Вечером батальон остановился. Организовав охранение, дали отдохнуть личному составу. Ночью личный состав роты отдыхал – это был, возможно, единственный отдых за все время нашего длительного отхода из Малина. В предрассветную пору густой туман заполнил лесную чащу. Гимнастерки стали влажными. От обжигавшей тело прохлады воины начали просыпаться. Что бы хоть немного продлить сон, бойцы стали плотнее прижиматься друг к другу. Проснулся и я. Продрав глаза, увидел стоящую поодаль фигуру комбата. "Комбат не спит. О чем он сейчас думает? Что его волнует?" – подумал я.
Капитан потягивал самокрутку. И вот он сделал последнюю глубокую затяжку. Бросил окурок, растоптав его, резко повернулся в мою сторону и произнес:
– Лейтенант, ко мне!
Попробовал резко вскочить, но не смог. Фурункулы на левой ноге за ночь присохли к кальсонам, и отрываясь причиняли мне резкую боль. Да и мои хромовые сапоги, долгое время не видевшие никакой смазки, ссохлись, потрескались, а на правом – отвалилась подошва. Все это снизило мою прыткость, как смог подошел и доложил о своем прибытии.
Комбат посмотрел на меня с сожалением, но ни чего на этот счет не сказал. Да и что он мог сказать?..
– Вот что, лейтенант, пусть твой старшина кормит бойцов, а сам слушай задачу. – он указал по карте район обороны: – Под покровом тумана по этой просеке рота должна выйти на западную опушку этого леса. Скрытно занять там оборону с целью: не допустить проникновения противника в лес со стороны запада. – еще раз уточнил по карте, посмотрел на часы и сказал: – На все у вас один час, когда займете оборону, пришлете связного. Задачу понял? С Богом!
Я отошел, а сам подумал: "А где противник? Сколько его? Видимо ему самому ничего не известно… Хорошо, ну а где соседи? Где остальные подразделения батальона? Я их с вечера не видел и не слышал"…
Откуда-то прибыл завтрак. Воины, почуяв запах съестного, зашевелились. Мгновенно опустошили термосы. Писарь роты принес мне полкотелка гречневой каши с тушенкой и флягу с чаем. Рота уже заканчивала завтрак и у бойцов была своя забота, где найти закурить? Табачок давно у всех закончился.
Время шло к восходу солнца. Густой туман тонким слоем стелился по земле. Прохлада заползала под рубаху и "мурашками" расползалась по телу. Воины, закончив завтрак, крепили котелки к поясу, в фляги заполняли чаем. Сборы были недолгими. Выслав вперед дозор, рота двинулась вперед. Выйдя к опушке, мы остановились. Косые лучи восходящего солнца светлыми полосками стали озарять чистое небо.
– Командиры взводов: ЗА МНОЙ.
Роте – перекур, не выходя из леса. Наблюдатели – ВПЕРЕД! Занять места на скате, обо всем замеченном докладывать мне немедленно.
За опушкой леса находился крутой песчаный спуск, засаженный молодыми соснами, а далее, от подошвы спуска простиралась обширная лощина с отдельными сосновыми деревьями. Я определил тактический гребень – перелом песчаного ската, и немного ниже указал командирам взводов позиции.
Прикрываясь дымкой тумана, бойцы выдвинулись на указанный рубеж и приступили к оборудованию окопов, сначала – лежа, затем – с колена. До окопов "полного профиля" дело не дошло. Копать было сложно – грунт сыпучий и стенки окопов, то и дело, осыпались.
Вот уже и солнышко своим верхним краем показалось над лесом, длинная тень которого почти достигала наших позиций. Небо было чистым, и утро предвещало прекрасный ясный день. Туман начал рассеиваться, постепенно спускаясь в лощину.
Обстановка на нашем участке складывалась тихая, спокойная и никаких серьезных событий не предвещалось. Из предыдущего опыта воины уяснили, что тишина на фронте является предвестником больших событий. Бойцы были молчаливы и сосредоточенны. Предусмотрительно дозарядили и поставили на предохранитель оружие. Надев на гранаты оборонительные чехлы, подготовились к ведению оборонительного боя. Оружие и гранаты положили вправо от себя на вытянутую руку, а сами делали все, чтобы укрепить окопы и окопаться как можно глубже. Сохраняя маскировку, я с командирами взводов, перемещался от одного воина к другому, уточняя задачу каждому.
