Тряпка

Светлов Ян
Прошлое не воротится,
И не поможет слеза.
Поцеловать мне хочется
Дочки моей глаза….

     Не люблю, когда об меня вытирают ноги. Я не тряпка. Но она вытерла. Спокойно, без зазрения совести, и хотела дальше вытирать. Не получилось – я ушёл. Ушёл не далеко из-за дочери. Маленький, ни в чём невинный человечек в свои три с половиной года вряд ли понимает происходящее. Интересно, как она объясняет моё теперешнее отсутствие, появления чужих мужчин, её поздние возвращения домой? Скорее никак. Просто так нужно маме, так должно быть. Ведь мама всегда права и любит, когда всё проходит по её правилам.
     Правила оказались ниже моей морали. Жить по ним я не захотел. Улыбаться на людях, изображая счастливую семью, но чувствовать себя тряпкой, не захотел. Тогда она показала пальцем на дверь. Гордо и величественно, как королева. Вопрос стоял так: или-или – выбирай. Взять меня «на слабо» не получилось – я ушёл. Точнее отошёл в сторону, чтобы не мешать жить, как ей хочется.
     Сегодня пришёл проведать ребёнка. Она не ожидала, нехотя впустила.
     – Как живёшь, дочка?
     – Всё хорошо, папа.
     Я пока ещё для неё папа. Сидим за маленьким детским столиком и рисуем.
     – Давай, доченька, нарисуем тебя, меня, маму….
     Лысенькая после капитального пострига головка склонилась над столом. Маленькие пальчики старательно вырисовывают на листике замысловатые каляки-маляки. Я слышу запах родного тельца и не могу надышаться.
     Она мечется из кухни в комнату и обратно, наблюдая, как я общаюсь с дочкой. Где-то тяжело вздыхает бабушка – невольный свидетель наших разборок. Её родная бабушка, а кажется, что моя. Прожили с ней пять лет душа в душу под одной крышей в согласии и взаимопонимании.
     Воздух наэлектризован молчанием до предела.
     Она не выдерживает:
     – Послушай, может уже хватит? Возвращайся в семью. Ребёнку нужен отец. А ты непонятно где пропадаешь. Дома ведь лучше. Давай, как раньше. Помнишь, как нам было хорошо вместе? Ну?!
     – Предлагаешь вернуться?
     Кивает рыжими кудрями. Безвинный взгляд, хлопанье ресниц, демонстративно расстёгнутый халатик. Явно бьёт по больному месту. Ведь я уже больше месяца голоден в прямом и переносном смысле.
     – Вернуться в качестве кого?
     – Ну, как же! Ты ведь отец! Ты нужен ей! Знаешь, как она по тебе скучает?!
     – Удивительно – ты вспомнила о дочери. Что случилось? Закончились деньги или кому-то из твоих ухажёров очень нужно, чтобы мы «светились» на людях вместе? Я даже знаю кому. Дай угадаю! – кровь начинает закипать в жилах, и я еле сдерживаю себя, чтобы не кричать.
     – Послушай, давай сейчас не будем ворошить прошлое, тем более устраивать разборки при ребёнке. Возвращайся и живи, как раньше. Ведь это и твоя квартира.
     – Прошлое…. Вернуться ради дочери и жить как раньше…. Заманчивое предложение. Я живу как раньше и делаю вид, что ничего не происходит, а ты продолжаешь жить, как хочешь? Ради дочери терпеть твои измены? Нет, я устал от твоих похождений. Я не тряпка, и не нужно об меня вытирать ноги.
     Дочка оторвала взгляд от рисунка и посмотрела на меня:
     – Папа, так? Посмотри, правильно я нарисовала?
     – Правильно, доченька, правильно. Вот тут маме дорисуй цветочки в руках, которые ей папа дарил... раньше.
     Она не унимается и вертится юлой вокруг нас:
     – Но всё можно исправить. Нужно только сделать шаг навстречу друг другу.
     – Вот и сделай. Ты завтра говоришь им всем до свидания, потому что у тебя семья, а я послезавтра возвращаюсь. И мы начинаем с чистого листа. Только при мне говори, чтобы я слышал. Благо один из них с нашей работы, а второй тебе каждый день названивает. Остальные пока не в счёт. Начнём с главных. Что молчишь? Миссия невыполнима? Очень трудный для тебя шаг получается? Тогда к чему этот спектакль?
     Она фыркает, как лошадь, которую одёрнули поводьями на полном скаку:
     – Я же просила….
     – А наш ребёнок занят. Верно, доченька? Вот тут ещё собачку дорисуй, которую мы тебе подарим, когда чуть подрастёшь.
     У дочки округляются глаза – мои голубые глаза:
     – Правда, папка?
     – Правда-правда, вот увидишь!
     – Послушай, я в принципе согласна, и могу одному из них так сказать…., – она мнётся, словно двоечница перед учителем. Запинается, вздыхает, делает паузы.
