Дон Диего де Моралес лос Ремедиос был родом из Толедо, но предпочел жить в небольшом городке в горах Сьерра-де-Гуара.
Там он писал свои стихи и песни.
Как поэт он не был знаменит в Испании, но происходил из известного и богатого рода, что позволяло ему заниматься своим любимым ремеслом, не заботясь ни о чем другом.
Его волновало лишь одно: как слушатели и читатели воспринимают его стихи. Причем не все слушатели и читатели, а лишь одна их часть, состоявшая из лиц юного возраста женского пола.
Один раз в неделю в самом просторном кафе города, которое называлось «Refugio para trovadores», то есть, «Приют трубадуров», дон Диего читал свои сонеты и романсеро.
Ему подыгрывал на гитаре старый цыган Фелиппе, и стихи вызывали у публики глубокие чувства. На следующий день они появлялись в местной газете. Чувствительные барышни вырезали их и хранили в специальных шкатулках с портретом Диего де Моралеса, молодого и красивого.
И молясь перед сном, они часто, грешным делом, вместо слов молитвы повторяли его стихи:
«Мои губы запомнят навечно
Сладкий трепет твоей груди…»
Но сердце поэта было занято лишь одной особой, своенравной и прекрасной.
Ее звали донна Роса до Насименто Дельгадо, и она тоже была из старинного знатного рода, некогда близкого к королевскому двору.
Она никогда не приходила в кафе вовремя и всегда появлялась там именно в тот момент, когда дон Диего начинал читать свои стихи. Видимо, ей доставляло удовольствие то, что молодой поэт начинал сбиваться, стоило ему завидеть на пороге ее высокую фигуру в черной мантилье.
Правда, потом к нему приходило истинное вдохновение, он начинал импровизировать, и донна Роса неотрывно смотрела на его одухотворенное, прекрасное лицо и вытирала белоснежным платочком невидимые слезы
Уходила она, тоже не дожидаясь окончания его выступления. Просто вставала с места и шла к выходу, нестерпимо шурша своими многочисленными жесткими юбками...
Но однажды произошло чудо…
Дон Диего читал стихотворение, посвященное Ей…
Нет, он не упоминал в нем Её имени, просто оно называлось «Девушке в черной мантилье» и было криком его сердца, просьбой скинуть с себя этот чопорный черный наряд, под которым, он уверен, кроется добрая и светлая душа.
Когда он закончил читать этот пронзительный стих, раздалась буря аплодисментов, а донна Роса медленно поднялась с кресла, выдернула гребень из своей высокой прически и черная накидка вместе с вуалью упала на пол. Затем девушка подошла к поэту и поцеловала его руку.
Описать состояние дона Диего после этого её шага я не смогу, потому что это вообще невозможно: в лексиконе любого языка не найдется таких слов, чтобы передать состояние наивысшего счастья и блаженства небожителя.
Но реакция присутствовавших при этом вызывающем жесте, который вскоре стал достоянием всего города, была проста и понятна: все были возмущены и возненавидели донну Росу лютой ненавистью.
Такой поступок девушки был немыслим для благочестивых испанцев, и все ожидали, что после этого донна Роса не посмеет показаться не только в кафе, но и в городе.
Но каково же было всеобщее удивление, когда на следующем поэтическом вечере она появилась раньше всех, в легкомысленном наряде арагонской крестьянской девушки, а после окончания вечера подошла дону Диего и во всеуслышание пригласила его в поместье семьи Дельгадо, объявив, что все ее члены являются почитателями его таланта.
И все любители поэзии, находившиеся в кафе, а также многочисленные горожане, которые прогуливались в это время по главной улице, стали свидетелями знаменательного события в жизни города, когда дон Диего и донна Роса сели рядышком в роскошную коляску, поданную к приюту трубадуров, и она увезла их в неизвестность.
Впрочем, городские кумушки, для которых нет ничего неизвестного, сразу заявили, что девушка повезла дона Диего на смотрины и что очень скоро состоится их свадьба.
И, судя по всему, дело шло именно к этому.
Молодые люди встречались вместе так часто, что можно было подумать, что они не расстаются вообще. Они танцевали на всех балах, которые устраивались в их городке, вместе играли в теннис, ходили в театр и ездили верхом в горы.
