А не война ли виновата

Николай Шустиков
Обычной жизнь назвать нельзя,
Когда печаль и слёзы с малых лет,
А в место мяса в супе лебеда
И от отца остался лишь портрет.
Ушёл живой, вернулась похоронка
И беды в доме деревенском начались,
В обносках, голодом девчонка
Пошла работать, чтобы как-то жить.

 Сейчас, по пришествию многих лет, после войны,  нам, незнающим ужас военного тыла и тяжесть непосильного детского труда, в жару и мороз, пухнущих от голода ребятишек, трудно даже представить, как можно было не только самим выжить в этих нечеловеческих условиях, но и обогреть и накормить вместе с исхудавшими матерями своих младших братьев и сестёр. При этом, самоотверженным трудом, помогая своим отцам и старшим братьям, разбить и уничтожить ненавистного врага. А самое главное, в свои неполные 15 лет, добиться огромных трудовых успехов и на всю жизнь, остаться советским, с большой буквы, Человеком.

 Много в Нерчинском районе, красивых и живописных мест, но прекрасней Борщевского хребта, в глубинах которого, в долине реки Урульга, затерялось  небольшое село Котельниково, сыскать будет трудно. В этом старинном селе, берущем своё начало со второй половине 17 века и появилась на свет в 30-ом году прошлого столетия героиня моего повествования.

 Соколова (Лапшакова) Наталья Захаровна родилась 24 сентября 1930 года, в  крестьянской семье Лапшакова Захара Евстафовича 1904 г.р и Лапшаковой Марии Сидоровны 1906 г.р.

  Уже 77 лет прошло с того страшного дня начала Великой Отечественной войны, но женская память цепко хранит впитанные в её глубины детские воспоминания одиннадцатилетнего ребёнка.

   Детские и женские крики волной перекатывающие от начала деревни, донеслись и до открытого кухонного окна деревенского кузница Захара Евстафовича Лапшакова, вся семья которого, в это время мирно и по-будничному, ничего не подозревая, обедала за большим деревянным столом.

 Почувствовав неладное и скрытую угрозу в этих криках супруга Захара, Мария Сидоровна, отложив в сторону ложку, тем самым, нарушая издревле заведённый в семье порядок, на ходу подвязывая платок выскочила на улицу. А пока Захар с присущей деревенским жителям почтенной неторопливостью, обдумывая происходящее на улице, смотрел вслед выбегающей в двери супруги, всех восьмерых мал-мала меньше его ребятишек, со скамеек у стола, с криками: «Мамка! Мамка!», как корова языком слизала.

 - Война-а-а! – эхом разносилось в каждый околоток маленькой забайкальской деревушки Котельниково.

А по главной и практически единственной улицы, со стороны большого казачьего села Волочаевка, медленно останавливаясь почти у каждого дома, приближалась со стоящими в кузове мужиками машина, следом за которой, обносимые дорожной пылью, бежали ревущие и причитающие бабы и лишь звонкие голоса ребятишек, бегущих по обочинам, вносили какой-то жизненный импульс в эту процессию.


 Мария Сидоровна, едва сдерживая волнение, при учащённом сердцебиении, обхватила всех ребятишек и как  наседка, стараясь прижать и прикрыть каждого, внезапно намокшими глазами, не проронив не слова, всё всматривалась и всматривалась в приближающуюся процессию, пока машина с мужиками не остановилась у их дома. Дверь в машине хлопнула ожогом ударив по слуху и с подножки, блеснув начищенными старенькими сапогами, спрыгнул председатель сельского совета.

- Захар! Собирайся, война! – крикнул он выходившему из избы кузнецу.
Мать, моментально оставив младших детей на старших, кинулась назад в калитку, но была остановлена мощным объятием выходившего супруга. Обняв жену и поцеловав каждого ребёнка, подкинув вверх младшенького, полугодовалого Валеру, потрепав по головкам старших Таню и Наташу, как бы оставляя их за себя в помощь матери, без долгих поцелуев и прощаний, в чём был в том и запрыгнул в кузов машины.

Мать, загрудив ребятишек в ограду и что-то крича, попыталась прорваться к бортам машины, но женщины бежавшие за машиной, аж с самой Волочаевки, настолько плотным кольцом окружили автомобиль, что Мария лишь только сумела просунуть руку к своему любимому супругу. И когда тот взял её своей теплой мозолистой рукой, она вцепилась в неё и заголосила, обливаясь слезами. Но машина в это время по сигналу председателя тронулась, а бабы с вытянутыми вперёд руками и заплаканными лицами устремились снова за ней. Путь их был долгим, минуя спуски и подъёмы лесохолмистого серпантина дороги, под палящими лучами июньского солнца, аж до железнодорожного вокзала станции Приисковая.  Но верные жёны и матеря, задыхаясь от пыли, жары и усталости, как бы не кричали и не уговаривали их мужья вернуться домой, всё бежали и бежали, пока сопровождающий вопреки инструкции не сжалился и не посадил самых настойчивых в кузов, отстали и вернулись домой лишь старые, больные и немощные, но таких из общего числа провожающих было совсем немного. А всех детей ещё за деревней, мамаши уговорили вернуться к младшим сестрёнкам и братишкам.

