и хотя все кончилось, началось что-то новое.
Для Бируте....
Мои надежды на то, что бабка Бабаиха одумается, помирится с Аней и всё станет на свои места, не оправдали ожиданий. Я даже приготовился к нелёгкому разговору, будучи уверен, что состоится он отнюдь не в мирной атмосфере. Но Бабаиха чуть свет ушла невесть куда, оставив нас в холодном, не протопленном доме. Аня предложила растопить печку самим. Я видел, как она измучилась за ночь и замёрзла, однако попросил ее не делать этого. Наше своеволие могло привести к ещё большему скандалу. Может, этого старуха как раз и добивалась. Ведь знает же, что холодно в нашей комнате. Стал уговаривать Аню. Та в слёзы, говорит, что уедет к родителям, в её положении такие испытания не под силу. Она была, конечно, права. Как ни тяжело расставаться, но решили, что Ане лучше уехать в город, тем более что такая нервотрёпка ни к чему хорошему всё равно не приведёт.
Я принёс с панихиды малиновое варенье, купил в магазине белого хлеба, и мы устроили чаепитие. Ближе к обеду подошли Алина с Айнарой.
— Чего у вас как в холодильнике?! — выпуская пар изо рта, удивлённо спросила Алина.
Я лишь развёл руками, а Аня в очередной раз посетовала на козни Бабаихи.
— С ума сойти! — в негодовании выкрикнула Алина. — Вот тебе на! А ещё верующий человек, прости Господи, за осуждение! Это не дело, ребята! Нужно что-то делать.
— Что тут поделаешь? — как-то обречённо произнес я, укутываясь в пальто, которое больше уже не грело. — Говорил уже Ане, это искушение, его нужно перетерпеть.
Алина посмотрела на меня долгим взглядом, потом перевела его на Аню, наконец сказала:
— Вы простите меня, батюшка! Я в духовной жизни смыслю мало, только мне кажется, вы сейчас немного странно говорите. Что значит перетерпеть? Анечка городской человек, интеллигентный, актриса, наконец. Её в кино приглашали сниматься, а она сидит сейчас вся в слезах, в старой непротопленной хате, дрожит и нервничает. Потому что её муж, батюшка, подвигов захотел! Книжек начитались? Это же не средние века, в конце концов. Вы нам нужны крепкие и здоровые. Мы к вам в храм ходим, любим вас, желаем добра и радости. А вы из-за своих принципов, отец Виктор, потакаете амбициям строптивой старухи.
— Алина!! — Аня даже рот разинула от удивления, глядя, как женщина произнесла пламенную речь, от которой мы вдвоем оторопели.
— Простите, меня, батюшка, — вмиг покраснела Алина, опустив низко голову. — Жалко вас просто. Неправильно как-то всё, что ли...
Я не знал, что ответить. Во многом Алина была права, только разводить полемику на эту тему совсем не хотелось. Да и что я мог возразить? Убеждать мирского человека в особенности жизни приходского священника? Возможно, мой эгоизм преобладает над здравым смыслом наших семейных обстоятельств. Конечно, нужно было в своё время обратиться к нашему духовнику отцу Василию. Он бы наверняка поспособствовал, чтобы мне дали приход где-то в городе или его окрестностях. Всем бы было легче. Только я помнил слова того же отца Василия: «Священническое служение — это куда Господь тебя направит. Прими со смирением свой крест и иди с Божьей помощью, уповая на Его милость, отсекаясь своей воли».
— Да, пожалуй, вы правы, Алина, — произнес я. — Не правильно всё это. Вот, мы решили, что Аня в город должна уехать. В её положении такая бродячая жизнь ни к чему. Тем более, для неё это лучший выход.
Алина посмотрела на меня удивлёнными глазами. Наверное, такого поворота событий никто не ожидал. Я же видел, как сильно девчонки сдружились, можно сказать, даже сроднились.
— Нет, ребята, что вы такое надумали?! — сказала Алина. — Это уж совсем никуда не годится. Вы молодые, только сошлись, можно сказать. Ещё должна в вас теплиться та самая первая любовь, наполненная романтизмом и немыслимой привязанностью друг к другу. Я ведь помню, как батюшке поначалу тяжело было здесь одному, в незнакомом месте, среди чужих людей. Тут уж, как говорится, куда иголка, туда и нитка. Я о другом хотела сказать. Может, отъезд Ани в город, к родителям, оно и лучше, только не делайте так. По себе знаю. Муж мой всё по заработкам мотался, месяцами дома не жил. Что из этого получилось, сами видите. Мы ведь все здесь готовы помочь. Кто как может… Вы, Аня, извините, — Алина называла Аню на вы, — но если честно, привыкли мы к вам очень. Мне даже с трудом представляется наш храм без вас. Я имела в виду, что нужно вам отдельно жить. От бабок разных, от всех, тем более от родителей, какие бы они распрекрасные ни были. До весны нужно где-нибудь перебиться. А там дом ваш благоустроим, всё иначе пойдёт.
