Начало здесь.
http://www.proza.ru/2018/08/08/1746
Глава четвёртая. Пришла пора действовать
1.
* * *
Вечер для Мишки закончился самым что ни на есть благоприятным образом. Они с Наташкой всё время танцевали вместе, а потом, не дожидаясь окончания танцев, тихо и незаметно ушли из клуба. Молодые люди гуляли по скошенному полю, болтая о разных пустяках, а затем целовались. Для обоих это были первые в их молодой жизни поцелуи, но удовольствие от оных с каждым новым прикосновением губ становилось всё больше и больше. Неизвестно, до чего довела бы молодых людей горевшая в их сердцах страсть, если бы их не прервали.
- На-та-ша-а! Ми-и-ишка! - послышался встревоженный девичий голос. Молодые люди вздрогнули и отстранились друг от друга.
- Это Юлька, моя младшенькая, - объяснила парню Наташа.
- Мы здесь! - крикнула она.
- Фух, наконец-то я вас нашла! - радостно заявила шустрая девчонка с мелкими косичками.
- А зачем ты нас искала? - спросила у неё старшая сестра.
- Беда! Мишка, твои родители и Ксюша...
- Что с ними? - прохрипел неожиданно пересохшим горлом парень.
- Пока тебя не было, за Ксюшкой пошёл тот немец... Ну, который приставал к ней... В общем, он ворвался в дом и...
Дальше Мишка уже не слушал. Вскочив, он понёсся к своему дому. В голове шумела одна мысль:
"Только бы они были живы! Только бы они были живы!"
Буквально долетев до родной калитки, парень пулей промчался по двору и взбежал на крыльцо. Рванув на себя дверь, он угодил в объятия Егора Тимофеевича. Это был сосед Прохора Антиповича. Они давно дружили крепкой мужской дружбой. он увидел, как со двора Холодных вышел немец, который что-то волок за собой. Почуяв неладное, пожилой мужчина решил разузнать, что случилось. Картина в доме произвела впечатление даже на него, хотя видел в жизни Егор Тимофеевич немало: на полу и одной из стен виднелись кровавые потёки, возле двери лежал Прохор Антипович, а возле обеденного стола, на котором горела чудом уцелевшая керосинка, раскинув руки, лежала Пелагея Антоновна. А ещё из комнаты вёл кровавый след, который виднелся и во дворе. Бросившись к себе домой, он послал Юлию искать Мишку, а жену отправил за деревенской знахаркой. Это была древняя старуха, сохранившая, между тем, ясный ум. До начала коллективизации она являлась единственным медработником на всю деревню, если её целительство можно назвать медицинской работой. Деревенские почитали её ведьмой и немного, скорее по привычке, побаивались. Никто не слышал, чтобы она кому-либо причиняла зло. Наоборот, никогда никому не отказывала в помощи и если могла, то обязательно избавляла от хвори.
Егор Тимофеевич вернулся в дом Холодных. Набрав воды, он сначала решил обмыть раны жены Прохора Антиповича. Мужчина прикоснулся к шее Пелагеи Антоновны и резко отдёрнул руку. Тело женщины было холодным.
"Ей уже не помочь!" - вздохнул про себя Егор Тимофеевич. Подойдя к Прохору Антиповичу, он перевернул его на спину и, опасаясь такого же результата, прикоснулся к руке соседа. Рука оказалась тёплой.
2.
* * *
Когда Егор Тимофеевич закончил промывать раны соседа, калитка во дворе распахнулась и раздался топот. Выйдя в сени, пожилой мужчина еле-еле успел поймать Мишку, которого сразу узнал по растрёпанной шевелюре.
- Спокойно, Михаил Прохорович! - пробасил он, - это я, ваш сосед Егор Тимофеевич. Ну, успокоился?
Мишка кивнул. Разжав могучие объятия, друг отца отпустил юношу.
- Что случилось? - выдохнул парень, как только оказался на свободе.
- Беда случилась, Миша! - глухо отозвался Егор Тимофеевич, - Сестра твоя пропала, отец без сознания, а мать... Ну...
- Что с ней? - вскричал парень.
- Мишка... В общем, её больше нет.
- Как? Почему? - воскликнул Михаил.
- Она, судя по всему, ударилась головой, когда падала.
- Где она?
- Не стоит тебе на это смотреть, парень, - попытался отговорить молодого человека Егор Тимофеевич, но Мишка, ловко обогнув его, уже ворвался в кухню.
Этого зрелища, парень знал точно, он не забудет до конца своих дней: разбросанная и побитая посуда, кровавые потёки и тела отца и матери. Всё это страшное место тусклым и, как показалось юноше, каким-то неживым светом освещала керосиновая лампа. Отец был ещё жив, а мать... Мать лежала на полу, уставившись невидящими глазами в доски потолка, всё ещё сжимая в правой руке кочергу. Парень застыл, ощущая, как что-то надломилось в душе. Он не мог пошевелиться, чувствуя, как что-то тяжёлое ворочается внутри, грызёт его сердце и душу, отчего ему так больно, что нет сил ни вздохнуть, ни закричать, ни сдвинуться с места.
Неизвестно, сколько бы он так стоял, как вдруг что-то горячее, словно крапива, обожгло его правую щёку, а затем и левую.
- Говорил, что не нужно тебе на это смотреть, - пробасил Егор Тимофеевич и, положив тяжёлую руку на плечо юноши, повёл его во двор. Возле колодца сосед набрал воды и плеснул из ведра в лицо Михаилу.
