Сдав посылки, мы направились в штаб корпуса, который находился недалеко от вокзала. Одновременно, в штаб прибыло более четырехсот лейтенантов.
Полным ходом работала только столовая, все остальные комнаты были пустыми. Делами в штабе корпуса "верховодил" комендант штаба – старший лейтенант. Он организовывал патрульные группы и отправлял их в разные части города.
24 июня, после завтрака, было объявлено построение. В строй встали все, хотя не все успели привести себя в порядок после сна в сарае, наполовину заполненном соломой. Видимо, всех подгонял гул артиллерийской канонады, которая с каждым часом все ближе приближалась к городу.
На построении было объявлено: "Наши части отступают с боями под натиском превосходящих сил противника. В городе действуют группы шпионов и провокаторов, способствующие продвижению немецких войск – будьте бдительны!"
Комендант стал создавать патрульные группы по пять человек. В одну из таких групп попал и я. Нам выдали винтовки, патроны и поставили задачу. Выйдя на оговоренную улицу, осмотрелись и решили: двоих отправить вперед, а троим следовать сзади. Мы шли по левой стороне вдоль высокого забора какой-то базы. По правой стороне стояли двухэтажные частные дома, с их стороны и стоило ожидать нападение. Вдоль заборов были бетонированные пешеходные дорожки, узкая проезжая часть была уложена брусчаткой.
Не успели пройти и двухсот метров, как из окна дома прогремели выстрелы. Отрикошетив от брусчатки, пули просвистели у нас над головами. В доме на втором этаже было раскрытое окно, но в нем никого не было. Мы оббежали дом с двух сторон. Входная дверь заперта. Два удара прикладом – нижняя филенка вылетела. В комнате пусто, но стоит запах пороха, а на полу валяются стрелянные гильзы. Как стрелок успел так быстро смыться? Комната пустая, у левой стенки стоял шифоньер. С треском, штыком вскрыли дверь, а там сидит рыжий мужик с бородкой, лет сорока пяти, а перед ним лежит карабин "маузер". Выволокли за шиворот. Отвечать отказался. Пару раз врезал ему прикладом, в ответ он только, что-то "прошипел" по-польски. Отвели и сдали коменданту вместе с оружием.
В это время разведчики-артиллеристы привели в штаб пленного немецкого ефрейтора. На его поломанную руку наши медики уже наложили шина. Всем было интересно посмотреть на живого немца, которого переводчик допрашивал в зале. Пленный держался высокомерно, с полной верой в победу Германии. Не все было слышно, но было понятно, что он предвещал нам, всем русским и товарищу Сталину лично – "Алес Капут!" А если я правильно понял по жестикуляции его здоровой руки – тот самый "капут" прилетит к нам на крыльях штурмовика или пикирующего бомбардировщика. Немец так нагло рассказывал об обещанных после скорой победы благах, что сразу "захотелось" бежать и намерять ему кусок украинской земли, обещанной Гитлером. Переводчик продолжал расспрашивать и переводить, но мне уже было не интересно слушать этого "Нахалёнка". Было понятно – им всем наобещали "золотые горы": звания, должности, землю, рабов и прочие "дивиденды".
От разведчиков я узнал: ефрейтор залез на сосну, и оттуда корректировал огонь своей артиллерии. Снарядом срезало макушку дерева, ефрейтор упал, сломал руку, и вдобавок – его придавило ветками, он стал орать. На крик прибежали наши разведчики и пленили его. Незадачливого оккупанта это крайне возмущало. Было видно, что ему не до плена – он все еще находился в каком-то параллельном мире, и у него было множество других планов. Этому человеку можно было только позавидовать – безрассудная вера в III рейх и в свое светлое будущее…
Перед нами стояли более скромные задачи, и после обеда, мы пошли патрулировать в район железнодорожного вокзала. Во время появления немецких самолетов, в районе станции часто взлетали ракеты, указывающие объекты бомбардировки. И вот нам, вместе с другими группами, была поставлена задача – выловить этих "ракетчиков", а оказавших сопротивление уничтожить. Подходя к вокзалу, высоко в небе мы увидели одиночный немецкий бомбардировщик, державший курс на восток. Тут же, из-за близлежащего состава взлетели, одна за другой, две ракеты. Увидев их, мы бросились к составу. Наша группа пошла в обход справа, вторая – в середине состава через тамбур, а третья – в обход слева. Выскочил – пусто! Только одинокий путейщик шел вдоль вагонов, открывая буксы и подливая смазку.
– Ребята! Давай обследуем этого смазчика?
– Давайте!
– Ну-ка, гражданин-железнодорожник, давай-ка свою лейку!
Увидев сбоку защелку, откинули ее и открыли крышку, а там?.. Мы увидели не масло, а ракетницу и десятка полтора разноцветных ракет.
– Так вот, ты какой смазчик? Руки вверх!
Он быстро отвернул край левого рукава своей робы и громко крикнул:
– 37-й – пойман!
При осмотре, мы обнаружили у него в левом кармане примитивный передатчик и батареи питания, на спине под пиджаком была подшита антенна.
В штаб мы возвратились внешне довольными, но внутренне нас тяготила неизвестность обстановки. Где-то на подступах к городу громыхала артиллерийская канонада, озаряя западный небосвод неба вспышками. Тем не менее, поужинав, мы завалились в сарай на солому и крепко проспали до самого утра. Так закончился третий день войны.
