В редакцию районной газеты я приезжал самым ранним рейсовым автобусом, зачастую раньше редактора. Дело в том, что жил тогда в селе, расположенном в семи километрах от поселка, автобусы ходили редко. Приходилось пользоваться попутным транспортом. И в тот памятный день появился в здании редакции, когда в помещениях веником и шваброй, наводя чистоту и уют, орудовала баба Галя. Увидел ее в узком коридоре. Поздоровались и она тут же сообщила:
— Спозаранку в кабинетах телефоны надрываются. Я не выдержала и подняла трубку и спросила: чаво надо? Мужик спросил: кто такая? Призналась, что уборщица, техничка, а сотрудники, которые пишут разные статьи, заметки, заполняют газету, еще не появились, дрыхнут. У них рабочий день начинается с восьми часов. Хорошо живете упрекнул он, мол, крестьяне еще до восхода солнца встают и трудятся в полях, садах и на фермах, как пчелки. Позавидовал нам.
— Откуда звонил, кто и по какому поводу?
— Я то ж поинтересовалась, но он не ответил. По голосу догадалась, что чем-то недоволен. Требовал редактора или заведующего сельскохозяйственным отделом, тебя значит. Шибко сердитый, наверное, какая-то муха-цокотуха его укусила. Обещал, что еще позвонит. Ты уж с ним не ругайся, побереги нервы, еще пригодятся.
— Спасибо за полезный совет, — усмехнулся я, снисходительно относясь к ее привычке, ссылаясь на богатый житейский опыт, всем давать ценные указания.
Едва переступил порог кабинета, как зазвонил телефон и я успел поднять трубку.
— Слушаю, завсельхозотдетом…, — представился я.
— Ты мне и нужен, — вместо приветствия произнес мужчина и сразу, повысив тон, взял быка за рога. — Вы, что там, с похмелья, большого Бодуна ослепли. Фотографию лучшей доярки колхоза напечатали вниз головой?!
— Не может этого быть, — возразил я, машинально развернул свежий номер газеты. На третьей странице был опубликован мой очерк «Рекордные надои молока» и снимок героини. Я опешил, не поверив своим глазам. Действительно, миловидная доярка была помещена вниз головой.
— С кем имею честь говорить, представьтесь? — попросил, дабы придти в себя от неожиданного «сюрприза».
— Секретарь парткома колхоза «Светлый путь» Ермолаев, — ответил он властно и добавил. — Мы с вами встречались на прошлой неделе. К очерку претензий нет, написано правильно, жму руку. А вот снимок всю малину испортил. Доярку, нашу гордость на весь район опозорили. Что касается фотографии, то требую извинения и опровержения, компенсации за моральный ущерб.
— Извините, это недоразумение, — поникшим голосом промолвил я. — Доложу редактору, он разберется в причинах брака. За качество полиграфии отвечает дирекция типографии.
— Знаю, что типография печатает, но куда смотрели сотрудники редакции? — наседал парторг. — Нам Ленин, что завещал?
— Он многое завещал, недаром пятьдесят пять томов сочинений выдал на-гора, — уклонился я от прямого ответа.
— Главное, обеспечить строгий контроль и учет, вот, что завещал, — блеснул Ермолаев познаниями трудов Ильича. — В народе на сей счет говорят: доверяй, но проверяй. Почему не проверили газету перед тем, как отправить на почту, а оттуда к читателям? Я это так не оставлю, в райкоме партии поставлю вопрос ребром о персональной ответственности за вопиющую халатность…
Следуя совету бабы Гали, я, дабы охладить пыл парторга, прервал телефонный разговор. Вскоре, держа в руке свежий номер газеты, появился редактор. По его мрачному виду, я понял, что он в курсе. Поэтому лишь сообщил, что звонил Ермолаев и грозил поставить на ноги райком партии. Редактор тщательно просмотрел два экземпляра газеты, подписанные им в печать и в свет. С фотографией был полный порядок. Сделали вывод, что сбой произошел во время печати.
Вместе мы зашли в кабинет директора, изложили свою версию и она подтвердилась. Молодая и неопытная печатница Люба призналась.
— Когда я отпечатала на машине треть тиража и посмотрела на внутренний разворот газеты, то изображение доярки на фото было размытым, нечетким. Решила протереть клише. Остановила станок для плоской печати, изъяла клише из матрицы и протерла. Вставила назад и запустила машину.
— Почему не проверила, правильно ли установила клише? — спросил директор и, не дожидаясь ответа, махнул рукой. — Эх, девичья память, наверное, о женихе думала. А для нас большие неприятности, придется объясняться и изворачиваться.
С поникшей головой, едва сдерживая слезы, печатница отправилась в цех. В райкоме партии второй секретарь, курирующий вопросы идеологии, сделал директору типографии серьезное внушение. Ему был объявлен выговор за недостатки в дисциплине и воспитательной работе, а печатницу наказали лишением месячной премии.
Редакция не осталась безучастной к этой истории. В очередном номере газеты на первой странице был опубликован портрет передовой доярки с лестными словами за ее трудовые достижения и извинениями за моральные переживания. Инцидент был исчерпан, хотя еще долго из уст в уста передавалось байка о том, что «молодой репортер (молодо – зелено), то есть, автор этих строк, так заквасил, что с похмелья поместил в газете фото вниз головой. Ну, что ж дурная слава тоже слава. По нынешнему времени, сказали бы пиар. Тогда этого слова не было в лексиконе, а ныне «черный пиар» покруче светлого, позитивного.
Позже, работая в редакции городской газеты, я имел удовольствие общения с цинкографом Павлом, состоявшем в штате типографии. Он, как и некоторые из его коллег в силу специфики профессии, питали слабость к крепким напиткам. Когда Павла уличали в пристрастии к «зеленому змию», он твердо заявлял: так как мне не дают за вредность работы с цинком, другими опасными сплавами и химическими реактивами молоко, то я употребляю алкоголь. Спирт выносит из организма токсины и шлаки. Если бы я перестал квасить, то давно бы сыграл в коробок.
Контраргументов на свои доводы он не воспринимал. Мудрый редактор подметил закономерность: если Паша смотрит в ванночку с реактивами и узнает себя, что значит, он в норме, а, если нет, то останемся без клише. Газета выйдет с иллюстрациями и клише, предоставленными информационными агентствами ТАСС. АПН, РАТАУ. Он требовал от цинкографа, на всякий пожарный случай, готовить клише про запас.
Когда на Павла слишком наседали, грозя увольнением за крепкую дружбу с Бахусом, он с гордостью заявлял:
— Сколько в городе журналистов? Двадцать, тридцать, а цинкограф всего один. Мне нет замены.
Судя по тому, что он справил новоселье, Павлу прощали оригинальную методу борьбы с токсинами. В городе не нашлось бы другого цинкографа, который за сравнительно небольшую зарплату, подвергая свое здоровье опасности, возился бы с цинком и другими сплавами и реактивами.
Однако, прогресс, в том числе в наборе текстов, верстке газет, журналов и книг, подготовке иллюстраций, в полиграфии неотвратим. Вместо громоздких линотипов, отливавших литеры и строки из сплава сурьмы, олова и свинца, другого оборудования, ручной верстки, пришли компактные средства компьютерных технологий. Канула в Лету и профессия цинкографа, за которую положено было давать молоко, но многие, как Павел, предпочитали для профилактики спирт. Не будь этой предыстории, то рассказ не вышел бы из-под моего пера. Впрочем, скоро ноутбук, следом за печатной машинкой, прослужившей человеку более ста лет, шариковую ручку и перья отправит в музей.