Предательство и коллаборационизм в годы ПМВ. ч. 5

Сергей Дроздов
О предательствах и коллаборационизме в годы ПМВ.

(Продолжение. Предыдущая глава:http://www.proza.ru/2018/06/28/491)

Теперь немного поговорим и коллаборационизме среди различных народностей Российской империи, имевшем место в годы  во время Первой мировой войны.
Одним из излюбленных утверждений нынешних псевдомонархистов является тезис о том, что в годы Великой Отечественной войны у нас в стране имело место массовое предательство, а вот при царе-батюшке, в годы Первой мировой, такого дескать – не было и все нации Российской империи горой стояли за Николая Второго и готовы были «лечь костьми» за него на поле брани.

Конечно же, это – полная ерунда.
Разумеется, масштабы предательства и коллаборационизма в ходе этих войн серьезно отличались, и этому есть свои причины и объяснения.

Во-первых, в начале ПМВ никто из противоборствующих сторон не представлял ее масштабов и степени ожесточенности противников. Считалось, что война продлится 3-4 месяца и закончится еще до зимних холодов.
К примеру, многие офицеры 1 и 2-й русских армий, вторгнувшихся в августе 1914 года в Восточную Пруссию, везли собой даже парадные мундиры, чтобы красоваться в них на параде в поверженном Берлине.
 
Никто кроме, пожалуй, Англии, не предполагал ТОГДА вести в стане противников психологическую войну, направленную на разжигании национальной розни и старинных обид среди народностей неприятеля.
Правда, Англия, в годы ПМВ, довольно активно пыталась разжечь национальную рознь между баварцами и пруссаками, используя их различия в вере (одни, в массе своей, католики, другие – протестанты), их диалектами, недавними взаимными историческими противоречиями (ведь Бавария и Пруссия объединились в единую Германскую империю совсем недавно, при Бисмарке, да и сделано это было «железом и кровью»).

Вот что об этой английской подготовке  вспоминал русский генерал Эрнест фон Валь в своих мемуарах «Воспоминания. Генштаб 1905-1914».
Он  служил офицером русского Генерального штаба и происходил из остзейских немцев (откуда и взялась его фамилия), однако был настоящим патриотом России.

Будучи на маневрах в Англии, Эрнест фон Валь, пожалуй,  первым из наших офицеров,  обратил внимание на  стремление английского командования использовать «социальную пропаганду» для разложения населения и войск предполагаемого противника, что «на полном серьёзе» отрабатывалось англичанами даже на  обычных довоенных маневрах.
Он вспоминает:

«Я…зашёл в Главное управление Генерального Штаба и просил меня, за мой собственный счёт, отправить на манёвры какого-нибудь иностранного государства. Осенью мне сообщили, что меня командируют в Англию…
В Лондоне я явился к генералу Ермолову, который был болен и поэтому передал мне свои полномочия во время манёвров.
Таким образом, я оказался единственным представителем наиболее могущественного в те времена Государства…
Факт, который меня тогда поразил, была политическая игра, разыгрываемая англичанами, как будто они вели настоящую войну.

На одном мосту я нашёл приклеенным воззвание одного из Главнокомандующих к населению противоположной стороны.
В нём население возбуждалось к восстанию против своих угнетателей; Армия пришла освобождать его от гнёта правительства.
Дальше следовало всё то, что впоследствии Вильсон высказал в своих знаменитых пунктах. Такой приём действеннее, чем оружие.
Англичане практиковали его уже тогда на манёврах.

Смешно было видеть, как целые народы через 10 лет попались на подобную детскую удочку, урвавшую от них результаты, достигнутые смертью миллионов храбрейших сынов Родины.
Глупость толпы безмерна. Чем пошлее ложь, тем легче она подхватывается шумными массами непогрешимых идиотов…»

Подчеркнем, что среди стран, попавшихся на «подобную детскую удочку» была не только Россия, уставшее от войны и деморализованное войско которой полностью разложилось сразу после отречения Николая Второго, но также и сама Германия, Австро-Венгрия и Османская империя. 
Даже Франция весной-летом 1917 года, после краха «наступления Нивеля», когда взбунтовалось несколько ее армейских корпусов, была в шаге от социальной революции…

Интересен и, по-своему, показателен результат от этой поездки генерала Эрнеста фон Валя:
«Через некоторое время я предоставил в Главное управление Генерального Штаба подробный отчёт о моей поездке с массой рисунков, весьма интересный по содержанию.
Этот доклад мной был найден без обложки через год в одном шкафу Генерального управления, вместе со всяким хламом.
Кому-то понравилась довольно дорогая обложка, и он ею воспользовался для своих записок.
Как и китайскую мою работу, так и большой последующий мой труд - перевод нового полицейского устава на русский язык – никто не читал. (!!!)

Вообще порядки в России были странные.
Лица, сидевшие в главных учреждениях, исключительно только думали о своей карьере и палец о палец не ударяли ради дела.
Революция была нами, правящим классом, хорошо подготовлена».

Нельзя не согласиться с этим выводом русского генерала.
Воистину, старая шутка о том, что орденами Октябрьской Революции за номером 1 и 2 (за ее образцовую подготовку) надо было наградить Николая Второго и Керенского, на удивление верна!!!


Впрочем, особых успехов в деле разложения тыла Германской империи Антанта, несмотря на все усилия, длительное время  достичь не смогла, и только осенью 1918 года эти действия  принесли ей долгожданные плоды.

Вот что вспоминал об этом знаменитый германский полководец Эрих Людендорф в своих мемуарах «Мои воспоминания о войне»:

«Никогда раньше народные массы в тылу не поддерживали свои вооруженные силы с такой готовностью и единодушием…
Эта война стала воистину всенародной для обеих сторон: сплоченными рядами схватились между собой могущественные державы земного шара. А потому нужно было не только победить врага на поле боя, но и подорвать жизненную силу, сломить дух целого народа, парализовать его волю к сопротивлению…
Нам пришлось бороться до последней капли крови, трудиться до седьмого пота и при этом сохранять бодрость духа и не терять веры в благополучный исход войны, несмотря на трудности и лишения, невзирая на настойчивую вражескую пропаганду, внешне, быть может, и не очень приметную, но обладающую огромной разрушительной способностью…

Пацифистская идея примирения использовалась многими в качестве оружия против нас, причем среди этого контингента было немало таких, кто действовал, искренне веря в свою правоту. Но думала ли противная сторона точно так же, как наши пацифисты? А если нет, то понимали ли эти люди, что, неоднократно во всеуслышание заявляя о нашей готовности в любой момент заключить мир, они причиняли Германии громадный ущерб, подрывая боевой дух нашего народа, ослабляя его сопротивляемость врагу?
Наши пацифисты лишь усилили среди немцев страстное желание мира, не сделав противника уступчивее, и тем самым затруднили достижение подлинного мира на приемлемых для нас условиях.
 
Государства Антанты своевременно распознали складывавшуюся в Германии ситуацию и извлекли из нее выгоду, а ОКХ не смогло использовать имеющиеся в его распоряжении средства, чтобы сделать врага более покладистым. Несмотря на присущий им идеализм, именно эти люди повинны в постигшем Германию несчастье!
… В начале ноября разразилась подготавливавшаяся независимыми социал-демократами революция, сначала на военно-морском флоте. Правительство принца Макса не нашло в себе силы задушить в зародыше поначалу лишь отдельные мятежи русского образца. Оно выпустило из рук бразды правления и пустило события на самотек.
9 ноября в 12.00 принц Макс самовольно объявил об отречении кайзера от престола. Правительство спустило в войска приказ, практически запрещавший применение оружия, и затем само исчезло с политической сцены…

9 ноября Германия, лишенная сильной руки и собственной воли, развалилась как карточный домик. Прекратило существование то, ради чего мы жили и творили, ради чего четыре страшных года проливали кровь. У нас не было больше отечества, которым мы могли бы гордиться. Был уничтожен государственный и общественный порядок. Всякая власть отсутствовала. На германской земле воцарился хаос, большевизм и террор, чуждые немецкой нации не только по названию, но и по своей сути. На моей родине действовали рабочие и солдатские Советы, появление которых готовилось долго, планомерно и тайно. В них заседали люди, которые могли бы помочь Германии закончить войну по-другому, но предпочли прикрыться «броней» или дезертировать.