Мать, Мария Сидоровна, проводив своего Захара на фронт, только поздно вечером, на той же машине, со всеми остальными женщинами деревень вернулась домой. Одному богу известно, что творилось на душе у проводившей на войну мужа женщины, когда она подошла к двери родного дома.  Хоть Мария и была уверена в своих старших девочках, но всё же переживала, как её  двенадцати- летняя Таня и тринадцатилетняя Наташа справились вдвоем без неё  с шестерыми маленькими детьми: Аня - 1932 г.р., Рая - 1934 г.р., Клава -1935 г.р., Николай – 1938 г.р., Галя – 1939 г.р., Валера – 1941 г.р. 

 Но все её опасения и переживания оказались беспочвенны. Дети были помыты, накормлены и мирно спали в своих кроватях, но вот вопросы старших обескуражили Марию, что такое война и когда вернётся папка, а она, разве могла на них ответить. И лишь только тихонечко выйдя в сенцы, присела у окна на табурет и бесшумно заплакала. Свежи ещё были воспоминания о Первой Мировой и Гражданской войнах, но думать о плохом не хотелось, да и нельзя было, что бы не накликать в дом беду, поэтому, Мария вытерев уголком платочка слегка подмокшие глаза, начала пытаться вспомнить их первое с Захаром свидание, но воспоминания почему-то всё срывались и срывались, навивая запах сенокосной поры и вкус парного из детства молока. И вдруг, не выдержала, вскочила и бросилась во двор, взглянуть управлена ли скотинка, но звонкий голос Наташи остановил её:

- Мам, поздно уже, мы всё управили, пойдём спать.
«Да и действительно, чё это я» - мелькнуло в голове вновь испечённой солдатки, «они ж у меня взрослые и к труду обучены».

Все те счастливые довоенные годы, пока Захар трудился в артели кузнецом, Мария воспитывала детей и занималась своим  хозяйством и огородом, постепенно приучая к тяжёлому деревенскому труду и своих подрастающих дочек, и как показало в дальнейшем время, не зря. А хозяйство по тем временам было приличное, две дойных коровы, не считая молодняка, мелкий рогатый скот, куры и другая птица.  Огород тоже всегда благоухал  зеленью разнообразных корнеплодов и овощей, над которыми возвышались бутоны лука и шляпки укропа, а над картофельной ботвой мирно покачивали своими жёлтыми головами подсолнухи, с любопытством поглядывая на круглые тыквы, прячущие свои толстые животы от палящего солнца в тени ботвы.
 Ночь спала, не спала, но утром чуть свет, не дожидаясь переклички деревенских петухов, вскочила и второпях накинув на себя тужурку и окунув ноги в растоптанные черевички, глотнув из ковшика водички, тихонько прикрыв за собой дверь, вышла во двор.

 День не была, а показалось вечностью, глаза разбегались,  руки хватались, то за одно, то за другое, стараясь во всём навести порядок. Коров старшие девочки с вечера подоили, но забыли во дворе стульчик и ведро, не на месте стоит, а здесь ещё курица заклоктала не вовремя и нужно посадить её на яйца. А в другом углу телок замычал, увидев хозяйку, требуя ласку и молочка.

- Сейчас милый, сейчас, управлюсь и напою.
 Довоенное хозяйство в семье Лапшаковых, было по тем меркам среднего достатку. А один день отсутствия дома хозяев, мог привести к непоправимым последствиям, поэтому и была Мария вынуждена, прежде чем подоить коров, обегать всё подворье и поправить всё, что показалось ей необходимым выправить. И только после того, как управилась во дворе, схватив ведро, и чуть не бегом побежала снова в стайки к своим кормилицам, чтобы подоить их и отправить вовремя к пастуху.

 Верно, говорит русская пословица «одна беда в дом не приходит» и уже в это лето, не успев проводить мужа на фронт, Мария потеряла обеих коров. Одна практически на завтра, после того, как увезли Захара, объелась толи черемши, толи ещё какой ядовитой травы, но её сильно разбарабанило и как бы не бились люди, отстоять не смогли. Другая, где-то на пастбище угодила передней ногой в расщелину и сломала её. Корову дорезали, а многодетная семья на самую войну осталась без всех кормильцев. Мария Сидоровна от безысходности, оставив младших детей на старших, была вынуждена  пойти работать в артель «Кустарь», где до войны кузнецом работал её Захар, там Марию поставили на довольствие и определили  пасти деревенских скот. И с этого дня в доме на кроху, но продуктов прибавилось, матери стали выдавать на работающую карточку 100 грамм хлеба, а детям давали, как иждивенцам по 50 грамм на ребёнка, «..принесёт мама домой эту краюшку хлеба и делит, а мы все крошки-то потом до одной соберём..»,- вытирая платочком слёзы, рассказывает Наталья Захаровна.

В добавок Марии Сидоровне в «Кустаре» полагался черпак бурдушки, не бурдушки, но кой какого варева, которую она тут же уносила детям.

Артель «Кустарь» была единственным предприятием в Котельниково. Занимались заготовкой леса, распиловкой брёвен на доски, изготовлением конских саней, дуг, телег, а так же делали бочки, кадки, варили дёготь, выдалбливали ложки, поварешки и изготовляли прочую деревянную утварь, была и кузница при ней, на которой, после ухода Захара, кузнецом трудился его племянник, сын брата Михаила тоже ушедшего на фронт.

