Рабочий день подходил к концу. Пациентов на этот раз было немного, и доктор Прохницкая в хорошем настроении собиралась домой. Сегодня ей надо было поздравить с днём рождения свою любимую бабушку.
– Даша, ты ещё здесь? – заглянула в кабинет подруга.
– Пока здесь, Лиля, но уже улетаю! Моей бабуле сегодня 82! Вот и букет приготовила и бутылочку её любимого красного вина. Она любит мускатное! Посидим, как всегда, вдвоём – по-девичьи. Ты же знаешь: у меня нет человечка родней и ближе, чем она!
– Подруга, ты мне нужна как доктор…
– Что с тобой случилось? – торжественно-приподнятое настроение Дарьи сменилось тревожной озабоченностью.
– Со мной всё в порядке… Да вот одна беременная моя собралась рожать…
– И в чём проблема? Пусть рожает!
– Ей нельзя рожать, у неё врождённый порок сердца… Я ей уже дважды прерывала беременность… А на этот раз она наотрез отказывается. «Умру, но рожу! – говорит. – Пусть сын вместо отца живёт!»… У неё муж неделю назад в Сирии погиб… Молодой совсем офицер, 26 лет.
– Так оно и было, – еле слышно произнесла Дарья и как будто ушла в себя.
– Что так и было? – не поняла Лиля.
Подруга не отвечала. Взгляд её был направлен в одну точку, а глаза, будто подёрнутые матовой плёнкой, не отражали ни одного блика света.
Дарья вспомнила себя десятилетнюю, когда бабушка Зина открыла внучке и тайну её имени, и тайну её рождения.
С самого рождения Даша жила вдвоём с бабушкой. Дедушка давно умер, а о родителях Зинаида Андреевна ничего не рассказывала. «Вырастешь, узнаешь», – говорила она, когда внучка проявляла особую настойчивость, и старалась отвлечь Дашу от разговора чем-то вкусненьким. Со временем Даша стала замечать, что бабушка всё чаще берётся за сердце, принимает какие-то таблетки; запах валерьянки практически не выветривался с кухни и стал привычным.
– Бабушка, – сказала однажды девочка, когда увидела, что та, держась за сердце, снова капает валерьянку в стакан, – когда я вырасту, я выучусь на доктора и буду лечить твоё сердце…
– Вот ты и выросла, солнышко моё! Завтра я познакомлю тебя с твоими родителями.
Даша радостно прижалась к бабушке, её детское сердечко прыгало от счастья: завтра она наконец увидит своих родителей!
… Две могилы находились рядом.
На одной – памятник из серого гранита с надписью: «Прохницкий Николай Иванович, 15.02.1954 – 25.12.1980. Погиб при исполнении интернационального долга».
На белой мраморной плите соседнего памятника высечено: «Прохницкая Вера Васильевна, 12.05.1957 – 25.07.1981» и добавлено: «Любимой дочери от любящей мамы».
Раньше Даша никогда не была на кладбище. Множество памятников, кресты на могилах – всё это производило на девочку гнетущее впечатление. А бабушка что-то шептала, глядя на могилки, крестилась и ничего не говорила.
Внучка прочитала надписи, рассмотрела фотографии и спросила:
– Здесь похоронены мои папа и мама?
– Да, это твои родители, Дашенька, – отозвалась бабушка.
– Я по фамилии догадалась: у меня такая же… И отчество – Николаевна. А цифры – это годы жизни, да?
– Правильно ты разобралась.
– А 25-е июля – день смерти мамы Веры – это же мой день рождения! Как это?..
… Кто-то тронул Дарью за плечо и настойчиво потряс.
– Эй, подруга, ау-у! Где ты? Очнись! – Лиля водила ладонью перед глазами Прохницкой. – Даша!.. Дарья Николаевна, я уже минут пять над тобой колдую!..
– Здесь я, здесь…
– Так что, скажи, оно так и было?
– Как, что?.. Маме моей тоже нельзя было рожать, у неё был порок сердца, а отец погиб в Афганистане, в первый год, как туда ввели наши войска… Тоже – молодой офицер! Тоже в 26 лет! Всё, как у твоей беременной! А мама меня родила и в родах умерла. Знаешь, почему меня Дарьей зовут? Бабушка сказала, что Бог им с дедом Василием одну-единственную дочь послал – Верочку, маму мою. Вот и меня она Божьим даром считает – память о дочери. Потому и назвала Дарьей.
