«Вот бы стать сейчас невидимкой», - подумал Глеб. Или уйти отсюда поскорее. Никого из собравшихся на кладбище он не знал, да и знать не очень-то хотел. Не прийти, однако, он не мог.
Хоронили его отца, «биологического отца». Какое нелепое выражение, если вдуматься. Глебу не хотелось бы, чтобы когда-нибудь и его так называли, как то это… слишком бездушно, что ли. Алексей Юрьевич Серов настоящим отцом для своего сына, пожалуй, не был, он ушёл из семьи, когда Глебу было всего четыре года и с тех пор они виделись крайне редко.
Мама через какое-то время после развода снова вышла замуж и Глеб рос с отчимом, совершенно не чувствуя себя ни в чём обделённым. Леонид Михайлович Красин, мамин муж, оказался мужиком что надо, за всё время он ни разу не поднял на пасынка руку (впрочем, мама бы этого и не позволила), даже голос почти никогда не повышал, не придирался и не пытался «воспитывать». Последние три года Леонид Михайлович работал в управлении речного транспорта (там же работала и мама, она была бухгалтером), а раньше он был капитаном, водил пароходы по Оби, и Глебу в детстве нравилось, когда он брал его на речную прогулку. Он даже гордился отчимом, а Леонид Михайлович не только любил его, но с годами стал уважать за «башковитость».
Когда Глебу было девять лет, у мамы и Леонида Михайловича родилась дочь Тоня. Сейчас сестрёнке было уже семь и она росла сущей пацанкой. Маме хотелось наряжать девочку в кукольные платьица и делать ей красивые причёски, а Тоня обожала джинсы и вечно ходила растрёпанная. От Тониных неизвестно где подхваченных выражений, которые Глеба часто смешили, мама порой приходила в ужас. Леонид Михайлович в дочери души не чаял и всегда по определению был на её стороне, а бедная мама вздыхала, качала головой и пыталась хоть как-то привить Антонине манеры. Глебу же (как, он подозревал, и Леониду Михайловичу) вовсе не хотелось, чтобы Тоня менялась, он любил сестру такой, какая она есть. Если бы она вдруг стала манерничать, строить из себя принцессу, то это была бы уже какая-то другая, чужая девочка, а не их Тоня.
Отец появлялся в жизни Глеба пунктиром, не оказывая на неё какого-то заметного влияния, никак не учувствовал в его воспитании, но каждый раз, когда они встречались, вид у Алексея Юрьевича был такой, будто он устраивает сыну настоящий праздник. Он был не из тех, кто просто старается сделаеть человеку приятно, ему обязательно требовалось устроить нечто грандиозное, а потом наблюдать за реакцией. Мальчика же эти визиты не слишком радовали, скорее, он испытывал после них какую-то тревогу, даже лёгкий стресс. После очередной встречи с отцом Глеб всегда плохо спал, а на второй день ходил вялый, если не сказать, подавленный.
Алексей Юрьевич был инженером на электромеханическом заводе, но он очень любил театр и сам обладал натурой артистической, ему нравились яркие эффекты, нравилось производить впечатление на окружающих. А Глеб, наоборот, рос спокойным, тихим ребёнком (не то, что энергичная Тоня), он никогда не стремился быть в центре внимания. Отец считал его слишком «квёлым» и всё пытался расшевелить, чем, конечно, делал только хуже, заставляя мальчика ещё больше замыкаться в себе. Только сейчас Глеб вдруг осознал, что они с отцом, по сути, никогда не знали и не понимали друг друга по-настоящему. Поэтому, наверное, им так и не удалось сблизиться. Жалел ли он об этом? Сейчас, пожалуй, нет, но не исключено, что ещё пожалеет когда-нибудь в дальнейшем.
И всё-таки несправедливо, что они с отцом так мало общались. Неужели им не о чем было поговорить? Казалось, впереди целая жизнь, а вот оно как бывает – раз, и его уже нет. Алексей Юрьевич умер внезапно, от инфаркта, а ведь он не был старым, ему только недавно исполнилось пятьдесят два. Пятьдесят два – ещё даже не пенсионер.
Сейчас Глеб не знал точно, что он чувствует. В любом случае этот человек был его родным отцом, без которого он и вовсе не появился бы не свет, и уже за одно это Глеб был ему благодарен. И всё-таки никакого намёка на горе, которое бывает, когда умирает близкий родственник, он не чувствовал. Так, скорее, лёгкую печаль.
