У автора этих строк есть три акварели, написанные художником-любителем в 1970 году. На них изображены окрестности Борисоглебского монастыря. Одна из акварелей представлена на форзаце. Акварели нарисовал человек с необычной судьбой.
Полковник Щербаков был кадровым военным с 1918 года и перед войной командовал военным училищем. С первых дней Михаил Алексеевич на фронте. О его выдержке, находчивости и смелости пишет в своих мемуарах генерал-полковник Дегтярев. За мужество и высокие профессиональные заслуги он, будучи начальником артиллерии 191 стрелковой дивизии, был награжден в декабре 1941 года орденом Красного Знамени.
В мае 1942 года Щербаков был назначен заместителем командующего артиллерии 2-й ударной армии. Это назначение оказалось в его судьбе роковым. Дело в том, что в этот момент командовал армией генерал-лейтенант Власов А.А. - тот самый Власов, чья фамилия стала символом предательства, трусости и эгоизма.
Историю окружения и уничтожения 2-й ударной армии достаточно подробно дал в художественном изложении В.Кожевников. Его книга называется – «В час дня, Ваше Превосходительство». Трагические события того времени ещё более полно раскрывают воспоминания маршала Мерецкова К.А. «На службе народу».
Справедливости ради следует сказать, что будущий предатель А.А.Власов отличился при защите Москвы в сорок первом году, и был повышен в звании. Об этом я впервые узнал от Михаила Алексеевича , тогда о таких вещах не писали. Власов был назначен командующим Второй ударной, когда она уже была надёжно окружена в Чудовских болотах.
Несмотря на попытки других армий Волховского фронта, спасти Вторую ударную не удавалось. До последнего дня руководил выводом людей и техники по удерживаемому с большим трудом трёхкилометровому перешейку полковник Щербаков. А в это время генерал Власов уже готовил свою первую речь для фашистов. В последних числах июня сорок второго года коридор, соединяющий окруженных с войсками фронта, захлопнулся. Остатки армии были обречены. По данным маршала Мерецкова из окружения удалось вывести 16 тысяч бойцов, около шести тысяч погибли.
Обнародование Министерством Обороны России секретных материалов в 2007 году, и возможности Интернета, позволили узнать ужасающие данные по объемам трагедии.
Ещё за месяц до случившегося разгрома в оперативных сводках штаба 2-й Ударной армии говорится о невозможности использования дорог из-за распутицы и блокирования их противником для пополнения войск продуктами, боеприпасами и горючим. Снабжение идёт с воздуха. Так, в ночь с 5 на 6 мая были сброшены грузы с 87 самолётов. Нормы питания уже тогда были сокращены. Из сводок следует, что немцы особой активности в мае не проявляют. Всё самое страшное началось примерно через месяц…
По данным обновленного штаба уже разбитой 2-й ударной армии в 12 папках безвозвратных боевых потерь под Мясным Бором и Новой Керестью Чудовского района числилось 13714 человек на 25 июня 1942 года
В соответствии со сведениями Главного Управления Начальника артиллерии Красной Армии от 11 ноября 1942 года среди потерь во 2-й Ударной армии пропали без вести или были убиты почти все артиллерийские начальники : два заместителя командующего артиллерии армии, командиры 18, 172, 442 и 839 артиллерийских полков Резерва Главного командования, начальники артиллерии 46, 92, 259, 327, 382 стрелковых дивизий, начальники артиллерии 22, 23, 25, 53, 57 и 59 стрелковых бригад. Это были офицеры высокого ранга – большей частью полковники и подполковники. Все потери датируются периодом с 16 июня до 1 июля 1942 года.
В списках безвозвратных потерь под Мясным Бором оказался и М.А.Щербаков. Осколком снаряда ему отсекло по локоть правую руку, и в беспомощном состоянии он был взят в плен.