И все обыватели оказались в глубоком шоке , когда в местной газете появилось сообщение о предстоящем бракосочетании грандессы донны Росы до Насименто Дельгадо и … полковника дона Алонсо до Кампос Гальего.
Этого полковника посетители кафе поэтов видели один лишь раз: однажды он подъехал к нему на огромном белом жеребце, но заходить туда не стал. Он даже не спешился, а просто сильно ударил своего коня стеком. Тот дико заржал и встал на дыбы. Все возмущенно обернулись к нему, а донна Роса вскочила со своего места и выбежала из кафе. Полковник, сойдя с лошади, учтиво подал ей руку и они удалились.
Тоже в неизвестность…
Которая разъяснилась, благодаря заметке в местной газете…
Бракосочетание прошло не слишком пышно, хотя и не без сюрпризов.
В назначенное время на соборную площадь с разных сторон въехали две кавалькады, справа – кавалерийский полк в полном составе, которым командовал идальго до Кампос Гальего, а слева – колонна автомобилей, которые были еще редкостью в этом городке. Впереди полка на своем огромном першероне гарцевал жених, грузный и усатый а в переднем автомобиле – беленьком изящном «Кадиллаке» - за рулем (!) восседала прекрасная невеста.
После венчания эти две кавалькады воссоединились и направились к «Гранд Отелю», где состоялся свадебный прием. Весь путь до него молодые проделали так же: он – верхом на коне, она – за рулем автомобиля. Только теперь они ехали рядом вдоль главной улицы, по обеим сторонам которой стояли толпы людей.
Среди них был и дон Диего. Но узнать теперь его было трудно: он похудел, осунулся, и его вечно живые глаза потеряли весь свой блеск и выразительность.
Он до сих пор не верил в то, что произошло, и поэтому его мучения были невыносимы. Он не мог понять, почему девушка, еще вчера державшая его руку в своей, когда они поднимались в горы, уже на следующий день сказала ему: «Завтра мы не сможем встретиться, я чувствую себя неважно», а еще через день в газете появилось это объявление в газете …
Когда он спросил об этом своего лучшего друга, тот тоже развел руками и сказал какую-то глупость: «Видимо, полковник был более настойчив в любви. К тому же, девушки очень любят сильных и красивых мужчин в военной форме».
А его добрая мама не стала утешать его. Она сказала ему очень жестокие слова: «Слава Богу, сын мой, что это испытание выпало тебе в юности. Теперь ты на всю жизнь запомнишь, что такое предательство. Уезжай подальше от этих мест, стань мужчиной и забудь обо всем, что с тобою случилось».
Дон Диего уехал в Аргентину. Там жил его дядя, дон Аугусто Алварес, который был очень мудрым человеком, потому что в молодости пережил такую же драму, как и дон Диего.
Он посмотрел на бледного, исхудавшего племянника и за ужином предложил ему отправиться на его ранчо в пампасах, где у него паслись табуны лошадей.
Дону Диего было все равно, где он будет жить теперь: в большом городе или в пустыне, и через три дня удобная коляска доставила его в бескрайнюю степь, посреди которой стоял покосившийся от ветров двухэтажный дом , окруженный загонами и конюшнями для лошадей.
- Тебя прислал дон Аугусто? – спросил его управляющий Эмилио, седой человек с кольцами в ушах. – Он хочет, чтобы ты стал гаучо?
- Не знаю, - ответил дон Диего.
- Понятно, - вдохнул Эмилио. – Ты уже третий, кого он присылает на ранчо, чтобы они стали гаучо. Он думает, что это спасет их от черной хандры, после которой приходит чахотка и смерть . А ты знаешь, что говорю я каждому из них? Я говорю: «А почему ты не застрелился, когда с тобой случилась эта беда? Или ты думаешь, что гаучо стать легче, чем застрелиться?»
- Я ничего не думаю, - сердито сказал дон Диего. – Дядя предложил мне пожить на ранчо, и я согласился, потому что мне безразлично, где жить. Вот письмо, которое он велел передать вам.
