Больше всего я теперь боялась вдруг заболеть. Вот теперь, после того, как всё головокружительно удачно сложилось с работой и отпуском, после того, как я проявила мужество и завершила изживший себя роман, после того, как по крупинкам был собран для меня гардероб, и я уже держала на руках железнодорожный билет на 10 часов вечера 1 января 1991 года – вот сейчас я больше всего боялась заболеть. Это было бы катастрофой.
И это так странно было, что я вдруг боялась. Это я-то, которая мало чего боялась вообще…
Слишком, наверное, всё удачно было и подозрительно счастливо…
- Ну, и ничего ужасного, - увещевала меня Милка, - с соплями к любовнику ехать, конечно, не ахти, но это не смертельно же...
- А если не насморк?
- А что, например?
- Не знаю. Что-то страшное. Ногу подверну. Помнишь?
- Ну, помню. Ну так ты и с подвёрнутой ногой скакала везде. Прекрати, всё будет хорошо. Хотя, может, всё-таки, зря мы едем на поезде, - сомневалась Милка, по привычке употребляя местоимение «мы». - Надо было в оба конца самолётом. Чтобы ты испугаться не успела.
- Ты же первая сказала, что поездом лучше туда, а на самолёте обратно.
- Конечно, лучше, - рассуждала в сотый раз Милка, словно не веря себе. - Во-первых, экономия на билетах. Во-вторых, ты успеешь психологически подготовиться. Адаптация к климату лучше пройдёт – ты в поезде будешь потихоньку к переменам привыкать. Помнишь, как тебя летом два дня после самолёта мотало, ты даже загорать не могла?
Да, я помнила: как первые дни были прекрасны, и как они были тяжелы, и как меня укачало во время морской прогулки к Ласточкиному гнезду. Так укачало, что я даже не сообразила купить эту красивущую раковину… Подумала тогда туманной головой: а, ладно, только приехали, ещё сто раз увижу такую и куплю. И вот и не увидела больше, и не купила. А она была потрясающая… бело-розовая, светящаяся… Я потом о ней всё время горевала, и даже князю нажаловалось в первый же вечер, ещё до того, как мы с ним подрались в подъезде... И он, разумеется, немедленно пообещал мне такую достать… И я, конечно, не поверила. А потом нам обоим стало не до раковины…
- Такая светящаяся... - сказала я вслух.
- Кто? – воззрилась на меня Милка.
- Ракушка. Раковина. Помнишь, у «Ласточкиного гнезда»?
- Помню, да, красивая. Надо было купить, а я дура, тебя не уговорила. Смотрю, ты вся зелёная, какие тут ракушки… Ну всё, хватит страдать, – сердится Милка. – Давай лучше посмотрим ещё раз сумку, наверняка что-нибудь забыла, растяпа такая. Давай проверим по списку.
Вообще-то Милка уже всё сто раз проверяла, просто она
а) любит возиться в тряпочках,
б) вразумлять меня. Наставлять на путь истинный.
Я вытаскиваю сумку.
- А, может, всё-таки возьмёшь мой клетчатый чемодан? – не может удержаться Милка. - Он вместительнее…
Она и сама бы влезла в этот свой клетчатый чемодан как-нибудь бочком, чтобы отправиться со мной и заниматься любимым своим делом – опеканием меня.
- Нет, он мне не в цвет, - говорю я непреклонно. - Он бежевый.
Аргумент для Милки убедительный. Куртка у меня голубая, брюки тёмно-синие, а сумка чёрная с синим. И новый шарф чёрный.
- Ну-ка покажи ещё раз шарф!
Я достаю новоиспечённый шарф, и Милка примеривает его на себя – длиннющий и с кистями - мама, конечно же, успела его связать для единственной дочери, которая едет к подруге.
«К подруге» - это моя официальная версия.
- Всё-таки, белый был бы наряднее, - говорит Милка, любуясь на себя в зеркале. - Но белой шерсти нет ни в одном магазине, только чёрная кругом, и хорошо хоть чёрная ещё есть… С другой стороны, чёрный не замуслякается в поезде и вообще, где там его стирать...