     – Одному?! Интересно: кому же из них так не повезло? Вороватому старпёру, который тебе почти в дедушки годится или тому самовлюблённому стареющему холостяку? – я внимательно посмотрел на неё.
     – Ему, – тихо пролепетала она, потупив голову.
     – Ага! Всё же старость победила молодость. Впрочем, этот второй тоже старше тебя лет на десять с хвостиком. Не так ли? А ведь на поверку оказался не мужик, а размазня. Я его, когда на «свидание» пригласил в парк за библиотекой тет-а-тет поговорить о делах его нечистоплотных, за воротник тряхнул и собрался по асфальту размазать, так он от страха, наверное, в штаны наложил. Взял и во всей своей «красе» раскрылся. Сдал тебя с потрохами. Представляешь? Это, говорит, она во всём виновата. Я тут ни при чём. Ты, говорит, когда в командировке был, она сама меня позвала, в гости пригласила. Голова ему говорила не ходить, а ноги, видите ли, не слушались и сами шли. Вот ведь как бывает – у него оказывается рассогласование между головой и членом. Браво, правильный выбор. Не мужик, а гавно. Смелости не хватает признать свою вину. С чужой женой спит и её же подставляет. Где же ты таких уродов то находишь? Слушай, мне даже как-то обидно за тебя. Ладно мужики были бы видные, красивые, благородные, нечета мне. Я бы ещё как-то смог понять. Но эти…. Один прокуренный толстопузый карлик, второй откровенный слизняк. И ты с ними на виду у всех во все тяжкие… Обидно, жена, обидно. Нафантазировал себе, дурашка, что ты у меня особенная. Стихи для тебя писал. А ты видишь какая: и не особенная, и не моя…. Как ты могла? И чего тебе не хватало?
     – Фу! Я не хочу это слышать! Прекрати! Мне самой уже противно! – брезгливо запричитала она и отвернулась.
     – Неужели права была моя бабулька, когда говорила, что Бог парует одинаковых…. Так ты говоришь, что готова с ними расстаться?
     – Да, но пока только с одним.
     – С одним?! А что со вторым делать будем? Куда его положим? Между нами или я справа от тебя, а он слева?
     Неожиданный звонок в дверь прерывает разговор. Она пошла открывать. Слышится какой-то шёпот, шуршание одежды. Провела кого-то на кухню.
     – А ну-ка, дочка, сама порисуй, а я пойду гляну кто пришёл.
     Захожу на кухню. За столом на моём законном месте сидит тот самый слизняк, у которого рассогласование. Перед ним уже тарелка с супом, в руке ложка. Как говорится «картина маслом».
     – Слышишь, мужик, ты случайно берега не попутал? – у меня закипает внутри, кулаки сжимаются до хруста. – Ты вообще кто здесь такой? У тебя со зрением всё в порядке или оно тоже рассогласовано с головой?
     – Я бы вас попросил, уважаемый, вести себя соответственно…., – начинает он гнусавым голосом что-то в подобном роде, бесстыже уводя взгляд в сторону.
     Этот непуганый идиот лопочет какую-то оправдательную ахинею и не понимает, что у него осталось всего несколько минут жизни. Он почти покойник.
     Сквозь обрывки фраз «давайте будем оставаться интеллигентами» и «я вообще-то не к вам пришёл» начинаю отчётливо различать в мозгу чей-то голос слева:
     «Кого ты слушаешь? Раздави слизняка. Молниеносный рывок к столу, захват головы одной рукой и резкий удар о стол. В тарелку с супом его! Ещё проще: маваши-гери слева в челюсть или голову. Даже целиться не нужно. С «вертушкой» было бы сильнее, но она не получится – на кухне тесно, а заехать ногой в голову – в самый раз. Он сидит, и твоей растяжки вполне хватит. Можно прямым ударом в голову, в лицо, в шею. Всё равно куда. Один удар, чтобы он навсегда заткнулся. Действуй, если ты не тряпка! Вспомни армейку! Враг перед тобой. Ты – солдат и должен выполнить приказ! Что ты думаешь? Солдат не должен думать! Слышишь?! Солдат выполняет приказы! Это приказ, солдат!».
     Но вот голос справа: «Остановись, пока не поздно. Любой вариант со смертельным исходом. Сзади и сбоку стена. Ты в запале и не сможешь рассчитать силу удара. Его череп просто расколется. Головой о стол тоже не вариант – он держит вертикально ложку и наколется на неё, как арбуз на нож, глазом, ртом, носом. Это стопроцентный летальный исход. Опомнись! Он не враг. Не враг, а заблудшая овца в твоём огороде! А ты не тряпка! Опомнись!».
