В рабочем посёлке на окраине города дядю Ваню знали и уважали все. Взрослые и дети так и звали дядей Ваней. И только домовитая, но ворчливая Антонина, обращалась к своему супругу не иначе как старый хрыч.
- Зашей тапку, старый хрыч. Или: - Снеси, старый хрыч, бутылки в магазин.
Тенистый дворик приютил три неказистых домика, жилища работников консервного завода. Каждый - на две квартирки с отдельным крыльцом и двумя комнатушками. В одной из них и проживал дядя Ваня с супругой. Дети выросли и отделились, но регулярно навещали и подбрасывали внуков.
На пенсии золотым рукам дяди Вани тоже нашлось дело. В сарайчике оборудовал мастерскую и почти весь день копался с чем-нибудь. Тому набойки поставит, тому кастрюлю запаяет или будильник починит. Расплачивались, как водится, выпивкой. Дядя Ваня не отпускал без чарочки и приятного разговора. Если гость сразу собирался уходить, хозяин напоминал старый анекдот и спрашивал:
- А поговорить?
Заканчивалось всё песней. Заслышав привычное «И так приятно возвращаться под крышу дома своего», вперёд выдвигалась «тяжёлая артиллерия». Это Антонина, накинув на плечи цветастый платок, спешила на голоса. Из-за угла сначала выплывала грудь, а за ней и вся Тоня. Она хватала тщедушного супруга в охапку и тащила домой, причитая на весь двор:
- Опять залил глаза, старый хрыч! Смерти моей хочешь?
Было у дяди Вани несколько пунктиков. Каждое утро он проверял зрение. Подойдёт к окну и вдевает нитку в иголку. Выйдет с первого раза, крякнет и скажет, довольный:
- Ещё могём! – а проходя мимо супруги, ущипнёт за пышный зад.
Любил также дядя Ваня переделывать слова на свой лад. На бигуди говорил «бидюги». Этажерку окрестил «эжатеркой». В общем, с ним не было скучно.
Были у дяди Вани два внука: старшему – 15, младшему – 13. Дочка воспитывала их без мужа (тот сбежал в погоне за лёгкой жизнью). Когда мальчишки приезжали, дед развивал особую деятельность.
- Сколько можно лопать! – ворчал на дочку, пичкающую пацанов. - Мужик не должен быть толстым. А они у тебя вон какие толстощёкие. В армии над ними потешаться станут. Я, как служил на Даманском… - и начинались воспоминания.
Придумал дядя Ваня внукам разминку по утрам.
- Сашка! Аркашка! – будил их дед спозаранку. – Вот вам по коробку спичек. Высыпаем на пол. По моей команде начинаете собирать по одной и класть в свой коробок. Только колени не сгибать.
Затем обливал водой из ведра. Мальчишки орали во весь голос и бежали в дом одеваться. В отместку прятали дедовы очки и подсмеивались, наблюдая тщетные поиски.
Существовало ещё одно непреложное правило. В день пенсии дядя Ваня надевал парадный костюм и торопился на почту. Вдогонку неслось напутствие:
- Гляди, старый хрыч, не валяй дурака! Сразу домой!
Дядя Ваня заносил деньги, вручал хозяйке, а потом шёл в свою «резиденцию», выносил на улицу магнитофон и врубал на всю громкость любимую. Мягкий голос Антонова пел:
- Мы все спешим за чудесами, но нет чудесней ничего, чем та земля под небесами, где крыша дома твоего….
Соседи дяди Вани были людьми беспокойными. Странный союз
глуховатого со слеповатой, что не мешало завести троих ребятишек, не отличавшихся аккуратностью и хорошими манерами. Глава семейства, слесарь Петька, как говорится, закрывал на всё глаза, а его супруга Тамарка не прислушивалась к пересудам соседок. Петька часто напивался, гонял супругу и орал: «Убью, зараза!» Но хитрая Тамарка знала, где укрыться. Она бежала к Корнею Ивановичу, сын которого, Максим, был участковым. Ясно, Петька-буян не сунется к стражу порядка.
В тот день, как назло, лампочка в кухне перегорела, и Тамарка варила борщ в потёмках. Сняла крышку да положила её, не перевернув, прямо на обмылок, валявшийся поблизости. Запустив в кастрюлю капусту, накрыла крышкой с прилипшим обмылком.