Внезапно калитка открылась и во двор вошла Агафья Мироновна в сопровождении его Жены Марфы.
- Ты пока посиди здесь, а я помогу целительнице, - сказал Егор Тимофеевич и направился к женщинам.
Мишке немного полегчало, но он всё равно не мог прийти в себя, да и кто бы смог после такого? Он сидел, тупо уставившись в ведро, ничего не видя вокруг. В нём нарастала боль. Она крепла, увеличивалась в размерах, требовала во владение всё больше его души.. Когда боли стало слишком много, она прорвала какую-то неведомую дамбу и вырвалась наружу потоком слёз из Мишкиных глаз. Парень плакал второй раз в жизни, плакал горько и безутешно, плакал навзрыд, спрятав лицо в ладонях, размазывая по щекам горячую и солёную влагу. С этими обжигающими каплями уходила его боль, его горе, уходили его страдания и муки.
Мишка не знал, сколько он так просидел, но настал вдруг момент, когда слёзы иссякли. Посидев ещё минуту, он придвинулся к ведру и умылся. В душе царила пустота. Он не имел понятия, как ему жить дальше.
"Надо узнать, кто это сделал, чтобы отомстить. Жестоко отомстить негодяю. Если это сделал тот немец, то я его убью. Не знаю, как я буду жить дальше, но сейчас мне нужно отомстить! Убийцу покараю, а там посмотрим".
Приняв это решение, Михаил встал и направился к дому. На крыльце он увидел Егора Тимофеевича и Агафью Мироновну.
- Вот, соколик, как раз Егору Тимофеевичу объясняю. Пелагеюшке, к сожалению, ничем уже не поможешь, а Прохор Антипович очнётся к утру. Я оставила отвар, будешь давать его отцу три раза в день. Разведёшь ложку отвара в стакане воды и пущай пьёт. Запомни, три раза в день и не реже. А ещё вот что мне нужно тебе сказать, паренёк. Егор Тимофеевич, отойди в сторонку, будь так добр.
Удивлённый сосед беспрекословно повиновался и вышел за калитку.
- Странное дело, - начала Агафья Мироновна: Сестры твоей нет среди живых, но нет и среди мёртвых. Я такого и не припомню на своём веку. А ещё могу точно сказать, что виновен во всём иноземец с собачьей фамилией, но ты ему не отомстишь. У него судьба умереть не от твоей руки. Так что заруби это на носу. Эх, хорошая женщина была Пелагея Антоновна.
3.
* * *
На рассвете Михаил пошёл искать сестру. Он прошёл по кровавому следу до реки. В какой-то момент у Ксюши порвалась кофточка, так что её тащили за ноги. След тянулся вдоль берега до самых "волчьих ям". Там на песке чётко отпечатались следы немецких сапог. Здесь неизвестный убийца взял Ксюшу на руки и, очевидно, зашёл с ней в реку. Скорее всего, Ксюша погибла.
Ярость душила Мишку. Желание отомстить жгло сердце. Он решил, что дождётся выздоровления отца, а потом пойдёт снова к Фамину, чтобы попроситься в отряд. Если же Андрей Александрович вновь откажет, то он начнёт мстить сам. У него есть оружие, есть патроны, есть желание поквитаться, так что сколько-то врагов он отправит на тот свет, пока его не обнаружат и не убьют.
Михаил Прохорович не мог знать, что через час после его похода к реке в немецкой столовой произошёл примечательный разговор. Помятый, с изрезанной физиономией, хмурый и весь какой-то взъерошенный Алекс с с явным отвращением ковырял кашу, что им подали на завтрак.
- Перебрал вчера, Алекс? - поинтересовался у него Курт, успешно скрыв усмешку, глядя на похмельного друга.
- Да, вчера не удержался. Напился, как свинья! - горестно вздохнул Ханд, - Да и вообще...
- Что вообще? - поинтересовался Зайнер.
- Да я вчера такого наворотил.
- Постой-постой! Сегодня утром говорили о том, что у бывшего старосты убили жену, а его дочь пропала без вести. Ты же не хочешь сказать, что...
- Вот именно. Это всё сделал я. Понимаешь, я напился, а потом меня такое зло взяло, что эта красная стерва даже и не смотрит на меня.
Алекс кратко рассказал историю своих ночных злодеяний. Курт слушал и всё больше хмурился.
- И что ты теперь думаешь делать? - поинтересовался он у приятеля.
- Да ничего. Вчера я забыл, а сейчас припоминаю, что за убийство русских никакого наказания мне не будет, так что ничего я делать не буду. Если бы вчера про это вспомнил, то и девку к реке не потащил бы, но случилось так, как случилось.
- То есть тебе не жалко девчонку и её мать, которых ты убил ни за что? Тебе не жалко её отца и брата, коих ты оставил в горе? Я не узнаю тебя, Алекс, ты ведь раньше таким не был.
- Так уж получилось. Ты знаешь, всему виной, конечно, самогон, но... Я немного подумал и решил, ведь ничего страшного я не сделал. Ну, убил пару русских, так они почти животные. Нет же ответственности за убийство животных? Так что, я считаю, ничего страшного я не совершил.
- Сейчас жестокое эпоха, жестокие идеи и жестокие вожди. Когда-нибудь это пройдёт и наступит время, что даже животных нельзя будет убивать безнаказанно. А все люди будут равны в своём человеческом достоинстве.
- Ээ, Курт, ты это чего? - удивился Ханд, - твои рассуждения противоречат тому, чему нас учит фюрер.
