Предыдущая часть находится здесь.
http://www.proza.ru/2018/08/09/79
Глава седьмая. Долг платежом красен
1.
* * *
Курт медленно удалялся от реки. Выстрелив дважды в воздух, чтобы имитировать расстрел мальчишки, он сразу же развернулся и пошёл в деревню. Немец медленно брёл, не оглядываясь назад, не зная, смог ли парень, которого он отпустил, переплыть реку.
"Если Бог ему поможет, то он доберётся до противоположного берега", - думал Зайнер. Он всем сердцем хотел, чтобы у парня получилось.
В его душе происходила невидимая остальному миру борьба. Ему внушали, что для Германии лучшей идеей является нацизм, который основан на теории расового превосходства. Говорили, что остальные нации не являются полноценными людьми. Они, если смотреть в самую суть, ближе к животным, чем к людям. Будучи призванным в армию в начале июня 1941 года, он начал войну с СССР с самого первого её дня. Он шёл вместе с походными ремонтными мастерскими за армией и видел местных жителей, их быт, их жизнь. Сначала они действительно казались ему недочеловеками. Когда представитель одного народа наблюдает за жизнью другого, то, на первый взгляд, уклад, традиции и обычаи кажутся дикими, хотя они просто другие. Так уж устроен человек, которому всё новое, непонятное, другое кажется если не пугающим, то диким, варварским.
В Вихровке Курт работал в ремонтной мастерской уже почти два года. Их перестали постоянно перебрасывать с места на место, сделав базой именно эту деревню. Живя в Вихровке, Зайнер лучше узнал жизнь местных жителей. В какой-то момент он осознал, что они не варвары, а просто живут не так, как, скажем, немецкие крестьяне. В сущности это те же люди, просто у них другие обычаи и живут беднее. За этим выводом следовал другой. Получается, если в России живут такие же люди, как в Германии, то их руководство, опирающееся на теорию расового превосходства, ошибается. Их фюрер, которому он, как и все немцы, верил, не сомневаясь в его словах, ошибся. Курт гнал от себя эту мысль, но она упорно возвращалась. Ведь если фюрер ошибается, то вся эта война затеяна для обогащения определённых кругов, а простым немцам задурили головы теориями и лозунгами.
Размышляя обо всём этом, Курт Зайнер не заметил, как дошёл до здания бывшего сельсовета. Он и сам не осознавал, какой имел вид: поникшая фигура, опущенная голова, потухший взгляд. Это производило впечатление.
- Эй, Курт! - вдруг окликнули его. Зайнер обернулся. С крыльца спускался Гюнтер Хальд. Подойдя к нему, гестаповец спросил:
- Ну как, всё в порядке?
- Так точно! - ровным и каким-то бесцветным голосом ответил Курт.
- Расстрелял юнца?
- Так точно.
- Молодец! Видно, что ты служишь немецкой нации, - с довольными интонациями в голосе ответил Гюнтер. Сам же он подумал:
"Как тебя зацепило-то! Штейнике был прав, на этой войне чистеньких не останется. Ты думал, что всегда будешь возиться со своими железками, а тут пришлось убить человека, да ещё и не в бою. Как тебя карёжит! Ну ничего, всё пройдёт. В конце концов Германии нужны солдаты с нордическим характером. Где же закалять его, как ни в таких условиях?".
2.
* * *
Курт долго не мог уснуть. Мысли, постоянно терзавшие его, не давали отдохнуть. В конце концов усталость взяла верх над всеми думами. Зайнер провалился в сон, но спал неспокойно. Ему снился фюрер, который объяснял, что он зря отпустил юнца.
- Это неполноценный человек! - визгливо кричал он, - Задача всех истинных немцев - очистка земли от таких, как он. Ты не немец! Позор тебе!
Внезапно откуда-то донёсся крик:
- Тревога! Подъём, тревога!
Курт дёрнулся и проснулся. В его ушах всё ещё стоял визгливый голос фюрера, но его быстро заглушили другие звуки: крики, ругань, топот ног и сильная стрельба.
