Старинное селение Яковце издревле окутывало себя туманной пеленою пьянящих голову суеверий, а порою и вовсе непостижимых воображению домыслов. Некогда величественная земля на протяжении долгих веков впитывала в себя всё разнообразие до жути странных поверий и мрачных легенд.
Следовавший мимо деревни путник, нередко поддавшись неугомонным слухам, неистово окрещивал себя, отгоняя от своего бренного земного тела всё то, по крайней мере он так полагал, что местные крестьяне привыкли именовать нечистью.
Живописные ландшафты злаковых полей здесь гармонично соседствовали с ароматными зарослями тимофеевки и белого клевера. Последние же, в свою очередь, в самый разгар летней страды, привлекали к себе медоносных пчёл, жужжание которых наполняло работающих неподалёку местных жителей чувством какого-то особого благоговения и любви к здешним местам.
Вдали, за полями, на самой границе с завораживающей глубиной небес, высилась массивная гряда снежных гор, оберегавшая от холодных северных ветров основные подступы к местным сёлам.
Лёгкий аромат благоухающих нежных камелий, так полюбившийся местному населению с незапамятных времён, струился еле уловимыми невидимыми потоками сквозь лёгкую свежесть горного воздуха. Этот непорочный розовый цветок был вне гласным символом, своеобразным талисманом и оберегом Яковце, частью его истории, разбавлял и гармонично дополнял своим великолепием и грацией рутинные тяготы повседневного крестьянского быта. И редко какой двор обходился без его чарующих бутонов.
Дома в Яковце были ничем не примечательны для мимолётного постороннего взора, по большей части деревянные. Их приземистые крыши, как правило, были обрамлены красной глиняной лепкой ручной работы. Среди прочих можно было выделить лишь пару домов особо зажиточных жителей - старого помещика и необычайно странного торговца древними произведениями искусства. Тех, кого местные крестьяне побаивались, стараясь, при личной встрече, отвести взгляд в сторону, равно, как и держаться на почтительном расстоянии от них. Ведь ходило немало разных слухов.
Кто-то подозревал их в причастии к колдовским делам, были и те, кто и вовсе считал их прямыми посланниками той самой нечисти. И, уж так сложилось, что никто из местных никогда не списывал подобные пустые сплетни на шутку или же на нездоровое проявление фиглярства рассказчика.
Первозданная природа этих краёв одухотворяла и озаряла надеждой не одно поколение жителей. Людей, по большей части, простых и искренних. Пространство близ массивных стволов прекрасных ясеней нередко становилось местом забав озорных деревенских ребятишек и убежищем для влюблённых пар, скрывавшихся в тени лиственных крон от посторонних пытливых глаз.
Наивные юноши и девушки, считавшие моменты излияния своих романтических чувств непостижимым блаженством - высшим даром, посланным их неокрепшему сознанию духами мудрых предков. Здешние деревья видели многое: первые поцелуи, неустанные клятвы верности, сомнения, первые разочарования и боль. На протяжении веков они наблюдали зарождение новой жизни и агонию отчаявшихся.
В бескрайности полей стремительный ход неумолимого времени замедлял свой темп, а то и вовсе застывал, преподнося моменты радости и беззаботного сладостного томления, рождаемого созерцанием ярких солнечных лучей, заигравшихся в хрустальном стекле прозрачной утренней росы.
Времена года сменяли друг друга словно поздний вечер сменял яркий солнечный день. Так и летний зной постепенно сменялся неумолимым процессом распада жизни и увядания. Ночи приобретали таинственную бархатную черноту. Это осеннее время у здешних народов ассоциировалось с непостижимой мрачностью и началом скучной серой обыденности. Времени, когда увядал последний лепесток прекрасной камелии и вместе с ним прекращал своё существование божественный аромат, так любимый каждым, кто когда-либо ступал на эту тихую благословенную землю.