Вскоре, из лощины послышалась немецкая речь. Через некоторое время появилась, бодро шагающую цепь немецких солдат… Красноармейцы на некоторое время замерли, потом, потихоньку стали перешептываться между собой. По цепи пошла команда: "Оружие привести к бою. Без команды не стрелять. Гранаты приготовить – к бою! После броска гранат – атаковать резким броском с криком "Ура" До меня, по цепи, вернулось: "Команда – "Атаковать", принята!".
С приближением немецкой цепи нервное напряжение достигло предела: челюсти сжимались до скрежета зубов, волосы на голове поднимались дыбом, мурашки пробежались по спине дрожью, затем пробило потом – тело сжалось пружиной.
Немецкая цепь подходила все ближе и ближе. Немцы шли, беспечно подшучивая друг над другом. Нам было хорошо видно, как они, сходясь, подталкивали друг друга в бок, смеялись, потом опять расходились. По их поведению мы понимали, что они не ожидают опасности. На подъеме по склону их движение замедлилось. Некоторые из них преодолевали подъем с большим трудом. Расстояние до цепи сокращалось: 100, 70, 50 метров.
Раздалась команда: "Гранатами – ОГОНЬ!". Одновременно полетели десятки гранат, раздались взрывы. Осколки со свистом поражали цель. Немцы опешили, остановились, не зная, что делать? Грянуло Русское "УРА!", и вся рота ринулись на них. То ли от неожиданности и страха, то ли от вонзившихся в них осколков – у многих немцев подкашивались ноги. Они пытались убегать, но ноги были непослушны.
Воины ровной цепью настигли развалившийся боевой порядок немцев. С криком "Ура!" и отборным матом в ход пошли штыки. Сержант Дорожко бежал немного впереди, и мастерски орудуя штыком – раскидывал убегающих немцев. Почти у самого подножья холма, уже не имея сил догнать немецкого верзилу, он резко бросил винтовку вперед. Штык, как копье, вонзился в спину. Немец взмахнул руками, автомат выпал из рук, падая на спину напоролся на штык так, что его конец вышел из груди. Еще живой, он завалился на бок. Сержант подошел к немцу, взявшись за приклад винтовки, развернул его вниз лицом. Наступив на спину ногой, вытащил штык. Повторным ударом, довершив его, крикнул бойцам:
– И щоб мене, без подранков! – снял пилотку, вытер сначала лоб, а потом затылок: – Седьмой! Вот это да! Надолго запомнится этот денек!
Большинство немцев удалось уничтожить штыками. Некоторым удалось уклониться от боя. Они бежали вверх по склону песчаного холма. Убегая, пытаясь отстреливаться назад через плечо или из-под руки, но от этого неприцельного огня мы потерь не имели. Бойцы, встав на колено, с небольшого расстояния метко стреляли по убегавшим фрицам. Все место боя и склон были усеяны немецкими трупами.
В это время, где-то за рощей, залаяли минометы. Крикнул:
– Рота! ЛОЖИСЬ!
К нашему счастью мины разорвались с недолетом впереди нас, а часть мин легла левее нашего боевого порядка. В голове промелькнуло: "Надо роту срочно выводить из-под обстрела":
– Рота, отойти на свои позиции. Бегом – МАРШ! – и только мы ринулись назад, как на месте боя стали рваться мины. – Опоздали немцы с поправочкой. – усмехнулся я.
Под сосной я заметил лежащего немецкого офицера, с пробитой осколком окровавленной головой. У него была аккуратно подстриженная бородка, а на груди много наград. Я подумал: "Всю Европу покорил, а здесь, в Бородянском лесу, нашел свою смерть и смерть своей роте" и вслух добавил: «За пистолет, тебе отдельное спасибо!».
Не успели мы вернуться в свои окопы, как навстречу прибежал связной, и еле переведя дух, сообщил:
– Товарищ лейтенант, срочно отойти с ротой на наблюдательный пункт батальона.
Мы, так и не успели точно подсчитать: сколько воины роты уничтожили немецких солдат в рукопашном бою. Я думаю, горадо более тридцати. У нас же, только два бойца получили мелкие ранения от осколков собственных же гранат.
Войдя в лес, мы привели себя в порядок. Потерь нет. Легкораненым оказали посильную помощь. Я был рад, что удалось своевременно вывести личный состав из под минометного обстрела. Напряжение у всех сменилось на чувство радости и ликования:
– Вот, мы дали немчуре просраться!
Каждому хотелось высказаться, как он опробовал в бою прочность Русского штыка:
– Не выдержали нашего напора: драпу дали...