Курт быстро влез в брюки, надел кабуру, набросил шинель и выскочил из казармы. На улице оказалось светло, словно была не ночь, а день. Освещало всё вокруг, правда, не ласковые солнце, а злое пламя от горящих зданий. Звуки боя быстро перемещались от мастерских в сторону казармы.
- Курт, что застыл? Удирать надо! - крикнул ему подбежавший человек, в котором Зайнер с трудом опознал Гюнтера Хальда.
- Что случилось? - спросил он.
- А сам не видишь? - с издевательскими интонациями ответил гестаповец, - Партизаны напали. Их около полутора сотен, а у нас всего чуть более трёх десятков солдат, половины из которых уже нет. Эти русские варвары грамотно воспользовались фактором внезапности. По-тихому сняли часовых и напали.
- Тра-та-та-та-та - донеслось из-за угла ближайшего здания. Курт увидел, как над головой Гюнтера пронёсся огненный рой и, отрекошетив от кирпичной стены казармы, скрылся в темноте, пропев лукаво-предупреждающе:
- фью. Фью-фью-фью.
- Курт, мать твою, ты со мной или как? - заорал перепуганный Гюнтер.
Они побежали, держась стен домов, избегая середины улицы, чтобы максимально затруднить потенциальному стрелку прицеливание. Проскочив центральную улицу, Курт и Гюнтер забежали за последний дом.
- Куда бежать-то? - спросил Зайнер, громко пыхтя.
- С подготовочкой у вас совсем плохо, как я погляжу, - заметил Гюнтер, который почти не запыхался, - Думаю, что нужно бежать к реке, переплывать её и прятаться в лесу. В скором времени подойдут наши части и спасут уцелевших.
С улицы, по которой они только-что бежали, донёсся взрыв гранаты. Не сговариваясь, они припустили дальше, словно два зайца, на которых идёт охотничья облава.
Наконец, показалась речная гладь. Свет от пожара заставлял её таинственно поблёскивать, навивая что-то мистически жуткое. Почти на самом берегу реки Курт почувствовал, что по его ноге что-то сильно ударило. Нога дёрнулась вперёд, потом подогнулась и Курт упал. Быстро вскочив, он вскрикнул от боли.
"Кажется меня ранили", - подумал он. До реки было около двух десятков метров. Адреналин, плескавшийся в крови, дал ему сил достаточно быстро доковылять до береговой кромки и броситься в воду.
3.
* * *
Скорость бегства не позволила ему задуматься о том, что переплывать Вихровку лучше без одежды, чем в ней. Курт даже не выбросил пистолет, который теперь заметно тянул его вниз. Кроме того, раненная нога хотя и стала меньше болеть, охлаждённая водой, но не давала возможности нормально плыть. Зайнер грёб изо всех сил, стараясь как можно реже задействовать повреждённую конечность, но получалось у него плохо. Впереди него бодро бултыхал по воде Гюнтер. Гестаповец, по его собственным словам, плавал неважно.
- У меня только по собачьи плыть получается, - как-то смущённо признался он в кругу сослуживцев.
Сейчас, желая уцелеть любой ценой, Хальд забыл о том, что он очень плохо умеет плавать. Курт был гораздо лучшим плавцом, но раненная нога не позволяла ему продемонстрировать свои умения в этой области. Расстояние между ними неуклонно увеличивалось.
Вдруг Курт увидел, как что-то мелькнуло под водой. Присмотревшись, он углядел лишь какую-то зелёную полосу и ещё что-то перламутровое, быстро мелькнувшее в глубине. Это нечто стремительно приближалось к Гюнтеру. Вдруг гестаповец вскрикнул, беспорядочно засучил руками и ногами, а потом скрылся под водой. Вынырнул, вдохнул воздуха, хотел что-то крикнуть, но снова исчез в реке. Неведомая сила развернула его и, когда Гюнтер вынырнул снова, Курт увидел его лицо: бледное, искажённое животным ужасом, а из глаз истекала обречённость загнанного зверя.
