То, во что ты веришь, становится твоим миром.
Для Бируте....
Приближался Новый год. Снега навалило по самые окна. Каждое утро вместо зарядки я расчищал дорогу к калитке, выстраивая гигантские сугробы с обеих сторон. В один из дней пришли Володя Плейшнер, Славик и какой-то мужчина, плотник. Они немного подлатали аварийные участки дома Айнары, вставили стёкла вместо клеёнки, сконструировали кое-какую мебель, переклеили обои и покрасили потолок. Дом мигом преобразился. Хозяйка даже заплакала от радости, а вечером угостила нас чудным блюдом своей национальной кухни.
Поскольку за окнами лютовала зима, дел по хозяйству особо не предполагалось. Посему мы решили предаться молитвословию. С утра читали утренние молитвы, полуночницу, чин утренней, первый, третий и шестой часы, обедницу. После этого обедали. Дальше занимались своими делами. При наступлении сумерек читали чин вечерни, повечерия с канонами. Иногда прочитывали всю псалтырь. Я помню, у всех нас пылал неистовый энтузиазм. Нам так нравился наш молитвенный подвиг, что укладываясь на ночь в кровать, хотелось, чтобы поскорее наступило утро и мы опять начнем петь каноны, псалмы, читать молитвы. Когда приезжала Алина, то с удовольствием присоединялась к нам. Частым гостем стала и Аля. Поначалу она смущённо спрашивала, когда ей можно прийти, а со временем пропадала у нас каждый день.
Однажды послышался настойчивый стук в окно, уже под самый вечер. Открыв дверь, я немало удивился. На пороге стояла Лидушка. Она растянула в улыбке свой беззубый рот:
— Спаси Бог, батюшка! Благословите вечернюю послушать.
С особой теплотой вспоминается то время. Какое-то воодушевление, неподдельная радость всему, что происходит, и каждому, с кем общаешься, а главное — стремление изменить заплесневелый от греха свой внутренний мир. Я, конечно, мало ещё в этом понимал, но так хотелось, чтобы наше стремление никогда не застыло, не перестало быть важным и интересным.
О том, что мы уехали от Бабаихи, вскорости стало известно всему посёлку. Кто-то одобрил такое решение, некоторые наоборот упрекали нас с Аней в чёрствости и неблагодарности. Мол, висели нахлебниками у старухи на шее, а когда стало неуютно, убежали к другой хозяйке, оставив больную бабку на произвол судьбы. Сама же Бабаиха сетовала на нас, оговаривая Аню несправедливыми поклёпами, сплетнями, а главное, придавая своим словам такой убедительности, что люди невольно верили ей. Больше всего старухе нравилось рассказывать, как мы бессовестно лишили всех её запасов на зиму. Ведь ещё осенью решили огородину распределить по погребам Айнары и Али, поскольку погреб Бабаихи совершенно для этого непригоден. Когда нужно, мы брали картошку или овощи у девчат, тем более что застольничали зачастую все вместе. Видя такое дело, мы набрали довольно мешков огородины и свезли её бабке Бабаихе, будучи уверены, что конфликт на этом исчерпается. Обо всей нашей консервации, остававшейся у старухи, решили не заикаться. Айнара, правда, немного пороптала, вспомнив чудесный компот из смородины, который они закрывали вместе с Алей, потратив в него все свои запасы сахара. Но стоило ли размениваться по мелочам? Возникшая ситуация требовала радикальных шагов к примирению. А в остальном решили полностью положиться на Бога.
За несколько дней до Нового года ко мне подошли Аня с Айнарой. По их хитрым глазам я сразу догадался о какой-то авантюрной затее.
— Послезавтра начнутся Новогодние праздники, — начала Аня. — Я понимаю, пост там, всё такое. Но…
Я только с улыбкой покачал головой, помня, что Новый год для нас с Аней когда-то был романтичным и волшебным праздником. Временем таинственных событий, чудесных впечатлений, а главное той — неизменной традицией, которая так связывала с самыми приятными воспоминаниями.
— Понимаю, к чему вы клоните, — сказал я.
— Так ты не против? — играя озорной улыбкой, говорила Аня. — Мы совсем чуть-чуть приготовим на стол, нарядим ёлку. Альку пригласим, Алина обещала приехать.
— Ого! Так вы уже всё решили. Чего же меня-то спрашиваете?
— Батюшка, вы не обижайтесь на нас, — заговорила Айнара. — Благословите, пожалуйста. Мы скромненько посидим. Новый год — это праздник из детства. Я его уже лет десять не встречала. А людям завидовала, как у них всегда весело, торжественно в этот день.
— Айнара, это же ваш дом. Вы хозяйка, как я вам могу что-то благословлять или не благословлять?
— Батюшка! — затеребила мою руку Аня. — Ну, что ты сразу... Ты ведь понял о чём мы.
— Да понял, я, понял, — сказал я, обнимая Аню за плечи. — Что ж с вами поделаешь! Давайте ёлку наряжать.
В канун Новогоднего праздника, после обеда, я долго сидел возле окна. Погода стояла чудная. Яркое солнце ослепительно сверкало на снежных сугробах. С крыш стекали тоненькие струйки, которые мороз тут же превращал в длинные, прозрачные сосульки. Они переливались в лучах, отображая в себе частичку солнечного света, по-своему передавая какую-то торжественную радость. Матушка с Айнарой ушли к тёте Нине за какими-то продуктами, необходимыми для необычного праздничного блюда, а я вот уже почти час наблюдал за оживлённой суетой, происходившей за воротами. Айнара жила на одной из центральных улиц, так что из окон была прекрасно видна проезжая часть со сновавшими туда-сюда автомобилями, равно, как и людьми, спешащими закончить свои повседневные дела, чтобы с головой окунуться в праздничное настроение.
Я всегда обожал именно этот день, 31 декабря. С детской наивностью ожидаешь какого-то невероятного сказочного события, желанных гостей, боя курантов, счастливых улыбок на лицах. Люди кругом такие озадаченные, с торжественным видом, огромными пакетами в руках. Все приветливо здороваются, поздравляют с наступающими праздниками.
Мысли плавно переносятся в окружающую меня действительность, вмиг сменяя яркую картинку на нерешённые до сих пор отношения с Бабаихой. Она уже вторую неделю не посещает храм. Возникает озадаченность в связи с новым жильём. Мы уже кое-как прижились у Айнары, только с некоторых пор я стал замечать некое искушение в себе. Я привык видеть Айнару в совершенно ином отношении, как прихожанку, как певчую, просто как добрую знакомую. А здесь она у себя дома. Лёгкая одежда, простоволосая, да и вообще всё совсем иначе. Невольно воспринимаешь её как женщину. Иной раз даже искусительная мысль проскочит. Была бы она постарше или не такая красавица, может, и не возникали бы всякие суетные химеры. Ещё как нарочно, то покажется, что посмотрит она как-то не так, то случайно прикоснётся. Я прекрасно понял, что дьявол принялся искушать меня и теперь вряд ли отступит.
Дальше будет....