Нет! Я её понимаю, твою беременную: надо рожать! Да и мне самой пора от кого-нибудь родить!..
– Как это, от кого-нибудь? Ты посмотри, как на тебя Леонид Васильевич смотрит, завхирургией!
– Кто и как на меня смотрит, Лиличка, я сама разберусь в свои 35 – не маленькая. Давай-ка о твоей беременной завтра серьёзно поговорим, какой у неё срок?
– Девять недель… Ещё можно прервать беременность. Затягивать с операцией очень опасно… Надо успеть её уговорить…
– Какой аборт?!.. Я же сказала: рожать будем! Только сначала её надо дополнительно обследовать по моей линии… Я проконсультируюсь с профессором-кардиохирургом Балояном. На кафедре Геворга Суреновича я училась в аспирантуре. Он был моим научным руководителем, когда я работала над диссертацией. Он и теперь приглашает меня иногда ассистентом на свои операции, зовёт к себе в кардиологический центр…
– И чего ж ты, спрашивается, со своей учёной степенью здесь торчишь, в нашей больничке, когда зовут в кардиоцентр?!
– Ладно, Лиля, давай завтра об этом… Мне к бабушке надо, на день рождения…
– Подожди минутку! Я сейчас! – Лиля выскочила из кабинета и тут же вернулась с пакетом в руках.
– Тут мне принесли… Шампанское, коробка конфет… «Птичье молоко». Передай от меня бабе Зине ко дню рождения.
– О! Джентльменский набор! – улыбнулась Дарья. – Ну, шампанское оставь, оно нам ещё пригодится. А конфеты и поздравление от тебя передам, спасибо! Пока, до завтра!..
… Профессор Балоян с готовностью отозвался на просьбу своей бывшей аспирантки. Он не только взялся консультировать, но и принял самое живое участие в судьбе Олеси Писаренко – вдовы погибшего офицера, решившейся на самоотверженный поступок, цена которому – жизнь. Но не только узкопрофессиональный интерес преследовал Балоян: он очень надеялся укрепить свой кардиоцентр таким высококвалифицированным специалистом, какого он видел в Дарье Прохницкой.
Время шло. История болезни Олеси Писаренко пополнялась новыми записями, результатами обследования… Развитие плода шло нормально. Большего внимания от Лилии и Дарьи требовало здоровье Олеси.
– Поражаюсь я силе духа русской женщины! Посмотри на Олесю: «Умру, но рожу!»… Какая готовность к самопожертвованию ради ребёнка!
– Олеся – украинка, – поправила Дарья.
– Какая к чёрту разница – все мы из одного теста! Ты маму свою вспомни… Что ею двигало, когда тебя рожала – инстинкт материнства, любовь к погибшему мужу?
– Наверное, и то и другое… А может, нечто большее – любовь к жизни.
– Ну да, смертью смерть поправ… Типа, в тебе – её воскрешение. Я бы так не смогла. Не каждой бабе дан этот инстинкт материнства, насмотрелась! Знаешь, сколько этих сучек, иначе не назовёшь, бросают новорожденных?.. Прости Господи! И сейчас трое отказников в родильном отделении лежат…
– Лилия Михайловна! – в кабинет ворвалась акушерка. – Извините, Дарья Николаевна… В третьей палате у Писаренко приступ, задыхается она…
Оба врача подскочили с мест и бегом направились в третью палату. Больная уже немного отдышалась. Дарья быстрым почерком расписала назначения и протянула медсестре:
– Срочно – капельницу! Вот в такой последовательности…
– Как чувствовал! – в палате появился Балоян. – Был тут неподалёку по своим делам, решил заглянуть. Кажется, вовремя!
Профессор взглянул на монитор аппарата ИВЛ, к которому была подключена Олеся Писаренко.
– Не нравится мне её ЭКГ, коллеги. Последствия родов могут быть печальными.
– Геворг Суренович, – заговорила Лиля, – может, пойти на кесарево сечение? Срок беременности позволяет – 33 недели.
– Ребёнка спасём, а мама может не выдержать, – возразил профессор. – Есть вариант, и надо рискнуть, пойти на двойную операцию: кесарево сечение и операцию на открытом сердце. Нужна замена аортального клапана. Только так мы можем спасти две жизни одновременно! Я об этом уже подумал и договорился с главврачом перинатального центра. Она обещала направить своих лучших специалистов.