- Курт! Мирм... А-х-х... Буль-буль-буль.
Гюнтер Хальд вновь погрузился в воду, но больше его короткостриженной головы на поверхности Курт не увидел. В сердце Зайнера проникла противная льдинка страха. Вот только что Гюнтер бодро и неумело шлёпал по воде руками и ногами, а сейчас его нет.
"У него свело ногу. Со мной этого не случится. Мне нужно доплыть. Я хочу жить. Плевать на фюрера, но я должен выжить ради Михаэля, ради Хельги и Ирмы, ради любимой Герты", - подумал Курт и принялся с ещё большим остервенением загребать воду. Зайнер не знал, откуда у него взялись силы, но он, как заведённый, выбрасывал за голову правую руку, поворачивал корпус, выбрасывал левую, помогая себе одной правой ногой.
Внезапно он почувствовал движение воды под собой. Что-то крупное пронеслось под ним, задев его чешуёй хвоста. Почему-то это прикосновение было тёплым, а не холодным, ведь рыбы хладнокровны. Вода забурлила и что-то показалось впереди и чуть левее его. Курт немного повернул голову и едва не захлебнулся. На него зелёными глазами смотрела сестра того парня, которого он отпустил.
"Но ведь она мертва. Её убил Алекс. Этого не может быть. У меня галлюцинации от стресса", - метались в его голове успокоительные мысли..
"А ведь она стала ещё красивее, чем была при жизни. Лицо просто идеально. Ничего не нарушает красоту. У нормальных людей так не бывает. Обязательно появится какая-нибудь точка, складочка, ямочка или родинка. Эти зелёные глазища! А за спиной видны волосы, которые тоже зелёные. Вот только недобро она на меня смотрит. Много бы я дал, чтобы сейчас оказаться подальше от неё", - думал Курт, механическими движениями продолжая плыть. Вдруг за спиной девушки что-то мелькнуло. Зайнер скосил глаза и вскрикнул:
- Мермейд!
Это восклицание словно стало для русалки, которых в западных странах называют мермейд, сигналом. Она стремительно рванулась к Курту. Он зажмурился и приготовился к гибели. Если уж водная дева утопила Гюнтера, то с чего бы ему ждать снисхождения от неё. Ощутив прикосновение девичьих рук, он напрягся, но они оказались тёплыми, словно их обладательница и не плавала в воде, а жила жизнью обычного человека. Руки обхватили его и... Курт ощутил, что его повлекли, но не вниз, а вперёд. Вода вокруг забурлила, стремительно обтекая его тело. Это означало, что скорость его перемещения значительно возросла. Примерно через полминуты руки отпустили его, движение замедлилось, а колено что-то задело. Это было илистое дно. Зайнер встал на ноги, скривившись от боли в раненной левой, и понял, что он находится на другом берегу. Оглянувшись на реку, он ничего не увидел.
- Спасибо! - громко сказал Курт по-немецки и, сильно прихрамывая, пошёл на берег. Для него путь к спасению был открыт. Он ещё не знал тогда, что из всех немцев, расквартированных в Вихровке, уцелеть посчастливилось только ему одному.
4.
* * *
Командир 321-го пехотного батальона Франк Шумке въехал в Вихровку на своей машине. Дерзкое нападение партизан на ремонтную мастерскую спутало карты многим немецким армейским начальникам. Наступление Красной армии развивалось достаточно успешно. Фашистам никак не удавалось хоть где-нибудь надолго закрепиться. В этих условиях невозможность быстро отремонтировать боевую технику была очень не кстати. Существовали, конечно, и другие мастерские, но они были дальше. Доставка повреждённой техники туда занимала больше времени, а его как раз сейчас и не хватало. Командование отправило его разобраться, дав чёткие инструкции для любого варианта развития событий.