VIII
Утро 25 июня было сырым и прохладным. Продрогнув, мы вскочили и, пытаясь согреться, занялись зарядкой. Комендант, был уже на ногах и суетился с какими-то бумагами. После завтрака мы узнали, что он занимался формированием батальона из лейтенантов. В ожидании чего-то неизвестного, мы коротали время до обеда. И вот раздалась команда:
– Всем – на построение!
Из лейтенантов стали формировать отделения, взвода, роты. Из нас же – назначать командиров всех степеней. Я старался ни в какие командиры не попасть. Скромно стал замыкающим первого отделения четвертого взвода первой роты. Формирование успешно закончилось, обед. После обеда – опять построение всех четырехсот человек, уже в составе подразделений. Комендант приказал снять все знаки отличия: кубики вместе с петлицами. У меня защемило сердце, на глаза навернулись слезы. Гул возмущения прокатился по "батальону". Комендант повторил свое требование в более жесткой форме. Многие, со злостью срывали петлицы, бросали их на землю и топтали ногами – весь двор был усеян петлицами с "кубарями". Я не только не выбросил свои, но еще и подобрал другие – с витой золотой окантовкой петлицы и рубиновыми "кубарями". Завернул петлицы в новый носовой платок и положил в нагрудный карман гимнастерки, ближе к сердцу – пригодятся. Уж больно жалко было расставаться с ними. Два года тяжелой упорной учебы, сколь труда и пота было вложено мною, чтобы их получить, теперь… приказ, а приказ пришлось выполнять.
Наши документы, кроме предписаний, остались в чемоданах сложенных в сарае. Комендант штаба корпуса поставил задачу:
– Батальону – двигаться из Ковеля по дороге на Луцк. На рубеже… остановить продвижение танков противника…
А, вооружение? Никакого! Двадцать винтовок – на четыреста человек! Чем руководствовался комендант, "разжаловав" четыреста лейтенантов и отправив так необходимый в своих частях, хорошо обученный средний комсостав без оружия – под танки? Тогда нам было не до этого. Батальон, повзводно, в колону по четыре, двинулся в поход. По городу мы шли стройными колонами, как на параде, а выйдя за город, пошли походным маршем.
Настроение было скверное. Каждый шел, думая о своем, но старался не показывать своего волнения. Не знаю, что думали другие, но я очень переживал за все с нами происшедшее.
Солнце катилось к закату, жара несколько спала. Мы уже отмахали километров десять, как увидели несущуюся навстречу трехтонку, груженную ящиками.
– Стой, что везешь? – скомандовал комбат.
– Оружие – еле промолвил шофер.
– Давай сюда! – раздались голоса из строя.
Командир батальона стал упрашивать шофера передать оружие нашему батальону:
– Да что нам, в бой с голыми руками идти?
Шофер умолял не трогать. А тем временем, несколько человек уже заскочило в кузов, открыли ящики и начали раздавать винтовки СВТ, "трехлинейки", пистолеты "ТТ", ручные пулеметы Дегтярева и патроны.
– Товарищи, товарищи! Что вы делаете? Ведь меня расстреляют! – видя, что машина вмиг опустела, шофер смирился и стал просить: – Ну, дайте мне хотя бы какую-нибудь расписку?
Командир батальона расстегнул планшет, облокотившись на крыло машины, написал расписку – машина тронулась. Батальон немного вооружился. Мне досталась новая в смазке "СВТ". Протереть смазку было нечем – вымазался. Пришлось вытирать винтовку наодеколоненным носовым платком.
IX
Прошли еще немного, навстречу катит легковой автомобиль "ЗИС". Автомобиль остановился, вышел генерал-майор и подал команду:
– Стой!
Комбат подал команду:
– Батальон, стой! Нале-ВО! Равняйсь, смирно! Равнение на средину! – и доложил генералу.
Генерал спросил:
– Что за команда? Куда идете? Какая задача? Кто поставил? – комбат долго отвечал на вопросы, генерал терпеливо выслушал, и уже обратившись ко всему батальону, возмущенно сказал: – Какой дурак вас туда послал? Вы, знаете в какие части назначены?
– Да! – почти разом ответили мы.
– Тогда слушайте мой приказ: наши части отходят с боями. Ни сегодня – завтра они будут здесь. Ищите и вливайтесь в свои части. Там командиров почти не осталось – командовать подразделениями уже некому! – генерал сел в машину и уехал, а командир батальона, после короткой заминки спросил:
– Товарищи, приказ генерала, слышали?
– Да!
– Всем искать свои части. Разойдись!*
"Да… Ищите ветра в поле" – подумал я.
Некоторые сразу пошли обратно в город, другие сели на окраину дороги, опустив ноги в кювет, обдумывая, что делать дальше. Большинство же шло, куда несли ноги, сами не зная куда. Ночь темной пеленой окутала все вокруг, только звезды мерцали в разрывах облаков, бегущих с запада на восток. Мы шли, чувствуя под ногами твердое покрытие дороги, да и гомон впереди идущей толпы не давал сбиться с направления. Неожиданно, ослепила яркая вспышка. Последовавший за ней взрыв страшной силы, – оглушил! Все! Очнулся в кювете, без пилотки. Не знал, куда делась моя винтовка. Пошарив руками вокруг себя, сначала нашел пилотку, затем и винтовку. Голова раскалывалась на части, в ушах гудело. Я понял, что терял сознание, но не мог понять, сколько времени в таком состоянии пролежал.