Вечером Петька вернулся домой голодный и злой.
- Тамарка, жрать давай! – крикнул ещё с порога.
Нащупав в тарелке кусок мяса, понёс полную ложку в рот и …
- Чёртова холера! Чтоб тебя! – он выплюнул кусочек мыла, ставший уже меньше раза в два. И пошло-поехало…
На этот раз отбивать у Петьки его нерадивую хозяйку прибежал дядя Ваня.
- Тебе хорошо! У твоей Антонины всё в руках спорится! А моя!.. – досадовал Петька.
Они сидели в мастерской, куда дядя Ваня увёл соседа подальше от греха.
- Дай пять грамм, не то взорвусь, - попросил Петька. – Что за баба! Руки не оттуда выросли. Думал, кусок мяса, а она в борщ мыло киданула. - и, покачав головой, вдруг предложил: - Махнёмся жёнами, дядя Ваня!
-Тогда быть тебе хрычом вместо меня, - рассмеялся тот.
- Давно хотел спросить, за что она тебя так величает?
- За дело, Петя, за дело. Изменил ей разок. Чёрт попутал. А добрые люди доложили. В ней бабья обида и заговорила. А история для нас, мужиков, скажу тебе, вышла поучительная. Жили мы с Тоней поначалу душа в душу. Понимала меня с полуслова, не зудела, как другие бабы, - дядя Ваня говорил громко, помня, что сосед туговат на ухо.
- Чего ещё надо, - с пониманием сказал Петька.
- Друзей моих привечала, на стол собирала. Выпивший приду, разденет и уложит. А собой хороша! Статная да стройная. Тяжёлые косы с высокой груди спускались ниже пояса. В глазах озорные чёртики. Завидовали мужики моему счастью.
- Как не позавидовать! – поддакнул Петька. – Где такую откопал?
- Не поверишь, на картошке, - воспоминания грели душу дяди Вани. – В те годы студентов на картошку гоняли. Наш техникум с ихним соревновался. В первую неделю мы их обставили, во вторую – они нас. Я Тоне вымпел передал и руку пожал. С того всё и началось. Как молнией стукнуло.
- Надо же! А дальше, - не терпелось слушателю.
- Стали встречаться. Техникум закончил, и тут же повестка из военкомата. Спрашиваю: «Ждать будешь?» «Буду», - обещает. И ждала. А служить пришлось на границе с Китаем. Про остров Даманский слыхал? Вот в той заварухе в 69-м пришлось побывать. Пулю схлопотал, лёгкое задела. Комиссовали.
- Я и не знал, что ты такой герой!
- Не герой, но боец. И друг мой, казах Уржан Нургалиев , тоже боец настоящий. Жаль, связь потерял с ним. А хотелось бы встретиться, есть что вспомнить.
- А что Антонина?
- Поженились. Дети пошли, выросли, свои гнёзда вить стали. И тут меня чёрт попутал. В фруктоварочном цеху работала сортировщицей Полина. Помнишь такую?
- Так она ж старая!
- Это теперь, а лет пятнадцать-двадцать назад ещё та красавица была. Да откуда тебе и помнить, ты тогда, небось, в пэтэушниках ходил. Вот я с Полиной и спалился. В цеху праздновали Первое мая. Выпил знатно. Она ко мне и подъехала. Такого в ухо нашептала! Хотел бы посмотреть на того, кто отказался бы. Потащила к себе. Ну и согрешил.
- С кем не бывает, - многозначительно сказал Петька.
- Тонька моя, как узнала, полгода к себе не подпускала. А тут Сашка, внучок родился, она и отошла. Вроде простила, только хрычом называть стала. Да, чтоб побольнее, старым.
- Ты с какого года, дядя Ваня?
- С 50-го. На два года старше её.
- Выходит, 65 тебе?
- На днях стукнет.
- Не старый ещё, поживёшь, - похлопал его по плечу Петька. – Мне вот сорок с хвостиком, а болячек целый букет.
- Давай, Петюня, ещё по пять грамм и закругляемся. Вот закуси огурчиком. Поспели уже.