Подъехав к зданию администрации, которое местные называли сельсоветом, Франк вышел из автомобиля и направился к крыльцу. Совещание должно было начаться через 5 минут. Выкурив папиросу, он вошёл в дверь и направился в кабинет местного председателя.
- Вальтер, доложите о происшедшем! - обратился он к начальнику своих разведчиков.
- В ночь с 8 на 9 августа на деревню Вихровка было совершено нападение партизан. Судя по следам и рассказам местных жителей, их было около 150-200 человек. Сопротивление гарнизона было быстро подавлено. Коменданта Эрика Штейнике расстреляли перед сельсоветом. Его тело найдено и подготовлено для отправки в Германию, где он будет погребён с воинскими почестями.
- Что по уцелевшим? Выжил кто-нибудь из наших солдат или работников мастерских? - хмуро спросил Шмутке.
- Часть людей стала искать спасения на другом берегу реки. Со стороны Вихры партизаны не атаковали, так что, если переплыть реку, можно было укрыться в лесу. До реки добрались немногие, а достичь своей цели удалось только некоему... - докладчик открыл блокнот и бросил взгляд на исписанную страничку, - Его зовут Курт Зайнер. Сейчас он отправлен в госпиталь. Я лично хотел поговорить с ним, но его рана на ноге воспалилась, так что он находится в бредовом состоянии. Постоянно повторяет лишь одно слово: мермейд. Рискну предположить, что переправа через Вихру вплавь с раненной ногой оказалась очень трудной. Остальные люди, переплывая реку, утонули. Вот только...
- Что? - спросил своего подчинённого Шмутке, заметив, что тот немного замялся.
- Странное дело. Утонувших течение вынесло на этот берег, но лежат они в линию. Ощущение такое, что кто-то специально их так положил, когда они были уже мертвы.
- Глупости, - фыркнул Франк, - Не нагоняйте мистики, Вилли!
- Слушаюсь! - браво ответил тот, но по его глазам Шмутке видел, что подчинённый остался при своём мнении.
- Есть возможность в краткий срок восстановить мастерские? - повернулся Франк к начальнику инженерного подразделения.
- Нет, господин капитан, - ответил пожилой офицер, - всё разрушено до основания. Оборудование уничтожено, да и сами здания держатся на честном слове.
- Тогда поступаем так. Эту территорию нам всё равно не удержать. Поэтому, подчиняясь инструкциям высшего армейского командования, приказываю:
1. всё ценное, что можно транспортировать, собрать и вывезти;
2. местных выгнать из домов. Сначала привлечь к работам, а затем прогнать в лес. Надо бы их, конечно, расстрелять, но нет на это времени, да и патроны нужно беречь;
3. Перед уходом из деревни, её надлежит сжечь. Всё должно гореть! Красные должны прийти на выжженную землю. На этом совещание окончено.
Через два дня немцы ушли из Вихровки, оставляя за собой зарево пожара. Впервые в своей истории деревня была сожжена дотла. Жителям предстояло отстроить свою родную Вихровку с нуля, но сначала нужно было победить сильного, коварного, бесжалостного и беспредельно жестокого врага. До победы над немецким нацизмом оставалось менее двух кровавых лет.
Глава восьмая. Возвращение с войны
1.
* * *
- Вот здесь останови! - попросил мужчина, указывая водителю на довольно узкую грунтовую дорогу, отходящую от основного шоссе.
- Да не вопрос! - выжимая педаль тормоза, улыбнулся бородатый мужик лет тридцати, обнажив жёлтые от постоянного курения зубы, - Стал быть, там твоя деревня?
- Да, там я до войны жил. Как-то меня встретят?
- Как же ты на костыле своём попрыгаешь?
- Да доберусь как-нибудь. Видишь, на войне не пропал, а на своей земле и подавно не пропаду.
- Нет брат, так дело не пойдёт. Хрен бы с этими начальниками! Подумаешь, задержусь малость.
С этими словами мужик стронул полуторку с места, с силой выворачивая руль влево. Небольшой грузовичок выехал на грунтовку и затрусил по ней, почти каждую секунду подпрыгивая на колдобинах.