– А как ловко действовал наш сержант! Как лихо он расправлялся с убегающими фрицами!
– Недаром он нас до войны тренировал? Гонял до седьмого пота. Ведь пригодилось же!
Все были в восторге от его техники штыкового боя:
– Ничего не скажешь? Молодец! Да, он расправлялся с ними легко, как повар с картошкой.
– В бой мы вошли по всем правилам: молниеносно и ровно, развалив их строй гранатами… Вот, где залог успеха! Нет боевого порядка – нет и обороны. Добивай сколько угодно… – скромно ответил сержант.
Однако, нам не пришлось долго радоваться. На том месте, где располагался батальон, никого не оказалось. Остановились, я принялся решать – в каком направлении нам двигаться дальше, и решил отойти за ближайшие кусты, чтобы оправиться..."Боже! Что это? Откуда они здесь взялись? Всего в тридцати метрах лежал немецкий расчет с пулеметом "MG-34"!... Я быстро дал "задний ход", но успел заметить, что и дальше за деревьями виднелись головы немецких солдат.
– Гвоздев! – обратился к связному, – Граната есть! Давай быстрее!
Сняв предохранитель, я метнул ее в сторону пулеметного расчета… Взрыв. В ответ, по нашему расположению полетели мины малого калибра, осколками ранило несколько человек, в том числе и меня. Один осколок попал в левую скулу, благо плашмя, второй впился в левую кисть, а третий, более крупный, располосовал штанину от левого кармана до ширинки. Время терять нельзя и я дал команду:
– Рота, встать! За мной бегом – МАРШ!
В это время за поворотом на просеке раздался сильный взрыв. Выскочив на просеку, мы увидели наш бронеавтомобиль, подорвавшийся на мине, установленной при отходе нашими же саперами. Два окровавленных красноармейца бежали впереди нас. Правое переднее колесо отлетело, корпус разворочен, остальные члены экипажа погибли.
На бегу выдавил осколки. Благо, засели они неглубоко. Отбежав на безопасное расстояние, остановились передохнуть. Я вытащил из пилотки "английскую булавку" и пристегнул отвалившийся кусок штанины.
К концу дня мы нашли свой батальон, свои походные кухни и своих санинструкторов, которые тут же принялись оказывать помощь раненым бойцам. Комбат встретил меня, посмотрев на мое окровавленное лицо, спросил:
– Живой?
– Как видите, живой!
– А людей много потерял?
– Потерь убитыми нет! Раненые есть! Сколько? Честно, не знаю! Многие не жалуются на раны, никто не хочет покидать роту.
– Ладно! Кормите людей и пополняйте боеприпасы. Личному составу дайте отдых, да и сами постарайтесь отдохнуть.
Прежде чем отдыхать, я отдал все распоряжения, а сам снял брюки и принялся ремонтировать штанину. Подошел фельдшер, обработал мне ранки, чем-то смазал мои фурункулы, и только после этого я улегся и предался сну. Так закончился день – 20 июля.
Утро следующего дня. Солнце своими яркими лучами озарило небосклон. Мы вошли в густой сосновый лес. Батальон остановился на какой-то широкой просеке, идущей с севера на юг. Комбат решил двумя ротами занять оборону, указав каждому район. Мы, командиры рот, указав место окопа каждому бойцу, показали сектора обстрела и направления дополнительного огня. На стыке флангов наших подразделений мы встретились и познакомились – два молодых ротных командира. Оба – Николая. Я выпускник Житомирского, он Владикавказского пехотного училища. Выпускались одновременно. Я уроженец Краснодарского края, он города Пятигорск. У него в Пятигорске мама-одиночка, работает учителем в средней школе.
Воины заканчивали рыть ячейки для стрельбы лежа, а некоторые уже приступали к маскировке своих окопов. И тут, прибегает, взмыленный связной от комбата и на ходу кричит:
– Товарищи лейтенанты, вас с ротами срочно вызывает к себе комбат... там где-то немцы...
– Рота, ПОДЪЕМ! Взять все и за мной в колонну по одному бегом – МАРШ! Замполит Середа, осмотреть окопы, чтобы ничего не забыли.
Тоже, проделала и пятая рота. Нас встретил комбат, и без всяких объяснений подал команду:
– Пятая развернуться – вправо, шестая – влево. По направлению движения – к БОЮ! ВПЕРЕД!