Сделав паузу, Балоян посмотрел в глаза Прохницкой.
– Тема твоей диссертации, Дарья Николаевна. Будешь мне ассистировать?..
– А может, мне доверите операцию, профессор? – улыбнулась Даша и, испугавшись собственной смелости, добавила:
– Шучу! Конечно, согласна, буду ассистентом!
Балоян не слушал ответа Дарьи: он в ней не сомневался. Профессор уже звонил главврачу перинатального центра:
– Ольга Анатольевна, здравствуйте. Это Балоян. Мы с вами говорили о… Ах, вы помните!.. Это хорошо… Я сейчас забираю её в кардиоцентр, у нас место освободилось… Пару дней мне потребуется для дообследования… Сможем мы через два дня, это будет среда, собрать консилиум? Хорошо, договорились!
Даша и Лиля недоумённо смотрели на Балояна.
– Так, коллеги! Вы всё слышали, готовьте больную к транспортировке в кардиоцентр. Медлить нельзя!
– Но, Геворг Суренович, это же дорогостоящая операция, – Лиля с трудом подбирала слова. – Олеся просто не сможет за неё заплатить!..
– Это правда, – подтвердила Дарья.
– Милые девочки! Вы мне в дочки годитесь, потому так говорю, – взгляд профессора был по-отечески тёплым, но в голосе звучал укор. – Отец будущего ребёнка уже заплатил за это – жизнью своей! И мать готова отдать свою… Есть ли цена выше?!.. Не знаю, как вам, а мне горько и стыдно смотреть, как каждый день с телеэкранов обращаются с просьбой перечислить энную сумму с помощью СМС на дорогостоящую операцию за границей: у нас, мол, таких не делают… Не все ещё разменяли душу на деньги… Всё будет хорошо. Я вам говорю!
Вскоре центральное телевидение сообщило о проведении российскими врачами из отдалённого от Москвы региона уникальной двойной операции:
«Чтобы спасти жизни матери и ребенка, – восторженно сообщала диктор, – две операционные бригады работали одновременно. Сначала акушеры-гинекологи перинатального центра сделали кесарево сечение. Затем бригада кардиохирургов во главе с профессором Балояном провели операцию по замене аортального клапана сердца.
Как отметили медики, всё прошло в штатном режиме. Уже на следующий день пациентку перевели из реанимации в обычную палату. Ребёнок переведён в перинатальный центр для дальнейшего выхаживания…»
Даша с подругой смотрели и слушали сообщение вместе с бабушкой Зиной. Они знали значительно больше об этой истории, чем мог вместить новостной сюжет.
Зинаида Андреевна вдруг всхлипнула и, утирая слезу, сказала с глубокой грустью:
– Как жаль, что таких операций не делали, когда рожала моя Верочка… Царствие ей небесное… Дарьюшка, внучка, у нас там красненького не осталось?
– А у нас, баба Зина, с собой есть! – Лиля выскочила в прихожую и, возвратившись, водрузила на стол бутылку шампанского, а рядом положила коробку конфет «Родные просторы».
– Джентльменский набор! – одновременно с ней произнесла Даша – и обе засмеялись.
– Хочу выпить за жизнь! – подняла баба Зина наполненный фужер. – Тяжёлая она нам выпала… Пусть этот малыш и его мама живут долго и счастливо! Кстати, как его назвали?
– Пока не знаем. Олесю в общую палату перевели, можно сходить проведать. Тогда и спросим.
Олеся Писаренко радостно встретила Дарью и Лилю; она была польщена и вместе с тем смущена вниманием лечащих врачей, посетивших её.
– Как назвала? – повторила Олеся заданный ей вопрос. – Была бы девочка, назвала бы Дашей. В вашу честь, Дарья Николаевна… Мне Лилия Михайловна рассказывала вашу историю… Но родился мальчик, пусть будет Георгий – в честь Геворга Суреновича! Вы так много для нас сделали! Я так вам благодарна!
– Знаешь, Лиля, как здорово, что мы стали врачами! – сказала Дарья, когда они оказались на улице. – Какая награда может быть выше благодарности, которую мы услышали от Олеси? Я поняла сегодня, что мы, врачи, можем дарить людям счастье, дарить радость жизни!
26.07.18