Сейчас всё больше говорят о том, что Земля - живая, и что она разными способами пытается избавиться от надоевшего человечества.
Десять лет назад я уже спрогнозировал, КАК это будет...
Мы раньше знали, что безграничный эгоизм аморален.
Теперь мы знаем, что он убыточен.
Франклин Рузвельт
В кабинет Дорохова заглянула его миловидная секретарша.
- Константин Борисович, из охраны на первом этаже сообщили, что к вам уже поднимается ваш плановый посетитель, – сказала она не менее очаровательным голосом. - Мне от вас будут какие-нибудь пожелания относительно нашего гостеприимства? Ананасы в шампанском?.. Омары с бананами?.. Осетрина с хреном?.. – она хитро прищурилась.
- Да, Ксюша, сделайте, пожалуйста, ваш великолепный фирменный кофе на двоих минут через десять, – попросил Дорохов. - Порадуем гостя и в какой-то степени - мою родственную душу. А там, может, и до омаров дело дойдёт, если у нас получится хорошая компания…
- Будет сделано. Потом расскажете мне о своём новом родственнике… - Ксения исчезла.
Дорохов убрал со стола все лишние предметы, способные хотя бы косвенно помешать предстоящему общению под кофе, и думая о странном сегодняшнем посетителе, который накануне по телефону буквально навязал маститому министру России свои условия теперешней встречи, слегка даже нарушив, тем самым, его привычный и размеренный рабочий график. Всё это было сделано так неожиданно и напористо, что Дорохов от изумления не устоял. Ему вдруг очень захотелось посмотреть на того, кто почти без труда преодолел его собственное упорство.
В дверь интеллигентно, по постсоветски, от чего Дорохов уже начал отвыкать, робко постучались, и необычный гость так же неуверенно вошёл, точно протиснулся в кабинет из какого-то иного мира.
- Здравствуйте! – сказал он и направился к столу, за которым сидел Дорохов. На госте был неплохой импортный костюм с иголочки, который он, казалось, надел впервые в своей жизни. Руки его были странно свободны, хотя Дорохов ждал, что тот принесёт ему объёмистую кипу всевозможных документов.
Гость так сел на стул, точно совершил на него мягкую посадку после длительного полёта в космосе...
- Позвольте начать наш разговор мне, как хозяину дома, - сказал Дорохов с улыбкой. – Когда вы вчера позвонили мне, фактически навязав дату и время нашей встречи, я был настолько удивлён этим наскоком, что по инерции пошёл у вас фактически на поводу, перенеся некоторые свои обязательные дела. Кроме того, я дал соответствующим службам задание собрать для меня хотя бы ознакомительную информацию о вас.
Дорохов сделал многозначительную паузу, которая, однако, не произвела на гостя ни малейшего впечатления.
- Оказалось, что мы с вами однокашники, уважаемый Сергей Михайлович Полищук. Более того, мы даже учились одновременно, вот только когда вас зачислили на первый курс геологического института, я там обретался уже на четвёртом. Очень может быть, что мы с вами даже встречались, и далеко не раз на необъятных просторах нашей тогдашней Альма-Матер…
Гость коротко кивнул.
- Я знаю, Константин Борисович. После того как вы три года назад были назначены теперешним министром, в прессе публиковали беглую информацию о вас и вашу биографию. Именно поэтому я сейчас и пришёл конкретно к вам, надеясь на быстрое и лёгкое взаимопонимание.
- Так с чем же таким, особо для меня интересным, вы ко мне пришли? Вы сказали по телефону, что всё это напрямую связано с земными недрами и государственной безопасностью. Первое касается меня непосредственно, а вот со вторым вы как бы не по адресу…
- Да, государственной, и даже более того… - не совсем ясно ответил Полищук. – И второе тесно контактирует с первым. У нас мало времени, поэтому постараюсь быть предельно кратким…
На лице Дорохова появилось и сразу исчезло удивление от столь загадочного предисловия, поскольку заранее не обговаривалось время их общения. Он приготовился слушать.
