Мы жили на Каме, в местечке Сайгатка, прямо под стройкой Воткинской ГЭС, на которой работали наши родители. Стройка по тем временам считалась великой, народу съехалось тучи, поэтому Сайгатка кишела детьми, как пруд головастиками.
Как-то раз мой старший брат Толька сделал самострел. Лук для него Толька натянул из вереса, который мы добывали в походах на Вересовую гору. Толька слыл среди нас великим мастером. Он умел выливать свинцовые биты для игры в чику, он делал пугачи и поджиги, которые были настоящим оружием, потому как из них реально можно было произвести выстрел мелкой дробью. Толька умел делать бомбы из карбида. Эти снаряды были довольно опасной игрушкой, и однажды Шурке изрядно досталось от взрыва такой самодельной бомбы. Но теперь не об этом. Теперь про самострел.
Он его сделал. Был, пожалуй, апрель, или конец марта. Вовсю таяли снега, вовсю притапливало солнце, вовсю уже текло с крыш. Скворцов еще не было, но воробьи уже таскали всякий мусор, строили укромные гнезда для вывода птенцов. Короче, для Толяна не было недостатка в "дичи". И он начал охоту.
Воробьи усаживались на тесовую покатную крышу хозяйской конюшни и млели на солнце, чистя клювиками свои перышки. Я наблюдал. И вдруг стая вспорхнула, а тельце одного воробья, насквозь пробитое стрелой, тихо покатилось по дымящему паром тесу, оставляя на нем пятнышки крови…Я оглянулся и увидел Тольку. Он спокойно заряжал самострел.
Я заревел. Толька обозвал меня нюней, и вытащив из жертвы стрелу, ушел с огорода на улицу искать новое место охоты. У бревенчатой стены на талом снегу остался лежать воробей с вытянутыми лапками и окровавленными перьями. Вытирая слезы и сопли, всхлипывая на ходу, я ушел в дом.
Посткриптум. Может из-за этого первого переживания о застреленном на моих глазах беззащитном существе, я потом всю жизнь не любил охоты.