- Ты считай, как желаешь, но я хочу тебе сказать, что ты мне больше не приятель, - резко бросил Зайнер и, допив чай, поднялся из-за стола.
"Да пошёл ты, старый кабан!" - раздражённо подумал Алекс, - "Будет ещё мне морали читать. Фюрер учит, что славяне - не люди, а почти животные. Если он так говорит, значит, так оно и есть. Не хочешь приятельствовать, да и катись в бездну. Мне ещё лучше", - думал Алекс. В душе его, однако, было понимание, что он не прав, что он совершил самое настоящие злое дело, а ещё он знал, что ему придётся поплатиться за это. Умом он понимал, что уголовная ответственность ему не грозит, так что не вполне ясно, как ему придётся заплатить за своё преступление, но плата будет взыскана в полном объёме, в глубине души Ханд в этом не сомневался.
Глава пятая. Пришло время мстить
1.
* * *
Май 1942 года в Вихровке выдался тёплым и, если это можно так сказать, душистым. Природа цвела пышным цветом, далеко разнося запахи растений. Выйдя из мастерской, Алекс Ханд вдохнул полной грудью деревенский воздух, напоённый весенней свежестью. Запахи железа, масла, бензина и солярки ему давным-давно надоели. Завтра его ждал выходной, поскольку в воскресенье, если позволяла обстановка, они не работали.
"Пойду-ка я сегодня на речку", - подумал вдруг он. Обкатав возникшую мысль в голове, немец решил, что это неплохая идея. Он не хотел ещё раз видеть рожи тупых советских крестьян, слушать их непонятные разговоры, но главной причиной было то, что ему казалось, будто они смотрят на него осуждающе. В каждом взгляде, в каждом звуке голоса ему чудился укор.
"Всё равно никаких танцев не намечается. После того вечера, будь он проклят, вообще все танцы отменили", - зло подумал он и пошагал к себе.
Ситуация в деревне к тому времени и в самом деле сильно изменилась. Крепко получив по зубам под Москвой зимой 1941-го, фашистское командование пришло к мысли о рациональном использовании ресурсов на захваченных территориях. В этой связи крестьяне были обложены солидными налогами, которые собирались неукоснительно и, согласно немецкой педантичности, точно в срок. Отношение к местному населению заметно ухудшилось. Фашисты и их пособники полицаи, набранные из местных жителей, чинили произвол, зная, что всё им сойдёт с рук. Были случаи грабежей, убийств, изнасилований, что не добавляло у местного населения любви к оккупантам. Зато отношение к партизанам улучшилось. Теперь, узрев реальный звериный лик врага, жители сёл и деревень стали активнее поддерживать партизан. Участились случаи нападения на солдат вермахта, автоколонны, склады. Партизаны, уничтожая врага и его пособников, добывали оружие, боеприпасы, продовольствие. Гитлеровцы с такой ситуацией мириться не собирались, решив организовать карательную экспедицию на смоленщине. Партизан ожидали суровые времена, но пока они ещё не знали об этом.
Быстро собрав в мешок немного еды, бутыль самогона, к которому с того осеннего вечера он пристрастился, Алекс Ханд пошёл на реку. Проходя по деревенской улице мимо дома бывшего председателя, он посмотрел на покосившийся забор и подумал:
"Странно, что мальчишка и старик после этих событий пропали. Пока старик лечился, вроде его сын был с ним, помогал, ухаживал. А потом они оба пропали. Не ушли ли они к партизанам?"
Размышляя об этом, он гнал от себя воспоминания о том страшном вечере. В какой-то степени Ханд был прав, ведь его действительно боялись деревенские. Им было известно, что этот немец натворил 18 октября 1941 года в доме Холодных. А если кто-то об этом забывал, то достаточно было взглянуть на лицо фашиста, на котором остались шрамы от маленького ножика Ксении, чтобы вспомнить о совершённом злодеянии. После 18 октября 1941 года произошло немало событий, когда оккупанты показывали своё настоящее лицо, но тот случай был первым, а потому его запомнили.
Выйдя к Вихре, Алекс и не заметил, что его ноги сами повернули в том направлении, где находилась та самая речная яма. Только оказавшись на месте, он осознал, куда пришёл. Решив не заморачиваться и остановиться для отдыха здесь, он бросил мешок, быстро разжёг костёр и принялся ждать того момента, когда огонь прогорит, чтобы запечь картошку. Одиночество, мелкие заботы по приготовлению пищи, звуки природы отвлекли Алекса от грустных мыслей. Он выкатил палкой из золы картошины, быстро нарезал сало с хлебом и, плеснув полстакана самогона, принялся напиваться.
2.
* * *
Мишка пробирался к родной деревне. Его задание состояло в том, чтобы тайком попасть в Вихровку, где встретиться с Евдокией Пахомовной. Эта бодрая старушка слыла в деревне первой сплетницей. Она знала всё и обо всём. Окружающим казалось, что она выбалтывает всё услышанное так же легко, как и слушает. Это, однако, было не так. Когда было нужно, Евдокия Пахомовна могла и промолчать, и приврать, и откровенно обмануть. Короче говоря, в партизанском отряде сочли, что лучшего информатора в Вихровке им не сыскать. Раз в неделю Мишка наведывался в деревню, чтобы расжиться новостями, которые немедленно доставлял в штаб отряда. Получение своевременной и, самое главное, точной информации уже несколько раз помогло партизанам провести успешные операции против фашистов, так что задание у Михаила было серьёзное и ответственное.