Большинство резервных воинских частей, где мысль о перевороте нашла благодатную почву, встало на сторону революционеров.
Тыловые подразделения, дислоцированные на занятых восточных и западных территориях, среди которых также проводилась активная подрывная работа, забыв воинскую дисциплину, кинулись, сломя голову и грабя, по домам…
На боевом Западном фронте тоже были созданы с согласия начальства солдатские Советы.
Новые властелины и их гражданские соратники отказались от любого сопротивления и подписали без всякого правооснования документ о капитуляции, сдавшись на милость заклятого врага.
Войска Западного фронта еще смогли в полном порядке пересечь государственную границу и отойти за Рейн, чтобы потом под влиянием доморощенных мятежников и торопливой опрометчивой демобилизации утратить всякое чувство долга перед родиной.
Солдаты, храбро воевавшие с врагом, поддавшись воздействию разлагающей атмосферы, предали и армию, и отечество, думая только о собственном благополучии. К ним, забыв обязанности своего сословия и свою историческую миссию, примкнули и некоторые офицеры.
Мы были свидетелями эпизодов, в возможность которых ранее ни один военный не поверил бы...
 
Повсюду разбазаривалось военное имущество, окончательно подрывалась обороноспособность Германии, безвозвратно терялись огромные ценности.
Исчезло гордое германское войско, четыре года успешно противостоявшее превосходящим вражеским силам, совершившее небывалые в истории подвиги и защитившее границы родной земли.
Победоносный военный флот передали противнику. Новая власть, чьи представители никогда не боролись с врагом, торопились амнистировать дезертиров, военных преступников и в какой-то степени самих себя и своих друзей.
Эта власть вместе с солдатскими советами ретиво и целенаправленно уничтожала всякие основы военной службы. Таковой была благодарность нового государства миллионам немецких солдат, проливавшим кровь и отдавшим свою жизнь, защищая родину.
 
Учиненный разгром германских вооруженных сил – это преступление, трагичнее которого мир еще не знал. Германию захлестнуло высокое половодье, но порожденное не природным катаклизмом, а слабостью возглавляемого рейхсканцлером правительства и бездействием народа, лишенного надлежащего руководства…

В Германии брат пошел на брата, материальные ценности страны уничтожаются. Государственная казна разбазаривается или используется в личных целях, с каждым днем тяжелое финансовое положение империи, отдельных земель и муниципалитетов усугубляется. Утратившие всякую мораль толпы бесчинствуют в условиях провозглашенной революцией «свободы»; вовсю проявляют себя ничем не сдерживаемые низменные инстинкты. Повсюду царит хаос, леность, обман и корысть и при этом еще бесшабашный разгул и омерзительное упоение наслаждениями рядом с могилами миллионов, павших за отчизну, перед глазами бесчисленных калек – инвалидов войны.
Происходящее теперь в Германии – это ужасное и унизительное зрелище, заставляющее сжиматься сердце каждого настоящего немца и возбуждающее презрение у врагов и нейтральных стран.
Сами немцы громогласно обвиняют Германию в гнусных преступлениях, надеясь сделать тем самым приятное врагу и вымолить у него снисхождение. Правительство выдает врагу немцев, верой и правдой служивших родине, еще больше способствуя торжеству победителя. Такова глубина нашего падения и самоуничижения, вызывающих в немецком народе чувство стыда и отвращения».

Впрочем, до этих событий, разразившихся в Германии в ноябре 1918 года, в начале Первой мировой было еще очень далеко.

Пока вернемся к рассмотрению причин отличия размаха коллаборационизма в годы Первой и Второй мировых войн.
 Отметим, что, Первая мировая война (особенно в ее начале) вовсе не была «войной на истребление» (которую вела гитлеровская Германия против СССР).
Тогда еще соблюдались многие правила и ограничения по ведению войн, введенные Гаагскими конвенциями и декларациями 1899 и 1907 годов.   
Потом, постепенно, многие из этих ограничений стали игнорироваться и нарушаться, однако формировать из пленных противников целые вооруженные подразделения и направлять их воевать против своего же отечества тогда еще никому не приходило в голову. 
(Говоря современным приблатненным слэнгом,  правителям той поры, сохранявших еще некоторые понятия чести и достоинства, ТАКОЕ просто не приходило в голову и «было западло», а поэтому в ходе той войны и не поощрялось, во всяком случае, в массовых масштабах).

Однако определенную работу по разложению тыла русской армии и разжиганию национальной розни державы германского блока вели и нередко делали это весьма успешно.
Давайте рассмотрим некоторые примеры этого.

Наверное, теоретически, наибольшие шансы на успех работы по разложению тыла противника  были именно у царской России, которая могла бы  попытаться в своих интересах повлиять на многочисленные славянские народности, входившие в состав Австро-Венгрии.
Однако  работа эта была начата с большим опозданием, велась вяло, топорно и никаких существенных результатов по дестабилизации тыла Двуединой монархии так и не принесла.
Даже «братскую» Болгарию, которая самим своим возникновением была обязана рекам пролитой за нее русской крови, в войне 1877-1878 годов, наши правители и  дипломатия не смогли удержать от вступления в Первую мировую войну на стороне Германии…

Наибольшую угрозу для единства Российской империи  представляли тогда финские, польские и украинские сепаратисты.

Одной из самых русофобских территорий Российской империи было Великое княжество Финляндское, обладавшее, по бездумным прихотям некоторых русских царей, такими привилегиями и льготами, которые и не снились коренному русскому населению в самой России.

Многочисленные финские сторонники отделения Финляндии от России, в предвоенные годы делавшие ставку на русское революционное движение, с началом Первой мировой войны  окончательно связали все свои надежды с победой Германской империи.
Этому способствовала и целенаправленная германская агитация.

В книге Н.В. Грекова «Русская контрразведка в 1905–1917 гг.: шпиономания и реальные проблемы» автор рассказывает о тех событиях:
«В ноябре 1914 г. на юге Финляндии подпольно была распространена изданная немцами прокламация с призывом: свергнуть "русское иго" при помощи Германии, которая "твердо решила… вернуть… краю политическую свободу и самостоятельность".
Финнов призывали "гнать русских варваров".
В 1915 году на территории Финляндии началась запись добровольцев для обучения в германских военных школах. Осенью и зимой 1915 года была организована нелегальная переброска волонтеров из Финляндии через Швецию в Германию. Среди финской молодежи оказалось немало желающих выступить с оружием против России.
Только в октябре 1915 года подпольные вербовочные центры сумели переправить в Германию 300 человек, а в январе 1916 года — около 1000.
 
Под Гамбургом была открыта специальная военная школа для финнов — Локштедтский лагерь.
Там в 6 учебных ротах под командой немецких офицеров более 2 тысяч финнов проходили курс 8-недельной боевой подготовки. Цель функционирования школы — формирование контингента опытных в военной доле людей, которые после возвращения в Финляндию могли бы выполнять роль организаторов вооруженного восстания в тылу русских войск, руководителей диверсионных групп.
Часть курсантов возвращалась для исполнения шпионских заданий и ведения антирусской агитации.
Непосредственно в Финляндии русские власти к февралю 1916 года задержали 32 участника финского подполья. Финляндское жандармское управление вело розыск еще 290 человек, на которых имелись свидетельские показания».

На самом деле, как показали дальнейшие события, уровень русофобии в Финляндии  и размах сепаратистского движения в ней были просто грандиозными.
Все заигрывания царской администрации с  «духовными лидерами» Финляндии давали только обратный эффект.

