом все было дело. Пик апофеоза шумной гурьбы персонально для нее обозначил начало размышлений на тему: "А как бы мне от всего этого оградиться?". В уме прояснилось, действия обрели слаженность.
На плоской поверхности дома (или общаги, может быть) имелись две кирпичные надстройки для ситуаций, если кому-то из жильцов нужно выбраться наверх. Галдящая толчея ныне скопилась возле дальней, а о ближней пока что забыли. И вот в нее-то Татьяна незаметно для всех шмыгнула.
Внутри было темновато, но она сумела различить очертания люка и потянула за ручку в надежде, что откроется. Проем вниз обнажился. Тогда она изогнулась и решительно стала спускаться по узким арматурным ступенькам лестницы. Справа, на расстоянии в метр, темнел огромный провал открытого пространства до самой глубины. Она ввязалась в чересчур опасное дело, пожалуй. Однако Фея цепко сжимала пальцами металлические прутья и старалась гнать прочь плохие мысли. Неудобства ей создавали длинное изящное платье и туфли на высоком каблуке – они же служили факторами дополнительного риска. Устойчивые бетонные ступени после шаткой лестницы показались блаженством.
Дальше всё было по плану с максимальным исключением из действий импровизации. Вначале она выбралась наружу из дома, потом отыскала в скоплении автомобилей, припаркованных вокруг, предназначенный для ее персонального обслуживания. Водителя внутри не оказалось, но это было и к лучшему, пожалуй, так как Татьяна сама умела управлять транспортом, да и дубликат ключей в сумочке имелся.
Она забралась в салон, плавно закрыв за собой дверцу, завела двигатель, включила заднюю передачу и вырулила на открытый простор. После этого стало легче. "Опель" катился легко, с благозвучным шелестом. Татьяна давила узкими подошвами модельных туфель на педали, чертыхаясь от того, что они совершенно для этого не приспособлены, переключала рычаг передач, совершала прочие необходимые для движения действия, даже мысленно не вникая в их суть – это словно бы происходило на автомате.
Ехать по вечернему Минску непросто – он чересчур обширный, многополосный, с частыми и неизбежными остановками, нагромождением дорожных знаков, которые обогащают и исключают друг друга. Но Татьяна и не стремилась намотать большой километраж – ее целью являлось добраться до ближайшей станции метро.
Факт ее отсутствия, пожалуй, заметили минут через десять, после чего стали трезвонить на оба мобильных телефона одновременно. Она выложила их на переднюю панель (чтобы не отвлекаться от движения) и отвечала тогда, когда выпадала свободная минутка.
– Я просто отлучилась по своим делам, – сообщила она через личный телефон.
– Нет, никакой корректировки действий не надо – всё просто замечательно! – это уж дополнила по служебной линии связи.
Главным пока что было выиграть время. Трасса в электрическом свечении наползающим на автомобиль спектром маячила перед глазами.
Однако добраться до нужного района оказалось проще, нежели найти там место припарковаться. Минут пять, наверное, ушло на внешне пустяковую проблему.
План дальнейших действий, собственно, заключался в том, что в багажнике (на случай фотосессии в натуралистических условиях) имелся длинный непромокаемый плащ с капюшоном. Татьяна его надела поверх одежды и этим обрела схожесть с той частью социума, которая передвигается пешим ходом. Метро, электричка и автобусы – это не те места, где нужно щеголять нарядами. В карманах, благо, нашлось и немного денег – "двадцаточка" всего, но этого было достаточно для проезда в общественном транспорте.
Она интуитивно отвергала вариант с такси, так как побаивалась вероломства и агрессии. Кто его знает, на какого таксиста нарвешься – плохого или хорошего.
– Мама, я к тебе добираюсь. Только это по секрету, о котором ни гу-гу! Если будут спрашивать, то отвечай, что не знаешь, – позвонив, сообщила Татьяна самому дорогому человеку в мире.