Пришёл в партизанский отряд Михаил Холодный в конце октября 1941 года. Заявился он не один, а со своим отцом, который, излечившись, пожелал вместе с сыном идти в партизаны, чтобы отомстить. Один хотел расквитаться за мать и сестру, другой за жену и дочку. Андрей Александрович, по-прежнему руководивший отрядом, сначала засомневался, стоит ли брать к себе мальчишку и старика. Прохор Антипович сказал, что может охотиться, неплохо стреляет, а ещё умеет прилично кашеварить. Последний аргумент возымел своё действие, поскольку нормального повора в отряде как раз и не хватало. Мишка же сказал, что если его не возьмут, он будет убивать немцев сам. Взглянув парню в глаза, Фамин даже удивился, ведь на него смотрел не наивный пацан, который только-только перешёл от детских забав к более или менее взрослой жизни, а суровый молодой мужчина, познавший цену настоящей боли.
Михаил был принят в отряд, где на него возложили обязанности по разведке и добыче необходимой информации. В его задачу входило наблюдение за дорогами и населёнными пунктами, вражескими постами, казармами и т.п. Кроме того, Мишка должен был встречаться с информаторами в разных деревнях и сёлах. Сейчас он радовался тому, что предстоит навестить родную деревню.
Подходя к Вихровке по-над берегом реки, юный партизан увидел у "волчьих ям" костёр. Заинтересовавшись, он стал медленно подкрадываться. Ночь была лунная, но разглядеть того, кто находится возле костра, Мишке никак не удавалось. Добравшись до крайнего дерева, парень затаился. Было видно, что у костра сидит человек, одетый в немецкую форму. Немец был пьян. Вдруг он поднялся и, пошатываясь, направился к ближайшим кустам. Поняв, что сейчас будет делать фашист, Мишка бесшумно обогнул освещённое место и занял позицию таким образом, чтобы увидеть лицо врага. Немец подошёл к кустам и расстегнул штаны. Юный партизан всматривался в лицо оккупанта. Физиономия оказалось до боли знакомой. Это был тот самый фашист, который приставал к Ксюше, который учинил кровавую бойню, из-за которого больше нет ни его сестры, ни его матери. Рука парня непроизвольно потянулась к поясу, где в небольшой самодельной кабуре лежал трофейный Вальтер. Мосинку ему командир пока не доверил, да и ни к чему громоздкая винтовка в разведке. Зато ничего против ношения юношей Вальтера товарищ Фамин не имел.
Рукоять пистолета в правой руке. Теперь нужно тихо снять предохранитель. Слишком близко, фашистский гад может услышать. Мишка быстро перебежал чуть подальше, чтобы видеть немца, но чтобы тот не смог уловить звука передёргиваемого затвора. Парень понял, что мог бы так и не маневрировать, поскольку немец вдруг стал что-то фальшиво насвистывать. За собственным свистом он, скорее всего, не услышал бы негромкого звука, с каким Вальтер приводится в боевое положение.
Передёрнув затвор и дослав патрон в ствол, парень снова начал подкрадываться к оккупанту, который, завершив орошать кусты, неловкими движениями пытался застегнуть штаны. Справившись с этим "трудным" делом, тот направился к костру, рядом с которым резко сел, почти упал. Дотянувшись до бутыли, он налил себе полстакана (его любимая порция) и выпил. Довольно вздохнув, оккупант пьяно забормотал что-то по-немецки.
В это время Мишка находился в пяти метрах за спиной ненавистного врага. Решив, что дальше приближаться опасно, он поднял правую руку с Вальтером и, наведя ствол на спину немца, приготовился потянуть спусковой крючок, как вдруг...
3.
* * *
Алекс сидел возле костра в одиночестве, наливаясь местным самогоном, закусывая его бутербродами с салом и печёной картошкой. В какой-то момент он почти задремал. Окончательно отключиться ему помешал мочевой пузырь. С трудом поднявшись на ноги, он побрёл к ближайшим кустам. Луна неплохо освещала окружающую обстановку, да и от костра Ханд далеко не уходил. Сделав свои дела, он вернулся к огню и, решив ещё немного выпить, немедленно осуществил своё желание. Почувствовав, что отключается, немец собрался уже упасть на траву, как вдруг.
- Алекс! Алекс! - послышалось откуда-то. Немец вздрогнул и поднял голову. Его остекленевшие глаза смотрели на поблёскивающую в таинственном свете Луны воду. Вдруг ровная, словно зеркало, поверхность реки покрылась рябью, появились расходящиеся круги, а потом... А потом на поверхности появилась женская голова, смотрящая на Алекса огромными зелёными глазами. С губ прекрасного лица слетало его имя. За головой струились пышные, красивые, невообразимо длинные зелёные волосы.
- Алекс, иди ко мне!
Он узнал это лицо. Она пришла за ним, за своим убийцей. Надо бежать, но бежать не было сил. Его тело поднялось на ноги и, не слушая указаний мозга, сделало первый шаг навстречу ей, той девушке, о которой он мечтал.
- Иди ко мне, Алекс! - звала она его на чистом немецком.
"Она же не знала нашего языка", - подумал Ханд, делая второй шаг по направлению к воде.
- Что же ты, милый Алекс, - чарующе звучало в его ушах, - смелее, ведь раньше ты был очень храбрым.
Сделав третий шаг, Ханд вдруг замер. Мозг, отчаянно борясь за жизнь, неимоверным напряжением всех сил остановил движение тела к воде.
"Я не хочу умирать! Я хочу жить! Пусть умирают другие, но я должен выжить любой ценой. ТОлько не я! Нет, нет, нет!" - метались в его голове панические мысли.