 В годы Первой мировой на стороне Германской империи против русских войск сражался егерский  батальон из финских добровольцев, а ненависть или презрение к России у абсолютного  большинства финской интеллигенции были общеизвестным явлением.
Думаю, что понятно, какой уровень русофобии царил уже тогда в финском обществе. Во время тяжелейшей войны, которую вела Российская империя, тысячи молодых  финнов, рискуя своей свободой и жизнью, нелегально через 2 границы перебирались во вражескую Германскую империю для того, чтобы пойти там боевую подготовку и  добровольно участвовать в войне против России на Восточном фронте.

Надо сказать, что эти финские егеря, подготовленные Германией для войны с Россией, стали опорой и ударной силой войск Маннергейма во время Гражданской войны в Финляндии в 1918 году. Именно они, совместно с германской Балтийской дивизией генерала Рюдигера фон дер Гольца, и обеспечили победу «белых» и последующую затем кровавую расправу над русскими жителями в Выборге.

В Финляндии победившие в Гражданской войне  финские националисты сразу же  решили войти в состав Германской империи (!!!)
Финская делегация во главе со Свинхувудом отправилась в Берлин просить кайзера Вильгельма II дать им в короли своего сына Оскара.
Однако против этого выступило германское министерство иностранных дел. Ссылаясь на нестабильность обстановки в Финляндии, оно указало, что если принц Оскар не удержится на престоле, это будет удар по престижу дома Гогенцоллернов.

Кайзеру посоветовали найти для новых вассалов менее значимую фигуру,  и тот назначил финляндским королём своего шурина Фридриха Карла Гессенского, который и был 9 октября 1918 года утверждён финским сеймом в качестве монарха.

После поражения Германии в Мировой войне,  финны осознали, что «поставили не на ту лошадку», и решением парламента от 4 декабря 1918 г. новоприобретенный немецкий король Фридрих Карл был низложен, а финские националисты резко взяли курс на «дружбу» с Антантой, используя для этого такой козырь, как свою застарелую русофобию.

О том, как «славно» жилось русским в самоопределившейся Финляндии 1918-20 годах (при Маннергейме, которому некоторые наши недоумки все стараются в Питере памятник поставить), подробно рассказывается в этой главе:  http://www.proza.ru/2016/09/09/443)

Напомню лишь, что после первых же дней водворения «белых» Нюландским губернатором подполковником Яландером было опубликовано распоряжение, в котором требовалось всем русским подданным, за исключением украинцев и поляков, в определенный срок покинуть пределы Финляндии.
Не исполнившим этого требования грозило тюремное заключение и насильственное выселение из страны!!!

Нюландская губерния, откуда маннергеймовские власти предписывали выселить ВСЕХ русских, была самой южной и наиболее заселенной провинцией Финляндии, где находились города Гельсингфорс, крепости Свеаборг, Ханко, со значительной долей русского населения, военнослужащих и членов их семей.
Они-то и изведали тогда все прелести финляндской «нэзалэжности»

Для того, чтобы понять, как им жилось, следует процитировать фрагменты записки «О современном положении Финляндии», представленной 15.02.1919 лейтенантом Г. Е. Дихтом военно-морскому агенту в Швеции и Норвегии В. А. Сташевскому и пересланной им  Колчаку в Омск:
«В результате этого выселения остаток русского населения в Нюландской губернии летом 1918 года исчислялся в 1200 человек; в эту цифру, конечно, не входили самоопределившиеся украинцы и поляки.
Надо полагать, что подобное предупредительное отношение к подданным этих новых государств, кстати сказать, продолжавших себя нравственно считать теми же русскими гражданами, объяснялось исключительно добрыми реляциями, которые существовали между немцами и этими государствами.
Впоследствии, при вторичной регистрации «подданных бывшей Российской империи», этот род иностранцев подобными привилегиями по сравнению с русскими уже не пользовался.
 
Эти 1200 человек русских, оставленные до поры до времени «в исключение прочим» милостивым разрешением губернатора, все же жили под постоянным опасением необходимости выезда из Финляндии, т.к. в дальнейшем пребывании их после 1–2–3-месячной отсрочки могло быть отказано. Продовольственных карточек русскому населению сперва выдано не было».

Подчеркнем,  что некоторые либеральные деятели Думы, а позднее и Временного правительства напрямую были связаны с финляндскими сепаратистами и не стеснялись получать от них деньги.

 П.Г. Курлов, будучи, по роду своей деятельности,  весьма информированным человеком,  в своих мемуарах   прямо при этом указывает на П.Н. Милюкова:
«Так возмутительно клеветал и лгал лидер кадетской партии Милюков, до сих пор не доказавший, за какую честную по отношению к Родине работу были получены им двести тысяч рублей «финляндских» денег, переведенных по почте ему на имя швейцара его дома». (!!!)  (П.Г. Курлов «Гибель Императорской России»).
Кстати, о своей «бескорыстной» дружбе с финнами и сам Милюков несколько раз упоминает в собственных мемуарах, рассказывая о том, как его любила в царское время финская интеллигенция,  и как дешево и качественно финские плотники построили ему особняк,  на его дачном участке в Карелии.


Еще хуже у царской администрации получилось  разобраться с пресловутым «польским вопросом».
В годы Первой мировой войны, в польской политике,  Германская империя сумела наголову переиграть бездарные действия царской администрации.
Если в начале войны симпатии польского населения, несмотря на все исторические обиды, в основном были на стороне России, то после занятия немцами Варшавы и всей русской территории  Царства Польского, ситуация в корне изменилась в худшую для нас сторону.

В Австро-Венгрии и Германии началось  формирование  частей  польских и украинских националистов, сплоченных на почве ненависти к России  и русскому народу.
Еще в самом начале ПМВ будущий «начальник польского государства» Юзеф Пилсудский  создал особую «Польскую национальную организацию», действовавшую в занятых немецкими войсками юго-западных районах Польши.
Эта организация установила связь с германским командованием и 2 октября 1914 г. заключила с ним тайное соглашение, согласно которому Пилсудский обязался организовать шпионско-диверсионную работу в тылу русских войск, уничтожать коммуникации, организовывать восстания, разведывать силы русских частей. Для проведения шпионско-диверсионных актов Пилсудский и создал в районах, занятых русскими войсками, свою военную организацию.

Надо бы кратко остановиться на  личности «иконы» польской «нэзалэжности» Юзефе Пилсудском.
Сам Пилсудский вспоминал, что основное направление его жизни и деятельности дала виленская гимназия, которую он окончил. Именно из нее он вынес свою ненависть к России:
«Во все мое гимназическое время я страдал беспрерывно. Много позднее ночные мои кошмары облекались в образ русского учителя...».
«Я ненавидел врага и стыдился своего бессилия. Мне так хотелось вредить России...».

Как видим, главное, что привила царская классическая гимназия юному Пилсудскому – это ненависть к России и русскому народу, и стремление ему всячески вредить, о чем он не стеснялся заявлять, даже на склоне лет, в своих воспоминаниях.
Вместе с Пилсудским в одной гимназии учился и Феликс Дзержинский, к примеру, а старший брат Юзефа Бронислав, тоже окончивший эту виленскую гимназию,  участвовал в покушении на жизнь царя Александра Третьего, в составе группы  Александра Ульянова, и получил за это 15 лет каторги.

(Да и вообще, из среды воспитанников царских  гимназий (которые сейчас у нас так много и часто нахваливают, противопоставляя их советской школе) вышло множество неплохо образованных убежденных ненавистников России).

Во время первой русской революции 1905-1907 годов именно Пилсудский  организовывал знаменитые польские «боевки» (bojwki, боевые организации), которые занимались откровенно террористической деятельностью и вели настоящую охоту за русскими чиновниками.
Только в 1906 году эти польские боевые организации (насчитывавшие свыше 750 участников), действовавшие в бывшем Царстве Польском, убили или ранили около 1000 русских чиновников. 
Сам Пилсудский тоже не брезговал принимать личное участие в кровавых «эксах».