Одно мгновение и воины обеих рот, не зная, что их ждет впереди, ускоренным шагом шли лавиной на широком фронте. Вышли из кустарников. Что это..?
Перед нами, в нескольких десятках метров, по лесной дороге беззаботно двигалась колонна немецких повозок, в хвосте которой четыре битюга тащили старую немецкую пушку на тяжелом чугунном ходу. Увидев перед собой немцев, цепь, без всякой команды, с криками "Ура!" ринулась в атаку. Немцы от неожиданности растерялись. Некоторые из них, став на колено, пытались отстреливаться. Другие соскакивали с повозок и давали драпу, стараясь скрыться в кустарниках с противоположной стороны дороги. Убежать удалось не всем. Те, кто пытался обороняться, сразу стал жертвой шквального огня наших бойцов. Да и в противоположном кустарнике, мало кому удалось спастись.
Мы с Николаем увидели одного немца с ранцем за спиной и автоматом в руке, бросившегося по просеке наутек. Решили его взять живьем. Казалось, вот-вот мы его настигаем. Он бросает автомат в сторону. На бегу с него слетает один сапог вперед, а другой назад. Из под руки, он бросил нам под ноги шипящую гранату. Меня, как ветром, снесло за ствол сосны. Коля среагировать не успел – свалился на землю. После взрыва, я снова погнался за ним. На бегу, он скинул сначала ранец, затем мундир. Босой, в нательной рубахе, немец дал стрекача... Видя, что он стал удаляться, я выхватил парабеллум. Несколько раз выстрелил, но пули ложились, не достигая цели.
Я развернулся и побежал назад к упавшему другу. Он лежал мертвый, лицом в землю. Перевернул на спину и стал осматривать, но не находил ни каких следов ранения. Нигде не было ни капли крови. Наконец, я заметил черное пятнышко на левом виске, величиною с горошину, и этого было достаточно, чтобы его сердце остановилось. "Эх, Коля, и зачем нам был нужен этот немец? Жаль! И немца не поймали, и друга потерял". Мои глаза заполнились слезами и, понурив голову, я пошел докладывать комбату:
– Потерял боевого друга, а мама своего единственного сына – кормильца и защитника Родины.
Возвращаясь к роте, я заметил лежавшего на опушке леса тяжелораненого немолодого немца. Мне было не до него.
Подойдя к комбату, я доложил ему все, что случилось. Его лицо помрачнело, но он не стал меня журить и только своим хрипловатым голосом сказал:
– Веди!.. Веди меня к нему. – Мы шли молча.
И вот он, дорогой мой друг Коля, лежит лицом вверх, навечно с закрытыми глазами, не ощущая на своем лице солнечных зайчиков от мирно качающихся сосновых веток. Мы сняли головные уборы. Комбат произнес традиционные слова:
– Вечная слава тебе, герой. Ты отдал свою жизнь, защищая свою родную страну! Пусть земля тебе будет пухом. Старшину пятой роты ко мне! Похоронить своего командира достойно.
Обращаясь ко мне, он сказал:
– Какого…, вы молодежь, под пули лезете? Навоюетесь еще, горячие ваши головы.., что мне с вами делать?
Я сказал, что здесь, совсем рядом лежит тяжелораненый немец.
– Где? А ну, пойдем к нему?!
Мы подошли, немец был мертв. Пульс еще продолжал биться, но глаза уже безжизненно закатились. Возле его правой руки лежал полураскрытый бумажник, из которого вывалилось несколько небольших фотографий. На одной из них был он в кругу своей семьи на фоне добротного дома с забором. Рядом с ним жена, отец, мать и два ребенка: девочка и мальчик.
Итак, в один день, в один час, в одном и том же бою погибли: один – защищая свою Родину, свой дом и другой – который пришел завоевать «жизненное пространство». Ни того, ни другого уже нет на белом свете. Их родители, возможно, никогда не узнают, где похоронены их сыновья. Над их могилами шумит высокий Бородянский лес.
Прогремели выстрелы над могилой друга. Закончив с похоронами Николая, мы пошли осмотреть повозки. В них были сложенные минометы без мин, несколько знамен немецких войсковых частей и личные вещи обслуги. Командир батальона распорядился отправить подводы на командный пункт полка.
Батальон был готов к выполнению очередной задачи. Мы продолжили марш, а я шел, и все время меня не покидала мысль: "И нужен нам был этот немец? Пленного не поймали, друга потерял. Прав комбат…"
Продолжение:
http://www.proza.ru/2018/08/08/1089