"Остановился! Надо держаться, ведь я могу с этим бороться! Держаться любой ценой. Эта красная дрянь не утянет меня за собой". Действительно, как бы не звала его девушка, показавшаяся уже по пояс, Алекс Ханд стоял на месте, словно телеграфный столб. Вдруг, когда фашист решил, что уже победил, что если и не справился с наваждением, то смог ему противостоять, раздалось чарующее пение. Множество хрустальных подвесок, ложечек, стаканов и стаканчиков, соединившись в единый ансамбль, вдруг заиграли дивную мелодию. Слов Алекс не понимал, но от этого голоса всё его тело заполняло блаженством.
"Не поддава..." - мелькнула и пропала последняя мысль в его мозгу, после чего Алекс Ханд перестал думать.
Вообще.
Обо всём.
Навсегда.
4.
* * *
- Алекс, Алекс! - услышал Мишка в тот самый момент, когда палец уже начал выжимать слабину спускового крючка. От неожиданности парень вздрогнул и чуть не выстрелил. Спасли рефлексы, вбитые отцом. Тот говорил, что он должен стрелять только осознанно, не поддаваясь никаким посторонним эмоциям. Андрей Александрович, когда юный партизан рассказывал ему об этом, очень хвалил Прохора Антиповича, а Мишке велел слушать отца, поскольку он учил его правильно.
Юный партизан сдержался и не выстрелил. Очень медленно он убрал указательный палец с курка и вновь услышал:
- Алекс, иди ко мне!
Голос был столь же чарующим, сколь и знакомым. Возможно, что рациональный ум просто не допускал правильного варианта принадлежности этого голоса, который доносился от воды. Парень отвёл глаза от Ханда и посмотрел на реку. На воде он увидел... Этого не могло быть, но это было! Над водой появилась голова с лицом его сестры, вот только... Вот только у сестры никогда не было таких огромных зелёных глазищ, лицо не было столь безупречно правильным. Вспоминая через полвека об этих событиях, Михаилу Прохоровичу пришло сравнение, будто лицо его сестры неведомый гениальный мастер тщательно обработал на совершеннейшем станке с электронным управлением, где погрешность не превышает одного микрона.
Ненавистный гад, тем временем, поднялся и сделал первый шаг по направлению к воде.
"Он как-то её понимает", - в изумлении подумал парень, опуская руку с пистолетом.
- Что же ты, милый Алекс, смелее. Раньше ты был очень храбрым, - звала Ксения своего убийцу. Вдруг фашист остановился. Мишка видел эту удивительную и жуткую картину: тело оккупанта дёргалось, желая, наплевав на запрет мозга, сделать ещё один шаг к воде, но желание жить придало негодяю сил к сопротивлению. Фашист остановился. Только странное подёргивание частей его тела говорила о том, что Ханд борется со своей плотью, которая внезапно вышла из-под его контроля.
Вдруг Ксения, устав ждать, запела. Что это была за песня! Юноша никогда ничего подобного не слышал. Он сам сделал пару шагов вперёд, забыв о том, что покидает укрытие и выходит на открытое место. Ксения пела, а фашист, утратив способность к сопротивлению, медленно шёл к воде. Вот его сапоги захлюпали по мелководью, вот вода добралась до его колен, до бёдер. Ксения приблизилась к немцу и, обняв за шею, вдруг резко рванула его за собой в глубину.
"Там же Волчьи ямы", - вспомнил Мишка.
После рывка Алекс Ханд скрылся под водой. Живым на поверхности он больше не появился. Ксения тоже скрылась в реке, лишь рыбий хвост показался на поверхности, а потом исчез и он.
Мишка стоял, открыв рот.
"Это же... Да она же... Это русалка! Моя сестра, моя Ксюшка стала русалкой! Этого не может быть, но это так!"
В голове парня царил настоящий сумбур, если не сказать бардак. Поддавшись одной из метавшихся мыслей, он подошёл к воде и тихо позвал:
- Ксюша! Ксюша!
Но ему никто не ответил.
5.
* * *
Рано утром помощник повора Ганс Хёфнер, набрав воды, не пошёл сразу обратно, а решил немного пройтись по берегу, чтобы подышать свежим воздухом. Сегодня он встал чуть пораньше, чем обычно, так что время на небольшую прогулку у него имелось. Гансу предстояло целый день работать на кухне, так что следующая возможность подышать свежим воздухом появится у него только вечером. Дойдя до омута, который местные называли "Волчьи ямы", Хёфнер вдруг увидел что-то странное у самой кромке воды. Сначала ему показалось, что на берег выбросило карягу, оплетённую водорослями. Подойдя ближе, он понял, что это не каряга, а человек. Тот лежал на спине, с ног до головы обмотанный водорослями, как будто тело угодило в какой-то диковинный упаковочный станок, работающий под водой. Присмотревшись, помощник повора узнал одного из работников ремонтной мастерской Алекса Ханда. Вот только лицо... Лицо выглядело странно и этим сильно напугало Хёфнера. На губах мертвеца застыла мечтательная, даже какая-то довольная улыбка, но в его глазах остался навечно лютый, запредельный ужас. При взгляде на это лицо возникало ощущение, что в последний миг своей жизни тело и разум человека жили отдельно друг от друга.
С криком ужаса Хёфнер помчался в деревню, забыв о набранных вёдрах. На его вопли сбежались немцы. Появился и начальник гарнизона Эрик Штейнике, выглядящий мрачным и недовольным.