- После окончания НАШЕГО института я достаточно много поработал в поле, – куда-то спеша, начал Полищук. - Там мне нередко приходилось сталкиваться с таинственными и весьма непонятными явлениями Природы, о которых я делал подробные записи в своих рабочих тетрадях. Когда-нибудь я надеялся заняться этим всем всерьёз и надолго, но потом как-то незаметно для себя самого попал в аспирантуру, после которой мне, естественно, предложили преподавательскую работу. Вы в своё время прошли через всё это, Константин Борисович, и знаете, сколько сил и времени оно отнимает. Итак, мои юношеские планы вместе с многочисленными тетрадями прочно осели на пыльных антресолях, но, к счастью, так и не попали в макулатуру… Человек предполагает, а Бог, как известно, ещё чем-то и располагает…
Дорохов не перебивал, но пока не понимал сути разговора.
- Несколько лет назад я совершенно случайно натолкнулся на статью в популярном журнале, - продолжал Полищук. – Там говорилось о том, что за последние несколько столетий частота природных катаклизмов неуклонно росла из года в год, и что это, скорее всего, связано с деятельностью людей.
- А если это всего лишь естественные циклические процессы? – впервые вставил в чужой монолог что-то своё Дорохов. – Допустим, движение континентов, активность Солнца… Всё это было всегда и всегда будет, а биосфера вынужденно просто накладывается на эти процессы.
- Вы знакомы с гипотезой о живой Земле?.. – спросил Полищук, как-то уж слишком напряжённо глядя министру в глаза.
- Слышал о ней. Но вы же понимаете, Сергей Михайлович, что есть определённые критерии живого и неживого, в которые небесные тела типа нашей Земли не вписываются.
- Отнюдь, Константин Борисович! – страстно возразил Полищук. - Есть же животные, и есть растения. Принципы бытия разные, но сущность-то одна. ЖИВОЕ! Говорят, что кристаллы – некая переходная фаза, и что вода – что-то тоже вроде живой плазмы, воспринимающей и сохраняющей определённую информацию.
- Ну-у-у-у, в общем-то, это так… - неопределённо сказал Дорохов. – Крохотные вирусы обитают в нас, мы живём на гигантской планете… А вообще, в биологии я полный профан, но всегда считал, что кирпич и бабочка – не два варианта одного и того же…
- Шаблонная логика, инерционная логика, - как-то, почти брезгливо, сказал Полищук. – Земле и Солнцу пять миллиардов лет и это вполне достаточный срок для ВСЕГО – и для превращения живого в мёртвое, и даже наоборот. Я вовсе не утверждаю, что наша планета за это время стала высшим животным и уже тем более – разумным существом. Но на уровне простейшего, на уровне амёбы, инфузории, или примитивного зверька – вполне… За такой огромный период даже внешне естественные процессы могли переродиться у Земли в некое подобие примитивного метаболизма. Магма – это её кровь, нефть – лимфа, вода – пот. Растительность на её поверхности – это что-то вроде шерсти или ресничек. Животные, питающиеся ею, лесные пожары, наступление пустынь – это для Земли некое подобие стригущих лишаев, нашей планете особо не досаждавших, пока на ней однажды не появился Человек…
- Вы хотите сказать, что мы для неё – паразиты? – опять с улыбкой спросил Дорохов. – Блохи, клопы, вши?..
- С точки зрения теории ЖИВОЙ Планеты – именно так и не иначе, - сказал Полищук, не ответив на улыбку. – Мы всё глубже внедряемся в тело Земли, строя всевозможные метро, тоннели, добывая полезные ископаемые. И ей это всё меньше нравилось… Кора планеты – это же её кожа, снабжённая максимальным количеством нервных окончаний.
- Вы полагаете, что рост числа природных потрясений связан с её возрастающей раздражительностью?..
- Да, она, если можно так выразиться, чешется и нервно дёргает шкурой, но когда-нибудь Земля должна была понять или почувствовать, что все эти вещи – неэффективны… Она хоть и простейшее животное, но способное воспринимать внешние воздействия, и как-то на них реагировать…
- И что это будет?
- Я достаточно долго думал над этим и пришёл к выводу, что однажды Земля попросту хорошенько встряхнётся, чтобы избавиться от всех надоедливых паразитов раз и навсегда… - мрачно подытожил Полищук.