- Спасибо! - сказал пассажир.
- Да ерунда! Неужто солдат солдату не поможет?
- Так-то оно, конечно, так, да только как до дела доходит, мало кто помочь соглашается.
- Это всё тыловые крысы. Кто на передке был, да под обстрелом с бомбёжками выжил, те никогда товарища не бросят. Ты лучше скажи, кто тебя встречать должен?
- Семья у меня здесь. Брата младшего, наверное, призвали в начале войны. На тот момент ему оставалось три месяца до совершеннолетия. Ещё сестра Василиса. Сейчас ей должно быть как раз 18. Мамку с батюшкой увижу. Как-то они войну пережили? О, да мы уже при...
Мужчина замолк на полуслове, поскольку обозрел всю безрадостную картину, открывающуюся перед ним. Фактически деревня отсутствовала: не было домов, колхозного коровника, амбаров. Не было почти никаких построек. Сохранилось пара чудом уцелевших небольших сараев, стоявших на противоположных окраинах. Остались лишь русские печи, направившие в весеннее небо свои закопчёные трубы.
- Боже мой! - выдохнул пассажир. Шофёр лишь горестно покривил уголки губ. Он много ездил по фронтовым и прифронтовым дорогам, поэтому навидался таких картин столько, что они давно перестали вызывать у него какие-либо эмоции.
- Да, такие дела, брат! - вздохнул водитель, сочувствуя мужику, для которого именно это место было родиной.
- Спасибо, что подвёз! - дрогнувшим голосом поблагодарил пассажир и полез из кабины. Уже привычно воспользовавшись костылём, он споро оказался на земле и медленно поковылял к тому месту, где когда-то был его дом.
Грузовик взревел, развернулся и, выпустив клуб сизого дыма, покатил обратно на шоссе.
Подойдя к своему дому, мужик нашёл лишь пепелище. Дом, два сарая и курятник сгорели дотла. Осталась лишь кирпичная печь, не поддавшаяся пламени. Светило тёплое майское солнышко, жужжали жуки и пчёлы, голосили какие-то пташки, ветер принёс запах свежей травы. Всё это так не вязалось с картиной грандиозного разора, что становилось не по себе. Внезапно бывший солдат почувствовал, что сил стоять у него больше нет. Он сел прямо на землю, уронив рядом костыль. Закрыв лицо мозолистыми, грубыми ладонями, он беззвучно плакал.
2.
* * *
- Ванька, ты что ли? - раздался внезапно знакомый голос. Утерев солёные капли, Иван поднял голову.
- Здравствуйте, Прохор Антипович! - поздоровался он, - А я уж думал, что никого в деревне не осталось.
- Нет, много наших выжило. Фашисты только деревню спалили, а народ почти не тронули. Я так понял, что торопились они шибко. Если бы не это, то всех бы положили, поскольку злы очень были.
- А где же все тогда? - удивился мужчина.
- Да возле леса пока устроились. Там в землянках живём. Брёвна вот заготавливаем, собираемся дома ставить, чтобы до зимы хоть что-то успеть построить. Нам помочь обещали, так что ждём. Если не помогут, то трудно зимой придётся. Хотя, ты знаешь, прошлую зиму как-то пережили, так что не пропадём.
- Не унывающий вы мужик, Прохор Антипович, - с уважением покачал головой бывший солдат.
- А чаво, ворога прогнали, теперича и жизнь мирную восстанавливать будем. Всем дело найдётся, так что не вешай нос! Да что мы тут-то беседуем? Пойдём-ка к нам, в нашу земляночную деревню.
Добравшись до луга, на границе которого с лесом виднелись несколько десятков землянок, они подошли к одному из этих временных жилищ. Рядом с ним краснел угольками костёр.
- Сейчас мы чайку-то соорудим, да и поговорим за житьё-бытьё.