– Что это было? – думал я. Послышались стоны и крики. Друзья бродили в темноте, разыскивая друг друга. Меня нашел Леня Китнис:
– Коля, ты жив?
– Жив.
– Там, какой-то лейтенант погиб. Его воздушной волной ударило об опору телеграфного столба.
Как потом выяснилось, погибших было несколько.
Со стороны взрыва, послышался топот и гомон бегущих людей.
– Стойте! Стрелять будем!
– Не стреляйте! Свои… – это бежали подрывники. Они нам сообщили, что взорвали склады авиационных бомб, на которых находилось около шести тысяч тонн бомб разного калибра. Так появились первые потери среди молодых лейтенантов, которые погибли, даже не видя врага.
В пути, потерял Леню. Я и еще три лейтенанта, дошли до села Колодезного, где и заночевали под крышей на сеновале. Продрогнув, поднялись на рассвете. С одним лейтенантом мы "махнули" в город. На подступах к городу уже шли бои, да так близко, что от разрывов снарядов содрогалась земля. Мы заскочили во двор штаба корпуса – пусто. Все двери раскрыты, в том числе и в сарае, где мы сложили свои чемоданы. Чемодан был вскрыт – личного дела на месте не было. Спросил у попутчика – его личное дело из чемодана тоже кто-то вытащил. Я забрал свою шинель и плащ, которые лежали на месте.
Когда мы возвратились в Колодезное, солнце уже поднялось над лесом. Двое оставшихся на месте лейтенантов досыпали на сеновале. Мы сообщили им, что личных дел в чемоданах уже нет.
– Тогда мы в город не пойдем, нечего там делать.
– Как насчет еды?
– Никак! Кишки "марш играют".
– Хозяина спрашивали?
– Нет! Мы его еще не видели.
– Тогда я пойду его поищу, – нашел на грядках в огороде и спросил у него: – Вы можете дать нам, что-нибудь покушать?
– Ниц нема.
– Ну, картошка же есть!
– А цо я буду мать?
– Мы заплатим вам, сколько вы скажете.
– То гроши мени не треба. Буты е?
– Лишних сапог у нас нет! А шинель могу дать…
Осмотрел он ее, примерил и ничего не сказав, ушел. Принес обгоревший горшок с сырой картошкой и кувшин кислого молока. Я вернулся без шинели, но с горшком.
– Братцы, разводите костер, картофель будем варить в мундирах и запивать кислым молоком.
Подкрепившись и простившись с хозяином, который, в моей ладненькой лейтенантской шинели остался дожидаться немцев, мы вышли на дорогу к Ковелю.
Под аллеей деревьев, растущих вдоль дороги, увидели три танка: один "КВ" и два "Т-34". Мы много о них слышали, но увидели впервые. Видно было, что танки вышли из боя. На них было много вмятин, но – ни одной пробоины.
– Да! Вот это танки! – восхищались мы, осматривая их вокруг.
Танкисты охотно подтвердили мой восторг:
– Эти танки не то, что старые, которые с первого попадания выходят из строя.
Сначала, мы шли в направлении города, затем я предложил:
– Друзья, в городе делать нечего. Пошли вдоль опушки леса к железнодорожному полотну, там наверняка, будут отходить воинские части или их подразделения. По дороге меня встретил Леня и радостно сообщил:
– О! Коля, где ты был?! Я уже нашел себе должность.
– Леня, и где же она валялась?
– Нигде не валялась, а вот в этом лесу расположился штаб артиллерийской противотанковой бригады*, мне предложили стать комендантом штаба бригады. Я согласился.
– Поздравляю тебя, Леня! А я пойду искать свою часть, – мы с ним обнялись и простились.
Дойдя до железнодорожного полотна, мы решили отдохнуть. Мимо нас проезжал бронеавтомобиль, который мог передвигаться, как по грунтовой дороге, так и по рельсам. Капитан в люке, про наши части, ничего сказать не смог. Позже, я узнал, что это был командир разведывательного батальона – Чесноков. Капитан уехал, что бы в скором времени, его «БА-3» подорвался на нашей же мине. Фронтовые дороги бескрайние, но имеют свойство пересекаться, и нас они снова сведут весной 44 года.
X
Солнце поднялось к зениту, стало сильно припекать. Мы устали и отошли от железной дороги в кусты на привал. Тяготила усталость, но еще больше напрягала неясность обстановки. Я раскинул плащ, положил рядом СВТ и уже намеревался прилечь, как тут увидел идущую на восток, по выемке вдоль железной дороги, нестройную группу пехоты. Я подбежал к строю и спросил замыкающего красноармейца:
– Вы из какой части?
– Мы ни бельмес. Командир спереди, иди и спроси его, он знает, – нехотя ответил боец.
Изо всех сил я побежал в голову колоны, вел которую младший лейтенант, по виду из приписного состава. Я понял, что он тоже ничего не знает, но все же спросил:
– Товарищ младший лейтенант, я ищу 283-й полк, не подскажите, где он может быть?
Он посмотрел на меня, уж не знаю что и подумал, но ответил охотно:
– Да мы из этого полка, здесь отходят первая и вторая стрелковая роты.
Я обрадовался и метнулся за плащом и винтовкой. Еще не успев добежать до своих попутчиков, крикнул:
– Хлопцы! Я своих нашел!
– Коля! Мы рады за тебя. Ты теперь имеешь прикрытие, а нам еще блуждать и блуждать – оставь нам свою СВТ.