- Интересная гипотеза, Сергей Михайлович, - признался Дорохов. – Очень даже весьма... Но она, даже будучи правдоподобной, потребует времени и усилий для своего подтверждения.
Полищук его будто не слышал.
…- Буквально заболев этой сумасшедшей теорией, я достал с антресолей свои давние драгоценные тетрадки, выудил из них главные постулаты, и загнал их в свой компьютер. Потом я нашёл в Интернете уже систематизированную информацию о том же, добавил к своей, и запустил расчеты…
Вошла эффектная Ксения с красиво оформленным подносом, поставив его на стол между беседовавшими.
Дорохов благодарно кивнул секретарше вслед, и отхлебнул из своей миниатюрной чашечки её ароматного кофе. Полищук будто и не заметил произошедших в кабинете министра перемен.
…- Сначала я почти вслепую шёл по самому лёгкому пути – от следствий к его причинам, потом попробовал просчитать и сами последующие события. С первых попыток у меня получилась погрешность в месяц, потом я уменьшил её до недели, затем – до одного дня.
- Каким образом вам удалось точно идентифицировать гарантированную связь одного с другим?
- Поверьте, с помощью компьютера это было не особо трудно. Правда, мне так и не удалось привязать следствия причин к конкретным точкам. Тут Земля, как и всякое живое, хотя и простейшее, оказалась непредсказуемой, иначе я бы уже давно пришёл к вам со своим перспективным открытием. Я надеялся доконать родную планету, и нагрянуть к вам по родственному с бутылкой коньяка по поводу моего Успеха, но помешали непредвиденные обстоятельства…
Полищук тоже сделал паузу, точно собираясь с оставшимися невысказанными мыслями.
…- Три дня назад я получил точность своих прогнозов уже в минуты, и на радостях замахнулся сразу на основное… Я поинтересовался, когда же Земля наконец встряхнётся, окончательно озверев от хронического педикулёза… Вы знаете, что какое-то время назад нефть из всех месторождений куда-то ушла, а я предположил, что это земная кровь отхлынула от её кожи в момент начала вспышки её гнева, и что именно от этого момента следует брать отсчёт всех последствий этого…
Он опять сделал паузу, как перед решительным броском, к лицу его от внутреннего волнения подступила бледность.
…- Результат меня буквально ошеломил, если не сказать крепче. Я не поверил и десять раз давал компьютеру запросы на перерасчёт, но результаты отличались лишь в секунды… Меня всё так потрясло, что я практически не спал две последующие ночи. Я думал и представлял…
- Вы хотите сказать, что близится неотвратимый Конец Света? – с иронией спросил Дорохов. Его уже слегка развлекал этот милейший кустарь – самоучка, абсолютно уверенный в том, что он единолично и почти даром сделал то, чего не смогли даже за большие государственные деньги гигантские научные коллективы. – И как вы себе это представляете?
- Я думаю, что всё должно начинаться с экватора… - Полищук говорил тихо, уставившись неподвижным взглядом на чашку остывающего кофе, к которому он так и не притронулся. – Там толщина земной коры минимальна. Это будет выглядеть как одновременный чудовищный взрыв миллиарда вулканов по всей окружности планеты. И всё это стремительно понесётся в стороны обоих её полюсов. По моим расчетам, скорость распространения явления в недрах составит около пяти километров в секунду. От экватора до полюса – примерно десять тысяч километров, до Москвы – около семи. Значит, до нас ЭТО дойдёт за двадцать минут, а до полюсов – за полчаса… Стена лавы и обломков грунта высотой тридцать – сорок километров… Даже если этот процесс и не дойдёт до полюсов, люди на северном и в Антарктиде переживут нас лишь на какие-то минуты… Сначала сгорит весь атмосферный кислород и они попросту задохнутся, а потом их испепелят в прах последующие высокие температуры…
- Вам не кажется, что вы всё слишком уж драматизируете, Сергей Михайлович? – тактично спросил Дорохов, видя, что гость слегка не в себе от собственных, прочно зафиксированных его сознанием установок. – Даже если вы и правы во всём, у нас ещё есть время договориться с живой и родной Землёй по-родственному, полюбовно. Допустим, согласовать этакое всемирное невмешательство и не внедрение, если хотите. Если вы правы, Земля успокоится, и в дальнейшем мы уже будем с ней считаться. Мы можем сделать паузу, мы можем с помощью глубинных термоядерных взрывов сдвинуть акценты, переместить внимание планеты, либо погасить её гнев, если можно так выразиться.