Разведя костёр, Прохор Антипович выволок из шалаша котелок и треногу. Наполнив посуду водой, бодрый старичок повесил котелок над огнём, и, сунув руку в карман, достал какой-то бумажный свёрток.
- Не поверишь, Ванька, с довоенных времён ещё сохранился, - похвастался он, бросив в закипающую воду горсть заварки.
- Ох, Прохор Антипович, уж и забыл, когда чаёк-то настоящий хлебал. В госпитале совсем слабенький был.
- Вот сейчас и попьём. Сам берёг его до особого случая, а тут он и наступил.
Наконец вода закипела. Председатель разрушенного немцами колхоза принёс из шалаша две кружки, которые и наполнил горячим чаем, благоухающим мирным ароматом довоенной жизни.
- Как родичи мои, всё ли с ними в порядке?
- Сестра твоя осталась. Родители прошлой зимой от лихоманки сгинули. Мы тогда, считай, в лесу жили. Вырыли землянки да ветками их утеплили, вот и все дома. Родители твои - люди в возрасте, так что пережить холода не смогли.
- А где сейчас сестра? - сглотнув комок в горле, спросил Иван.
- Она сейчас на работах. Колхозные обязанности с нас никто не снимал. Армии нужен хлеб, да и самим как-то кормиться необходимо. Дай Бог, что-то соберём. Там ещё озимые посеем. В следующем году, надеюсь, житуха наладится.
- А что с Ксюшей?
- Нет её больше. Убил её один фашист ещё в сорок первом. Если тебя это утешит, то сам он тоже сгинул. В следующем году утоп в Вихровке. Нашли его на бережку, всего водорослями опутанного. Поговаривали всякое, но в конце концов решили, что утоп он. Нырнул, видать, да в водорослях запутался.
- Ясно.
- Вот и ладненько. Ты отдыхай, а завтра вливайся в наш дружный колхозный коллектив. Будем работать да мирную жизнь восстанавливать.
- Хорошо, Прохор Антипович, вот только работник с меня сейчас не особый.
- Ерунда, у нас работа для всех найдётся.
Председатель поднялся и собрался уходить, как вдруг что-то вспомнил и обернулся к Ивану:
- Это, сынок мой Мишка тебе какое-то письмо накорябал. Меня просил не читать, а вручить тебе, как выражается наша Валя, лично в руки.
С этими словами старик нырнул в шалаш и уже через полминуты стоял рядом с Иваном, протягивая ему бумажный самодельный конверт.
- Вот, читай, а я пошёл. Надобно проследить, как там работают наши.
Прохор Антипович ушёл. Иван разорвал конверт и достал оттуда страничку, вырванную из школьной тетради.
"Здравствуй, Иван! - начиналось послание, - Я решил тебе написать, поскольку может статься так, что я буду в армии, когда ты вернёшься в деревню. Я тебе хочу рассказать о тех событиях, что произошли в Вихровке, пока она была под пятой врага. Некоторые из них выглядят настолько фантастично, что ты мне не поверишь. Помни, что это я, Мишка Холодный, который не будет врать. Прошу, поверь тому, что я тебе расскажу и сделай так, как я прошу."
Прочитав письмо, Иван действительноне поверил. В такое просто невозможно поверить, но он и в самом деле знал Мишку. Тот не стал бы в такой ситуации насмехаться над человеком, потерявшем любимую.
"Ладно, я ничего не теряю, сделав всё так, как просит Мишка", - решил Иван.
3.
* * *
Над округой воцарилась ночь. Луна проложила свои дорожки по речной глади, превращая воду в нечто таинственное и волшебное. Иван сидел на берегу, поглаживая лежащий рядом костыль. Вокруг не было никого, кроме вездесущих комаров, которые радовались такому вкусному гостю, как человек. Бывший солдат находился здесь с самого заката.
"Неужели Мишка всё придумал?" - в очередной раз подумал он.