Почти скучая, Глеб начал оглядываться по сторонам. Людей, пришедших проститься с Алексеем Юрьевичем, было не так уж много. Несколько коллег с завода, несколько друзей, с которыми он любил порыбачить, да самые ближайшие родственники. Бабушки и детушки со стороны отца уже не было в живых, зато бабушкина сестра, баба Лида, то ли узнала внучатого племянника, то ли (к этому варианту, учитывая, сколько они не виделись, он больше склонялся) случайно услышав от кого-то, что это «его сын», излишне бурно отреагировала на его появление на похоронах. Она принялась громко причитать, стиснула Глеба в объятиях и, если бы он не успел увернуться, облобызала бы прямо в уста. Это было уже чересчур, Глеб её плохо помнил и такое поведение, по сути, незнакомого человека было ему неприятно, он просто не понимал, как можно вот так кидаться на людей, которые стоят себе спокойно и никого не трогают.
- Глебушка, сынок! - запричитала пожилая родственница, - Какой большой-то стал! А как на отца похож! Те же глазки…Ой, Лёшенька ты миленький, да на кого же ты оставил…
Серые глаза, как и светло-каштановые волосы, Глеб унаследовал от матери, а вот нос и подбородок у него были отцовские, но бабу Лиду такие мелочи, похоже, не смущали.
- Не дождался ты, чтобы внуков увидеть, не дожи-и-ил… - продолжала она завывать.
Глеб подумал, что отец и его-то видел не часто, вряд ли он стал бы заботливым дедушкой, который только и мечтает поводиться с внучатами.
К счастью, очень скоро баба Лида отвлеклась на кого-то ещё и мгновенно забыла про Глеба, как будто кто-то щёлкнул пультом и переключил канал в телевизоре.
Стоило этой сумасшедшей, как показалось Глебу, тётке отстать, как тут же у нему обратился незнакомый высокий мужчина с квадратным лицом:
- Что, приятель, не замёр?
Сегодня действительно было холодно, а небо так затянуло тучами, что, кажется, вот-вот пойдёт дождь и Глеб уже пожалел, что надел пиджак, а не куртку. Но что он должен был сказать, «Дяденька, я вас не знаю», что ли? Выглядел мужчина, впрочем, вполне дружелюбно.
- Да нет, не очень, - пробормотал Глеб
Что всё-таки за люди! Нашли, тоже, место и время поговорить. Неужели человека нельзя оставить в покое даже на кладбище? И потихоньку, стараясь, чтобы это не было слишком демонстративно, он отошёл подальше от непрошенного собеседника.
Сегодня впервые в жизни у Глеба появилась возможность рассмотреть жену, вернее, уже вдову, отца, Анну Николаевну. Несмотря на то, что Бердск – городок маленький, немногим более ста тысяч населения, до сих пор им удавалось избегать столкновений с новой семьёй отца. Глеба распирало любопытство, ведь он столько раз слышал об этой женщине от своей матери (и всегда только самое плохое), но ещё ни разу не видел.
Это была эффектная моложавая блондинка, даже в такой момент её внешность производила, он не мог этого не признать, впечатление. Рядом с «мачехой» он увидел девушку приблизительно своего возраста, тоже блондинку (похоже, это их естественный цвет волос), и понял, что это, должно быть, Алёна, падчерица отца, дочь Анны Николаевны от первого брака. Именно Алёна позвонила Глебу с отцовского телефона и сообщила печальную весть. На девушке были классические чёрные брюки и скромная чёрная блузка, перехваченная поясом, но она умудрялась потрясающе выглядеть. Красивые голубые глаза, длинные стройные ноги, тонкая талия… Не девушка, а прямо настоящая фарфоровая статуэтка. Глеб даже и представить не мог, что такие сногсшибательные красавицы бывают, причём не в кино, а в реальной жизни. У них в классе были, конечно, симпатичные девчонки, но с Алёной не одна из них и близко сравниться не могла.
Глеб так засмотрелся на Алёну, что на мгновение даже забыл, где и почему находится. А ведь Алёна, наверное, переживает горазда больше, чем он, она же выросла с его отцом, они были одной семьёй. Глеб сообразил, что он ведь даже понятия не имеет, как складывались отношения у отца с падчерицей, любили ли они друг друга как родные или, наоборот, терпеть не могли. Как много он не успел узнать о собственном отце.