Она аккуратно скатывает шарф в валик и кладёт валик в пакетик.
- Но всё-таки, и шапочку чёрную надо связать, осталась ведь пряжа… - задумчиво сожалеет она.
- Нет, всё! – кричу я. - Я уже сказала, что приеду в белой, и он меня будет по белой шапочке искать. Девушка в белой шапочке, решено и подписано!
- Ну, и что, - не отступает Молка. - Для встречи наденешь белую, а ходить будешь в чёрной. Я тебе свяжу сама чёрную шапочку, я успею за один вечер, - безапелляционно решает Милка, и я вижу, что спорить бессмысленно. – А ты будешь надевать мою шапочку и думать: Ой, надо голову на место ставить. Сразу меня вспомнишь…
- Да у меня тут каждая вещь про тебя только и кричит, - говорю я. - Что ни возьми.
- Вот сейчас и будем брать. Всё, приступаем!
Милка берёт в руки список и становится в такую позу, чтобы удобнее было руководить. Вид у неё сосредоточенный и вдохновенный, словно у дирижёра симфонического оркестра. И карандаш в руке – как дирижёрская палочка. И она нацеливает его прямо в сумку.
- Ты едешь в чёрном свитере!
Я киваю. Я уже постирала его в дорогу и положила сверху.
- Убирай его оттуда, - распоряжается Милка. – Отдельно вешай, а сумку мы сейчас уложим окончательно. По списку у нас пижама.
Пижама была её идеей фикс. А вдруг там холодно ночами, стращала она меня ежедневно. Ты же не знаешь, как там топят… Я долго игнорировала эту пикантную тему, и Милка тогда села за машинку и за два часа сшила мне штанишки из пёстрой полотенечной махрушки в цвет футболки.
- Мне так спокойнее, - сказала она, вручая мне эти клоунские малиново-зелёно-жёлтые штаники. Если что – наденешь.
- Ну, например, если что - что? – упиралась я изо всех сил.
- Ну, например, если вы поссоритесь и будете спать в разных постелях, а там будет плохое отопление, и ты начнёшь замерзать, и тогда их наденешь и вспомнишь меня, и тебе будет тепло.
- А если мы не поссоримся?
- Ну тогда ты просто дома будешь их носить.
- Да, когда мне их там носить? – возмущалась я, потрясая штанами. - У меня куча планов. Я должна побывать в Севастополе. И может, не один раз. Я хочу привезти себе для работы многое на военную тему. Хочу книги там посмотреть, мемуарную литературу…
- Ну ведь дома ты будешь как-то? Например, готовить что-то…
- Готовить?..
Я задумывалась. Мне ещё ни разу не приходило в голову, что мне придётся, оказывается, что-то готовить.
- Но мы-то с тобой не готовили…
- Это ты, может, не готовила. А я очень даже, - напоминала Милка. - Ну вот я так и знала, что ты о самом главном даже и не думала…
Да, я не думала. Моя поездка внезапно раскрывалась передо мной с неожиданной стороны. Ну да, я же буду там жить. С ним… вместе… Как странно. Не просто прошляться по набережной, не просто забрести перекусить пончиками, а жить вместе, в одной квартире, вдвоём… Жить одной семьёй. Словно одной семьей… Просто буднично жить. Или празднично жить?..
- Ну, приготовим что-нибудь, это мелочи, - бодро не сдавалась я, отгоняя неуверенную жуть.
- Ну, что? Что? Вот вы утром встали, что будете есть?
Я пожимала плечами.
- На чай… с чем-нибудь… с печеньем. А мы там кофе с пончиками ели на завтрак – вспоминала я. – В закусочной.
- А обед? А вечером?
- Ладно, давай твои штаны…
И сейчас при воспоминании об этом я вдруг чувствую не свойственную мне оторопь. Смотрю на разворошённую сумку и чувствую невнятицу в душе… Милка требовательно смотрит на меня. Я вынимаю пакет с пижамой.
- Рубашки ночные!