- Что случилось? Что за мышь завелась в местной женской бане? - с раздражённой иронией спросил он. Ганс с трудом, постоянно заикаясь, объяснил ему.
- Иди, сынок, отдохни, приди в себя, а я пока пошлю солдат и врача, чтобы они разобрались в ситуации.
Осмотр места происшествия ничего не дал. Вскрытия не делали, но врач, входивший в штат деревенского гарнизона, предварительно установил, что Алекс Ханд, пребывая, по всей видимости, в состоянии алкогольного опьянения, полез купаться, забыв снять одежду, и, чего и следовало ожидать в такой ситуации, запутался в водорослях и утонул. Немцы в большей своей части поверили в эту версию, поскольку она не противоречило тем фактам, что были им известны об Алексе. Не поверил в это только Курт Зайнер. Он видел своего бывшего приятеля в разные моменты жизни, в том числе и при опьянении. Такой физиономии у него Курт не видел никогда. Почему-то ему вспомнилась девушка Ксения, которую убил Алекс Ханд. Именно после того происшествия между ними пробежала чёрная кошка.
"Что-то здесь не так", - подумал Курт, но о своих подозрениях никому не сказал. Он справедливо полагал, что никаких реальных доказательств своих выводов у него нет, а выражение глаз, как говорится, к делу не пришьёшь.
Глава шестая. Чудесное спасение
1.
* * *
- Говори, русская свинья!
Очередная зуботычина заставила голову Михаила мотнуться.
"Надо же было так глупо попасться", - подумал парень, слизывая кровь, бегущую из расквашенного носа, - "Хорошо, что хоть Сашка успел убежать. Он надёжный, он дойдёт и расскажет командиру. Хорошо, что нас послали вместе на эту разведку".
Получилось всё действительно глупо. Они сидели на опушке леса, наблюдая за деревней. На дворе был август 1943 года. Советские войска уже начали операцию "Суворов", целью которой являлось, помимо прочего, и освобождение Смоленска. Из центрального штаба партизанского движения поступил приказ, который предписывал партизанам повысить свою активность, чтобы максимально усложнить оборону врагу. Пускались под откос поезда, взрывались мосты, на дорогах устанавливались мины, уничтожались склады с продовольствием, боеприпасами и иным снаряжением. Партизаны, словно гончие псы, вцепились в загривок ненавистного фашистского волка, а у огромного и лютого зверя в данный момент времени не было сил, чтобы стряхнуть с себя мелких, но многочисленных и больно кусающихся собак.
Заданием отряда Фамина являлось уничтожение ремонтной мастерской, которую фашисты организовали на месте бывшей колхозной МТС. Немцы наладили в ней ремонт танков, самоходных артустановок, автомобильной техники. Этому нужно было положить конец, чем партизаны из отряда Фамина и занялись. Сначала отправили разведку, состоящую из Мишки Холодного и Сашки Лушевича. Они наблюдали за родной деревней Парня уже второй день, фиксируя распорядок дня немецких солдат, поведение персонала и даже привычки офицеров. Любая мелочь могла пригодиться при разработке операции.
Наблюдение проходило своим чередом. Откровенно говоря, всё необходимое разведчики уже узнали. Ночью Мишка, как местный житель, даже пробрался в Вихровку, где переговорил с Егором Тимофеевичем. Можно было уходить, но ребята решили ещё понаблюдать, а на базу отправляться ночью.
Один из патрулей внезапно изменил привычный маршрут и пошёл прямо по краю лесной опушки. Получалось, что фашисты пройдут буквально в десятке метров от затаившихся партизан. И тут, надо же было такому случиться, Сашка Лушевич чихнул, да так громко, что оглушительно-звонкое "апчхи" услышала, как показалось Мишке, вся Смоленская область. Фашисты немедленно сдёрнули автоматы с плеч и, передёрнув затворы, навели стволы на ребят. Переглянувшись, разведчики со всех ног бросились бежать. Солдаты вермахта открыли огонь и бросились в погоню. Мишке не повезло. Одна из пуль угодила ему в ладонь левой руки. От страшной боли он вскрикнул, запнулся на бегу и упал, покатившись по земле. Естественно, что гитлеровцы его тут же догнали и, навалившись, завернули руки за спину, сдавив раненную ладонь. Боль раскалёнными клещами рванулась по руке вверх, парень взвыл и потерял сознание.
2.
* * *
Сначала юный разведчик решил, что нужно включать дурачка. Он лепетал что-то о том, что он из другой деревни, из Зарубино. Он собирал в лесу ягоды и заблудился. Никаким партизаном он не является, а просто случайно сюда попал. Немцы ему, разумеется, не верили. Следы говорили о том, что этот русский сидел в кустах достаточно долго, да и был он не один, а с товарищем. Мишка же отрицал тот факт, что заблудился он не один.
Юному партизанскому разведчику повезло, что в деревне не было опорного пункта гестапо. Если бы Мишка попал в их застенки, то он бы, скорее всего, всё рассказал, но застенков гестапо в Вихровке не было. В штате гарнизона, который охранял мастерскую, имелся, правда, гестаповец, но был он явно из неудачников, которого сослали в эту деревню в качестве наказания за плохую работу. Сейчас именно он допрашивал Михаила, побуждая того к сотрудничеству соследствием с помощью мордобоя.
- Что, Гюнтер, не хочет говорить наш маленький партизан? - с усмешкой спросил у гестаповца вошедший в помещение Эрик Штейнике.
- Никак нет, господин майор, - вздохнул тот.
- Может он и в самом деле заблудился? - ухмыльнувшись, предположил главный из немцев в Вихровке.
