Аркадий стоял на пепелище. На пепелище своей судьбы.
Дрожащая в сознании пустота стремилась разверзнуться потоком горьких слез, но слез не было. Словно холодный и страшный вакуум заполнил его маленькую, человеческую вселенную. И ему казалось, что он умер. А разве может быть жизнь в вакууме? Мысли и желания сгинули в чернильной бесконечности и лишь острый, пронзительный взгляд буравил еще реальный для него мир.
По ту сторону окна, серой кривой, прочерченной в синем небе, чуть колыхалась на ветру, засохшая виноградная ветка. Будто горечь обиды, отразилась в ней, за то, что посадил ее человек в чуждой ей холодной стране. Как жаждала молодая еще лоза напиться теплым, солнечным светом, как мечтала налиться тяжелыми, сочными гроздьями. Но жестоко обманулась. Солнце в этом краю было как мачеха, скудная на тепло и любовь.
Отчаянная жажда жизни тянула лозу все выше к солнцу, в надежде получить больше живительного света, но она только растрачивала себя, превращаясь в подобие плюща. Третья весна жизни была затяжной и очень холодной. Но даже не это погубило ее. Оказалось, что любимое солнце, может быть коварным. Оно пробудило природу ранним теплом, заиграли жизненные соки, устремились к спящим почкам. И вот когда из зимних коконов показались ярко-зеленые носики, грянул страшный холод.
На долгий месяц солнце скрылось за свинцовыми, снежными тучами. Лютый северный ветер ворвался в проснувшееся царство свирепым кочевником и ледяным дождем со снегом, безжалостно истреблял ранимую, только зарождавшуюся жизнь.
- За что? – мелькнула мысль в сознании Аркадия, глядевшего на засохшую ветку. Но думал он в этот момент не о ней. За что душа, из года в год, раскрываясь подобно почке в ожидании любви, обжигалась ледяным ветром жестокости, равнодушия, цинизма? Сердце устало питать душу. Может еще не наступила та лютая весна, которая навсегда иссушила бы жажду жить, но Аркадий всем своим существом чувствовал, что силы покидают его.
Рожденный быть любимым, тянущийся к солнцу подобно этой лозе, ему казалось, что его посадили не в ту почву. И корни держали его так крепко, что не мог он сбежать туда, где солнца край. Часто глядя на перелетных птиц, Аркадий завидовал их свободе. Улететь от жестокой зимы в теплые страны, а вернуться только летом, как это было здорово! Наверно человек как большая птица, должен иметь возможность покинуть этот жестокий мир, хотя бы на время. Десятки лет без любви, терзаемый холодным равнодушием, росток детской души иссыхал. Несколько поколений иссохших душ, посаженных в чуждую почву, искусственных иллюзий, принесли кислые, негодные плоды.
Подул ветер, и ветка застучала в окно, пробуждая Аркадия от тягучих дум. Он подошел вплотную к стеклу, глядя, как мученически скрюченная лоза, уже умершая, все еще тянулась к небу. И вдруг он увидел на самом кончике, маленькую, одинокую почку. Сквозь сухие коричневые роговицы, виднелся зеленый, любопытный, жадный до жизни носик.
Аркадий раскрыл окно. Свежий, но все еще холодный воздух, бесцеремонно ввалился в чужой мир, разгоняя в панике сонную дремоту. Пройдя на кухню, Аркадий наполнил литровую банку теплой водой и захватив нож, вернулся в комнату. Аккуратно срезав ветку с живой еще почкой, он закрыл окно и поставил ее в воду.
- Любовь, вот все, что нам нужно, - произнес Аркадий.
PS. Спустя годы смерть обязательно срежет одинокую ветку человеческой души и поставит ее в живительную воду под названием Любовь… Но это будет уже совсем другая история.