– Забирайте! Успехов вам, братцы!
Нагнав, строй воинов, почувствовал себя комфортней – ведь я попал в полк своего назначения.
Колона, как и многие другие части и соединения, двигалась на восток, не зная, что их ждет впереди. Воины шли изнеможенные, еле переставляя ноги, без всяких мер предосторожности, не имея ни боевого прикрытия, ни разведки или, даже, простого наблюдения. Просто брели…Через некоторое время нас нагнал старший лейтенант, начальник физподготовки и спорта этого полка. Он возвращался с курсов по переподготовке из Ленинграда. Мы разговорились, я интересовался полком, он что-то неохотно отвечал. Сейчас его больше волновала судьба семьи, которая оставалась во Владимире-Волынском.
Вскоре мы услышали гул машины и крик людей. Машина остановилась, пар валил из радиатора, как из паровоза. Из кузова выскочил какой-то военачальник и побежал к нам с криком:
– Стойте! – все остановились. Красноармейцы повалились на траву в разные стороны от дороги, как скошенные снопы.
К нам подбежал старший политрук. Он представился инструктором политотдела 87-й Стрелковой дивизии и тут же спросил:
– Подразделение какого полка?
– 283-го, – ответил физрук.
– Хорошо! Кто старший?
– А вот, к нам идет – младший лейтенант.
– А вы кто? Мы представились.
– Тогда следуйте в машину, а вы товарищ младший лейтенант, следуйте с ротами вдоль железной дороги до станции Маневичи. Там, не доходя до станции, на западной окраине Маневичей, в лесу расположился штаб вашего полка.
Подойдя к машине, я осмотрел взгляд на колеса. На них не было резины. Шофер, увидев мое удивление, сказал:
– Дай бог, дотянуть нам до Маневичей, а там ей – каюк!..
"Чихнув", машина тронулась, оставляя за собой клубы пара и столбы пыли. Диски забарабанили по кочкам и ухабам проселочной дороги, из-под них летели искры. Мы, молча вцепились в борта, чтобы случайно не вывалиться из кузова.
283-й Стрелковый полк
XI
На горизонте появились Маневичи. Мы сошли с машины, чумазые как черти – в пыли. Старший политрук повел нас в лес. Командира полка в штабе не оказалось. Он представил меня командиру второго батальона капитану Морозу. Иван Семенович Мороз* выглядел мужиковато, про таких говорят: "Неладно скроен, да ладно сшит".
Комбат сказал:
– Командир полка сейчас находится в штабе дивизии, и видимо, не скоро будет. Прошу вас товарищ лейтенант, располагайтесь в палатке писаря батальона. Он поможет вам привести себя в порядок и принесет ужин из общего котла. А утром вы представитесь командиру полка. Я думаю, за ночь ничего сверхъестественного не произойдет.
Капитан отдал писарю распоряжения. Писарь принес котелок теплой воды, предложил мыло и полотенце, помог мне помыть лицо, голову и шею. Солнце скрылось за горизонтом, догорела вечерняя заря. В густом лесу соснового бора темень опустилась сразу и окутала все вокруг. Так, вечером 26 июня, я наконец-то, добрался до части своего назначения. На душе сразу отлегло, стало легко и приятно.
XII
После изнурительного перехода и переживаний от неопределенности обстановки, я впервые смог расслабиться. Не раздеваясь, я уснул крепким сном. Поднялся с восходом солнца. В лесу было прохладно и сыро. В расположении полка, все уже были на ногах. В лагере было спокойно – все разговаривали тихо, почти шепотом. Разговоры были немногословные, приказы и распоряжения исполнялись беспрекословно. Лица у всех командиров и красноармейцев были мрачными, все были чем-то озабоченны. Что произошло, мне было трудно сходу разобраться.
Я проснулся с одной мыслью: как можно быстрее встретиться с командиром полка и представиться ему. Пока я делал физические упражнения, писарь принес мне горячей воды и завтрак. Я быстро побрился, подшил свежий подворотничок, натер до блеска свои хромовые сапоги. Заправившись, я направился к командиру полка. Штаб располагался между высокими соснами. Командир сидел на ящике, два других, поставленных друг на друга, служили ему столом. Перед ним лежали какие-то документы и карта. Попросив разрешения, подошел поближе и стал рапортовать. Полковник Порошенко, подняв голову, уставил на меня свой грозный взгляд, а затем обрушил шквал негодования:
– Вы кто?.. Вы – трус, предатель, изменник!.. Где Ваши знаки различия!?
Последний вопрос, навел на мысль, почему так негодует командир полка:
– Снял по приказу!
– Какой дурак отдал вам этот приказ!? – продолжал он орать.
– Комендант штаба корпуса… мне и всем прибывшим лейтенантам! Нас было больше четырехсот! – доложил я.
– Вам срок – десять минут! Через десять минут, знаки отличия должны быть на месте. Об исполнении доложить!
Выполнить распоряжение мне было не трудно. Я достал завернутые в платок петлицы с "кубарями". Управившись за пять минут, со второй попытки представился командиру полка.
– Уже лучше! Товарищ лейтенант, в восемь часов утра будет построение и формирование подразделений полка. Будьте на построении. Идите!
На построении я впервые увидел порядок формирования подразделений. При распределении среднего комсостава, очередь дошла и до меня:
– Вас, лейтенант! Назначаю вас, как моего "старого" знакомого – командиром шестой стрелковой роты, – обращаясь к личному составу, добавил: – Прошу любить и жаловать!
