Татьяна Степановна вопреки своему ничем непримечательному происхождению была женщиной изящной.
Изящества в ней было столько, что иной, не очень сведущий в изяществе человек (прости господи, можно ли вообще такого назвать человеком), сказал бы, что Татьяна Степановна попросту толстушка, но нам, сведущим в изяществах людям, она безусловно показалась бы скорее Мопассановской пышечкой.
Она любила все корсетно-оборчатое, фарфорно-манерничатое, флер-де-лиз-утонченное. В ее обыденной же речи изящность представлялось в виде тонких намеков на то, что она действительно хочет донести, посылая многозначительные взгляды и выдерживая душещипательные паузы из под полов ее простой, но разумеется, изящной шляпки.
Вот захочется ей еще чашечку чая, и вопрошает она своим изящным голосом: «А вы помните эти строки у Омара Хаяма:«Вода Я пил её однажды. Она не утоляет жажды»? Нет, да, жаль, отличные строки, не находите?»
Или допустим, Татьяна Степановна вздумает раздражиться по поводу звонкого чавканья коллеги яблоком, она возьмет да тонко так намекнет – «Кстати, в Соединенном королевстве считается высшей степенью владения этикетом, если при откусывании яблока слышно, как Биг Бен отбивает полдень».
А иной раз скажет ей кто-нибудь в очереди комплимент относительно ее «изящного» (см. полного) бюста, так и зальется краской, запышет, задышит, хоть корсет растягивай, зачем же так прямо! Так не изящно!
Как вы поняли, жилось Татьяне Степановне в ореоле ее тонких намеков не очень-то комфортно, иногда ей становилось очень одиноко, даже сидя за ее любимым роялем с изящными завитушками нот на крышке и с раскрытой книжечкой стихов Томаса Элиота.
И вот однажды, проходя мимо цветочной лавки в глубокой задумчивости, она услышала: «Офелия в цветах, в уборе из майских роз и нимф речных в кудрях…Милая барышня, не обронили ли майской розы?».
Пробудившись от своего внимания звукам дум своих, увидела того самого, изящного, сидящего за столиком в темно-лиловом пиджаке с розочкой в кармашке. И слышится ей – «не присесть бы вам на минутку, красавица ненаглядная?».
Татьяна Степановна отвечает: «Цветов я не теряла, под ветками плакучих ив давно проплыло покрывало в сплетеньи майских роз и нимф», что вероятно означало с перевода с изящного на русский– «а вот возьму да присяду, только еще раз попроси».
Изящный ей в ответ: «Да, кажется недавно я видел нечто похожее, пока на берегу я наблюдал речную сталь. Так значит мы знакомы» - «решила, давай уже садись».
Так проговорили, пока не перебрали в своих тонких намеках Блока, Гамлета и даже немного Рильке.
Потом изящный господин тонко намекнул, что был бы счастлив проводить ее до квартиры, а может и остаться на все такое фарфорно-манерничатое, флер-де-лиз-утонченное, она, конечно же тонко намекнула, что насчет фарфорно-манерничатого не обещает, но можно что-нибудь придумать, а все проходили мимо и думали – «вот дают, гляди», то есть «как неожиданно, одно слово – изящно!».