Отрывок из наброска главы 2В.
Я всё отдам
За продолжение пути,
Оставлю позади
Свою беспечную свободу
«Би – 2». «Серебро».
Более полутора лет оставалось мне тогда до дня обретения Лины. Год с хвостиком. Время, отпущенное на прохождение экзамена перед свиданием, перевернувшим жизнь и лубочные представления о ней. Период непреодолённых препятствий и бездарной мелочной суеты. Мельтешения и неопределённости. Ложного одиночества, вымышленной тоски и книжных соплей. Упущенных возможностей и неразборчивости в знакомствах. Пустых наивных влюблённостей и закономерных разочарований. Наука жить не даётся легко. Чем раньше и крепче реальность тычет нас мордой в асфальт, тем существенней шанс заматереть и научиться воспринимать происходящее, как должное. Без истерик и бесконечных поисков виноватых.
Не каждый способен усвоить на «отлично» алгебру, и лишь немногие осмысленно окунаются в жизненные испытания, делая верные выводы. Большинство, увы, обречено ходить по кругу и прыгать на одних и тех же граблях, не осознавая причины появления синяков и шишек. Всё элементарно: не считай бытие, мир, ниже или выше себя. Держи себя с ними наравне. Не гляди на них свысока, но и не пресмыкайся. Дружи с ними. Принимай их помощь, и протяни и им руку в случае нужды.
Казалось бы, так просто… Знай я это ранее… Много ли из уроков наступившего года я понял? Нет, крайне мало. Чему–то я обучился, кроме навыка ненавидеть, замешанном на неприятии данности и примитивной жалости к себе? Нет, разумеется, нет. И барахтанья мои напоминали, подчас, попытки мухи вырваться из паутины. По мере их усиления, я лишь сильнее запутывался в липких тенётах.
А век разгонялся, и характерная для него невообразимая скорость, становилась всё ощутимее, всё заметнее. И до встречи с Линой, до встречи, в которую я не переставал верить ни на миг, требовалось прожить двадцать месяцев.
В самом начале января Фрол забежал опохмелиться и приволок с собою двух вульгарных, напомаженных девятнадцатилетних особ. Одна из чувих оказалась его двоюродной сестрой, а вторая – её подругой. Они без умолку тарахтели, матюгались, прикуривали и пили водку вровень с нами. Отведя меня в сторонку, Фрол поинтересовался:
–Ну, нравятся девчонки? Не хочешь познакомиться поближе?
–Да упаси Боже! – переполошился я. – Бухать и смолить папиросы я и сам умею. Мочалки!
–Ну смотри… А то я ещё однокурсниц могу привести. Приличные фемины. И красивые.
Я пожал плечами, а Фрол, видимо, посчитал жест за согласие, закурил от зажигалки и утвердительно кивнул, тряхнув белобрысой чёлкой. До того в курении Беговых мною замечен не был, и упорно отрицал факт приобщения к табаку. Но с описываемого момента дымил уже в открытую. На табак он денег вечно не имел, и занимал у меня курево, или стрелял рублик на сигаретку.
На следующий день, к обеду, помня об обещании, Фрол появился с двумя симпатичненькими хохотушками, Таней и Любой.
–Давай, – вполголоса молвил он, когда мы вышли на кухню за вермутом, – выбирай. Таня или Люба больше приглянулась?
–Так сразу? – занервничал я, похрустывая суставами пальцев. – Эта… тёмненькая. В джинсах.
–Любка? Забирай. Не прогадаешь. Добрая, готовит неплохо. Живёт с родителями. Парня нет.
По мановению руки на столе очутились уцелевшие с праздника вино, пиво, закуски. Девушки, поначалу категорически отказывавшиеся выпить полусухого, постепенно оттаяли и пригубили по глотку. Но лишь беседа под музыку стала налаживаться, а я всё чаще бросал короткие взгляды на зардевшуюся Любу, раздался длинный звонок в дверь. В коридоре стояла соседка, торопившая меня собраться и принять у подъезда бабушку Катю, привезённую из больницы. Известие явилось полнейшей неожиданностью, ибо её я навещал накануне, но ни слова о вероятности выписки произнесено не было.
Спустившись на первый этаж, я помог прооперированной войти в лифт, осторожно провёл в квартиру. Выяснилось: сегодня утром её осмотрел лечащий врач, заявил об отсутствии осложнений и, оформив бумаги, договорился о доставке выздоравливающей до дома на «Скорой».
Бабуся, узрев нашу компанию, незамедлительно потребовала выключить музыку и всем убраться к чертям собачьим. Соседки её в этом поддержали, поэтому я прибрал посуду и попрощался с девчонками, не опасаясь более не увидеть их никогда. Назавтра я за чаем попросил Фрола свести меня с Любой, но он тянул с этим делом, обещая и обещая, а затем выкрутился, будто она нашла себе парня. Год начинался очень символичненько!
Вечером на подмогу к старушке внезапно приехала Кобылина. И не одна, а с вёртким шестилетним сыном, устроившим шмон в моих шкафах и ящиках комода. Бабуля чувствовала себя пока неважно, предпочитая отлёживаться. Приготавливаемую мною кашу, рожки, лапшу, она не ела, сердобольные подруги пичкали её разносолами и деликатесами – пирожками, творожками, пюре, салатами и прочими изысками кулинарного искусства.
Растолстевшая сестричка продолжала проводить политику моего тотального игнора. Если случалось что–то спросить, буквы она цедила сквозь губу, кривясь и уставясь в окно за моей спиной. Я отвечал ей взаимностью и запирался у себя в комнате. Уход за больной Кобылина тут же взяла в свои руки, и выпроводила недовольных подобным отношением бабулиных подружек восвояси.
Просидев два дня закрывшись в своей каморке, дабы не заводить скандала, я по настоянию бабушки укатил в Питерку, надеясь, что за период моего путешествия скандалистка умотает, куда подальше. Так оно и вышло. Возвратясь через двое суток, дорогую сестру я у нас не застал.