- Поздно… - тоном безнадёжности сказал Полищук. – Насколько я разбираюсь в биологии, начавшего чесаться уже не остановить, а бомба лишь усилит желание, вместо того, чтобы его погасить…
- Там видно будет… - почти равнодушно сказал Дорохов. – Согласно вашим расчетам, у нас много времени на наши эксперименты?
- У нас его уже нет… - Полищук, во время беседы часто нервно поглядывавший на настенные часы в кабинете министра, снова посмотрел на них. – У нас его не осталось совсем …
- Вы хотите сказать, что Земля уже начала трясти шкурой? – улыбка снова появилась на лице Дорохова, но она уже больше походила на скептическую гримасу переставшего чему-то верить.
- Да, две минуты назад… А реакция, порождающая всё это, в её недрах запустилась за несколько дней до того, как я сделал свои фатальные расчеты… Это уже следствие, Константин Борисович, неотвратимое следствие…
- Тогда почему мне не звонят? – Дорохов выразительно показал рукой на полдюжины своих рабочих телефонов. – Почему мне не докладывают? Ведь это касается и меня тоже…
- Позвонят… - тихо сказал Полищук. - Если успеют… Вы просто не представляете себе, что такое скорость в пять километров в секунду… Кто-то уже что-то видит, а кто-то даже что-то кому-то и успевает сообщить… Пассажирские и военные самолёты, передающие необъяснимую информацию и тут же пропадающие из эфира и с экранов радаров… И непонятная волна от горизонта до горизонта на экранах тех же локаторов, несущаяся на всех с космической скоростью… Самой полной информацией традиционно владеют военные с их спутниками, но даже они обладают слишком большой инерцией, чтобы быстро сориентироваться и что-то предпринять или хотя бы сообщить… Им нужны для этого часы, а тут минуты, Константин Борисович! Жалкие минуты!..
Голос Полищука совсем сел.
- Хуже всех будет тем, кто сейчас на Международной Космической Станции… Их там тринадцать человек, включая экипаж недавно прилетевшего нового американского шаттла… Эта чёртова дюжина увидит Апокалипсис от начала и до конца… Кто-то сойдёт с ума, не выдержав этого зрелища… Кто-то покончит с собой, осознав, что потерял всё и всех… Но самые крепкие психически продержатся несколько месяцев, пока не кончится горючее, удерживающее их на орбите… Пока не иссякнут запасы кислорода и еды…И все эти месяцы они будут с ужасом смотреть сверху на огнедышащий Ад под собой, бывший когда-то их родным и уютным домом… Мы счастливее их, мы погибнем почти мгновенно…
Полищук уже говорил, казалось, не собеседнику, а точно произносил слова последней Исповеди Богу, когда-то породившему всех и теперь собравшемуся их уничтожить…
- Самое ужасное то, что после нас ничего не останется, как будто нас и не было никогда… Через миллиард лет Земля угомонится и остынет, забыв нас, как Зло… Говорят, Солнце будет светить ещё шесть миллиардов лет, значит, у Земли есть второй шанс снова обзавестись биосферой… Она будет совсем другой, эта Новая Жизнь… Когда-нибудь она породит и Новый Разум, который никогда и ничего не узнает о нас – своих предшественниках… За миллиарды предстоящих лет все наши спутники сгорят в уплотнившейся атмосфере Земли, или рассыплются в прах от времени… Максимум своих следов мы оставили на Луне, но за эти миллиарды она упадёт на Землю, став частью её плоти, сгорит на Солнце, или затеряется среди других тел Солнечной Системы… Наши аппараты на ней тоже превратятся в прах, и вместе с нашими следами будут засыпаны толстым слоем космической пыли… У Марса и Венеры активные атмосферы, поэтому они избавятся от памяти о нас ещё быстрее… Новый Разум будет всё начинать с нуля и никогда не узнает о тех трагических ошибках, которые совершили мы… У нас нет возможности предупредит его о них…
Полищук порывисто встал, точно поставив окончательную точку в своём безумном докладе.