     Голос слева напирает: «Что?! Сдрейфил?! Тебе ничего не будет. Правда на твоей стороне. Ты ещё законный муж и здесь прописан. Это железный аргумент для ментов. Обыкновенная бытовуха – муж застал «на горячем» любовника и навешал ему. Всё справедливо! А если что, выкинешь его на улицу. Сейчас зима, во дворе темно и пусто. Шёл, поскользнулся, сам себе разбил лицо и сломал шею. Вперёд, если ты не тряпка!». 
     Мозг мгновенно выбрал оптимальный вариант. Я уже на взводе. Левая нога приняла на себя груз всего тела. Правая готова оторваться от пола, чтобы, пролетев выше стола, нанести прямой молниеносный удар в эту наглую говорящую голову. Прямая – кратчайшее расстояние между двумя точками. Между мной и им. Он даже не успеет дёрнуться, как моя стопа вдавит его и без того расплюснутый нос в голову, а голову в стену. 
     Голос справа: «Даже не думай! Остановись! Испортишь себе жизнь. Убить легко, а как потом с этим жить? Не порть биографию. Вспомни: высшее мастерство – это когда бой можно выиграть без единого удара. Лучше послушай, что она говорит!».
     Сознание переключается в реальность, и я слышу:
     –…. ты сам виноват. Да! Это я его пригласила, и он пришёл не к тебе, а ко мне! Так что давай не будем….
     – Подожди-подожди! Ты ведь только что уговаривала меня вернуться, а с этим обещала расстаться. «На ловца и зверь бежит». Вот он перед нами. Давай, говори ему «до свидания». Что медлишь? Говори! Ну же! Как там у тебя: «Нужно только сделать шаг навстречу друг другу»?
     Она, словно хамелеон, мгновенно меняющий окраску:
     – Я так не говорила! Не говорила! Ты всё это придумал! Ты врёшь! И вообще тебе сейчас лучше уйти…., – и уже знакомый жест пальцем на дверь. Гордо и величественно, как королева.
     Голос слева: «Да она просто издевается над тобой! Выруби и её! Сколько можно ей позволять! Вспомни, как она ходила с любовником вечером в кафе, а после в филармонию, а дочка в это время в детском саду со сторожем сидела. А когда с другим в машине катается и в его кабинете закрывается  – вспомни! Да её нужно убить только за то, что она с тем старпёром в Крым укатила и две недели там с ним кувыркалась, а тебе заплетала, что с папочкой родным отдыхала. Ты же знал об этом и молчал. Не надоело терпеть унижения? Да о её похождениях на работе не знает только слепоглухонемой! Тряпка! Твои ветвистые рога скоро будут доставать до потолка. Посмотри на эту самодовольную рожу за столом.  Их уже двое, и они оба против тебя. Они совсем потеряли страх. Они об тебя вытирают ноги, тряпка! Что ты медлишь?! Зло должно быть наказано. Убей обоих!».
     Справа: «Ты не тряпка, ты просто любил её, а она нет. Не отвечай злом на зло. Не увеличивай его. Не опускайся до этого. Спокойно, мужик, спокойно. Держись. Не марай руки о грязь, не трать нервы и силы. Это всё пустое, пустое».
     Мои кулаки медленно разжимаются, напряжение в теле сменяется какой-то давно забытой слабостью. Той самой, что появлялась на грани жизни и смерти. Когда или ты или тебя. Но невероятными усилиями ты всё же побеждал. Со стёртыми до косточек кулаками, со сломанными пальцами рук, с хлюпающей в сапогах кровью, помня приказ: «Умри, солдат, но сделай!». И тогда нереализованный выброс адреналина бьёт по ногам. Они подкашиваются. Сердце вот-вот вырвется из груди. В висках невероятный стук. Хотя бы не упасть. Этого никто не должен видеть. Лучше, если ты выполнишь приказ и останешься жив, потому что смерть – это всегда плохо, это проигрыш.
     Под их удивлённые взгляды, не говоря ни слова, я возвращаюсь к дочери. Рядом с ней бабушка с глазами полными слёз. У неё никогда не было права голоса в этой семье, у неё было только право молчать и плакать.
     Шёпот слева: «Ты проиграл, слабак. Она осталась с ним, а не с тобой. Тряпка, тряпка, тряпка….».
     Шёпот справа: «Всё, что ни делается, всё к лучшему. Пускай остаются вместе. Это будет лучшее наказание для них обоих. Вспомни: Бог парует одинаковых. Ты всё равно выиграл, вот увидишь».   
     – Смотри, папка, я уже нарисовала! – дочка вскакивает мне навстречу.
     – Молодец, доченька. Красиво. Можно я заберу себе на память?
     Она кивает лысенькой головкой. Я наклоняюсь и в последний раз смотрю в её голубые глаза – мои глаза, целую и вдыхаю неповторимый запах маленького тельца. В последний, потому что возвращаться туда, откуда прогнали, не в моих правилах. Ведь я не тряпка.

04 августа 2018 г.