За двориком соседи раскопали огородики, чтоб иметь свою зелень да за каждой травинкой не бегать на базар. Тоня первые огурчики, как водится, пускала на продажу.
- Ах, поспели уже у тебя! – на пороге вдруг выросла фигура Антонины. – Я тебе задам «поспели»! Для вас, пьянчуг, рОстила? На базар что понесу? Портрет твой, старый хрыч?
Петька деликатно удалился, предоставив соседу самому разбираться с грозной супругой. Пупырчатые огурчики тут же были конфискованы.
- Злая ты, Тоня, стала. Въедливая. Людей не любишь.
- А чё мне любить-то их!
- И меня не любишь, - схитрил дядя Ваня.
- Пусть тебя Полька любит!
- Э-эх! Вспомнила! Сколько годков минуло! Полина уже сама бабка, - занервничал супруг.
- А я и не забывала! - припечатала Тоня.
Она прихватила огурцы и пошла через двор в дом. Дядя Ваня провожал её долгим взглядом. «Вот ведь как оно устроено в жизни, - рассуждал, плетя корзину. – Пока спишь с бабой, она с тобой ласкова. Всё в дому постелью держится». Он чертыхнулся про себя и стал подметать пол, бормоча под нос:
- Ты хитра, и я не лыком шит. Нагряну на твою плантацию ночью. Огурчики припрячу в бак со стружкой. Фиг найдёшь!
Ночь выдалась на славу. Луна-купчиха по-хозяйски легла ровным светом на уснувший городок и снисходительно поглядывала свысока. Ветерок лениво ерошил волосы дяди Вани, забирался за ворот, запуская мурашки по всему телу.
Грядки с огурцами находились в дальнем конце участка у невысокой изгороди, отделявшей владения работников «Консервы» (так все называли завод) от переулка, в который упиралась ограда завода.
Стараясь не сломать подвязанные кусты помидоров, наш заговорщик продвигался вперёд. «Хорошо, что в сапогах», - подумалось ему. Ноги вязли в мокрой после вечернего полива земле, оставляя глубокие ямки-следы. Дядя Ваня уже нарвал с десяток огурчиков и собирался возвращаться, когда услышал приглушённые голоса. В ту же минуту кто-то перебросил через заводскую ограду мешок. Тот глухо ухнул об землю. Воры ловко перемахнули через забор, подхватили добычу и побежали по переулку.
- Сахар, - догадался дядя Ваня. – Вот заразы! Надо сказать Максиму. Это по его части. Каждую ночь по мешку – весь завод в расход пустить можно.
- Слышь, старый, - сказала за чаем Антонина, - кто-то ночью топтался у нас в огороде. Если бомжи повадились, обнесут весь урожай. Ты б Максиму сказал, пусть шуганёт их хорошенько. Всё ж участковый.
- И не бомжи это вовсе. Те через плетень бы лезли, а следы от дома идут, - обстоятельно разъяснял дядя Ваня.
- А ты почём знаешь? – насторожилась супруга.
Дядя Ваня сообразил, что дал маху, но тут же нашёлся.
- Так я уж вставал, на двор выходил, потом снова прилёг. А к Максиму схожу. Пусть порядок наводит, нечего на чужое зариться, - бурчал он. – Одно дело – огурцы, другое …
- Чё-чё? Я не поняла, - но дядя Ваня был таков.
- Корней! Сынок дома? – дядя Ваня стоял у порога и кричал в открытую дверь. На крыльцо вышел приземистый лысоватый Корней.
- Чего орёшь? Заходи. Дело какое или так, поболтать?
- Дело, можно сказать, государственной важности! – дядя Ваня для убедительности поднял вверх указательный палец.
Обстоятельно расспросив его, Максим сказал:
- Разберёмся. Теперь это моя забота, так что ты, дядя Ваня, свой нос не суёшь и мне не мешаешь. Договорились?
- Нет, не договорились. Я в засаде сидеть буду и, чуть что, тебе помогу.
- Глянь, батя, помощник выискался. Тут всё обмозговать надо. Последить.
- Чего с ними цацкаться! Брать и всё! - горячился дядя Ваня. – Дождёшься, пока ползавода растащат.
- Хорошо бы узнать, куда и к кому потащат. Может, это только исполнители, а заказчика упустить можно. И потом, опасно для тебя, дядя Ваня.
