Служебный теплоход «Заря» шёл из Зырянки в Сеймчан. Мне, командированному в эти края, удалось уговорить большого начальника (улахан тайона - по якутски), чтобы на этом теплоходе пройти верхний плёс Колымы, где мне пришлось бывать в далёкой юности. Между Зырянкой и Сеймчаном около шестисот километров, и наш маршрут был рассчитан на пятнадцать часов пути. Катерок шустро глиссировал по водной глади, оставляя за собой видимый след.
На судне, кроме команды, было несколько пароходских начальников, которые направлялись в верховья Колымы, чтобы организовать объединение пристаней Сеймчана и Среднекана. Ещё одним пассажиром на судне был паренёк Денис, которого все звали Диня. Он ехал в Сеймчан, откуда можно было долететь самолётом до Петропавловска Камчатского.
Денис родился вундеркиндом. В четыре года он увлёкся классической музыкой и признавал только Моцарта, Бетховена и Иоганна-Себастьяна Баха, которого он по дружески называл Ваней Бахом. Музыкальную школу Денис одолел за пять лет по классам баяна и фортепиано. В возрасте 14 лет он завоевал первое место на конкурсе молодых композиторов Якутии.
Его приметили и пригласили для обучения по классу баяна и дирижирования в ближайшее музыкальное училище, которое находилось в Петропавловске - Камчатском. Отец купил ему тульский, достаточно богатый баян, но педагог сразу же отмёл покупку, сказав:
- Выбросите этот пылесос, вашему сыну нужен настоящий инструмент!
Стоимость выборного баяна оказалась соизмерима со стоимостью модного в то время автомобиля «Лада», но решение было принято, и вот сейчас Денис ехал продолжать музыкальное образование.
Долина Колымы в среднем течении долгое время остаётся широкой, с протоками и прибрежными равнинами, но ближе к югу ландшафт меняется и переходит в горный со скалистыми берегами. Было приятно вновь оказаться в знакомой судовой обстановке. Мне разрешили находиться в рубке, откуда был прекрасный обзор местности.
Часа через три после отхода из Зырянки встретилась плывущая по своим делам лосиха с двумя телятами. Ситуация была серьёзной, потому что на берегу, откуда плыли лоси, неторопливо и без боязни прохаживался большой бурый медведь. Он поглядывал в сторону теплохода, ожидая, когда мы исчезнем с его охотничьей тропы.
Где-то в середине пути на очередной странице лоцманской карты штурмана я заметил карандашом сделанную надпись – «смородина».
- Сейчас остановимся, - перехватив мой взгляд, сказал вахтенный, - здесь её видимо-невидимо…
Мы пристали к скалистому берегу, и все, взяв с собой подручные средства в виде ведер, сумок и пакетов, пошли за ягодой. Я остался:
- Не я эту смородину высаживал, не мне её и собирать...
В средней и верхней части Колымы смородина встречается редко, а пользуется она особым спросом у жителей из-за своей витаминности. Растёт там похожая ягода – охта, более низкорослое растение с такими же листьями и почти такими же ягодами. Охта даже слаще смородины, но пользы от неё меньше. Поэтому колымчане собирают именно смородину, хотя и охтой не брезгуют.
Когда сборщики скрылись в мелком лиственничном лесочке, покрывшем крутой скалистый склон горы, я сошёл по трапу на берег, чтобы прогуляться. Отойдя метров на двадцать, я оторопел – передо мной на мшистой мягкой почве ясно проглядывали медвежьи следы нешуточного размера. На следах ещё сохранились капельки влаги.
Вот это да! Ритм сердца перескочил с первой скорости сразу на четвертую. Я крутил головой, стараясь что-нибудь разглядеть в густом, как кустарник, лиственничном подлеске, но оттуда только слышались весёлые голоса сборщиков смородины. Мышцы тела напряглись, как перед схваткой...
Я понял, что стал в тайге чужим. Когда-то мне ничего не стоило одному уйти с ружьем в любую таёжную глушь, никого не опасаясь, ночевать у костерка на галечной речной косе или зимой в примитивном еловом шалаше. Конечно, всегда была определенная настороженность, но не было страха. Была юношеская уверенность в бесконечности бытия. Сейчас былой уверенности поубавилось.
Когда ребята вернулись на корабль, я им сообщил о своём открытии, но они отнеслись к этому спокойно, а кто-то сказал, что слышал, как медведь продирался сквозь чащу, удирая от толпы.