Так, 27 июня 1941 г., мне повезло в этой круговерти не только найти свое подразделение, но и стать ротным командиром в самом начале своей служебной карьеры.
XIII
После тяжелых боев в приграничной зоне, дважды выходя из окружения, наша 87-я стрелковая дивизия потеряла значительную часть своего личного состава и боевой техники. Командование дивизии надеялось, что дивизия будет выведена на переформирование. Однако, события развивались так быстро, что об этом и речи не могло быть. В двухдневный срок с 28 по 29 июня, собрав части и подразделения в районе станции Маневичи, части дивизии продолжили отход на восток.
Наш 283-й Стрелковый полк, под командованием полковника Порошенко Ивана Павловича, отходил по маршруту Малевичи, Городец, Сарны, Олевск, Белокоровичи, Коростынь, Малин. Обычно марш совершали по ночам, а днем отдыхали в укрытых местах. В пасмурные, а также дождливые дни, когда погода была нелетной, отход совершали днем. На физическую усталость воинов, от неопределенности обстановки накладывалась и душевная тревога.
Мы не имели ни какого понятия, что происходит кругом. Отступали c надеждой: дойдем до старой границы, а там упремся в укрепленную оборонительную полосу, занятую нашими войсками. Там нам удастся остановить наступательное шествие немцев. Увы! Ни оборонительной линии, ни простых окопов, ни войск. Ничего, кроме разорванной, проржавевшей колючей проволоки мы не увидели. "А жаль!" – думал я. Большинство воинов, оставляя немцам Западную Украину, особого значения этому не придали.
Подойдя к последнему ее населенному пункту – Сарны, сделали остановку на несколько дней. Рота, которой я командовал, получила район расположения у самого элеватора. Склады, заполненные зерном, горели. Немцы, по-видимому, знали об этом и решили спасти зерновые запасы. Над нашими головами, появился одиночный самолет "Ю-88". Мы стали внимательно за ним наблюдать, и заметили, как от его фюзеляжа отделилось несколько черных точек, потом они исчезли. Мне это уже было знакомо по Киеву в первый день войны. Я только успел подать команду: "Ложись!" Раздались взрывы. Бойцы после этого посмотрели в мою сторону, где я был. Один из них крикнул:
– Командира нет!
Бомба, взорвалась возле нашего расположения, образовала огромную воронку, и выворотила кучу земли – из под которой торчали мои ноги. Без всякой команды все бросились спасать своего командира. Откопали мигом. Санинструктор сразу же начал делать мне искусственное дыхание. Потом сунул мне под нос тампон с нашатырным спиртом – я открыл глаза, увидел силуэты своих воинов на фоне голубого неба, которые кружились у меня над головой.
– Жив! Наш командир жив! Ура! – радостно закричали бойцы. Они тут же подхватили меня под руки, и помогли подняться на ноги.
– Братцы, спасибо вам, мои дорогие, не вы бы... Мне была бы хана!
Меня качало из стороны в сторону. Бойцы заботливо поддерживали меня. В голове стоял неимоверный шум, виски распирало, тошнило, меня вырвало. Слава Богу, все обошлось благополучно. Осмотрел воронку. Она была впечатляющих размеров, но главное: от взрывов бомб пожар прекратился – зерно гореть перестало.
На складах возле станции Сарны находились огромные склады с запасами различных продовольственных продуктов. Там хранились ящики со сливочным маслом, головками сыра, банками сгущенного молока, мешки с сахаром, мукой и различными крупами. К складам подходили грузиться машины и повозки отступающих частей, но все увезти не удалось. Рядом были запасы вина и водки. Нам было приказано выделять по взводу для уничтожения всего спиртного и оно разливалось "рекой" во все стороны. Бойцы со складов возвращались поздно вечером с глубокими душевными переживаниями и горюя:
– Сколько народного добра пропадает. Все остается немчуре, а жаль.
– Разве только это? Вся наша земля горит огромным пожаром, сколько мирных людей гибнет, гибнут наши женщины, дети, старики. Горят наши города и села – все это, товарищи бойцы, призывает нас сражаться не жалея ни сил, ни крови, ни жизни.
XIV
Оставив Сарны, наша дивизия двинулась к Малину. Отходили по лесам и болотам, уже давно потеряв надежду выйти на переформирование. В ходе отступления, с нами произошло несколько интересных случаев…
Рота замыкала колонну батальона, прикрывала его отход. Я поручил вести роту командиру взвода, а сам примкнул к идущему в хвосте колонны адъютанту старшему. Идем и обсуждаем сложившуюся обстановку. Раздалась команда комбата: "Привал". Мы посмотрели вокруг тихо. Рядом, в сотне метров находится украинский хутор. Белая хата под соломенной крышей, утопающая в тени вишневого садика. Во дворе стоит журавель с цебром - большим деревянным ведром.
– Слушай, лейтенант, пойдем холодненькой чистой воды попьем.
– Пошли, – охотно согласился я.
Нас встретила моложавая хозяйка, чопорно одетая. Мы у нее попросили попить водички.
– То, прошу вас до хаты. Я тильки занесла холодной, та там и крынка е!
Войдя в хату, мы увидели: сидящую на перине, облокотившуюся на гору подушек, со спущенными холеными ножками – довольно смазливую на лицо, лет тридцати, дамочку. Адъютант, который был примерно в ее летах, быстро завязал с ней беседу.