Эмилио взял конверт, достал из него лист мелко исписанной бумаги, но читать не стал:
- Хозяин думает, что мне больше нечего делать, как разбирать его закорючки. Занимай любую комнату наверху и отдыхай. Мария принесет тебе обед, как только приготовит его. А завтра будешь помогать мне управляться по хозяйству.
Утром дона Диего разбудил крик за окном, сопровождаемый щелканьем кнута:
- А ну, пошли в загон, тупицы! Вы собираетесь кормить своих недоносков или хотите, чтобы они сдохли от голода?
У длинного загона для жеребят стоял Эмилио и старался загнать туда кобылиц. Они и сами рвались туда всей душой, но в возникшей толкотне сломали ворота и теперь столпились перед ними, издавая тревожное ржание.
Заметив вышедшего из дома дона Диего, Эмилио бросил ему кнут и крикнул:
- А ну-ка, отгони их от ворот, а я уберу эти обломки!
Дон Педро размахнулся, выкинул вперед руку с кнутом и тут же почувствовал, что хлыст, сплетенный из тонк5их полосок кожи, больно ударил его по спине и обвился вокруг тела.
- Я забыл, что ты городской чистоплюй! – с досадой воскликнул управляющий. - Давай сюда кнут и лезь в загон расчищать проход. Да будь попроворней: не успеешь отскочить, сомнут тебя кобылицы. Они слышат, как проголодалась их ненасытная детвора.
Дон Диего нырнул под перекладину, опустился на колени и прямо из-под копыт беснующихся кобылиц выдернул изломанную створку ворот. Потом ему в нос ударил крепкий запах конского пота, замельтешило в глазах, и показалось, что он летит куда-то ввысь.
Через несколько секунд этот стремительный полет прервался, он упал на землю и потерял сознание.
Когда он пришел в себя, то обнаружил, что лежит на кровати в большой комнате со шторами на окнах, а рядом с ним сидит толстая кухарка Мария с флакончиком нашатыря в руках и плачет, сердито приговаривая:
- Куда ты его послал, старый дурак? Он, как я поняла, и кнута сроду в руках не держал и верхом не ездил. А, если ездил, то на объезженной лошадке в парке. Когда я была в Буэнос-Айресе, я видела таких молодых господ, которые катаются с дамами по дорожкам в сквере Лос Андес.
- А у меня не сто рук, чтобы одному здесь управляться! – закричал на нее Эмилио. – Загоны чинить надо, кормить кобылиц надо, три раза на дню к жеребятам их запускать. Раз хозяин прислал на ранчо этого парня, значит, он хочет, чтобы я сделал из него гаучо, а гаучо должен уметь делать все! Так что напои его хорошим кофе, собери сумку с едой и одеждой, и через час он поедет в пампу. Ты слышишь меня, чико [1] ? Скажешь старшему гаучо Хосе, чтобы прислал мне Леона и Эстебана. А ты побудешь вместо них при табуне, пока они не вернутся. Там делать особо нечего: будешь помогать пастухам присматривать за табуном и готовить им еду, потому что ты новичок.
Дон Диего был готов на всё: лишь бы поскорее избавиться от общества этого крикливого и властного старика.
Ровно через час он сидел на смирной и понурой лошадке у выезда из усадьбы, а Эмилио давал ему последние наставления:
- Будешь ехать всё время прямо, никуда не сворачивая. Дороги туда нет, поэтому держи все время на макушку той горы, что виднеется вдали. Она называется Гато Негро [2] , и у ее подножья пасутся наши табуны. К вечеру будешь на месте. Не забудь в пути накормить и напоить коня и поешь сам. Сделать это лучше всего у ручья Арройо Ленто в трех часах езды отсюда. Если не найдешь сразу лагеря гаучо, дождись темноты: они обычно жгут ночью большие костры, отгоняя пум. Пума – это наш самый страшный враг. Она выбирает в табуне крайнюю. лошадку, долго гоняет ее по степи, словно забавляясь, а потом отгрызает от нее кусок мяса и убегает с ним в свое логово.
Дон Диего слушал его совершенно спокойно, потому что всё происходящее с ним сейчас, воспринимал, как нечто нереальное, как приключение, которое придумали для него другие люди, не знающие о его трагедии.