 Самая старшая из сестёр Таня ещё успела отучиться в школе три класса, а вот когда настало время пойти в школу Наташе, отца уже не было и достаток многодетной семьи не позволял её как следует собрать и одеть в школу, поэтому, отучившись, как она говорит «пол класса» до января и, истаскав последние обутчонки, побегав, завязывая ноги тряпками, на босу ногу, была вынуждена бросить школу.   

Хорошо, тётка Ефросинья, мамина сестра, сшила маломальские обутки с тряпичной голяшкой, но в школу Наталья уже не пошла, а была вынуждена, чтобы как-то прокормиться, «самой себе хлеб заработать», вместе с Татьяной пойти работать в «Кустарь». Взяли их на подсобные работы, оттаскивать вёдрами опилки, из-под пил в сторону, чтобы те не мешали работать пильщикам, распиливающим на доски брёвна, и одновременно с этим девчонки должны были выполнять работу истопников.

Помещение было большое, вроде казармы, в нём работали и просушивали пиломатериал. Вместе с деловой древесиной из леса привозили тонкий березняк для трёх чугунных печек, которыми и отапливалось помещение «Кустаря». Таня с Наташей ручной пилой голыми руками на улице распиливали березняк на мелкие чурочки и топили ими печи. Березняк мёрзлый, сноровка не важнецкая, пила подпрыгивает, разрезая замёрзшие руки и оставляя на всю жизнь глубокие шрамы.
 
Хоть и была война, но «Кустарь», вслед за потребностью армии и населения, расширялся. И однажды было принято решение, открыть на базе артели мастерскую по пошиву и ремонту обуви, а на должность мастера пригласили Ефросинью, Наташину тётку, она там потом работала всю войну, ей привозили  откуда-то материал, подшивала, шила, налаживала обутки.

 От отца с фронта пришло лишь однажды одно письмо, в котором после приветствий и дежурных вопросов о жизни и здоровье, практически ничего не написав о себе, вскользь  сообщал, что уже на фронте и находится где-то под Белгородом, готовятся к атаке, после удачного завершения которой, в следующем письме, всё подробно распишет.

Сейчас даже какая-то оторопь берёт нас, знающих всё о военной цензуре тех лет и видевших, как заштриховывались фамилии и имена командиров, и названия населённых пунктов, как такое письмо могли пропустить бдительные цензоры, но так или иначе в семье Лапшаковых узнали населённый пункт, где воевал их любимый отец и муж. Сейчас достоверно неизвестно, была ли это его последняя атака, но писем с фронта семья больше не получала и только лишь в 1942 году пришло извещение «…пропал без вести…».

- Как так, пропал, - возмущались дети, - он же не собака, а папка.
Реветь хотелось, причитать,
Но дети вдруг спросили:
«Пропал без вЕсти, как понять?»
И кушать мамку попросили.

Казалась бы до извещения жизнь в солдатской семье Лапшаковых налаживалась, дети практически не болели, какую-никакую обувку тётка Ефросинья помогла Марии для детей справить, а на апрелковском прииске (руднике) жила ещё одна тётка Марфуша, которая, хоть и своих детей было у неё двое, и муж дядя Серёжа воевал, помогала одежонкой, перешьёт что-нибудь старенькое или найдёт какую тряпку, «помоет» и сошьёт чего-нибудь для сестриных детей. Жили они на прииске неплохо, держали хозяйство и отец дяди Серёжи, самый главный хозяин и работник, был жив и в силе. Да и сама Мария, со старшими детьми Таней и Наташей, были при деле и получали рабочие карточки на хлеб, а в артели им теперь полагался не один, а три черпака похлёбки, которую мама сливала в один котелок и уносила домой младшим детям.
Но, видимо, так устроена жизнь, «где тонко, там и рвётся». Жизнь, она на то и жизнь, что бы ежедневно бороться, преодолевая всё новые и новые преграды и страдая, и мучась, идти к вершине своего человеческого счастья, а когда тебе кажется, что ты взобрался и вот оно счастье, живи и радуйся. Жизнь тут же преподносит тебе новый сюрприз, погружая тебя в новые испытания. И здесь уже главное, падая не покалечится о торчащие ото всюду камни соблазна, а, приземлившись на самое дно, поднявшись, остаться Человеком.

 Однажды Мария Сидоровна, после получения казённой бумаги о «без весте пропавшем» муже, в одиночестве, кратче от детей, выплакав много слёз и сдерживая в себе всю горечь утраты, прекрасно понимая, что стоит за этой формулировкой «пропал без вести», заболела, то ли от нервного переутомления, то ли от истощения, но, попав в больницу села Пешково, где её хорошо накормили, чуть не получила заворот кишок. Долго врачи  боролись за жизнь вновь испечённой вдовы, но каким-то чудом отстояли 39-летнию женщину, в конечном итоге, вернув её детям.

 Пока мама болела, Таня и Наташа понимая всю тяжесть своего положения, «засучив рукава», взялись за материнские заботы о младших детях и взвалили на свои хрупкие девичьи плечи всю домашнюю работу. Деревня небольшая, но и в ней были более менее зажиточные люди, к одним из них и прибились обездоленные девчонки.