После похорон, когда все выходили с кладбища, Глеб улучил момент и подошёл к девушке.
- Привет, ты, наверное, Алёна?
- Да. А ты ведь Глеб?
Голос у неё оказался мелодичный, приятный, как и она сама.
- Вот и познакомились…
- Угу. Жаль только, что при таких обстоятельствах.
- Да уж, не говори…
Алёна подняла свои голубые глаза и спросила:
- Ты идёшь на поминки?
- Да, - сразу же согласился Глеб.
- Поехали на машине моего двоюродного брата, - решила Алёна и крикнула Анне Николаевне – Мам, я с Вадимом!
Возражений не последовало.
Поминальную трапезу заказали в кафе. Все приглашенные чинно расселись по местам, выпили, не чокаясь, и стали негромко разговаривать, вспоминая какие-то трогательные или забавные истории, связанные с Алексеем Юрьевичем.
Глеб сидел рядом с Алёной, но по другую руку от неё сидела Анна Николаевна и поговорить с девушкой никак не получалось. Зато у других собравшихся за столом разговоры становились всё оживлённее, кто-то начал звонить по телефону. Через какое-то время уже послышались смешки. Громче всех трещала и хихикала ещё недавно безутешная баба Лида.
Как это всё-таки странно устроено – был человек и нет его. Отец ещё совсем недавно жил, работал, отдыхал, беседовал с друзьями, к чему-то стремился, наверное, о чём-то мечтал, строил планы. Столько всего разного чувствовал - любил, злился, радовался, огорчался, восхищался, возмущался, испытывал страх, негодовал, веселился. А теперь что – всё? Пустота? Глеб снова ощутил холод, но уже не от ветра, как было, когда он стоял на кладбище, а от этих своих мыслей. Неужели когда-нибудь и с ним будет вот так же – хлоп – и крышка. И такая же повёрнутая на голову баба Лида будет сидеть на поминках и получать от происходящего явное удовольствие. Ну, хоть кому-то хорошо.
Алёна как будто прочитала его мысли и тихо сказала:
- Какой-то сюр, правда? Ты только посмотри на них…
Глеб кивнут:
- Это точно.
Как хорошо от неё пахнет! Если бы не Алёна, Глеб давно ушел бы отсюда. Не смотря на осознание бренности существования, жизнь, как это всегда бывает, тем более когда тебе семнадцать лет, уже в полный голос заявляла о своих правах. Глеб украдкой поглядывал на девушку, на выбившийся из-за уха светлый локон, на изгиб губ, на полоску нежной кожи, такой белой над вырезом чёрной блузки, и сожалел, что они познакомились именно таким странным образом. Ну почему Алена не могла оказаться его соседкой или, например, учиться с ним в одной школе… Не известно, правда, стала бы Алёна тогда с ним общаться. Дело в том, что Глеб никогда не отличался смелостью в отношении девчонок, возможно, подсознательно не хотел быть отвергнутым. Он постоянно говорил сам себе, что с этими комплексами нужно как-то бороться, но это было легче сказать, чем сделать. Другие парни из их класса уже давно начали встречаться с девушками, он часто слышал их хвастливые рассказы о победах на этом фронте. Глеб считал, что распространяться о подобных делах не совсем по-мужски, но одновременно и завидовал. Оставалось только надеяться, что уверенность придёт и к нему со временем.
Он спросил Алёну, в каком классе она учится, оказалось, что ещё только в восьмом. А для Глеба этот учебный год был предпоследним, после одиннадцатого класса он планировал поступать в медицинский университет.
Профессию врача выбрал ещё в седьмом классе, потому что считал самой лучшей и благородной из всех существующих. Это же так здорово – помогать людям! В их семье врачей не было, но Глеб не сомневался, что это его истинное призвание. А когда-то, когда был совсем мальцом, он, конечно, хотел стать капитаном, как дядя Лёня. И, как любой мальчишка, мечтал о приключениях. Однако, как бы ни влекли его река, чайки и пароходы, с возрастом он стал всё больше времени проводить за чтением. Однажды открыв для себя этот мир, Глеб уже не представлял лучшего времяпрепровождения, чем в компании с хорошей книгой. От природы усидчивый, обладающий пытливым умом, в старших классах он начал проявлять всё больше интереса к гуманитарным наукам, стал участвовать (и даже побеждать) в школьных олимпиадах и в будущем хотел заниматься не только практической, но и научно-исследовательской деятельностью. Благо, в медицине для этого имеются все возможности. Как знать, вдруг именно ему, Глебу Серову, суждено открыть лекарство от какой-нибудь страшной болезни?