Он сел на лошадку и поехал по степи, истекающей жарой, несмотря на то, что еще было утро. Он забыл об ориентире, о котором говорил ему Эмилио, но когда, спустя час , поднял голову, то увидел, что его лошадь уверенно держит курс именно на эту гору с очертаниями лежащей кошки. А еще часа через два они оказались у ручья. Вода в нем была почти неподвижной и грязной, но лошадь сразу стала жадно пить ее. Дон Диего выпил из большой фляги, притороченной к седлу, и прилег на сухую траву. Есть ему совсем не хотелось , зато лошадь подошла к сумке с овсом, обнюхала ее и вопросительно посмотрела на своего всадника: «Ты меня кормить собираешься? Я не хочу жевать эти сухие кустики вместо овса». Он не знал, что сумку надо привязать ей на шею, чтобы ее морда оказалась внутри, и высыпал овес прямо на землю, откуда она долго слизывала его длинным, влажным языком.
После короткого отдыха они вновь тронулись в путь, и тут случилось непредвиденное: даль покрылась серой дымкой, и гора, служившая им ориентиром исчезла в ней. И тогда дон Диего решил довериться чутью своей лошадки и бросил поводья, напряженно всматриваясь в бескрайнюю даль пампы. Но она была безнадежно пустынна.
Наступил вечер, когда его лошадь неожиданно остановилась и всхрапнула . Дон Диего огляделся и увидел, что они находятся на том самом месте у ручья, где делали свой предыдущий привал. Лошадь снова напилась воды и прикрыла глаза: она явно устала, сделав огромный круг по раскаленной степи, и хотела спать.
Быстро темнело. Дон Диего, вспомнив рассказ управляющего о коварных пумах, решил разжечь костер. Он прошелся вверх по течению ручья и нашел на его берегах немного хвороста и сухого сена. Он сгреб его в кучу и, достав из сумки спички, поджег. Несмотря на то, что в дороге он очень устал, спать ему не хотелось. Вспомнились вечера в его городе, прогулки по прохладным аллеям, шелест платьев и тихий смех. Но почему-то, вспомнив свое недавнее прошлое, такое спокойное и родное для него, он не испытал никакого сожаления о том, что потерял все это.
- Эй! – услышал он вдруг чей-то окрик. – Ты кто такой?
Дон Диего поднял голову и увидел на другой стороне ручья всадника на неоседланном скакуне с карабином в руке.
- Я еду из ранчо сеньора Алвареса! - прокричал он в ответ. – Мне надо найти его табун, который пасется у горы Гато-Негро.
Всадник громко рассмеялся:
- Считай, что ты его нашел! К утру будем там…
Они приехали в лагерь гаучо за час до рассвета. Проводник, кинул дону Диего туго свернутое одеяло и сказал:
- Завернись в эту штуку и ложись спать.
- Где ложиться? – спросил дон Диего, озираясь вокруг.
- А где хочешь, - засмеялся гаучо. – Пампа широкая…
Так для дона Диего началась новая жизнь. Совсем непохожая на ту, которой он жил до этого.
Теперь он вставал на рассвете и гнал на пастбище табун вместе с другими гаучо. Потом он готовил для всех завтрак, потому что был новичком. После завтрака он мыл и убирал посуду, затем ехал к табуну отлавливать жеребых кобылиц. Их помещали в специальный загон и, когда их собиралось там больше пяти десятков, гнали на ранчо. Опытные гаучо обучали дона Диего, как управляться при этом с лассо, но эта наука давалась ему с трудом, и он смог самостоятельно заарканить свою первую лошадь лишь к поздней осени, когда гаучо уже собирались отправиться на ранчо зимовать.
Но самым трудным испытанием для него стал день, когда он должен был приступить к объездке молодого мустанга.
Это случилось уже на второй год его пребывания в Аргентине, когда он, безвыездно проведя зиму на ранчо, вновь вернулся в пампу. К тому времени он уже немного возмужал и носил костюм гаучо: широкополую шляпу, платок вокруг шеи, пончо и штаны – кюлоты. На ногах у него были мягкие сапоги со шпорами, на бедрах – широкий пояс.
Но он знал, что носить костюм гаучо и быть настоящим гаучо – это разные вещи, и готовился к своему главному испытанию долго и тщательно.