- Нашёл чем стращать! Да я на Даманском в таких переделках побывал! Я боец!
- Боец-боец, - поддакнул Корней, чтоб успокоить расходившегося соседа.
- Меня пуля не взяла, а ты говоришь «опасно».
- Ну, поглядим, поглядим, - дипломатично сказал Максим.
Присутствующий при разговоре Корней, отец Максима, держал нейтралитет, но про себя решил тоже принять участие в предстоящей операции.
Две ночи дядя Ваня караулил злоумышленников в огороде, но те не появлялись.
- Ничего. Подождём. Я упрямый, - успокаивал он себя и не догадывался, что неподалёку, в соседнем огороде, партизанит и Корней Иванович.
Между тем, Максим доложил о происшествии начальству и получил чёткие указания.
Супруги завтракали молча. Антонина сидела, поджав губы, подперев голову рукой.
- Чего не ешь? Сама ж наготовила.
- Ты что, за старое взялся? – решилась спросить она. – К Польке бегаешь?
Дядя Ваня поперхнулся чаем.
- Рехнулась на старости? – покрутил он у виска.
- А где вторую ночь пропадаешь?
Он не успел ответить, кто-то постучал, и голос за дверью спросил:
- Иван Гордеевич здесь проживает?
Хозяин пошёл открывать. На пороге стоял пожилой мужчина. Лицо желтоватого цвета, узкие в морщинках глаза, широкий нос, под которым чернели чуть подёрнутые серебром усы. Гость широко улыбнулся.
- Уржан! Дружище! Ты ли это? – захлебнулся радостью дядя Ваня.
- Я, Ваня, я, - сказал не менее взволнованный гость.
Оба плакали, потрясённые встречей. Антонина принялась выставлять на стол угощение. Потекли воспоминания о пережитом.
Рассказ Уржана получился скупым, уж немногословным был он. После армии – техникум, бригадирство на конезаводе. Женился, вырастил двух дочерей и сына. Именно сын и помог отыскать Ивана, вместе приехали, остановились в гостинице.
- Тимуру дело одно завершить надо, а я сразу к тебе, - закончил рассказ Уржан. – Завтра с ним вместе придём. Очень хотел с тобой познакомиться. Если память не изменяет, у тебя как раз день рождения?
- Неужели помнишь?
- Помню, Ваня. Спешил к твоему празднику. А ты как?
- На родном заводе более сорока лет автослесарем. Чужие машины чинил, а на свою не заработал. Так чем Тимур занимается?
- Бизнесом, как теперь говорят. Хороший парень, только никак не женится. Нас с матерью к себе в город забрал.
- Может, поэтому не нашёл тебя.
И друзья переключились снова на воспоминания. День пролетел незаметно. Было уже поздно, когда гость засобирался.
- Тимур беспокоится, звонил два раза. Пора, - Уржан вышел из-за стола.
- Никуда тебя не отпущу. У нас заночуешь. Звони Тимуру, - настаивал дядя Ваня. К нему подключилась и Антонина.
- Ладно. Остаюсь, - сдался Уржан. – Выйдем, перекурим, заодно позвоню.
- Давно не курю. Бросил из-за лёгких.
- Прости, друг, не подумал, - заволновался казах. – Жизнью тебе обязан. Век не забуду! Если б тогда не закрыл меня собой…
Вдруг дядя Ваня посмотрел на часы и хлопнул себя по лбу.
- Вот старый дурень! Совсем вылетело из головы! Пора в засаду! А тебе сейчас постелем.
- Давай, выкладывай, что за ночные дела! – потребовал Уржан, и дядя Ваня рассказал о ворах, которых уж которую ночь выслеживал.
- Я с тобой, - откликнулся друг. – Как иначе? Плечом к плечу, как тогда, в шестьдесят девятом.
Они обнялись и стали обсуждать предстоящую операцию.
- Только Антонине ни-ни! Скажем, что заночуем у меня в сарайчике.
В мастерской стоял старый диван, дядя Ваня спал на нём, когда гостили внуки. Хозяин уступил место гостю, себе поставил раскладушку. Погасили свет и легли, не раздеваясь.
