Жутковато как-то становится...
(из встреч с Лампадовной)
Заря отполыхала, и вся природа после росной ночи начинает греться в спокойных золотых лучах. Как можно спать в столь красочную утреннюю пору… Шестой час.
Набираю номер Лампадовны. Трубку не берёт. И только на восьмой гудок слышу её ворчливое недовольство: «Сами не спят и добрым людям не дозволяют, совести подзанять бы им что ли». И тут же, окончательно проснувшись, ласково произносит: «… только что грелась на солнечном крымском пляже, а тут ты со своим звонком… чтоб тебе потерять и век не найти аппарат. Что стряслось в такую рань? Или что-то удумала..?»
«Лонгина, стыдись солнечных лучей – они давно в работе: играют с тобой, навеяли сон крымский. Флиртует с тобой «сон золотой». Вставай-ка пошустрее, да и на прогулку, пока беспощадный жар не хлынул. Подышим июльской утренней свежестью, политобзором обменяемся…» – спешу с предложением к разбуженной.
«Ну-ка, про «сон золотой» напомни мне поэта», – начала Лампадовна, идя навстречу.
– Пьер-Жак Беранже. Безумцы:
Господа! Если к правде святой
Мир дороги найти не умеет –
Честь безумцу, который навеет
Человечеству сон золотой,
Это вариант перевода на русский. Для чего тебе занеобходимился Беранже?
– Сама отняла у меня этот самый «золотой», а ещё спрашиваешь… Я, может, только
во сне и погрею крымский песочек… А так – останется не согретым, мокрым,
холодным…
Значит, «…Честь безумцу, который навеет Человечеству сон золотой».
Выходит, я и есть тот безумец, который сам себя (и не только себя) тешит хотя
бы во сне…
– «…Если к правде святой мир дорогу Найти не умеет» – условие. Тогда, а пока…
ищет – слушай со вниманием, Лонгина.
– Не видать света той «правде святой». Смотри «сны золотые», раз наяву –
бескопейство. Ни моста тебе, ни Крыма, ни моря. А ведь шуму! А ведь радостей!
Кому радостно?! Разве что тугой мошне. И морякам да тамошним: они теперь ДОМА.
В наши советские времена на зарплату-минималку ежегодно «дикарём» купались в
Чёрном море. Теперь вот… Если б не спонсоры да не кредиты кабальные, то и –
плескаться без меня Черноморюшку, – не останавливалась Лампадовна.
– Лонгина, твой разум вроде ещё жив. Но как же он спустил тебя на дно долговой
ямы? На чью лестницу расчёт-то? Кто тебе её спустит? В пенсионе самим мало… –
начала было вразумлять должницу.
– Опростоволосила и разгорячила тебя, доверчивую. На самом деле и кабала, и
волны, и песок Черноморюшка – лишь «сон золотой». Обрети покой, –
резюмировала Лампадовна.
И тут же добавила: « Есть на свете вещи куда более важные. Тебе не кажется, что вся ТЕЛЕКАНАЛЬЯ утратила разум… Изо дня в день, из часу в час – годами на экране душат, режут, стреляют, жгут, обучают проституции… Эфир отдан разлагателям детей, юных, молодых… Ужель это задача государства?! Кому оно служит? Точно уж не нашему народу…»
– И метко же ты их, «просветителей» нации, определила – … КАНАЛЬЯ. Сердце рвётся
от того, как развращают молодое поколение. Нет у нас теперь ни морали русской,
ни идеи, которая бы сплотила народ. Так – разброд, чему не нарадуются наши
вороги: ведь это их программа – развратить, разделить. А разброд – бери
безоружными руками…
– С какой лихвой эта КАНАЛЬЯ рванулась к выгребной яме! Один перед другим, без
рукавиц и противогазов, вытаскивают на свет божий нечистоты, от коих
нормальный человек горит от стыда, отплёвывается…
Высчитывают молекулы ДНК и, напрягая зрителей, дразнят охочих до «ягодок»
конвертом, в котором – вот он, человек, как есть в чём мать родила или же из
выгребной… Да с допросами, да со свидетелями, когда сбёг, к той ли прибёг,
где, когда и с кем, от того ли увидела свет новая жизнь… Резюме за
физиономистом. Развратно!
Тошно, до рвоты… и от речи ведущих, особенно невыносимо слушать этого (который
с одного канала на другой) прежде чем сказать, протянет весь алфавит: а-а-а-в
студию о-о-о-о-при-э-э- э-э- глашаю а-а-а-а-отца-о-о-о-о пред-э-э-э-
полагаемого-а-а-а-а…
Если речевой аппарат не успевает за мозгами (или наоборот), отдай место
другому. Нет же! Продолжает мучить ухо людское, – выговаривалась неугомонная
Лонгина.
– Лонгина, а недавно тот тягун азбуки собрал в студии рвущихся работать до ста
годков…
Кого собрал? Секретарок, библиотекарей, артистов, сочинителей «два хлопа – три
топа»… Не пойдут они на пенсию в 55 – и баста! Видите ли, это оскорбление,
унижение женщин – ПЕНСИЯ. А мужички в 60 – только во вкус жизни окунаются и
начинают заседать в разных думах да собраниях до скончания века… Законы
стряпают, да всё такие, что толстосуму – радость, а труженику – плач.
Собрать бы в ту студию работяг: штукатуров-каменщиков, трактористов,
животноводов, хлеборобов, шофёров, грузчиков и т. д.. Послушали бы их лексику
в адрес стряпчих «дум», да и в адрес хозяев студии – тоже. Труженики-
созидатели всех благ к 55 – 60 годам – выжатый лимон… Ни сил, ни здоровья. А
им доставили «удовольствие» ещё трудиться: женщинам – восемь лет, мужчинам –
пять. Счастливьтесь, мужичок да бабонька, пока капиталист не дал пинка вон: он
стариков не жалует…
Очевиден вопрос, доживут ли они до того «унижения-оскорбления», до пенсии…
– Вот-вот, доживут ли… Моему шестидесятилетнему соседу принесли первую пенсийку
восемь тыщ, а он – того, в гробу, значится, «на заслуженном отдыхе», после
сорока лет труда. Народ проститься пришёл, все видели, как доставщики тыщи
обратно в сумку… Да что балакать, надули покойного, как есть объегорили.
Оттрудился на благо…кого? – горячилась Лонгина.
И мне вспомнились ОКНА РОСТА 1917 года: «Вся власть – НАРОДУ! Смерть – буржуям!»
А ныне что получается? «Власть – буржуям и чиновникам-ворам! Смерть – …»
Жутковато как-то становится…
10.08.2018 г.
© Copyright:
Онучина Людмила, 2018
Свидетельство о публикации №218081000731