Я помню, как познакомился с Винсенто.
Мы встретились на мощеном мосту. Он стоял по ту сторону перил и смотрел на канал. Осенний дождь в тот день вырисовывал на поверхности воды забавные узоры, эфемерные, размытые, но такие... живые. Так лишь казалось. Я прекрасно это понимал, ведь я сам всего лишь эфемера. Может именно поэтому меня и заинтересовал Винсенто? Может именно его долгий взгляд в черную бурлящую воду, куда он собирался прыгнуть, и позволил ему услышать меня?
Винсенто!
Почему-то мне стало его жаль. Приблизившись, я тихо заговорил с ним как раз в тот момент, когда он готов был отпустить скользкий поручень. Он остановился, выпрямился, а в его глазах зажегся странный блеск. Ох, как хорошо я знаю этот блеск! Как давно я его не видел!
Он перелез через перила и живо направился по мостовой. Он бежал со всех ног, пока не остановился у магазина, где на последние деньги купил печатную машинку.
Итак, на старом прилавке с потрескавшейся зеленой краской за семь минут до закрытия захудалой лавчонки, Винсенто Ламбре, безызвестный автор, чье имя широкая публика так и не услышала, впервые взял в руки инструмент, которым меня создал.
Спустя ровно тридцать две минуты, одиннадцать секунд я был рожден.
Вообще-то я существовал уже очень давно. Задолго до рождения самого Винсенто, задолго до многих событий, которые привели к тому, что он появился на свет. Я перевидал множество людских поколений с их несметным количество мыслей... в основном не очень полезных и скоротечных, как сами люди.
На самом деле я всего лишь мыслеформа, образ, бестелесное нечто, которое иногда по неведомым причинам возникает у вас в голове среди хаоса прочих мыслей. Увидеть меня весьма сложно обычному человеку, а увидеть и того сложней. Потому я, как и большинство моих собратьев, большую часть жизни просто витаем в воздухе, пока чей-то зоркий глаз нас не заметит.
Говорят, что мы осколки человеческих душ, которые отсоединились, когда те покидали материальный мир, точно ступени взлетающей ракеты. Изредка до нас сверху доходят слухи, что те самые души были наказаны за то, что так и не рассмотрели, не услышали нас. Но это, уж простите, не наша вина. Голоса у нас у всех одинаковы, и все мы в равной степени пытаемся докричаться до каждого человека. Тем, кому это таки удается, выпадает редчайший дар воплотиться в мире людей через звуки и цвета, в виде картин и музыкальных произведений.
Через какой прекрасный фильтр прошел некогда мой товарищ, когда его заметил юный композитор! То, что некогда было лишь светящейся крупицей, превратилось в симфонию, для исполнения которой нужно 77 инструментов. Какой объем, какой размах! Я часто слышал, как мой товарищ звучит в красивых залах, так же созданных Слышащими Мастерами, как его распевают на улицах.
Другого моего коллегу расслышал уже не молодой творец, после чего создал огромную картину, которую писал аж 23 года! Долгий период для воплощения, но он того стоил. Произведение вышло шедевральным, а самого мастера забрали в высшие круги там... наверху. Некоторым повезло меньше: их реализовали несколькими неуклюжими линиями или недоделанными набросками, которые так до сих пор и покоятся в тайниках еще живой памяти. Может быть, их таки доделают, либо же им суждено будет воплотиться через другого мастера... если повезет.
Рано или поздно нам всем везет, и мы находим своего творца.
И вот, это случилось и со мной.
Сразу же после того, как механизмы печатной машинки послушно застучали по бумаге, оставляя черные следы разных форм, я приобрел имя, облик и дом.
Но главное я обрел Мастера. О! Блаженное чувство! Горящие глаза, бурлящая свежая кровь в сердце и цокот железных механизмов.
Мы с Винсенто творили! Я нежно обнимал его за плечи и шептал на ухо. Шептал в самое сердце, а он все слышал, покорно следуя за моим голосом. Мы слились воедино, вместе открывали новые земли, которые сами созидали, встречали новых людей, нарисованных нами же. Мы парили, поднимаясь все выше и выше, охватывая всю Вселенную и дальше... Мы создавали свой мир! Прекрасный, необъятный, пока...
Не появился друг.
Ворвался среди ночи, точно ворон, описанный моим коллегой в одном стихе.
От него не пахло ни Созидателем, ни Взирателем, лишь табаком, да легким перегаром.
– Винсенто, послушай меня! Ты никогда не был искусен в словах, да и роман, коль его таким можно назвать, весьма скучноват.
Ох! Эти дерзкие слова уложили меня в гроб. Небольшой и выдвижной гроб, именуемый нижней полкой стола.
Там я покоился во мраке и забвении дни, недели, года... Иногда Винсенто вспоминал обо мне и в окружавшей меня темени появлялись проблески лучей, лившихся в мою полку из его слабо освещенной комнаты. Я несколько раз, несколько драгоценных раз видел его глаза, исполненные сначала тоски, потом ностальгии, а потом и вовсе пустые...
Он старел, я тлел, но ждал его. Ждал своего Творца. Покорно и любя.
И вот однажды он снова вспомнил обо мне. Рывком открыв мой гроб и выхватив меня, он побежал куда-то. В доме с обклеенными окнами он показал меня кому-то, а затем...
Мы снова оказались на том мосту, выложенном брусчаткой. Снова лил дождь. Там Винсенто, мой Творец, мой Созидатель выкинул меня в реку...
Ох, нестерпимая боль утраты! Как ее пережить тому, кто бестелесен?
Почему мы не можем умереть? Ведь говорят, что смерть – конец всем страданиям! Почему я не утонул как люди, но продолжал плыть, пытаясь изо всех сил удержать чернильные знаки, которые нещадно смывала вода с бумаги. Пытаясь уберечь последние кусочки себя! Пусть лучше я лежал бы в столе! Пусть я пылился, но продолжал бы жить, существовать, быть кем-то в этом непостоянном, но таком прекрасном мире. Я лишь хотел стать его частичкой и поведать о себе хоть кому-то! Хотя бы ты, Винсенто, знал меня, слышал и... любил!
А как я любил тебя! Никто и никогда не полюбит тебя больше, чем твое создание...
Но теперь, растворяясь в холодной воде я понимаю, что я всего лишь бумага и краска!.. Вот, чем я для тебя стал, Винсенто. Почему мне так больно?..
Уже не важно.
Вода смывает последние строки.
И я снова лишь эфемера. Бестелесное нечто...
Я помню, как повстречался с Винсенто... Я бы и не узнал его, если бы не знакомый блеск его глаз, едва он меня заметил. Я лежал на прилавке книжного магазина. Рядом с нами была лавочка печатных машинок. Он долго на меня смотрел, проводя пальцами по стеклу снова и снова, словно именно эта преграда разделяла меня от того, чтобы я снова стал Его.
Я был искренне рад увидеть своего бывшего Создателя, хотя... Я кажется понял его чувства, когда он еще в наши былые времена изредка доставал меня из стола. Это похоже остатки после пожара. Все былое и прекрасное, что мы создали вместе, уже уничтожено, оставив лишь головешки, у которых ты едва ли сможешь согреть руки. Еще теплые, но немного болезненные воспоминания о том, чего уже не вернуть и чему уже не помочь.
Едва ожившие глаза Винсенто Ламбре вновь опустели. Ссутулившись он побрел по улице и свернул к мощеному мосту.
Больше я его не видел...