Калягины всегда выручали, то котелок картошки насыплют, то очистки с простоквашей дадут, но даже за это нужно было отработать по дому, сделать кое-какую чёрную работу. Но чтобы как-то прокормить младших братьев и сестёр, девочки были согласны на любую работу, а когда выдавалась свободная минута, по очереди или вместе ходили на «кулаковские поля» (с. Кулаково), собирать колоски, но тамошние мальчишки строго следили за этим, и на конях с бичами гоняли посторонних ребятишек, отбирая баночки с колосками. Поля небольшие, на взгорьях и приходилось убегая даже прыгать, как кабарге по скалам. Но если не везло с колосками, на обратном пути собирали мангыр, копали сарану и корни какой-то травы на болотах, а если уж совсем ничего съедобного не удавалось принести, наламывали крапивы и кипятили её дома или просто ели лебеду. Были и такие дни, когда в поисках пропитания приходилось шариться по помойкам, собирая очистки или ещё что съедобное. В дальнейшем бывало, ходили в посёлок Холбон копать мёрзлую картошку, что оставалась в полях.

 Хоть свой огород и был, но неурожайные года и сильнейшая засуха, сводили на нет все старания многодетной семьи, картошка не уродилась, была с куриное яйцо, так как огород из-за отсутствия коров уже не удобрялся.

Как бы не бились Лапшаковы за жизнь младших детей, но ужасное горе вновь посетило их дом, в полуторагодовалом возрасте скончался самый младший из детей
Валера. Остальные дети тоже часто болели, но их бог миловал, хоть и пухли от голода.

 Продолжая работать в артели, старшая Таня, проходила обучение в мастерской у тёти Ефросиньи, где и научилась подшивать и шить обувь, а Наталья в силу своего малолетнего возраста так и работала на подсобных работах. Дисциплина на производстве была жёсткая, за опоздание грозили отдать под суд. Поэтому на работу старались не опаздывать.

К концу войны измученные женщины, как-то уже с опаской поглядывали на почтальона и при виде его судорожно начинали теребить незатейливую одежонку, каждый раз, подсознательно боясь оказаться в числе вдов. В деревне, после получения почты, то там, то сям, раздавался бабий вой, но были и радостные лица от полученной весточки с фронта. Бывало, что и письма читали чуть ли не всей деревней, а то было получит кто-нибудь счастливую весточку от любимого или сыночка, принесёт в «Кустарь» письмецо и делится своей новостью с работягами, отчего все радуются за того или иного парня, бывало, доходило и до громких выкриков и песен.

Так было и в этот раз, 9 мая 1945 года, по дороге на работу, подходя к территории «Кустаря», Наталья с сестрой Таней, мать уже угнала стадо деревенских коров на пастбище, увидели возле главного входа большое скопление кричащих и кидающих вверх шапки счастливых односельчан.

«Кто-то вернулся с фронта», показала Наталья на кучку обнимающихся людей. «А может весточку хорошую получили», - ответила Татьяна.
- Победа!!! – оглушило Лапшаковых.

Кто-то смеётся, кто-то плачет, но всех пробрало это заветное, долгожданное слово. Радовались за страну, за выживших, вспоминая погибших. Кто-то моментально впал в эйфорию скорой встречи с родным человеком, радуясь, что он жив и скоро вернётся домой, а кто плачем заходится по тем, кто не дожил до этого дня.  А Наталья с Татьяной, как только поняли в чём дело, «нам-то кого ждать», в голос разревелись и  упав на землю, не слушающимися руками всё царапали и царапали загребая землю  «Папка! Папка!», страшно ревели рёвмя обе навзрыд. Люди кругом напугались и кинулись оттрясывать девчонок, а кто-то сбегал за водой и насилу отпоив их, стали успокаивать: «Успокойтесь, успокойтесь, все придут…». Но долго ещё окрестности содрогались женским плачем, топя в этом бабьем вое девичьи слёзы Захаровых дочерей.

Сколько выстрадано, сколько пережито и разве можно нам, не знавшим весь ужас военного тыла, даже на подсознательном уровне, в этот великий день Победы, осудить за выплеск всех накопившихся эмоций, этих двух по праву будет сказано Русских Женщин.

В военные и после военные годы, дети были первой заботой советского государства. Выживут они – будет жить страна, её история, идеалы, будущее. Поэтому, как бы не было тяжело, а все свободные материальные и денежные средства района постоянно направлялись на фронт для поддержания своей любимой Красной Армии. Однако в этих тяжелейших условиях, при нехватке рабочих рук и средств, районные власти того времени, смогли и нашли дополнительные резервы, что бы в селе Олинск, открыть детский дом, для детей, оставшихся без родителей или попавших в трудную ситуацию голода и нищеты.

 Сразу после Победы, в доме Лапшаковых, вновь раздался женский вой и причитания. Это их дом посетили специальные люди, занимающиеся поиском и изъятием малолетних нуждающихся в заботе государства детей. Их выбор пал на семилетнего Николая, восьмилетнею Галю и двух старшеньких погодков одиннадцатилетнюю Раю и двенадцатилетнюю Клаву. Всего комиссионно было решено забрать на воспитание в детский дом четверых младших детей Лапшаковых. Но  Мария Сидоровна всем своим исхудавшим телом встала на защиту своих маленьких ребятишек.

- Помру, так вместе с ними! Ни за что не отдам! Убирайтесь! – а то прокричавшись, начинала плакать и уговаривать, чуть ли не падая на пол: «Оставьте, пожалуйста, как же они там без нас!? Не смогу я без них жить, руки на себя наложу, работать буду за десятерых, оставьте только! Умоляю!

