Когда дорожная пыль, поднятая сверкающими колёсами «мерса» опустилась, команда штрафников и бандитов разглядела Лабаза на обочине дороги с белым домашним гусем подмышкой. Гусь грациозно выгибал шею, пытался освободится и сбежать в родное село, заглядывал в глаза Лабазу, олицетворявшему полное безразличие к судьбе пернатой скотины.
- Анюта! – послышалось откуда-то сбоку от гуся.
Команда штрафников обернулась, надеясь заметить полное или хотя бы частичное отсутствие крикуна Воронина.
– Что так смотрите? – испуганно спросил Воронин осипшим голосом. – Это не я кричал.
- Анюта! – раздалось опять на весь погост.
- Так ЮРКА-каюрка кричит, - обрадовался Зая, опознав друга по голосу. – Отпустите меня, а то ЮРКУ позову, он вам накостыляет.
- Анюта! – прокричал ЮРКА и остановился как вкопанный. Перед ним стояли глубокоуважаемый им Исаев в знакомых тапочках, Воронин, Лабаз, цыганий, львовский перебежчик. Также перед ним сидел известный мастер печатного слова Слобаденюк и лежал, обливаясь слезами от безысходности, Зая. Гусь, пасшийся у ног Лабаза, враждебно выгнул шею и пошёл на него.
- Анюта! – позвал на интеллектуальную помощь ЮРКА. Что теперь делать, оказавшись рядом со старыми знакомыми, он не знал, но на всякий случай залез на дерево, с треском обломав нижние сучья. – Уберите гуся, тогда слезу! – поставил условие для своего появления на тверди земной ЮРКА.
В это время Воронина осенило. Он точно знал, что друзья могут подвести, но логика – никогда! Он сопоставил факты, начертил веточкой таблицу, график перемещений, добавил время и рассчитал скорость передвижения.
- Кого ты там звал? – приблизившись к дереву, спросил Воронин. – Повтори!
Свою вежливую просьбу Воронин сопроводил намерением свернуть голову белой пернатой твари, уцепившейся клювом за его и без того потрёпанную штанину.
- Анюта! – прокричал ЮРКА. – Птичку жалко.
- Поручик! – прокричал Воронин и всё встало на свои места. – Они где-то рядом, - заговорщицки сообщил он присутствующим.
- Анюта! – срывающимся в истерике голосом крикнул ЮРКА. – Анюта!
- Я тута, – спокойно сказала внезапно появившаяся из кустов Анюта боевой наружности, поправляя причёску, из которой торчали клочья соломы.
- Анюта! – позвал из ящика Зая. – Девочка моя, освободи меня.
Анюта пошла на зов. Не останавливаясь, сняла одной рукой с дерева ЮРКУ, другой рукой ощипала гуся и, наконец, приблизившись к Зае, заявила. – Вы что, пьёте тут с бабами? Меня не проведёшь.
- Анюта! – заплакал Зая.
- Я тута! – в который раз сообщила о своём присутствии ППЖ уважаемого ЮРКИ и запалила хворост.
От горящего хвороста занялась коробка с «Атлантом». Зая занервничал, извиваясь ужом, умолял штрафников освободить его от пропитанной никотином парусины.
- Нет, Зая, это опасно, - пятилась штрафрота. - Жертвовать собой не хотим. Потерпи, немного осталось, ты всё равно наполовину отпетый.
Не выдержав мучений, цыганий плеснул на Заю шнапсом. У Анюты тут же засверкали глаза – она любила смотреть на огонь, на пламя костра, на свечи, на любое возгорание. Пламя завораживало её, увлекало, такое робкое в самом начале пожара, такое растущее потом, захватывающее территории, переползающее с объекта на объект. Анюта была известной пироманкой, от неё постоянно прятали спички.