Асептический некроз головки бедренной кости.
Врачи ещё безжалостнее, чем палачи. Если исполнитель приговора хотя бы лишал жизни, то объявляя свой приговор, врачи дают хлипкие рекомендации, как тебе жить с этим приговором.
Ты выходишь из кабинета. Садишься на лавочку, не в силах больше сделать ни шагу, и пытаешься свыкнуться с мыслью, что и это можно пережить. Аргументируя хотя бы тем, что другие же как-то живут…
Другие. Я не знаю, как у других. У них есть тёплые квартиры, любящие родственники или достаточное количество накоплений. Или пенсия, на худой конец. А что есть у меня? Ничего из этого. Ни, какой-нибудь, хотя бы дырявой, конуры. Ни родных, которым бы взбрело позаботиться обо мне. Ни постоянного стабильного заработка, либо пенсии. До неё, судя по последним решениям руководства страны, мне и дожить не суждено. Не то, что оформить. Нет кровати, на которой бы можно было умереть, в случае чего.
Есть, правда, уверенность в завтрашнем дне: я совершенно точно уверена, что так и сдохну под забором. Ненужная и забытая всеми. Весело. Если бы милая женщина-ревматолог знала, что сейчас подписывает мне приговор… Не рекомендуются динамические и статические нагрузки. А по-русски – нельзя ходить, стоять, поднимать тяжести.
Я выдохнула. Проглотила привычные слёзы. Опёрлась на тросточку, вставая с кушетки. И отправилась на остановку автобуса. Путь не близкий. Километра два нужно пройти пешком. Потом десять минут стояла, в ожидании своего автобуса. С облегчением опустилась на сидение. Даже, если бы в автобусе не было бы мест, старухе с палочкой его уступили бы. Я надеюсь.
Странно, что я не плакала всю дорогу к дому? Странно. Слёзы жгла глаза, но так и не пролились. Даже потом, когда я через несколько часов, отвечая на вопрос подруги, которая не только приютила меня, но и кормит, иногда даже чем-нибудь вкусненьким, чего я хочу? Я отвечала:
- Не знаю, дорогая. То ли напиться, то ли нареветься….
Я не знаю. И то и другое абсолютно бесполезно, с точки зрения решения проблемы. Но и то и другое – выход. Выход негатива, который вибрирует внутри, разрушая организм. Боль и страх. Даже ужас. Если всё пойдёт хотя бы по лучшему врачебному сценарию, тогда операция. Послеоперационная реабилитация. И невыносимо долгое время без работы и без заработка.
И кто всё это время будет меня кормить? Подруга, которая сама получает копейки, и у которой своих проблем не счесть. У нас ведь люди помогают не потому что у них слишком много денег, а потому, что совести через край. Как раз те, у кого есть деньги и кто обязан помочь в этой ситуации, спокойно закопали свою совесть под слой этих самых денег.
Зачем им думать о своей законной жене, когда под боком есть сожительница, которая так удачно провернула это дельце с уводом мужа, да ещё и осталась при всём имуществе, или о своей родной матери, получая хорошую зарплату и живя в доме, который она и построила? Конечно не зачем. У них и так всё в ажуре.
Шторы на окнах, которые я покупала. Дом, который я придумала, спроектировала, обсчитала, создала. Всё. Всё это и многое другое, что я сделала, осталось в прошлом.
За той чертой, которая отделяет прошлую жизнь и нынешнюю.
Теперь у меня есть только одно. Асептический некроз головки бедренной кости.