Долгое время бытовало совершенно необоснованное мнение о том, что Вторая ударная состояла сплошь из предателей, и тех, кто в ней служил, называли власовцами. В этой армии служили достойные и мужественные патриоты. Среди бойцов этой армии был Всеволод Багрицкий, сын известного поэта Эдуарда Багрицкого. Корреспондентом фронтовой газеты здесь работал М.М.Залилов - знаменитый татарский поэт Муса Джалиль, ставший образцом стойкости духа. Таких людей во Второй ударной было несоизмеримо больше, чем предателей. Слишком тяжелыми оказались испытания, выпавшие на долю этих людей. Многие из попавших в плен просто не могли проползти последний километр пути, потому что у них не было физических сил...
Немногословный, внешне суровый, но удивительно добрый и отзывчивый человек, Михаил Алексеевич пользовался большим уважением у узников. Без громких слов, горячности и суеты он умел всегда найти единственно правильное решение в самые горькие минуты отчаяния. Об этом я узнал из писем тех, кто был рядом с ним в концлагерях. Мало кто знал, что за внешним спокойствием этого человека скрывалось глубокое горе - в блокадном Ленинграде оставалась его жена, незадолго до пленения он узнал о гибели на фронте сына.
Михаил Алексеевич был одним из тех, кто организовывал группы Сопротивления в лагерях. Он прошел Ченстохов, Маутхаузен, Хаммельбург, Кальварию, Саарбрюкен и другие концентрационные лагеря. Его неоднократно забирало и пытало гестапо. Он остался жив, несмотря ни на что.
В 1968 году Михаил Алексеевич написал письмо товарищу по плену Дмитрию Абрамовичу Боровкову. В этом письме он весь – сильный и несгибаемый человек.
< Здравствуйте, Дмитрий Абрамович!
Наконец-то я выполнил своё обещание – выслал бандероль со своим “творчеством”. Мои рисунки, может быть, и не вызовут восхищение, но это память о тяжелых и жестоких днях, которые были прожиты нами вместе. Рисунки сделаны от всей души и от чистого сердца.
Сейчас сижу и пишу Вам письмо, а на улице солнышко светит и греет по весеннему. Почему-то вспомнился Ченстохов, когда мы, горемыки, как тараканы из угарной избы выползали из своего “дворца” – из грязи, вони, сырости, от тысяч блох и вшей на солнышко и свежий воздух. Мне кажется, да и всем нам казалось, что мы оживаем от этого весеннего солнца, этого прекрасного воздуха и снова начинаем жить и мыслить по доброму, по хорошему. Хочется снова бороться, оказывать сопротивление, плевать на наших врагов, искать новые способы для причинения им беспокойства, заставлять их бояться этих оборванных, голодных, безногих и безруких русских пленных.
Да, много хлопот доставляли мы фрицам, в какой бы лагерь ни старались они нас упрятать: в Хамvельбург, Саарбрюкен, Везуве. С какой радостью фрицы выпроваживали нас из Ченстохова, даже машины подали для безногих и хромых. И хотя был глубокий тыл, но и там мы продолжали войну без выстрелов, но с кровью и смертями, с побегами и проведением советских праздников.
Не знаю, по какой причине, но последние год-два я долго не могу заснуть, и перед глазами проходит вся моя жизнь. Трудная жизнь, начиная с детства и отрочества и, самостоятельная жизнь, полная тревог, лишений, забот и, особенно, ответственности не только за себя, но и за людей, которые тебе доверены. Наверно, подходит старость… >
Мне вспоминаются беседы с этим замечательным человеком. Щербаков рассказал интересную историю, которая с ним произошла в сорок первом году. За год до начала войны он получил форменное обмундирование и кожу на пошив хромовых сапог. Сапоги у него были, и он шутя сказал своей жене, что новую пару обуви оденет, когда начнется война. Сапожник ошибся на один день и принёс сапоги 21 июня 1941 года.
В 1976 году Михаила Алексеевича не стало. Остались его акварели.