В нашем дальнейшем маршруте произошли некоторые внешние изменения. Ранее широкая река стала сужаться, постепенно стискиваемая горами. Скалистые берега становились всё круче и выше. Нас окружала дикая и суровая красота. Порой скалы нависали над водой. В осыпях откосов гор были видны звериные тропы, стекающие к урезу воды. Течение реки стало стремительным. Капитан сказал, что на подходе к Среднекану есть перекат, который не всегда могут пройти груженые самоходки, скорость которых в тихой воде не менее 16 километров в час. Вот так несётся поток. Это место было бы идеальным для съемок приключенческих или фантастических фильмов.
Где-то здесь произошла поломка дизеля, и мы вынуждены были бросить якорь. Всё шло к тому, что ночевать нам придётся на холодном корабле, у которого система отопления связана с работой дизеля, а ночные температуры могут быть и отрицательными даже в августе. Хорошо, что у экипажа были запасные спальные мешки, и не какие-то поролоновые, а настоящие - овчинные, которые всё равно, что тулупы ямщиков. Мы подготовились к ночёвке, пока ещё было тепло в салоне и на улице.
И вот тут на сцену вышел Денис в прямом и переносном смыслах. Он открыл чехол и достал баян. Большой, солидный, со множеством регистров, но никак внешне не тянущий на ту сумму, по которой был куплен. Из инструмента вначале послышалась разминочные рулады для разогрева пальцев. Все встрепенулись, откликнувшись на предлагаемое развлечение. После разминки последовала какая-то неизвестная мне увертюра вполне спокойная и неброская...
А потом грянул великолепный Иоганн-Себастьян Бах. Я не очень разбираюсь в классике жанра, но фуги Баха неповторимы, и их ни с чем не спутает даже абсолютно музыкально тупой человек. Над рекой Колымой понеслись органные басовитые переливы. Рулады этих звуков словно падали с небес, заполняя всё пространство и завораживая слушателей. Иногда они затихали, как бы уносясь в заоблачное пространство, а потом неожиданно врывались вновь с яростью и неизбежной беспощадностью. Вероятно, такому эффекту способствовало то, что наш импровизированный музыкальный салон был зажат скалистыми берегами, и в этом амфитеатре возникал какой-то особенный резонанс. Все были оглушены музыкой и сидели с разинутыми ртами, словно в трансе. Подобный эффект я наблюдал в Ледовитом океане, когда во всё небо заполыхало северное сияние, и мой экипаж высыпал на палубу в полном составе, позабыв про свои обязанности.
Я с детства играю на баяне, но то, что делал четырнадцатилетний мальчик, меня потрясло. Мне окончательно стало понятно, что талант – это то, что может один и не могут миллионы. И что мне никогда не играть так, как играет он, сколько бы времени я не проводил за инструментом. Когда Денис кончил играть, установилась тишина, словно все боялись утратить то душевное состояние, которое было создано музыкой.
Хорошо, что ремонт машины затянулся надолго, и мы хором попросили парня поиграть ещё. Он не отказался.
Денис Фёдоров в 1990 году получил специальный приз за исполнение Баха на последнем Всесоюзном конкурсе баянистов, заняв общее второе место. Через пять лет он окончил Российскую Академию музыки им. Гнесиных в Москве по классам баяна и клавесина, потом уехал повышать свою квалификацию в Женевскую и Венскую консерватории по классу органа, а завершил обучение в аспирантуре консерватории Лозанны в классе профессора Кей Който, где в 2004 году получил диплом концертиста с присуждением высшего приза жюри, а через три года стал дипломированным солистом-органистом. Деятельность Дениса Васильевича Фёдорова многогранна: он сочиняет музыку, гастролирует как солист и участник различных ансамблей и оркестров по странам Европы; с 2002 года он руководит барочным ансамблем "Concordia Discors", который исполняет старинную музыку; с 2004 года занимает должность органиста в храме Chailly и преподает клавишные инструменты в музыкальных колледжах Лозанны.
Швейцария, Франция, Италия – страны, для которых пригодился парень с далёкой Колымы, где он успешен и где его талант востребован. Денис пытался найти своё место в России, гражданином которой он остаётся всё время, но преодолеть глубоко эшелонированную бюрократическую стену чиновников министерства культуры он не в силах. Как жалко, что Россия с примерным безразличием теряет своих лучших людей…
А для меня маэстро Фёдоров (так, наверно, называют его в Европе) – это кучерявый мальчик, самозабвенно разрывающий колымскую тишину баянными фугами Баха на палубе теплоходе, стоящего на якоре у скалистых берегов большой северной реки.
В верховьях Колымы - изумительная фотография из Интернета