Лариса Евгеньевна горячо поддерживала выбор сына и старалась делать всё, чтобы создать ему максимально комфортные условия для занятий. Глебу купили хороший компьютер, удобное кресло, мама следила, чтобы комната вовремя проветривалась, а непоседливой Тоне было строго-настрого запрещено отвлекать брата, когда он делает уроки. Леонид Михайлович, даже если где-то в глубине души и предпочёл бы, чтобы пасынок разделял его интересы, ходил в походы, увлекался техникой, а не просиживал золотые годы юности за книжками, помалкивал. Впрочем, он тоже был доволен Глебом и не сомневался, что уж из кого из кого, а из этого парня выйдет толк. Пусть себе занимается, а сходить в поход или покататься на мотоцикле можно будет, как он надеялся, и с Тонькой, когда она немного подрастёт. Вот кому следовало бы родиться мальчишкой!
В зале становилось всё более шумно, Глеб подумал, что вот-вот кто-нибудь дойдёт до кондиции «щас спою». Кто-то настойчиво предлагал ему выпить водки, но Глеб твёрдо отказывался, прекрасно зная, что мама не обрадуется, учуяв от него запах алкоголя. Он уже несколько раз ловил на себе тяжёлый взгляд Анны Николаевны и понял, что пора и честь знать.
Нехотя попрощавшись с Алёной, Глеб вышел из кафе. Дождя так и не было, видимо прошёл стороной. Прохладный ветерок после душного зала показался особенно приятным. Хотя Глеб не выпил ни капли спиртного, но голова почему-то кружилась, как у пьяного.
***
Дома Лариса Евгеньевна потребовала от Глеба подробного отчёта, как всё прошло. Ей нужно было знать, кто был, как выглядела и как вела себя Анна. Непонятно, почему её всегда так интересуют разные не относящиеся к делу мелочи. Вот Глеб, тот почти никогда не обращает внимания на такие малозначительные детали, как чья-то одежда или причёска, если только это не что-то совсем экстравагантное. А мама всегда любые подобные нюансы замечала, к тому же обожала до всего докапываться, стоило при ней упомянуть о ком-то из одноклассников, как тут же начинался настоящий допрос: где живёт, как учится, кем работают родители и тому подобные подробности. Часто Глеб не имел ответов на эти вопросы и не понимал, для чего ей-то это знать. Как-то раз он так прямо и спросил:
- Мам, ну зачем тебе это? Вот скажи, какая тебе разница, на каком этаже живёт Колька Савельев?
Лариса Евгеньевна удивлённо уставилась на сына и ответила вопросом на вопрос:
- Как – какая разница? А разве тебе самому не интересно?
- Нет, - честно признался он.
Иногда эта «милая» мамина любознательность напрочь отшибала у Глеба всякое желание вообще что-то ей рассказывать. Когда мама спросила про Алёну, то он, хотя и ожидал такого вопроса, замялся и сказал только, что она такая же блондинка, как и её мать. По-видимому, Ларисе Евгеньевне этой информации оказалось достаточно, во всяком случае, больше об Алёне она расспрашивать не стала, чему Глеб был несказанно рад.
Прошло несколько дней, а Глеб всё никак не мог перестать думать об этой девушке, падчерице своего отца. Наконец, не выдержав, он решил поискать Алёну в соцсетях. И сразу столкнулся с неожиданной проблемой – как оказалось, он даже не знал её фамилии. В конце концов, окольными путями, через страничку своего отца, он вышел на какую-то родственницу, у которой в друзьях была добавлена Алёна. Теперь он знал, что она Максимова. Профиль у Алёны оказался скромным, фотографий не так много, при этом никаких «губы уточкой» или дурацких подписей, какие он видел у одной из своих одноклассниц, у которой всё пестрело чем-то вроде «ску-у-учно», «вкусненькая печенька», «вот я какая!», «мы девчули-красотули» и тому подобной ерундой. К счастью, Алёна не была такой пустышкой, как Надька Старикова, это Глеб понял ещё тогда, во время их встречи. Хотя много пообщаться им не удалось, да и сама обстановка, прямо сказать, не располагала, но он не сомневался, что эта девушка - не просто красивая кукла, есть в ней что-то такое... Что именно «такое», Глеб сформулировать не мог, знал только, что есть. Ещё ни одна девочка так его не привлекала.