- Сомнительно что-то, - ответил Гюнтер, - Множество фактов свидетельствует о том, что это разведка партизан.
- Может и так. Знаешь, не хочется мне с ним возиться. Придётся бумаги оформлять на него, потом команду выделять, чтобы в Гестапо отправить. В общем, хлопотно всё это.
- Вы, конечно, правы, господин майор, но что же тогда делать?
- Да расстреляем его на всякий случай. У меня, между прочим, даже подходящая инструкция имеется. Нашей мастерской ведь дали статус какого-никакого, а значимого объекта. Из этого следует, что наша мастерская важна для германской армии. Из данного статуса вытекает, что любых лиц, подозреваемых в проникновении на объект, я имею право превентивно расстреливать. Это сделано в целях укрепления безопасности в прифронтовой полосе. В общем, с бумажной точки зрения здесь к нам не подкопаешься. Гестапо, конечно, будет ворчать, но... Короче, если такие умные, пусть отрывают свои зады от мягких кресел и сами приезжают сюда шпионов ловить.
- Да, такая трактовка не приходила мне в голову, - признался Гюнтер. В его душе боролись чувство долга перед фюрером и чувство обиды на своих коллег. Они сейчас точно не в какой-то деревне сидят, где пообщаться можно лишь с немногочисленными немцами да местными колхозными варварами. Надутые и чванливые негодяи, сославшие его в эту дыру, сами работают и живут в городах, где есть ресторан, магазин, кинотеатр наконец. Да хотя бы электрическое освещение, от которого Гюнтер уже начал отвыкать. В конце концов обида победила и он ответил немолодому майору:
- Согласен, но только расстреливать я его не поведу.
- Ну и дела! - изумился Штейнике, - А кто же тогда займётся этим нужным для будущей Германии делом?
- Отправьте кого-то из ваших людей. Вон, если мне не изменяет память, то Зайнер ещё никого не расстреливал. Каждый из нас расстрелял хотя бы одного партизана или местного жителя, а этот нос воротит.
- В чём-то ты, пожалуй, прав. Даже мне однажды пришлось замарать руки, а этот Зайнер всё выкручивается. Тут такая война идёт, а он, видимо, чистеньким хочет остаться. Пора бы ему уяснить, что на войне чистеньких не бывает.
3.
* * *
Курт собирался немного пройтись по деревне перед сном, когда к нему заглянул Фриц Миллер.
- Курт, тебя Штейнике вызывает.
- Он не говорил, зачем я ему понадобился в такое время?
- Нет, просто приказал, чтобы ты явился.
- Иду, - вздохнул Курт и направился к зданию бывшего сельсовета, где располагался со своим штабом Штейнике.
- Хайль Гитлер! - приветствовал старшего по званию Курт, входя в кабинет. В помещении, кроме самого Эрика и Курта, находился гестаповец Гюнтер Хальд и избитый русский мальчишка. Сердце Зайнера неприятно ёкнуло.
"Кажется, снова будут предлагать расстреливать", - подумал он и не ошибся.
- Курт, отведёшь этого зверёныша к реке и расстреляешь! - сухо и по-деловому приказал главный немец Вихровки.
- Почему я? - привычно возразил Курт.
- Потому, что ты ещё никого не расстреливал. Чему нас учит любимый фюрер, забыл? Уничтожение расы недочеловеков - прямой долг каждого настоящего немца. Ты же настоящий немец?
- Так точно, господин майор, вот только устал я сегодня. Так много работы по ремонту техники появилось в последнее время.
- Всё-всё, хватит! - Эрик пристукнул толстой ладонью по столу, - Все твои отговорки я уже успел заучить. Бери этого юнца и веди к реке. Там как раз есть так называемые волчьи ямы, так что в том месте тело и утопишь. Там много наших утонуло, если мне память не изменяет, то около двух десятков. Пришлось даже запретить солдатам ходить к той реке. Пусть теперь хоть один местный гадёныш тоже останется лежать в этом проклятом месте.
Курт открыл рот, чтобы привести новый аргумент за то, чтобы ему не убивать несчастного парнишку, который, как он заметил, сильно походил на его сына, но Штейнике добавил, подпустив в голос металла:
- Это приказ! - и многозначительно уставился на Зайнера. У того по спине забегали мурашки. Если раньше ещё можно было осторожно поспорить, то после этих слов, да ещё и сказанных в присутствии гестаповца, выбора у него не оставалось. Ему слишком хорошо было известно, чем грозит неисполнение прямого приказа в условиях военного времени.
- Слушаюсь, - хмуро сказал он и подошёл к парню. Тот сидел на неудобном стуле со связанными за спиной руками. Русский юноша действительно был похож на его сына Михаэля, который остался с женой в Вольфсбурге.
- Твой пистолет с тобой? - поинтересовался Штейнике.
- Да, господин майор.
- Отлично. Приступай к выполнению приказа.
- Стать! Идти! - отрывисто бросил по-русски Курт, достав пистолет и дослав патрон в ствол.
4.
* * *
Мишка перестал ориентироваться в происходящем. Сначала его били, спрашивали, а затем вдруг перестали. Потом пришёл немец лет сорока с с гаком. Главный фашист с ним о чём-то недолго поговорил, после чего пришедший гитлеровец подошёл к нему, достал пистолет и приказал идти.
"Наверное на расстрел повели", - подумал парень равнодушно, покорно шагая к реке, подталкиваемый дулом пистолета, - "Может оно и к лучшему, а то сначала пытали бы, потом я бы, возможно, раскололся и всех выдал, а потом всё равно шлёпнули бы. Так лучше без мучений".