(Сталину подобное участие в «эксах» нынешние либеральные публицисты ставят в вину,  и его называют «террористом» и «уголовником» за участие в них, а вот для Пилсудского (и его подручных) – все  это же считается величайшей заслугой, требующей красочного описания его личной храбрости  и умения организовать свои кровавые нападения).

Однако, «звездный час» Юзефа Пилсудского наступил с началом Первой мировой войны.
Известный историк и публицист Марк Алданов, в своем исследовании о Пилсудском,  так рассказывает об этих событиях:
«Завороженный военным могуществом Германии, Пилсудский был, по-видимому, уверен в ее победе над союзниками…
По его мнению, победа центральных держав могла повлечь за собой создание польского государства под скипетром Габсбургов, — он поэтому со всей искренностью и присягнул 5 сентября 1914 года императору Францу Иосифу.
Считаясь с необыкновенной импульсивностью натуры Пилсудского, можно многое отнести и на счет его слепой фанатической ненависти к России…

Через несколько часов после объявления войны Пилсудский, во главе небольшого отряда польских добровольцев, перешел русско-австрийскую границу.
Отряд состоял из 159 человек, и Пилсудский рассчитывал, что в русской Польше десятки, быть может, сотни тысяч человек присоединятся к нему» увидев польское знамя. К нему в действительности не присоединился почти никто…
По словам польского публициста К.Сроковского, стрелки Пилсудского вызвали в русской Польше удивление, беспокойство и ужас.

В Галиции воззвание «Временного комитета» польских партий австрийской ориентации вызвало энтузиазм. Но галицийские поляки (как и русские) подлежали призыву в регулярные войска на общем основании. Из добровольцев, не достигших призывного возраста или через него перешагнувших, было составлено два легиона.
 Австрийский главнокомандующий эрцгерцог Фридрих назначил Пилсудского командиром первого полка первого легиона.
Характерную черту мы находим в самом приказе о назначении. Эрцгерцог, видимо, не знал, как назвать Пилсудского: никакого чина у будущего маршала не было, — медицинский факультет Харьковского университета военных чинов не давал.
 Главнокомандующий назвал полкового командира просто «господином», — вероятно, это единственный случай в истории военных приказов».

В качестве командира первого полка польского «легиона» австрийской армии, Ю. Пилсудский 2 года воевал против русских войск  на Восточном фронте.
Особых военных успехов (и военного значения) эти польские легионы не имели, однако германские армии  Восточного фронта еще в 1915 году смогли очистить от русских войск всю территорию Царства Польского.
Под их властью оказались десятки миллионов поляков, проживавших там.
К этому времени потребность в новых солдатах у Германии, воевавшей сразу  на двух основных фронтах (и десятке  вспомогательных направлений) была очень большой.
Эту «козырную карту» и сумел использовать Ю. Пилсудский и другие польские националисты.

Вот, как  об этом рассказывал Марк Алданов:
«Через военных и вели агитацию — с большим искусством — польские политические деятели. Они уверяли германских и австрийских генералов, что стоит центральным державам восстановить Польшу, как сотни тысяч добровольцев хлынут в армию с разных концов Царства Польского.
Им удалось убедить в этом фельдмаршала Безелера, германского генерал-губернатора Варшавы. Фельдмаршал доложил императору Вильгельму, что провозглашение независимой Польши может дать центральным державам восемьсот тысяч польских солдат.
Эта цифра произвела сильное впечатление в военных кругах, — войска были очень, очень нужны...

Как ни странно, Людендорф поверил!
На восемьсот тысяч добровольцев он не надеялся, но, по его расчету, триста пятьдесят тысяч поляков должны были влиться в германскую армию вслед за провозглашением независимости Польши. Независимость Польши и была торжественно провозглашена 5 ноября 1916 года.
 
«Освободительный акт всемирного исторического значения» был совершен, преимущественно в целях набора солдат, знаменитым вождем германских националистов и реакционеров…
После восстановления польского государства германское командование в лице Безелера стало усиленно ухаживать за Пилсудским, очевидно, в тех же целях получения восьмисот тысяч добровольцев. Популярность его среди поляков росла, имя Пилсудского начинала окружать легенда.
 
Пилсудский вошел в состав образованного в Варшаве временного Государственного совета и был избран председателем военной комиссии. Он вел очень умную, тонкую, истинно патриотическую политику, требуя от немцев все больших уступок, постепенно ослабляя свою связь с австро-германским делом…
Ожидания Безелера не вполне оправдались: вместо восьмисот тысяч польских добровольцев ИХ явилось 1373, из которых годными для военной службы оказалось 697.(!!!)
 
Одураченный Людендорф пришел в ярость.
Каким образом старый, опытный воин мог рассчитывать, что после двух с половиной лет войны, при всеобщей повальной усталости даже в Германии, во Франции, в Англии, Польша даст ему, для сомнительных государственных выгод, сотни тысяч новых солдат, — это остается загадкой.

Германское командование приписало неуспех своего дела агитации Пилсудского, интригам его подпольных агентов. 21 июля 1917 года Пилсудский был арестован в Варшаве и отвезен сначала в Данциг, затем в Магдебург.
Лучшей услуги немцы не могли ему оказать».


Итак, почти 3 года Ю. Пилсудский воевал против русской армии, и был открытым и очень влиятельным врагом России и Антанты. Входил в состав марионеточного «Государственного совета», образованного германскими оккупационными властями в Варшаве и даже возглавлял в нем «военную комиссию».
Будучи русским подданным, он еще в сентябре 1914 года присягнул Австро-Венгрии и открыто изменил России и ее союзникам.
Обычно такие вещи, да еще совершенные  во время длительной и тяжелой  войны, не прощали.

Как же получилась, что именно Пилсудского  Антанта утвердила, уже после своей победы в ПМВ, в качестве главы воссозданного Польского государства?!
Марк Алданов так рассуждал об этом:

«Судьбы мира и Польши решались не в Варшаве, а в Париже. Там существовал с 1917 года польский Национальный комитет, во главе которого находился Роман Дмовский, личный и политический враг временного главы государства.
Национальный комитет не имел государственной власти, но за ним стояли победители. Дмовский с самого начала ориентировался на союзников и пользовался у них большим влиянием. Была у Национального комитета и собственная стотысячная армия, образованная во Франции из американских и немецких (военнопленных) поляков. Она находилась под командой генерала Галлера.
Клемансо, Вильсон, Ллойд Джордж, всемогущие триумфаторы 1919 года, могли в ту пору без большого труда навязать Польше какое угодно правительство. Общеизвестна ненависть Клемансо ко всему, что хоть отдаленно и случайно было связано с германской ориентацией. Пилсудский два года сражался на стороне центральных держав…
Как видим, поначалу ситуация у Пилсудского была тяжелейшая: Антанта запросто могла тогда направить его врага Дмовского, и  стотысячную армию бывших пленных поляков генерала Галлера из Парижа в Варшаву железнодорожными эшелонами и никто в Польше против этого тогда и «пикнуть бы» не посмел.
Но Пилсудский сумел договориться с Дмовским, который признал его главой государства, а Пилсудский признал Дмовского делегатом Польши на конференции мира.
 
«Пилсудский блестяще выиграл очень трудную партию.
Триумвиры признали совершившийся факт. Клемансо, видимо, махнул рукою: Пилсудский сражался прежде на стороне Германии; но и Галлер, генерал австрийской службы, тоже сражался на стороне Германии.
В глубине души Клемансо, вероятно, был одинакового мнения обо всех союзниках (кроме самих французов и, быть может, англичан), вспоминая Италию в Тройственном союзе, некоторые подробности переговоров с Румынией и еще многое другое. Поладить с английским и американским правительством Пилсудскому было менее трудно.
 
Вильсон был выше всего этого и вдобавок сам по телеграфу поздравлял в 1915 году Вильгельма II с днем его рождения. Ллойд Джордж, должно быть, не знал, кто такой Пилсудский, а если и знал, то был глубоко равнодушен к политическому прошлому главы польского государства», - отмечал М. Алданов в своей статье 1930 года.