– Я жена летчика, отстала. Вот и стараюсь как можно быстрее добраться до Киева.
Это меня несколько смутило. Я не видел по ее поведению, что она торопится. А когда завели разговор о немцах, она сказала:
– А немцы не такие уж плохие люди. Они очень внимательны. Там, недалеко, после Ковеля, наша артиллерия обстреляла село. Ранило несколько человек, одной девушке повредило ногу, так из машины красного креста оказали ей помощь, наложили шину и вместе с другими ранеными отправили на этой машине в городскую больницу…
Она еще что-то говорила, но я уже не слушал и торопил адъютанта уходить. Батальон уже построился и двинулся в поход, а у меня в голове вертелась мысль: "немецкий провокатор?".
Мы бегом нагоняли строй, и я спросил начальника:
– Ну, как она?
– Хороший "товар", да некогда...
– Товар то неплохой – да нутро гнилое... Чем она здесь занимается? Я об этом, но некогда было ею заняться... Таких, как она, немцы засылают в наш тыл.
– Пожалуй ты, Николай, прав, – подтвердил мою мысль адъютант.
Низко опустились тяжелые дождевые тучи. Стал накрапывать дождик. Вдруг голова колонны, дойдя до развилки дороги, круто повернула на север. У нас возник один и тот же вопрос: почему?
Мы подошли к развилке. Справа от дороги стоит "полковник из генштаба". Как потом нам стало известно – от комбата, он и отдал "приказ" комбату: "Вести в этом – "нужном" направлении. Проходя мимо, мы отдали ему честь, он ответил кивком головы. Я осмотрел его с головы до ног, и возникло у меня подозрение: "Откуда он такой, прилизанный, с иголочки одетый, стоит в гордом одиночестве?"– и тут же я другу предложил:
– Давай, остановимся, и проверим этого "полковника"? "Тряхнем" его "по-настоящему".
– Не надо! Свяжешься с ним, а потом горя не оберешься…
– Да "вломим" ему и обыщем! Видишь же, никого рядом нет! Ни машины, ни адъютанта, ни телохранителя... Как он сюда попал? Он же направил батальон немцам в пасть. Слышишь? Там канонада гремит!
А в это время комбат уже повернул голову колонны батальона направо и снова повел нас, как было предписано – на восток. Такие провокации встречались часто и во многих местах. Немцы готовили лазутчиков из числа наших белогвардейцев, с целью дезориентировать и наводить панику среди воинских частей и подразделений Красной Армии, а среди населения распускать слухи, что немецкая армия – это армия спасителей от коммунистического рабства.
XV
При отходе по лесам нам приходилось преодолевать одно болото за другим. Шестая рота почти все время прикрывала отход подразделений батальона и полка. Вот уже больше суток мы отходили день и ночь без отдыха. Подойдя к одному из болот, я услышал стук топоров, визжание пил и треск падающих сосен. Впереди, почти у кромки болота, стоял автомобиль ГАЗ-"М" вороненого цвета. "Ого! Где-то здесь начальство?" И тут же со стороны услышал хрипловатый голос: – Лейтенант, ко мне!
Я повернул голову в сторону раздавшего голоса и увидел сидевшего на пне лысоватого полковника с черными усиками:
– Лейтенант, помогите своими воинами саперам переправить мою машину через болото!
– Есть! – и тут же я подал команду: – Рота стой! Оружие "в костер". Красноармеец Козлов – охранять!.. Всем – за работу.
Саперы обрабатывали стволы сосен, а воины моей роты вытаскивали их на болото и укладывали, как рельсы на железной дороге. Затем, усилиями воинов, по скользким стволам проталкивали машину вместе с полковником на противоположный берег. Сколько времени были заняты этой работой, мы не заметили, но солнце уже катилось к закату. Перебравшись через болото, мы все были грязными и мокрыми по грудь с болотной растительностью на одежде. Полковник вышел из машины, поблагодарил меня и, в моем лице, бойцов роты, сел в машину и скрылся за поворотом лесной дороги.
Батальон, отход которого прикрывала рота, уже ушел далеко. На противоположном берегу, роту поджидал адъютант старший. Он подошел и спросил меня:
– А ты знаешь, чью машину перетащил через болото?
– Откуда мне знать? Полковник не представился, но, садясь в машину, он пожал мне руку и поблагодарил личный состав роты за усердие в работе.
– Это был Иван Иванович Федюнинский, командир нашего, 15-го стрелкового корпуса.
Так я впервые встретился с Федюнинским. В 1944-1945 г. я опять воевал под его началом во 2-й ударной Армии на Прибалтийском, а затем – на 2-м Белорусском фронтах.
Мы нагнали батальон, когда солнце уже давным-давно скрылось за горизонт, а серп месяца уже висел над головой. Личный состав батальона, выйдя на огромную поляну вырубленного леса, мирно расположился на привал.
Я доложил комбату о прибытии и о том, что случилось. Он обрадовался и сказал:
– Вот и хорошо. Вливайся в общую колонну. Некоторые подразделения уже выдвинулись, некоторые еще отдыхали.