Вдруг вода заволновалась, немного исказив лунную дорожку. Иван встрепенулся и посмотрел в том направлении. Что-то приближалось к берегу. Когда расстояние до суши уменьшилось до предела, нечто показалось на поверхности. Опираясь на костыль, Иван поднялся на ноги и подковылял к самой кромке воды. Голова появилась на поверхности внезапно, отчего фронтовик вздрогнул. Потрясающее в своей красоте лицо смотрело на него зелёными глазами. Он легко узнал это лицо, которое ему довелось столько раз целовать. Узнаванию не мешали даже огромные зелёные глазища, которые до войны, он это накрепко запомнил, были голубыми.
- Здравствуй, Ванюша! - прозвенел в ночной тишине хрустальный голос. Он тоже изменился, став более звонким, более волшебным и каким-то музыкальным.
- Здравствуй, Ксюша! - хрипло выдохнул Иван, сглатывая подступивший комок.
- Узнал меня? Значит мой брат выполнил то, о чём я его просила?
- Да, он оставил мне письмо. Сейчас он, наверное, на фронте.
- Да. Я его просила, чтобы ты пришёл сюда.
Ксения подплыла к самому берегу и, легко подтянув своё изящное тело, устроилась на бревне, которое лежало возле самой воды. Ивана поразили её длиннющие зелёные волосы. Их примерная длина равнялась его собственному росту, а мужиком Иван был крупным. Проведя взглядом по волосам, он заметил рыбий хвост, который в свете Луны поблёскивал перламутром.
- Что, Ваня, в таком виде я тебе не люба? - с интонациями искренней горечи спросила Ксения. Иван подошёл к брёвнышку, с трудом сел рядом и обнял русалку.
- Ты мне была люба тогда, люба и сейчас, - ответил он. Она ему поверила, ведь русалки точно знают, когда люди говорят правду, а когда врут.
- Значит Мишка всю правду рассказал? Во всём тот гад виноват?
- Да. Он только не знал об особенностях этого места. Раньше здесь действительно водились русалки, но после революции они пропали. Любая девушка, утонувшая в "Волчьих ямах", становится русалкой. Мне об этом рассказывала моя бабушка, которая даже сама видела их в нашей реке. Когда немец бросил меня в Вихру, я была ещё жива, так что... Сам понимаешь, что и как получилось.
- Я думал, что всё это враки?
- Получается, что правда. Бабушка говорила, что таким это место стало задолго до того, как здесь появилась наша деревня. Я так поняла, что всё случилось чуть ли не в эпоху Киевской Руси.
- И теперь тебе вечно маяться в нашей реке? - с содроганием спросил он.
- Если бы я утопилась от несчастной любви, то да. То есть не вечно, конечно, но лет тристо примерно просуществовала бы. А если речь идёт об убийстве, то семь лет с того момента, как умрёт убийца. Алекса Ханда я утопила 29 мая 1942 года. Получается, что через семь лет меня тоже не станет.
- Ксюшка! Да что же мы такого натворили перед высшими силами, что нам такие испытания? - застонал Иван и, уткнувшись в плечо Ксении, разрыдался, словно маленький ребёнок. Мужчины не плачут, но бывают моменты, когда рыдают и они. Сейчас наступил как раз один из них. Ксения знала, что если её любимый не выплеснет свою боль в слезах, то он просто сойдёт с ума. Лучше немного поплакать, чем стать умалишённым. Но её собственная боль оказалась не менее огромной, чем его. Они сидели, обнявшись, на бревне возле самой воды и плакали, изгоняя из себя страх и горечь потерь. Одна точно знала, сколько ей отведено времени этой странной жизни, а другой прошёл сквозь ужасы войны, оставив на поле боя собственную ногу. Один уцелел на войне, а другая стала жертвой оккупанта. Но их объединяла любовь. Они сохранили это чувство друг к другу, пронеся его через все испытания, ужасы и страдания. Им не суждено быть вместе, но любовь будет согревать их сердца до конца. Заканчивался май 1944-го. До победы оставалось чуть менее года, но эти двое уже победили. Они взяли верх над войной, над болью и ужасом, над жестокостью и муками, преодолели страдания и расстояния, чтобы на бревне скрепить поцелуем победу любви.