— Слушайте, а переезжайте ко мне! — вдруг предложила всё это время молчавшая Айнара.
Мы молча переглянулись, а она продолжала:
— Ну а что? Дом хоть небольшой, но места всем хватит. В тесноте, да не в обиде! Тем более, что вариантов всё равно нет. Перезимуем, а там гляди что-нибудь поменяется.
— Ой, Айнара, — сказала качая головой Алина. — Ты молодая совсем ещё. А сельские люди, сама знаешь… Да и для батюшки искушение.
— Ну причём здесь сельские люди? — в голосе Айнары промелькнуло раздражение. — Этим людям всё равно о чём болтать. Сколько живу, столько слушаю. Я просто предложила, решать вам.
Немного помолчав, Айнара неожиданно вспыхнула, уставившись на Алину строгим взглядом:
— И чем это, интересно, я батюшку искушать стану? Хорошего же ты мнения обо мне, спасибо!
— Да я не то имела в виду… — пыталась сгладить Алина, понимая, что немного некорректно отозвалась о подруге.
Но Аня поднялась с лежанки, обняла обеих девчонок, прижала к себе, сказав:
— Не ругайтесь почём зря. А Айнаре спасибо за приглашение. Деваться нам всё равно некуда! — затем, лукаво улыбаясь, подмигнула мне: — Теперь точно никуда не денусь. А то оставь батюшку наедине с такими красавицами, — пиши пропало!
Оставалось на это только рассмеяться.
Решили дождаться возвращения бабки Бабаихи. Уходить тайком, словно воры, выглядело не очень красиво, тем более я в глубине души надеялся, что старуха всё же помирится с Аней и никуда переезжать не придётся. Но я сильно ошибся.
Хозяйка дома пришла после обеда. Лицо её отражало каменное равнодушие, какую-то внутреннюю тоску, в некоторой мере даже раздражение. Не обмолвившись ни единым словом, даже приветствием к девчонкам, репетировавшим Рождественский обиход, Бабаиха медленно сняла верхнюю одежду, отряхнулась и хотела пройти в свою комнату.
— Бабушка Ольга! — остановил я её, окликнув.
Старуха не спеша повернула ко мне голову, насупила брови, уставившись вопросительным взглядом.
— Меж вами и Аней что-то произошло, я знаю…
— Доложила уже…
Бабаиха с какой-то укоризной глянула на застывших в ожидании девчат, покачала головой, словно сетуя, что никто её не поддержит, обратилась ко мне:
— Я, отец, старый, болящий человек. Мне не нравится такое обращение вашей супруги. И…
— Раз такое дело, — перебил я старуху, — может, тогда лучше нам уехать. И правда, стесняем мы вас, отношения в последнее время не складываются. Да и вообще…
От этих слов Бабаиха вздрогнула. Лицо её сникло, стало ещё более грустным и каким-то растерянным. Я понял, что такого она не ожидала. Может, хотелось старой женщине сгладить всё, прийти к согласию. Да только гордыня, железной стеной ставшая на этом пути, всё-таки не позволила совершить благородный шаг. Она промолчала, сделав вид, что не услышала моих слов. Тяжело, по-старчески вздохнув, Бабаиха молча зашла в свою комнату, плотно закрыв за собой дверь. Когда я взглянул на застывших девчонок, у каждой на лице отображался лишь один вопрос: «Что теперь?»
— Раз такое дело, — сказал я, — значит, так тому и быть. Если Айнара не передумала, пока переедем к ней. А там как Господь управит.
После моих слов все трое девчат соскочили с места, принялись обниматься, прыгать и негромко кричать ура. Я лишь развёл руками от удивления.
Нехитрые вещи наши сложили в автомобиль Алины. Забили весь багажник. Вспомнилось, как я приехал в Покровское с одной только сумочкой, а Аня с чемоданом. И вот за какое-то короткое время где-то набрался целый багажник разнообразного бытового хлама. Пока собирались, Бабаиха сидела в своей комнате, не подавая никаких звуков. В конце концов она зашла на кухню с целой кипой таблеток и пузырьков с настойками. Вывалив всё это на стол, принялась со страдальческими стонами и кряхтением принимать лекарства, косясь в окно, через которое было видно, как мы пакуем вещи в машину.