 Но в ответ слышала заученную, дежурную фразу: «Вот встанешь на ноги, тогда и заберёшь».
- Если сейчас не отстою, кто же мне их потом отдаст?! – не верила Мария.
И снова в плачь и крик, загораживая собой детей.

- Что же скажет Захар, когда вернётся? Не сберегла! Не отдам! - и, раскинув руки надвигаясь на непрошеных гостей, стала их оттеснять от ребятишек к двери.
- Ну, хорошо,- смирились пришедшие,- пиши расписку, что не отдаёшь.
Мария Сидоровна, даже немного расслабилась и стала искать глазами более менее грамотную Татьяну.

Но тут, как кипятком ошпарило:
- Но смотри, если хоть один умрёт, тебя посадят, и ты остальных больше никогда не увидишь.

Мария, отрешённым взглядом осмотрела всех своих детей и, уловив в ребячьих глазах согласие и поддержку, больше не стала сопротивляться. Да и разве после такого аргумента комиссии, был у неё хоть единый шанс оставить ребят с собой. И как бы не было обидно на свою вдовью долю и на проклятую войну оставившую её не только без кормильца, но и посредством извещения о «без вести пропавшем» муже, без средств к существованию. Власти в то время к семьям «без вести пропавших» относились с осторожностью, поэтому и лишались на местах их семьи положенных выплат и льгот, за погибших. В результате Мария не только согласилась, но и сама собрала в дорогу своих мальцов. Напоследок ещё раз спросив:

-Правда ли вернут ребятишек, после того, как мы крепко встанем на ноги?
- Конечно, милая моя, вернут,- искренне  сказала одна из женщин приобняв Марию.
На что счастливая Мария, взглянув в её глаза, только и смогла прошептать трясущимися от волнения губами «Спасибо» и вдруг не сдерживая слёз тихо по-детски заплакала. И здесь Наталья стоявшая напротив и впервые видевшая в таком беспомощном состоянии  свою маму, поняла, что она тоже приложит максимум усилий, чтобы, как можно быстрей вернуть детей маме.

 Прошло совсем немного времени и к ним в Котельниково, проездом в Куэнгу,  заехала Наташина сестренница из Москвы, Дуся. Дуся была на фронте и по окончанию войны вышла замуж, а ехала в отпуск к родителям. Оценив обстановку и прочувствовав нелёгкую судьбу Наташиной мамы и девочек, Дуся, что бы как-то облегчить им жизнь, стала уговаривать Марию Сидоровну отпустить с ней Наташу. «..Не вечно же ей бегать в подсобниках, а там пойдёт работать, выучится и вас к себе перевезёт, родители помогут, да и всё-таки железная дорога, и колхозы крупные рядом. А там глядишь всё наладится и детей назад заберёте…»

- Нет, нет, а Захар вернётся, что скажет, да и куда он придёт, коль нас не будет!? – поначалу сопротивлялась Мария Сидоровна.

- Чай не чужие, найдёт, - парировала Дуся, - отпустите пока Наташу, ей же учиться надо, работать, да и вам легче будет из нужды-то выбраться, чтобы детей вернуть.
- Работа она и здесь есть, корову возьмём, проживём как-нибудь, - не сдавалась Наташина мама.

- Нет, тётя Маша, без мужика хозяйство не поднять, отпускайте смело, об детках младшеньких нужно думать.

- Дак я-то чё, в артели не отпустят, рук-то не хватает, а работы вал.  Убегом чё ли? В тюрьму посадят. Схожу завтра к начальству поспрашиваю.

 Но, как бы Мария Сидоровна не уговаривала начальство, Наталью отпускать не соглашались. Оставалось два дня до отъезда и заговорщики придумали план. Договорились с отцовым братом Михаилом,  который тоже воевал, но по причине ранения и контузии был комиссован ещё до победы, что он, на телеге набросав побольше сена, увезёт Дусю с мужем на станцию Приисковая, а по пути за деревней подсадит и Наталью.

 Мама собрала вещи и они с Наташей рано утром ещё до рассвета, краем-краем, леском-леском, вышли за деревню. Спрятались под горой у дороги за кустами и ждут. Слышат сверху «У-у-у», это значит свои едут, и когда повозка спустилась с горы, мама внимательней разглядев в утренних сумерках возниц, тихо шепнув «Наши, пошли», схватила Наталью за руку и они выбежали из-за куста на дорогу. Озираясь по сторонам, как воры в утреннем тумане, под пение ранних пташек, вчетвером быстро-быстро, закопали Наталью в сено. Но, слава богу, обошлось, никто не проехал и не прошёл, повозка тронулась, а Мария Сидоровна перекрестив им дорогу, двинулась в печали опять к дому.

Вот так, на дне телеги, под толстым слоем сена, Наталья навсегда покинула своё родное село. Потом была Приисковая, короткая и самая первая, оттого и удивительная поездка поездом. Так бы ехала и ехала, под стук железных колёс, останавливаясь в каждой деревне, но две, три остановки и вот она – станция Бянкино (Шеметово).
 А мама, в это время, выгнав на пастбище коров и сидя на поваленной берёзе в тени небольшого лесочка у поляны, на которой мирно паслось деревенское стадо.  Всё думала и думала в ожидании завтрашнего дня, когда вскроется их тайна и все поймут, что Наташа убежала. Что же будет с ней и её дочерью, если даже за опоздание на работу грозились арестовать, бывало и увозили таких в Нерчинск, но, там пожурив и подержав немного для острастки, отпускали.