Немного поколебавшись, Глеб написал отправил ей заявку на добавление в друзья. На следующее утро он увидел, что его заявка принята и решил написать Алёне в личку. Промучившись весь день, он кое как настучал сообщение и, вознеся мысленно короткую молитву, чтобы Алёна не слишком презрительно над ним посмеялась, нажал «отправить», после чего поспешно, будто убегая от чего-то, выключил компьютер и лёг спать. И спал, как ни странно, спокойно и крепко.
Утром увидев, что ему пришло сообщение, Глеб некоторое время не решался его открыть. От неё или не от неё? А если от неё, то что она пишет? Вдруг там просьба больше не беспокоить? Наконец, он собрался с духом и прочёл. И выдохнул с облегчением, потому что письмо, к счастью, оказалось дружелюбным.
Они стали переписываться, потом созваниваться. Однажды Глеб, скрестив пальцы, предложил увидеться и она, как ни странно, согласилась.
Договорились встретиться в парке. Глеб пришёл раньше времени и стоял с цветами, чувствую себя то дурак дураком, то счастливейшим из людей. Хоть бы никого из знакомых не встретить… Да чёрт с ними, только бы она пришла! Наконец, он увидел идущую к нему Алёну и сердце, подпрыгнув, сделало двойной переворот. На ней было зелёное трикотажное платье, кремового цвета плащ и туфли на невысоком каблуке, волосы светлым каскадом рассыпались по плечам. У Глеба на секунду аж перехватило дыхание. Да она ещё прекраснее, чем показалась ему при первой встрече! И она пришла, чтобы встретиться с ним, и улыбается не кому-то, а ему, Глебу. Уж не сон ли это?
Глеб неловко вручил цветы и они стали неторопливо гулять по парку, немного смущённые, всё-таки первое свидание – не шутка. Общаться заочно было гораздо легче, однако постепенно разговор стал налаживаться. Но вот возникшее в первый момент смущение прошло, и скоро они уже болтали и смеялись с таким видом, как будто давно встречаются.
Карманных денег у Глеба было не так много, но на мороженое им хватило. Алёна выбрала ванильно-клубничное, и Глеб, хотя и предпочитал фисташковое, взял себе точно такое же, потому что ему хотелось ощущать тот же самый вкус, что и она.
Приободрившись после первого успеха (свидание прошло, может быть, не так уж феерично, но вполне себе гладко), Глеб стал приглашать Алёну то в кафе, то в кино, а иногда они просто гуляли, иногда взявшись за руки. Они ни от кого специально не прятались, но и не афишировали свои отношения, не выкладывали совместных фотографий. И ни разу не приходили друг к другу домой. Не нужно было быть тонким психологом, чтобы понимать, что ни у Ларисы Евгеньевны, ни у Анны Николаевны не вызовет прилива восторга новость, что их дети встречаются.
Глеб прекрасно сознавал, что когда-нибудь все о них узнают, этого не избежать, но форсировать события не спешил. Ему было донельзя хорошо с Алёной и иногда даже хотелось, чтобы весь мир об этом узнал, но было страшно спугнуть своё хрупкое счастье.
Сколько бы времени Глеб ни проводил с Алёной, а меньшей загадкой она для него не становилась. То ему казалось, что она совсем ещё ребёнок (да она, в общем-то, и была ребёнком в свои четырнадцать лет), а то вдруг ловил на себе абсолютно взрослый взгляд проницательной женщины или слышал от любимой вполне зрелое суждение. Иногда складывалось впечатление, что это как раз он перед ней зелёный мальчишка. Глеб даже готов был признать, что в маминых словах о том, что всё мужчины перед женщинами – вечные дети возможно и есть какая-то доля истины.