Рота расположилась на отдых. Я решил этим воспользоваться, и отошел метров на пятьдесят в туалет. Не успел далеко отойти, как из того леса, откуда мы только пришли, по дороге с рокотом выскочили два немецких мотоциклиста. Наткнувшись на скопление строившегося батальона, они дали из пулеметов несколько очередей трассирующими и разрывными пулями. Тем не менее, эта стрельба создала впечатление окружения батальона. Личный состав рассеялся, по лесу. Мотоциклисты, боясь получить ответный огонь, круто развернулись и скрылись в том же лесу, откуда появились. Я переждал, вышел на дорогу – пусто. Тогда решил дать сигнал, крикнул русское: "Ау!" Затем заложил пальцы в рот и громко свистнул. Звуки в лунной ночи эхом отозвались с разных сторон. Из-за пней стали выходить воины шестой роты и других подразделений, затем по дороге собрался довольно большой отряд. Назначил головной дозор, тыльное охранение, наблюдение по сторонам.
Ускоренным шагом пытались нагнать главные силы батальона. Вечерние сумерки давно сменились ясной лунной ночью. Воины стали уставать и начали меня упрашивать:
– Товарищ лейтенант, впереди, вон, какой-то населенный пункт, давайте сделаем привал.
– Нет! В населенном пункте привал делать не будем – опасно! Привал сделаем после его прохождения.
Хотя я и сам устал. Сапоги после прохождения болот успели ссохнуться. Болота не прошли бесследно и для меня: на правом сапоге отвалилась подошва, на левой ноге – от ягодицы до самой пятки, высыпали один за другим шестнадцать фурункулов. Некоторые из них уже прорвали, кровоточили, раны стали прилипать к кальсонам. Боль была невыносимая. "Держись, Николай, атаманом будешь!" – ободрял я сам себя. Оказывать помощь было некому и нечем.
– Эй! Кто там? Бегом! А то мост, взрывать будем! – кричали спереди подрывники.
– Рота оружие в руку! За мной бегом марш! – мы проскочили мост, сзади раздался взрыв. Мост взметнулся в воздух. Звук резкого взрыва эхом покатился по реке. За рекой послышался рев немецких мотоциклов, выстрелы и крики немцев:
– Цурик! Хальт! Хальт! – мы оглянулись: со дворов, немцы, выволакивали наших бойцов. Затем, построив в колонну и под охраной часовых, погнали в плен. Сердце сжалось комом, мурашки поползли по спине. Грустно было наблюдать за случившимся. Воины стиснули от злобы челюсти. Было обидно за тех, кто так глупо попал в неволю. Мы сознавали наше бессилие, что ничем помочь не могли. Бойцы, понурив голову, шли за мной и шептались между собой:
– А наш лейтенант, то, прав был – предвидел опасность.
– Что ни говори, смекалистый парень.
Теперь опасность миновала. Теперь уже, можно сделать привал. Только надо отойти подальше от переправы.
XVI
Оставив Сарны, части нашей дивизии отходили с боями к Малину. По пути встречались небольшие подразделения противника. Мы сходу вступали с ними в бой. Уже ни у кого из нашего командования не возникало мысли о выводе дивизии на формирование – обстановка не позволяла.
Достигнув станции Малин, наша шестая рота была направлена на склады для эвакуации продовольствия со складов неприкосновенного запаса.
Из Малина мы шли на Вишневичи. Шли долго, и везде – на юге и на севере от нас, словно грозовые разряды – гремела артиллерийская канонада. На юге немцы прорвались и, где-то в районе Винницы, с боями рвались в направлении Днепропетровска и Запорожья. На севере – болотистая местность и темпы немецкого наступления были несколько ниже.
Наш батальон оставил Малин и стал спешно отходить в направлении на Вишневичи. Шестая рота, как гарант безопасности, постоянно находилась в прикрытии. Занимаем оборону на указанном рубеже, удерживаем до вечера, а под покровом темноты снимаемся и нагоняем батальон. Комбат нас встречал и радовался, что рота в полном составе примыкала к батальону.
Однажды, наш батальон в полном составе вышел по лесной чаще Бородянского леса, в западном направлении. Спереди прикрытие осуществлялось полковой разведкой и головной походной заставой. Впереди, по просеке просвечивалась опушка леса. Справа внезапно возникла ружейно-пулеметная стрельба. Как потом выяснилось: наша полковая разведка попала под обстрел в селе Крымок. Немцы ее обстреляли со дворов и чердаков зданий. Ей пришлось ретироваться. Одновременно, несколько выстрелов прогремело впереди, где наш парный дозор столкнулся с таким же немецким дозором. Один дозорный был убит. Старший дозорный, каким-то чудом уцелел и доложил комбату, что за поляной слева, в лесном массиве, находится крупная войсковая часть. Там слышна немецкая речь, гул машин и танков.
Комбат принял решение – перейти к обороне по западной опушке леса. Шестая рота заняла оборону на правом фланге батальона. Слева, на стыке стрелковых рот вышел и занял огневую позицию взвод станковых пулеметов "Максим". Еще даже личный состав не успел окопаться, как перед фронтом батальона, в низком сосняке появилась немецкая наступающая цепь. По головам можно судить, цепь не густая, но очень внушительная по фронту. С нашей стороны грянули выстрелы. Цепь, видимо, залегла и ответила плотным пулеметным огнем трассирующими и зажигательными пулями. Правда, очереди пролетали высоко над головами и засыпали нас хвойными ветками. Затем "залаяли" минометы. Мины ложились где-то в тылу нашего боевого порядка. Немцы, воодушевленные огневой поддержкой, стали перебежками приближаться к нашему боевому порядку. Застрочили наши станковые пулеметы. Я, как пулеметчик, заинтересовался их стрельбой. Смотрю и глазам не верю: почему рикошеты очередей ложатся "перед самым носом". Не далее ста метров? Спрашиваю у пулеметчиков:
– Что вы делаете?...