Думается, что немалую роль в этом чудесном «признании»  Пилсудского Антантой сыграли его ярый антибольшевистский настрой и многолетняя русофобия.
Для создания «санитарного кордона» вокруг России это были незаменимые качества.

Вот так на карте Европы и появилась независимая Польша во главе с ярым ненавистником России Юзефом Пилсудским.

Разумеется, далеко не все поляки тогда ненавидели Россию также как Юзеф Пилсудский. Все-таки за 100 лет нахождения Царства Польского в составе империи сменилось несколько поколений поляком и многие из них были вполне лояльны России и имели симпатии к русскому народу.
Сам Пилсудский презрительно называл таких «пророссийских» поляков «привисленцами» и не скрывал своей ненависти к ним.

В воспоминаниях личного адьютанта  Пилсудского Мечислава Лепецкого «Дневник адьютанта Маршала Пилсудского» есть интересный эпизод, повествующий об этом:
«Я пошел к Маршалу. Он сидел в кабинете, но не читал и не раскладывал пасьянса, как обычно после обеда. Погрузился в раздумья, густое облако табачного дыма свидетельствовало о том, что он курит папиросу за папиросой.
- Добрый день, пан Маршал!
Пилсудский, не меняя выражения лица, взглянул на меня…
- Помните Привислинский край? - спросил он.
- Мало.
Но тот не обращал внимания на мои слова.
Десять привислинских губерний и тринадцать миллионов привислян, - и перешел с польского на русский, - главный город - Варшава, вероисповедание - римско-католическое. Привислинский край и в нем привисляне, взятки и конспирации.
Пилсудский насупился и бросал резкие слова по адресу прежде принадлежащей России части Польши и ее довоенных жителей.
Из хороших побуждений я вставил:
- Это, слава богу, уже прошлое.
Мои слова вызвали неожиданную для меня реакцию. Маршал со всей силой ударил кулаком по столу.
- Ишь, умник нашелся, это уже прошлое! А где вы в настоящем видите конец прошлого?
Я, естественно, молчал, тем более что Пилсудский добавил:
- Сам привислянин и поэтому защищаете этот край.
Я боялся продолжать начатый разговор, видя раздраженность Пилсудского и его взволнованное настроение. Покрутился по кабинету и вышел…

Маршал второй раз за сегодняшний день ударил при мне кулаком по столу.
- Привисляне! - крикнул.- Если это окажется правдой, велю высечь вас батогами, содрать с вас шкуру. Никого не пощажу - ни женщин, ни девушек. Искореню привислянское семя и из Привислинского края, и из Галиции, и из Познани.
Никогда, ни до этого, ни позднее, я не видел Пилсудского таким раздраженным. Он встал, отодвинул кресло и начал мерить кабинет быстрыми шагами. Я отошел в сторону и думал, что эти его слова не пустые угрозы, что в один прекрасный день они обрушатся, как молот, на головы виновных…»

Это все Ю. Пилсудский выкрикивает в июне 1934 года, уже в мирное время, будучи в возбуждении после покушения на министра внутренних дел Польши Б. Перацкого.
Думаю, эти слова ярко демонстрируют степень его озлобления против лояльных России поляков и его ненависть к ним.

«На третий день после покушения, 17 июня, был созван Совет министров, который принял решение о создании «изоляционного лагеря», названного позднее «лагерем обособления», в котором должны были быть помещены лица, «угрожающие безопасности и общественному порядку». Место для этого лагеря было выбрано в небольшом городке в восточной части Польши - Березе Картузской, расположенном у железнодорожной линии недалеко от границы с Россией.
Именно эту «чрезвычайку» имел, видимо, в виду Пилсудский, разговаривая со мной в ночь с 15 на 16 июня. Она начала действовать три недели спустя», - отмечает М. Лепецкий.


Теперь  снова вернемся к событиям Первой мировой войны.
В ходе ПМВ в Германии и Австро-Венгрии постепенно стали уделять особое внимание работе с нашими военнопленными различных национальностей.
Русские военнопленные в немецких и австрийских лагерях в ходе ПМВ, стали содержаться  изолированно от пленных украинцев, поляков и мусульман. И с каждой национальной группой работа строилась с учетом их языковых особенностей, вероисповедания, обычаев, нравов и мировосприятия.

«Российские подданные, согласившиеся работать на германскую или австрийскую разведку, проходили курс обучения в специальных школах. По сохранившимся архивным материалам можно установить наличие как минимум 7 разведшкол — Люблинская, Любишевская, Новогрудская, Станиславовская, Кукущинская и две Варшавские. В них готовили агентов для работы в прифронтовой полосе. Кроме того, в Румынии и Дании действовали ещё 3 учебных центра.
Русская контрразведка сумела установить фамилии 298 лиц, прошедших курс обучения в этих школах, - отмечает Н.В. Греков в книге «Русская контрразведка в 1905–1917 гг.: шпиономания и реальные проблемы».

«Летом 1916 года Департамент полиции, ссылаясь на сведения, полученные из действующей армии, предупредил все жандармские органы о том, что "немцы и австрийцы, изощрявшиеся в изыскании самых утонченных приемов шпионства, в целях сделать его совершенно неуловимым для ведущих борьбу с ним органов, прибегают к комплектованию шпионских кадров детьми и подростками".
12 — 16 летних детей немцы насильственно вербовали в захваченных губерниях империи, затем, наспех обучив их в Варшавской школе, отправляли со шпионскими заданиями под видом беженцев в Россию».

Помните выпущенный несколько лет назад на экраны страны и широко разрекламированный нашими «либеральными» СМИ паскудный фильм «Сволочи»?!
(Ему еще наши кинодеятели присвоили какую-то местечковую премию, которую отказался вручать Владимир Меньшов, что вызвало грандиозный скандал в «творческих кругах»).
Вот откуда «растут ноги» у создателей этой гнусной киноподелки! Только вместо немцев, на роль главных негодяев и подлецов,  его «демократические» сочинители ввернули наших соотечественников изобразив и их (и нашу страну заодно) каким-то скопищем «извергов рода человеческого».
Да еще сделав это за бюджетные деньги, полученные у  «дорогих россиян»…

Однако, если о финском, польском и украинском коллаборационизме известно довольно многое, то о событиях в тогдашней Бессарабии многим россиянам, даже интересующимся историей родной страны, почти ничего не известно.
Попробуем восполнить этот пробел.

Как известно, в 1916 году Румыния, до этого долго колебавшаяся к какой стороне примкнуть, вступила в войну на стороне Антанты.
Генерал Э. фон Людендорф вспоминал:
 
«Главные румынские силы в тесном взаимодействии с левым крылом русского фронта наступали от Кронштадта и от границы с Молдавией в восточном и западном направлениях.
По-видимому, Россия и Румыния намеревались общими силами прорваться между Карпатами и Дунаем на Венгерскую низменность. Для этого русским нужно было переправить через Карпаты весьма значительные по численности войска. Румыны же должны были энергичной атакой на наши позиции открыть с тыла для русских карпатские перевалы. Но румыны не сделали этого…
Русские тоже поступали не совсем разумно, упорно карабкаясь на карпатский хребет, вместо того чтобы ударить через Молдавию по нашему обнаженному правому флангу. Румыния ввязалась в войну без какого-либо четкого плана, совершенно не готовой к совместным действиям…

Во второй половине сентября мы наконец сосредоточили в Трансильвании немало сил, но все же по-прежнему были значительно слабее противника. Общее командование этой группировкой осуществлял эрцгерцог Карл. Входившая в нее 1-я австрийская армия продемонстрировала чрезвычайно низкую боевую готовность. Вся тяжесть реализации плана наступления ложилась на плечи 9-й армии, дислоцированной в сербской Трансильвании…

Наступление войск генерал-фельдмаршала фон Макензена сопровождалось значительными победами.
6 сентября после короткого сопротивления две румынские дивизии сдались. В результате 9 сентября пала Силистрия, а Добриц был захвачен еще 4 сентября…
Генерал-фельдмаршал фон Макензен 19 октября он начал новое наступление. К тому моменту к нему уже подоспела 217-я германская пехотная дивизия, которая действовала на главном направлении. И снова за неспособность наших союзников вести войну в современных условиях пришлось расплачиваться немецкой кровью…
Генерал-фельдмаршал фон Макензен после трехдневных ожесточенных боев сумел-таки прорвать вражескую оборону, отбросив его армию к северу, за железную дорогу Констанца – Черноводы.
После стремительного преследования наши части 23 октября заняли Констанцу с ее богатейшими нефтепромыслами, а вскоре и Черноводы и остановились только в 20 километрах за железнодорожной линией…

6 декабря в наших руках уже оказались Бухарест, Плоешти и Кымпина. Румыны по приказу и под руководством англичан основательно разрушили все нефтепромыслы.
В предшествовавшие боевые действия русские по-настоящему не вмешивались, и это во многом помогло нам победить. Однако теперь можно было ожидать их выступления: они заметно нарастили свои силы, явно беспокоясь о своем левом фланге...