Или вот взять настроение. Глеб не понимал, почему оно у девчонок так быстро меняется – вроде бы ничего не произошло, смотришь, а она уже другая, сразу даже заметить не успеваешь, не то, что предугадать. Ничего против он не имел, Алёна нравилась Глебу всякой – лиричной, смеющейся, лукавой, серьёзной, но всё-таки хотелось чуть лучше её понимать. Часто меняющиеся предпочтения – это ещё одна фирменная женская фишка, которую он не мог постичь. Почему сегодня им нравится одно, а завтра моет нравится уже что-то совершенно другое? Вот если у него, например, любимое блюдо – это мамины голубцы, то он не сомневался, что будет любить их и через год, и через десять, до тех пор, пока маме не надоест их готовить, ему не надоест их есть.
Раньше у Глеба никогда не было девушки и женский характер он мог изучать только на примере мамы и сестры, но это ведь совсем другое дело. Тем более что Тоня – это даже ещё и не женщина вовсе, так, недоразумение. Рядом с Алёной у него было такое чувство, будто он до этого и девчонок-то не видел. Те сведения о женщинах, которые он получил из книг, из кино, да из разговоров с другими мальчишками, были противоречивы и, как он сильно подозревал, далеко не во всём соответствовали действительности, причём не ясно было, кому верить стоило меньше, книгам или пацанам. Дядя Лёня, отчим, возможно, был и не прочь посудачить о бабах в компании своих друзей, но с Глебом подобных разговоров никогда не заводил, возможно, до сих пор считал слишком молодым. С родным отцом, когда тот был жив, и вовсе нормально поговорить, в том числе и об этом, случая не было, а теперь уже и не будет. Сейчас Глеб как никогда раньше чувствовал потребность в откровенном мужском разговоре, но обратиться к дяде Лёне не решился, а школьные приятели, он не сомневался, всё только опошлят.
С тех пор, как он начал встречаться с Алёной, Глеб не то, чтобы утратил интерес к учёбе, но фанатизма немного поубавилось. Алёна училась хорошо, она обладала живым умом и какой-то врождённой грамотностью, но не было такой «заучкой», как Глеб. Иногда она слегка посмеивалась над тем, что молодой человек ей достался ботаник. Глеб слышал расхожее выражение, что девочки любят плохих мальчиков и опасался, что это может быть правдой. Что, ели Алёна посчитает его слишком правильным? Зануд ведь никто не любит. Вот если бы он мог постоянно смешить её, он так любит, когда она смеётся – как будто колокольчики переливаются! Так бы и слушал всю жизнь этот смех. У некоторых ребят так легко получалось шутить, в том числе и при девчонках, что Глеб завидовал чёрной завистью и почти ненавидел себя за то, что такой серьёзный и утешался лишь тем, что если Алёна до сих пор ещё не отказывается с ним встречаться, значит, не всё так уж плохо. Кардинально поменять свой характер он не смог бы при всём желании, поэтому просто старался следить за собой и говорить самому себе «стоп», если чувствовал, что завёл разговор, которой может показаться слишком скучным такой молоденькой и весёлой девушке.
Глеб всё ещё считал, что учёба - это чрезвычайно важно и уже сейчас готовился к поступлению в медицинский университет, налегал на химию и биологию, но стал понимать, что в жизни есть и другие вещи, не менее ценные. Такие, как любовь. Глеб ни разу не говорил Алёне «я тебя люблю», но разве это и без того не очевидно? К чему банальные слова, если они всё равно не смогут выразить всего того, что он к ней чувствует.
С наступлением зимы Глеб и Алёна стали ходить на каток. С удивлением он узнал, что его девушка неплохо катается и даже умеет выполнять замысловатые фигуры на льду. Сам Глеб держался на коньках не очень уверенно и Алёна с удовольствием принялась его тренировать. Мама была довольна, что сын увлёкся спортом, учёба учёбой, но отдых, тем более активный, мальчику тоже необходим. А уж с кем он катается, ей знать было совсем не обязательно. Тоня, которая старалась во всём подражать старшему брату, не раз пыталась увязаться за ним на каток, и Глебу с трудом удавалось отделаться от этой, как он иногда её называл, «рыбы-прилипалы».
Именно там, на катке Глеб в первый раз решился поцеловать Алёну. Она была такая весёлая, раскрасневшаяся, и до того хорошенькая, что удержаться было просто невозможно. В первую секунду она слегка отшатнулась, не то, чтобы испугалась, а, скорее, от удивления, зато потом обвила его шею руками и с пылом ответила на поцелуй.