— Вам плохо? Что-то болит? — глядя, как Бабаиха без разбора жуёт пилюли спросил я. — Может скорую вызвать?
— Какая вам теперь разница! — гаркнула старуха. — Господь всё видит!
При этом она подняла указательный палец вверх, будто пригрозив нам карой Божьей. Мне показалось, что Бабаиха симулирует. Ничего у неё не болит, просто очередные фокусы, а ещё желание вызвать жалость. Только к чему? Конечно же, мы бы ни за что не оставили нашу хозяйку, даже с её старческими причудами, капризами и несправедливыми наговорами. Вот только не давала ей гордыня смириться, оставить все надуманные обиды, сделать шаг к примирению. Мне ничего не оставалось, как тяжело развести руками, поклониться и сказать на прощание:
— Что ж, бывайте здоровы, бабушка Оля! Не держите на нас зла. Это всё искушения.
Я хотел что-то ещё добавить, но в комнату забежала Алина, тоже попросила прощения у Бабаихи и принялась меня торопить.
Дом Айнары представлялся старым, осунувшимся, практически запущенным, сильно нуждавшимся в ремонте. Покривленные оконные рамы в некоторых местах были лишены стёкол, их заменяла прозрачная клеёнка. Крыша во многих местах протекала, штукатурка кое-где осыпалась, а пол вместо досок устилал слой глины вперемешку с половой. Внутри дом представлял собой одну большую комнату с огромной печью и высокой, до потолка, кострубатой грубой, отделяющей часть дома в крохотную комнатушку. Нехитрая мебель, как-то грубый дубовый стол, старинный шкаф с зеркалом, резной диван, кровать и несколько табуреток украшали жилище Айнары. Стены рябели старыми обоями вперемешку с выцветшими плакатами и календарями.
Разобрав вещи, мы решили немного устроить быт. Отыскали небольшую ширму, которую тут же повесили меж грубой и стеной, тем самым сделав отдельный уголок для хозяйки, чтобы не очень смущать её своим присутствием. Поскольку кроватей в доме больше не было, то Аня расположилась на печке, а я рядом на узенькой лежанке. Ни печка, ни лежанка не топились, поскольку, по словам Айнары, что-то нарушилось в дымоходе, и во время растопки дом наполнялся клубами дыма. Пришлось накладывать какие-то матрацы, одеяла, чтобы не простыть, а главное, не заболеть, ночуя на холодных топчанах.
Уже ближе к ночи мы более-менее устроились, после чего уселись ужинать. Помню, меня охватило непонятное чувство, разбавленное тоской и переживаниями. Я всё время думал, что нам придётся нелегко в таких условиях. А главное, было неловко перед Айнарой. Я же прекрасно видел, что стеснили мы её очень. Сможет ли она так долго смиряться, хватит ли у неё терпения? Ведь чужие люди приятны в доме, когда они гости: погостили и уехали. Вдруг у неё, как и у Бабаихи, нервы сдадут? Снова искать жильё? А до весны ещё неблизко.
Чтобы избавиться от всей этой мысленной суеты, я накинул пальто и вышел на улицу, решив немного подышать морозной свежестью. Как-то особенно ярко светила луна, выделяясь на чистом ночном небосводе, заставляя меркнуть при своём свете блестящие точечки звёзд. Я пытался разглядеть созвездия, всматриваясь пристальным взглядом в бесконечность космического пространства, но вскоре оказалось, что я совершенно не разбираюсь в расположении созвездий. Строились несуразные фигуры созвездий, сотканные из узоров небесных светил, которые абсолютно не соответствовали их названию. Бросив эту глупую затею, я перекрестился, решив просто почитать Иисусову молитву. Чем глубже я погружался в смысл Божественных слов, тем спокойней, легче становилось на душе. Какое-то необъяснимое чувство умиротворения медленно охватывало тело и душу. Все беспокойства растворялись в житейском пространстве, оставляя еле ощутимый привкус житейских забот, присущих каждому живому человеку. Но вскоре и они лёгкими птицами уносились куда-то в пустоту. «Господи, помилуй меня! Господи, помоги мне!».
Вернул меня в сознание скрип двери. Аня, накинув верхнюю одежду и платок, отправилась меня разыскивать. Глядя из темноты, я видел её растерянный, где-то даже испуганный взгляд. Она метнулась сначала в одну сторону, затем в другую, негромко позвала меня.
Продолжение следует...