– Страх на немцев нагоняем!..
И тут доносится крик:
– Немцы обходят нас справа!
Действительно, немецкие солдаты от дерева к дереву приближаются к нашему правому флангу.
– Патроны экономить. Стрелять только прицельно. Старайтесь стрелять в кромку дерева, за которой стоит немец, – а сам решил усилить правый фланг, перебросив туда отделение с левого фланга.
Увлекшись отражением атаки немецкой пехоты, я не заметил, как сгустились вечерние сумерки, в лесу стало темно. Стрельба прекратилась, стало тихо. Я обратился к красноармейцу Козлову:
– Товарищ боец, бегом на наблюдательный пункт батальона и узнать, что роте делать дальше?
Через несколько минут боец Козлов возвратился, но от страха не может сказать ни слова:
– Т-т-т-товарищ лейтенант, а там никого нету, и слышна немецкая речь.
– Как нету?...
– Пусто кругом. Окопы пустые.
– Замполит Середа – проверить!..
Замполит мигом растаял в непроглядной темноте и вскоре возвратился и доложил:
– Товарищ лейтенант, Козлов прав: там действительно никого нет.
– Командиры взводов, отделений ко мне. Товарищи, быстро собирайтесь, тихо и без паники, – немного подождав, я спросил: – Все в сборе?
– Все! – доложили командиры взводов.
– Товарищи командиры, батальон незаметно отошел. Мы остались одни. Сейчас мы тоже будем отходить, но нам сейчас неизвестно, где находятся немцы и что они делают. Надо быть готовым ко всему. Вплоть до рукопашной схватки. Оружие дозарядить. Будем пробиваться цепью. Интервалы между бойцами – на видимость друг друга, а для того, чтобы не растерялись по лесу, в разные стороны не разбежались, рванем с криками "Ура!". Выйдя на безопасное место, соберемся в колонну. Приготовиться. Всем командирам бежать в цепи. Я держу азимут "48".
Темно. Только стволы деревьев темнели в ночи. Приняв сигналы о готовности, подаю команду:
– В атаку, бегом – МАРШ! – и по лесу раздалось дружное "Ура".
Воины неслись как угорелые, не чувствуя земли под ногами. Метров через сто пятьдесят я почувствовал, что бегу по немцам, которые спали, прижавшись, друг к другу, накрывшись палатками. Охранявший их часовой, сидел у дерева, прислонившись к стволу, и тоже уснул, или обомлел от страха. Когда мы скрылись во мраке ночи на довольно приличное расстояние, немцы, не понимая, что случилось, открыли огонь во все стороны. Пробежав метров пятьсот, мы остановились. За спиной была слышна беспорядочная стрельба. Вся рота собралась без потерь. Несколько успокоившись, пошли строем. Стало не по себе, душевные переживания дали о себе знать. Чувство страха появилось, когда мы осознали, что батальон отошел, а немцы не только обошли нас с фланга, но и зашли нам в тыл. "Нас спасла ночь" – подумал я.
На марше один боец прикладом винтовки, случайно, разбил бутылку с самовоспламеняющейся жидкостью. Его охватило пламенем, мы бросились спасать пострадавшего, прикопали его землей. Он, вроде-бы, перестал кричать. Откопали – снова боль, снова кричит. Схватили его и потащили в болотце с водой – молчит. Вытащили – кричит. Тогда сняли с него брюки и кальсоны и обмотали пораженные места тряпками из нательных рубах, чтобы не допускать доступ воздуха к фосфорной жидкости, которая прилипла к коже. Воину стало легче, повели его в таком виде. Не успели пройти и ста шагов, как другой боец, разбил бутылку о малую саперную лопату. Но с ним мы уже быстро справились, сумев избавить от жгучей боли.
Только к утру нам удалось выйти к небольшому селу. Сдав пострадавших в санитарный пункт батальона, облегченно вздохнули. И я сделал вывод – бутылки с самовоспламеняющейся жидкостью являются грозным оружием для борьбы с танками в обороне, но они очень опасны в наступательном бою для жизни наших воинов.
Это наступление нашего батальона было неудачным, но для меня оно стало настоящим "боевым крещением". Мне впервые пришлось, лицом к лицу, встретится с врагом.
XVII
На окраине села роту встретил комбат. Он обрадовался и крикнул: "В нашем полку прибыло!". И без официального доклада стал расспрашивать, что и как случилось? Почему рота не отошла вместе с батальоном? Просто, связной, посланный оповестить об отходе батальона, в роту не появился.
– Причины уточню и разберусь! – в заключении нашего разговора сказал комбат. – А теперь, кормите роту завтраком. Завтрак уже готов. Пополняйте боеприпасы до полного комплекта. Можете брать с запасом и будьте готовы получить новую задачу.
Пришла радостная весть: появилась возможность помыть личный состав со сменой белья. Радости не было предела. Еще бы? С начала войны мы не только ни разу не мылись, но по-настоящему и не умывались. После помывки нам дали возможность пообедать, поужинать и даже отдохнуть. И снова – марш. Воины устали, засыпали на ходу, еле-еле передвигали ноги, выбиваясь из сил, но шли, надеясь на улучшение обстановки в нашу пользу. Мы не знали, что делается у соседей, где лучше, где хуже...
Продолжение:
http://www.proza.ru/2018/08/08/935