Мы завладели богатейшими ресурсами Валахии. Мы достигли всего, к чему представлялась малейшая возможность, но были вынуждены все-таки оставить в Добрудже и в Валахии войска, которые до вступления в войну Румынии использовали на Восточном и Западном фронтах, а также в Македонии…
С окончанием Румынского похода все крупные военные кампании осени 1916 г. завершились в нашу пользу.
Наступление стран Антанты провалилось, а ресурсы Валахии оказались у нас».

Как видим, в короткие сроки армия Румыния была разгромлена, а центральные державы захватили 90% румынской территории, включая Бухарест и богатейшие нефтяные месторождения Констанцы.
Русские войска вынуждены были растянуть фронт на несколько сот километров до самого Черного моря и занять оборону в Бессарабии (это приблизительно территория нынешней Молдавии, вернее Молдовы).

Считается, что в 1917 году, когда после отречения Николая Второго начался ускоренный развал и распад русской армии, именно войска Румынского фронта дольше всех сохраняли свою дисциплину и боеспособность.
Сейчас опубликованы воспоминания Маркела Михайловича Максимова, который там в то время в должности телефониста воевал.
Вот, что он рассказывает о тех событиях:

«...в ноябре месяце 1917 года…я дежурил у телефона при батальонном командире…
Я один сидел у телефонного аппарата, вдруг, ночью слышим позывные телефонные гудки. Беру трубку, слушаю…
 Со штаба дивизии: - «Принимайте телеграмму», - я тоже взял карандаш, тетрадку – слушаю. Когда начали передавать, слышу о перемирии передают…
Тогда уже разбудил товарищей, кого за ноги с нар стащил, кого за руки. Сам кричу: - «Вставайте! Мир, мир, мир. Передали».
Божусь, клянусь перед ними, а они не верят, я прочитал им телеграмму, а они не верят…
Ну что тут было, мы все в землянке пошли в пляс, крик, шум. Сколько было радостей нельзя описать пером. Тут же на утро как с нашей стороны, так же и немецкой стороны кричали – ура, ура. И все солдаты близкие друг от друга пошли брататься – наши солдаты пошли к ним, они к нам. Пошла торговля ножами, бритвами, сахаром, мылом.
Так было дня два-три. Немецкие офицеры фотографировали нашу сторону и солдат, но на третий день запретили братание их сторона». (Максимов Маркел Михайлович. Воспоминания М: РегиментЪ, 2008).

Как видим, в ноябре 1917 года война уже осточертела всем: и русским солдатам и немцам, даже находившимся в обороне, на самом спокойном тогда для Германии Восточном фронте.
Но если у «самой демократической армии мира» дисциплина и боеспособность давно ушли в небытие, то германская армия все еще сохраняла управляемость, дисциплину и была далека от анархии. И при необходимости германские офицеры могли легко прекратить «братания» и прочие явления несовместимые с боеспособной армией.

Давайте посмотрим, какой же была дальнейшая судьба у русских солдат бывшего Румынского фронта.
«Вот пошли мирные дни, ходим вольно открыто, ни одного выстрела. Так мы прожили до декабря месяца. Слышим, что нас будут менять украинские части, а нас для отправки домой отправят в тыл.
А до этого слышали, что как будто король румынский заключил мир с немцами отдельно, и как будто Украина отделилась от России, поэтому украинские и румынские части вступают временно на фронт до полного заключения мира…», - вспоминал М.М. Максимов.

Огромную роль в присоединении Бессарабии (Молдавии) к Румынии в 1918 году сыграл царский генерал от инфантерии Дмитрий Григорьевич Щербачёв.
Несколько слов о нем.
5 апреля 1915 года генерал Щербачёв был назначен командующим 11-й армией на Карпатах.
В октябре 1915 года был произведен в генералы от инфантерии, назначен генерал-адъютантом и командующим 7-й армии Юго-Западного фронта.
После Февральской революции, в начале апреля 1917 года Щербачев был был назначен помощником короля Фердинанда I, главнокомандующего армиями Румынского фронта, созданного в декабре 1916 г. в связи с разгромом румынской армии и необходимостью предотвратить угрозу для южных российских территорий.
Фактически генерал Щербачёв являлся главнокомандующим армиями фронта — в подчинении у него находились четыре русские и две румынские армии.
Как видим, в годы Первой мировой войны у Щербачева была вполне успешная боевая карьера.

Разумеется, он не принял Октябрьскую революцию и начал борьбу с большевиками, не особенно-то «заморачиваясь» вопросами территориальной целостности «единой и неделимой России».

В ноябре 1917 года Щербачёв поддержал решение Украинской Центральной рады, провозгласившей независимость Украины, при об объединении войск Юго-Западного и Румынского фронтов бывшей Русской армии в единый Украинский фронт, он  был назначен командующим войсками Украинского фронта Действующей армии Украинской Народной Республики.
 
(Впрочем, тогда это были уже скорее номинальные «армии» и «фронты». Массовое дезертирство  и революционное разложение войск привело к тому, что боеспособных частей в распоряжении командующего было очень мало).

В этих условиях, французские военные представители на Румынском фронте (в городе Яссы находился штаб генерала Бертло), поддержав генерала Щербачёва, дали согласие на начало переговоров с австро-германцами о немедленном ПЕРЕМИРИИ (!!!).
 
Подчеркнем, что это было РЕАЛЬНОЕ воплощение требований ленинского Декрета о мире, руками русских белогвардейцев и представителями французского командования!!!

 20 ноября (3 декабря) 1917 генерал Щербачёв обратился к фельдмаршалу Макензену и эрцгерцогу Иосифу с предложением немедленно начать переговоры о перемирии.
Переговоры начались через два дня и закончились 26 ноября (9 декабря) в Фокшанах заключением перемирия между объединёнными русско-румынскими и германо-австрийскими войсками.

Это развязало руки румынским частям (сохранившим дисциплину и боеспособность) и позволило Щербачёву приступить к подавлению большевистского влияния в армии.
В ночь на 5 (18) декабря он поручил войскам, верным Центральной раде, занять все штабы. За этим последовало разоружение румынами тех частей, в которых было сильно влияние большевиков.
Оставшись без оружия и продовольствия, русские солдаты были вынуждены в жестокий мороз пешком уходить в Россию.

В декабре 1917 румынские войска с согласия генерала Щербачёва вторглись в Бессарабию — под предлогом охраны русских и румынских границ и поддержания порядка и спокойствия в тылу Румынского фронта.
В январе 1918 г между красноармейскими частями и румынами начались боевые действия. Румынская дивизия, перебравшаяся на левый берег Днестра, была разгромлена. Мирные переговоры закончились 5 марта подписанием договора в Яссах, по которому Румыния обязалась очистить Бессарабию.