И вот однажды он вошел в узкий загон, в конце которого, нервно прядя ушами и стуча копытами по ограде, стоял молодой жеребец, неделю назад выловленный в диком табуне.
- Спокойно, чико, спокойно, - сказал ему дон Диего, когда мустанг при его появлении встал на дыбы. И как только его передние ноги опустились на землю, молодой гаучо одним молниеносным движением схватил его за ноздри. Конь открыл рот, и дону Диего хватило секунды, чтобы вставить ему меж зубами мундштук уздечки. Жеребец вновь взвился в воздух, но уже с гаучо на своей спине.
Помощники дона Диего открыли ворота загона, и мустанг вырвался на просторы пампы с одной только надеждой: ускакать отсюда как можно дальше, сбросив с себя этого ненавистного человека.
И первому его желанию дон Диего не препятствовал: он отпустил поводья, сам наслаждаясь этим стремительным бегом, когда жаркий воздух пампасов становился прохладным ветром. Но он ждал, когда мустанг начнет осуществлять свою вторую задумку: свергнуть его на землю, доказав миру, что люди не могут повелевать гордым племенем мустангов.
И вот, наконец, конь нашел подходящее место для этого: каменистую площадку на вершине горы Гато-Негро. Он взлетел туда, как на крыльях, и стал брыкаться и вертеться на месте, вставать на дыбы и падать головой вниз. Этот поединок длился с полчаса, и когда мустанг понял, что человек на его спине сильнее его, он снова отчаянно помчался по степи. Но бег его становился все тише и тише, желтая пена заклубилась на губах, и вскоре он остановился и медленно опустился на передние колени.
Дон Диего вытер пот с лица и огляделся. Это место было ему хорошо знакомо: совсем рядом протекал ручей, у которого он, заблудившись, хотел заночевать.
Он спешился, намочил шейный платок и смыл пену с морды и крупа коня.. Тот устало и безнадежно взглянул на него, встал на ноги и шагнул к ручью, но дон Диего придержал его за узду:
- Нет, чико, пить тебе еще рано. Подожди немного, остынь …
В лагерь они вошли, как равные: спешенный гаучо и конь без узды, рядом …
Прошло десять лет.
Однажды жители испанского городка, что расположен в горах Сьерра-де-Гуара, увидели интересное зрелище: по главной улице ехал всадник в широкополой шляпе, пончо и сапогах со шпорами. Такого наряда никто из них никогда не видел, потому что все они были ужасными домоседами.
Доехав до кафе под названием «Refugio para trovadores», всадник спешился и занял столик у входа. В это время какой-то молодой поэт, совсем еще мальчик, читал с эстрады свои стихи:
«Я хочу, чтобы в сердце твоем,
Сладкой болью мой стих отозвался…»
Когда он закончил, раздались бурные аплодисменты и крики «Браво!». Только одна дама, сидящая за столиком в углу, не хлопала и не кричала. Онa была одета в черную мантилью и пила абсент.
Она не узнала его …
А он ее узнал. Просто узнал … Как узнают людей, которые когда-то были для тебя только знакомыми …
Он взял со стола карандаш и листочек бумаги, которые были обязательными атрибутами этого кафе и что-то быстро написал. Потом встал, прошел к эстраде и положил листочек на стол, за которым сидел распорядитель вечера поэтов. Никто не заметил, как он вышел, вскочил на свою лошадь и скрылся.
А ведущий развернул бумажку, прочел про себя написанное на ней и закричал:
- Друзья, вы только послушайте! Очень интересное, но непонятное двустишие. Оно называется «Подражание молодому поэту»:
«Я хочу, чтобы сердце твое
Никогда не узнало былого … »
И подпись: «Диего Моралес»! Этот тот самый Диего Моралес, чей портрет висит у нас на сцене!
Женщина в черной мантилье встала из-за стола и тяжелой походкой пошла к выходу.
Дон Диего до Моралес лос Ремедиос умер в Аргентине в возрасте девяноста лет. Его называли там Великим Гаучо.
О том, что он был Поэтом, никто в этой стране не знал.
[1] Мальчик (исп)
[2] Черная Кошка (исп)