- Скоро нагрянет контроль, - предупредил Иван Гордеич. – Переждём и двинем.
И точно. Через полчаса к ним заглянула Антонина, посветила фонариком, убедилась, что все на месте, шёпотом спросила:
- Уже спите, мужики? – и удалилась.
Из осторожности они полежали ещё минут пятнадцать и выскользнули во двор.
Луна пошла уже на ущерб, но света её было достаточно, чтобы разглядеть две фигуры, двигавшиеся по огороду к изгороди. Корней сразу их приметил, стоя в подсолнухах на своей половине.
- Ишь, Ванька и гостя прихватил, - сообразил он.
О том, что дядю Ваню разыскал армейский друг, знал уже весь двор. А всё благодаря Антонине, забежавшей к соседке якобы за лавровым листом. «Назревает серьёзное дело», - понял Корней по сборам сына и теперь был весь в ожидании. Ждали и те двое.
Наконец Корней услышал шаги, кто-то приближался, шёл торопливо. Человек остановился и тихонько свистнул. Тут же к его ногам свалились два мешка, и напарник спрыгнул на землю. Мужики с трудом забросили поклажу на спины и направились к перекрёстку. Корней увидел, как Иван с гостем полезли через изгородь.
- Куда без меня! – тихо проворчал он и заторопился следом.
Он так и ахнул, когда ворюги остановились у приметного особняка Глушкова, начальника консервного цеха. Домина влетела тому в копеечку и дразнила воображение простых работяг, ютившихся в тесных квартирках. У распахнутых ворот стояла «Газель» с потушенными фарами. Мужики закинули мешки в салон и пошли за водителем к подвалу.
- Зайдём с тыльной стороны, там есть калитка. Если что – через забор, - шепнул Иван другу.
Корней прошмыгнул в ворота и засел в кустах, росших у крыльца. Отсюда хорошо просматривался вход в подвал и люди, таскавшие мешки на улицу. Погрузкой руководил сам Глушков.
- Через пять минут всё закончить. Работнички! – недовольно сказал хозяин и зашёл в дом.
Из подвала пробивался свет, и Корнею показалось, что он узнал «работничков».
- Братья Дубинины. Грузчики из цеха Глушкова!
Ещё одна ходка к «Газели». Мужики в очередной раз отправились за поклажей. Вдруг две тени метнулись вперёд и замерли в ожидании. В дверном проёме появился верзила с мешком на спине. Поджидавшие сбили его с ног. Один придавил противника мешком и стал вязать руки, другой захлопнул дверь в подвал и пытался подпереть лопатой. Заслышав возню, водитель, прихватив гаечный ключ, кинулся на подмогу грузчикам. Корней увидел, как он ударил Ивана по голове, тот вскрикнул и повалился на землю. Тогда старик бросился со двора с криками:
- Убили! Убили!
В воротах Корней столкнулся с Максимом.
- Батя! Ты что здесь забыл! – бросил сын на ходу.
За ним бежали оперативники. Один из них заорал на Корнея:
- Дед! Не путался бы ты под ногами! Принесла вас нелёгкая!
Хватаясь за сердце, старик бежал по переулку. В окно соседей стучал так, что чуть не разбил. Наконец его открыли.
- Чего стучишь? – высунулась заспанная Антонина.
- Тонька! Ивана убили! Убили! Убили! – как заводной, твердил Корней одно и то же.
- Спятил спьяну! – отмахнулась женщина.
- Да я сейчас оттуда. Во дворе Глушкова лежит твой Ванька. Совсем убитый. Бандитов стерёг с дружком-казахом. Ну и…
Сон мигом слетел с Антонины. Как была, в ночной сорочке, с распущенной косой, бедная женщина выскочила на улицу. Бежала, спотыкалась, колыхались полные груди, волосы растрепались и лезли в глаза. Она ничего не видела перед собой. Рвались мысли: «Быстрей! Быстрей! Может, ещё не поздно! Почему он? Пусть бы я!» Из самого сердца выплеснулись давно забытые слова, слова любви:
- Ванечка! Дружочек! Любимый! Хороший мой! Да как же без тебя, Ванечка! Люди добрые, что ж это делается на свете!
Корней еле поспевал за ней.