 Дисциплина была железная, что и позволило выжить основной массе народа в голодные и холодные послевоенные годы, при этом поднять и восстановить всё разрушенное войной народное хозяйство большой страны.

Недовыплаканные военные слёзы вновь застилали глаза, сердце билось, неужели, неужели посадят, и я никогда не увижу всех своих детей.

День, два и Мария Сидоровна, уже пишет письмо своей Наталье. «Приезжай доченька назад, от греха подальше». Но тётя Надя, сестра мамы, прочитав письмо, сходила, куда надо, взяла справку, что Наталья поступила учиться, отправила её Марии Сидоровне, та унесла её в сельский совет и все преследования Натальи прекратились.

А сама Наталья Захаровна приехав к родственникам, устроилась на железную дорогу рабочим, вырубали около полотна кусты, скашивали высокую траву, занимались уборкой и очисткой от травы перрона. Но однажды дядя Коля, муж тётки, включал фонари и увидел, что она чуть не попала под поезд. Испугавшись, схватил её за руку и увёл домой, наказав тёте Наде, чтобы больше её не отпускала на дорогу.
 
Ещё в родном селе, отучившись пол года в первом классе и так, не освоив даже начальной грамоты, хотя мечтала об образовании и хорошей работе, после неудачной попытке работать на железной дороге, Наталья вместе с такой же неграмотной пятнадцатилетней подругой пошла учиться в шеметовскую сельскую школу.

Но попытка получить хотя бы начальное образование опять оказалась неудачной. Вечерней школы в селе ещё не было и поэтому девчонок определили в первый класс с семи-восьми летними ребятишками, а как показывает практика дети, особенно маленькие, любят дразниться и давать разные прозвища. Такая незавидная участь постигла и Наталью с подругой, Шурой Матвеевой, для их одноклассников, из-за возраста и роста, они быстро стали «мамкой и папкой». И однажды от стыда и, не выдержав издевательств со стороны младших ребятишек, которых самим нельзя было обидеть, подруги бросили школу, и пошли работать в шеметовский колхоз.

Из-за недостатка рабочих рук девочек тут же поставили на отработку зерна, целыми днями лопатами перебрасывая, провеивали бурты семенного зерна, дышать тяжело, лица и одежда постоянно покрыты серым слоем пыли. Как началась посевная, девочек сняли с тока и поставили, на быке боронить поле. Казалась бы, вот она, воля, никакой пыли, а только чистый степной воздух, да и работа не трудоёмкая, ходи по полю, да подгоняй бычка. Но не тут-то было, бычок попался с гонором, на первой округе, пройдя метров пятьсот, улегся и всё тут, делай с ним, что хочешь, а он не в какую не хочет вставать и били его и уговаривали, навылись все, а он лежит и только хвостиком помахивает, отгоняя мошку, а то, как мукнет и угрожающе взглянет своим красным глазом. Бык да бык, что с него взять, пока не отдохнул, не встал. А то пройдёт маленько да встанет, бились, бились и решили вернуться на стан.

 На стане приём, конечно, был нетёплым, бригадир наругал: «Пусть бы лег, отдохнул и снова бы пошёл», а девочки: «Нет и всё, не будем мы на нём боронить». Здесь уже бригадиру ничего не оставалось, как поставить их на другую работу. Наталью поставили прицепщиком к одному из трактористов. В те времена плуга были прицепные, и на плуге было установлено сиденье, на котором сидел прицепщик и рычагами регулировал глубину пропашки, опять пыль и болтанка. Но, как бы тяжело не было, Наталья на прицепе отработала два года, одновременно выучившись управлять этим железным конём, трактористов не хватало и самых способных прицепщиков наставники обучали сами, привлекая их к обслуживанию и работе на тракторе.

Способную ученицу заметил бригадир Василий Душечкин, проехал с ней округу и поставил работать на свободный трактор ДТ-54, одну в смену с прицепщиком. Работали сутки через сутки с проживанием понедельно на бригаде (стан). Так как сейчас кажется Наталье Захаровне, время пролетело незаметно, закончилась посевная, следом и уборочную завершили. Трактора угнали из Шеметово в Усть-Нарензор  на МТС, за которой уже числилась Наталья Захаровна.

 Руководство машинно-тракторной станции высоко оценило работоспособность и настойчивость к профессиональному росту Натальи, поэтому после того, как трактора загнали на обслуживание и ремонт Наталью Захаровну в 1947 году вместе с Астраханцевым Василием отправили учиться в город Сретенск на тракториста. Писать и читать она не умела, но профессионального опыта, за плечами молоденькой студентки с лихвой хватило бы на всех начинающих трактористов её группы. 

Трёхлетняя практика, из которой один год отработала на тракторе самостоятельно, и настойчивость, в конце концов, позволили Наталье Захаровне получить долгожданные документы тракториста. С аттестатом и огромным желанием работать, и забрать из детского дома младших сестрёнку и братишку, Наталья вернулась домой в родное МТС.