- Мне пора, Константин Борисович! Осталось совсем мало времени, и, может быть, вы захотите позвонить своим близким, чтобы попрощаться с ними… Я своим ничего не сказал: в Ад и в Рай нужно попадать с одинаково спокойной Душой… С вашего позволения, я останусь здесь, в Министерстве… До Конца, если я не безумный идиот, страдающий той степенью манией собственного величия, которая позволяет считать себя Пророком… В коридоре большое окно выходит на юг, и я хочу увидеть свой Триумф или свой Позор… Сомнений в Исходе у меня почти нет, но… А вы, если вас на это хватит, тоже подойдите к своему окну. С высоты вашего этажа вы сможете любоваться этим апокалипсическим зрелищем минуты три. Оно того стоит… И простите меня за мой визит к вам, и за ту жуткую причину его… Это была моя докторская диссертация, которую я так и не защитил… А вы невольно стали моим оппонентом высшего уровня, который я посмел себе позволить… Простите меня за этот демарш…
Дорохов заторможено кивнул в спину этому невероятному гостю, торопливо покинувшему его кабинет. Он уже какое-то время пребывал в почти гипнотическом состоянии, заворожённый искренним, уверенным и страстным монологом Полищука. Если тот и сумасшедший, то прекрасно владеющий базовыми методами нейролингвистического программирования. Ему почти удалось поделиться с министром своей тоской Безысходности…
Дорохов судорожно встряхнулся в кресле, освобождаясь от паутины чужого псевдогипноза, встал и нервно заходил по вдруг ставшему для него слишком тесным кабинету. Он точно чего-то ЖДАЛ…
…Как показалось Дорохову, истерично зазвонил один из его телефонов. На уже немеющих от нехороших предчувствий ногах министр подошёл, снял трубку, почти с трудом приложил её к уху, услышал на другом конце провода чей-то, тоже истерический крик, и трубка выпала из его ослабевшей вместе с ногами руки, разбившись о паркетный пол…
Всё больше отдаваясь нарастающему параличу, Дорохов не без труда подошёл к окну своего кабинета, выходящему на юг.
...Далеко внизу, на улицах Москвы, уже что-то происходило, какая-то лавинообразно нарастающая суетня… Информация уже вырвалась на свободу и липким ядом растекалась по обречённому Миру, а в Душе Дорохова, наоборот, что-то стабилизировалось и успокаивалось. Не без чужой помощи…
Бояться нужно того, от чего ещё можно спастись, а страх перед Неизбежным – это совершенно лишнее…
Желание позвонить близким быстро угасло. Полищук был прав: не надо лишать их спокойствия в их последние минуты Жизни. Прощание ничего не облегчает, оно лишь добавляет страданий… Дорохов надеялся, что финальная информация естественным путём дойдёт до них уже тогда, когда бояться будет просто некогда… Всё произойдёт слишком быстро и безболезненно…
Дорохов достал из кармана свой сотовый, выключил его, и забросил к себе за спину. Он не хотел слышать криков ужаса своих родных за минуты до… Ему хотелось остаться наедине с ЭТИМ одному…
…В здании Министерства слышались суетня и топот, звонили все рабочие телефоны, кто-то вбегал в кабинет к Дорохову, что-то крича ему в спину мужскими и женскими голосами, и убегал, а он окаменел у окна, не оборачиваясь и не вслушиваясь, и думал о самом спокойном человеке из оставшихся на обезумевшей Земле, который сейчас стоит где-то рядом, в коридоре, у такого же окна на юг, ожидая уже не опровержения, а подтверждения своего Пророчества…
…В какой-то момент в душе Дорохова родилась слабенькая Надежда на то, что Хаос не дойдёт до Москвы, остановившись где-то там, далеко, что Земля всё-таки оставит хоть малейший Шанс ЖИВОМУ… Эта Надежда незаметно переросла в Веру, как в единственное спасение для Души, она жила в нём, и Дорохов уже сам жил этой Верой, пока далёкий горизонт перед его глазами вдруг не встал на дыбы…
Погубившее мир Настоящее, обвиняет в этом его Прошлое.