Парень шёл по родной деревне, стараясь запомнить её во всех деталях. К сожалению, нынешняя Вихровка мало чем напоминала довоенную. Некоторые дома стояли пустые, поскольку фашисты уничтожили их обитателей. Часть домов вообще сгорела, когда фашисты проводили карательную противопартизанскую операцию. Его дому повезло, поскольку у немцев не было информации о том, что Мишка и его отец ушли к партизанам. Теперь, видимо, и этот дом сожгут.
Юный партизан шагал, разглядывая в последний раз родную Вихровку, подмечая все изменения, произошедшие в ней за время оккупации врагом. Он вдыхал деревенский воздух, состоящий из запахов сена, навоза, близкой воды и, здесь немцы тоже подгадили, смеси масла с бензином. Не верилось, что через несколько минут для него всё закончится. Останется эта улица, трава, деревья, птицы, вездесущие комары, а его, Михаила Прохоровича Холодного, на этой земле уже не будет. Юноша смотрел, дышал, ощущал, желая впитать в каждую клеточку своего молодого тела как можно больше окружающего мира: зрительных образов, запахов, звуков.
- Стоять! - отрывисто, но при этом тщательно выговаривая русское слово, бросил его конвоир.
Мишка покорно остановился. За спиной послышался звук передёргиваемого затвора.
"Он же уже взводил свой пистоль", - подумал Мишка, - "чего же сейчас медлит?"
За спиной послышался какой-то шорох, потом чиркнула спичка и потянуло табачным дымком. Немец обогнул Михаила и, изобразив знак вопроса зажатой в руке сигаретой, взглянул на парня. Всё было ясно без слов. Мишка благодарно кивнул. К курению он пристрастился в партизанском отряде. Эта привычка помогала ему немного унять свои эмоции после опасных заданий и операций.
Прикурив вторую сигарету от первой, немец воткнул её в губы приговорённого. Юноша затянулся горьким дымом, который показался ему таким сладким, словно шоколад, который ему довелось попробовать один раз в жизни.
5.
* * *
Когда чего-то ждёшь, то время тянется долго. Когда хочется остановить время, то оно, наоборот, летит, словно самолёт на фарсажном ускорении. Сигарета быстро закончилась. Для Курта пришла пора выполнить приказ и отправить юного русского парня на тот свет.
Мишка приготовился, успокоился, насколько это было возможно, и просто стоял на месте, ожидая выстрела в затылок. Немец медлил. Вдруг он извлёк из-за пояса нож и зашёл парню за спину. Решив, что его сейчас просто-напросто зарежут, чтобы не тратить нужные для Германии патроны, парень попытался обернуться.
- Стоять! - одёрнул его резкий окрик. В следующий миг он почувствовал, как верёвки на его запястьях распадаются и падают.
"Он же перерезал их", - с удивлением подумал Михаил?
- Взять! - послышалась новая отрывистая команда. Мишка, растирая онемевшие руки, обернулся и увидел на земле перерезанные верёвки, на которые указывал палец его конвоира.
"Сейчас он меня и кончит", - подумал парень, но наклонился и подобрал верёвки с земли и, подчиняясь жесту Зайнера, спрятал их за пазуху. Немец подошёл к нему, положил руку на плечо, наклонился и в самое ухо прошептал:
- Уходить! Бежать, сыньёк!
После этого он развернул юношу лицом к воде и толкнул вперёд.
Мишка порадовался, что он был неплохим пловцом. Сейчас это ему должно было здорово пригодиться. Если бы не раненная рука, то и проблем бы не возникло, но простреленная ладонь сильно уменьшала его шансы на то, чтобы переплыть реку, не утонув в ней. Другого выхода, однако, не было. Парень зашёл в воду и возле самого начала "Волчьих ям" бросил тело вперёд, загребая воду правой и немного левой рукой. Послышалось два сухих выстрела. Это Курт Зайнер дважды выпалил в воздух, чтобы все в деревне слышали, что русский парень расстрелян.
Мишка кое-как плыл, но простреленная ладонь левой руки болела всё сильнее. В какой-то момент боль стало нестерпимой. Юноша начал захлёбываться. Вдруг он почувствовал, как что-то подхватило его и повлекло на поверхность. Парень с наслаждением вдохнул порцию такого ароматного воздуха и открыл глаза, которые немедленно полезли из орбит от удивления. Его поддерживала на поверхности Ксения. Её тонкие руки с бледной кожей, казавшиеся такими слабенькими, без малейшего напряжения держали его на воде. Парень видел, что он довольно быстро приближается к противоположному берегу. Оглянувшись, он заметил быстро работающий под водой рыбий хвост. Ксения, ставшая русалкой, тащила своего брата к спасительному берегу.
Михаил не знал, сколько времени продолжалось это странное путешествие. Он буквально оцепенел от изумления, увидев так близко свою сестру в образе русалки. Это было невозможно, но это было. Наконец он ощутил ногами дно. Руки Ксении отпустили его и сама она стремительно рванулась в глубину. Быстро обернувшись, он лишь увидел мелькнувшие в воде длиннющие зелёные волосы, а ещё на поверхности воды на одно мгновение показался красивый рыбий хвост. Русалка скрылась в своей стихии.
- Ксюша! - позвал парень, но ответа не последовало. Выбравшись из воды, он ещё раз оглянулся на реку и поспешил скрыться в лесу.
25.03.2018
Продолжение здесь
http://www.proza.ru/2018/08/09/1388