- Рубашку ночную Милка подарила красивую, как не знаю что. Скорее, вечернее платье, чем рубашка – васильково-синяя, с рукавами до локтей, с синими кружевами с треугольным глубоким вырезом, украшенным крошечными цветочками. Где она всё это берёт – загадка, фантастика… Говорит: просто зашла – и рубашка висит в витрине… Ей вот так всегда везёт. А я сама очень редко умудряюсь найти что-то в магазинах, обычно всё расхватывают до меня. И вот теперь у меня есть совершенно сногсшибательная рубашка, даже в лучшие времена таких в продаже не было. Это был её как бы подарок мне на Новый год, но она отдала заранее.
- Ты в этой рубашке сможешь и за столом посидеть, - размышляет Милка. – Так будет элегантно и соблазнительно… Но есть в ней ничего нельзя.
- Почему?
- Пятен насажаешь. Это вообще будет ужас… Пятна на ночной сорочке – это ой, фу, фу, моветон и деревня Синичкино.
- Ладно не буду я в ней есть, - обещаю я. – Просто буду за столом сидеть. Как понадобится за столом посидеть – я сразу её надеваю.
- Сексформ не забыла? – игнорирует мой юмор Милка.
Сексформом Милка называет вторую мою ночную рубашку, достойную романтической поездки, хитрую такую: очень простая, без изысков, обычная маечка до колен, но при этом она совершенно прозрачная до неприличия.
- Лучшая вещь у тебя, - оценивает Милка и командует дальше:
- Бельё, колготки! Джемпер новый положила?
Джемпер мне продала сотрудница: её дочке-девятикласснице оказался мал. Он обошёлся мне всего в 16 рублей, но Милка одобрила модный узор из разноцветных косяков на синем фоне. Приобретение она немедленно отобрала, провериал все швы, нашла ценник, и я с удивлением обнаружила, что это «джемпер мальчиковый». Вот так вот.
- А ты не видишь разве, какой покрой? – сердилась Милка? – Ты не отличаешь? Ты что, не видишь, что талии нет? Смотри, как ровно идут бока! Сразу видно, что мужской.
Джемпер Милка отобрала и обузила его в талии. Теперь он стал совершенно женским. Можно было жить дальше спокойно.
Я перебираю вещи, раскладываю их по Милкиным наущениям и всё удивляюсь, всё удивляюсь на себя. А то я не знала, где талия. Да я сама всегда ушивала эти вытачки на всяких готовых вещах – даже вручную…
Но сейчас я – не я. Что-то горит во мне, опаляя лицо изнутри – и всё кажется мелким, ненужным
А всё нужное – там, где-то далеко. Там, где он…
А меня там всё нет и нет…
Но теперь уже скоро, уже скоро…
- Косметичку проверила? - контролирует Милка. – Ну-ка проверь: тушь, губная помада, пудреница, чёрный карандаш, синий карандаш, карандаш для губ... Положила карандаш для губ? А тени положила? Ну ты что, молчишь! А вату?! Вату не забыла? Ну-ка, дай сюда!
Милка хватает у меня мою жёлтенькую косметичку и собственноручно всё проверяет. Потом смотрит на меня. Взгляд её становится сочувствующим, она вдыхает на всю комнату.
- Вавка… Вавк… Ну ты только сама себя с толку не сбивай. Ты же просто так едешь, да? Ты же только просто так? Без всяких серьёзных намерений, ведь да? Ведь ты мне обещала, да?
Я киваю.
- Ну вот, - убеждает Милка. - Не надо такого лица. Ты просто так приехала, посмотреть, не замёрзло ли море. Да?
- Да, - говорю я, улыбаясь.
- Ну вот, - говорит Милка деловито. - Будь легкомысленной. Думай о хорошем. Но! – она вздевает вверх свою дирижёрскую палочку. – Ты там присматривайся. Всё хорошенько осмотри, пометь уголочки. Чтобы были выводы. А не только эмоции. Поняла меня? Поняла?
- Да поняла! – я не выдерживаю и смеюсь, и мы обнимаемся в порыве чувств.
Хорошо, что есть Милка. Хорошо, что всё было так, как было.
И теперь уже скоро, совсем скоро…
продолжение http://www.proza.ru/2018/08/12/751