Она вошла уж в подземные своды метро, когда опять начали мурлыкать телефоны. Однако ныне Фея уж гораздо вела себя прямолинейнее и ничего не намеревалась скрывать. Кроме главного, сокровенного.
– Я убежала, и возвращаться обратно не собираюсь! – оповестила она без утайки. – Проблематика в том, что во всем нужно соблюдать чувство меры, а многим из вас это неведомо!.. Да, я просила подобрать программу праздничного вечера, но я хотела душевного, а не в стиле непрерывного напряжения. Поэтому я против! И уж, тем более, в мою личную жизнь не должны вторгаться ни папарацци, ни телевизионщики!
Как-то ей было безразлично, откровенно говоря, насколько деликатно выглядят изложенные мысли.
– А моему водителю, к слову, пламенный привет! – Это уж была информация по служебной линии. – Завтра получит выговор за нахождение вне транспортного средства, в привязке к которому находиться обязан. А сегодня пусть заберет машину возле станции метро и катится, куда заблагорассудится, лишь бы с моих глаз долой!
– И просьба всем меня больше не беспокоить, так как я имею право на отдых хотя бы раз в году ¬– на свой день рождения! – Это Татьяна произнесла на повышенной тональности голоса, вспоминая навыки репортерской работы на ТВ. Как это было мило, насыщенно ностальгией, и до чего же теперь казалось далеким!..
Дома у мамы Фея почувствовала, до какой степени дико устала – до изнеможения и желания ложиться спать немедленно. Она еле собрала сил, чтобы немного перекусить и принять душ. А после этого, не надевая уж благородное, но во многом неудобное платье, осталась в махровом халате и легла под плед.
– Солнышко ты моё – я так тобою горжусь! Ты ныне знаменитость, тебя даже по телевизору показывают! – говорила ей мама, сидя рядом и поглаживая теплой нежной ладонью волосы и тело.
– Ты бы знала, как мне самой эта знаменитость иногда надоедает – вечно у всех на виду, всегда в разъездах и готовности выступить публично. Поэтому мы с тобой редко видимся, да и вообще я жизни вижу мало, с какой-то стороны глядя – словно один непрерывный рабочий день. Даже и курорты на такой проходят скорости, что в кювет улететь можно, – ответила Татьяна искренне, поддавшись наплыву утомленности. Популярность и впрямь имела отрицательное свойство жизни не для себя (как это ни удивительно!), а для некой незримой социологической массы.
Но все это осталось там – в мегаполисе. А здесь царила атмосфера далекого детства. Дом мамы хранил запахи и впечатления, которые из нынешней жизни улетучились – их было жаль, они неповторимы. Мерно тикали в деревянном корпусе часы на стене, обои и занавески были прелестны тем, что выдержали испытание временем. Мебель и прочее, что основывало жилище, не имело свойства "разового сезонного пользования", понятие которого внедрил нынешний неоспоримо сумасшедший 21-й век – сам не успевая за своим ходом, он кувыркался вокруг оси земного вращения. А вот дома у мамы все было устойчиво – он олицетворял собой принципиально иную структуру бытия.
– У тебя, может, что-то не в порядке на работе? – спросила мама участливо, со щемящей душу заботой. – Ты так неожиданно приехала – да и на общественном транспорте.
– Да нет, всё нормально у меня. Но эта служебная машина, видишь ли, чересчур заметная и много к себе привлекает внимания. Если бы я добиралась на ней, то меня запеленговали бы, лишив этим спокойствия, а я стремилась побыть наедине с тобой, – ответила Татьяна, в мыслях возвращаясь к отдельным эпизодам прошедшего дня и расценивая их как неудачные. Но такое в жизни бывает. Помолчав, она дополнила: – Просто я доверила людям, которых толком не знаю, а лишь просматривала их психологические портреты, подготовить мне программу праздничных мероприятий на вечер. Хотела, чтобы было интересно, креативно. Но они перестарались, переусердствовали. Это и минус, вроде бы, но полезно тем, что впредь будет наука с сутью в том, что ответственные дела нужно готовить самостоятельно.