 К этому времени, ещё до учёбы, Наталья Захаровна уже перебралась в Куэнгу и перевезла из деревни к себе маму, две старшие сестрёнки из детского дома приехали к ним и продолжали обучение в школе, а за двумя младшими, Николаем и Галей, Наталья поехала в Олинск сама. До этого она тоже, если выдастся время, постоянно навещала братишку с сестрёнкой. Детский дом был большой, послевоенных ребятишек много, случалось по-разному, бывало, и ссорились и дрались. Николай рос слабеньким ребёнком, а Галя хоть и девочка, но была отчаянна и всегда заступалась за младшего братика.  Так и в этот раз, когда Наталья приехала в детский дом, к ней прибежал только девятилетний Коля.

-А где Галя? – поинтересовалась Наташа.
- Её наказали и поставили в угол, из-за меня набила мальчишек, они поколотили меня, а она заступилась, - всхлипывая, ответил братишка.

  Наталья напугалась и побежала в администрацию детского дома. На Галю страшно было смотреть, некогда длинные и густые волосы, всегда заплетённые в толстую косу, были острижены, лицо заплакано и опухшее.  Но Наталья собрала в себе силы, что бы не разрыдаться обняла и успокоила обоих ребят.

Детей переодели во всё чистое и наладили с собой два узла сменной одежды, на дорогу всех накормили и, выдав документы, отпустили домой. Это дома уже мама рассказала, как переживала  «привезёшь ребятишек, а нам и одеть-то их не во что». Но все беспокойства оказались напрасными, в детском доме села Олинска за детьми следили хорошо, всегда накормлены, одеты и здоровы, чего нельзя было сказать о многих домашних детях, военной послевоенной поры. И всем, кого отпускали домой, зная бедственное положение родителей, если таковые имелись, ребят за счёт государства обеспечивали сменной одеждой на вырост.

Так через два, три года семья Лапшаковых воссоединилась, только детям всегда не хватало отца, так и не вернувшегося с фронта. Мама, видя любовь и заботу Натальи к младшим детям, как-то однажды попросила, «Вот Наташенька, не выходи пока замуж, помогай мне воспитывать и растить детей». На что Наталья, рассмеявшись, ответила, «Куда же я без вас, мои дорогие», - и обняла маму.

 С войны, из тех родственников, кого помнит Наталья Захаровна вернулось только двое – это брат Захара Евстафовича, Михаил Лапшаков и брат Марии Сидоровны, Петр Сидорович, оба изранены и покалечены и оба имели ранения в голову, так, что на месте темени поднималась и вздувалась кожа, особенно у Михаила, как будто голова дышит. «Михаила с Петром похоронили в скорости после войны в родной земле, дома, а наш папка, так и неизвестно где сложил свою голову».

По возвращению с учёбы Наталья продолжила работу в родном МТС. Летом было попроще, трактора перегонят в колхоз и практически не выезжая, живут на стане, работают. Домой возила машина, да и в Шеметово тётя Надя жила, где и у неё заночует. Основные трудности приходили с зимой, когда трактора перегоняли в Усть-Нарензор  на МТС. Где всю зиму в отапливаемых боксах, а где и на улице занимались обслуживанием и ремонтом, как тракторов, так и прицепной техники.

День отработав на ночь шли домой, а это всё таки 40 км. до Куэнги. Одежонка ветхая, на ногах резиновые сапоги, другой обуви просто негде было достать. Хорошо если увезут на машине, там хоть ноги под себя подожмёшь, всё же потеплее, а если пешком, то это совсем целая мука. Ноги мёрзнут, голые руки погреть негде, вот и прыгают всю дорогу до дому, согреваясь каждый, как может.

Домой придёт, мама тазик снега наберёт и оттирает ноги Натальи до красна. Трет, а сама плачет и причитает, а на завтра выспавшись, не выспавшись, снова на работу, правда на работу почти всегда увозила машина. Одному богу только известно, сколько Наталья Захаровна потеряла здоровья в зимние дни работ. Ноги до сих пор болят и ноют, подмороженные латышки дают о себе знать, руки от  обморожений ломит и крутит, напоминая о зимних ремонтах, когда от мёрзлой солярки белели пальцы.   

 Но не менее опасно было и летом, работа тяжёлая и выматывающие ночные смены наложили глубокий отпечаток на профессионализм молодой трактористки. Так однажды, во время ночной вспашки в Куэнге за речкой, вспахивали небольшие поляны, гоны маленькие и вспашку закончила быстро. Бригадир с вечера ещё наказывал, «закончишь вспашку, не торопись переезжать на другое поле, дождись лучше рассвета».

Но Наталья в работе настырная «я что спать лягу, что ли» и, пересадив к себе в кабину мальчишку прицепщика Чернышонок Петю, при тусклом свете фар начала переезд через лесок на другое поле. Трава высокая, свет дёргается и дрожит в кромешной ночной темноте, вырывая всполохами тени кустов и деревьев. В такой обстановке не мудрено было молоденькой девчонке не заметить на пути размытую дождями канаву. Трактор неожиданно тычком встал и уткнулся носом в дно канавы.

 Осознание произошедшего пришло не сразу, поэтому напугаться молодая трактористка с прицепщиком от неожиданности даже не успели. Голова от удара болела, а сознание моментально обволокло переживание и испуг за прицепщика, «Петя, как ты, жив, всё нормально?» И убедившись, что с парнишкой всё хорошо, она предложила ему пересесть в своё сиденье и поспать до утра, а сама вылезла из трактора и оглядевшись на сколько это было возможно, решила дальше пока не испытывать судьбу, а дождавшись рассвета, потом уже определиться с дальнейшими своими действиями. Чуть забрезжил рассвет, а Наталья уже осмотревшись, решила выезжать самостоятельно. Разбудив Петра и отправив его посидеть в сторонке, принялась за реализацию своего плана.