Эпилог
Эту историю мне рассказали, когда я и мой друг решили провести двухнедельный отпуск в его родной деревне. На дворе стояли девяностые, в городах было неспокойно, так что я с удовольствием принял его предложение съездить в Вихровку.
- Порыбачим, в лесу побродим, грибов пособираем, самогона, наконец, попьём, - уговаривал он меня. Я был не против..
К тому времени в Вихровке люди жили только в 19 домах. Это были, как правило, пенсионеры, которые всю свою жизнь провели здесь и никуда переезжать не хотели.
Как-то раз мы с Василием (так звали моего друга) решили заночевать на берегу Вихры, чтобы, встав пораньше, вдоволь наловить рыбки. Утренний клёв самый хороший, это вам любой рыбак скажет.
Возле реки мы заметили костёр. Подойдя ближе, увидели, что около него сидят два деревенских деда. Они тоже заметили нас и пригласили к костру. Старые рыбаки, как и мы, решили с утреца порыбачить, так что наши цели совпадали.
Довольно быстро мы разговорились. Пропустили по полстакана, но больше не стали, а то какая рыбалка с гудящей головой? Вот тогда я и услышал эту историю, которую и пересказал вам. Сначала я решил, что это очередная рыбацкая байка, только очень длинная. Рассказ старых рыбаков, однако, не выходил у меня из головы. Среди моих знакомых был историк, который тогда активно собирал материалы для своей книги о второй мировой. Я пересказал ему рассказ деревенских рыбаков и попросил, если будет возможность, поискать в немецких архивах некого Курта Зайнера.
Это невероятно, но через год с небольшим он мне позвонил и заявил, что нужно встретиться. Мы договорились, что я заскочу к нему на следующий день. В назначенный час я вдавливал кнопку дверного звонка его квартиры, держа в левой руке пакет с пивом и сушёной рыбой. Под пиво историк мне и рассказал, что действительно отыскался в архивах некий Курт Зайнер, который находился в Вихровке с 1941 по 1943 год. После ранения его отвезли в госпиталь, но спасти левую ногу не смогли. Демобилизовавшись, он остался жить в Вольфсбурге. В СССР не приезжал, умер в 1973 году. Так сложилась судьба врага, который не стал расстреливать Михаила Холодного.
О судьбе же Ивана Самсонова и самого Михаила Холодного рассказали в ту ночь старые рыбаки.
- Ванька-то сначала странным был, - говорил, щурясь на огонь, Антон Кузьмич.
- Да уж, очень странным, - поддакивал, дымя цигаркой, Иван Семёнович, которого в деревне все называли просто Семёныч, - при любой возможности на реку ходил, ночами там сидел. Рыбы много приносил, так что подозрений такое поведение не вызывало. А вот с сорок девятого перестал он рыбачить. В 1951 году женился, детишки появились и вроде оттаял он немного, хотя иногда становился мрачным и задумчивым. В конце восьмидесятых схоронили его.
- А Мишка вот буквально в прошлом годе на тот свет отправился, - продолжил повествование Антон Кузьмич, - Бабу свою пережил, но долго без неё не смог. А дети их в городе сейчас живут. Вроде не бедствуют, отцу отличные поминки устроили, но с тех пор в Вихровке нашей не появлялись. Эх, молодёжь, вся от нас поразъехалась! - тяжело вздохнул старый рыбак.
О судьбе русалки наши рассказчики ничего сказать не смогли, но сошлись на том, что через семь лет закончилось её время в этом мире.
Сейчас Вихровка заброшена. Ушли старики, молодёжь, как было верно подмечено, уехала в город, вот и осталась деревня без своих обитателей. Сколько таких деревень разбросано по территории огромной России? А сколько невероятных историй они скрывают? О многих из них уже никогда не узнать.
25.03.2018