 Однако тут на помощь Румынии пришла Германия(!!!).
В тот же день румынское правительство подписало договор с Австро-Венгрией и Германией, одним из условий которого была передача Бессарабии Румынии.

13 января 1918 г. Щербачёв постановлением СНК РСФСР объявлялся «врагом народа» и ставился «вне закона». (Постановление СНК РСФСР от 13.01.1918 г. «О разрыве дипломатических сношений с Румынией»)
18 апреля 1918 Щербачёв отказался от должности и сообщил об этом союзным послам в Яссах. После этого он уехал в имение, предоставленное ему румынским королём.

Вот это очень интересный момент: получается, что Бессарабию (Молдавию) «сдал» Румынии царский генерал Д.Г. Щербачёв ЛИЧНО, (за что он, кстати, впоследствии получил от румынского короля персональную пенсию!!!)
Решение это в то время (1918 год) поддержала Германия, находившаяся тогда, напомню, в состоянии войны с Румынией и Россией!!!

Согласились с этой румынской оккупацией Бессарабии и союзники России по Антанте.
(А вот пресловутые «германские шпионы» большевики, отчего-то, НИКОГДА не признавали прав Румынии на эту российскую территорию и в 1940 году восстановили её «статус кво».)
 
В ноябре 1918 года,  после капитуляции Германии Щербачёв прибыл в Бухарест, где вступил в переговоры с представителем союзного командования ген. Анри Бертело. На этой встрече Щербачёву был вручён Большой крест Почетного легиона. Он добился согласия Бертело на помощь белым войскам.
 
30 декабря 1918 генерал Щербачёв прибыл в Екатеринодар, где был назначен военным представителем русских армий при союзных правительствах и союзном Верховном командовании.

Так вели себя тогда некоторые высокопоставленные царские генералы, в свое время клявшиеся в верности императору и любви к единой и неделимой России…


А теперь – вернемся к воспоминаниям рядового М.М. Максимова о том, что пришлось пережить ему и многим десяткам тысяч других русских солдат  фронта, которым командовал генерал Д.Г. Щербачев.
После подписания Щербачевым перемирия с германским командованием и начавшейся оккупации Бессарабии румынскими войсками, началась стихийная демобилизация наших войск, стремившихся поскорее вернуться в Россию.
Вот, как это происходило:

«Ну вот, подъезжаем к городу Яссы, останавливается поезд и выгружаемся с поезда, тут подходят румынские полицейские, нам указывают на место, где должны мы остановиться…
Сколько было в поезде русских солдат, собрали всех нас в кучу, каждый у своих мешков, а кто своими сумочками вещевые мешочки узлом связаны, все идут домой с радостными лицами, спрашиваем друг друга – куда и откуда, попутно ли ехать домой.
И вдруг, выходит подпоручик, русский офицер, дал знак молчания, объявляет: - «Русские солдаты, кто желает поступить в добровольческую офицерскую армию, жалование будет получать 25 руб. в месяц, обмундирование офицерское», - никто не отозвался, он вторично огласил вопрос, кажется вышли всего два человека и больше никто, а нас было около полутысячи всего, говорили собрали со всех путей и дорог.
Тогда с гневом закричал: - «Кто желает, два шага вперед», - никто, тогда дал приказ румынским полицейским, которые нас кругом окружали, забрать все казенные вещи, у кого чего есть, тут первое набросились на наши мешки…

Сняли с нас шинели, сапоги, гимнастерки, на нас было все новое, и дали нам все рваное, шинелишки рваные грязные, ботинки старые худые, в которых и приехал домой, но это еще не все.
Отправили нас под конвоем через бывшую границу. Я говорю бывшую, потому что до войны была граница между Россией и Румынией, а в пяти километрах от города Яссы наша русская станция, кажется говорили «Соколы». Повели нас туда и сказали, что теперь ступайте сами.
Но мы думали, раз мы перешли румынскую границу, то здесь будет лучше на своей русской земле.
Когда мы пришли на станцию и обратились начальнику станции, видим он румын, а не русский, оказывается, что русские офицеры и украинская рада во главе с Петлюрой, отдали румынам всю Молдавию, и потому во всех станциях стали начальниками румыны….»

 Тут потребуется небольшой комментарий.
Во-первых, отметим, что практически из русских солдат не захотел  «записаться»  в Добровольческую армию, чтобы бороться с большевиками.
В качестве наказания за это офицеры предложили румынским (!!!) полицейским произвести тщательный обыск у всех наших солдат, который закончился форменным грабежом со стороны румын.
Разумеется, авторитета «белым» офицерам-добровольцам в солдатских массах это отнюдь не добавило.

Во-вторых, неожиданно для наших солдат выяснилось, что «русские офицеры» (а на деле – генерал Щербачев) «и украинская рада во главе с Петлюрой, отдали румынам всю Молдавию, и потому во всех станциях стали начальниками румыны».
Это ОЧЕНЬ осложнило дальнейшие скитания русских солдат в Бессарабии:

«Тогда мы поняли, что офицеры наши, которые оставили нас, собрались против большевиков вместе с румынскими войсками и немецкими частями, которые заключили союз совместно с петлюровскими властями, все против большевиков. Но все же после пяти составов собрали и нам состав.
Да, когда шел последний состав, и там были открытые платформы со всяким скарбом: кухни, повозки были нагружены, и вот мы вздумали как никак пробраться дальше вглубь России, чтобы не пропасть с голода, так как продуктов у нас нет – все отобрали, и питались только тем, кто чего где достанет.
 
Вздумали сесть на одну из платформ, но не успел товарищ мой ухватиться за борт платформы, как часовой, находившийся на платформе тоже в офицерской форме, когда стал просить его, чтоб нас посадить, сперва он ничего не ответил, а когда товарищ стал садиться, тогда часовой офицер со всей силой ударил его прикладом в грудь, товарищ мой упал без сознания, насилу его подняли и после того уже не стал никто лезть…

Что делать, наши русские солдаты стали из вагонов вылезать и расползлись на все стороны, конечно по направлении домой. Домой, только домой, скорей бы попасть, а никто об этом не думал, как добраться до дому без денег, без продуктов. Брошены на произвол судьбы, как хочешь, так и питайся, как хочешь, так и ползи, двигайся.
И все находившиеся с нами солдаты, как бараны без пастуха, расползлись и только все на восток, никто не думал оставаться на чужой далекой земле. По два, по три человека пошли мы по хуторам просить куски или картошины, меж тем двигаясь вперед, кто как пробирался никто не знает, а как мы с товарищем шли все время вдвоем, где просили кусочки, где давали нам сами поселяне, видя, что мы бредем как тени оборванные и голодные, и сознавая нашу участь. Некоторые даже попутно подвозили нас от населенного пункта до следующего населенного пункта…

И вот добираемся до города Бендеры, а тут не доходя Бендер, нас стали стращать, что дескать, переходя через мост, румынские солдаты, стоявшие на посту у моста через Днестр, расстреливают русских солдат.
Тут мы дались в панику, как быть, некоторые стали поворачиваться в сторону, думая миновать мост и город Бендеры, но мы с товарищем думали – все равно наверно не миновать беды, куда бы не пойти, раз уже такое дело, и участь наша такая…»

Не слишком-то веселая участь, не правда ли?!
Солдаты оказались брошены всеми: и своим командованием и бывшими союзниками-румынами, которые стали проявлять к русским откровенную враждебность.
Характерный эпизод произошел  с одним, быстренько «самоопределившимся», уроженцем Киевской губернии:

«И вот, идя с нами один украинец, солдат Киевской губернии, все с нами спорил, что дескать правильно сделал Петлюра, что заключил с немцами союз и допустил на украинскую землю, как будто защищать Украину от большевиков грабителей.
Он приводил даже доводы в таком виде: - «Как вот по-вашему, если к тебе в дом зайдут некие грабители и начнут очищать твое добро и ломать все что попало, как ты думаешь, не позовешь ли ты соседа на помощь, чтоб отогнать грабителей? Так и Петлюра наш», - он сказал прямо «наш», потому что считал, что Петлюра уже был как главой украинского отделенного от России государства.
Но мы все же ему твердили, что это неправильно, потому что как немец наш враг и его не нужно было допускать до Украины, хотя конечно мы еще все не полностью разбирались политикой».