 Заводить под таким углом стоящий трактор было опасно, но решение принято и двигатель оглушая предрассветную тишину затуманенных перелесков легко подчиняясь девичьим хрупким рукам, плавно выровнял и вынес на ровное место многотонную машину.  Неожиданно подъехавший на коне бригадир, справившись о здоровье трактористки с прицепщиком, немного побранил Наталью за непослушание, но услышав из уст девушки в своё оправдание, «не спать же мне в такую пору, да и план, и выработку нужно выполнять» заулыбался и, махнув рукой  «работай», поехал дальше.

Уже после этого случая, когда награждали передовиков и победителей социалистического соревнования, Наталья впервые оказалась в числе победителей и ей после торжественного мероприятия на трактор установили красный флажок. Потом таких награждений были десятки, а Наталья каждый год ходила в передовиках. Но тот первый красный флажок запомнился на всю жизнь и не только своей значимостью для любого рабочего человека Советского Союза, но и курьёзным случаем, произошедшим с ней после установки флажка на трактор.

 Хоть и стремилась в своей работе добиваться всегда положительных  результатов и быть первой, но славой и признанием ещё не была обласкана, поэтому стесняясь такого к себе внимания, возвращаясь на тракторе на стан, до того увлеклась, что бы быть меньше замеченной, что прижимаясь к обочине чуть не съехала в кювет. Но на этот раз всё обошлось и поддержка товарищей «этим нужно гордиться, а не стесняться», сделали своё дело. После чего Наталья нашла в себе силы не только самоотверженно работать, но и с благодарностью принимать заслуженные награды, которых сейчас у Натальи Захаровны, вместе с благодарностями и грамотами, великое множество.

 Жизнь продолжается и в благодарность, за самоотверженный труд и безграничную любовь к близким, судьба свела Наталью Захаровну с замечательным молодым человеком.


  Анатолий Васильевич Соколов, отслужив четыре года на срочной службе, работал в колхозе водителем и с родителями проживал в Куэнге, после недолгих ухаживаний в 1953 году молодые сыграли свадьбу и стали жить с родителями мужа.  В дальнейшем колхоз отстроил и выделил им квартиру, Анатолий Васильевич, что бы как-то облегчить труд свой супруги перешел с машины на трактор и стал работать с Натальей Захаровной посменно на одном тракторе.

Постепенно молодые обзаводились хозяйством, держали коров, свиней, кур индюшек, был большой огород, а Наталья Захаровна увлеклась пчеловодством. С малых лет привыкшая работать и умеющая взваливать на себя всю ответственность по думу, к рождению первенца, отдыхать Наталья Захаровна так и не научилась, поэтому когда по прошествии трёх месяцев после родов сыночком, молодую маму попросили выйти на работу, она устроив сына в ясли согласилась.

 В виду сложившихся обстоятельств в 1971 году семья Соколовых переехала в город  Нерчинск, где неугомонная Наталья Захаровна после небольшого обучения устроилась кондитером в военторг. Но юношеская любовь к технике и скрежет метала, в конце концов, взял верх над размеренной и спокойной работой кондитера, что, наверное, и привело нашу героиню на прославленный завод, Нерчинский «Птицемаш». Где сначала работала опиловщиком, затем до самого ухода на пенсию в 1985 году штамповщиком.

 Оглядываясь назад, Наталья Захаровна не о чём не сожалеет,  жизнь прожита правильно и есть чем поделиться с внуками и правнуками. У Натальи Захаровны пятеро детей, двенадцать внуков и двенадцать правнуков и эта огромная семья, родоначальником которой, вместе со своим супругом стала Наталья Захаровна, собирается и в дальнейшем радовать бабушку правнуками.
 
 Замечательная мать и всеми любимая бабушка с 39-ти летним стажем работы имеет награду «За доблестный труд в Великой Отечественной войне» и являясь тружеником тыла, неоднократно была награждена юбилейными медалями ко Дню Победы в Великую Отечественную войну, а так же от местного отделения КПРФ награждена медалью «Дети войны». 

    В настоящее время Наталья Захаровна живет у дочери Людмилы Анатольевны в городе Нерчинске.  Она окружена заботой, лаской и теплом родных и близких.
01.07.2018

ВДОВА
В окошко видит – почтальон,
Спешит её открыть, калитку,
Какую весть он в дом принёс,
Рука смахнула вдруг слезинку.
И сердце грудью всколыхнулось,
И застонала вдруг душа,
Не помнит, как потом очнулась
С казённою бумагой у лица.
«Да может, жив, всё обойдётся…»,
Звучат надеждою слова,
Но крик наружу бабий рвётся –
В селе ещё одна вдова.
Час утешений был недолгим,
Отдаться горю не смогла,
С другими бабами в век вдовий
Смиренно с детками вошла.
Реветь хотелось, причитать,
Но дети вдруг спросили:
«Пропал без вЕсти, как понять?»
И кушать мамку попросили.
А в доме холодно и нет еды,
И утром рано на работу,
Мал-мала, меньше у вдовы
Им всем нужна любовь, забота.
Все трудности трудом ломая,
Круша военную нужду,
Детей всех подняла, страдая,
Но вдовью выиграла войну.
12.06.2018