Во дворе толпились люди. Антонина растолкала всех и с разбегу налетела на Ивана Гордеича. Размахивая руками, он в подробностях излагал ночные события. Лицо женщины заиграло гримасами. Мелькнула неподдельная радость, перешедшая в недоумение, затем уступившая место незаслуженной обиде. Обессилев, она опустилась на траву и заплакала.
- Живо-ой, старый хрыч. Живо-ой…
В сторонке врач накладывал повязку на голову Уржана.
- Всё-таки советую поехать в больницу.
- Пустяки. Сами сказали, рана неглубокая, - отговаривался раненый.
Корней предусмотрительно прятался за чужие спины.
- Куда, старый сплетник! – подхватилась Антонина и пустилась за незадачливым соседом. Иван, улыбаясь, смотрел вслед.
Задержанных повезли в отделение. Дядя Ваня обнял Уржана и подмигнул.
- Что, брат, могём ещё?
Они вернулись и легли. Каждый прокручивал про себя ночное происшествие.
Антонина лежала с открытыми глазами, сон никак не шёл. Не давал покоя взгляд Ивана, тёплый, нежный, глубокий взгляд из далёкой молодости.
Скрипнули половицы в коридоре. Крадущиеся шаги. Она вспыхнула, часто задышала, откинула одеяло. Голова пошла кругом. Иван обнял её и прижался к жаркому телу жены.
Антонина накрывала на стол. Несмотря на страшную ночь, хозяйка встала рано и к обеду наготовила разных вкусностей. Ждали гостей. К полудню собралась вся семья. Подкатил на такси сын Виктор с женой и дочкой. Приехала дочь Ирина с мальчишками. Расставшись с непутёвым мужем, молодая женщина не опустила рук, нашла работу и сама поднимала сыновей.
- Классно выглядишь, Ирка! – отпустил комплимент Виктор.
- Стараюсь, братик. Пойду, помогу маме.
Иван Гордеич надел свой парадный костюм. Именинник сиял, как начищенный самовар. Он украдкой поглядывал на супругу, бегавшую между кухней и комнатой с блуждающей счастливой улыбкой на лице. Позвонил Тимур, и Уржан вышел встретить сына.
- Про хлеб-то я забыла! – всплеснула руками хозяйка.
- Я схожу, - вызвалась Ирина.
Она вышла из магазина и увидела чёрный «Джип», украшенный разноцветными шариками. Стоявший рядом водитель обратился к ней:
- Не подскажете, как попасть по этому адресу? – он протянул листок.
Ирина прочитала и улыбнулась.
- Могу показать. Здесь недалеко.
Незнакомец распахнул дверцу и пригласил:
- Прошу!
Украдкой он рассматривал пассажирку. Таких распахнутых, пронзительно синих глаз не встречал. Что и говорить, она сразу приглянулась ему, оставалось только удержать, не упустить. Но как?
- Вам сюда, - хитро прищурилась Ирина.
- Давайте хоть познакомимся, - мужчина смотрел с надеждой.
- А я знаю, Вы Тимур, - и, насладившись его удивлением, добавила: - Я Ирина. Дочь Ивана Гордеича. Спасибо, что подвезли.
Они рассмеялись. У крыльца встречали Иван Гордеич и Уржан.
- Тимур, вот он, мой дорогой друг Ваня.
Тимур шагнул навстречу.
- Здравствуйте, Иван Гордеевич! – они обнялись. – Спасибо за отца. Много о Вас наслышан. С днём рождения! Принимайте подарок! – он положил в ладонь именинника ключи. – Стальной конь ваш.
- Да как же… да я же… - растерялся Иван Гордеич.
- Бери, Ваня! – подал голос вездесущий Корней, но, увидав высунувшуюся в окно Антонину, спохватился: - Тонечка, не сердись! Обознался! Каюсь!
- Ладно тебе, - махнула рукой хозяйка. – Прошу к столу, гости дорогие!
- Вы идите, мы сейчас. Я покажу Тимуру свою яблоньку, - сказала Ирина.
Уржан положил руку на плечо Ивана.
- Здаётся мне, Ваня, скоро породнимся. Видал? За руки держатся.
- Я только «за», - улыбнулся Иван Гордеич. – Им решать. А нам жить да радоваться.