Интересно, что несколькими днями позже восторги этого украинца от немецкой «помощи» Украине сильно поуменьшились:
«И вот со спорами и разговорами мы незаметно доходили до Бендер и, не доходя до города километров десять, решили еще проверить правдивость слухов, ранее услышанных нами. Действительно, подтверждались ранее услышанные нами слухи, что румыны расстреливали группами, переходящих через мост, но только ночами, и слышно было, якобы брали или собирали бродящих солдат, и под видом переправы расстреливали их, но с приходом немцев прекратилась эта история, так как немцы взяли охрану моста на свою ответственность.
Мы и подались опять по хуторам попрошайничать и попроситься опять переночевать, где-нибудь в тепле, хотя верно днем было тепло, но ночами было прохладно, так как время было начало марта.
И мы со станции близ Ясов всю Молдавию до реки Днестра прошли пешком, и интересно, хотя бы кто-нибудь нас остановил и спросил, что за люди и куда ползете…

И вот по дороге нас догоняет на подводе один крестьянин, и предложил нам сесть или согласился подвести до станции, так как он едет туда попутно и назвал, кажется, наименовании станции «Михайловский», подлинно не помню.
И вот он впервые нам рассказал, что как немцы с ними обращаются.
Ведут себя как хозяева, что им надо, то берут, не разбираясь ни с чем – скотиной, хлебом, мясом, маслом, молоком – ничего не платят, совсем разоряют нас они.
И вот тогда то с нами шедший украинец Киевской губернии свой нос повесил, и молчком, ничего не говоря с нами, доехали мы до станции, поблагодарили возчика и ушли от него к станции…»


Пройдя пешком всю Бессарабию, наши солдаты умудрились сесть на какую-то открытую железнодорожную платформу и кое-как добраться до Киева:
«…в Киеве имеется представитель, не знаю от большевиков, не знай от меньшевиков, но только из русских и немецкий петлюровский представители были в Киеве.
И вот не желавших примкнуть в какую-либо из армий, а следующих домой, собирали и отправляли в Россию. Так же и мы по прибытии в Киев, прямо направились в это консульство и предъявили свои документы. Они сделали на них отметки и сказали: - «Идите на станцию и предъявите эту отметку, там скажут вам куда идти».
 
Вот тут опять встретились с этим украинским солдатом, который нам доказывал в помощи немцев о выгоне грабителей собственного дома:
- «Да», - говорит, - «я сильно ошибся в своих словах, теперь все слышал и понял значение этой немецкой помощи, и по возвращении домой я буду бороться против этой помощи», - и он больше ничего не сказал и ушел от нас, больше мы его не видели…»


В конце концов, измученный такой дорогой М.М. Максимов добрался до родного дома в России. Там у него состоялся острый диспут, хорошо демонстрирующий, какое озлобление в солдатской среде вызывали тогда офицеры, мировая война и «старые порядки»:

«Зять позвал к ужину своего товарища учителя, ну и пошли за выпивкой разговоры, расспросы – где был, на каких фронтах участвовал, и почему фронтовики бросали свой фронт, открывая дорогу немцам для вторжения на нашу землю и так далее.
Я рассказал все подробно, что это мол неправда, что это проделывали исключительно командный состав и баламутили солдат – то дают приказ одним наступать, а другим отступать, что было и в наших частях.
А оружие мы отдали тоже обманом, предложили нам, якобы, выезжаем в Россию, а винтовки и оружие, т.е. военное снаряжение, будет следовать за нами, так нас эти офицеры провели.
 
А этот учитель возьми и сболтни, что «я тоже был», - говорит, - «офицером».
Ну и под хмельком меня и взорвало, как сразу вскочу:
- «Как! Ты тоже был офицером!? Это ты меня ограбил дорогой в Яссах! Это ты меня заставил дорогой голодать! Это ты меня обул в рваные сапожнишки! Это ты на меня накинул рваную шинель, подлец ты такой! А это ты меня заставил всю Украину и Молдавию пройти пешком!».
«Слушай, слушай, товарищ, я же там не был».
«Если ты там сам не был, то твои погоны там были».
 
Я так расходился со хмелька, что едва уговорили меня. Когда я успокоился и начали мирно разговаривать, я и говорю:
- «Как не досадно, видите в чем я прибыл, видите как я измучился, шел по дороге, как тень человеческая, а не человек».
Он подтвердил только: - «Да, правильно, это всякого возьмет зло», - и на этом кончили разговор…»

На этом эпизоде мы и закончим экскурс в исторические перипетии времен Первой мировой и Гражданской войн.
В качестве выводов, следует сказать вот что.
К сожалению, примеров откровенного коллаборационизма с оккупационными властями, а то и прямого предательства интересов Российской империи в годы Первой мировой войны хватало.
Я не стал в этой главе подробно расписывать действия прибалтийских националистов в ту пору, но кое-какие моменты следует напомнить:

В условиях германской оккупации, тамошняя националистическая интеллигенция и зажиточные слои общества инспирировали обретение своей псевдонезависимости (естественно под протекторатом Германской империи).

На территории оккупированных прибалтийских провинций Курляндии и Лифляндии местные националисты  попытались воссоздать  Курляндское  и Ливонское герцогства, однако  Германская империя решила  создать там  буферное  «Великое герцогство Ливонское», соединённое личной унией с прусской короной.

Осенью 1918 года германский император признал независимость Балтийского герцогства со столицей в Риге.
В октябре 1918 года рейхсканцлер Максимилиан Баденский передал управление Прибалтикой от военных гражданскому правительству.
На время отсутствия герцога властные полномочия должен был осуществлять образованный в ноябре регентский совет (4 немца, 3 эстонца, 3 латыша), который возглавил барон Адольф Адольфович Пилар-фон-Пильхау.

В Литве, находившейся под германской оккупацией в сентябре 1917 года возникло литовское националистическое движение Тариба, провозгласившее своей целью образование «независимого государства».
Немцы тогда предложили посадить на литовский «независимый» престол своего кандидата. Таковым оказался герцог Вильгельм фон Урах, один из представителей Вюртембергской династии.
Ему даже успели придумать соответствующее имя — Миндаугас II, но тут наступил ноябрь 1918 года и литовцам пришлось обойтись без германского короля на своем «независимом» троне…

После поражения Германии (11 ноября 1918 года) немецкие оккупационные войска (в первую очередь Железная дивизия Рюдигера фон дер Гольца) по указанию Антанты были оставлены в Прибалтике с возложением на них поддержания порядка.
 
В этих условиях через несколько дней, 18 ноября было сформировано правительство и провозглашена независимость Латвии.
Никаких выборов и референдумов при этом, разумеется, не производилось.
7 декабря К. Ульманис подписал договор с представителем Германии о сформировании совместного Прибалтийского ландсвера, в состав которого вошли как немецкие, так и бывшие русские офицеры, в основном латышского происхождения…

Наиболее ярким сотрудничество с германскими оккупационными войсками было в Финляндии, Польше, на Украине и в Прибалтике.
Во всех этих странах национальная «элита», воспитанная в хваленых царских гимназиях, в массе своей, если не ненавидела Россию (и все русское), то презирала ее, и в военное время с удовольствием пошла на открытое сотрудничество врагом.
Именно из рук кайзера и руководства Германской империи все эти страны получили тогда свою «независимость» (под германским протекторатом и немецкими «королями»), а затем, после поражения Германии в ПМВ, вынуждены были экстренно «переобуваться на лету», предлагая Антанте  свою дружбу и преданность и используя русофобию, как козырную карту.

На фото: построенные шпалерами германские войска в Ковно приветствуют триумфальный визит на оккупированные территории Прибалтики кайзера Вильгельма Второго. 1916 год