Ничего непоправимого в произошедшем казусе не было – все его негативные последствия будет по силам выправить в течение одного часа следующего дня.
А вот нынешним вечером Татьяне хотелось спать – до такой степени, что в теле появилась неподвижность, а глаза закрывались непроизвольно.
– Спой мне, мама, песенку как в далеком детстве. Ту, которую ты нам с сестричкой пела, – попросила она, ласково прикасаясь лицом к телу матери.
Когда-то (насколько же незаметно летит время!) они с сестричкой родились близняшками – и первые ее воспоминания раннего детства пересекались с маленьким человечком, таким же, как она, но и с взрослыми людьми одновременно, которые привели их в большой мир, научив в нем жить – это были мама и папа.
– Баю-баюшки-баю, не ложись ты на краю, – запела мама приятным мягким голосом, в точности повторяя мелодию детства: – Придёт серенький волчок, укусит Таньку за бочок! – Мама протяжно выводила последние строки несложного напева, в конце которого мягко схватывала разведенными пальцами ладони тело своего когда-то ребеночка – а ныне взрослой уж.
Но отношения между матерями и дочками удивительно долго сохраняются в быстрой переменчивости жизни. Между ними словно пролегает невидимая прочная нить взаимного притяжения. А вот с сыновьями иначе – они по структуре менталитета уж более отчужденные, что ли, хотя не менее любимые. У матерей с сыновьями налажена связь другой разновидности любви. А вот дочери, мамы и бабушки – это существа напрямую между собой родственные.
Татьяне, на краю засыпания, вспомнился далекий и яркий эпизод – они с сестренкой в солнечный разгар лета стоят на кромке травяной лужайки, а родители призывают их бежать. Мама объясняет, что это и есть протяженность жизни, бояться которой не стоит, а папа, который настолько далеко ушел вперед, что его не видно, уверяет, что все обойдется благополучно – бежать можно смело! А они маленькие еще – им годика по два всего. Но они осмелились и засеменили вперед, друг дружку поддерживая радостными голосами. И вот бегут-бегут… Но края лужайки всё не видно, мама уж позади затерялась, а до папы все никак не добраться – а трава-то высокая, им самим в рост, и даже страшновато иногда становится.
Тогда все обошлось благополучно. Да и ныне, наверное, обойдется. Просто Life госпожа привередливая, с наличием интриги.
– Спасибо, дорогая! Я так рада, что к тебе добралась. Ты единственная у меня и неповторимая! – Татьяна произнесла это уже во сне, обнимая мать руками и чувствуя, как она заботливо укрывает ее пледом.
И сон поглотил ее, кувырнув в глубокую мягкую бездну, появившись, словно добрый ангел, принесший вознаграждение за долгие предшествующие муки. А в сновидении привиделось, что все вместе они смотрят на солнце и радуются – папа и мама, Таня с сестричкой, их братик, да и другие хорошие неповторимые люди в мире. И это было настолько позитивно, что даже просыпаться не хотелось! Потому что в жизни (а она бывает зачастую вредной!) никогда так не получается, чтобы всё было хорошо и все оказались вместе – всегда и непременно находятся обстоятельства, этому препятствующие.
Но собственный день рождения – это исключение. Добрый ангел спускается с небес и оберегает вверенного ему человечка от неприятностей, которые таят внешний мир и цивилизация. Небесный посланник зачастую принимает облик земного человека (с целью не нарушать правила небесной интриги), а лучше всего для этого подходят мамы. Вот так произошло и у Татьяны. Да и у каждого человека, впрочем, такие дни в жизни выпадают – просто не все их замечают и делают нужные шаги навстречу.
Декабрь 2013, июль 2015
(из сборника "Динамит")
*фото и образ персонажа: Татьяна Харлинская